Whitehead

Схоласты резко отличались между собой по своим воззрениям. Не все ранние схоласты были последователями Аристотеля и не все поздние были томистами. Современные ученые также различаются в своих точках зрения как на частности, так и на общее понятие законов природы.

В пределах диалектических споров схоласты были критичны в высшей степени. Они доверяли Аристотелю, поскольку они могли вывести из него последовательную систему мышления. Это было критическое доверие. К сожалению, они не понимали, что некоторые из его основных идей зависели от его непосредственного знакомства с опытным фактом. Они верили в логическую последовательность системы как в гарантию неограниченной релевантности системы первичным понятиям. Таким образом, они унаследовали смешение Аристотелем – когда это смешение имело место – поверхностных аспектов с фундаментальными принципами самого широкого обобщения. Их метод развития естественнонаучных знаний был спорным, ибо он не подкреплялся постоянным обращением к непосредственному наблюдению. К несчастью, тот инструментарий спора, к которому они прибегали, – аристотелевская логика – был более поверхностным оружием, чем они полагали. Этот инструментарий оставлял на заднем плане некоторые фундаментальные предметы для мышления – количественные отношения, исследуемые математикой, сложные возможности многочисленных связей внутри системы. Все эти и ряд других предметов оставались в тени для логики Аристотеля.

Ксчастью,схоластическаяэпохаалександрийскойученостигосподствовала в Европе в течение столетий и подарила цивилизации бесценные сокровища мысли. Это была эпоха громадного прогресса. Но схоластическая эпоха работала в условиях жестких ограничений. Правда, оживление интереса к классической Греции подавило эллинистическую сплоченность средневековья. Платон воскрес из своей могилы. Кочующая спекуляция и непосредственное наблюдение положили конец схоластической системе. Возобладали новые боги, новые интересы. Новым основанием для мышления стали сообщения о фактах, непосредственно наблюдаемых и непосредственно используемых, правда, в момент упадка итальянского Ренессанса XV в. повторилась драма перемещения культурного центра из Афин в Александрию. Постепенно Европа вступила в но-

161

вую эпоху учености. Появилась современная историческая наука, современная критическая литература, современный ученый и современная технология. Древняя египетская металлургия, древнесемитская математика и средневековая схоластика были отомщены.

Но современная ученость и современная наука воспроизводят те же самые ограничения, которые господствовали в прошедшую эллинистическую эпоху и в эпоху схоластики. Они направляют мышление и наблюдение по предопределенному руслу, исходя из неадекватных метафизических предположений, принятых догматически. Современные предположения отличаются от прежних, при этом не всегда в лучшую сторону. Они исключают из рационалистического мышления большинство конечных ценностей существования. Внутренняя робость профессиональной учености ограничивает разум сведением его предметов к тривиальности, например, к голому смыслу и тавтологии. При этом она освобождает себя от критики, переводя жалкий остаток опыта в животную веру или в религиозный мистицизм, неспособный к рациональному мышлению. Мир снова впадет в скуку посредственного уточнения деталей рационального мышления, если мы не сохраним отблески того света, который исходил от солнца эллинизма.

Глава VIII Космологии

Раздел I. В конце предыдущей главы мы остановились на рассмотрении четырех антагонистических школ мысли относительно понятия закона – школы имманентности, школы импозиции, позитивистской школы наблюдения, или чистого описания, и, наконец, школы конвенциональной интерпретации. Мы обнаружили, что каждое из этих направлений может привести серьезные аргументы в поддержку своей доктрины.

Прогрессу мышления ничто не мешает так, как проявления раздраженного духа партийности. Изысканная вежливость и благожелательность Платона, если мы можем доверять его Диалогам, доброжелательность афинского общества были частью интеллектуального духа тех времен. Порочный антагонизм теологов (несколькими столетиями позднее) лишал их рассудительности, о

162

которой они не должны были забывать, и скрыл от нас метафизическую гениальность их рассуждений, явившихся существенным вкладом в развитие мысли.

