2. Правительственные планы реформ духовных управлений в начале XX в.

Главной формой административного обсуждения «мусульманского вопроса» в период после 1905 г. стали так называемые Особые совещания — специальные межведомственные или внутриведомственные «учреждения», собираемые для рассмотрения наиболее существенных для власти аспектов мусульманской проблематики. Иногда такие совещания были полностью посвящены «исламскому делу», иногда оно являлось лишь частью в общем комплексе анализируемых тем.

Так, весной 1906 г. заседало Особое совещание по делам веры под председательством генерала А. П. Игнатьева, на котором ислам являлся важным, но лишь одним из поднятых здесь вопросов. Оно собрало весьма большое количество предложений и довольно активно работало, но по просьбе МВД 28 мая 1906 г. прекратило свою деятельность. Данное решение объяснялось тем, что с созданием Государственной думы и с «изменением порядка принятия законодательства» решено было «более проектов не составлять, а лишь собрать материалы» для дальнейшей законодательной работы. Меж тем, по свидетельству чиновников МВД, к ним перед началом заседания Особого совещания 1906 г. и в ходе его работы поступило лишь от мусульман до 500 (!) заявлений о «пересмотре порядка их духовного быта». Это подтверждало, как считали сотрудники МВД, существование «потребности пересмотреть все законодательство о мусульманах», что стало «делом давно назревшей необходимости».

Из документов, рассматриваемых в ходе Особого совещания 1906 г. представляется необходимым прежде всего остановиться на двух наиболее значимых материалах по исламу — записке о «мусульманах-суннитах» видного имперского сановника В. П. Череванского и замечаниях по этой записке другого участника данного совещания, тайного советника А. С. Будиловича.

Выступление Череванского на Особом совещании 1906 г., по сути, было изложением его «Записки по делам веры мусульман-суннитов», текст которой был подготовлен автором еще в 1905 г. Полагая, что Оренбургский муфтият превратился в настоящий «мусульманский Рим», Череванский предложил поделить его по: а) по его «территориальности» и б) по тем народностям, которые имеют свои «истории». По его замыслу, можно было бы создать следующие окружные мусульманские духовные управления: 1) Петербургское (с центром в Санкт-Петербурге); 2) Сибирское (с центром в Троице или Петропавловске); 3) Башкирское (с центром в Уфе). Данная мера, по мнению Череванского, была остро необходима «для интересов безопасности империи», ибо, как он считал, «нельзя больше оставлять Оренбургский муфтият в нынешних его пределах и при централизации распорядительных действий, превосходящих централизацию какого-либо ведомства в России». Автор записки о «мусульманах-суннитах» предлагал также «урезать» и юрисдикцию Таврического муфтията, передав мусульман Западных губерний из его ведения в подчинение вновь создаваемого Петербургского мусульманского окружного правления. В то же время Череванский полагал возможным укрупнить управление мусульманами-суннитами Кавказа, подчинив суннитский Северный Кавказ Закавказскому Духовному правлению суннитов в Тифлисе.

Особое беспокойство Череванского вызывало положение дел в Центральной Азии. Он считал необходимым прекратить «бесконечно неясное и ненормальное положение вероучительства» для мусульман-«киргизов» и создать «Киргиз-Кайсацкое» окружное мусульманское управление, «пресекая» при этом попытки «отатаривания» мусульман-«киргизов». Жившие в степях татары, по замыслу Череванского, также должны были подпасть под юрисдикцию вновь создаваемого мусульманского духовного управления. Череванский особо подчеркивал необходимость разрешить башкирам и «киргизам» преподавать в мусульманских школах на их родных языках, видя в этом способ борьбы с «татаризмом». В целом Череванский оставался сторонником политики Кауфмана на «игнорирование туркестанского мусульманства» и укрепление «в отношении мусульманства здесь полного начала отделения церкви от государства».

Соглашаясь в ходе Особого совещания 1906 г. с мнением Череванского о необходимости изменения структуры мусульманских духовных управлений, Будилович высказал целый ряд своих, заметно отличных замечаний и предложений. Так, он полагал, что действительно при открытии новых «магометанских духовных правлений» необходимо учитывать «географические» и «племенные» факторы. Поэтому, по его мнению справедливо было бы открыть: в Вильно — правление для «обруселых» татар-мусульман «Западных губерний»; в Казани и Астрахани — правления для татар Поволжья; в Тобольске или Томске — правление для «магометанствующих» чувашей, черемисов и вотяков (марийцев и коми. — А. Х., Д. М.). По словам Будиловича, учреждение правлений мусульман в Оренбурге, Троицке и Петропавловске было бы неудобным «ввиду их близости к границам киргизской степи и склонности татар и башкир агитировать между киргизами». В Петербурге Будилович считал целесообразным иметь не правление, а ахунство (то есть представительство регионального ранга. — А. Х., Д. М.). По его мнению, для всех ветвей «киргизского племени от Волги до Китая стоило бы создать несколько духовных правлений, дабы сохранить традицию дробления киргизов по Ордам» и «в видах предупреждения сближения и племенной сплоченности этих кочевников».

По мнению Д. Ю. Арапова, хотя материалы Особого совещания 1906 г. по делам веры формально не имели законодательных последствий, они обладают немалым познавательным значением. Из них отчетливо становится видно, что ни о каком диалоге с мусульманами царские чиновники и не думали, и не собирались думать. Основной смысл высказываемых ведущими администраторами империи пожеланий сводился по сути своей к желанию не объединять, а децентрализовать существующие мусульманские духовные правления, попробовать раздробить их на еще более мелкие и слабые части, при полном сохранении, как над ними, так и над системой мусульманского просвещения, жесткого правительственного контроля. Итак, устремления мусульманской общественности и царской администрации двигались в прямо противоположных, антагонистических направлениях.

Последним наиболее крупным государственным деятелем в истории Российской империи бесспорно являлся П. А. Столыпин. Значимость «исламского фактора» в политической жизни России Столыпин смог реально ощутить, лишь попав в Поволжье, где в 1903–1906 гг. он занимал пост саратовского губернатора. В 1909 г. в своем письме в Святейший Синод Столыпин подтвердил свое «твердое убеждение» в необходимости бороться с «особо грозной» для «русского» трона «исламской опасностью». Он выделил разработку «мусульманского вопроса» в качестве одного из важнейших направлений во внутренней и внешней политике монархии. Тревогу главы правительства империи еще более усилило развертывание революционных событий в Иране в 1907–1911 гг. и Турции в 1908–1909 гг. Опасения деятельности возглавивших революцию в Турции «младотурок», возможность воздействия процессов, происходящих в державе Османов на Россию, вызвали целый ряд соответствующих распоряжений и указаний Столыпина.

