Фокусировка на когнитивных структурах

В отличие от интервью, сфокусированных на эмоциональ­ных реакциях респондентов, методические принципы которых за неимением личного опыта заимствованы нами из зарубежной литературы, принципы ведения интервью, сфокусированных на знаниях, представляют собой собственную разработку автора данной книги, основанную на обобщении его практического опыта. Работая в социологии с 1976 года, автор уже в самом начале своей исследовательской деятельности, наряду с анкет­ными опросами, широко использовал метод фокусированного интервью, следуя в этом совету своего научного руководителя Валентины Федоровны Чесноковой. Основная сфера, в которой довелось работать автору до начала 90-х годов — это социоло­гия промышленных предприятий, в более широком плане — экономическая социология. Результаты конкретных исследо­ваний были опубликованы в книге “Факторы эффективности управленческого труда в промышленности” и в ряде статей. В методических целях были опубликованы также тексты самих интервью в виде сборников под общим названием “Произ­водственные интервью”. В 1988 году совместно с С. Марзеевой автором было проведено исследование армейской “дедовшины”, результаты которого были опубликованы в сборнике “Дедовщи-на в армии”, а также в журнальной статье.

В данном разделе автор не ставит своей целью изложить ре­зультаты, которые описаны в перечисленных выше источниках. Подобно Р. Мертону и его соавторам, наша цель состоит в опи­сании методического опыта, накопленного в ходе указанных исследований. В связи с тем, что предметная направленность наших исследований сильно отличалась от направленности ис­следований Р. Мертона и его коллег, методические принципы ведения интервью также оказались существенно иными.

Структура обыденного сознания

Методика интервью, сфокусированного на эмоциональных реакциях, учитывает тот факт, что эти реакции обычно пре­бывают за пределами сознания, и для их изучения должен быть найден способ их актуализации. В противоположность этому изучение выработанных сознанием когнитивных структур не ставит задачи их актуализации, но зато выдвигает проблему их поиска и развертывания.

Социолог, ориентированный на изучение тех или иных элементов сознания респондента, обычно имеет дело с так называемым обыденным сознанием (исключение составляют определенные разновидности экспертных опросов, о которых будет сказано ниже). В соответствии с определением, имею­щимся в социологическом словаре, “обыденное сознание со­впадает со спонтанными, непрофессиональными, базирующи­мися исключительно на непосредственном опыте практической деятельности людей способами освоения мира. Имея дело с буд­ничными, привычными, изо дня в день повторяющимися отно­шениями между вещами и людьми, ближайшим образом связан­ное с практикой, и, следовательно, обладающее возможностью постоянно проверять свою эффективность, обыденное сознание может обладать значительной познавательной ценностью”.

Как любой сложный объект, обыденное сознание обладает определенной структурой, включая в себя элементы, существен­но различающиеся по своим свойствам и происхождению. При этом, в зависимости от того, на каких элементах обыденного сознания фокусируется интервью, должны меняться и принци­пы его фокусировки (сохраняется упомянутый выше принцип отражения в методике свойств объекта и характера познаватель­ных задач). В связи с этим описание методических принципов фокусировки должно быть предварено описанием структуры обыденного сознания. Предлагаемое нами описание не явля­ется единственно возможным, но оно заимствовано из опыта и позволяет ввести некоторые методические разграничения.

Прежде всего отметим, что содержание обыденного со­знания не исчерпывается существующими в нем элементами знания. Наряду с совокупностью представлений, образующих знание, в сознании человека существуют ценностные и оценоч­ные компоненты. Совокупность последних может быть названа “обыденной онтологией”. Эта онтология включает в себя цен­ностные элементы, заимствованные из традиционной культуры, идеологий, транслируемых через систему обучения и по каналам пропаганды, а также ценности и оценки, выработанные людь­ми индивидуально либо коллективно в первичных группах или сообществах. Изучение обыденной онтологии методами каче­ственной, а по мере углубления понимания — и количественной социологии представляет очень важную и с научной, и с практи­ческой точки зрения задачу. Однако в связи с отсутствием у ав­тора данной книги эмпирических наработок по этой проблеме данный вопрос в дальнейшем изложении затрагиваться не будет. К изучению этой группы проблем, возможно, применимы мето­дики типа той, что предложена Р. Мертоном, П. Фиске и П. Кендалл, однако названные авторы не переводили данный вопрос в такую теоретическую плоскость. В связи с неразработанностью этой проблемы анализ обыденного сознания будет ограничен в дальнейшем анализом структуры обыденного знания.

