7. Цитатность
Постмодернизм отвергает наивные и субъективистские стратегии, рассчитанные на проявление творческой оригинальности, на самовыражение авторского "я", - и открывает эпоху "смерти автора", когда искусство становится игрой цитат, откровенных подражаний, заимствований и вариаций на чужие темы. Но подобная смерть автора, подчас не только в переносном, но и в буквальном смысле, была одной из азбучных истин новой социалистической эстетики, темой напряженных раздумий и "самопреодолений" даже таких ее современников, как Мандельштам и Пастернак. "И весь я рад сойти на нет в революцьонной воле" (Пастернак). Цитатность, сознательная вторичность была в крови социалистической эпохи, чьи дискурсы ориентированы на чужое слово, на общие истины, принадлежащие всем - и никому в особенности. Подлинным субъектом социалистической культуры становится некое соборное начало - народ или партия - от имени которого выступает художник, как бы цитируя то, что ему доверено произнести. Эти высказывания, личные по форме, но "социалистические" по содержанию, порою и прямо перефразируют известные изречения классиков (прежде всего, классиков марксизма). Соцреализм - эта эстетика многообразных цитат, так вживленных в текст, чтобы они срослись с его собственной плотью. Писать просто "по указке партии" считалось недостаточным уровнем как мастерства, так и партийности: писатели должны были писать "по указке собственного сердца", зато сердца их безраздельно принадлежали "родной коммунистической партии" (Михаил Шолохов). Таким образом, в соцреализме выработана эстетика "сердечной цитаты", которая, в отличие от зрелого постмодернизма, не обыгрывается в своей чуждости, а как бы вживляется в текст, но при этом и не скрывает своей цитатности, напротив, выпячивает ее, как аттестат верности и благонадежности.
Наиболее представительным жанром советской эпохи является не роман или поэзия, но метадискурс, описывающий коды "культурного", "сознательного" поведения и нормативного мышления: энциклопедия, учебник, хрестоматия, сборник высказываний, у которых нет авторов, а есть только составители - собиратели и разносчики цитат. Собственно, даже роман или поэма представляли собой метадискурсы - не столько создавали художественную реальность, сколько описывали правила ее создания, правила той литературной грамматики, согласно которым требовалось сочинять роман или поэму. Каждое художественное произведение должно было служить образцом своего жанра, и в критике обсуждалась степень его образцовости, т.е. насколько верно оно моделирует правила эстетического дискурса. Если авангард - это эстетика первичности, доведенная до пафоса и экзальтации первооткрытия, то соцреализм откровенно вторичен, он построен на цитате, на симуляции авторства и оригинальности.
8. Среднее между элитарным и массовым
Постмодернизм стирает оппозицию между элитарной и массовой культурой. Если модернизм сугубо элитарен и высокомерно чуждается культов и стереотипов массового общества, то постмодернизм охотно заимствует эти стереотипы и подделывает под них свои собственные произведения. Такое снятие оппозиции элитарного-массового планомерно осуществлялось уже в рамках коммунистического проекта, причем не только путем низведения элитарного к массовому, но и путем повышения культуры самих масс. Политика всеобщей грамотности и сверхбдительной цензуры успешно справлялась с этой двойной задачей. С одной стороны, массы настойчиво обучались чтению, письму и приобщались к сокровищам классической культуры, к традициям Пушкина, Толстого, Глинки, Чайковского, Репина, - причем грубые, вульгарные формы массовой культуры, такие, как развлекательное чтиво, ярмарочные потехи, кабацкие забавы, решительно запрещались и подавлялись. С другой стороны, элитарные движения в искусстве и философии - и прежде всего, модернистские "изыски", авангардные эксперименты, рассчитанные на понимание избранных, сложные теоретические построения, сюрреализм, абстракционизм, экзистенциализм, психоанализ, музыкальная додекафония и т.д. - карались, беспощадно изгонялись из жизни общества, как симптомы буржуазного "индивидуалистического" разложения, и их проникновению с Запада ставился непреодолимый барьер.
Таким образом, советское общество, оказываясь под двойным прессом цензурно-образовательной политики, неуклонно приводилось в состояние культурной однородности. Создавалась новая культура посредственности, одинаково удаленная и от верхов и от низов, которые оставались все еще достаточно поляризованными в культуре Запада. Ни Стравинского и Шёнберга, ни уличных шарманщиков и стриптизно-певческих досугов кабаре советская культура не желала у себя допускать. Это искусственное выравнивание, сглаживание культурных контрастов уже подготавливало почву для постмодернистского эффекта "выровненных" ценностных иерархий и упрощения, "стереотипизации" художественного языка (в отличие от чрезвычайно усложненного языка модернистской живописи, музыки, литературы).