Особое внимание Столыпина привлекала ситуация в Поволжье, где, по его представлениям, чрезвычайно активно действовали «панисламистские агитаторы». С целью организации более эффективного «обезврежения» данной угрозы «для государственных интересов» по указанию главы правительства империи в январе 1910 г. было проведено Особое совещание для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае.

По итогам этого Особого совещания Столыпиным как министром внутренних дел были представлены в Совет министров в январе и августе 1911 г. две служебные записки, которые можно рассматривать, как своего рода совокупное обобщение его воззрений на роль ислама в жизни России. Поскольку Столыпин, как известно, никогда специально не занимался изучением ислама, был постоянно чрезвычайно занят, поэтому он, скорее всего, просто поставил перед исполнителями записок свое политическое видение темы, сформулировал задачи и цели работы, возможно, внес коррективы и уточнения на стадии завершения составления материалов.

По мнению Д. Ю. Арапова ведущую роль в подготовке двух этих текстов сыграл один из ближайших в то время сотрудников Столыпина, директор ДДДИИ МВД в 1908–1911 гг. Харузин был полностью солидарен со Столыпиным в негативной оценке влияния «мусульманского фактора» на жизнь империи. Харузин, по поручению премьера, готовил и возглавлял Особое совещание 1910 г. Первая из этих столыпинских записок в Совет министров «О мерах для противодействия панисламскому и пантуранскому (пантюркскому) влиянию среди мусульманского населения империи» датируется 11 января 1911 г. и носит в целом аналитическо-обобщающий характер. В ней констатировалось развитие в «русском мусульманстве» движения, по мнению автора записки, руководимого прибывающими из Турции «агитаторами», в основном из числа «русских татар». По оценке Столыпина, это движение «за последнее время приняло особенно интенсивный и даже угрожающий историческим задачам русской государственности характер».

Премьер и министр внутренних дел Российской империи усматривал конкретные проявления этого движения «в следующих явлениях: 1) в совершившемся в 1905 г. отпадении нескольких десятков тысяч крещенных инородцев (частью тюркского, частью финского происхождения, в мусульманство и в интенсивно поставленной пропаганде мусульманства, как среди слабых в вере крещеных инородцев Поволжья, так и среди полуязыческих племен северо-восточной России), 2) в постепенном сосредоточении всей области духовного и культурного просвещения мусульман восточных и среднеазиатских областей в руках татарского или прошедшего татарскую школу духовенства, 3) в развитии под видом допущенных законом мусульманских школ (мектебе и медресе) обширной сети общеобразовательных инородческих учебных заведений со специфическим татарским оттенком, 4) в создании целого ряда мусульманско-татарских духовно- и культурно-просветительных и благотворительных учреждений, книгоиздательств, периодических изданий и тому подобных начинаний, имеющих прямым назначением проводить в широкие слои народных масс начала татарско-мусульманской культуры, 5) в явно недоброжелательных, а часто и открыто враждебных выступлениях татарской интеллигенции и татарской печати против государственности и русской народности, 6) в нескрываемом тяготении к зарубежному мусульманству, установлении постоянных сношений с Турцией и Египтом, воспитании молодежи в турецких учебных заведениях и т. п.».

Характеризуя круг мер, намеченных Особым совещанием 1910 г. для предотвращения подобной «угрозы», премьер-министр империи подчеркивал их острую «политическую насущность» и надеялся, что проведение их в жизнь сможет в значительной степени предотвратить разрушительные «успехи панисламистской и пантуранской пропаганды, чрезвычайно опасной не только для интересов русской культуры, но и для целостности государства». Вместе с тем Столыпин был сторонником достаточно осторожной и гибкой тактики в реализации правительственной политики по «мусульманскому делу». В связи с этим он писал: «Конечно, намеченные (Особым совещанием 1910 г. — А. Х., Д. М.) меры не должны проводиться в жизнь с раздражающими местное мусульманское, в общей своей массе лояльное население, приемами; не должны преследовать обезличение инородческого населения, которому свойственны своеобразные бытовые особенности; не должны касаться всегда чувствительной стороны религиозных убеждений». В этой связи Столыпину как главе правительства империи пришлось поддерживать строительство в Санкт-Петербурге Соборной мечети — главного молитвенного центра мусульман России.

По твердому убеждению Столыпина, имперское правительство не могло и не должно было допустить, «чтобы (мусульманское. — А. Х., Д. М.) население под руководством людей, антигосударственно настроенных, воспитывалось в том направлении, которое неминуемо приведет [его] к полному культурному отчуждению от господствующих в государстве начал, к исканию национальных идеалов вне своего государства, к попиранию первейшей по своей важности идеи о целостности государственного тела». Все это побудило Столыпина, как твердого и убежденного русского националиста, четко обозначить ряд «правительственных мер, которые должны были наладить» более «рациональную постановку управления мусульманскими массами со стороны имперской власти».

Первостепенное значение в этой записке премьер-министра России было придано роли в «мусульманском деле» организации «русского просвещения». Ключевые места, по его мнению, должны были в этом процессе иметь начальный этап образовательного обучения, распространение среди детей из мусульманских семей русского языка и сближение их на «почве любви к общему Отечеству». Одновременно первый министр империи категорически выступал против смешения общеобразовательных и мусульманских конфессиональных учебных заведений и настаивал на необходимости «подчинить сделавшуюся автономною мусульманскую школу руководительству и надзору правительственной власти». По словам Столыпина, русская администрация не должна была уклоняться от «наблюдения за тем, какое положение в дальнейшем дано будет мусульманским конфессиональным школам и какого направления они будут держаться». Премьер-министр империи был твердо убежден в необходимости для России поставить «преподавание религиозных предметов мусульманского вероучения» только «по определенной программе, вырабатываемой авторитетными представителями мусульманского духовенства и утверждаемой министром внутренних дел». С целью оградить мусульманскую школу от «враждебных государству влияний» Столыпин полагал необходимым оставить в силе распоряжение императора Николая I от 1848 г. о запрете работы в ней «иностранных подданных» и использования в учебном процессе рукописных и печатных «зарубежных учебников и руководств». С точки зрения премьера, в «исламских делах» должна была заметно возрасти контрольная роль имперского Министерства народного просвещения и его инспекторских служб.