Нам вновь пришлось бы рассматривать историю этих доктрин естественного закона с момента, который определяется точкой их расхождения, и исследовать также, в какой мере эти доктрины можно примирить друг с другом. В предыдущей главе я цитировал изысканное вступление Платона к философскому рассуждению. Само рассуждение очень пригодится нам сейчас: «Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью либо воздействовать на что-то другое, либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз, – все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность»89.

В дальнейшем ведении диалога Платон достигает вершины своего метафизического гения. Но он сталкивается с трудностями языкового порядка – ведь необходимо найти слова для выражения того, что находится по ту сторону обыденной жизни. Невозможно изучать историю идей без постоянного напоминания себе о той борьбе, которая возникает между новой мыслью и неспособностью языка к ее выражению.

Любопытно отметить, что для Платона философ отличается от софиста решительной попыткой примирить борющиеся доктрины, каждая из которых имеет на своей стороне серьезную аргументацию. В истории идей учение о философской спекуляции не менее важно, чем сама эта философская спекуляция.

Раздел II. Но вернемся к утверждению Платона: «Существующее есть не что иное, как способность».

Это утверждение может быть истолковано в терминах понятия закона, установленного извне, а именно в том смысле, что закон – это некоторое каузальное воздействие на данное существование со стороны другого (или других) существований. Но эта интерпретация не будет соответствовать точно выраженной мысли Платона. Платон говорил, что определение бытия состоит в том, что оно либо воздействует как способность на иное существующее, либо испытывает воздействие. Это значит, что сущность бытия должна быть заключена в каузальном действии на другое бытие. Это учение об имманентности закона. Далее, несколькими предложения-

163

ми ниже он говорит: «...бытие… познаваемое познанием, насколько познается, настолько же находится в движении… которое, как мы говорим, не могло бы возникнуть у пребывающего в покое...

Дадим ли мы себя легко убедить в том... что бытие не живет и не мыслит, но... не имея ума, стоит неподвижно в покое?»90.

Отметим, что в этом доказательстве то, что не оказывает воздействия, является неподвижным. Платон отрицает, что бытие может быть осознано как то, что «не имея ума, стоит неподвижно в покое». Бытие – это то, что может воздействовать. Это указание согласуется с первоначальным определением Платона, что «бытие» – это способность к действию и способность к восприятию действия. Таким образом, в этом отрывке Платон формулирует свою идею, что «действие и воздействие» принадлежат к сущности бытия, хотя посредничество «жизни и ума» призвано обеспечить средство действия. Это понятие средства, связывающее неизменность бытия с текучестью преходящего существования, в Диалогах Платона принимает разнообразные формы. Возможно, а на самом деле – почти наверняка, в Диалогах можно найти отрывки, несовместимые с вышеуказанной точкой зрения. Однако для нас важно, что в данном отрывке этого диалога мы обнаруживаем ясную формулировку учения об имманентном характере закона.

К ранней, наивной тенденции семитского монотеизма – иудаизма и магометанства – относится понимание закона как «декрета» единого Бога. Последующая спекулятивная мысль колеблется между этими двумя крайностями в поисках возможности их примирения. В этом отношении, как и во многих иных, история западной мысли состоит в попытках соединить воедино идеи, которые по своему источнику принадлежат греческому образу мышления, с идеями, начало которых лежит на семитском Ближнем Востоке. Современный ученый с присущим ему некоторым оттенком спекулятивности представляет собой сочетание египетской ученой премудрости с греческим и семитским наследством.

В этом примере крайности обеих доктрин закона природы ведут,соднойстороны,ккрайностимонотеистическогоученияоБоге как, по существу, трансцендентной силе и только во второстепенных своих проявлениях – силе имманентной и, с другой стороны – к пантеистическому учению о Боге, понимаемому по сути дела как имманентное и ни в коем случае не трансцендентное существо.

164

В «Тимее» Платон дает нам один из первых примеров этого качания между двумя учениями о законе – учением об имманентности закона и учением об импозиции. С одной стороны, космология Платона предполагает высшего демиурга – таинственного и не поддающегосяопределению,воплощающеговформахуниверсума свой план. С другой стороны, действие и воздействие внутренних составных частей мира, по Платону, являются самодостаточными для объяснения изменений тех состояний, которые сменяются в мире: «Ничто не выходило за его пределы и не входило в него откуда бы то ни было, ибо входить было нечему»91.

