Глава 17 Уроки дальневосточного "экономического чуда"

Несмотря на недавний финансовый и экономический кризис и Юго-Восточной Азии, феномен стремительного экономического подъема в 70-80-х годах ряда стран этого региона, которых часто называют дальневосточными "тиграми"', по-прежнему привлекает внимание специалистов. Причина интереса не только в чрезвычайно высоких темпах роста, но и в достижении впечатляющих результатов при очень низком исходном уровне развития и скудости ресурсной базы большинства этих стран. Хотя "экономическому чуду" в Юго-Восточной Азии посвящен огромный объем научной литературы, эта тема далеко не исчерпана.

Во-первых, опыт дальневосточных "новых индустриальных стран" (НИС) до сих пор не рассматривается в рамках научного анализа проблем переходной экономики. Среди отечественных исследователей, изучающих страны Дальнего Востока с целью выявления закономерностей перехода от отсталости к быстрому экономическому росту, преобладает интерес (вполне, конечно, заслуженный) к Китаю, который по историческому опыту и экономическим параметрам гораздо ближе нашей стране, чем другие дальневосточные государства.

(Группа стран- "дальневосточных тигров" неоднородна по своему социально-экономическому развитию и с точки зрения недавней экономической истории. Фундаментальное исследование Мирового банка разделяет эти страны на группу "четырех тигров" (Сянган, Южная Корея, Сингапур и Тайвань), которые по абсолютным и удельным показателям приблизились к развитым государствам Запада, и "новейшие индустриальные страны" (Индонезия, Малайзия и Таиланд), вступившие на путь стремительного подъема позднее остальных "тигров".

Семь "дальневосточных тигров" составляют большинство "новых индустриальных стран", к которым относятся и несколько латиноамериканских государств.

С 1965 по 1994 г. ВНП Южной Кореи вырос с 3 до 377 млрд. долл., т.е. примерно в 125 раз, а ВНП на душу населения - с 105 до 8483 долл. )

Во-вторых, новейшая экономическая история азиатских НИС содержит не только позитивные элементы: финансовый и экономический кризис, который поразил их в 1997-1998 гг. и даже вызвал острые политические катаклизмы (например, крах политического режима в Индонезии), стал возможен не в последнюю очередь именно из-за тех особенностей этих стран, которые прежде определяли их успех.

Быстрый экономический подъем азиатских НИС в 70-80-с годы обусловлен множеством факторов и их благоприятным сочетанием. Но некоторые элементы развития этих государств стали структурообразующими для их стратегии, определяют особенности экономической политики и наиболее яркие результаты. С точки зрения проблем переходной экономики можно выделить наиболее интересные структурообразующие элементы экономической стратегии азиатских HИС.

Промышленная политика. Все азиатские НИС в решающей степени обязаны своим успехом продуманной и последовательной промышленной политике. Как правило, она имела несколько фаз. Первоначально государство проводило традиционную политику импортозамещения, одновременно содействуя развитию легкой промышленности, других традиционных производств, добыче природных ресурсов, а также созданию или модернизации производственной инфраструктуры. Эта фаза продолжалась в среднем 5-7 лет (в 50-х годах - на Тайване, в 60-х - в Южной Корее, в 70-х - в Индонезии, Малайзии и Таиланде). Ее сменяла фаза энергичного промышленного подъема, причем первоначально политика импортозамещения и политика поддержки экспорта сосуществовали, но в дальнейшем страны отказывались от большинства импортных ограничений и целиком сосредоточили усилия на форсировании экспорта.

(Примечательно, что переход к отчетливо выраженной экспортной ориентации не всегда был добровольно выбранной экономической стратегией и зачастую был обусловлен внешними обстоятельствами (например, сокращением американской помощи Тайваню, "нефтяным шоком", от которого пострадали Южная Корея, Сянган (Гонконг) и Сингапур, и другими причинами). Началу реализации экспортной стратегии обычно предшествовало тщательное изучение национальных возможностей и долгосрочной конъюнктуры мирового рынка. Так, в начале 60-х годов правительство Тайваня пригласило группу американских экспертов и использовало их рекомендации, принимая стратегические решения о поощрении национального капитала к созданию предприятий по выпуску пластмасс и других высокотехнологичных товаров).