Специальное место на Особом совещании 1910 г. было уделено проблемам, охватывающим «религиозно-церковную область», то есть обсуждению характера взаимодействия в «мусульманском деле» светской имперской власти и кругов «официального православия». Как и другие светские участники совещания, Столыпин также считал, что особенно после указа от 17 апреля 1905 г. государство «не может брать на себя обязанности миссионерского характера», но вместе с тем оно «не должно относиться безразлично» к успехам церковных «культурно-просветительских начинаний», которые одновременно преследуют и «государственно-культурные» цели.

На Особом совещании 1910 г. значительная часть времени ушла на выработку вопросов стратегии и тактики административной политики властей империи в области регулирования духовной жизни отечественного «магометанства». Особое беспокойство здесь вызывал по-прежнему тот факт, что мусульмане европейской России и Сибири пребывали под управлением единой структуры — находящегося в Уфе ОМДС. Царские чиновники в ходе совещания 1910 г. фактически солидаризировались с высказанным еще в 1905 г. мнением В. П. Череванского о том, что к началу XX столетия Оренбургский муфтият превратился в настоящий «мусульманский Рим». Им казалось целесообразным «расчленить» ОМДС по территориальному и этническому принципу на несколько мусульманских духовных правлений. Подобная позиция разделялась и Столыпиным, но он полагал необходимым более тщательно продумать план грядущей «децентрализации», поручив его подготовку аппарату МВД. Полную поддержку премьера встретило предложение о более жестком регулировании порядка сдачи экзаменов претендентами на должность мусульманских духовных лиц. По его требованию, к этим испытаниям должны были допускаться лишь несомненно «политически благонадежные» кандидаты, сам порядок проведений испытаний должен был быть законодательно регламентирован, программа экзамена «точно» определялась Оренбургским муфтиятом и лично утверждалась министром внутренних дел.

Среди иных мер «административного порядка» Столыпин считал весьма целесообразным закрепление практики ежегодного созыва общеимперских Особых совещаний по «мусульманству». Столыпинская записка по «мусульманскому вопросу» от 15 января 1911 г. дополнялась еще одной его запиской «Об образовании курсов по исламоведению и об издании журнала для изучения мира ислама», которая датировалась 4 августа 1911 г. и также направлялась в Совет министров. Данный материал имел более конкретно выраженную практическую направленность. Здесь Столыпин подчеркивал крайнюю важность задачи организации «системного» наблюдения «за проявляющимися в мусульманском мире течениями не только в пределах империи, но и в других государствах» и постановку анализа «миропонимания [и] правовой психики мусульманского населения». Поэтому, по его мнению, встал вопрос об «организации особых курсов для изучения мусульманства и… связанных с ним языков, ради национальной подготовки административных деятелей, которым возрастающие мусульманские дела были бы действительно доступны для всестороннего понимания». Премьер-министр империи также предлагал создать посвященное «миру ислама» русское периодическое издание и опубликовать в переводах на русский язык ряд пособий по мусульманскому праву.

После убийства Столыпина в сентябре 1911 г. его преемником на посту министра внутренних дел стал его близкий соратник А. А. Макаров. Их позиции по «мусульманскому вопросу» и твердое убеждение в необходимости «сдерживать» ислам практически совпадали. Это подтверждает представленная Макаровым в августе 1912 г. в Совет министров его записка по исламу, которая и по содержанию, и по духу совпадала с предшествующими столыпинскими «представлениями». Выполняя завет Столыпина, Макаров способствовал открытию с января 1912 г. журнала «Мир ислама». Его ответственный редактор выдающийся русский востоковед В. В. Бартольд превратил это издание в, пожалуй, лучший исламоведческий журнал в тогдашней европейской науке. Но Макаров был, к сожалению, человеком в целом узких и ограниченных взглядов. Он пришел к совершенно необоснованному заключению, что журнал носит слишком «научный» характер, далек от «конкретной практики» и высказал эти претензии ответственному редактору. Бартольд был оскорблен такими замечаниями и вместе со своими единомышленниками — видными российскими востоковедами В. А. Гордлевским, А. Е. Крымским, А. А. Семеновым, А. Э. Шмидтом и др. покинул журнал. «Мир ислама», уже с другим составом издателей, выходил в свет еще и в 1913 г., но затем прекратил свое существование[47].

Несмотря на закрытие ряда джадидских школ и медресе Буби, именно в годы Столыпина идет расцвет джадидских медресе, по сути превращающихся в элитарные гуманитарные учебные заведения, совмещающие религиозный и светский профили (чего не слишком успешно пытаются достигнуть сейчас). Именно в годы столыпинских преобразований были разработаны положения о негосударственных вузах, включая Народный университет имени А. Л. Шанявского. На его основе был создан устав оренбургского медресе «Хусаиния». П. А. Столыпин лично санкционирует завещание Ахмед-бая Хусаинова (ум. 10.12.1906), обеспечивающего финансирование как «Хусаинии», так и целого ряда других образовательных проектов[48]. В этом завещании на нужды национального образования ассигновано почти полмиллиона рублей, заключенных в вакуфном имуществе. Основные средства были выделены в распоряжение попечительского совета (из 12 человек) вакуфа медресе «Хусаиния» в соответствии с законодательством.

ДДДИИ МВД в своем предложении от 1 октября 1908 г. (№ 5752), подписанном министром внутренних дел П. А. Столыпиным, разрешил ОМДС «принять в свое ведение недвижимое имущество и капиталы, завещанные умершим казанским купцом Ахмедом Галеевичем Хусаиновым на различного рода дела просвещения и благотворительности среди мусульман». Однако здесь отвергается, предложенное в завещании, создании попечительского совета[49]. Управление имуществом со стороны мутавалли было передано родственникам А. Хусаинова. Только после долгой переписки МВД утвердило Устав попечительского совета 27 апреля 1914 г., поставив его под контроль ДДДИИ МВД и оренбургского губернатора[50]. В досоветский период медресе в него входили представители педколлектива (ректор Габдулгалим Давлетшин и др.), общественные деятели, включая депутатов Госдумы (Мухаммад-Закира Рамиева (Дэрдменда), Гайсу Еникеева, ахуна Хайруллу Усманова), баев Хусаиновых[51]. В период столыпинских реформ ассигнования на нужды начального образования выросли почти в четыре раза: с 9 до 35,5 млн. руб.

