Whitehead

чалосьэтовзаимодействие.Верното,чтоновыенаблюдениямодифицируютконцептуальныйпорядок,ноинаоборот,новыепонятия предполагают новые возможности для наблюдений.

История мысли не будет нами понята, пока мы не начнем учитывать серьезные слабости в порядке наблюдения. Различения, которые производятся в процессе наблюдения, диктуются нам не самыми беспристрастными фактами. Мы отбираем определенные факты, отбрасывая другую их часть, и то, что сохраняется, перестраивается в субъективный порядок выделения одного за счет другого. Этот порядок выделения в наблюдении является по существу искажением фактов. Поэтому мы должны различать факты, как они есть, и факты, как они нам являются. Мы должны спасать факты от полного к ним пренебрежения и мы должны уметь отбрасывать субъективный порядок выделения фактов, который сам является фактом наблюдения. Например, рассмотрим наблюдаемые факты, относящиеся к ранним ступеням цивилизации. Наблюдаемым фактом было то, что земля плоская, а небо – изогнутый купол. Даже современники папы Сильвестра не могли себе представить, что существуют антиподы, и его всем известная вера в них подрывала доверие к старому колдуну с именем папы.

Мы смотрим на небо в ясный день, в полдень. Небо голубое и освещено солнцем. Непосредственное наблюдение говорит нам, что солнце является единственным источником света и что небо пусто. Вот миф об Адаме и Еве в Эдеме в первый день их существования. Они видят заход солнца, появляются звезды: «Смотри! Мироздание открылосьчеловеческомувзору».Избытоксветаскрывалзвезды.Он искажал факты, попавшие в поле человеческого наблюдения. Одна из задач спекуляции состоит в том, чтобы побудить наблюдение выйти за пределы иллюзорной полноты и заставить научные доктрины выйти за пределы иллюзорной атмосферы завершенности.

Мы можем теперь кратко охарактеризовать историю трансформациисредневековойкосмологиивсовременнуюточкузрения. Действенной силой этой трансформации была история почти восемнадцати столетий, полностью порвавшая с физическим наблюдением. Это история абстрактной мысли, а именно история развития математики. Интерес, который двигал этой историей, – это интерес к координации теоретических понятий и к теоретическим конструкциям, возникающим из таких господствующих понятий.

201

Если бы современные философы и ученые имели такую возможность, они отговорили бы греков, евреев и магометан от столь бесполезных исследований, от создания чистых абстракций, которым никакоепредвидениенеможетобещатьпрактическоеприменение. К счастью, предки современных ученых находятся вне пределов досягаемости последних.

Раздел VII. Услуги, оказанные человечеству ньютоновской системой природы, неисчислимы. Она объединила идеи, идущие от Платона, Аристотеля и Эпикура в последовательную схему мышления, которая осветила неправдоподобно громадное количество наблюдаемых фактов. Поэтому она помогла людям получить новую формувласти надприродой. Там,гдемыпреждеподчинялись, мы теперь управляем. Но в конце концов и ньютоновская космология была разрушена.

История этого разрушения длилась более чем столетие. На протяжении большей части этого периода ученые совершенно не сознавали, что идеи, которые они вводили в действие шаг за шагом, образовывали систему мышления, несовместимую с идеями Ньютона, которыми они вначале руководствовались и которые определили способ выражения их мысли. Эта история началась волновой теорией света и окончилась волновой теорией материи. Она в конце концов поставила нас перед философским вопросом – что собой представляют конкретные факты, которые демонстрирует математический атрибут волновой вибрации?

Эта история в ее деталях есть история современной физики, которую мы не будем здесь обсуждать. Мы только хотим, чтобы был осознан контраст между основными понятиями, лежащими в основании ньютоновской физики, и основными понятиями, лежащими в основании современной физики. Физика Ньютона опиралась на независимую индивидуальность каждой частицы материи. Каждый камень осознавался как часть материи, которая может быть полностью описана без ссылки на любую другую часть материи. Такое представление было связано с представлением об универсуме, занимающем единообразное пространство. Это обстоятельство относится также и к камню. Считалось, что камень может быть адекватно описан без отсылки к прошлому и будущему. Его природа могла быть понята полностью и адекватно, как некоторое целое, образованное настоящим моментом.