Наконец, после 8-10 лет интенсивного роста темпы подъема снижались, и страны переходили к более сбалансированному развитию, сохраняя весьма высокую экономическую динамику.

Промышленная политика всегда носила выраженный структурный характер: государство отдавало приоритет нескольким отраслям промышленности и содействовало их развитию, зачастую за счет ресурсов, перераспределяемых из других отраслей и секторов экономики. Так, в период наиболее быстрого роста экономическими приоритетами были судостроение и химическая промышленность в Корее, бытовая электроника и электротехника, химические производства на Тайване, текстиль и электроника в Малайзии.

Но важнейшей отличительной чертой промышленной политики в азиатских НИ С выступала абсолютная приоритетность экспорта готовой продукции. Развитию экспорта были подчинены все экономические шаги государства и частного капитала.

Экспортная ориентация экономический стратегии первоначально была связана с узостью внутренних рынков большинства азиатских НИС, а также с внешнеэкономическими вызовами, в том числе с дефицитом платежных балансов и острой потребностью в иностранной валюте. В конечном итоге с помощью экспорта удалось решить более сложные задачи. Работа на мировых рынках готовых изделий в условиях очень жесткой конкуренции послужила мощным стимулом для модернизации национальных компаний и в конечном счете стала основной предпосылкой достижения многими из этих компаний самых передовых технологических стандартов. Более того, связь национальных экономик с мировым рынком, главным образом, через ведущих производителей и экспортеров обусловила заимствование национальными экономиками и производителями (не обязательно связанными с экспортом) передовых технологий, стандартов качества, организационных форм бизнеса и правовых условий экономической деятельности.

Это хорошо согласуется с положениями современной теории экономического роста, сформулированной П.Ромером в середине 80-х годов. Эта теория связывает технологическое развитие фирм и национальных экономик не столько с прямыми затратами на НИОКР, сколько с "переливом" научно-технических знаний и опыта, т.е. их свободным распространением от производителей к реципиентам в результате делового сотрудничества, торговли и других контактов". "Переливы" наиболее характерны для так называемого общего знания - информации и навыков - не имеющего непосредственно коммерческого значения, но которое может быть приложено к любому виду экономической деятельности. Однако и прикладное знание, даже охраняемое патентами, в той или иной мере подвержено эффекту "перелива". Очевидно, что открытость экономики благоприятствует "переливам"; некоторые авторы не без основания видят в этом одну из важнейших причин быстрого роста технологического уровня ведущих восточно-азиатских компаний-экспортеров7 наряду с интенсивным развитием системы образования в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

Наиболее яркой иллюстрацией активной промышленной политики служит экономическая стратегия Южной Кореи - страны, которая сделала наибольший рывок и по валовому продукту приблизилась к первой десятке ведущих государств мира. Главный принцип промышленной политики Кореи сводился к тому, что выделялась сравнительно небольшая группа крупных компаний, которые составили "костяк" новой промышленной структуры и выступали одновременно объектом регулирования и объектом покровительства со стороны государства. Такой "костяк" был образован тремя-четырьмя десятками горизонтально и вертикально диверсифицированных концернов - чеболов. Система чеболов сформировалась в конце 60-х годов и особенно в 70-е, когда правительство совместно с руководителями бизнеса взяло курс на ускоренное развитие тяжелой и химической промышленности. Небольшое число чеболов позволяло, во-первых, сконцентрировать в них огромные финансовые, материальные и людские ресурсы, заставив экономику работать на эти концерны, а во-вторых, непосредственно регулировать их экономическую деятельность.

Концентрация ресурсов осуществлялась за счет субсидирования чеболов, предоставления им налоговых и других льгот через банки, которые контролировались государством. Естественно, эта политика сопровождалась повышенным финансовым бременем, которое ложилось на население, мелкие и средние предприятия. Что касается регулирования деятельности чеболов, то в его основе лежали как тесные личные отношения между государственными чиновниками и руководителями бизнеса, так и (что более важно) своеобразная система поощрения со стороны государства. Она состояла в том, что чеболы могли рассчитывать на покровительство и льготы только при условии достижения тех производственных и экспортных показателей, которые были определены правительством. Иными словами, небольшая, но стратегически важная часть экономики функционировала фактически в режиме государственного сектора, хотя все чеболы оставались частными компаниями.