По российским законам того времени императору принадлежал абсолютный контроль над составом правительства и право абсолютного вето на решения обеих палат парламента. Верхняя палата — Государственный совет, наполовину комплектуемая императором из отставных чиновников, также обладала правом абсолютного вето и сводила на нет многие законопроекты Госдумы и лично П. А. Столыпина. Поэтому для проведения аграрной реформы российский премьер был вынужден жертвовать другими законопроектами, касающимися, в частности, свободы совести и прав нерусских народов. П. А. Столыпин отказался от проектов, гарантировавших равноправие всех граждан России и свободу выбора вероисповедания. Это было особенно актуально для многих мусульман-татар, многие из которых юридически считались православными. По избирательному закону 3 июня 1907 г. права выборов в Госдуму были лишены мусульмане Средней Азии, Казахстана, большей части Северного Кавказа. В итоге вместо 36 мусульман во II Госдуме (1907), их осталось 10 в III Госдуме (1907–1912). Сложные отношения лично П. А. Столыпина с партией кадетов, с которой традиционно блокировалась мусульманская фракция, а также ухудшение отношений с Османской империей и возникающие жупелы панисламизма и пантюркизма также не способствовали улучшению отношений между премьером империи и мусульманской элитой России.

Вместе с тем столыпинское пятилетие (1906–1911) в российской истории является одной из выдающихся страниц не только в истории всей империи, но и российских мусульман. Речь идет о расцвете городского и частично сельского среднего класса, который был ключевым элементом особенно татарского общества, но также развивался и других мусульманских оседлых народов. Литература, созданная в эти годы, сегодня образует канон «золотого века» национальной словесности.

В 1910 г. по инициативе П. А. Столыпина при министерстве просвещения было созвано совещание по вопросу образования нерусских народов, закончившее свою деятельность в 1913 г. Большинство его членов из числа чиновников придерживалось убеждения, что правительственная школа в принципе не должна быть «враждебной ко всему инородческому и иноверческому». Наоборот, она должна «располагать к себе» нерусское население путем включения в учебный курс изучения местных религий и языков, «имеющих письменность и литературу». Занятия по русскому языку по Правилам 1913 г. заняли до 30% учебного времени. Совещание считало необходимым установить и провести четкую грань между общим и религиозным образованием. Национальные светские учебные заведения должны быть преобразованы в частные школы и подчинены правительственному надзору.

Правительство П. А. Столыпина не поддерживало идею о «тюрки» как едином литературном языке российских мусульман. При этом в законопроекте о всеобщем обучении, одобренном 19 марта 1911 г. Госдумой, но отклоненном затем Госсоветом, признавалось лишь 10 «более культурных» языков. Из всех языков мусульманских народов здесь упоминался только татарский. При этом в цензорских отчетах 1910 г. указывалось, что литературный татарский если и отличался от «тюрки», то лишь частью словарного запаса. Кроме ряда поэтических произведений, близких к народному наречию, это действительно так.

В реальности правительство боролось с иностранными учебниками и преподавателями-иностранцами, но достаточно спокойно относилось к обучению представителей других мусульманских регионов России в татарских медресе и к использованию учебной литературы, изданной в городах Волго-Уральского региона по всей империи. Поэтому казанская азбука Ахмад-Хади Максуди «Муаллим авваль» разошлась более чем миллионным тиражом.

Сложнее обстояла ситуация в сфере политики. III Госдума с ее помещичьим большинством считала, что полноправной должна быть только христианская правящая верхушка. Садри Максуди с его дипломом юрфака Сорбонны пытался объяснять: «для России, состоящей из массы народностей, государственные интересы могут заключаться, так сказать, в равнодействующей интересов всех народностей, то есть в том, чтобы самые насущные интересы всех народностей были удовлетворены в такой мере, чтобы от этого государство не пострадало». В полемике с правыми депутатами С. Максуди стремился объяснить им, что «до тех пор, пока вы не поймете, что Россия — это государство сложное (голоса справа: поняли), где проживает масса национальностей, а не сплошное славянское государство, до тех пор, пока вы не поймете, что существующие в России национальности имеют такое же право на самостоятельное существование, как вы (голоса справа: нет), вы не в состоянии будете управлять государством».

1 мая (?!) 1910 г., защищая право мусульман отдыхать по собственному религиозному календарю, С. Максуди сказал пророческие слова в отношении правого большинства: «можно игнорировать всех, недавно вы игнорировали интеллигенцию по местному суду, недавно вы пренебрегли интересами поляков по вопросу о самоуправлении, пренебрегли недавно интересами туркестанцев. Вы пренебрегаете всеми, вы игнорируете поляков, нас, всех, но, господа, это отношение может иметь обратную сторону медали: если вы игнорируете целые категории населения, они тоже могут вас игнорировать». До Февральской революции оставалось менее семи лет…

Столыпинское пятилетие навсегда останется в истории России как период ее расцвета, объединивший государство и общество. К сожалению, даже экономическая аграрная реформа коснулась не всех крестьян. Политическая реформа только сделала первые шаги, важнейшим из которых стало доказательство возможности совместной работы парламента и правительства. П. А. Столыпин утверждал, что ему нужно двадцать лет для изменения России, превращения ее в стабильное и цветущее государство. В 1917 г. Садри Максуди говорил то же самое о российских мусульманах. Но Столыпину было даровано только пять лет жизни и деятельности при нарастающем сопротивлении сановных верхов. С. Максуди получил долгую жизнь, но не время для реформ.

3. Общественные планы реформ духовных управлений в начале XX в.

