Переговоры / Переговоры (Курбатов) / Курб. 1

Постулат 6. “Симметричность деятельности”

Известен кантовский категорический императив: “По-, ступай так, чтобы максима твоей воли была основой все­общего законодательства”. В более доступной форме это может быть выражено следующим образом: “Поступай так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе самому”. Отсюда следует, что для того, чтобы надежды на лояльное отношение партнера к тебе оправдались, сам *; поступай лояльно по отношению к нему. Это означает недопустимость всех тех средств, которые квалифици­руются как нелояльные; ложь, подозрения, обвинения, использование слухов и сплетен, шантаж, ярлыки, ос­корбления и т. п.

Постулат 7. ч-Ctirsuin fenere”

Данный принцип римского права предлагает, если бук­вально перевести его на русский язык, держаться назна­ченного пути. В этом положении есть несколько момен­тов. Первый — неуклонное следование избранным прин­ципам. Позиции могут претерпевать изменения, принци­пы — никогда. Иначе что это за принципы? Второй гласит о том, что, избрав тему для обсуждения, нельзя от нее отхо­дить, подменяя другими. Обе характеристики обсуждаемо­го положения квалифицируют стабильность и устойчи­вость корабля переговоров в его нелегком плавании. И ша­раханье в выборе принципов, и постоянная смена курса делают достижение продуктивного результата не только затруднительным, но иногда и просто невозможным. К то­му же постоянная смена диспозиций нередко порождает сомнение в надежности партнера, в постоянстве его мне­ния и суждения. Это как нельзя лучше соответствует сен­тенции Евангелия от Матфея: ^Да не ведает твоя шуйца (ле­вая рука), что творит твоя десница (правая рука)”. Иметь дело с партнером непредсказуемым и ненадежным не про­сто бесперспективно, но порою даже опасно.

Постулат 8. “Принцип дела выше дела принципа”

Неуклонное следование предыдущему постулату может стать препятствием для достижения соглашения, если ста­ло очевидно, что реальные факты не согласуются с декла­рируемыми принципами. И здесь возникает нравственная дилемма: чему следовать? Упрямо отстаивать несостояв­шиеся принципы и игнорировать дело (это и называется

в данном контексте уделом принципа”) либо во главу уг­ла поставить примат фактов (“принцип дела”)? А ведь это тоже принцип. Здесь каждый решает для себя сам: важнее честь мундира, ради которой любой принцип хорош, или все-таки важнее принцип принципов — дело прежде всего. Однозначных рекомендаций в подобной ситуации быть не может. .Однако именно этот по­стулат делает позицию гибкой, а се принципы осмы­сленными.

Постулат 9. “Abe/ere arfem ad mercedem at que quaesfum”

В буквальном переводе это означает — <^не низводить ис­кусство до заработка”. Данное положение также напря­мую примыкает к постулату о соотношении чести мунди­ра и дела чести. Примером этого может быть ответ одного из участников недавнего телевизионного диалога пред­ставителей бывшей “руководящей и направляющей силы современности” и команды демократов на вопрос-упрек о том, каково его собственное мнение о популярности пар­тийной программы. В ответ прозвучало, что в командной игре, какие бы ни сложились отношения, например с тре­нером или вратарем, не нужно забивать гол в собственные ворота.

Приведенное положение легко объясняется также одним из принципов римского права: “Cui prodesi?^ (“Кому вы­годно?”). Здесь играют ту музыку, которая заказана запла­тившим за нее. Хотя в иных ситуациях есть только одна возможность выиграть — забить гол в собственные воро­та, как бы это ни было горько или больно. Такой поворот темы означает, что в некоторых ситуациях рассчитывать на победу можно лишь тогда, когда своевременно при­знано собственное поражение.

Этот постулат имеет характер морального принципа, предлагающего каждому решать, во имя чего идет та или иная игра.

Постулат 10. ^Utrum hos verum an falsum е?Л„”

Данное положение буквально переводится следующим образом: “Верно ли это или ложно, но это так”. При оценке указанного принципа не обойтись без двойст­венности позиции. Отдав себе (и партнеру) отчет в том, что <-это так”, можно ввести моральный критерий, позволяющий различать моральную и аморальную компоненты постулата. Первая фиксирует то, что явля­ется позицией стороны, оставляя вопрос о том, верно это или нет, открытым для обсуждения. Такую компо­ненту можно назвать моральной. Вторая связана с ут­верждением позиции независимо от того, верна она или не верна. В подобном случае важно лишь то, что это своя собственная позиция. Такой подход считается аморальным.