202

Это и есть концепция Ньютона, которая была постепенно разрушена и от которой отказалась современная физика в процессе своего развития. Концепция Ньютона представляет собой бескомпромиссноеучениео«простомместоположении»и«внешнихотношениях». Относительно внешнего характера связей возникли тогда же некоторые разногласия. Сам Ньютон склонялся к тому, чтобы толковать связи в терминах удара и толчка двух соприкасающихся тел. Но его ближайшие последователи, такие как Роджер Коутс108, добавили к этому понятие силы, действующей на расстоянии. Каждая из альтернатив была полностью и целиком представлена, а именно: являются ли внешние связи между двумя частями материи связями, возникающими на расстоянии или в результате соприкосновения. Противоположная точка зрения относительно того, что отношения внутренние, была искажена тем, что описывалась в терминах языка, адаптированного к предпосылке внешних отношений ньютоновского типа. Даже такие приверженцы Ньютона, как Ф.Г.Брэдли109,например,попаливэтуловушку.Следуетнапомнить, что точно так же, как отношения модифицируют природу вещи, вступившей в отношения, так и сама эта вещь изменяет природу отношений. Отношения не являются универсальными, они представляют собой конкретный факт, столь же конкретный, как и сама вещь. Понятие причины, имманентной действию, иллюстрирует эту истину. Нам нужно создать учение о природе, которое выражает конкретную связь физического и ментального действия, связь прошлого с настоящим, а также конкретную структуру физических реальностей, которые имеют индивидуальные различия.

Современные физики отвергли доктрину «простого местоположения». Физические вещи, которые мы называем звездами, планетами, скоплениями материи, молекулами, электронами, протонами, квантами энергии, осознаются как изменение условий в пределах пространства-времени, охватившее всю данную область. Существует сфокусированная точка, которая в обыденной речи именуется вещью. Но ее воздействие расходится от нее с конечной скоростью через самые отдаленные ниши пространства и времени. Вполне естественно и в определенном смысле совершенно точно говорить о такой сфокусированной точке, которая представляет собой вещь, расположенную в данном месте. Но трудности возникают тогда, когда мы слишком настаиваем на этой мысли. Для

203

физика вещь – это то, как она действует, и то, как она действует, есть этот дивергентный поток влияния. Поэтому сфокусированная точка не может быть отделена от внешнего потока. Она упорно сопротивляется тому, чтобы быть рассмотренной как устойчивый факт. Она представляет собой состояние беспокойства, отличающееся от так называемого внешнего потока только полным преобладанием в пределах определенного региона. Мы недоумеваем, как точнее выразить существование этих физических вещей в любой определенный момент времени. Поскольку в моментальной событийной точке, внутри или вне сфокусированного региона, модификации, приписываемые вещи, являются или предшествующими или последующими, соответствующая модификация производится благодаря данной вещи в другой событийной точке. Таким образом, если мы стремимся понять случай полного существования данной физической вещи, мы не можем ограничить себя одной частью пространства или одним моментом времени. Физическая вещь представляет собой определенную координацию пространства, времени и условий нахождения в этом пространстве и в этом времени, эта координация иллюстрирует определенное общее правило, выражаемое в терминах математических отношений. Здесь мы должны вернуться к основополагающей доктрине Платона.

Отрицая «простое местоположение», мы должны принять, что в пределах любого региона пространства-времени предполагается в известном смысле бесконечная множественность физических вещей. Таким образом, физический факт в каждом регионе пространства-времени есть результат того, что значит каждое физическое целое всего универсума в этом регионе. Но целостное существование не есть соединение математических формул и только формул. Оно есть конкретное соединение вещей, иллюстрирующее формулы. Это переплетение качественных и количественных элементов. Например, когда живое тело ассимилирует пищу, дело не может быть сведено к тому, что одна математическая формула ассимилирует другую математическую формулу. Факт не может сводиться к тому, что равенство 3 + 2 = 5 может быть уподоблено равенству 3 × 3 = 9, или что число 11 может быть уподоблено числу 16. Любое из этих математических понятий может быть проиллюстрировано, но факт больше, чем любая проиллюстрированная формула.

