Г.Бенн «Английское кафе»

 каковы уровни восприятия действительности?

Почему английское кафе?  есть некая претензия

Действие происходит все в том же Берлине

Кто такая Рахиль?  искушение (и библейский герой тоже)

Шарм д’Орси  духи

По меньшей мере, выделяются две женщины – Рахиль и какая-то блондинка.

Это конкретное ночное заведение, не дешевое  проститутки конкретных национальностей

Женщина воспринимается через детали

Очень важна рука  обнажена (не было принято)

Также важны духи  сильный запах, чувственное физическое восприятие

Есть некая смена времен года

Почему пальмы так представлены?  продолжение христианских мотивов

Почему Адриатика?  языческое начало

Асфадели  цветы мертвых/смерти

Розы  цветы любви

Радуга  символ счастья + врата для возлюбленных

Все происходит в сознании лирического героя. Через низкое к высокому.

Брехт «Баллада о смерти от любви»

1921 Г.  каков культурный контекст?

Любовь – смерть как устойчивое понятие. Действие происходит на чердаке  потом на них обрушились стропила.

Упоминания о детях как будто бы не из этого стихотворения

Много упоминаний о влаге, влажности.

Любовники и зеленое море  “Тристан и Изольда»  Вагнеровское либретто

К высокому можно пробиться только через низкое.

Эта пара отвратительна, но ничем не отличается от Тристана и Изольды (раньше все неприятное вычиталось)

Франц Кафка (1883 — 1924)

Жизнь Франца Кафки сложилась до крайности неблагополучно. По разным причинам он не обзавелся семьей и собственным домом, к чему страстно стремился; не состоялся он и как гражданин: Австро-Венгерская монархия, где он появился на свет и вырос как писатель, рассыпалась на его глазах. Кафку нельзя без оговорок причислить ни к австрийской, ни к немецкой, ни к чешской литературе. Прага, в которой он преимущественно прожил свою короткую жизнь не давала ощущения защищенности, так как будучи обитателем еврейского гетто, он не имел глубинных связей с чешской культурой. Не было у Кафки прочных связей и с культурой немецкой, на чьем языке он думал и писал. И все же этот немецкоязычный писатель принадлежит и австрийской, и чешской, и немецкой культурам, а сверх того — культуре европейской и мировой. Терзаясь житейскими неурядицами, телесными недугами, но более всего — неизбывной духовной неудовлетворенностью, он рано умер. Мучительная смерть была к нему столь же немилосердна, как и мучительная жизнь.

Кафка оставил наследие, полное загадок. Все попытки исследователей втиснуть писателя в рамки того или иного направления, причислить его только к экспрессионистам, сюрреалистам или абсурдистам не давали удовлетворительного результата. Философские, теологические, психологические, социологические и формально-эстетические подходы помогали осветить ту или иную ипостась творческого облика Кафки, но оставляли в стороне другие, не менее важные черты его писательской индивидуальности.

Вряд ли справедливо видеть в его произведениях только воплощение тотального отчуждения человека от мира. Кафка знавал и проблески надежды. Высший и последний смысл своей жизни он видел в творчестве, а творчество рассматривал как приближение к своего рода экзистенциальной истине, которую каждый, дабы не погибнуть, должен в муках рождать из самого себя, ибо «истина и есть сама жизнь». Иными словами, необыкновенно емкое философское, историко-культурное и художественное понятие «кафкианства» не исчерпывается ужасом перед жизнью, сосредоточенностью на безысходности человеческого удела. Кафка шире и глубже расхожих представлений о нем.

Кафка говорил и читал по-чешски, но думал и писал на языке, который изучал в школе, гимназии и университете. Малообразованный, но физически сильный и неутомимый в работе, отец Кафки был типичным домашним тираном, не считавшимся со склонностями детей и ломавшим их волю. Впечатлительный и болезненный первенец особенно страдал от самодурства родителя, о чем можно прочитать в так и не отправленном «Письме к отцу» (Brief an den Vater, 1919). На его долю, как правило, доставались ругань и насмешки. Полученные в семье душевные травмы стали потом одним из источников художественного творчества. Он рос неприкаянным, запуганным, в школе и в гимназии эта неуверенность в себе еще более усилилась, он ждал, что провалится на очередном экзамене, не выдержит испытания учебой — но к собственному удивлению каждый раз оказывался в числе лучших. Окончив «Немецкий университет в Праге» и став в 1906 г. доктором права, Кафка поступил на службу в общество по страхованию рабочих от несчастных случаев, где в его ведении был контроль за соблюдением техники безопасности.

В молодые годы он, как и многие его сверстники, интересовался философией Ницше, антропософией Рудольфа Штайнера, дарвинизмом, активно посещал социалистические кружки. И много читал. В том числе русских писателей — Толстого, Достоевского, Гоголя.

Писать он начал еще в гимназии, и почти все свободное от службы в страховой компании время отдавал литературе. Писал Кафка трудно, терзаясь невозможностью точно воплотить в слове свое состояние. К тому же в его распоряжении был «бумажный немецкий язык», выученный в школе, лишенный теплоты и доверительности живого диалекта. Кафка же относился к языку чрезвычайно серьезно, не экспериментировал с ним, подобно многим своим современникам-авангардистам, ценил его ассоциативные возможности, доверял ему.

Как известно, Кафка завещал своему ближайшему другу и душеприказчику М. Броду уничтожить все свои ненапечатанные произведения и большинство из тех, что уже увидели свет. Брод, однако, последней воли Кафки не исполнил, предоставив на суд читателей все им написанное. Читая книги Кафки, «надо бы помнить, что читаем мы их в насилие над волей автора и что в его предсмертной, вероятно, очень горестной просьбе уничтожить все им написанное должен таиться смысл, неразрывно связанный с сущностью его творчества». Прежде всего, эта сущность заключалась в почти нераздельном единстве жизни и творчества. Жизнь Кафки, даже если он хотел отграничить ее от своих писательских проблем, незаметно переходила, переливалась в творчество, как дневниковые записи из простой констатации того или иного житейского события сплошь и рядом переходили у него в художественную прозу. Писательство было для него «формой молитвы». Все его муки вытекали из неразрешимого противоречия между земным и небесным, преходящим и вечным, несовершенством творения и абсолютным совершенством Творца.