Глава 3. Стиляги
1.Знания о Западе
Вернувшиеся в Советский союз ветераны Великой Отечественной войны обладали непосредственным знанием об экономическом развитии стран Запада и представляли весьма нетривиальную угрозу для режима. Конечно, в их среде оппозиция к власти была не слишком широко распространена, но то, что они видели уровень жизни людей капиталистического мира, пусть изрядно разрушенного войной, уже было нетривиальной опасностью. Качество снабжения американских, французских и особенно немецких солдат, их обмундирование, пища, жилища разительно отличались от советских, причем в значительно лучшую сторону. Даже пострадавшие от бомбежек и военных действий города Европы производили значительно лучшее впечатление, чем отечественные в мирные годы, не говоря уже о продуктах потребления. Этих людей, на собственном опыте убедившихся в отставании СССР от Запада по уровню жизни, было непросто убедить в неминуемой победе социалистической модели хозяйства над капитализмом. Конечно, большая часть ветеранов и не помышляла о восстаниях, беспорядках и даже об открытом проявлении недовольства, но их рассказы домочадцам, беседы в кафе и пивных, наводнивших столицу14 после войны подрывали идеологическую кампанию государства. Общество, используя встроенные неофициальные механизмы передачи информации, узнало о положении дел за рубежом, что, во многом благодаря развитой пропагандистской машине партии, хоть и не возымело решающего воздействия, но позволило многим людям по-иному взглянуть на сложившуюся ситуацию - семена инакомыслия упали в благодатную почву.
2.Внешний облик
Одним из условий советской действительности был дефицит товаров потребления, причем в самых разнообразных формах. В разные периоды и в разных регионах могло не хватать обуви, верхней одежды, мыла, мяса, молочных продуктов, постельного белья или сахара. И, конечно же, товар, приходивший на прилавки, не отличался особым разнообразием. Потому наличие определенных вещей у человека сразу определяло его состоятельность, социальный статус, иногда даже можно было определить место работы и должность человека. «Одежда была как бы униформой, по которой в армии сразу определяется род войск…»15. На рабочем месте, в образовательных учреждениях за неподобающий внешний вид могли не только пожурить, но также и вынести официальный выговор, а позднее, уже во время расцвета субкультуры, так многие стиляги остались без студенческого билета. Скромность, простота и надежность должны были быть основными признаками советской одежды, хотя её качество порождало у современников злую иронию, но никак не законное удовлетворение. Нельзя, конечно, утверждать, что в СССР одежда должна была иметь исключительно функциональные свойства, Всесоюзный дом моделей создавал образцы высокой моды, которой надлежало придерживаться благопристойным гражданам.16 Впрочем, подобного рода изыски были доступны лишь высшим слоям советского общества, да и сама мода рассматривалась прежде всего как способ оформления выходного костюма, парадного одеяния, но никак не в ключе повседневного употребления. Таким образом, любое несогласие с общепринятыми нормами внешнего вида рассматривалось как угроза народному благосостоянию и общественной морали. Соответственно, движение стиляг восприняло подобное видение как одну их своих основных форм поведения, одеваясь подчеркнуто броско, ярко и цветасто. «В дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клеша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши»17. Стоит отметить, что достать подобные предметы гардероба в 40е- начало 50х годов было совершенно непросто, многим выходцам из семей со средним достатком приходилось работать не покладая рук, чтобы позволить себе крайне редкие товары. Впрочем, наличие денег было не единственным условием, при котором необходимая вещь могла быть приобретена- стиляги, как пишет в своих воспоминаниях Алексей Козлов, едва ли не ежедневно обходили ряд магазинов, имея договоренность с продавцами, дабы успеть «поймать» что либо подходящее.18 Это составляло важнейшую, одну из основных черт движения стиляг, их протест против советского образа жизни. Сама модель ограничения своей группы за счет внешних признаков, как упоминалось ранее, была в целом характерна для сознания советского человека и была присуща ему ещё с детства, с дворового прошлого. Молодой человек, отважившись надеть цветастый галстук и ботинки «на манной каше», становился частью в целом хорошо знакомого пространства, знакомого и функционирующего по уже известным законам. Конечно, это уже был несколько более серьезный уровень действительности, поскольку демонстративная любовь к западной культуре, присущая стилягам, могла серьезно сказаться на их работе или возможности получения высшего образования. Впрочем, карающая длань партии не всегда настигала юных бунтарей- последние активно пользовались лазейками в уже тогда весьма неповоротливом законодательстве. Школа была вынуждена исполнять план по количеству выпускников, а потому многие старшеклассники, зная, что их исключение абсолютно не выгодно дирекции, предпринимали весьма отчаянные выходки, которые спускались им с рук.19 Таким образом , стиляги воспроизводили модель поведения, так присущую их детству. Вполне закономерно провести параллель с подражанием «блатным», описанным ранее, которое подразумевало также особый набор внешних признаков, в достаточной мере шокирующих обывателя- наколки, «фиксы», особый вид кепок, штанов и рубашек. Впрочем, движение стиляг не ограничивалось исключительно особой одеждой, ещё одним важнейшим элементом субкультуры была музыка.
