Глава 2. Функции вещей в «Петербургских повестях»

2.1. Функции вещей в повести «Невский проспект»

Пространство любого художественного произведения наполнено вещами. Это и одежда, элементы быта, интерьера. Вещи вводятся в канву произведения, прежде всего, для того, чтобы читатель зримо, в картинах и красках ясно представил описываемые в литературном тексте события. Вещи в таком случае выполняют описательную, изобразительную функцию. Помимо прямой, поверхностной роли, вещи несут и дополнительные функции. Человек и принадлежащие ему вещи определенным образом связаны. Наличие того или иного набора вещей характеризует человека, живущего в окружении этих вещей.

Первая повесть из цикла «Петербургские повести» «Невский проспект» представляет взору читателя огромное количество разного рода вещей. Вещи в этой повести используется автором, прежде всего, как прием описания персонажей произведения. Важнейшим способом создания этих образов является прием метонимии. Невский проспект представляет собой место, по которому прогуливаются, прежде всего, люди, окруженные определенными вещами. «Как чисто подметены его тротуары, и, Боже, сколько ног оставило на нем следы свои! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата, под тяжестию которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий, как дым, башмачок молоденькой дамы, оборачивающей свою головку к блестящим окнам магазина, как подсолнечник к солнцу, и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая по нем резкую царапину, — все вымещает на нем могущество силы или могущество слабости». [1, с. 19]

Таким образом, мы наблюдаем не прямое описание внешности персонажа, а через призму вещи, в данном случае одежды, надетой на персонажей.

Пространство Невского проспекта наполняют также старухи в изодранных платьях и салопах, содержатели магазинов, спящие в своих голландских рубашках и пьющие кофий; русские мужики, в сапогах, запачканных известью, чиновник с портфелем под мышкою, мальчишки в пестрядевых халатах, с пустыми штофами или готовыми сапогами в руках, гувернеры всех наций со своими питомцами в батистовых воротничках. [1, с. 19-20]

По Невскому проспекту прогуливаются «мужчины в длинных сюртуках, дамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и шляпках. «Тысячи сортов шляпок, платьев, платков, — пестрых, легких, к которым иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте». [1, с. 21]

Одежда персонажей, в данном случае, выступает знаком отличия их от других, сигналом, источником определенной информации для прохожих. Внешнему виду на Невском проспекте уделяется много внимания. «Есть множество таких людей, которые, встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши, и, если вы пройдете, они оборотятся назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. Я до сих пор не могу понять, отчего это бывает. Сначала я думал, что они сапожники, но, однако же, ничуть не бывало: они большею частию служат в разных департаментах, многие из них превосходным образом могут написать отношение из одного казенного места в другое; или же люди, занимающиеся прогулками, чтением газет по кондитерским, — словом, большею частию всё порядочные люди». [1, с. 22]

Весьма любопытно, что при описании каждого социального слоя Гоголь использует определенный набор вещей.

Повествователь утверждает, что работники департамента – пьют чай по кондитерским, военные – курят трубку («потому что уже так провидение устроило, что где офицеры, там и трубки» [1, с. 51]), весьма обеспеченные люди расхаживают по Невскому проспекту во фраках и сюртуках, люди более скромного достатка в шинелях. Вещи, окружающие персонажей, не только указывают на предмет одежды, цвет, фактуру, материал, но и на социальный статус пользующегося ими человека. Особого внимания, однако, требует ткань, из которого сшита одежда, по дороговизне и качеству которой мы можем догадаться о социальном уровне персонажа. «Какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого повытчика, пущенная по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий чудак, которому все часы равны, какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикулем и книжкою в руках, какой-нибудь артельщик, русский человек в демикотоновом сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою, живущий всю жизнь на живую нитку». [1, с. 24] Фризовая шинель и демикотоновый сюртук, позволяют представить нам образы людей весьма скромных доходов, представляющих средние слои общества. Но существует и другой ряд прохожих. «От двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой — греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая — пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая — ножку в очаровательном башмачке, седьмой — галстук, возбуждающий удивление, осьмой — усы, повергающие в изумление. Но бьет три часа, и выставка оканчивается, толпа редеет... В три часа — новая перемена. На Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых вицмундирах. [1, с.22] Каждый персонаж показывает себя на Невском проспекте с точки зрения обладания определенными вещами. Невский проспект в этот момент является своего рода выставкой вещей. Вещь, в большинстве случаев, служит признаком индивидуальности персонажа, однако, в этом случае, вещь является своего рода признаком типичности персонажа. Каждый хочет показать себя не с точки зрения своей индивидуальности, а с точки зрения своего статуса, имеющихся и закрепленных в сознании стереотипов и соответствовать им внешне.