О Разные сюжеты разных переговоров

Переговоры достаточно многослойны и многозначны. За­трагивая интересы разных людей, они неизбежно порождают разнообразные коллизии. Поэтому представить их в виде ка­кой-либо системы просто невозможно. Полагаю, адекватнее всего они могут быть выражены притчами. Известно, что прит­чи — это не просто иносказания и поучительные истории, а не­кие нравственные задачи, тесты, которые каждый решает по-своему, согласно своему пониманию соотношения возможного и допустимого, требуемого и разрешенного.

Изложение некоторых сторон фабулы переговоров в житей­ских и философских иносказаниях имеет то преимущество, что притчи не содержат в себе ответа. Они, скорее, содержат в себе вопросы, ответы на которые каждый волен давать в соответствии с выбором некоторой системы ценностей, масштаба оценок, ме­рила правоты. Ну а здесь, как и в Книге Моисеевой: какой мерою меряете, такой вам и отмерено будет...

Притчи об авторитете

Термин “авторитет” происходит от латинского слова ^auctori-tas” (власть, влияние) и характеризует положение, имеющее об­щепризнанное значение, оказывающее влияние; человека, пользу­ющегося общим признанием. Вопрос об авторитете в перегово­рах — не праздный, ибо от того, что влияет на решение и соглаше­ние, зависит в конце концов и характер переговоров. Рассмотрим некоторые модификации переговоров:

Модификация 1. “Не нами заведено”

Это квинтэссенция авторитета определенного сорта, в первоисточнике своем прозвучавшая из уст Ризоположенского в пьесе Островского “Свои люди — сочтемся”: “Это не нами заведено, не нами и кончится ...”. Данная сентенция выражает апогей мещанской мудрости. Легко убедиться, что приведенная модификация имеет много разных вариантов. “Не нами заведено, не нам и решать (умничать, выбирать и т. п.)”. ^Не нами заведено...” может иметь в виду и того Вселенского Часовщика, который однажды завел ход часов во Вселенной, а дальше хоть потоп.

Переговоры, основанные на подобном понимании авто­ритета, обречены на дублирование решений, которые были приняты за пределами и, как правило, до начала переговорного процесса. Сами переговорщики явным образом выполняют роль статистов, разыгрывающих заранее написанный сценарий. В иных случаях таким сценарием может быть традиция, обычай, устойчивое общественное мнение. Переговорщики как бы выступа­ют не столько его выразителями, сколько его заложни­ками.

Модификация 2. “Наибольшее счастья для наибольшего числа людей”

Данное положение известно как принцип утилитарной этики Герберта Спенсера. Отсюда один шаг для стати­стического выражения авторитета и определения его большинством голосов. В самом деле, давайте проголо­суем, и если за 2*2 = 5 будет больше, чем за 2-2 = 4, то именно это и будет принято за истину. Таким образом, пресловутое “pluribus votum” (большинство голосов) будет ^лакмусовой бумажкой” выявления правоты в лю­бом споре.

Но возникает проблема: для наибольшего числа людей наибольшая мера счастья, по-видимому, может быть оп­ределена (на примере нашего отечества такой социаль­ный эксперимент предпринимался), а вот для каждого человека в отдельности подобная мера чаще всего не подходит. Да и всегда ли право большинство, чтобы быть авторитетом? По всей вероятности, закон больших чис^л и абстрактная статистика здесь не работают. Так же как нельзя количественно измерить моральность и духовность (они имеют только сущностные, качествен­ные показатели), также, очевидно, и правота авторитета не декларируется большинством. Иначе многочислен­ный народ (^большой брат”) будет всегда и во всем прав по отношению к малочисленному народу (^меньшему брату”). Наконец-то этот урок начинает нами осмыс­ляться.

А если признать наибольшее количество счастья для •,.. -' наибольшего числа людей как моральный принцип, тог­да автоматически право силы торжествует над силой права, В этом случае выражение диктатора Оливера Кромвеля о том, что военный корабль — лучший по­сланник, становится непререкаемой дипломатической (и не только) истиной.

Модификация 3. “Авторитет — не большинство”

Эти слова, вошедшие в число крылатых фраз как полити­ческий лозунг немецкого парламентария прошлого века Ф. Ю- Шталя, представляют собой противоположность предыдущего девиза. Итак, если большинство — не авто­ритет, то, естественно, авторитет — не большинство. Да, роскошь собственного мнения, в которой, кстати говоря, в мае 1886 г. на заседании рейхстага нашел в себе силы от­казать Бисмарк, — антитеза большинства. Но является ли она авторитетом? Во всяком случае — авторитетом для большинства?

