5. Лотофаги

Сюжетный план. 10 часов утра. Эпизод промежуточный, проходной: Блум занимается мелкими делами до похорон, куда он должен явиться в 11. Но мы узнаем любопытное. Желая завести дамские знакомства, Блум дал в городской газете объявление под псевдонимом о найме секретарши, заказал также визитную карточ­ку с псевдонимом и начал амурную переписку с Мартой Клиф­форд, одной из ответивших на объявление. По псевдонимной кар­точке он получает на почте очередное письмо от Марты, встречает докучного знакомца, читает в укромном месте письмо, заходит бес­цельно в церковь, заказывает для Молли лосьон (который забудет забрать), встречает еще одного знакомца (и говорит ему фразу, понятую как подсказку верной ставки на скачках) и, наконец, направляется в турецкие бани. Письмо Марты и скачки с мнимой подсказкой в дальнейшем войдут в число сквозных сюжетных ни­тей романа (письмо — эп. 8, 11, 15, 17; скачки — эп. 7, 8, 12, 15, 16 ), такою же нитью станет самоубийство отца, о котором впе­рвые здесь вспоминает Блум (эп. 6, 12, 15, 17).

Гомеров план. Места из «Одиссеи», отвечающие эпизодам, перестают следовать порядку, который они имеют в поэме. «Лотофагам» отвечает одно из приключений Одиссея до пребывания у Калипсо; он рассказывает о нем Алкиною в Песни IX, 82—104. Соответствие носит аллегорический характер. Лотофаги — «поедатели лотоса», одурманивающего цветка, погружающего в ленивую праздность и безвольное забытье — в наркотическое состояние, го­воря современно. Джойс указывает в эпизоде целую галерею их: солдаты, одурманенные формой и муштрой, лошади на стоянке кебов, причастники в церкви, кастраты, болельщики на крикетном матче, Блум, принимающий ванну. Гомеровым мотивом, отсылаю­щим к цветку лотоса, является и настойчивый цветочный мотив: псевдоним Блума, цветы его цейлонских фантазий, цветок в пись­ме Марты, язык цветов и в финале «вяло колышущийся цветок» Блумова члена. Эпизод нарочито насыщен запахами, ароматами, и это тоже Гомеров мотив: следуя Берару, Джойс полагал «лотос» семитским словом, означающим вид духов. За рассказом о лотофагах у Гомера сразу идет рассказ о циклопах, но Джойс обратится к этому рассказу только в эпизоде 12.

Тематический план. Главная задача эпизода — создать настроение, атмосферу жары и лени, бесцельной праздности, без­вольного автоматизма. В достижении такой цели важную роль играют форма и стиль. Здесь, пожалуй, впервые выступает очень характерный для Джойса способ письма, который он называл «ми­метическим», т.е. подражающим, изображающим стилем Стиль под­ражает описываемому содержанию, воспринимает его качества: так, лень, передаваясь форме, влечет безвольные обрывы фраз — на предлоге, на полуслове. Далее, эпизод делает более отчетливой, объемной фигуру Блума. Конечная цель работы Джойса в рома­не — разложение Блума на универсальные элементы, общечелове­ческие и даже космические; но, прежде чем это сделать, он пред­ставит его полно, зримо и выпукло, не хуже любого героя психо­логического романа. Мы видим, что Блум женолюбив, но больше в воображении, в фантазиях; по-настоящему любит музыку, хотя и не искушен в ней; трезвый скептик в делах религии. В последнем Джойс и его герой идут по стопам Карла Маркса, разрабатывая известный тезис: религия — опиум для народа.

Дополнительные планы. Как говорит нам Джойс, орган, отвечающий эпизоду, — гениталии, искусство — ботаника, химия, цвет — отсутствует, символ — евхаристия. Видна незначительная глубина этих планов: роль всего перечисленного в эпизоде поверх­ностна.

6. Аид

Сюжетный план. 11 часов утра. В Сэндимаунте, юго-вос­точном пригороде Дублина, от дома Падди Дигнама, скончавшего­ся школьного товарища Блума, отправляется траурный кортеж, следующий на католическое кладбище Проспект в Гласневине, за северной окраиной города. Первая половина эпизода — дорожные беседы. Затем следуют заупокойная месса и похороны. Блум по­кидает кладбище в одиночестве, у самого выхода столкнувшись с давним знакомым, Ментоном, и встретив у него весьма недруже­любный прием.

