§ 2. Академия наук, гимназии и университеты

Важным событием в жизни России было учреждение в Петербурге Ака­в 1725 г. Ее задачей была не только забота о «размножении наук», но и подготовка ученых и образованных людей. При Академии предусматривалось иметь университет и гимназию.

Петр 1 в бытность свою во Франции был принят членом во Француз­скую академию и так увлекся этим учреждением, что решил создать такое же в Петербурге. Он сразу хотел поставить русскую Академию наук на твердую ученую ногу и пригласил множество заграничных ученых, опре­делив на содержание академии 25 тыс. руб.

Академия украсилась некоторыми блестящими именами тогдашней европейской науки: два Бернулли (механик и математик), астроном Де- лиль, физик Бильфингер, историк и филолог Байер («греческие и другие древности»). При Академии для удовлетворения насущных потребностей русского общества учреждены были два учебных заведения — гимназия и университет. Успешно окончившие гимназию должны были слушать лекции академиков, образуя университет с тремя факультетами. Курсы, которые здесь читались, охватывали науки: математику, физику, филосо- фию, историю и право. Сохранившиеся данные рисуют в самом печаль- ном виде преподавание в академическом университете. Ломоносов гово- рил, что в этом университете «ни образа, ни подобия университетского не Профессора обычно не читали лекций, студенты набирались, как рекруты, преимущественно из других учебных заведений и большей час- тью оказывались «гораздо не в хорошем состоянии принимать от профес- соров лекции». Студентов за грубость секли розгами. В 1736 г. несколько студентов обратились в Сенат с жалобой на то, что профессора не читают им лекций. Сенат предложил профессорам читать лекции; профессора по- читали немного, поэкзаменовали студентов и выдали им «добрые аттеста- ты чем дело и кончилось. Между тем к 1730 г. Академия успела наделать долгов в 30 тыс. руб.; императрица Анна оплатила их. К царствованию Елизаветы у Академии образовался новый, почти такой же долг; Елизавета оплатила и его. Живший в это время Миних Манштейн писал, что вся польза, полученная русским образованием от Академии за 20 лет ее существования (она открыта была тотчас после смерти Петра), состояла в следующем: издавались календари, академические ведомости на латинском и русском языках и навербовано было несколько немецких адъюнктов с руб. жалованья.

В своих научных исследованиях академики занимались высшей мате­матикой, изучением «строения тела человеческого и скотского» и «разыс­каниями» о языке и жилищах «древних незапамятных народов».

Одновременно с академическим университетом в С.-Петербурге были основаны две академические гимназии: одна для дворян, другая для разно­чинцев, последняя имела в виду подготовку художников, артистов, поэто­му кроме наук здесь учили пению, музыке и др. Академическая гимназия для дворян также долгое время не пользовалась популярностью, а с от­крытием Сухопутного шляхетского кадетского корпуса в гимназию дети дворян стали поступать очень редко.

В 1736 г. из Славяно-греко-латинской академии были набраны 12 человек, двоим из них — М.В. Ломоносову и Д.И. Виноградову — была предоставлена возможность обучаться в университете за границей, ос­тальных поместили в академическую гимназию. М.В. Ломоносов, вернув­шись из-за границы в Россию, взялся за воссоздание академического университета; в 1758 г. академические учебные заведения были переда­ны под его руководство и их развитие пошло успешнее. Однако после смерти М.В. Ломоносова университет фактически перестал существо­вать, в нем было всего два студента. Причина была очевидна: дворянство предпочитало скромной ученой деятельности блестящую военную и гражданскую карьеру.

В 1755 г. был учрежден Московский университет. При открытии уни- верситета в нем числилось 100 студентов; 30 лет спустя в нем было лишь 82 студента. В 1765 г. значился по спискам один студент на всем юриди- ческом факультете; несколько лет спустя уцелел один на медицинском. Во все царствование Екатерины ни один медик не получил ученого диплома, т.е. не экзамена. Лекции читались на французском или латин-

ском языках. Высшее дворянство неохотно шло в университет; один из современников говорит, что в нем не только нельзя было научиться чему-нибудь, но и можно утратить приобретенные дома добропорядочные ма­неры. Так не удалась в это время цель Петра I — привить дворянству «обучение гражданству и экономии».