Сентенция, к которой мы приходим, несмотря на все парафразы, в какой-то степени отражает эти коллизии: большинство — не авторитет для всех, но и роскошь собственного мнения — не авторитет для большинст­ва. Таким образом, вопрос об авторитете остается от­крытым. Однако прислушаемся к совету, данному Мар­ком Туллием Цицероном: не считайте голоса в споре, а взвешивайте мнения, чтобы над истиной не восторже­ствовало право большинства. А каким оно бывает, это подавляющее большинство, доподлинно известно.

Впрочем, есть еще одна модификация авторитарного принципа.

Модификация 4. “Твори волю пославшего тебя...”

Приведенные слова также известны своей библейской предысторией, как и фраза из Евангелия от Иоанна, Это очень удобная позиция, поскольку в ней завуали­рованы недостатки всех предыдущих способов обос­нования авторитетов и определения меры собствен­ной ответственности. Хотя скорее всего, это способ са­мооправдания. В данной позиции легко найти место ^солдата партиио, “избранника народа”, а он, как мы знаем” если и не всегда прав, то в любом случае никог­да не виноват.

Выше подобного авторитета для исполнителя “воли его пославшего” быть не может, и все-таки он не представ­ляется абсолютно безусловным. Все основания автори­тета такого рода обычно укладываются в короткое и хлесткое, как выстрел, слово <'надоо. Отсюда всего один шаг до призыва ^Даешь^ и ответа-рапорта *Есть!”

Так случалось и в нашей истории, и в истории других народов. На Нюрнбергском процессе, например, все обвиняемые оправдывали свои деяния именно таким пониманием авторитета, объявляя себя лишь испол­нителями, добросовестно заблуждавшимися относи­тельно средств, методов и целей, которые они испове­довали.

Притчи о правоте

Как бы ни назывались и ни определялись переговоры, все рав­но это тяжба. А тяжущиеся стороны стремятся выяснить: кто прав, кто виноват или, как минимум, кто больше виноват. Ну а тот, кто больше прав (по отношению к своему оппоненту), имеет больше прав на проведение своего решения. Тот же, кто, соответственно, больше виноват, несет убытки, платит по векселям, издержки и репарации. И чем больше виноват, тем больше платит,

Мера правоты не должна предопределять права силы. Во вся­ком случае на переговорах должна быть выслушана и сторона, которая считается неправой. “Бей, но выслушай!” — так сказал Фемистокл спартанскому полководцу Эврибиаду, когда тот в разгоревшемся между ними споре о тактике предстоящего сра­жения против персидского царя Ксеркса замахнулся на него палкой. Надо думать, не убеждение в своей-вине, а сознание пра­воты руководило Фемистоклом. Убедив Эврибиада в правильно­сти своего плана, он одержал убедительную победу над персами в морском сражении при Саламине (480 г. до н.э.). С тех пор это выражение стало и крылатой фразой, и принципом ведения пе­реговоров. Интересно только, ударил ли его Эврибиад или огра­ничился недвусмысленной угрозой? При всем историческом ха­рактере упомянутого сюжета остается непростая дилемма: быть -правым и битым или неправым (при внутреннем сознании сво­ей правоты), но без ущерба для собственного реноме?

Поиск виноватых снова приводит нас к Библии, вернее, к библейскому об­разу “козла отпущения” (или Моисеева козла), ис­купающего своим изгна­нием в пустыню грехи всей общины. Можно спо­рить по поводу морально­сти или аморальности та­кого искупления. Вопрос о моральных критериях еще больше запутывается, если вспомнить миссию Иисуса, принявшего муки распятия за грехи человечества. Но язык не поворачивается “бросить камень” в того, кто послал его на эту жертву. Видимо, к нему моральные критерии просто неприложимы. Однако экстраполяция данного принципа порождает моральный (а точнее — аморальный) прецедент. Из него сле­дует, что ^пославший творить свою волю”-(и здесь мы вновь возвращаемся к вопросу об авторитете) находится в другом измерении нравственности. Вольно или невольно это порож­дает принцип двойной морали, о котором мы еще будем гово­рить ниже.