10–15 апреля 1905 г. в Уфе при Оренбургском магометанском духовном собрании (ОМДС) под председательством муфтия М. Султанова прошло совещания «Голяма жэмгыяте» («Общества улемов»). Совещание было созвано по указанию председателя Кабинета министров Сергея Витте для составления официального доклада, касающегося проблемы мусульманской общины[52]. В нем приняли участие улемы Казани (Г. Баруди[53], Г. Апанай[54]), Троицка (ахун А. Рахманкулов)[55], Самары (ахун Ш. Минушев), Нижнего Новгорода (Х. Сулейманов), аула Буби Вятской губернии (Габ. Буби), Семипалатинска (Г. Гиматдинов), Петропавловска (Г. Яушев), Саратова (ахун М, Енгалычев), Оренбурга (Г. Давлетшин[56], М. Хусаинов)[57], Уральска (ахун М. Тухфатуллин), аула Султанай Пермской губернии (ахун М. Мансуров)[58], аула Кульбаш Казанской губернии и уезда (ахун С. Максютов), Перми (Х. Хасанкаев), Касимова (ахун М. Давлекамов), Симбирска (ахун М. Гаффаров), аула Манчыл Тюменской губернии (ахун М.-Ю. Сагит), Уфы (М.-С. Хасани, ахун Х. Усманов[59]), Каргалы (М. Усманов[60] и Х. Усманов[61]), Белебея (ахун Д. Хурамшин), Паты (?, Ш. б. Хабибулла), Москвы (ахун Х. Агаев[62]), Томска (ахун Х. Хамидов), Ханской Орды (ахун Г. Гайсин), Верхнеуральска (С. Музафаров, ахун М. Билялов)[63], аула Чыршы Казанской губернии (Г. Забиров), Миасскго завода (С. Баширов)[64], аула Бузовьяз Уфимской губернии (Г. Хурамшин), аула Нократ (?, ахун Г. Касимов), аула Пошатово Нижегородской губернии (ахун Хус. Соколов)[65], Астрахани (ахун М. Салихов), Санкт-Петербурга (ахун Г. Баязитов), Агрыза Вятской губернии (ахун А. Суюндуков), Чишме Уфимской губернии (Г. Мухамеджанов) и Стерлибаша Уфимской губернии (М.-Ш. Тукаев). Среди них были такие будущие лидеры общественного движения как члены ЦК «Иттифака» Г. Баруди, Г. Апанай, Г. Буби, ахун Уфы Х. Усманов; депутаты I Госдумы ахун Белебея Д. Хурамшин и ахун аула Кульбаш Казанской губернии и уезда С. Максютов; депутаты II Госдумы ахун Каргалы Х. Усманов и уфимский имам и мударрис М.-С. Хасани; депутат II–III Госдум мударрис медресе Стерлибаш М.-Ш. Тукаев, ахун Петербурга Г. Баязитов, ахун Москвы Х. Агаев. Таким образом, улемы представляли огромное пространство империи от Петербурга до Томска и от Астрахани до Перми.

Первым докладчиком был муфтий ОМДС М. Султанов. В качестве возможно образца для реформы ОМДС он предложил рассмотреть высочайше утвержденное положение об управлении Закавказского мусульманского духовенства 5 апреля 1872 г., которое входило в состав Свода законов Российской империи. Здесь М. Султанов рекомендует руководствоваться томом 11-м (ч. 1) в лице «Свода учреждений и уставов Управления духовных дел иностранных исповеданий Христианских и иноверных (издание 1896 г.)[66]. Для обсуждения он предлагает раздел третий (О управлении Закавказского Мусульманского духовенства шиитского и суннитского вероисповеданий), входящий в книгу шестую «О управлении духовных дел магометан». Причем М. Султанов рекомендует руководствоваться статьями 1558–1672, образующими главу вторую «О управлении Закавказского Мусульманского духовенства Суннитского учения»[67]. Для лучшего уяснения проблемы данная глава была целиком напечатана на татарском языке в «Ислахат асаслары»[68].

Основным докладчиком был казый ОМДС Р. Фахретдин. Его предложения сводились к созданию миллета по оттоманскому образцу. Он предложил создать пост Шейх уль-Ислама, как единого лидера российских мусульман, избираемого ими самими, в ранге имперского министра. Единый религиозный орган российской уммы — Собрание (Управление) во главе с Шейх уль-Исламом располагается в столице, оно должно состоять из казыев-улемов. Представители всех мазхабов должны быть консультантами Управления духовных дел иностранных исповеданий. На местном уровне предлагалось действие губернских правлений, по образцу Закавказья. При этом Р. Фахретдин в присущей ему компромиссной манере рекомендовал обсудить эти предложения[69]. Именно в Закавказье по Положению 1872 г. сложилась достаточно стройная трехуровневая система управления:

1) низшая — в лице приходского духовенства;

2) средняя — в лице губернских меджлисов в лице казия (кади) как председателя и двух членов;

3) высшая — в лице Духовного правления в лице муфтия и трех членов[70].

Вместе с тем Р. Фахретдин выступил противником возможной концентрации на уровне губернских меджлисов, возглавляемых в ОМДС ахунами, по примеру Закавказья. Р. Фахретдин был сторонником сосредоточения властей в руках непосредственно Духовного собрания в лице муфтия и казыев. В лице муфтия он видел посредника между миллетом и правителем (хукемдар) с правительством. При этом муфтий должен обладать как религиозными, так и светскими знаниями. Р. Фахретдин говорит о необходимости квалификации в вопросах просвещения (магариф) и права (хокук), знакомых с русскими стандартами. При этом казыи должны знать русский язык. Р. Фахретдин выступает за создание стабильной системы экзаменов для лиц, которые 15–20 лет учились в медресе. Эти должна заняться «научная коллегия» (гайат гильмия»). Для получения Указа и занятия должности пока необходимо сдать всего лишь часовой экзамен в Духовном собрании. Р. Фахретдин говорит о необходимости достижения стандартов культурной нации («медени миллет»). Вхождение казахов в округ ОМДС должно было упрочить сложившиеся с XVIII в. контакты[71].

Риза Фахретдин представил затем детальный проект реформы ОМДС[72]. В введении он указывает, что «1) Религиозные дела российских мусульман находятся в ведении их духовного управления». В примечании он указывает, что религиозные дела включают в себя: «все обязанности духовенства в мечетях и медресе, контроль за мектебами и медресе, шакирдами, муаллимами, мударрисами, инспекторами (назир), рассматриваемые в религиозных судах семейные вопросы: бракосочетание, развод, алименты, наследство и другое». Р. Фахретдин определяет состав духовенства: «2) муэдзин, муаллим, хатиб, ахунд, мударрис, кади, наиб (заместитель), муфтий. Если они состоят на службе, то низшее духовенство: муэдзин, муаллим, имам; среднее духовенство: хатиб, ахунд, мударрис; высшее духовенство: кади (казый), наиб (заместитель муфтия), муфтий, мударрис высшего медресе. Если они не состоят на службе, то ученые (галимнэр), сдавшие все экзамены за курс медресе — среднее духовенство; сдавшие все экзамены по курсам высшего медресе — высшее духовенство». Учебные заведения Р. Фахретдин делит на три уровня: «3) начальные, средние, высшие. Начальный уровень — мектеб, средний уровень — медресе, высший уровень — высшее медресе». Религиозные управления также делятся на три уровня: «4) высшее управление, среднее управление, местное управление (управление махали). Высшее управление одно, находится в Уфе, называется «Махкама исламия». Средний уровень управлений состоит из ахундов в каждом ахундстве; местные управления — отделения управления хатибов (хокем булмэлэре) в каждой махалле». Сам термин «Махкама исламия» (буквально «Исламский суд», см. татароязычное название ОМДС «Махкама и-шаргыя») реально обозначает само Духовное собрание. При этом Р. Фахретдин особо выделяет, что «5) киргизы[73] — подданные России также относятся к ведению Уфимского собрания, как и те мусульмане, которые относятся сейчас». Указываются «6) дела, касающиеся правления собрания: 1) вопросы образования, 2) другие, религиозные дела». Таким образом, существуют две трехуровневые вертикали: чисто религиозная и образовательная.