204

Раздел VIII. Наконец, последняя проблема, которая должна быть понята, – это проблема целостного (παντελής) факта110. Мы можем образовывать подобную концепцию в терминах фундаментальных понятий, относящихся к природе реальности. Вернемся к философии. Много столетий назад Платон предугадал те семь основных факторов, которые переплетаются в факте: идеи, физические элементы, псюхэ, эрос, гармония, математические отношения, вместилище. Все философские системы стремились к тому, чтобы описать взаимодействие этих элементов. Конечно, было бы очень некорректно с научной точки зрения идентифицировать наши современные понятия с этими архаическими мыслями Платона. Для нас между тем и другим имеются тонкиеразличия.Нопривсехэтихразличияхчеловеческаямысль и теперь стремится обнаружить аналогичные элементы в составе природы. Правда, они лишь смутно различаются, неверно описываются и вызывают ложные ассоциации. Но всегда их тайна остается манящим огоньком. Научные и философские системы возникают и исчезают. Каждый метод ограниченного понимания в конце концов исчерпывает свои возможности. Вначале каждая система имеет грандиозный успех, в момент своего упадка она превращается в прискучившую нелепость. Переход к новому продуктивному способу понимания совершается в величайших глубинах интуиции, благодаря которой происходит обновление воображения. В конце концов – если можно говорить здесь о конце – достигается широта взгляда, в результате которой возникают величайшие возможности. Но эти возможности могут вести вверх, а могут привести к упадку. В несмыслящей природе «естественный отбор» является синонимом понятия «бесполезная трата». Философия должна теперь совершить дело своей жизни. Она должна обнаружить понимание, каким бы смутным оно ни было, которое поможет избежать гибели существам, проявляющим чувствительность к ценностям, выходящим за пределы только животных наслаждений.

205

Глава Х Новая реформация

Раздел I. Тема этой главы может быть введена ссылкой на следующее противоречие. Протестантское христианство в отношении своих институциональных и догматических форм, в которых оно процветало на протяжении трех столетий, ведя свое происхождение от Лютера, Кальвина и англиканской церкви, обнаруживает все признаки величайшего упадка. Его догмы утрачивают былое значение, его наследство не привлекает больше внимания, его институты не влияют больше на образ жизни. Это одна сторона противоречия.

Другой стороной является то, что религиозный дух, игравший всегда существенную роль в человеческих делах, как раз сейчас (апрель 1931 г.) продемонстрировал одну из своих самых крупных побед. В Индии силы насилия и борьбы – между правительством

инародом, между нациями, между религиями, между социальными стратами – силы, угрожавшие учинить насилие над сотнями миллионов людей, – эти силы мгновенно были остановлены двумя людьми, действовавшими с помощью морального авторитета

ирелигиозного убеждения. Эти люди – Махатма Ганди111 и вицекороль Индии (лорд Ирвин).

Они могли потерпеть неудачу. Более чем две тысячи лет тому назад мудрейшие люди заявили, что убеждение является основой мирового порядка, но что оно достигает только того уровня гармонии, который возможен в условиях грубого насилия. Я думаю, что этим положением Платон прямо предвосхитил учение о благодати за семь столетий до эпохи Пелагия и Августина.

Но драматический эффект, произведенный Махатмой Ганди и вице-королем, требовавший действительной реакции бесчисленных миллионов людей в Индии, Англии, Европе и Америке, свидетельствует о том, что религиозные мотивы (я имею в виду реакцию на религиозное убеждение) еще имеют власть, и, может быть, еще большую, чем прежде, над умами и совестью людей. В этой реакциипротестантскоенаселениеБританскойимпериии(чтоещеважнее,хотяиоказаломенеенепосредственноевлияние)Соединенных Штатов, сыграло свою роль. Это был момент, когда ход истории зависел от спокойной разумности, истоком которой является рели-

гиозное общественное мнение. Эту победу мы уже одержали.