Насколько можно судить, компоненты обыденного знания могут различаться по степени своей концептуализации. Иными словами, в составе обыденного знания могут быть обнаружены не концептуализированные, слабо концептуализированные и высоко концептуализированные компоненты. В этом заключается одно из его коренных отличий от научного знания, которое, если и не является целиком высоко концептуализированным, то, во всяком случае, стремится к этому идеалу.

За пределами зоны концептуальной проработанности суще­ствуют неконцептуализированные элементы знания, составляю­щие обыденный контекст жизнедеятельности человека. В своем повседневном поведении человек, как правило, руководствуется не концепциями, а своего рода доконцептуальными знаниями и представлениями. К примеру, знание о том, как добраться от дома до работы, за исключением каких-то особых случаев, не требует специальной рефлексии и концептуальной прора­ботки. Повседневный контекст жизнедеятельности человека, неконцептуализируемый в силу своей привычности и “беспроблемности”, может служить источником важной информации для социального исследователя, плохо знакомого с конкретными условиями на изучаемом объекте. То, что привычно и почти неосознаваемо для членов определенной социальной среды или субкультуры, для внешнего наблюдателя может быть поразительным и неожиданным. Сказанное относится, в частности, к реально существующим в стране производственным отношениям на микроэкономическом уровне, образующим практически неизученные до сих пор “производственные субкультуры”.

Неподдельное удивление журналиста, впервые столкнувшегося с обыденными и массово распространенными явлениями в сфе­ре производственных отношений, хорошо выразил А.Левиков в своем очерке “Калужский вариант”. Освоение доконцептуального контекста повседневной деятельности людей на ис­следуемом социальном объекте и освоение отражающего этот контекст специфичного языка является первым этапом “вжи-вания” исследователя в проблемную ситуацию и необходимой предпосылкой взаимодействия с обыденным знанием на более высоком концептуальном уровне. Слабость и неадекватность многих социальных исследований часто порождается незнани­ем этого контекста в изучаемых субкультурах, а точнее механи­ческим переносом на эти субкультуры контекста собственной жизнедеятельности исследователя и заимствованных из прессы нормативно окрашенных неадекватных описаний. Проблема не­совпадения вопросов исследователя с общим контекстом жизни и деятельности респондентов часто рассматривается как один из основных источников методических ошибок при разработке социологических анкет.

Помимо методических проблем, связанных с пилотировани­ем и отработкой анкет, существуют, по-видимому, такие классы исследовательских проблем, в которых неконцептуализирован­ные элементы обыденного знания могут оказаться в фокусе исследовательской проблематики, что повлечет за собой не­обходимость разработки сфокусированных на выявлении этих элементов методик. Думается, что это будет весьма специфичная группа методик; к сожалению, это все, что мы можем сказать по данному вопросу.

С самого начала исследовательской деятельности нами была сделана ставка на выявление конце птуализированных элемен­тов в составе обыденного знания, и именно для выполнения данной задачи были разработаны описываемые ниже методиче­ские принципы. В связи с этим в ходе дальнейшего изложения термины “знание” и “обыденное знание” будут употребляться в суженном значении, относящимся только к концелтуализиро-ванному знанию,

В философии и социологии существуют две различные трак­товки термина “знание”. Первое из них, которое можно назвать “широким”, включает в себя всю совокупность представлений, на основе которых человек осознает окружающий мир и дей­ствует в нем, без деления этих представлений на истинные и ложные. Данную широкую трактовку придал этому слову К. Мангейм в рамках созданного им подраздела социологии, который он назвал “социологией знания”. Широкая трактовка термина “знание” была сформулирована К. Мангеймом в про­тивовес идущей от философской традиции более узкой (сциентистской) трактовке, согласно которой знанием могут быть названы лишь те представления, которые по тем или иным кри­териям считаются истинными, научными, достоверными и т. п.

В социологических исследованиях, зачастую в неявной фор­ме, используется как первая, так и вторая трактовки слова “знание”. В частности, исследования общественного мнения опираются на широкую трактовку этого термина. Любые суще­ствующие у индивидов системы представлений рассматриваются в рамках этих исследований как “истинные” в том смысле, что люди, являющиеся носителями этих представлений, субъектив­но считают их истинными и действуют в соответствии с ними.