Конечно, можно сказать, что мука одного ничто в сравнении с жертвами многих. Но, установив, что авторитет — не большинство и что наибольшее счастье для большинства людей не исчисляется количественно, мы увидим, как одна проблема накладывается на другую. Проблема “козла отпущения” для переговорщика всегда актуальна. При абсолютном успехе переговоров — это торжество “воли пославшего его”. А при неудаче ответственность за провал, как правило, возлагается на исполнение “неудачной партии при хорошей партитуре”. Таким образом, должность ^козла отпуще­ния” всегда остается вакантной для того, кто не привел переговоры к ожидаемому результату. Это положение одинаково для всех парт­неров за столом переговоров, независимо от того, кого они пред­ставляют. Может быть, это интуитивно побуждает партнеров в большинстве случаев “не играть на победу”, которая всегда чревата риском проигрыша, а искать соглашения. По сути, переговорщики, как Герман из “Пиковой дамы”, стремятся не рисковать необходи­мым в надежде приобрести излишнее-

Это приобретает статус общего принципа в переговорах. И он гласит: нет виноватых. Поэтому гимном переговоров можно было бы избрать слова из стихотворения Игоря Северянина “Весенний день горяч и золотист: шумите, вешние дубравы! Расти, трава. Цвети, сирень! Виновных нет: все люди правы, В такой благословенный день.

А если это не убеждает, надо вспомнить старую как мир прит­чу, в которой говорится о том, как повздорившие супруги при­шли за советом к мудрецу. Тот, выслушав мужа, сказал: ^Ты прав, мужчина!”. Затем свои обиды излила жена, и он изрек: “Ты пра­ва, женщина!”. В ответ на недоумение прохожего о странностях его суда он заметил: <-И ты прав, прохожий!”. Действительно, по-своему прав каждый. И именно переговоры должны выяс­нить, что же все-таки может быть общим основанием правоты. .Именно оно и должно лечь в основу взаимоприемлемого согла­шения и решения.

^-, Теперь перейдем к таким сюжетам переговоров, которые мож­но назвать их негласными принципами и моделями- Строго го­воря, понятие ^принцип” здесь будет использоваться как некий метод, а вернее, как выбор определенной манеры общения, свое­образной -?нити Ариадны^, которая ведет переговорщика либо к достижению поставленной им цели, либо к поражению, провалу замыслов.

Переговоры -- это взаимодействие. И как бы каждый из перего­ворщиков ни формировал собственную методу, она вольно или не­вольно зависит от противной стороны. А как заметил еще два тыся­челетия назад римский писатель Теренций в своей комедии ^Бра­тья”: <-Если двое делают одно и то же, то это не одно и то же'>. В этом, пожалуй, один из главных сокровенных смыслов переговоров. Ка­кую бы “нить Ариадны^ ни избрал переговорщик, она должна вести навстречу тому, кто избран партнером или соперником. Переплете­ние же этих нитей и есть процесс переговоров

Каждый здесь выбирает свою линию поведения. И несмотря на то, что стиль переговоров — это прежде всего личность, индиви­дуальность, тем не менее существуют некоторые общие сюжетные линии. Выделим их в виде девизов-принципов.

Принцип компромисса

имеет несколько основных мотивов. Первый из них, пожа­луй, впервые был употреблен в явном виде в арабской ре­цензии XVII в. на анекдоты о Ходже Насреддине Джохе эр руми, этаком мусульманском типе паясничающего балагу­ра, юмор и народная мудрость которого выше изощренно­сти записных мудрецов. Заметим, что в первом варианте это звучало так: <Если пальма не идет к Джохе, так Джоха пойдет к пальме”.

Это синоним уступки, но уступки не вынужденной, а осмыс­ленной. Подтверждает это пример из дипломатической практи­ки. О Бисмарке известна такая притча. Британский министр ино­странных дел после затянувшегося спора по какому-то вопросу в конце концов пошел на уступки. Бисмарк обратился к нему со следующими словами:

— Милорд, Вы — самый бле­стящий, самый великолепный партнер по переговорам, с кото­рым я когда-либо имел дело. Я преклоняюсь перед Вашей муд­ростью!

— Правда? В самом деле? А почему? — Потому что Вы уступили. Если бы Вы не сделали этого, уступить пришлось бы мне...