Гомеров план. Эпизоду соответствует Песнь XI: Одиссей нисходит в Аид, чтобы выслушать пророчества Тиресия. Но соот­ветствие довольно поверхностно; банальная параллель: посещение кладбища — снисхождение в Аид, мало достигает углубления. В су­ществе своем Блумово нисхождение не напоминает Одиссеева, а Джойсов загробный мир мало имеет общего с Гомеровым. Но сущ­ностная чуждость прикрыта большим числом внешних сближений. Автор указывает для эпизода обширный набор Гомеровых прооб­разов. Дигнам — Эльпенор (новопреставленный соратник Улисса, первым встречаемый им в Аиде), Мартин Каннингем — Сизиф, отец Гробби — Цербер, смотритель кладбища — Аид, Дэниэл О'Кон­нелл — Геркулес, Парнелл — Агамемнон, Ментон — Аякс (враж­дебный Улиссу, не отвечающий на его «миротворное слово»); другая схема добавляет еще сюда, без привязки к персонажам: Эрифилу («злодейку жену, гнусно предавшую мужа», XI, 326—7), Ориона, «Лаэрта и т. д.», Прометея, Тиресия, Прозерпину, Телемака, Антиноя. Приложив воображение, можно и их вместить в эпизод: ска­жем, если смотритель — Аид, то его жена, мелькающая в мыслях Блума,— Прозерпина, Орион — погонщик скота, встречаемый про­цессией по пути; Прометей — один из тех, что «шныряют, разыс­кивая свои печенки»... Но в целом связь всех прообразов с романом довольно условна: чаще всего соответствие прообраза с персона­жем заключается в какой-то одной черте и заведомо не охватыва­ет всего контекста, всех отношений. Имеется также топографичес­кое соответствие, четыре реки Аида, что минует корабль Улисса (X, 513—4), — это река Доддер, Большой и Королевский каналы и Лиффи, которые минует траурная процессия. Там и сям рассеяны небольшие отсылы: «танталовы кружки» у Мэта Диллона, «пирож­ки, собачья радость», продаваемые у входа на кладбище и явно изображающие «сладкую лепешку с травою снотворной» (Энеида, VI, 417), бросаемую Церберу. Как видно из последнего, вся эта система античных соответствий не ограничена Песнью XI и даже вообще Гомером. На стадии корректур Джойс добавил в описание пути кортежа, как тени великих усопших, статуи: Филипа Крэмптона (1777—1858), знаменитого хирурга, революционера Вильяма Смита О'Брайена (1803—1864), Дэниэла ОКоннелла, деятеля нацио­нального движения Джона Грея (1816—1875) и адмирала Нельсо­на. За этим — вариация на общую тему эпизода: весь Дублин тоже можно видеть как большое кладбище, и, по Блуму, «дом ирланд­ца — его гроб».

Тематический план. Разумеется, центральная тема — смерть. Тема раскрывается сильно и необычно (хотя отчасти чита­тель подготовлен: в эп. 4, 5 уже видны были трезвая приземленность Блума и тяга Джойса к телесному, физиологическому). Аид Гомера — мир душ усопших; Аид Джойса — мир их тел: трупов. Вся духовная сторона темы, вся мистика и метафизика смерти отсечены; но удел тел развернут с редкою яркостью. На поверку это не так далеко от католической традиции: жуткий облик телес­ной смерти ~ классическая средневековая тема плясок смерти,— только в традиции, конечно, тема дополнена и духов­ною стороною. Отрицание последней — активная позиция и Джой­са, и Блума. Загробный мир, «тот свет» в романе — предмет на­смешливой пародии: он фигурирует тут как обыгрываемая Блумом опечатка в письме Марты (эп. 5). Минорности главной темы отве­чает и то направление, в котором развивается образ Блума в «Аи­де». Здесь довершается богатый список его внутренних проблем, ущербностей и ущемлений: неверность Молли и как бы вытесне­ние его с места хозяина и главы дома (общий с ситуацией Стивена мотив захвата, узурпации), смерть Руди и лишенность сына (эп. 4), самоубийство отца (эп. 5) и, наконец, теперь — тема собствен­ной смерти, национальная ущемленность как еврея, влекущая по­ложение маргинала, аутсайдера в обществе (в карете все называют друг друга по именам, но его — по фамилии!) и, в заключение, презрительный прием от Ментона. Все это Блум встречает с без­гневною отрешенностью, почти жертвенностью — и так намечается второе важнейшее соответствие его образа. Как со Стивеном, по­мимо античного, прочно соединен еще и второй прообраз, Гамлет, так и для Блума, кроме Улисса, автор имеет в виду еще и другую параллель — Христа.

Дополнительные планы. По схемам Джойса, орган, от­вечающий эпизоду,- сердце («Удар. Сердце» - смерть Дигнама и Парнелла, род смерти, что все время в уме у Блума), искусство — религия, символ — смотритель кладбища, цвета — белый и черный.