Описанная выше широкая трактовка термина “знание”, по-видимому, доминирует в сознании социологов. Возможно, что такая ситуация является отголоском той поры, когда исследова­телям общественного мнения приходилось активно доказывать право на существование у людей тех мнений, которые с той или иной точки зрения кажутся “глупыми”, “наивными”, “ненауч­ными” или “неправильными”. Другой фактор распространенно­сти такого подхода заключается в том, что каждому социологу в ходе его профессионального обучения приходится проделывать трудный путь освоения известного социологического принципа анализа без оценочных суждений, преодолевая при этом свои собственные, порой глубоко встроенные в личность, оценочные представления.

Вместе с тем важно отметить, что указанная широкая трак­товка термина “знание”, релевантная в исследованиях обще­ственного мнения, часто бывает нерелевантна в так называемых отраслевых социологических исследованиях. Под отраслями со­циологии в данном случае понимаются такие ее направления, как социология производства, науки, семьи, отклоняющегося поведения, военная социология и т. п. Иными словами, отра­слевой социологией здесь названа совокупность исследований, направленных на изучение проблем в различных функциональ­ных подсистемах общества. Хотя данный вопрос редко рас­сматривается в теоретической плоскости, в практике конкрет­ных исследований социологи часто сталкиваются с проблемой разграничения “истинных” и “ложных” (обоснованных и не­обоснованных, правомочных и неправомочных, заслуживаю­щих и не заслуживающих доверия) высказываний респондентов по критериям, аналогичным критериям, выработанным философской традицией в гносеологии для оценки истинности научных теорий.

Таким образом, при подходе к обыденному знанию как к источнику значимых для науки концептуальных наработок в составе этого знания следует различать “достоверную” и “не­достоверную” области. Указанные области, как будет показано ниже, сильно различаются как по своим свойствам, так и по сво­ему происхождению. Методические принципы ведения интер­вью в пределах каждой из этих областей существенно отличаются друг от друга. Если “недостоверные” элементы могут изучать­ся только как объект исследования или “социальные факты”, то “достоверные” элементы нередко являются пригодными для непосредственного включения в систему научного знания.

Учитывая наличие существенных различий как в свойствах “достоверных” и “недостоверных” областей обыденного зна­ния, так и в способах адаптации исследовательских методик к этим специфичным свойствам, принципы фокусировки ин­тервью на этих элементах должны рассматриваться раздельно.

Обыденное сознание как. источник достоверного знания

Получение с помощью интервью достоверного знания об исследуемом социальном объекте требует рассмотрения вопроса о том, что считать достоверным знанием и каковы источники его формирования в сознании респондента. Специфика изучения социальной реальности методом интервью заключается в том, что эта реальность дана исследователю не непосредственно, а опосредована личностью опрашиваемого. С этой точки зрения респондент - это включенный наблюдатель, погруженный в исследуемую социальную среду и нередко располагающий уникальными знаниями о ней. Отсутствие специальной социо­логической подготовки, а порой и низкий уровень образования компенсируются в этом случае многолетним знакомством с этой средой, не искаженным никакими социальными или иными барьерами. Респондент в ситуации опроса выступает как “первич­ный исследователь”, изучивший и осмысливший (нередко с уди­вительной глубиной и точностью) ту социальную действитель­ность, с которой он определенную часть своей жизни находился в непосредственном контакте. Получение и фиксация добытого таким образом знания является главной целью интервьюера.

Одна из основных трудностей, возникающих при достиже­нии этой цели, заключается в том, что респондент зачастую не осознает границ своей компетентности. На практике интер­вьюер постоянно сталкивается с тем фактом, что люди охотно пускаются в рассуждения не только по тем вопросам, в кото­рых они компетентны, но и по тем, в которых они заведомо некомпетентны. В связи с этим интервьюер должен уметь раз­личать в сознании респондента зону компетентности и зону некомпетентности.

Зона компетентности — это совокупность представлений опрашиваемого, которая сформировалась под непосредствен­ным влиянием его практической деятельности и личного жиз­ненного опыта. Подчеркнем, что в данном случае речь идет не о профессиональной (инженерной и т. п.) компетентности работника, а о компетентности в описаниях социальных отно­шений и социальных проблем на исследуемом объекте.

