9. Принципы средневекового философского мышления и исторические этапы развития средневековой философии. Соотношение разума и веры в период патристики (а. Блаженный).

Средневековая философия – следующий за античностью исторический тип классической философии. В европейской истории средневековье длилось тысячу лет, с V по XV века. Утверждение нового типа философского мышления связано с распространением христианского мировоззрения в первые века нашей эры по всему Средиземноморью. Закрытие в 529 г. по приказу императора Юстиниана последних философских школ в Афинах означало окончательное утверждение христианской Церкви в качестве полновластной монополии на духовную жизнь средневековой Европы. На смену рабовладению пришел феодализм, политический централизм эллинистически-римского государства сменился феодальной раздробленностью и сословным обществом, античный языческий политеизм (многобожие) уступил место монотеизму (единобожие). Доминантой духовной жизни становится христианская религия, вытесняющая на второй план философию. Античность, в недрах которой зародился новый, средневековый тип культуры и мышления, стала объектом критики.

Периодизация средневековой философии.Хотя средневековье как историческая эпоха охватывает период с V по XV вв., формирование средневековой философии началось уже во II в. н. э. Принято различать два основных периода в её развитии: период патристики (II–VIII в) и схоластики (VIII–XV вв.). Название первого периода связано с деятельностью выдающихся христианских мыслителей-богословов, «отцов церкви» (патер – от лат. отец); II–III века патристики получили название апологетики, так как в этот тяжёлый для христианской церкви период жестоких преследований и гонений христианским мыслителям приходилось защищать (апология – от лат. защита) свою веру от различных клеветнических обвинений, доказывать её лояльность к существующим властям и государству, апеллировать к единым для всех граждан Римской империи правовым нормам. В силу определённых исторических условий с самого начала обозначились восточная (греческая) и западная (латинская) ветви патристики. Наиболее видными апологетами первой ветви были Иустин Философ (казнён в 165 г.), Климент Александрийский и Ориген (казнён в 253 г). Самым знаменитым апологетом латинской патристики является Тертуллиан (155–220 г.). IV–V вв. – время высшего расцвета патристики. Ключевые фигуры греческой, восточной патристики – Афанасий Александрийский (295–373 гг.), Григорий Нисский (335–394 гг.), Василий Нисский (331–379 гг.), Григорий Назианзин (330–390 гг.), Иоанн Златоуст (350–407 гг.), Иоанн Дамаскин (673–777 гг.). Наиболее выдающиеся представители латинской патристики – Иероним (347–420 гг.), Амвросий (339–397 гг.) и особенно Августин Аврелий (354–430 гг.).

Патристика. Патристика – это период поиска и формулирования основных мировоззренческих, в том числе и философских положений средневековья. Отцам церкви выпала историческая миссия теоретического осмысления и разработки не только множества новых чисто богословских вопросов и проблем христианской религии. Они выработали новое мировоззрение, органично соединив в нём многие элементы из разных источников, в том числе и из античной философии.

ВЕРА И РАЗУМ. Особенно важной для судеб европейской, а значит, и мировой культуры было решение отцами церкви, можно сказать, вечной и по сей день не теряющей своей актуальности проблемы соотношения веры и разума (соответственно, религии и науки, которую в те далёкие времена представляла, конечно же, философия). При этом обозначились три варианта её решения.

Первый решительно отвергал и отбрасывал языческую «эллинскую мудрость» как несовместимую с непосредственной, живой верой, не требующей какой-либо рефлексии и анализа, так как её содержание – не столько знание, сколько чистая и преданная любовь к Богу и священному писанию. Принцип такого подхода выражен в приписываемой Тертуллиану формуле «верую, потому что абсурдно». Чем несовместимее с представлениями здравого смысла и человеческого разума могут казаться истины веры, тем вернее они должны приниматься в качестве именно таких истин. Принятие такой позиции христианской церковью (особенно после обретения ею в 313 г. свободы вероисповедания, а в дальнейшем и статуса государственной религии) перекрыло бы навсегда возможность какого-либо плодотворного союза религии и философии, а значит и культурной трансляции средневековьем величайших интеллектуальных достижений античности.

Вторая позиция, отдающая приоритет разуму, философии, выраженная формулой «понимаю, чтобы веровать», стала постепенно доминирующей в период схоластики (П. Абеляр). Так, к примеру, Иоанн Скотт Эриугена (IX в.) был убеждён, что «никто не восходит на небо иначе, чем через философию», поскольку «истинная философия ничто иное как религия, а подлинная религия – это правдивая философия». Эта позиция, исподволь вызревавшая в лоне западной средневековой, по своей сути религиозной культуре, обернулась в дальнейшем, уже в Новое время, «время модерна» агрессивным отторжением религиозного сознания как «архаичного, реакционного, антинаучного, несовместимого с прогрессом», «просвещенным сознанием» европейского человечества, основанным на «научной рациональности».

Третья позиция, выраженная формулой «верую, чтобы понимать», достаточно обоснованная и уже реализованная в ткани философско-богословской мысли представителями греческой, восточной патристики, принятая также и Августином, обеспечила прочный мост, надёжную связь античной философии со средневековой мыслью. Сам Августин развивает широкую аргументацию в обоснование совершенно справедливого тезиса, что основной массив знаний человек всегда получает через веру, доверяя авторитетным людям, «опираясь только на свидетельство других», так что «без этой веры не могло бы существовать и самое человеческое общество». Но если мы всегда всюду так доверяемся человеческому авторитету, то тем с большим основанием должны доверяться «истинному, прочному и высшему авторитету, авторитету божественному», Священному Писанию, «обладающему превосходнейшим авторитетом» относительно тех вещей, «незнание которых вредно, но и знания которых мы не в состоянии достигнуть сами», а также «великим и божественным мужам», познавшим истину и указавшим путь к ней в своих творениях. Ведь «вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует никакого труда». Такой путь к истине – самый достойный и надежный для «громаднейшего большинства», «для чьих душ, более тупоумных или более занятых житейскими делами, другого средства к спасению» не существует. Но поскольку «душа питается не иным чем, как разумением вещей и знанием, … умозрениями и размышлениями», а «разум есть взор души, которым она сама собою, без посредства тела, созерцает истинное», то мы можем так же «дойти до истины путём разума». И здесь открывается широкий простор для философии, которую великий интеллектуал своего времени Августин вслед за не менее великими творцами средневековой культуры - восточными отцами церкви, оценивает очень высоко, особенно диалектику, способную, по убеждению Августина, каждому человеку дать массу истинных знаний, но прежде всего развить и усовершенствовать способность понимания и размышления. А это – надежный путь укрепления веры. Ведь «чтобы хотеть искать Бога, человек должен быть разумным».