Таким образом, Невский проспект представляет собой место, в котором происходит весьма явное сравнение людей, одетых в те или иные вещи. Они классифицируют своих обладателей по социальной принадлежности, месту, занимаемому в обществе, должности, виду деятельности, возрасту, интересам. Весьма любопытно, как вещь перестает быть просто вещью, она переходит в ранг, где она стоит над человеком. Торжество материального над духовным, зримого над внутренним, главная проблема, которую обличает автор повести. Вещи эти разного характера, по-разному они и характеризуют своих обладателей.

Обратимся к героям повести. Первый из них, художник Пискарев, прогуливаясь по Невскому проспекту, замечает девушку-брюнетку. В первую очередь, он обращает внимание на ее плащ. «О, как можно! — воскликнул, закрасневшись, молодой человек во фраке. — Как будто она из тех, которые ходят ввечеру по Невскому проспекту; это должна быть очень знатная дама, — продолжал он, вздохнувши, — один плащ на ней стоит рублей восемьдесят!» [1, с. 25]

Вещь и здесь выступает в роли определенного статуса, принадлежности к определенному классу людей. Однако есть некоторые нюансы. Герой акцентирует внимание на стоимости плаща брюнетки, тем самым, подчеркивая своё несоответствие этой «знатной даме», косвенно сравнивая ее с собой. Вещь является здесь и скрытым объектом сравнения персонажей. Помимо этого, вещь здесь обладает определенной силой, способной пустить человека по ложному следу. Она способна дать правдивую информацию, но может и обмануть. Пискарев, следуя за брюнеткой, ожидал, что это прекрасное создание войдет в столь же прекрасный дом, каково же было его удивление, когда он очутился у дверей «дома разврата». «Боже, куда зашел он! Сначала он не хотел верить и начал пристальнее всматриваться в предметы, наполнявшие комнату; но голые стены и окна без занавес не показывали никакого присутствия заботливой хозяйки; изношенные лица этих жалких созданий, из которых одна села почти перед его носом и так же спокойно его рассматривала, как пятно на чужом платье, — все это уверило его, что он зашел в тот отвратительный приют, где основал свое жилище жалкий разврат, порожденный мишурною образованностию и страшным многолюдством столицы». [1, с. 31]

Пискарев таким образом комментирует эту коллизию: «Такая красавица, такие божественные черты — и где же? в каком месте!..». [1, с. 32]

Вещь, таким образом, способна пустить героя по ложному следу. Несоответствие внутреннего и внешнего содержания – основная коллизия этой части повести.

Очутившись внутри комнаты, Пискарев видит следующую картину:

«Мебели довольно хорошие были покрыты пылью; паук застилал своею паутиною лепной карниз; сквозь непритворенную дверь другой комнаты блестел сапог со шпорой и краснела выпушка мундира; громкий мужской голос и женский смех раздавались без всякого принуждения». [1, с. 32]. Гоголь мастерски использует прием метонимии, называя завсегдатаев публичного дома «сапогом со шпорой» и «выпушкой мундира». Подобное упоминание об этих персонажах, позволяет нам предположить их социальное положение и вид деятельности. Если обратиться к отечественной истории шпоры полагалось носить в XVIII - начале XX века не только военным, но и высшим придворным чинам: гофмейстеру, шталмейстеру, егермейстеру и др. http://thehorses.ru/text/text_170.htm 4 мая 2012

За персонажем в мундире не составляет особого труда увидеть человека военного. Таким образом, вещь в данном случае позволяет путем косвенного указания охарактеризовать героя, не называя ни его имени, ни звания. Вещь, в этом случае, является источником получения информации об интересующем объекте или предмете.

Пространственный мир брюнетки во сне Пискарева, кардинально отличается от реального, описанного выше. Первым представителем изменившегося и преобразившегося мира становится «лакей в богатой ливрее» [1, с. 32].

