Начало статьи о в. Гюго начало статьи о в. Гюго

Всем известно, что французы народ самый антипоэтический. Лучшие писатели их, славнейшие представители сего остроумного и положительного народа, Montaigne, Voltaire, MontesquieuТ<см. перевод>, Лагарп и сам Руссо, доказали, сколь чувство изящного было для них чуждо и непонятно.

Если обратим внимание на критические результаты, обращающиеся в народе и принятые за литературные аксиомы, то мы изумимся их ничтожности или несправедливости. Корнель и Вольтер, как трагики, почитаются у них равными Расину; Ж.-Б. Руссо доныне сохранил прозвище великого. Первым их лирическим поэтом почитается теперь несносный Беранже, слагатель натянутых и манерных песенок, не имеющих ничего страстного, вдохновенного, а в веселости и остроумии далеко отставших от прелестных шалостей Коле. Не знаю, признались ли наконец они в тощем и вялом однообразии своего Ламартина, но тому лет 10 они без церемонии ставили его наравне с Байроном и Шекспиром. «Cinq Mars» <см. перевод>, посредственный роман графа де Виньи, равняют с великими созданиями Вальтера Скотта. Разумеется, что их гонения столь же несправедливы, как и любовь. Между молодыми талантами нынешнего времени Сент-Бёв менее всех известен, а между тем он чуть ли не самый замечательный.

Стихотворения его, конечно, очень оригинальны и, что важнее, исполнены искреннего вдохновения. В «Литературной газете» упомянули о них с похвалою, которая показалась преувеличена. Ныне V. Hugo, поэт и человек с истинным дарованием, взялся оправдать мнения петербургского журнала: он издал под заглавием «Les Feuilles d’automne» <см. перевод> том стихотворений, очевидно писанных в подражание книге Сент-Бёва «Les Consolations» <см. перевод>.

Переводы иноязычных текстов

1. Монтень, Вольтер, Монтескье. (Франц.)

2. «Сен-Мар». (Франц.)

3. «Осенние листья». (Франц.)

4. Утешения. (Франц.)

Примечания

1. Начало статьи о в. Гюго

Написано в 1832 г., опубликовано в 1855 г.

2. Прелестные шалости Коле. Шарль Коле (1709— 1783) — автор легких сатирических песенок и комедий, один из основателей литературного общества «Погребок».

3. «В „Литературной газете“ упомянули о них с похвалою...» Речь идет о статье самого Пушкина «Vie, poésies et pensées de Joseph Delorme».

Из ранних редакций

После слов «чуждо и непонятно» в рукописи зачеркнуто:

Монтень, путешествовавший по Италии, не упоминает ни о Микеле-Анджело, ни о Рафаеле. Montesquieu смеется над Гомером, Вольтер, кроме как Расина и Горация, кажется, не понял ни одного поэта; Лагарп ставиД Шекспира на одной доске с Лопе де Вега и Кальдероном.

Примечания к ранним редакциям

1. «Монтень, путешествовавший по Италии...» Пушкин говорит о путевых записках Монтеня: «Путешествие Монтеня в Германию и Италию в 1580 и 1581 годах».

2. «Лагарп ставит Шекспира...» В своем «Лицее».

О "Разговоре у княгини Халдиной" Фонвизина

О «РАЗГОВОРЕ У КНЯГИНИ ХАЛДИНОЙ» ФОНВИЗИНА

Недавно в одном из наших журналов изъявили сомнение: точно ли «Разговор у княгини Халдиной», напечатанный в 3-м № «Литературной газеты», есть сочинение Фонвизина. Во-первых: родной племянник покойного автора ручается в достоверности оного; во-вторых, не так легко, как думают, подделаться под руку творца «Недоросля» и «Бригадира»: кто хотя немного изучал дух и слог Фонвизина, тот узнает тотчас их несомненные признаки и в «Разговоре». Статья сия замечательна не только как литературная редкость, но и как любопытное изображение нравов и мнений, господствовавших у нас лет сорок тому назад. Княгиня Халдина говорит Сорванцову ты, он ей также. Она бранит служанку, зачем не пустила она гостя в уборную.—«Разве ты не знаешь, что я при мужчинах люблю одеваться?» — «Да ведь стыдно, В. С.»,— отвечает служанка. «Глупа, радость»,— возражает княгиня. Всё это, вероятно, было списано с натуры. Мы и тут узнаем подражание нравам парижским. Изображение Сорванцова достойно кисти, нарисовавшей семью Простаковых. Он записался в службу, чтоб ездить цугом. Он проводит ночи за картами и спит в присутственном месте, во время чтения запутанного дела. Он чувствует нелепость деловой бумаги, и соглашается с мнением прочих из лености и беспечности. Он продает крестьян в рекруты, и умно рассуждает о просвещении. Он взяток не берет из тщеславия, и хладнокровно извиняет бедных взяткобрателей. Словом, он истинно русский барич прошлого века, каковым образовали его природа и полупросвещение. Здравомысл напоминает Правдина и Стародума, хотя в нем и менее педантства. Прочитав «Разговор у княгини Халдиной», пожалеешь невольно, что не Фонвизину досталось изображать новейшие наши нравы.