Зона некомпетентности — это совокупность представлений о предметах, не знакомых респонденту по личному опыту и сформировавшихся под влиянием средств массовой информа­ции и контактов с другими людьми. Подобные представления обычно в той или иной мере дополняются личными домыслами и фантазиями. Как показывает опыт интервьюирования, в пре­делах зоны компетентности опрашиваемый нередко оказыва­ется способным формулировать и обосновывать оригинальные и неожиданные суждения, порой не имеющие аналогов даже в специальной литературе, спорить и подвергать развернутой критике распространенные мнения, включая высказываемые в печати, сообщать информацию, обладающую принципиальной новизной для исследователя. Характерной особенностью компе­тентного респондента - практика является его способность формулировать выводы, по смыслу и даже по формулировкам близ­кие к тем, которые были сделаны известными социологами и социальными психологами в ходе проводившихся ими иссле­дований. В качестве примера может быть приведена выдержка из интервью с заместителем начальника цеха машиностроитель­ного завода. Будучи заведомо незнакомым с работами Ф.Хер-цберга и других индустриальных психологов, опрашиваемый сумел на основе своего практического опыта сформулировать нижеследующие мнения:

Вопрос: “Вы говорите, что смена руководителя отрицательно сказывается на работе цеха?”

Ответ: “Да, конечно. В процессе работы у людей устана­вливаются определенные отношения. Когда руководитель долгое время контактирует с людьми, он этих людей постепенно изуча­ет. Если же приходит новый руководитель, то он, может быть, и разбирается в производстве, но наладить контакт с людьми ему трудно. Надо еще понимать, что сам по себе человек (работник) не настолько организован, чтобы полностью отдавать себя произ­водственной деятельности. Его нужно суметь как-то мобилизовать. А новый руководитель обычно не знает, как это можно сделать, с какой стороны подойти к этой проблеме. Пока руководитель на­бирается опыта, производство лучше работать не станет. Может быть, при благоприятном стечении обстоятельств оно не будет работать хуже, но и улучшить его тоже не удастся. Как правило, при смене руководителя цех начинает работать хуже.”

Вопрос: “В чем проявляется недостаток опыта руководителя в работе с людьми?”

Ответ: “Я вот сам думал над этим вопросом. Мне кажется, здесь сказывается то, что работнику необходимо дать опреде­ленный эмоциональный заряд. Чтобы человек хорошо работал, необходимо воодушевить его внутренне, а не, скажем, накричать. Если человека воодушевить, он сделает гораздо больше. А но­вый руководитель обычно не знает, как ему повлиять на людей. Прежний начальник, который долго проработал, имеет необходи­мый опыт. Он знает, как обращаться с работниками, как подать личный пример и т.д. Поэтому я считаю, что для руководителя самое важное — опыт и умение работать с людьми.”

Описанная выше способность респондентов формулировать компетентные мнения относительно окружающей их социаль­ной действительности характерна не только для работников отраслей материального производства, но и практически для всех сфер человеческой деятельности. Так, молодая женщина, работавшая воспитателем детского сада, сказала автору данной книги в ходе неформальной беседы: “Принято считать, что отно­шения между детьми являются чистыми и непосредственными. Их рассматривают как образец отношений между людьми. Эти представления возникают из-за .незнания, потому что на самом деле детский коллектив по своей природе жесток. Мы стараемся не допустить проявлений этой жестокости, но это не всегда у нас получается”.

Описанные выше механизмы формирования достоверного обыденного знания родственны процессам формирования на­учных концепций. Данную точку зрения разделял, в частности, К. Поппер, который писал, что “рост научного знания можно считать ростом обычного человеческого знания, выраженного в ясной и отчетливой форме... Научное знание есть как бы ясно выраженное обыденное знание”. Однако в сравнении с науч­ным знанием процессы формирования достоверного обыденно­го знания характеризуются отсутствием или слабым развитием имеющихся в науке институциональных механизмов, обеспе­чивающих их накопление и аккумуляцию. Наиболее важными из этих механизмов, существующих в науке и других отраслях профессиональной деятельности, являются следующие.

1. Институциональные механизмы передачи накопленного знания (обучения новичков). В науке данную функцию выпол­няют системы образования, обучения, издание научной литера­туры и т. п.

2. Институциональные механизмы обмена концептуальны­ми наработками и эмпирическими данными на переднем крае исследований и механизмы их критического обсуждения.