Мы здесь рассматривали основное понятие изначальной космологии, которое господствовало в мире (в варварском, христианском и магометанском) до возникновения современного периода. Это понятие модифицировалось Аристотелем, александрийцами и схоластами. Но это сочетание учения об имманентности законов природы с учением об их импозиции, это следование то одному пониманию, то другому, является великой концепцией, которая господствовала вплоть до начала XVII в.

Раздел III. Греческая мысль создала жизнеспособную космологию в форме атомистической теории, начало которой положил Демокрит, систематизировал Эпикур и, наконец, объяснил (в виде эпической поэмы) Лукреций. Согласно Лукрецию, мир представляет собой бесконечный поток атомарных частиц, стремящихся через пространство, отклоняющихся от первоначального направления, смешивающихся между собой, выпутывающихся из сцеплений, создающих новые комбинации. По этому учению, качественное различие есть лишь статистическое выражение геометрических моделей пересечений атомов, результата их отклонений от первоначального направления, комбинации конечного числа разнообразных форм.

ИПлатон, и Лукреций – оба обращались к геометрии: Платон

кгеометрии твердых тел, а Лукреций к конфигурации движений и неспецифицированной форме атомов. В этом отношении их точка зрениявцеломподтверждаетсясовременнойнаукой.По-видимому, Эпикур относился к пространству и движению с той метафизической наивностью, которая позже была продемонстрирована в «Принципах»Ньютона.ПространственнаяконцепцияПлатона,как это видно из «Тимея», имеет большую метафизическую изощрен-

165

ность. Концепция Платона о вместилище, имманентно связанном с любой геометрической формой, имеет некоторую аналогию с учением Лукреция о «пустоте». Возможно, однако, что, поскольку Лукреций обладал достаточной проницательностью, чтобы дальше развивать Эпикура, он почувствовал необходимость наделить свою «пустоту» теми точными геометрическими формами, которые Платон отрицал за своим вместилищем, взятым абстрактно, а Аристотель за материей, рассмотренной как абстрактное понятие.

Космология Платона имеет тенденцию к смешению учения об имманентностииимпозиции.АтомистическаятеорияЭпикураведет наиболее очевидно к объединению учений импозиции и описания.

Причина этих различий между двумя космологиями состоит в том, что для Платона поведение является функцией от различных свойств вещей (это разумная активность постоянно пребывающих душ) и функцией от геометрически необходимых постоянно пребывающих форм. Но для Эпикура направления движений его атомов не связаны с необходимостью их природы. Их природе имманентно присуще принимать участие в пространственных отношениях и совершать движение. Но особая конфигурация движений определенных атомов, по-видимому, совершенно внешняя их природе.Современнаяволноваятеорияатомовстоитскореенастороне Платона,аненасторонеДемокрита;ньютоновскаядинамикаблизка Демокриту и направлена против Платона. В некоторых своих отрывках Лукреций исподтишка вводит доктрину имманентности. Та забота, которую Лукреций проявляет к утверждению царства законов, направленного против произвольных действий демонов и богов, в основном вызвана необходимостью борьбы с суеверием.

Что касается движения атомов, то здесь возможны две точки зрения. Одна теория может рассматривать эти движения как привнесенные извне, и эта импозиция требует трансцендентного бога как демиурга. Это практически та космология, которая была принята Ньютоном. Силы, указываемые Ньютоном, каково бы ни было их математическое обоснование, являются не чем иным, как условиями, налагаемыми на природу Богом. Эта точка зрения была рабочей формулой на протяжении всего XVIII столетия. Бог появился в науке под нейтральным наименованием «первой причины» и был под этим названием предметом поклонения в белокаменных церквах.

166

Другая теория относительно движений атомов может быть принята позитивистской школой чистого описания. По этой причине атомистические теории того типа, который развивается Лукрецием, всегда благосклонно принимались в качестве первого принципа космологии подобным направлением мысли. Движение молекул может быть описано как случайное. Молекулы представляют собой случайное распределение, каждое движение частей которого совершенно не связано с другими частями, и каждое возобновление движения в определенном направлении не обусловлено ранее проделанным движением.