Деятельность чеболов была полностью подчинена задачам повышения конкурентоспособности продукции и расширения экспорта. Экспортная ориентация сопровождалась особой формой экономической политики - негативным импортозамещением, т.е. созданием благоприятных таможенных и правовых условий для импорта, который служит для последующего производства экспортной продукции.

Функционирование фактически в режиме государственных предприятий грозило подорвать экономические и финансовые основы чеболов, поскольку госсектору, как известно, часто присущи неэффективность, неконкурентоспособность, наличие избыточных мощностей и трудовых ресурсов, коррупция и т.н. В 70-80-х годах корейской промышленности удалось избежать угрозы этих явлений (хотя в последующие годы они все-таки проявились) не в последнюю очередь благодаря высокому уровню государственного аппарата - компетентности, некоррумпированности чиновников и т.д. Особые условия формирования и функционирования госаппарата в стране, о которых будет сказано ниже, обусловили эффективность государственной бюрократии и предотвратили превращение государственного экономического патернализма в тормоз развития производства.

Но следует обратить внимание и на то, что правительство Республики Корея (как и правительства других азиатских НИС) стремилось сохранять макроэкономическую стабильность с тем, чтобы обеспечивать благоприятные финансовые условия для воспроизводства. Так, в 1980-1988 гг. среднегодовой дефицит бюджета составлял только 1,89% ВВП (это меньше соответствующего показателя за тот же период в среднем по странам ОЭСР). Правда, в 70-с годы, т.е. в период самого быстрого роста, макроэкономическое положение Кореи было не столь благоприятным, что выражалось, в частности, в умеренных темпах инфляции (15-25% в год). Для финансирования структурных реформ в рамках промышленной политики правительству приходилось широко прибегать к целевым кредитам, к налоговым льготам для приоритетных предприятий и проектов и к другим финансовым интервенциям, а также к созданию специальных фондов и банков. В 80-е годы макроэкономическая ситуация стабилизировалась, и главным источником производственных инвестиций стали личные сбережения граждан. Примечательно, что Южная Корея и другие азиатские НИС вплоть до кризиса 1997 г. мало прибегали к иностранным займам и зачастую неохотно открывали двери для портфельных иностранных инвестиций во избежание проблем, связанных с возможным оттоком "горячих денег".

Эффективное управление и компетентная бюрократия. Активное вовлечение государства в регулирование экономики требует четкой работы государственного аппарата и высокой исполнительской дисциплины. В большинстве азиатских НИС авторитарные режимы обеспечивали соблюдение этих условий. Некоторые страны, например, Республика Корея, Сингапур, Сянган (Гонконг) и Тайвань, создали довольно компетентную и некоррумпированную бюрократию. В этих странах эффективная работа государственного аппарата опирается на национальные культурные традиции, которые определяют высокий престиж государственной службы и требуют от чиновников добросовестного служения на благо государства. Однако в наше время государственные служащие не только должны быть добросовестными, но и иметь высокие профессиональные знания. Характерным для ряда азиатских НИС было привлечение на государственную службу специалистов из научных учреждений и использование системы экзаменов и тестов при продвижении государственных чиновников но службе.

Так, президент Южной Кореи Пак, приступая к реализации программы реформ в начале 60-х годов, реорганизовал государственную службу, заменив практику награждения высокими должностями коллег и сотрудников по политической деятельности системой конкурсов и продвижения по службе за способности и профессиональные заслуги. Он также добился постепенного преобразования госаппарата в технократическую элиту, независимую от колебаний политической конъюнктуры. В последующем это позволило госаппарату формулировать и добиваться реализации национальной экономической стратегии при минимальном вмешательстве со стороны политиков и промышленных групп.

Важным инструментом повышения компетентности и политической независимости государственного управленческого аппарата в азиатских НИС выступали высокая оплата труда, выгодные условия выхода на пенсию и другие большие материальные преимущества, предоставляемые государственной службой. По данным за 1992 г., зарплата (с премиями и другими поощрениями) государственных чиновников в Сингапуре превосходила оплату руководителей аналогичного уровня в частном секторе, в Корее она составляла от 80 до 100%, а на Тайване - 60-65% заработной платы в частном секторе.