Взаимные уступки — свидетельство хороших манер договари­вающихся. Поэтому в основе компромисса лежит принцип рим­ского права: “Do et des^ (<'Даю, чтобы ты дал”), В европейской ис­тории он тоже был впервые провозглашен Бисмарком как веду­щий регулятив переговоров- По крайней мере в открытой форме именно так прозвучало это в его речах, произнесенных в гер­манском рейхстаге еще в 1884 г. Политика “Do et des* есть квинт­эссенция политики взаимных уступок.

Все переговоры (если они не преследуют цели сознательно за­тянуть время) затеваются ради соглашения, К соглашению ино­гда ведет всего лишь одна дорога, а к раздорам — множество. По­этому нахождение скорейшего пути к соглашению — это не только экономия времени, но еще и определенная гарантия, по­зволяющая избежать опасных путей развития событий. И тем не менее фактор времени в переговорах предельно важен. Потому актуальным принципом переговоров будет евангельское пред­писание Иисуса, переданное словами апостола Иоанна: <'Что де­лаешь, делай скорей”. Правда, в первоисточнике упомянутые слова были обращены к Иуде, который медлил подать сигнал римским солдатам. В контексте переговоров такое пожелание используется в несколько ином смысле: что должно быть сдела­но, лучше сделать быстрее.

Приведенная сентенция может быть усилена до принципа переговоров, который можно выразить словами римского пи­сателя I в. до н.э. Публилия Сира: “Вдвойне дает тот, кто дает скорое Можно подобрать различные основания для данного принципа. Но одно из них абсолютно безусловно: ^Помни, что время — деньги”, — так написал Вениамин Франклин в 1748 г. в “Советах молодому купцу”. Впрочем, еще у Теофраста, гречес­кого философа IV в. до н.э., мы находим выражение <'Время — убыточная статья расхода*. Надо полагать, это относится не только к коммерции.

Уступки в переговорах отнюдь не выражение слабости или боязни. Напротив, для иной уступки требуется больше мужества, чем для безрассудного упрямства. И хотя мужество отчаяния не­редко выигрывает сражения, все-таки уступки — более надеж­ный путь для нахождения оптимального решения. Уступку мож­но назвать взвешенной и осторожной мудростью общения. А осторожность, как говорил шекспировский Фальстаф, лучшая часть храбрости. И тем не менее в ряде случаев храбрость в пе­реговорах резервируется за силовой политикой, за таким мето­дом, который откровенно сформулировал еще Юлий Цезарь в виде сентенции о своей быстро одержанной победе над галла­ми: ^Пришел, увидел, победил”.

Такая метода ведения переговоров тоже существует. И она име­ет свои принципы. Принцип силового решения вопроса как нель­зя более полно погружается в девизе ^Mend or end” (“Исправить или уничтожить”). Это слова из Ньюкаслской радикальной про­граммы английской радикальной партии и лозунг ЛлойдДжорджа в отношении палаты лордов. Заставить принять собственную точку зрения, убедить давлением, силой — мотив такого процес­са. Вольно или невольно, но в данном мотиве утверждается мысль, высказанная еще в Евангелии от Матфея: “Кто не со мной, тот против меня*.

Вообще, в переговорах, в этом человеческом спектакле стра­стей, очень много библейских сюжетов. И, вероятно, это не слу­чайно. Образно говоря, избравшему путь, при котором “камень подается вместо хлебам, как писал тот же Матфей в своем Еванге­лии, нужно ожидать и того, о чем предостерегал пророк Исайя, — камня преткновения.

Расчет на победу, а не на соглашение вводит в оборот пере­говоров свои принципы. Назовем среди них несколько исто­рических крылатых фраз. Первая из них — “Победителей не судят”. Так, кажется, начертала Екатерина II на приговоре Суво­рову за то, что он наперекор приказанию главнокомандующе­го Румянцева взял турецкую крепость Туртукай. Действитель­но, победителей не судят, если они — победители. Правда, есть много модификаций данного принципа. Среди них иезуитская мораль о том, что для достижения победы все средства хоро­ши. Впрочем, в переговорах определенным гарантом против вседозволенности служит их моральный кодекс, о котором шла речь выше, и в некоторой степени — правила и принципы делового общения, делового обсуждения, представляющие со­бой нормы лояльных средств.

В числе императивов победы можно выделить также следую­щий принцип, восходящий к словам фельдмаршала Гинденбур-га; “Побеждает тот, у кого крепче нервы”. В борьбе (а это также свойственно переговорам) соревнование эмоций приводит к финишной черте первым того, кто лучше может управлять со­бой. Такое самоуправление тоже имеет свои девизы. Какие бы утраты надежд и потери иллюзий ни несла та или иная сторона переговорного процесса, всегда необходима сдержанность.