3. Музыка и танцы
Пропаганда советского союза имела весьма четкие ориентиры в отношении разнообразных культурных явлений, появлявшихся за границей. Если капиталистическое общество восторгалось каким либо произведением искусства или проявляло к нему повышенный интерес, то с большой долей вероятности можно было предполагать, что в СССР оно будет всячески порицаться. Этой судьбы не избегли ни кинематограф, ни изобразительное искусство в лице сюрреалистов, ни театр и в особенности гонения сказывались на музыке. Партия не имела четкой программы действий, благодаря которым она надеялась оградить советского гражданина от тлетворного влияния Запада, потому многие атаки на различные виды искусства были непоследовательными. Это хорошо видно на примере джаза, который впервые появился на территории советского союза в 20е годы, а особую популярность приобрел благодаря ансамблю Леонида Утесова и кинофильму «Веселые ребята», музыка к которому была написана Исааком Дунаевским. В предвоенное десятилетие оркестры и исполнители исполняли свои композиции без риска быть подвергнутыми нападкам. Впрочем, после Великой Отечественной войны ситуация изменилась. Власть изменила свое отношение к джазу, сочтя его пропагандой низменных идей, недостойных советского человека, что кардинально повлияло на доступность джазовой музыки. В сатирических журналах, радиопередачах и кинематографе «музыка толстых», названная так Максимом Горьким, преподносилась самым нелестным образом, критиковалась. Джазменам приходилось либо уходить в подполье, давая концерты в ресторанчиках, кафе и небольших концертных залах, либо, немного изменив стиль и название ансамбля, выступать по прежнему на сцене, доступной широкому зрителю, как поступил Леонид Утесов20. В целом нельзя сказать, что джаз находился под тотальным запретом, но также не стоит забывать о множестве нелестных замечаний, отпущенных в его адрес. После Международного фестиваля 1957 года, проведенного в Москве, партия перестала оказывать сильное давление на описываемое музыкальное направление, что было связано в первую очередь с некоторой либерализацией внешней политики. Что же до стиляг, то их музыкальные пристрастия во многом определялись ещё довоенными записями, трофейными пластинками и редкими композициями, проникавшими через железный занавес весьма и весьма нечасто. Джаз считался неотъемлемым признаком западной, американской культуры, о чем, между прочим, говорили и в сатирических журналах, создавая у населения ассоциативный ряд «капитализм- богачи- джазмены», что и проявилось в описываемой субкультуре. Стоит отметить, что стиляги в основной своей массе слабо представляли себе, что творится за границей, а потому многие их привычки и пристрастия, так преследуемые партией, были по сути порождены её политикой. Действительно больших ценителей музыки, которые употребляли все свои возможности, чтобы получить новые песни из-за океана, было мало - основная масса приверженцев «стиля» довольствовалась тем немногим, что могло пробраться через границу, минуя страны социалистического лагеря, старыми записями и песнями собственного сочинения, которые пользовались невероятной популярностью среди стиляг. Эти образцы городского фольклора, в отличие от по большей части недоступной зарубежной музыки, были неотъемлемой частью и прогулок по Бродвею, части улицы Горького,21 посиделок в квартирах и даже концертов в маленьких