Войдя в здание, Пискарев видит следующую картину: « …сени с мраморными колоннами, с облитым золотом швейцаром, с разбросанными плащами и шубами, с яркою лампою… Сверкающие дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, воздушные летящие газы, эфирные ленты и толстый контрабас, выглядывавший из-за перил великолепных хоров, — все было для него блистательно». [1, с. 34]. Пискарев дивится красоте и богатству возникшего перед его глазами мира, вещь является здесь не только способом причисления персонажей к определенному классу, но и чем-то чарующим, невероятно притягательным. Эти вещи, увиденные на этом чудном вечере, чаруют, влекут Пискарева. Его манит и мир этих людей, имеющих, по его мнению, стойкую жизненную позицию. «Он увидел за одним разом столько почтенных стариков и полустариков с звездами на фраках, дам, так легко, гордо и грациозно выступавших по паркету или сидевших рядами, он услышал столько слов французских и английских, к тому же молодые люди в черных фраках были исполнены такого благородства, с таким достоинством говорили и молчали, так не умели сказать ничего лишнего, так величаво шутили, так почтительно улыбались…». [1, с. 35]. Каким бы прекрасным не казался мир Пискареву, он был обманом, просто сном. Весьма показателен тот факт, что герой стремится побывать в этом мире еще раз. Принимая опиум, он снова и снова видит брюнетку во сне и невероятно радуется этому. Таким образом, можно прийти к выводу, что вещи имеют такую невероятную силу над человеком, что, даже давая заведомо обманный эффект, о котором сам человек знает изначально, он всё равно к ним стремится.

Чтобы соответствовать надуманному миру, Пискарев решает преобразиться внешне. После очередного сна, Пискарев «тщательно начал … принаряжаться; приумылся, пригладил волоса, надел новый фрак, щегольской жилет, набросил плащ и вышел на улицу». [1, с. 41]. В таком виде он отправляется, по его собственным словам, «спасать» брюнетку. Набор новых вещей, в которые облачается герой, кажется ему образцом, эталоном, внешним видом любого порядочного человека. Здесь мы наблюдаем, преувеличение роли вещи, одежда выступает здесь как обязательный компонент добрых и искренних поступков, внутренних изменений в человеке. Герой убежден, переодевшись, он становится уже другим человеком и его мироощущение и осознание себя в мире меняется.

Обратимся к описанию комнаты, в которой живет Пискарев. Предметный мир этой комнаты образовывали «гипсовые руки и ноги, сделавшиеся кофейными от времени и пыли, изломанные живописные станки, опрокинутая палитра, приятель, играющий на гитаре, стены, запачканные красками, с растворенным окном, сквозь которое мелькает бледная Нева и бедные рыбаки в красных рубашках» [1, с. 26]. Перед глазами читателя вырисовывается весьма непритягательная картина разбросанных и изломанных вещей. Вся комната Пискарева проникнута духом беспорядка. В ситуации окружающего хаоса, герой думает о спасении брюнетки, лакее в богатой ливрее, прекрасной жене, приснившейся ему в последнем сне. Реальная же жизнь героя совсем иная. Именно конфликт мира реального и мира мечты и становится причиной смерти Пискарева. Причиной смерти Пискарева является и вещь, а именно плащ брюнетки. Если не было бы этого плаща, брюнетка не произвела бы на него такого положительного впечатления, не вызвала бы в нем «безумную страсть», следовательно, герой не пошел бы за ней и впоследствии, остался бы жив. Вещь (плащ), выполняет здесь, прежде всего, сюжетообразующую функцию.

Весьма любопытна фраза повествователя: «Я всегда чувствую на душе досаду при виде богатого катафалка и бархатного гроба; но досада моя смешивается с грустью, когда я вижу, как ломовой извозчик тащит красный, ничем не покрытый гроб бедняка и только одна какая-нибудь нищая, встретившись на перекрестке, плетется за ним, не имея другого дела». [1, с. 43]. Автор, не без доли сожаления, признает, что отличные друг от друга вещи окружают людей не только при жизни, но и после смерти. Они по-прежнему являются объектом для сравнения, классификации людей.

Обратимся ко второму герою повести, поручику Пирогову. По Невскому проспекту он отправляется вслед за блондинкой. «Она останавливалась перед каждым магазином и заглядывалась на выставленные в окнах кушаки, косынки, серьги, перчатки и другие безделушки, беспрестанно вертелась, глазела во все стороны и оглядывалась назад». [1, с. 43]. Вещи в данном случае служат источником информации о жизненных целях, убеждениях, вкусах, интересах героев. Такой набор вещей, вызвавший интерес героини, характеризует ее как девушку, возможно, несколько ветреную, и для которой внешний вид занимает не самое последнее место.

Проанализируем пространственный мир поручика. Повествователь, не характеризуя своего героя, заявляет, что хочет вначале «рассказать о том обществе, к которому принадлежал Пирогов. «Есть офицеры, составляющие в Петербурге какой-то средний класс общества. На вечере, на обеде у статского советника или у действительного статского, который выслужил этот чин сорокалетними трудами, вы всегда найдете одного из них. Несколько бледных, совершенно бесцветных, как Петербург, дочерей, из которых иные перезрели, чайный столик, фортепиано, домашние танцы — все это бывает нераздельно с светлым эполетом, который блещет при лампе, между благонравной блондинкой и черным фраком братца или домашнего знакомого». [1, с. 44]. Вещь выступает здесь в роли интерьера (чайный столик, фортепиано) и носит атрибутивную функцию (танцы).