Лишь к концу XVIII в. Московский университет начал становиться на

В академической гимназии при Московском универси-

тете обучались с 9 лет, курс обучения составлял 8 лет. Первым учебником для всех классов был «Мир в картинках» Коменского. вместе с

русским, латинским и «знатнейшими европейскими языками» изучались математика и география, физика (сокращенный курс), а желающие зани­мались музыкой и пением. В 80-х гг. для дворян при университете был открыт Благородный (платный) пансион, в гимназии остался бесплатный пансион для разночинцев; увеличивалось число приходящих учащихся.

Кроме Благородного, в Москве было открыто еще частных панси­онов с платой за обучение 150 руб. в год, учебные предметы в которых были те же, что и в академической гимназии. Воспитанники находились в пансионе постоянно. В 1785 г. в пансионах было 384 учащихся:

русских — 284 (остальные — иностранцы);

мужчин (из русских) — 228 (дворяне);

женщин (в женских пансионах) — 39 (дворянки); • купцов — 17.

В г. в Казани была открыта гимназия, готовившая к поступлению в Московский университет, который обеспечивал гимназистов и препода­вателями, и учебниками. А позже, в начале XX в., на ее базе был создан Казанский университет.

Для подготовки зодчих и строителей из россиян при Московском уни­верситете работала школа знаменитого архитектора Казакова; была от­крыта такая школа и другим крупнейшим архитектором Баженовым, ко­торый сам был выпускником Московского университета.

В 1779 г. при университете открыта первая учительская семинария, готовившая учителей для трех гимназий и пансионов.

Преобладающими предметами в университетских гимназиях были древние классические языки, французский и немецкий; вообще же число предметов было велико: философия, древняя словесность и др. Поэтому ученики не могли усвоить основательно сообщаемых им знаний, да и учи­теля часто не вызывали уважения. В своих воспоминаниях о годах своего учения один из питомцев тогдашнего университета Д.И. Фонвизин пишет:

«Накануне экзамена в нижнем .латинском классе делалось приготовле­ние, вот в чем оно состояло: учитель наш пришел в кафтане, на котором было пять пуговиц, а на камзоле четыре; удивленный этой странностью, спросил я учителя о причине. «Пуговицы мои вам кажутся смешными, — говорил он, — но они есть стражи вашей и моей чести: ибо на кафтане значат пять склонений, а на камзоле — четыре спряжения. Итак, извольте слушать все. Когда станут спрашивать о каком-нибудь имени, какого оно склонения, тогда примечайте, за какую пуговицу я возьмусь; если за вторую, то смело отвечайте — второго склонения. Со спряжениями поступайте, смотря на мои камзольные пуговицы, и никогда ошибки не сделаете».

Еще оригинальнее был экзамен по географии. Учеников по этому предмету было трое. «Товарищ мой спрошен был, куда течет Волга. «В Черное море», — отвечал он. Спросили о том же другого. «В Белое», — отвечал тот; сей же самый вопрос был задан мне. «Не знаю», — сказал я с таким видом простодушия, что экзаменаторы единогласно мне медаль присудили».

При чтении этого описания возникает естественный вопрос: какая не­обходимость была присуждать медаль, если ее никто не заслужил? Но торжественный акт в то время без раздачи медалей был невозможен. Тор­жественные речи, торжественные праздники, торжественные награды считались необходимостью, иначе не было бы нужного блеска.

Впрочем, такие недостатки в устройстве были характерны только для начала работы гимназий и университета. Тот же Фонвизин впоследст­вии свидетельствует, что к концу XVIII в. Московский университет уже не тот, как был при нем, а гимназия уже в состоянии была подготовить сту­дентов к обучению в университете.

Характер воспитания в гимназиях отличался гуманностью; педагогам рекомендовалось избегать жестокости и наказаний. О жизни студентов университета можно получить представление из описания его бывшего И.Ф. Студенты, получая жалованье из универси-

тетской казны, сами себя содержали. Живущие в университете с поме- щением, прислугою и отоплением объединялись по человек, складывали по руб. в месяц и так питались. Посуду, скатерти, жа- лованье поварихе оплачивали тоже сами. Недостаток средств на одежду, книги и прочее восполнялся либо помощью домашних, либо собствен- ным трудом.