3. Существование методологических принципов формиро­вания концептуализированного знания и методических принципов получения эмпирических данных в сочетании с механизмом Социального контроля за соблюдением этих принципов со сто­роны профессионального сообщества.

Наличие институциональных механизмов формирования научного знания обусловливает его коллективный характер. Индивидуальные достижения обеспечивают лишь приращения к этому коллективному знанию, причем, благодаря институци­ональным механизмам, эти приращения сами в короткий срок становятся коллективным достоянием. В противоположность этому неинституциональное происхождение достоверного обы­денного знания обусловливает его индивидуальный характер. Сказанное означает, что достоверное обыденное знание часто создается заново на основе жизненного опыта отдельного чело­века. Оговорим, что в обществе могут существовать трансляции данного типа знания по неформальным каналам. Однако про­цесс стихийной передачи достоверного обыденного знания за­труднен его сложностью, специализированностью, отсутствием широкой воспринимающей аудитории и рядом других факторов. Лишь в пределах однородных и достаточно интегрированных не­формальных сообществ (субкультур, профессиональных групп, дружеских и родственных связей) процессы передачи и воспро­изводства обыденного достоверного знания могут становиться значимыми факторами его формирования в сознании отдельно­го индивида.

Отсутствие институциональных механизмов формирования и воспроизводства достоверного обыденного знания предопре­деляет его изначальную слабость по отношению к развитому на­учному знанию. По отношению к естественным наукам с их мно­говековой историей, развитым концептуальным и методическим аппаратом, обыденное знание не только неконкурентоспособно, но и само находится в большой зависимости от выработанных этими науками концептуальных представлений, транслируемых через систему образования. Принципиально иная ситуация су­ществует по отношению к социальной науке, в особенности отечественной, которая во многих отношениях недалеко про­двинулась от своего “старта” и к тому же засорена оставшимися с советских времен псевдонаучными концепциями с их неаде­кватным понятийным аппаратом.

Превосходство обыденных представлений над их научными аналогами в социальных науках может возникать по трем основным причинам. Во-первых, относительная (в сравнении со зрелыми научными концепциями) неразвитость обыденных концептуальных представлений компенсируется в буквальном смысле их достоверностью, поскольку в данном случае речь идет о тех представлениях, которые человек лично вырабо­тал, исходя из своего жизненного опыта. Во-вторых, слабость отечественной социальной науки выражается не только в не­развитости и методологических пороках многих созданных ею наработок, но и в узком охвате изучавшихся социальных явле­ний. Существование обширных сфер жизнедеятельности обще­ства, где “не ступала нога социального исследователя”, делает обыденное сознание единственным источником концептуализированной информации об этих сферах. В-третьих, следует также учесть, что естественные науки занимаются изучением неизменного физического мира, в то время как социальные науки изучают меняющееся общество с меняющимся набором социальных проблем. Отставание науки от происходящих в об­ществе изменений — еще один довод в пользу необходимости взаимодействия с обыденным сознанием, которое во многих случаях быстрее улавливает социальные перемены.

Таким образом, в социальных исследованиях достоверные элементы обыденного знания могут выступать не только как объект изучения, но и как равноправный партнер научного зна­ния, т. е. как источник не только фактологических сведений, но и конструктивной критики научных концепций, а также концептуальных наработок, прямо или косвенно подлежащих включению в систему научного знания. В отечественной (а воз­можно и в мировой) социологии сложилось неоправданное пренебрежение к такому способу взаимодействия с обыденным знанием. В ходе своей практической научной работы автор данной монографии часто убеждался, что обыденное сознание (при правильной методической организации взаимодействия с ним) может служить источником чрезвычайно ценных для социолога сведений и идей.

Наряду с получением новых и важных для исследователя знаний контакт с обыденным сознанием может выполнять так­же функцию очищения сознания исследователя от различного рода “мифов”, домыслов и иных недостоверных представлений, сформировавшихся в его собственной зоне некомпетентности, т.е. под влиянием средств массовой информации, из общения с неосведомленными людьми и т. д. Сознание исследователя на ранних этапах разработки проблемы очень часто бывает гораздо более “мифологизированным”, чем сознание практиче­ских работников. Одна из наиболее важных функций интервью заключается в том, что исследователь с их помощью избавляется от собственных мифов, которые в случае применения формали­зованных методов могут предопределить результаты его работы.