Оппонент не должен получить дополнительного шанса, позво­ляющего ему не только нанести ущерб вашей позиции, но еще и получить возможность подвергнуть сомнению результаты переговоров. Это тактически неэффективно. В конце концов это просто нарушение норм этикета переговоров. Посему, как писал Вовенарг в своих “Максимах”, “великие страдания без­молвны”.

Конечно, переговоры — всегда в какой-то степени борьба. Ио поведующие такой принцип находят ему оправдание в том, что еще Сенека утверждал: “Жить — значит воевать”. Хотя и библей­ские тексты не обошли вниманием этот девиз, и в книге Иова мы находим: * Жизнь человека есть борьба”. Принцип борьбы реа­лизуется в различных конкретных методах. Один из них — ста­рый как мир девиз британской колониальной политики: ^Devidez et етрега'> (“Разделяй и властвуй). Другой мотив: борьба — это политика. А там, где к драматургии борьбы примешивает­ся еще и драматургия политической игры, там конечные резуль­таты непредсказуемы. Для этого достаточно перечислить не­сколько черт политического мировоззрения.

Первая: “Политика есть искусство возможного”, — лозунг, лю­бимый многими политиками, приписываемый Бисмарку. Однако традиционная трактовка данного принципа привносит в него иные акценты, поскольку в августе 18б7 г. Бисмарк сказал редак­тору издававшейся на немецком языке “Петербургской газеты”, что “политика есть учение о возможном”. Согласимся: “учение о возможном” несколько отличается от “искусства возможного”. Вторая и последующие характеристики политики в устах силь­ных и мудрых мира сего звучат так: “Политика — это просто биз­нес*. Именно так заявил маркиз Солсбери, видный английский политический деятель прошлого века, а В. И. Ленин придал это­му высказыванию более изящную в научном отношении форму: “Политика — это концентрированное выражение экономики

Возвращаясь к различию между искусством и учением о возмож­ном, можно найти, что первое утверждение все-таки более от­кровенно.

Политика в деле переговоров чаще всего приводит их к искус­ству быстрого реагирования на изменяющуюся политическую конъюнктуру. Они становятся формой политической борьбы, где нет ни искусства, ни учения. Может быть, об этом писал Не­красов: “Мне борьба мешала быть поэтом, Песни мне мешали быть борцом.

Поэтому не стоит путать политику переговоров и перегово­ры о политике. Ибо первое, в принципе, основывается на пере­говорах без поражения, а второе, преследуя такую цель, как по­беда, своим девизом имеет: ^Горе — побежденным!” По рассказам римского писателя Ливия, так воскликнул галльский царь Бренн (4 в. до н.э.), наложивший на побежденный Рим контрибуцию в 1000 фунтов золота, бросив на чашу весов свой тяжелый меч. Когда римляне вздумали роптать против его “слишком тяжелой гири”, он произнес: <'Горе — побежден­ным!”. С тех пор это стало политическим принципом. Впрочем, никто пока не доказал, что счастье — по­бедителям.

Среди принципов пере­говоров можно выделить несколько расхожих. Один из них — “Права или не пра­ва, но это моя родина” (по­зиция, идеология, партия, платформа). Подобный принцип изначально нарушает равен­ство сторон и делает надежды на взаимовыгодное сотрудни­чество иллюзорными. Другой принцип — это ^двойная мо­раль”, В завуалированной форме он возводит обман в ранг по­литики переговоров, их тактики и методики. Корни названно­го принципа можно найти еще в древнеримской дипломатии, считавшей, что по отношению к варварам нет ничего амораль­ного. К числу принципов, трактовка которых не может быть однозначной, принадлежит принцип “Справедливость (право) выше истины^. Иногда он принимает различные формы, на­пример: ^Пусть торжествует справедливость, даже если ради этого погибнет весь мир”; ^Ради достижения праведной цели все средства хороши” и т. п. Данный принцип напоминает ие­зуитскую мораль, оправдывающую любые методы достижения поставленной цели. Благой призыв к справедливости нередко ведет к далеко не праведным последствиям (не случайно же ис­тиной стала сентенция о том, что именно благими намерения­ми вымощена дорога в ад).

Среди принципов, безусловность которых не вызывает сом­нения, следует назвать такой: “Платон мне друг, но истина доро­же”. Он импонирует своей непредвзятостью, объективностью и строгостью.