Студенты университета (казенного содержания) жили вместе с гим­назистами. Они помогали младшим в приготовлении уроков, дежурные студенты водили учеников в столовую, там наблюдали за порядком (сту­дентов было уже 50, гимназистов 150 человек к началу XIX в.). Вместе молились, вместе развлекались на каникулах, устраивали театральные и постановки.

Учебная литература

В первой половине XVIII в. рукописные буквари стали вытесняться печатными. В 1701 г. вышел «Букварь словенскими, греческими, римски­ми письмены учитися хотящими и любомудрие в пользу душеспаситель­ную обрести тщащимся», составленный педагогом и управляющим мос­ковской типографией Федором Поликарповым, учеником братьев Лихудов. Поликарпов был первым русским методистом, который выдви­нул задачу обучения школьников осмысленному, выразительному чтению.

Значительный педагогический интерес представляет «Букварь» Извс-кова, в заключительной части которого помещено своеобразное «увеще­вание к родителям о воспитании детей», где автор рекомендует отцам и матерям проявлять всяческую заботу об их чадах, любить их и наставлять, ибо и «птицы защищают птенцы своя от всякия противности».

В 1717 г. вышел вторым изданием уже упоминавшийся «Букварь» Ка-риона Истомина».

Представляет интерес книга знаменитого соратника Петра I Феофана Прокоповича — «Первое учение отроком, в нем. же буквы и слоги» (1720), она пользовалась огромной популярностью и до середины века многократно переиздавалась. Это произведение написано по прямому указанию Петра; по словам Прокоповича, царь «начал прилежно рассуж­дать, как бы установить в России действительное и необходимое правило отроческого воспитания».

Обращаясь к родителям и воспитателям, Прокопович указывает на необходимость коренного изменения подготовки юношества, подчерки­вает особую роль правильного воспитания в раннем возрасте — «каков отрок есть, таков и муж будет» — и выясняет общегосударственное зна­чение вопросов образования.

Многие наши соотечественники, рассуждает автор, считают, что до­статочно научить своих детей читать и писать, но при этом упускают из виду необходимость заложить основы морального поведения детей. Поэ­тому нужны руководства, разъясняющие основы нравственности. В своей книге Прокопович и попытался выполнить эту задачу.

Об отношениях учителей и учеников Прокопович высказывался так: «Пятый чин отечества суть учители; которые или книжных учений или рукодельных хитростей учат и должны они учить прилежно, не завистно и как могут скоро, без суетной проволоки, А ученики должны им, наипаче когда учатся, любовь и честь, и послушание аки родителям, хотя они и на мзде учат».

Следует упомянуть еще об одном замечательном учебнике этого вре­мени: первой русской печатной арифметике Леонтия Магницкого «Ариф­метика, сирень наука числительная» (1703), он продержался в русских школах более полувека и был заменен лишь в г. арифметикой Кур­ганова.

Труд Магницкого — это солидный том в 360 страниц, содержащий полный арифметики, основ алгебры и геометрии, а также необходи­мые сведения для навигатора (приложение математики к навигации).

Автор (исходя из положений науки и методики обучения начала XVIII в.) тесно связывает теорию с практикой. Он учит главным образом, как производить действия, а не объясняет причины того или иного мате­матического закона, приводит множество «прикладов» (примеров).

Учебник Магницкого был крупным вкладом в учебную и научную ли­тературу того времени, и его появление было событием выдающимся.

Новоизданные учебники и книги расходились широко, достигая отда­ленных пунктов России; например, известно, что Ломоносов в детстве нашел у одного крестьянина архангельского Севера не только переложен­ную в стихи Псалтирь Симеона Полоцкого и «Грамматику» Мелетия Смотрицкого, но и «Арифметику» Магницкого.

В деревнях, в городах, в купеческих и даже многих дворянских семьях по-прежнему начальное образование в лучшем случае осуществлялось мастерами грамоты, дьяконами и дьячками. Но и в их «педагогику» про-новое — и учебник Прокоповича, и печатные азбуки, и книга Маг­ницкого, но Часослов и Псалтирь все же оставались основными учебными пособиями в их педагогической практике.