3. Протей

Сюжетный план. 11 часов утра. Стивен, вернувшись из Долки в Дублин, проводит на берегу моря время до назначенной в 12.30 встречи с Маллиганом. На встречу он в конце концов не пойдет; у него крепнет сознание разрыва с Маллиганом и конца жизни в башне.

Гомеров план. Эпизоду сопоставляется Песнь IV, 384—570: Телемак, посетив спартанского царя Менелая, получает известия об отце из рассказа царя о его встрече с Протеем, мифическим существом, наделенным способностью бесконечно менять свой об­лик. Но что значит это аллегорическое соответствие, кто в «Про­тее» — Протей? Верней всего, это собственный разум Стивена, че­ловеческий интеллект, бесконечно изменчивый и многообразный. Джойс также указывает, что Гомеров прообраз Кевина Игена — Менелай, тем самым иронически уподобляя визит Стивена в па­рижскую комнатушку Кевина посещению Телемаком дворца лакедемонского владыки.

Тематический план. Лейтмотив эпизода — протеизм, бес­конечные метаморфозы вещей, существ, идей, слов. Можно пони­мать этот мотив и крупней: как протеичность не только элементов реальности, но реальности как таковой: Протей — интеллект и Про­тей — художник здесь без конца заново изобретают, пересоздают себя вместе с окружающим (граница между внутренним и внеш­ним миром снята), и сцена «художник на берегу Сэндимаунта» превращается во множество иных сцен, из разных времен и мест. В сознании Стивена, панорама которого развернута перед нами, проходят, чередуясь, троякие содержания: гроздья мыслей, собран­ные вокруг какой-либо стержневой темы; картины воспоминаний; воображаемые сцены из прошлого, своеобразные фантазии на ис­торические темы. В гроздьях — богатая интеллектуальная мозаика, но все ее главные элементы — в пределах привычных тем католи­ческого сознания. Эпизод открывает будто и не покидавшая мыслей Стивена фигура Аристотеля, праотца схоластики. Исходная тема весьма важна для «Улисса»: это развиваемая Аристотелем тема о достоверности восприятий и о различиях двух главных ви­дов восприятия, зрения и слуха. Потом эта тема перейдет от Сти­вена к Блуму, а в конце романа, когда Стивен и Блум сойдутся, она завершится выводом «Итаки» (совпадающим с выводами со­временных культурфилософов): у «иудея» Блума доминирует слух, у «эллина» Стивена — зрение. Затем снова возвращается теология «Телемака». Взбунтовавшись, уйдя из Церкви, Стивен не перестает задаваться классическими богословскими вопросами: о сотворении и порождении, единосущии, связи Отца и Сына; занимает его и схоластическая казуистика Оккама... Исторические сцены, рисуемые его воображением, теперь выходят за пределы ирландской ис­тории; мы узнаем в нем поклонника Данте и итальянского Воз­рождения. Последнее же и главное состоит в том, что в воспоми­наниях, в размышлениях о самом себе Стивен наконец выступает как художник. Мы узнаем о его ранних опытах, и у нас на глазах он набрасывает четверостишие, которое мы прочтем в 7-м эпизоде.

Дополнительные планы. По схемам Джойса, искусство «Протея» — филология, символ — морской прилив, цвет — зеленый.

II. СТРАНСТВИЯ УЛИССА

4. Калипсо

Сюжетный план. 8 часов утра — начало странствий Ново­го Одиссея. На роль его выбран дублинский еврей 38 лет, мелкий рекламный агент Леопольд Блум. Выбор требует замечаний. Во-первых, он сразу создает такое отличие новой одиссеи от древней: резкий сдвиг от коллективных, широких тем и ценностей к лич­ным, индивидуальным, частным. Одиссей — царь, оторванный от своей родины войной; Блум — только муж, оторванный от своего дома интрижкой жены. В этом есть вызов; представляя делишки Блума странствиями Одиссея, Джойс не только вносит иронию, но и совершает переоценку ценностей. Только отдельный человек, его личность, чувства, проблемы имеют для него ценность и интерес. Войны же, революции и весь прочий всемирно-исторический антураж — лишь скучный абсурд, где к тому же масса лжи и жесто­кости. Следующий во­прос: почему Блум — еврей, если автор желает писать роман не с еврейским, а с дублинским колоритом, в Дублине же евреи — кро­хотное экзотическое меньшинство? Этот вопрос задавали автору много раз, и отвечал он по-разному, чаще уклончиво-лаконически, например, так: «Потому что он был им»,— т.е. евреем был прото­тип Блума. Ясно, что тут следствие выдается за причину. Но в одном из ответов дан убедительный аргумент: «Мне подходил только иностранец, В то время евреи в Дублине были иностранцами. К ним не было вражды, а только презрение, которое люди всегда прояв­ляют к незнакомому». В литературном методе Джойса обычная в романах всезнающая фигура автора-рассказчика устраняется и его функции в известной мере воспринимает главный герой. От Блума требовалось быть в гуще дублинской жизни, но иметь при этом некую дистанцированность, позицию наблюдателя. Этому же со­действует и его безрелигиозность, невключенность ни в одну из религиозных общин. Помимо того, играл роль идейный мотив: од­на из сквозных нитей романа — параллель судеб (угнетение, пле­нение, рассеяние) и характера (дар слова, рассудительность, мягкость... — набор субъективен, конечно) ирландского и еврейского народов, Ирландии и Израиля.

Начиная день, Блум готовит завтрак для Новой Пенелопы, сво­ей жены Мэрион; себе к завтраку он приносит почку. За завтраком он читает письмо от дочери и после завтрака облегчает желудок. Мэрион, концертная певица, получает письмо от своего импресарио Буяна Бойлана, сообщающее о предстоящем его визите.

Гомеров план. Песнь V, 149—270, повествует о жизни Одис­сея, уже семь лет пребывающего в любовном плену на Огигии, острове нимфы Калипсо. По воле богов, переданной через их по­сланца Гермеса, Калипсо отпускает Одиссея вернуться домой на Итаку. Джойс специально оправдывал еврейскую национальность своего Улисса, отыскав труды (научно сомнительные) французско­го ученого Виктора Берара, где доказывалось, что Гомеров герой был финикиец, семит. Другие Гомеровы соответствия, согласно ука­заниям автора, таковы: Калипсо — Нимфа, изображение в спальне Блумов; Гермес — Длугач; Итака — Палестина, Сион.

Тематический план. Скупо, но отчетливо в эпизоде обо­значены почти все нити отношений и чувств, почти все стержневые линии будущего романа: Блум — жена (обожание, служение, подчи­ненность), Блум — дочь (отцовская забота и беспокойство), Блум — обидчик Буян («дерзкий почерк», «извозчик навеселе»), Блум — сын Руди, умерший младенцем (неушедшая боль). Главная ось — Молли и Бойлан, предвидимая и неотвратимая измена. Джойс мас­терски показывает, что эта тема — постоянно в мозгу у Блума, однако она — табу для него, тема изгоняемая, неназываемая; наи­большее, что допускается, — воспоминание об их первой встрече на балу. Напротив, вольно текут палестинские фантазии Блума; обозначается и вообще его тяга ко всевозможным фантазиям, прожектам и планам.

Дополнительные планы. Начиная с данного эпизода, Джойсом утверждается соответствие с органами тела. Орган для данного эпизода — почка. Искусство эпизода — экономика или до­мохозяйство, цвет — оранжевый (утреннего солнца, а также ноч­ного горшка Молли), символ — нимфа.