Глава III: философия в произведениях акунина
Философскую подоплеку акунинских творений следует искать в трудах Григория Чхартишвили. Если судить по его “нехудожественным” произведениям, прежде всего по книге “Писатель и самоубийство”, становится ясно, что это не может быть западная философия. Из всех европейских философов автор искренне сочувствует разве что программным положениям английских эмпириков и, пожалуй, немного симпатизирует философам жизни. Как гуманитарий, автор “Писателя и самоубийства” далёк от естественной новоевропейской науки с её экспериментальным характером. Косвенным подтверждением тому может служить ироничное отношение к всевозможным физикам, материалистам и естествоиспытателям в произведениях Акунина (профессор Бланк, Адам Вельзер, в особенности же сумасшедшая физика “Пелагеи и чёрного монаха”).
Совсем иначе обстоят дела, когда в поле зрения создателя “Писателя и самоубийства” попадает русская и особенно восточная философия. Здесь автор чувствует себя как дома. Русская философия именно как философия появилась ближе к концу XIX века, а до этого пребывала в симбиозе с беллетристикой и публицистикой, в изучении которых протоавтор преуспел.
“Восток” всегда присутствует в любом труде Г.Ш.Чхартишвили. если, например, обратиться к одной из его давних статей, можно обнаружить, что автор пытается подчеркнуть принципиальную сегодняшнюю нерасторжимость Востока и Запада. Они, утверждает автор, сошли с места и движутся навстречу друг другу. “Новая “восточно-западная” литература обладает явными признаками андрогинности: при одной голове у неё два лица ( одно обращено к восходу, второе к закату ), два сердца, двойное зрение и максимально устойчивый опорно-двигательный аппарат”.
Андрогинность, двойственность – вот главное свойство, которое ценит Чхартишвили-Акунин в литературе. Западный романтизм подвергается в его творчестве строгой проверке философии Востока. И наоборот, философия Востока вынуждена начать считаться с западной тщательностью и занудливой продуманностью. Эту “восточно-западность” Чхартишвили провозглашает определённой вехой литературного процесса: “Андрогинны конца XX века – первые лазутчики племени, которое, очевидно, будет задавать тон в культуре грядущего столетия. Нет, не лазутчики, а скорее первые ласточки, ибо они имеют свои гнездовья…”
Исключительную роль занимает в художественном пространстве “фандоринского” цикла Япония. Японская культура присутствует в историческом горизонте почти всех романов и оказывает огромное влияние на главного героя, который, по его собственному признанию, совершенно “объяпонился”. В “играх” автора в историю ни одна другая страна ( за исключением России, разумеется ) не волнует автора в той же степени, в какой Страна восходящего солнца. Это и понятно: её культуру хорошо изучил профессиональный учёный Чхартишвили, а его детище Акунин, если судить по фамилии,- прямо японского происхождения.
Вспоминая о философском наследии Востока и пытаясь понять, что же из него мог позаимствовать Чхартишвили, нельзя игнорировать его мировоззрения. Он сознаётся, что является “агностиком”, то есть не то чтобы атеистом, но принципиально избегающим вопросов религии и веры человеком. Исходя из этого среди философских течений, Востока стоит акцентировать внимание в первую очередь на тех, которые относительно свободны от религиозной практики и относительно мирские по своей природе. Таких направлений в философии Востока два. И что характерно, оба они не японского, а китайского происхождения.
Однако Китай в романах о Фандорине тоже присутствует. Например, в трудные жизненные моменты Фандорин цитирует “Беседы и суждения” Конфуция, причём в оригинальном акунинском переводе. Несмотря на то что, Фандорин владеет приёмами “крадущихся”, а его слуга – бывший якудза, подлинная философия Фандорина – китайская, конфуцианская.
Вступая в диалог с критиками, Акунин слишком много списывает на игру и несерьёзность жанра. Многие критики принимают подобные высказывания всерьёз и прямо говорят, что самое стояще в акунинских произведениях – игра с литературными контекстами, но нет в них авторского послания. Дескать, персонажи постоянно обсуждают между собой важнейшие социальные, политические и мировоззренческие проблемы, а авторской позиции не видно и не слышно.
Но авторская позиция присутствует. Только скрыта она в толще высказываний персонажей, и нужно очень пристально наблюдать за их поведением, чтобы понять, в чём эта позиция состоит.
Прежде всего, необходимо обратить внимание на то, как начинается большинство романов. Уже к “Турецкому гамбиту” вырисовывается определённая схема. Как правило, в начале обязательно приводится какой-нибудь документ, чаще всего газетная статья “той эпохи”, погружающая читателя непосредственно в историю. Следуя давней моде, автор обильно оснащает текст вымышленными газетными статьями, рапортами и письмами. С одной стороны, это подкрепляет иллюзию подлинности; с другой – официозный, подчиняющийся определённым нормам текст имитировать ещё легче. К тому же литературная мода постмодернизма вполне одобрительно относится к тексту, состоящему из цитат.
Затем автор кратко описывает личную историю того персонажа, чьими глазами предлагает читателю смотреть на мир.
Акунин чрезвычайно любит начинать с описания всевозможных путей и дорог. Особенно жалует он поезда. (романы “Турецкий гамбит”, “Смерть Ахиллеса”, “Статский советник”, “Коронация” начинаются с описания железнодорожных картинок). Поезд – зловещий и одновременно ироничный вид транспорта в русской литературе. В некотором смысле он может выступать символом смерти. Смерть от поезда в “Анне Карениной”, бунинские путевые заметки, “поездные” сцены у Достоевского, Чехова , Горького, жуткая дорога у Некрасова. Но поездами Акунин не ограничивается. Его чрезвычайно интересует всё, что связано с дорогами, путями и прилегающей к ним действительности. Всяческие бесчинства, преступления и мистика в русской литературе совершаются именно по дороге и с ней связаны: пушкинские “Повести Белкина” и “Капитанская дочка”, гоголевская мистика.
