Слово как форма образа

<...>

Стилистика изучает речь писателя (и литературы в целом) в ее от-

ношении к общенародному я з ы к у . Наука о литературе не может и

не должна заниматься этим (хотя многие литературоведы и пытаются

идти именно по этому пути). Наука о литературе изучает речь писателя

(и литературы в целом) в ее отношении к х у д о ж е с т в е н н о му

с о д е р ж а н и ю в его цельности. Поэтому, например, термин

«стиль» (а также и другие термины, используемые и в стилистике, и в

литературоведении) имеет в науке о литературе качественно иной

смысл, чем в стилистике. Если в стилистике под «стилем» понимается

своеобразие отношения речи писателя к общенародному языку, то в

науке о литературе под «стилем» имеется в виду своеобразие отноше-

ния речи писателя к с о д е р ж а н и ю его творчества. Таким обра-

зом, стилистика и литературоведение начинают свое исследование

как бы в одной и той же точке, на одной и той же линии, или «уровне»:

они обращаются к целостной реальности речи писателя. Но стилисти-

ка стремится проникнуть через этот пласт к речи вообще и, далее, к

языку, а наука о литературе движется вглубь в противоположную сто-

рону — к художественному содержанию произведения. Так разграни-

чиваются стилистика художественной литературы и поэтика, то есть

составная часть науки о литературе (помимо проблем художественной

речи, поэтика включает в себя проблемы жанров, композиции, стиха,

фоники).

Целесообразно разграничить терминологически самый предмет

стилистики и поэтики (точнее, данной ее области): если стилистика

изучает р е ч ь х у д о ж е с т в е н н о й л и т е р а т у р ы (и ее

стили), то поэтика изучает х у д о ж е с т в е н н у ю речь. Этот

терминологический нюанс не бесполезная игра словами; он дает яс-

ное представление о том, что если стилистика рассматривает речь пи-

сателя на фоне речи вообще, устанавливает ее место среди всех сти-

лей речи, то поэтика всецело сосредоточена на изучении речи писате-

ля как одной из своеобразных форм х у д о ж е с т в е н н о й речи в

ее связи с содержанием.

<...>

Речь художественного произведения есть прежде всего особенное

и с к у с с т в о , и это определяет всю систему ее свойств. Так, напри-

мер, наиболее существенно не то, что художественная речь имеет

«экспрессивный» и «индивидуальный» характер (эти свойства могут

не менее интенсивно и ярко выступить в «житейской» речи людей), но

то, что эти свойства творчески с о з д а н ы художником с опреде-

ленной целью.

Поэтому, скажем, та же эмоциональность, экспрессия предстает в

художественной речи в качественно ином значении, чем в «естествен-

ной» речи, имеет принципиально иную природу. Так, эмоциональ-

ность чужого высказывания или письма воспринимается нами в не-

разрывной связи с реальной жизненной ситуацией. Когда мы слышим

или читаем речь человека, пережившего тяжкое несчастье (например,

смерть близких), мы неизбежно воспринимаем эмоциональный накал

этой речи, даже вне зависимости от того, насколько отчетливо, тонко,

верно и вообще «умело» он выражен. Мы, в сущности, оправдываем

всякое неумение.

Совершенно по-иному обстоит дело в художественной речи; здесь

«неумелое», «неискусное» выражение самого глубокого горя будет

воспринято равнодушно или даже вызовет смех. И именно это разли-

чие действительно отделяет художественную речь от любой другой,

кладет резкую и четкую границу. <...>

Художественная речь — и стихотворная, и прозаическая — это

действительно уже нечто иное, чем просто человеческая речь, ибо в

«естественной» речи нет и не может быть такого симметричного, че-

канного, завершенного построения. Эта художественная речь отлича-

ется от речи так же, как, например, продуманные, выверенные, рит-

мичные жесты актеров отличаются от обычных человеческих движе-

ний. Что же касается стихотворной речи, то она отличается от обыч-

ной речи не меньше, чем движение танцора от естественной походки.

Это и значит, что художественная речь ни в коем случае не может быть

приравнена к другим видам речи, как танец никогда не может быть

приравнен к шагу или бегу.

Однако художественная речь выходит за рамки обычной речи не

только по свом внешним, непосредственно материальным качествам

(правда, эти качества очень важны для нас, ибо они могут быть уста-

новлены с объективной точностью, экспериментально). Мы видели,

что ритмические и физические свойства не принадлежат уже к облас-

ти русской (или какой-либо иной) речи: они есть факты, свойства рус-

ского искусства слова или, точнее, «языка» этого искусства. Здесь по-

нятие «язык» выступает уже совершенно не в лингвистическом пла-

не, а в том плане, в каком употребляются выражения «язык музыки»

(то есть особенная, специально разработанная система нот, звукоряд)

или «языктанца» (опять-таки своеобразная у каждого народа система

специфических, искусственно выработанных жестов), то есть в значе-

нии формы искусства.

Далее, и в сфере з н а ч е н и й художественной речи мы найдем

целую систему «внеязыковых» явлений, выходящих за пределы рус-

ской речи в собственном смысле. Это превосходно показал один из

крупнейших русских филологов Г.О. Винокур...

А.В. Ч и ч е р ин