Но эффективное государственное управление в азиатских НИС опиралось не только на сильный госаппарат. Другой линией воздействия государства на крупный бизнес служила практика консультаций между правительственными чиновниками и ведущими предпринимателями, которые носили регулярный и формализованный характер. Так, в Таиланде в 1983 г. правительство создало Национальный консультативный комитет, возглавляемый премьер-министром, куда входили представители девяти общенациональных промышленных и финансовых ассоциаций. Очень тесным сотрудничеством отличается взаимодействие правительства и бизнеса в Сингапуре. В Южной Корее до начала 80-х годов под председательством президента проходили ежемесячные совещания руководителей экономических ведомств и лидеров крупнейших компаний, посвященные вопросам реализации экспортных программ. По инициативе правительства были созданы также консультативные комиссии, объединявшие представителей госаппарата и бизнесменов и специалисте". В их задачи входил сбор информации и миопий руководителей бизнеса для последующего принятия правительственных решений.

Таким образом, эффективность работы государственной бюрократии определялась как высоким качеством самого госаппарата и изолированностью технократической элиты от влияния политической конъюнктуры, так и системой устойчивого партнерства между государством и бизнесом. Деятельность консультативных органов не всегда успешна (иногда их работа принимала формальный характер, еще чаще они становились органами заурядного лоббирования), но само стремление государства наладить устойчивые контакты с бизнесом заслуживает внимания.

Высокие инвестиции в "человеческий капитал". На протяжении всего периода экономического подъема государственные и частные расходы на образование в азиатских НИС превышали 10% ВНП и были, таким образом, самыми высокими в развивающихся странах. Высокое качество рабочей силы - один из важных факторов экономического бума в Южной Корее, Сингапуре, Сянгане (Гонконге) и на Тайване. В этих странах на рост вложении 'груда приходилась большая доля прироста ВНП за счет ресурсных инвестиций, а рост общей факторной производительности в основном определялся увеличением знаний и повышением профессиональной подготовки.

Огромный интерес жителей дальневосточных стран к образованию обычно связывают с влиянием конфуцианской культуры. Такая связь действительно есть, но она не столь прямолинейна, как кажется, потому что классическое конфуцианство поощряет отвлеченное знание, и вплоть до середины прошлого века предприниматели, торговцы и работники занимали весьма низкое место в социальной иерархии. С проникновением христианства па Дальний Восток в первой половине XIX в. и распространением его влияния па конфуцианскую культуру возникла "новая конфуцианская этика" (неоконфуцианство), которая поощряет прикладное знание и практическую деятельность10. В этом нетрудно увидеть параллели с протестантской этикой в Европе и ее влиянием на развитие раннего капитализма. Сегодня огромная тяга к образованию в странах Дальнего Востока стала в значительной степени результатом конкуренции на рынке труда.

Примечательно, что государственные вложения в систему образования на протяжении всего периода экономического бума в азиатских НИС были примерно такими же, как в других странах Азии (высокий уровень общих расходов на образование достигался за счет частных инвестиций). Но принципиальное значение имело то, что госбюджет финансировал базовое образование в таких масштабах и пропорциях, которые были незнакомы другим странам. Тем самым государство создавало прочную основу для обучения молодежи в вузах, которые в основном находятся и частных руках, хотя и пользуются поддержкой государства.

Высокий уровень образования не только повышает ценность "человеческого капитала", но и помогает значительной части населения воспользоваться плодами экономического подъема. Тем самым инвестиции в человека одновременно способствуют реализации принципа "распределения отдачи от роста", который является одной из главных черт, характеризующих развитие дальневосточных "тигров". Этот принцип гласит, что блага, порождаемые в процессе быстрого подъема, должны поступать нс одной, а всем социальным группам, повышая равномерность распределения богатства и обществе и поощряя участие разных социальных групп н быстрой модернизации страны.

В общем плане экономическая политика азиатских НИС и 70-80-х годах включает множество разнообразных компонентов. Стратегию этих стран часто пытаются отнести к одному из крайних типов экономической политики. Очевидно, что контроль над крупными компаниями и банками и их фактическое сращивание с государственным аппаратом свидетельствуют в пользу того, чтобы отнести успехи "тигров" на счет активной государственной интервенционистской политики.