Большая часть акунинских романов начинается с остановки в пути. В “Турецком гамбите” Варя не может продолжать путь из-за вероломства проводника, в “Статском советнике” поезд останавливается из-за снежных заносов. Перевалочный пункт, станция, вокзал – важные для автора реалии. В “Левиафане” также всё начинается с плановой остановки корабля: “В Порт-Саиде на борт “Левиафана” поднялся новый пассажир, занявший номер восемнадцатый, последнюю вакантную каюту первого класса, и у Гюстава Гоша сразу улучшилось настроение”. В “Особых поручениях” факт езды отсутствует, зато описывается путь письмоводителя Тюльпанова на службу и тоже присутствует остановка у церкви, где он видит “счастливую голубку” на кресте: “Пробегая мимо церкви Всех Скорбящих, привычно перекрестился на подсвеченную лампадой икону Божьей Матери. Любил Анисий эту икону с детства: не в тепле и сухости висит, а прямо на стене, на семи ветрах, только от дождей и снегов козырёчком прикрыта, а сверху крест деревянный. Огонёк малый, неугасимый, в стеклянном колпаке горящий издалека видать. Хорошо это, особенно когда из тьмы, холода и ветряного завывания смотришь”.
В “Азазеле” вроде бы никто никуда не едет и не идёт. Здесь, зато всё начинается с суицида – ещё одной важной для автора темы. Ахтырцев и Кокорин не просто хотят свести счёты с жизнью, но предварительно устраивают себе “моцион с аттракционом”. Роковая остановка в Александровском саду и становится началом серии романов.
Практически все акунинские преступники имеют статус приезжего. Известную детективную заповедь – “ищи, кому выгодно” – следует дополнить применительно к Акунину ещё одной – “ищи приезжего”.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Шум, произведенный появлением Акунина, сегодня немного поутих. Реализуется неизбежный и предсказуемый алгоритм моды. Форма найдена, обработана, привлекает интерес и демонстрирует жизнестойкость. Так было со многими писателями. Из новшества Акунин превратился в естественный элемент окружающей среды, стал обыденным.
И всё же проект “Борис Акунин” можно назвать успешным, по крайней мере, по законам, самим автором для себя поставленным. Литературное имя сделано. “Фандоринская серия” имеет своего читателя, который с интересом ждёт появления каждого нового романа – даже несмотря на то, что “Азазель”, “Статский советник” или “Левиафан” не идут ни в какое сравнение с “Любовником смерти” или особенно широко разрекламированным “Внеклассным чтением”. Причина – в виртуозном владении “технологией” создания “литературного проекта”. Он конструируется рассудочно. Но основным материалом для рассудочного конструирования остаётся литературная классика, корни которой – в сердце читателя.
Удовольствие от чтения детективов Б.Акунина нередко связывают с эффектом “знакомости” – а значит, “уютности”, “домашности” такого чтения. Кроме того, в романах Акунина есть нечто умиротворяющее, существующее поверх и вне всех тех больших и малых злоключений, о которых они рассказывают. Может быть, сама атмосфера английского романа XIX века, в котором сквозной мотив тайны отнюдь не противоречил финальному разрешению самых страшных коллизий и мирному упорядочению жизни героев. В этом, возможно, и заключается одно из объяснений популярности Акунина.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Акунин Б. “ Россия – страна, выдуманная литераторами ”/ Б.Акунин // ОГОНЁК.- 2005. - №8. – с. 25-27
Акунин Б. Я отношусь к типу “носорог” / Б.Акунин// Новое время.- 2005.- №8.- с.42-44 интервью
Алгоритм преступления ( Б.Акунин ) // Тух Б. Первая десятка современной русской литературы: [сб. очерков]. - М.: Оникс 21 век, 2002.-с.5-39
Буйда Ю. Акунина с Фандориным с базара понесли/ Ю.Буйда// Новое время.-2000.-№52.-с.44-45
Буйда Ю.Пришествие Фандорина // Деловой вторник,2001,№13.с.4.
Волков С. Игра в классику, или не бойтесь Фандорина! Книги Б.Акунина.-Литература.-2001.-№36,с.1
Елисеев Н. Книжная полка / Н.Елисеев// Новый мир.-2002.-№8.-с.194-195
Лурье Л. Борис Акунин, как учитель истории / Л.Лурье// Искусство кино.-2000.-№8.-с.53-55
Потанина Н. Диккенсовский код “фандоринского проекта” / Н.Потанина// Вопросы литературы.-2004.-№1.-с.41-48
Шубинский В. Б.Акунин порадует нас кладбищенской темой: [о творчестве писателя]/ В.Шубинский//Вечерний Петербург.-2002.-3 апр.-с.3
Циплаков Г. “Зло, возникающее в дороге, и Дао Эраста Фандорина”// Новый мир.-2001.-№11.-с.159-181
Чхартишвили Г.Ш. Но нет Востока, и Запада нет.-“Иностранная литература”, 1996,№9,с.254-264.
Эрлихман В.Муляж на фоне миража Акунина // Родина.-2001.-№10.-с.18-20
Акунин Б. Я отношусь к типу “носорог”.-Новое время.-2005.-№8.-с.42
Акунин Б. Любовник Смерти М., 2001. с.4
Буйда Ю. Пришествие Фандорина // Деловой вторник.2001. №13. с.4.
Чхартишвили Г.Ш. Но нет Востока, и Запада нет. (О новом андрогине в мировой революции).- “Иностранная литература”, 1996, №