Таким образом, мир с этой точки зрения представляется нам смутным восприятием пересекающихся явлений и связи обстоятельств, пересечений и связей, возникающих в полной зависимости от шанса. Мы можем описать, что случилось, но это описание является пределом наших возможных знаний.

Лукреций колеблется между пониманием извне установленных законов и понятием случайности. Например: «Вот что мы хотели бы понять: когда тела устремляются через пустоту отвесно внизподвлияниемсобственнойтяжести,товнеопределенныепромежутки времени и на неопределенное расстояние они несколько отклоняются от своего пути. Вы справедливо можете назвать это изменением направления. Если бы они не имели обыкновения отклоняться в сторону, они падали бы вниз, подобно каплям дождя, через пустое пространство, и тогда были бы невозможны ни столкновения, ни удары первоначал (т.е. атомов): природа тогда ничего бы не создавала»92.

Но Лукреций жестко ограничивает свое предположение относительно случайности: «Но не думайте, что только живые вещи связаны этими условиями – закон ограничивает все вещи»93.

Обычное возражение на крайнюю позитивистскую доктрину состоит в том, что постоянная эволюция, охватывающая обширные регионы отдаленнейших галактик и длящаяся огромные периоды времени, вряд ли может быть результатом случайности.

Наэтовозражениеестьдваответа.Первыйсводитсякследующему: существуют необъятное время и необъятное пространство. Мы имеем дело со всем пространством, от бесконечности до бесконечности, и со всем временем, от вечности до вечности, а также с неисчерпаемым богатством всего существования, ко-

167

торое должно быть осознано в терминах не ограниченного количества. В любом конечном регионе пространства и времени с конечной совокупностью атомов невозможна какая-либо предусмотренная заранее организация линии поведения, будь она простой или сложной, ибо ей противостоит бесконечное количество вероятностей. Но мы и не имеем дела с заранее предусмотренным понятием, мы наблюдаем то, что в действительности произошло в ограниченном регионе. Нечто происходит, и то, что мы наблюдаем, и есть это нечто. Ничего нельзя предусмотреть заранее, и, таким образом, не возникает даже вопроса о бесконечной вероятности. Верно, что ожидания всплывают в нашем сознании, но они являются смутными воспоминаниями относительно того, что случилось в действительности, плюс предположения, возникающие при более детальном анализе случившегося в прошлом факта. Факт, имевший место в прошлом, не является ни вероятным,ниневероятным,этокусокдействительности,попавший в поле нашего зрения.

Второй ответ рассматривает проблему с той точки зрения, которая ведет начало от доктрины имманентности. Нет необходимости, нет ни малейшего резона преувеличивать порядок пространственно-временного региона, который попадает в поле нашего наблюдения. Об отдаленных регионах и эпохах мы имеем информацию самого общего порядка. Это все, что мы знаем. Относительно той эпохи, в которую мы существуем, мы имеем более детальные знания, но наши наблюдения грубы, неточны и спорадичны. И, опять-таки, это все, что мы знаем. Мы не должны выходить ни на шаг за границы нашего непосредственного знания. Позитивист не знает точки опоры, на которую мы могли бы рассчитывать, покидая пределы непосредственного наблюдения.

Раздел IV. Великое позитивистское направление мысли, чьим эпосом является поэма Лукреция, в настоящее время полностью воцарилось в сфере науки. Его целью является определить свое отношение к факту так, чтобы избежать любой спекуляции. К несчастью, среди различных школ именно эта в наименьшей мере способна вынести столкновение с фактами. Она никогда не была действенной, она никогда и не могла быть действенной, ибо не имела точек опоры для прогнозирования будущего, вокруг которого может быть сплетена система целей.

168

Нодотого,какрассматриватьстолкновениепозитивизмасцелями человечества, интересно отметить, что атомизм в современном мышлении принял новые формы. Возникла эпистемология с ее функцией критики всех претензий на знание. Сегодня вопросу «как возможно знание?» предшествует вопрос «что мы действительно знаем?».

