Литература и театр.

Результаты петровских преобразований не замедлили сказаться в области литературы. Это выражалось и в появлении большого числа читателей различных сословий, и в особом отношении Петра к этому виду искусства. Литература петровской эпохи больше всего тяготела к общественным интересам. Обществу, прежде всего, нужна была литература, приносящая непосредственную, сиюминутную пользу, поэтому в это время издается масса учебников и переводных, и оригинальных. Например, в 1703 году выходит знаменитая «Арифметика» Л. Магницкого, по которой позже учился М. В. Ломоносов. Книга была напечатана новым гражданским шрифтом, украшена гравюрами и содержала стихотворные вставки, помогающие ученику быстрее запоминать текст.

Новые идеи и явления, возникавшие в период петровских реформ, часто воспринимались поверхностно, поэтому почти сразу же возникает необходимость в издании книг, которые знакомили бы обывателя с неизвестными ему вещами и явлениями. В связи с этим начинают появляться книги, которые мы бы сейчас назвали справочной литературой. Так, например, в 1717 году издается книга «Юности честное зерцало», рассчитанная на молодого читателя. Дворянским недорослям в ироничной форме рассказывалось о правилах хорошего тона, об этикетных нормах европейского этикета поведении в общественных местах и особенно в публичных собраниях. «Не плюй на пол в обществе, громко не сморкайся, перстами в еду не лезь, сдерживай икоту при дамах»,- поучала книга.

Петровские публичные собрания (ассамблеи), где женщины и мужчины проводили праздничные встречи, – это начало женской эмансипации. На них женщина освобождалась от «тюремного затворничества», училась вести себя по-новому, общаться по-новому, чувствовать по-новому. Изменилось и отношение к женщине, симпатию и любовь к ней можно было выражать открыто, поэтому появляется книга «Приклады, како пишутся комплименты разные», разъясняющая правила любовной переписки.

Интерес к европейской культуре тесно связан с интересом к античности, знание античных богов и мифологических героев становится модным. В 1705 году выходит своеобразная азбука мифологии, которая называлась «Symbola et emblemata» («Символы и эмблемы»). Книга содержала 840 аллегорических картин – «символов», характерных для греческой и римской мифологии, часто употреблявшихся в европейском искусстве и литературе, и афористических надписей к ним – «эмблем».

Художественная литература первой трети XVIII в. – сложное, противоречивое явление. В первые десятилетия она находится еще в младенческом состоянии. Большинство произведений этого периода дошло до нас без имени авторов. Грамотных людей было мало, поэтому литературные произведения распространялись, как правило, рукописным путем. Не были созданы еще новые формы для передачи нового содержания, которое несла с собой быстро развивающаяся жизнь русского общества. Неуклюж и тяжеловесен, заполнен церковно-славянскими словами и оборотами язык, не развит стих. Но сквозь эти устарелые формы, пока еще мало отличающиеся от древнерусских, пробиваются новые, появившиеся в литературе, благодаря петровским преобразованиям.

Благочестивые повести превращаются в «гистории» о славных подвигах русских «матросов» и «кавалеров» - представителей людей новой формации, как тогда говорили, «Российской Европии». В нескладных «виршах» (от латинского слова, означающего «стих») славятся уже не Бог и святые, а воспеваются человеческие чувства, радости и печали.

Вместе с тем начинают активно формироваться те идеологические и художественные предпосылки, благодаря которым вскоре будет создана новая русская литература.

Среди них важное значение имеет четко выраженный государственный пафос многих произведений. Мысль о государстве как высшей ценности настойчиво пропагандировалась в это время в правительственных документах, указах и письмах императора. Ценность человеческой личности определялась степенью ее полезности обществу. Вполне естественно, что в литературе данного периода эта мысль становится ведущей. Образ Петра I становится главным в литературе и театре. Об императоре слагаются народные песни, ему посвящаются школьные драмы и церковные проповеди.

Очень важную роль начинает играть античная культура, до этого почти незнакомая русскому читателю. Выходит перевод басен Эзопа, печатаются с небольшими пояснениями иллюстрации к «Метаморфозам» Овидия, в Москве ставятся пьесы, героями которых были Александр Македонский, Сципион Африканский, Юлий Цезарь.

Однако художественная литература петровской эпохи во многом все еще живет традициями средневековой литературы, процесс обновления идет довольно трудно. Во многом это было связано с тем, что с изменением жизни общества, быта, уклада возникла масса новых понятий, для выражения которых древнерусский язык не был приспособлен. Литературный язык пришел в состояние хаоса, необходимы были новые слова и выражения. Вот как, например, описывали русские путешественники начала XVIII в. фонтан в Генуе работы Микеланджело: «Три лошади есть привеликие. На них мужик стоит. У той, что на передке лошади из языка, а у крайних коней из ноздрей течет вода. Кругом тех коней ребята сидят из мрамора, воду пьют». Из текста понятно, что путешественники не знают слово «статуя», заменяя его на слова: «мужик» и «ребята», в том же тексте статуя Венеры названа «мраморной девкой». Поэтому в литературе того времени возникла очевидная необходимость становления нового литературного языка, нового стиля изложения, новых литературных жанров.