Мы смеем предположить, что Пирогов является типичным представителем своего класса. Про представителей того же социального слоя, что и наш герой, повествователь утверждает «многие из них, преподавая в казенных заведениях или приготовляя к казенным заведениям, заводятся наконец кабриолетом и парою лошадей». [1, с. 43]. Вещь выступает здесь как статус, способ приобщения к социуму. Владение определенной вещью дает право человеку относить себя к определенному кругу людей, схожих с ним самим интересами и социальному положению.

Пространственный мир блондинки, предстал перед Пироговым следующим образом: «Он увидел себя в большой комнате с черными стенами, с закопченным потолком. Куча железных винтов, слесарных инструментов, блестящих кофейников и подсвечников была на столе; пол был засорен медными и железными опилками. Пирогов тотчас смекнул, что это была квартира мастерового». [1, с. 46]. Вещи, а именно железные винты, слесарные инструменты, медные и железные опилки выступают в этом случае как знаки, свидетельствующие о виде деятельности человека. Увидев перед собой данный набор вещей, Пирогов догадывается, что находится в доме жестяных дел мастера.

Второй раз, пришедши в дом Шиллера, Пирогов заказывает себе шпоры. Они и здесь выступают показателем высокого статуса и успешности персонажа. «— Ах, какая отличная работа! — закричал поручик Пирогов, увидевши шпоры. — Господи, как это хорошо сделано! У нашего генерала нет этаких шпор. [1, с. 50]. Здесь вещь выступает уже как предмет гордости, предмет сравнения себя с себеподобными.

Застав однажды Пирогова и свою жену в момент поцелуя, Шиллер со своим приятелем Гофманом высек поручика. Пирогов же был убежден, что причиной того, что его избили и унизили стало отсутствие на нем штатской одежды. «Если бы Пирогов был в полной форме, то, вероятно, почтение к его чину и званию остановило бы буйных тевтонов. Но он прибыл совершенно как частный, приватный человек, и в сюртучке без эполетов». [1, с. 52-53]. Вещь выступает в этом случае как защита. Обладание этой вещью – гарант безопасности, неприкосновенности героя. В данном случае, мы наблюдаем преувеличение роли и ценности вещи, герой без вещи чувствует себя не полноценным, каким чувствовал бы себя с наличием этой вещи.

В конце повести повествователь заключает: «Дивно устроен свет наш! — думал я, идя третьего дня по Невскому проспекту и приводя на память эти два происшествия. — Как странно, как непостижимо играет нами судьба наша! Получаем ли мы когда-нибудь то, чего желаем? Достигаем ли мы того, к чему, кажется, нарочно приготовлены наши силы? Все происходит наоборот». Ссылка Действительно, перед нашими глазами прошли судьбы двух приятелей. Первый, желающий искренней и чистой любви, влюбился в женщину легкого поведения, весьма грубо отвергнувшую впоследствии его предложение руки и сердца. Второй, лелеющий в мыслях весьма легкомысленные намерения, увлекается женатой женщиной. Оба героя Гоголя хотели разного, но каждый, к своей конечной цели так и не пришли. Автор объясняет эту коллизию обманной сущностью Невского проспекта. «О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нем, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется! Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат? Ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка. Вы воображаете, что эти два толстяка, остановившиеся перед строящеюся церковью, судят об архитектуре ее? Совсем нет: они говорят о том, как странно сели две вороны одна против другой. Вы думаете, что этот энтузиаст, размахивающий руками, говорит о том, как жена его бросила из окна шариком в незнакомого ему вовсе офицера? Совсем нет, он говорит о Лафайете. Вы думаете, что эти дамы... но дамам меньше всего верьте… Как ни развевайся вдали плащ красавицы, я ни за что не пойду за нею любопытствовать. Далее, ради Бога, далее от фонаря! и скорее, сколько можно скорее, проходите мимо» [1, с. 54]. Пирогов и Пискарев, однако, не прошли мимо и поддались обману Невского проспекта. Обманную сущность Невского проспекта создают именно вещи. Они словно ширма закрывают истинное лицо прохожих, создавая обманные искаженные образы, несоответствующие действительности. Не будь плаща на брюнетке и безделушек на прилавке, которые разглядывала блондинка, герои бы не обманулись. Таким образом, основные функции вещи в этой повести характерологическая и сюжетно-композиционная.

«Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде». [1, с. 54-55].