206

Мы говорили о контрасте между состояниями упадка и оживления. И должны понять, что именно пришло в состояние упадка и что выжило. Я утверждаю, что развивается новая реформация. Это действительно появление новой реформации; но будет ли она удачной или неудачной, зависит во многом от действий сравнительно небольшого числа людей и в значительной мере от лидеров протестантского духовенства.

Я не утверждаю, что возможно или хотя бы желательно, чтобы мнения совпали даже в деталях. Но даже среди разноголосицы мнений, основанных на различии метафизических точек зрения и трактовок отношений тех или иных исторических событий, вероятна возможность достичь общего согласия относительно тех моментов личного человеческого опыта и истории в целом, которые мы отобрали, чтобы продемонстрировать основную тему божественной имманентности в ее завершенности, с нашей космологической точки зрения. Иначе говоря, мы можем прийти к согласию относительно качественных аспектов религиозных фактов и их общего способа координации в метафизической теории, но объясняя это по-разному.

Проблема, однако, далеко не так проста, как это может показаться. Мы имеем дело со сложным и многосторонним предметом. Он включает в себя высвобождение такого способа понимания, который приводит в равновесие наши глубочайшие интуиции. В этот предмет входят и эмоциональные реакции на те или иные формулировки идей, на способы поведения, а также на направление и изменение поведения. Этот предмет охватывает каждый аспект человеческого существования. Что касается религиозных проблем, то простые решения их – иллюзорные решения. Ведь ясно, что кто пишет, тот может и читать. Но это не значит, что тем самым он удовлетворяет написанному.

Религия имеет дело с нашими реакциями на устремления и эмоции, возникающие благодаря нашему личному проникновению в предельную тайну универсума. Но мы не должны исходить из предположения, что эти реакции просты. Исторические свидетельства и обычный здравый смысл говорят нам, что упорядоченные формулировки являются могущественным орудием выделения, ощущения и стабилизации понятий. Христианский мир уже давно впал в болезненное суеверие, не считая левантийского

207

и европейского интеллектуального развития, которое было непрерывным с самого начала и до настоящего времени. Это развитие является стремлением разума обеспечить корректную систему теологии. Действительно, в тех районах, где эти усилия разума зачахли, религия фактически обветшала и не оправдала возложенных на нее надежд.

Раздел II. Атака либерального духовенства и либеральных мирян на последовательную теологическую систему – атака, которая продолжалась на протяжении XVIII и XIX столетий, – была совершенно неправильно понята. Ее вдохновители напрасно принимали разные меры предосторожности против диких эмоций, возникающих из суеверия. Целью цивилизованной религии должно быть воспитание чувств, естественно вытекающих из культурной разумной критики метафизических интуиций, оказывающих сильное влияние в узловые периоды человеческой истории. Призыв к истории – это призыв к наивысшим достижениям, суть которых лежит вне той непосредственной ясности, которой обладает наш собственный индивидуальный опыт. Это призыв к авторитету.

Призыв к разуму есть обращение к последнему судье, универсальному и одновременно индивидуальному, перед которым должен склониться любой авторитет. История является авторитетом постольку и только постольку, поскольку она допускает рациональную интерпретацию.

Нападки на последовательную мысль являются изменой цивилизации. Однако великие умы, заложившие фундамент современной цивилизации, такие как Джон Локк, имели причины для недовольства традиционной догматической теологией, хотя они не совсем правильно понимали, на чем именно основано это их отношение. Их подлинным врагом было учение о догматической завершенности – учение, которое с равной силой процветало и процветает в рамках теологии, науки и метафизики. Методология рационального мышления, начиная с греков и кончая нашим временем, искажается этим фундаментальным ложным представлением. Это ошибочное учение не ограничивается религиозной мыслью, оно заразило все сферы мышления. А результат в каждую эпоху был один: догматическое понимание завершенности. Ошибка заключалась именно в акценте на общее догматическое утверждение и догматическое отрицание.