7. Эол

Сюжетный план. 12 часов дня. (Джойсово растяжение вре­мени начинает становиться заметным: разумеется, час на весь «Аид», с его процессией через весь город, церковной службой и похоронами, а затем еще и на возвращение Блума в центр — абсолютная нереаль­ность.) Мы видим рекламного агента за работой. Блум — в редакции газет «Фримен» и «Ивнинг телеграф», для которых он добывает рекламные объявления. На сей раз он занят рекламой виноторговца Ключчи, то уходя, то возвращаясь в редакцию (где он вновь — аут­сайдер, а не равный участник компании и беседы). В конце мы ос­тавляем его с очередным унижением и очередной проблемой: редак­тор грубо его отшил, и с рекламой возникли затруднения. В отсут­ствии Блума в редакцию заходит Стивен с письмом Дизи (эп. 2); получив жалованье, он приглашает всех выпить. По дороге Стивена видит Блум — как и в «Аиде», на расстоянии, — а Стивен рассказы­вает сочиненную им небольшую историйку, «Притчу о сливах».

Гомеров план. Эпизоду отвечает начало Песни X (1—75), где Одиссей рассказывает Алкиною о своем посещении Эолии, «пла­вучего острова», где обитает бог ветров Эол с обширным инцестуальным семейством: шесть сыновей Эола — мужья его шести до­черей. Отправляясь с острова, Одиссей получает от Эола «мех с заключенными в нем буреносными ветрами» и благополучно до­стигает берегов родины; но в последний момент спутники Одиссея развязали мех, и вырвавшиеся ветры снова умчали корабли в море. Соответствие весьма аллегорично и риторично: пресса, где обитают все ветры общественного мнения, — остров Эола. Сам же царь Эол — редактор, Майлс Кроуфорд. Подкрепление этой параллели — в его отношениях с Блумом, Улиссом: Блума» уходящего из редакции, Майлс провожает дружественный возгласом, но при возвращении резко отталкивает его, как и Эол вернувшемуся Улиссу «ответст­вовал с гневом: Прочь, недостойный!» (X, 71—72). В качестве еще одной Гомеровой параллели сам Джойс указывает: журнализм — инцест. Гомерову связь также выражают не аллегорические, а фи­зические ветры (сквозняки, циклоны, дыхания, дуновения...), кои­ми Джойс усиленно начинил эпизод, добавив при книжной публи­кации еще новую их порцию. И наконец, приключение Улисса не­сет мотив «неудачи в последний момент», «крушения перед самой целью» — и этот мотив заметно выражен в эпизоде: реклама у Блума сорвалась на последней стадии, О'Моллой подавал большие надежды, Моисей умер уже в виду обетованной земли.

Тематический план. В линиях Блума и Стивена продол­жаются уже известные темы: еврейство Блума, его проблемы, афронты; тема призвания и творчества у Стивена (мелькает, в част­ности, оппозиция: путь художника — путь журналиста, значимая для Джойса). Но главная нагрузка «Эола» не здесь, а в тех раз­говорах, что ведутся в редакции. В них видна стержневая тема, и это — историческая судьба Ирландии. Ключ к решению темы — формула, которой сам Джойс определил смысл эпизода: «ирония победы» или «обманчивость превосходства». Возникают истори­ческие параллели: Ирландия и ее победительница Англия соотно­сятся между собой как Греция и Рим, как Древний Израиль и Древний Египет. Через эти параллели и раскрывается формула Джойса: их общее содержание — антиимперская идея, псевдопобе­да грубой мощи грозных империй над хрупким духовным началом, дело которого всегда — «обреченное предприятие». Не менее этого идейного стержня важны задачи стиля и фор­мы. Ведущая роль их оправданна: мы в царстве прессы, а орудие прессы — искусство слова и речи. Акцентируя эту роль, Джойс при переработке эпизода ввел в него, впервые в романе, ведущий при­ем: стиль кратких репортажей, снабженных газетными шапками (характер шапок меняется от более сдержанных в начале к более крикливым, «желтым»). Кроме того, на всем протяжении эпизода в нем специально демонстрируется искусство риторики, приводят­ся образчики красноречия. Ирландцы слывут говорливой нацией, и риторика здесь развита и ценима; ей также отводит немало места иезуитская школа, которую прошел Джойс.

Дополнительные планы. Орган, отвечающий эпизоду, — легкие (тема ветра близка к теме дыхания, и Джойс специально вводит во многих местах дыхательный двоичный ритм: вдох — вы­дох, вход — выход, тезис — антитезис... — письмо дышит); искус­ство — риторика, разумеется; символ — редактор; цвет — красный.