На низшем уровне (см. гл. 2 п. 9): «местные управления рассматривают вопросы бракосочетания и разводов, в общем, наследства, завещаний, родства, опекунства, религиозные вопросы, связанные с кладбищами, взаимные претензии двух сторон, по своей воле обратившихся в суд, следит за метриками, исполняет религиозное поклонение, религиозные церемонии, духовные нужды». Среднее управление (ахунство) (см. гл. 3) «скорее является передаточным звеном, обеспечивающим возможность взаимодействия Собрания и тысяч махаллей. В четвертой главе под названием «Махкама исламия» указывается, что оно управляет вакуфами (п. 37). В п. 14 указывается, что «Собрание считается инстанцией одного уровня с губернскими правлениями, поэтому оно составляет отношения в губернское правление, донесения в министерство внутренних дел, канцелярия». В п. 16 определяются полномочия муфтия — «председатель Собрания, религиозный руководитель мусульман, их представитель перед правительством, доводящий религиозные, национальные (милли) нужды мусульман до министров, совета министров, Государственного совета, даже лично до самого императора».

Собрание сочетает в себе полномочия двух ветвей власти: судебной и исполнительной. В гл. 1, п. 7 указывается, что Собрание контролирует вопросы семейного права. При этом (гл. 4, п. 23) «сторона, неудовлетворенная решением Собрания, может в течение двух месяцев подать через Собрание прошение в Сенат». В п. 24 указывается, что в «вопросах помимо судебных Собрание подчиняется Министерству внутренних дел, все отчеты направляет прямо в министерство».

Далее в главе четвертой определяются полномочия Собрания:

«31) для детей-мусульман, обучающихся в государственных школах, (веро)учителей определяет Собрание;

32) собрание помогает школам, следит за программами;

33) назначает ученых на должности духовные, при необходимости наказывает, при необходимости дает прощение, снисхождение;

34) помогает восстановлению старых мечетей, строительству новых;

35) обучение детей-сирот, оставшихся без опекунов, защита от нужды женщин, вдов;

36) пожертвования (милостыня), ушр, закят, фитр;

37) обращает внимание на красивое и правильное издание Корана, его частей, хадисов, тафсиров, вообще религиозных книг.

38) контролирует вакуфы;

39) ежегодно распространяет метрические книги, по числу махаллей. Собирает и хранит в архиве;

40) при необходимости свои дела проверяет с помощью губернского или областного правления, полиции;

41) в Собрании должны быть тетради, в которых записаны все школы, учителя, мечети;

42) Собрание после истечения срока принятия кассаций доводит свои решения до сведения полиции, она исполняет;

43) пока методы экзаменов в медресе не устоялись, в крупных городах образовываются экзаменационные комиссии;

Тот, кто усвоил курс мектеба, становится имамом, курс медресе — хатибом, курс высшего медресе — мударрисом.

44) Собрание публикует ведомость, для донесения своих решений;

45) издает книгу «шариат-канун» (законы Шариата), собрав все решения. Это будет руководством к действию всем духовным лицам.

Таким образом, полномочия Собрания должны включать в себя религиозные полномочия ОМДС: назначения духовенства, строительство и ремонт мечетей. При этом Р. Фахретдин добавляет контроль над вакуфами, религиозной литературой, издание нормативно-правовых актов. В сфере просвещения оно берет в свои руки систему частного религиозного образования и назначение вероучителей в государственные школы. Документация наряду с имеющимся ведением метрических книг, списков мечетей и духовенства должна расшириться на создание списков школ и учителей. Полномочия Собрания распространяются на социальную сферу, включая помощь сиротам и вдовам. Его решения должны, включая судебные и в сфере контроля должны проводиться в действие с помощью губернского или областного правления, полиции.

В пятой главе анализируется назначение духовных лиц на должности. При этом по п. 46 «ученые назначаются на духовные должности, нарелигиозную службу не временно, а пожизненно». Высшей точкой являются выборы муфтия (п. 53): «определяются по три кандидата, набравшие большинство голосов, и от имени муфтия представляются в МВД, а затем императору, один из представленных утверждается». Список выборщиков (п. 55): «1) мударрисы высших медресе, 2) ахунды городов, 3) военные или гражданские чиновники с 7 класса, 4) дворянские предводители на службе, 5) почетные мировые судьи, 6) присяжные поверенные, 7) земские начальники, 8) председатели, члены земств уездов, округов, 9) гласные земских собраний уездов, округов, 10) председатели, почетные члены всех исламских благотворительных обществ, 11) люди, пожертвовавшие в одно из благотворительных обществ единовременно не меньше 3000 рублей, 12) люди, завещавшие в вакуф медресе имущества на сумму 3000 рублей, 13) люди, организовавшие на свои средства приют и воспитывающие не менее 10 сирот, 14) члены городских дум, 15) один из членов мутаваллията деревни».