Оживает атомистическое учение. Атомизм Демокрита в космологии был вытеснен атомизмом Юма в эпистемологии. Эпикур провозгласилдоктринуотом,чтоконечнымэлементомфизической Вселенной является физический атом, совершающий в пространстве сложные движения. Юм провозгласил учение, что конечными элементами, субъективно данными в деятельности познания, являются восприятия ощущений, проходящие через поток опыта, связанные в воспоминания, возбуждающие эмоции, рефлексию и ожидания. Но для Юма каждое восприятие является отчетливым существованием,возникающимвдушепонеизвестнымпричинам. Эпикур основывался на эпистемологии, непосредственно близкой эпистемологии Юма.

Позитивизм воспользовался атомизмом Юма, и Юм был признан его вождем. Задача науки понимается как объяснение, только формулирующее наблюдаемые тождества паттернов, которые остаются устойчивыми и повторяются для каждого потока опыта. Но поскольку Юм имел дело с субъективным опытом, он мог добавить вывод, недоступный доктрине Эпикура, которая носит в основномобъективныйхарактер.Юмдобавил,чтомыожидаемповторения наблюдаемых в прошлом явлений с тем, чтобы ожидать этих повторений в будущем. По этому поводу в сознании возникает вопрос, который Хотспер задал Глендауру: «Вопрос лишь, явятся ль они на зов?» Это вопрос, на который Юм, подобно Глендауру, ответа не дает94. Повторяется наблюдаемый факт, относящийся к прошлому. Поскольку позитивистская наука имеет дело только с наблюдаемым фактом, она не должна идти на риск предсказаний относительно будущего. Если наблюдаемый факт – это все, что мы знаем, тогда других знаний не существует. Вероятность связана с характером знания. В пределах позитивистской доктрины не может существовать проблемы вероятного будущего.

Конечно, большинство ученых и значительная часть философов используют позитивистское учение с тем, чтобы избежать необходимостирассматриватьставящиевтупикфундаментальные

169

вопросы, короче: для того, чтобы избежать метафизики – спасти значение науки с помощью имплицитного возвращения к метафизическому убеждению, что прошлое фактически является условием будущего.

Действительно, как показал Юм, человеческая жизнь была бы невыносимой без этого убеждения. Таким образом, позитивистское учение сегодня опирается на некоторые формы атомизма, объективного или субъективного, и приходит к выводу, что единственной сферой науки являются искусно разработанные описания наблюдаемых явлений.

Существует любопытное заблуждение относительно того, что математические тайны статистики помогают позитивизму избежать связанных с его учением ограничений относительно наблюдаемого прошлого. Но статистика ничего не скажет вам относительно будущего, пока вы не сделаете предположение, что статистическая форма является неизменной и постоянной. Например, для того чтобы использовать статистику для прогнозов на будущее, необходимо сделать предположение относительно стабильности среднего числа, метода, возможной ошибки, симметрии и асимметрии статистического выражения функциональной связи. Математики могут сообщить вам, какие следствия вытекают из ваших предположений. Например, если яблоко состоит из конечного числа атомов, математики скажут вам, четное или нечетное это число. Но вы не должны просить математиков, чтобы они обеспечили вас яблоком, атомами или их определенным, конечным количеством. Нельзя сделать истинный вывод от возможности к самой сути дела, другими словами – от математического результата к конкретным явлениям природы.

Раздел V. Пришло время сопоставить позитивистское учение с фактическойисториейнауки.Мыхотимобнаружитьтипцелей,которые демонстрируют в своей практике люди науки. Для того чтобы избежать подозрения в предвзятости отбора, рассмотрим последнее открытие, которое в момент написания этой главы заняло ведущееместовамериканскойпечати.Яимеюввидуобнаружение обсерваторией Лоуэлла в Аризоне новой планеты. Окончательная интерпретация этого открытия является иррелевантной: природа даже тогда, когда она удовлетворяет имевшие место ожидания, часто готовит нам сюрпризы. Эта история типична – она повторяет

170