ресторанах, благодаря которым многие музыкально одаренные стиляги добывали себе средства к существованию. Деятели такого рода называли себя «лабухами»22 и пользовались большим уважением в своем окружении до тех пор, пока фактическая легализация джаза не открыла широкой публике доступ к изрядно изменившейся западной сцене, к тому времени разделившейся на добрый десяток направлений, которые включали в себя и би-боп, и прохладный джаз, и хард-боп, разительно отличавшиеся друг от друга. Таким образом можно утверждать, что джазовая музыка, хотя и насчитывавшая достаточно длительную историю пребывания в советском союзе, не имела крайне широкого распространения. Стиляги, как и более законопослушные советские граждане имели достаточно смутные представления о том, что творится на подмостках так горячо любимой и порицаемой Америки, да и всего Запада. Впрочем, подобное незнание компенсировалось местным творчеством, более близким советскому слушателю, более понятным. Стоит отметить, что подобные процессы говорят о том, что джаз сам по себе, как культурный феномен был не столь важен в жизни стиляги - он мог позволить себе знания о нем чуть выше чем у среднего гражданина, да и только. Конечно, любовь к «музыке толстых» была обязательным пропуском на Бродвей, но это чувство могло быть сколь угодно абстрактным.
Одним из необходимых условий бытия стиляги являлось умение не столько разбираться в музыке, сколько танцевать «стилем». Человек не мог быть «чуваком» и не знать что такое «тройной гамбургский», «канадский», «атомный» стили, это было одним из главных пропусков на Бродвей. Стиляга танцевал везде, где имел малейшую возможность, он специально демонстрировал «стиль» обывателям, дабы шокировать их, а возможно показать прелести его образа жизни. В целом, элемент эпатажа присутствует практически в любом молодежном движении, но в советской действительности конца 40х - середины 50х годов стремление протестовать подобным образом стало отличительной чертой субкультуры. В том, что культура стиляг была протестом не может быть ни малейшего сомнения, поскольку сама её ориентация на Запад напрямую противоречила всей партийной риторике. Танцы, демонстрируемые открыто на школьных балах, студенческих общественных праздниках и просто танцплощадках как раз и являлись своеобразным оружием, которым молодежное движение пыталось заявить о своем существовании. Также стоит отметить, что подобное времяпрепровождение было в значительной степени коллективным, поскольку, во-первых, это помогало обезопасить себя, к примеру, от дружинников, нередко пытавшихся испачкать костюмы стиляг, испортить прически или отправить в отделение милиции, а во-вторых, живущая в этих людях ещё с детства установка, предполагающая коллективное времяпрепровождение, чувство солидарности позволяла чувствовать себя комфортно только в группе, пусть и небольшой. Соответственно танцы также объединяли членов группы, служили опознавательным признаком и непременным условием вступления в движение. Стоит также отметить, что этот признак движения опять можно рассматривать как внешний. Увлечение определенным видом музыки обычно не является чем-то, что можно распознать сразу, только лишь взглянув на человека, в то время как его манера одеваться или танцевать в публичных местах сразу может выдать его принадлежность к той или иной группе.
4. Модель поведения и отношения с общепринятой моралью.