Седьмая глава посвящена ибадат-хане (места поклонения, молельни) и мечетям. В п. 63 указывается, что «молельни — это помещения, которые организовываются в тех местах, где нет официальной махалли; для коллективных молитв, при содействии Собрания. Собрание содействует тем, кто обращается к нему с заявкой и свидетельством о том, что нет препятствий со стороны местной полиции». В п. 66 мечеть определяется как «вечный вакуф в пользу мусульман под покровительством государства. Во всех отношениях обладает имущественными правами вакуфов, правом неотчуждаемой собственности (амляк), купчие освобождаются от пошлины, от всех налогов, сборов в казну. Тем самым мечеть получала права юридического лица и становилась полноправным собственником, каковое право отсутствовало в российском законодательстве. Для управления делами прихода «члены каждой махали… избирают мутаваллиев. Комиссия мутаваллиев называется мутаваллията. Приговор махалли заверяет ахунд и отправляет список мутаваллиев в Уфу в Собрание» (п. 67). Следует отметить, что российское законодательство в то время не признавало наличие вакуфов и мутаваллиятов для округа ОМДС. Р. Фахретдин определяет «обязанности мутаваллията: управление мечетью, вакуфами мечети, доходами и расходами мектебов и медресе, санитарно-гигиеническим состоянием мектебов и медресе. Ежегодно мутаваллият представляет отчет о доходах и расходах в собрание. За справедливую, честную, усердную службу каждый мутавалли достоин наград (п. 68).

Восьмая глава посвящена членам, духовенству и обязанностям махали. Выдачей разрешения на восстановление старых мечетей, строительство новых, организацию новых махаллей занимается само Собрание согласно п. 34 (см. п. 69). В обязанности мутаваллията входит «управление доходами и расходами мечети» (п. 70). Махалля должна быть финансово обеспечена (п. 71): «здание мечети, здание мектеба при мечети, хороший дом для проживания местного духовенства, содержание местного духовенства — если все это обеспечивается за счет вакуфа и если все эти расходы община на себя возлагают приговором. Только при таких условиях Собрание помогает новой махалле. Однако исключением из этого пункта являются киргизы, по причине того, что они кочевники, и сибирские мусульмане из-за излишне разбросанного проживания. По п. 72 «каждая махалля безусловно обладает правом избирать одного имама и одного муэдзина, однако если нет вакуфного дома, то не имеет права избирать хатиба». Тем самым именно вакуфный дом является физическим центром управления для махалли. По п. 73 «на местное духовенство возлагается исполнение в своих махалля всех обязанностей, помимо тех, которые возложены на ахундов».

Девятая глава посвящена статусу вакуфов. В п. 75 дается определение: «вакуфы, определенные для содержания мектебов и медресе, распространения среди народа хорошей морали, помощи мечетям, духовенству, сиротам, шакирдам — управляются Собранием. Вакуфы: имущество, такое как земля, вода, дом, деньги на правах собственности. Это пожертвование, которое мусульманин завещание во имя Аллаха собственноручно или завещанием». Р. Фахретдин выступает за стабильный контроль над вакуфами со стороны муфтията (п. 76): «Собрание фиксирует все вакуфы, относящиеся к нему, в специальной тетради. Хранит купчие, акты, в надежных местах в несгораемых шкафах. Внимательно следит за сохранностью вакуфов, за всесторонним и постоянным исполнением условий вакуфа, ежегодно получает отчеты от мутаваллиев, ежегодно представляет отчет в МВД. Также обеспечивает, чтобы вакуфы, определенные впредь, были в рамках закона, и официально законодательно оформлены». Собрание «тщательно фиксирует в тетрадях доходы и расходы вакуфов, пункты расходов смотрителей вакуфов, если есть имущество, сдаваемое в аренду, то условия аренды, арендаторов» (п. 77).

В пункте 77 дается механизм ликвидации вакуфов: «если условия вакуфа прекратятся, и места, для которых определен вакуф, прекратят существование, или если не останется надежды на то, чтоб туда тратить, Собрание продает их на торгах, вырученные средства поступаю в казну вакуфов. Тем самым в лице казну вакуфов (вакуф хазинесе) Собрание получает независимый источник существования. В пункте 78 определяется механизм решения спорных вопросов: «все иски, касающиеся вакуфной собственности, рассматриваются в гражданских судах, посягнувшие на вакуфное имущество приравниваются к посягнувшим на казенное имущество. Вакуфное имущество освобождается от всех видов налогов, купчие — от всех пошлин». Р. Фахретдин проявил здесь глубокое понимание и уважение к судебной системе России, сформированной в результате реформы 1864 г.

В пункте 79 определяются полномочия местного мутаваллията: «если вакиф (завещатель вакуфа) сам не назначит мутавалли, то мутаваллият махалли управляет вакуфным имуществом, сохраняет, записывает, подсчитывает доходы и расходы». Тем самым, мутаваллият превращается в стабильную легальную структуру.

Наиболее целостным проектом светских деятелей был проект Ю. Акчуры, затрагивавший уровень ОМДС[74]. По нему «духовенство (руханиляр) делится на две группы: а) высшее — муфти, ахун (д), мухтасиб, мударрис; б) приходское (махалли) духовенство — имам-хатиб, имам-мударрис, муэдзин» (п. 5). Мы используем здесь термин «духовенство», но в отличие от „указных мулл“ эти лица не должны были получать утверждение от органов администрации на местах. Как и в проектах 1860-х гг. Ю. Акчура предлагал двухуровневые общенародные выборы муфтия. Причем на втором этапе выборщики избирались бы примерно от 50 приходов. Съезд выбрал бы трех кандидатов, при окончательном решении по усмотрению императора.

Ю. Акчура предлагал разделить духовные лица на три отрасли: «Ахуны, мухтасибы, мударрисы обладают правами и обязанностями по закону. Ахуны управляют (назарат итеп) и контролируют вопросы правосудия (юридические-гаделия) в рамках махаллей, мухтасибы — финансовые (малия) и организационные (идария) вопросы, мударрисы — вопросы образования (таглим). Каждый из них является руководителем местного духовенства в означенных вопросах» (п. 12). Само Духовное управление (ДУ) состоит из муфтия и шестерых кади, подразделяется на три управления: 1) отдел юридический (гаделия) состоит из ахундов; 2) отдел управления, состоит из мухтасибов; 3) отдел образования, состоит из мударрисов (п. 17). Тем самым, мы фактически видим здесь принципы, положенные основу создания Милли Идарэ (Национального Управления) в 1917 г. Здесь в рамках ОМДС возникают основы трех ведомств (назаратов): духовного (диния), финансового (малия), образования (магариф). В Духовное управление входят шестеро казыев — два ахуна, два мухтасиба, два мударриса. Один из шестерых, по решению муфтия, считается старшим кадием, заместителем муфтия (п. 15). В 1917 г. эту последнюю позицию займет Р. Фахретдин, хотя и не сразу приедет в Уфу и приступит к деятельности. Отметим, что в 1917 г. Милли Идарэ состояло из председателя и членов трех ведомств. При этом, каждое из ведомств, в свою очередь, состояло из председателя и шести членов[75]. Ю. Акчура предложил также создание «Совета улемов», реализованное в 1923 г.