208

С момента возникновения критической мысли мы обнаруживаем различия между предметами, допускающими определенное знание, и предметами, о которых можно высказать только неопределенное мнение. Зарождение этого различения, выявленное эксплицитно, является зарождением современной ментальности. Возникло критическое направление мысли. Это различение знания и мнения едва ли содержится в Библии, оно чуждо Иегове и его почитателям. Первый результат этого нового различения был неудачен, оно было еще слишком примитивным, и сфера знаний определялась вначале неверно. Платон, например, защищает религиозные преследования и оправдывает себя тем, что слишком-де важен сам этот предмет, религия, и что его собственные утверждения якобы бесспорно убедительны112.

Я полагаю, что развитие последовательной теологии должно сопровождатьсякритическимпониманиемсвязиязыковыхвыражений с глубочайшими и наиболее устойчивыми нашими эмоциями. Язык развивался в ответ на чувства, соединенные с практическими действиями. Он связан с фактами, привлекающими внимание, поскольку факты охватываются сознанием для более подробного их изучения вкупе с эмоциональной реакцией на них, ведущей к непосредственному целесообразному действию. Факты эти самые разнообразные – появление тигра, удар грома, болевой спазм. Все они входят в наш опыт с помощью наших органов чувств. Отсюда возникла сенсуалистская доктрина о данных, которые являются источником опыта.

Но такие привлекающие внимание факты являются фактами внешними. Они разнообразны, потому что находятся на поверхности; и они поддаются осознанной классификации, ибо они разнообразны. В нашем опыте существуют и другие элементы – элементы, находящиеся на грани бессознательного и, однако же, несомненнейшим образом определяющие наш опыт. В отношении к этим другим факторам колеблется наше сознание, а не сами факты, то якобы исчезающие, то появляющиеся вновь. Факты всегда здесь, в наличии, они едва различимы, и все же от них невозможно отделаться. Рассмотрим, например, наше прошлое, прошедшее четверть секунды тому назад. Мы составляем его продолжение, мы с ним одно, мы находимся в той же самой эмоциональной настроенности, владеем этим прошлым и, однако, мы изменили уже

209

это прошлое, мы отклонились от намеченного им пути, изменили свои цели, переменили его настроенность, добавили к данным этого прошлого новые элементы.

Мы редуцируем это прошлое до некой перспективы и все же сохраняем его как базис нашего настоящего момента. Мы отличаемся от этого прошлого и одновременно сохраняем наше индивидуальное тождество с ним. Это и есть тайна тождества личности, тайна имманентности прошлого в настоящем, тайна любой скоротечности. Вся наша наука и любое наше объяснение нуждаются

впонятиях, начало которых лежит в опыте этого нашего происхождения из прошлого. В отношении к такого рода интуиции язык странно неадекватен. Наша способность к анализу и к выражению наших мыслей колеблется вместе с колебаниями нашего сознания. Неверно думать, будто существует такая сфера нашего сознания, в пределах которой возможна ясная классификация, а за ее пределами якобы существует только тьма неразличимого. Неверно также, что элементы опыта имеют смысл только в зависимости от того, насколько они прояснены в сознании.

Обращение к истории получает смысл благодаря сложному характеру человеческого опыта. Метафизика и теология равным образом нуждаются в этом. Необходимое свидетельство не может бытьполученотолькопосредствомактовнепосредственнойинтроспекции, принадлежащих – в пределах одной эпохи – нескольким определенным индивидам. Если человеческая память погрузит нас

взабвение, мы можем посредством такой интроспекции восстановить в сознании таблицу умножения. Но не более того. Каждый период мировой истории характеризуется тем, что действия людей и их истолкование своих чувств, мотивов и целей бросает свет на темные места нашего опыта. Одна эпоха отличается от другой своимистолкованиемтого,чтозначитжить,действовать,чувствовать. Для того чтобы классифицировать исторические свидетельства, требуется критическая способность, основанная на вкусе и на логическом анализе, а также на вероятности индукции.

Эти две основы всякой критики – эстетическая и логическая – соединяются вместе в окончательном суждении разума, сравнивающего один исторический период с другим. Каждая эпоха хранит свое сообщение относительно тайного характера природы вещей. Цивилизации могут быть поняты только теми, кто цивилизован.

210