Петровская эпоха с ее светским, жизнерадостным началом, с утверждением права человека на земное счастье, способствовала расцвету стихотворства. Изменения в общественной жизни, в семейных отношениях, освобождение личности от церковной и домашней опеки привели к появлению нового жанра – интимной лирики. Благодаря распространению грамотности появились рукописные любовные вирши, которые создавались под явным влиянием книжной европейской литературы и русской народной лирической песни. Однако ни в фольклоре, ни в литературе XVII в. описания любовных переживаний не занимают столь важного места. Сердечная страсть в любовных виршах поэтизируется, возвеличивается, обожествляется, она окрашена в чувствительные тона. Сердца влюбленных «уязвлены печалью», они проливают «слезный дождь», их любовь – «пламень», который «родит в сердце искры» и зажигает «огонь».

Много песен посвящено Фортуне (судьбе). Вот как выглядит обращение к Фортуне анонимного автора: Фортуна злая! Что так учиняешь,/ Почто с милой меня разлучаешь?/ Я хотел до смерти в любви прибыти/ Ты же меня тщишься от нее скрыти./ Или ты не знаешь, Фортунища злая,/ Коль ми есть сладка та моя милая?/ Несть ее краснее на сем зримом свете,/ На вертограде – прекрасном цвете. (Довольно фамильярный разговор молодого человека с Фортунищей).

Большое внимание уделялся и внешнему, графическому виду стиха. Стихи писались в виде креста, сердца, стрелы и т.п. Были развиты так называемые рачьи стихи – палиндромы/21/, акростихи и мезостихи/22/.

Это время экспериментов над словом и образом, ведь все эти образы, которые в последствии стали литературными шаблонами, тогда воспринимались как подлинно поэтическое открытие.

В первые десятилетия XVIII в. возник и новый тип русской сюжетной повести. Под влиянием петровских реформ в их содержании произошли существенные перемены. Одним из таких произведений была «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли». Словом «гистория» неизвестный автор подчеркивал подлинный, невыдуманный характер своего повествования. «Гистории» – светские произведения с вымышленным сюжетом, в котором, раскрывается характер главного героя, чья судьба не зависит от действий неизбывного рока, а является результатом поступков героя.

Герой повести, Василий Кориотский, - молодой дворянин, представитель того сословия, на которое опирался Петр в своих реформах. Василий трудолюбив, любознателен, находчив, не боится смерти.

По сравнению с повестями XVII века, в «гисториях» совсем иначе решается традиционная тема «отцов и детей». Если в повестях XVII в. родительский дом объявлялся хранителем моральных и материальных ценностей, разрыв с родным домом приводил героя к полному краху. То в «Гистории о Василии Кориотском…» эта тема решена иначе. Родительский дом разоряется, а герой спасает его, становясь матросом. Этот выбор героя объясняется новой политической обстановкой, когда Россия, после побед на Балтике, становится крупной морской державой.

Василий служит с большим рвением и тем самым завоевывает любовь товарищей и уважение начальства. В повести рассказывается о том, что правитель Австрии –«цесарь» – с большим почетом принимает Василия, простого русского матроса и оказывает ему всяческую помощь. Тем самым автор показывает возросший международный престиж России, называя ее «российскими Европиями», то есть страной, вступившей в круг европейских государств. В конце «гистории» «острый разумом» российский матрос, преодолев все препятствия, становится флорентийским королем. Это событие тоже передает своеобразие петровской эпохи, когда люди незнатного происхождения могли стать «властителями». Достаточно вспомнить историю светлейшего князя А. Д. Меншикова или Екатерины I.

По-новому в «гистории» раскрывается любовная тема. В отличие от повестей XVII в., где любовь расценивалась как нечто греховное («падение блудное»), здесь - это важное и серьезное чувство, возвышенная и в то же время земная страсть, толкающая героя на подвиги.

Любовь заставляет Василия ради спасения Ираклии, дочери «флорентийского» короля, пренебречь опасностью и рисковать своей жизнью.

Кроме «Гистории о Василии Кориотском…» сохранились и другие: “Гистория о храбром российском кавалере Александре и о любительницах ево Тире и Элеоноре”, “Гистория о некоем шляхетском сыне, како чрез высокую и славную свою науку заслужил себе великую славу и честь и ковалерский чин и како за добрые свои поступки пожалован королевичем в Англии” .

Петровская эпоха со всеми характерными чертами (поездки «за море в науку», ассамблеи, новая манера отношений между мужчиной и женщиной, новое отношение к человеческой личности) отразилась в этих «гисториях» так выразительно и многосторонне, что сами «гистории», несомненно, сыграли значительную роль в дальнейшем развитии прозы XVIII столетия.