В течение всего периода быстрого подъема правительства азиатских НИС поддерживали макроэкономическую стабильность и не прибегали к инфляционному стимулированию производства. В финансовой области правительства обычно проводили политику мягких финансовых репрессий, искусственно снижая ставки банковского процента, стараясь не подвергать опасности стабильность денежно-финансовой системы. Высокая норма инвестиций поддерживалась главным образом за счет внутренних сбережений, а на начальном этапе подъема в некоторых странах (Республика Корея, Тайвань) - также за счет иностранной помощи. Огромное значение имела авторитарная государственная власть, которая энергично покровительствовала национальной экономике. Многие авторы справедливо называют экономическую политику дальневосточных стран "восточноазиатским типом развития" (с некоторыми оговорками к нему относятся также Китай и Япония), успехи которой - результат неповторимого сочетания государственного интервенционизма, корпоративизма и конфуцианской культуры.

Во второй половине 80-х годов характер экономической политики в большинстве азатских НИС изменился в направлении более сбалансированного развития, усиления действия рыночных сил и ограничения прямого государственного вмешательства. Так, в Южной Корее закон о промышленном развитии 1986 г. заменил индивидуальные меры государственного интервенционизма более общим регулированием, в том числе через механизм валютного курса, направленным на повышение международной конкурентоспособности корейской промышленности. В этот же период проявился один из существенных недостатков экономики большинства дальневосточных "тигров" - однобокая структура, ставшая результатом несбалансированного развития в предшествующий период. Для Индонезии, Кореи, Малайзии и Тайваня характерно слабое развитие финансового сектора и неприспособленность многих банков, работавших под жестким государственным контролем, к условиям рынка. Сянган (Гонконг) и Сингапур, напротив, представляют собой финансовые центры, не имеющие значительного производственного сектора. Однако благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура второй половины 80-х н начала 90-х годов позволяла большинству дальневосточных "тигров" сохранять высокие темпы роста.

Тем не менее уже с начала 90-х годов внутренняя неустойчивость экономики дальневосточных стран стала очевидной. Так, в Корее концентрация экономической силы в чеболах привела к их активному вмешательству в политику и породила у них стремление подчинить себе финансовые процессы. С развитием внутреннего рынка стали проявляться негативные последствия монополизации производства чеболами и связанными с ними более мелкими компаниями. Компании, не входящие в чеболы, были фактически лишены источников финансовых средств, потому что независимых финансовых учреждений в стране почти не осталось. Огромные размеры чеболов обернулись негибкостью, ухудшением управления и неэффективным распределением ресурсов. Хотя правительство страны пыталось ослабить власть чеболов над экономикой, в частности, ограничить их доступ к банковским кредитам, эти меры не увенчались успехом.

Чеболы пользовались неограниченным кредитом доверия со стороны всех финансовых учреждений, поскольку считалось, что благодаря тесным связям с правительством и огромным размерам они неуязвимы перед лицом любых экономических трудностей. Поэтому чеболы охотно прибегали к займам на внутреннем и международном рынках и постепенно накопили огромную задолженность. Так, отношение задолженности к собственному капиталу в некоторых крупнейших чеболах (например, Ханбо и КИА) в 1995-1996 гг. превысило 1000%, а в среднем по 30 чеболам составило более 400%. Это очень высокие показатели, если учесть, что даже в Японии, где крупные компании традиционно имеют высокую долю заемного банковского капитала, отношение задолженности к собственному капиталу никогда не превышает 200%.

Между тем в середине 90-х годов чеболы не сократили, а наоборот, расширили заимствования, стремясь компенсировать снижение рентабельности и освоить новые производства и рынки сбыта. По современным оценкам корейских специалистов, сверхинвестирование наблюдалось в автомобильной, сталелитейной, авиационной и электронной отраслях промышленности, т.е. в тех отраслях, которые составляют сердцевину экономической мощи страны. В условиях низкой финансовой прозрачности чеболов финансовые учреждения продолжали кредитовать их, полагаясь на прочность этих крупных компаний, тесно связанных с государством. Кроме того, сами банки недостаточно заботились о надежности своих инвестиции и прибегали к неоправданному риску, поскольку рассчитывали получить поддержку правительства и случае непредвиденных трудностей.