Как и подавляющее количество молодежных движений, общество сочло стиляги весьма распущенными людьми, образ жизни которых ни в коей мере не соответствует высокой морали. Эти утверждения культивировала и советская пропаганда: в сатирических журналах создавался образ слабовольного, хамоватого и бездуховного человека, преклоняющегося перед капиталистическим миром, надеясь получить от него материальные блага. «Стиляга в потенции враг/С моралью чужой и куцей/На комсомольскую мушку стиляг:/Пусть переделываются и сдаются!»23 Само же движение было едва ли столь распущенно и свободно, как представлялось на страницах газет и грезилось самим стилягам. Особая походка, жаргон конечно же эпатировали советских граждан, но это были опять же внешние атрибуты стиля, как , к примеру, цветастый галстук. Реальные асоциальные действия скорее приписывались стилягам, чем совершались ими- в источниках не упоминаются ни драки, намеренно спровоцированные членами субкультуры, ни сколько-нибудь заметное участие в вандализме, оскорблении населения, где последнее встречается крайне часто в сатирических фельетонах. Конечно, это не означает, что все члены движения вели себя крайне мирно, но как примечательный факт стоит отметить явную пассивность стиляг, их тягу к коллективному времяпрепровождению, а не изменению ситуации в стране. К тому же одним из необходимых условий пребывания на Бродвее была абсолютная аполитичность человека24, что, кстати, было выражением протеста против политики партии., настаивавшей на абсолютной «политической активности» населения и в особенности молодежи. Тем не менее, в обществе складывалось мнение, что стиляги являются угрозой, причем вполне реальной и серьезной. Этим активно пользовалось государство, всячески подогревая недовольство, создавая препоны в высших учебных заведениях и на рабочих местах для обладателей ботинок «на манной каше». Таким образом, информации об асоциальном поведении стиляг в основном была создана пропагандой для борьбы с ними же и, по всей видимости, контролю над обществом. Что же до межполовых отношений в контексте движения стиляг, то советская пропаганда в этом случае опять сильно преувеличивала, если не сказать создавала образ крайней распущенности. В реальности члены субкультуры в основном придерживались общепринятой модели поведения со строгими ограничениями. Соотношение женщин и мужчин в составе движения было сильно дисбалансировано в сторону сильного пола и ему приходилось искать партнеров, являвшихся носителями общепринятой морали. Пропаганда же, напротив, приписывала стилягам развратное поведение, особенно строго преследуя женскую часть субкультуры. Впрочем, как показал Международный фестиваль 1957 года, общество в целом придерживалось официально одобряемой модели поведения лишь по инерции, поскольку во время проведения данного мероприятия правительству приходилось создавать бригады по проверке парков, скверов и прочих неосвещенных мест, крайне плотно занятых парами. 25 Это был тотальный крах кампании, причем весьма слабо связанный с деятельностью стиляг.
Таким образом, в движении стиляг можно выделить совершенно явные черты сходства с дворовым прошлым его членов. Первоочередная важность внешних атрибутов, коллективизм, присущий движению, внутренняя солидарность и сохранение некоторых элементов советского менталитета позволяют с уверенностью утверждать, что стиляги были органичным итогом развития молодежных движений советского общества. Молодые люди не были оппозиционны к власти, но благодаря знанию, полученному в ходе Второй мировой войны об уровне жизни в западных странах, а так же наблюдая разруху внутри страны, начали выражать свой протест. Молодежь, недовольная сказочными обещаниями партии, которые явно не соответствовали действительности, обусловленной дефицитом и бедностью основной массы населения, применила своего рода «социальный эскапизм»- начала подражать капиталистическому образу жизни, пытаясь найти замену идеалам, навязанным пропагандой. Впрочем, стиляги по большей части слабо себе представляли ситуацию, сложившуюся за границей, благодаря «железному занавесу» и холодной войне, а потому черпали свои знания из довоенных источников, а также из советской пропаганды, весьма шаржировано описывавшей «капиталистические джунгли». В условиях дефицита и идеологического гнета особого рода, непосредственно влиявшего на судьбу члена субкультуры, развились весьма специфичные особенности, которыми, прежде всего, стали ориентированность на внешний образ, сохранение некоторых установок среды, из которой выходило движение, а также коллективизм и внутренняя солидарность членов группы. Это позволяет охарактеризовать движение стиляг как закономерный итог развития нескольких социальных процессов, протекавших в советском обществе, превратившихся в итоге в субкультуру.