Азиатский кризис, начавшийся летом 1997 г. в Таиланде и Индонезии, действительно оказался неожиданным. Первоначально он носил чисто валютный характер и был вызван финансовыми спекуляциями. Однако в условиях очень сильной взаимозависимости современных экономик кризис быстро распространился на весь дальневосточный регион, поразив Южную Корею, Японию и Сянган (Гонконг). При недостатке валютных резервов и слабости) финансовой системы корейское правительство не смогло удержать курс национальной валюты, что повлекло за собой глубокий финансовый и экономический кризис. В первую очередь кризис поразил банки, затем чеболы и независимые компании, вызвав самое сильное с 60-х годов - на 7% - снижение производства.

Следует подчеркнуть, что валютные потрясения произошли в дальневосточных странах в тот период, когда общеэкономические показатели свидетельствовали о хорошем состоянии их экономик. В этом проявилась известная автономность финансовых рынков этих стран, которые в условиях экономической глобализации зависят от состояния мировых финансов, пожалуй, не меньше, чем от национальных экономик.

Кризис повлек за собой очень тяжелые последствия для неси Юго-Восточной Азии. В некоторых странах, как: известно, он даже привел к смене политического режима (Индонезия). Во всей Юго-Восточной Азии 'кризис обусловил пересмотр прежних основ взаимоотношений между государством и частным капиталом, в первую очередь ослабление государственного патернализма, усиление конкурентных начал в деятельности крупного бизнеса и обеспечение большей открытости корпоративных структур. Так, корейское правительство с целью преодоления кризиса разработало широкомасштабную программу действий, в основе которой лежит реструктуризация чеболов.

Начальным шагом этой программы стал выпуск весной 1998 г. государственных ценных бумаг на сумму Л млрд. долл. с целью получить дополнительные финансовые ресурсы для стабилизации национальной валюты и финансирования реструктуризации промышленности. Эти бумаги размещаются на внутреннем и международном финансовом рынках под рыночный процент и по состоянию на сентябрь 1998 г. пользовались спросом у покупателей. К тому же снижение курса национальной валюты резко увеличило экспорт и валютные резервы страны.

Правительственная программа имеет две основные составляющие: преодоление валютного кризиса в краткосрочном периоде и осуществление среднесрочных структурных реформ. Последние, в свою очередь, реализуются но четырем направлениям: реструктуризация финансовой системы, реструктуризация корпоративного сектора (чеболов), реформа трудовых отношений и реформа государственного сектора. Суть этих преобразований сводится к оздоровлению экономики путем закрытия неконкурентоспособных компаний и банков или их подразделений, погашения задолженности кредиторам и восстановления финансовой системы.

Реформа финансовой системы предполагает ряд мер: санацию банков и других финансовых учреждении, проведение слияний, предоставление специальных государственных займов для погашения задолженности другим финансовым учреждениям и вкладчикам. Для восстановления банковской системы, по оценкам, требуется направить в финансовый сектор сумму, соответствующую 15% ВНП за 1997 г. Часть этой суммы уже получена правительством благодаря размещению государственных ценных бумаг, и ожидаются новые государственные заимствования. Через год после начала кризиса, но состоянию на осень 1998 г., процедуре банкротства и закрытию подверглись 80 банков, страховых компаний, инвестиционных фондов и других финансовых учреждений. Для такой маленькой страны, как Южная Корея, подобный размах банкротств означает серьезную перестройку финансовой системы.

Реструктуризация чеболов - основное и самое трудное направление правительственных реформ. Этим крупным компаниям предстоит погасить задолженность перед финансовыми учреждениями и прочими кредиторами, сократить численность персонала, закрыть часть структурных подразделений и обеспечить прозрачность своего финансового состояния. Чтобы ограничить размах перекрестного финансирования структурных подразделений чеболов и облегчить процедуру банкротства их убыточных структур без ликвидации всего чебола, правительство запретило взаимное кредитование структурных подразделений и ввело с 1999 г. для крупных компаний консолидированную финансовую отчетность. Неорганизованные (индивидуальные) акционеры чеболов получили более широкие нрава требовать отчета от администрации и возбуждать против нее иски. С целью увеличения притока капитала иностранцам предоставлено право приобретать до 1/3 акционерного капитала компаний без одобрения совета директоров. (В других азиатских НИС после кризиса 1997 г. были также отменены или ослаблены ограничения на приобретение иностранцами акций национальных компаний.)

Инициатором структурных изменений чаще всего выступает государство. В то же время задача реструктуризации некоторых компаний, в основном средних, возлагается на банки, уполномоченные менять персональный состав администрации, реструктурировать или списывать задолженность и обменивать долги на капитал. Правда, до сих пор банки не справлялись с этими задачами.

Корейское правительство вступило в соглашение с пятью крупнейшими чеболами, названное "Большой сделкой" (Big deal), потребовав от них модернизации ведущих отраслей промышленности (полупроводники, нефтепереработка, электротехника, судостроение и др.) в обмен на финансовую поддержку по расчетам с кредиторами. В чеболах-участниках соглашения отношение задолженности к собственному капиталу должно быть снижено с 600% до 200%. Однако, по мнению корейских специалистов, не ясно, как поступать с избыточными мощностями, что серьезно затрудняет выполнение программы реструктуризации чеболов.

Реструктуризация потребовала изменения многих традиционных институтов корейского общества. После того, как крупные компании были вынуждены отказаться от принципа пожизненного найма и заключили соглашения с профсоюзами (при участии правительства) об условиях увольнения рабочих но инициативе администрации, в стране резко возросла безработица (до 8% в августе 1998 г.). Реализация этого соглашения потребовала увеличения государственного бюджета для финансирования общественных работ, профессиональной переподготовки и переселения безработных в трудодефицитные города и населенные пункты. Однако подобные изменения трудовых отношений сталкиваются с сопротивлением рабочих и профсоюзов, которые противодействуют увольнениям вопреки соглашениям с работодателями.

Несмотря на глубину кризиса 1997-1998 гг., Корее и другим азиатским НИС удалось довольно быстро преодолеть если не первооснову экономических потрясений, то, по крайней мере, наиболее явные пороки прежней экономической системы. Как свидетельствует динамика месячных индексов экономической активности, к концу 1998 г. экономический спад в этом регионе прекратился.

Экономическое развитие дальневосточных "тигров" за последние десятилетия дает основание для некоторых выводов о том, как сформулировать экономическую политику роста информировать институты управления, образующие "государство развития". Преодоление длительного системного кризиса в экономике возможно путем выделения небольшой группы ведущих предприятий, жесткого контроля над ними со стороны государства и предоставления этим предприятиям особого льготного режима для налаживания производства продукции, конкурентоспособной на международных рынках. Эти предприятия должны ориентироваться главным образом на производство экспортной продукции, поскольку участие в международной торговле резко повышает конкурентоспособность экспортеров и способствует распространению передовых технологий и методов организации производства во всей национальной экономике.

Эффективность государственного регулирования экономики зависит от интенсивности взаимодействия государства и бизнеса, которое должно носить регулярный характер и иметь институциональные оформление (отраслевые, региональные комиссии и т.н.). Государственная поддержка приоритетных предприятий таит угрозу превращения этих предприятий в крупных неплатежеспособных заемщиков, что при неблагоприятных финансовых условиях может спровоцировать общеэкономический кризис. Для предотвращения такого развития событий требуется полная прозрачность корпоративных финансов, включая ограничение на перекрестное внутрифирменное субсидирование.

В условиях растущей взаимозависимости экономик и подверженности международной финансовой системы непредвиденным колебаниям, а также относительной самостоятельности международной валютно-финансовой сферы основной защитой национального производства от валютных потрясений служат не только хорошие общеэкономические показатели, но главным образом прочность национальной валютно-финансовой системы, включая наличие валютных резервов и обоснованность валютного курса. Выход из кризиса после валютно-финансовых потрясений требует санации банковской системы и реструктуризации корпоративного сектора. Санация и реструктуризация неизбежно принимают форму закрытия нерентабельных финансовых и производственных компаний или их структурных подразделений, что сопровождается сокращением занятости и резервированием избыточных мощностей. Санация может предшествовать реструктуризации, и в этом случае агентами преобразовании в корпоративном секторе могут стать санированные банки.

Реорганизация крупнейших но численности и производственной мощности компании всегда представляет наибольшие сложности с точки зрения экономических и социальных последствий. Тем не менее оздоровление этих компаний необходимо для выхода из кризиса, поскольку они имеют структурообразующий характер и от их функционирования во многом зависит состояние экономики в целом. Негативные социальные последствия реорганизации крупнейших компаний могут быть значительно смягчены активной политикой занятости.