Записку Ю. Акчуры подписали будущие участники I Всероссийского мусульманского съезда в Нижнем Новгороде. Среди них будущие депутаты I Госдумы: А. Ахтямов, М.-З. Рамиев (Дардменд), С.-Г. Алкин. После закрытия совещания была создана комиссия по доработке петиции. В нее вошли мурза полковник К.-М. Тевкелев, казый Р. Фахретдин, член Уфимского губернского присутствия С.-Г. Джантюрин, члены Окружных судов Дж. Сайдалин и Г. Тимуров, адвокаты А. Ахтямов и С.-Г Алкин (депутаты I Госдумы и члены ЦК «Иттифака»), имам Г. Апанай, золотопромышленник М.-З. Рамиев (Дардменд), промышленники И. Акчурин и Ю. Дебердеев. 12 мая 1905 г. петиция с сопроводительным письмом муфтия были направлены в МВД[76].

В окончательном проекте ОМДС также предусматривалась трехуровневая система управления:

1. «приходское» духовное управление во главе со старшим в приходе имамом. Управления приходских имамов должны обеспечивать монопольный контроль над общественной жизнью махаллей. Имамы избирались бы всем населением прихода (ст. 3)

2. вилаят меджлисе — окружное управление ахунов, в которое входили бы около 100 приходов. Он состоит из трех членов казый (председатель) и два члена из хатыбов и мударрисов (ст. 7).

3. само Духовное собрание — Центральное правление (Мэркез идарэ), состоящее из муфтия и шести казыев (ст. 51).

На съезде округа ОМДС избирались бы три кандидата, из которых императором утверждался один муфтий (ст. 50)[77].

Решения «Голяма жэмгыяте» (Общества улемов) были публично озвучены 22–25 июня 1905 г., когда в Уфе прошло «совещание доверенных башкирских волостей Уфимской губернии для обсуждения вопросов, касающихся мусульманской религии». Здесь предусматривалась трехуровневая система управления:

1. «приходское» духовное управление во главе со старшим в приходе имамом. Управления приходских имамов должны обеспечивать монопольный контроль над общественной жизнью махаллей (ст. 44.). Имамы избирались бы всем населением прихода.

2. важнейшим требованием программы являлось создание среднего звена управления на уровне уезда — управление окружных ахунов, что выполняло бы роль губернских и уездных меджлисов духовенства, как в Закавказье. Они приравнивались «к уездным учреждениям в сфере духовно-религиозных, духовно-учебных и нравственно-воспитательных». Намечался принцип строгого распределения полномочий: «Управлениям окружных ахунов вменяется в обязанность не возлагать на гражданские власти какие-либо поручения, входящие в круг обязанностей самого окружного управления, и не позволять себе ни в каком случае вмешиваться в круг их обязанностей и правил». Ведение всего делопроизводства в этих окружных учреждениях предполагалось на татарском языке. Управления окружных ахунов получают «право созыва приходского или сельского… обществ для обсуждения… и вообще о делах прихода», а также право постановки приговора (ст. 32). Ахуны избирались бы духовенством округа.

3. Высшим духовным чином предполагался муфтий, избираемый мусульманским населением всего округа ОМДС. Он получал ранг единоличного главы миллета с правом доклада императору (ст. 47).

Высшим органом миллета является съезд среднего и высшего духовенства, проводимый раз в 3 года «на предмет рассмотрения и обсуждения вопросов принципиального свойства, выдвигаемых жизнью и согласования разрешения таковых с правилами шариата» (ст. 49)[78].

Так как идея религиозной автономии была наиболее близка и понятна большинству татарского населения, то все эти проекты предусматривали создание автономного миллета по османскому образцу, контролирующего вопросы не только религии, но и образования и вакуфной собственности. Система управления приобретала трехуровневый характер. С развитием революции летом 1905 г. предполагалось создание и квазипарламента автономии в лице регулярного съезда духовенства. Здесь продолжается идея 1860-х гг. о созыве съезда для выборов муфтия. При этом мы видим регулярный характер съездов, и решение на них ключевых проблем современности. Съезды носят узкокорпоративный характер, превращаясь в подобие православных архиерейских Соборов. Таким образом, сами члены ОМДС, улемы и имамы, представители интеллигенции, буржуазии и мурз единодушно выработали планы единой религиозной автономии мусульман России, выражавшие чаяния всей российской уммы.

В целом движение в Уфимской губернии в отличие от Казани носило преимущественно характер борьбы за сохранение устоев и создание религиозной автономий. Там были осуществлены попытки поднять активность народных масс заявлениями о новой угрозе крещения. В начале 1905 г. в Уфимской губернии разворачивается движение за созыв губернского мусульманского съезда. Решения «Улама жэмгыяте» (Общества улемов) были публично озвучены 22–25 июня 1905 г., когда в Уфе прошло «совещание доверенных башкирских волостей Уфимской губернии для обсуждения вопросов, касающихся мусульманской религии». Здесь предусматривалась трехуровневая система управления:

1. «приходское» духовное управление во главе со старшим в приходе имамом. Управления приходских имамов должны обеспечивать монопольный контроль над общественной жизнью махаллей (ст. 44). Имамы избирались бы всем населением прихода.

2. важнейшим требованием программы являлось создание среднего звена управления на уровне уезда — управление окружных ахунов, что выполняло бы роль губернских и уездных меджлисов духовенства, как в Закавказье. Они приравнивались «к уездным учреждениям в сфере духовно-религиозных, духовно-учебных и нравственно-воспитательных». Намечался принцип строгого распределения полномочий: «Управлениям окружных ахунов вменяется в обязанность не возлагать на гражданские власти какие-либо поручения, входящие в круг обязанностей самого окружного управления, и не позволять себе ни в каком случае вмешиваться в круг их обязанностей и правил». Ведение всего делопроизводства в этих окружных учреждениях предполагалось на татарском языке. Управления окружных ахунов получают «право созыва приходского или сельского… обществ для обсуждения… и вообще о делах прихода», а также право постановки приговора (ст. 32). Ахуны избирались бы духовенством округа.

3. Высшим духовным чином предполагался муфтий, избираемый мусульманским населением всего округа ОМДС. Он получал ранг единоличного главы миллета с правом доклада императору (ст. 47).

Высшим органом миллета является съезд высшего духовенства, проводимый раз в 3 года «на предмет рассмотрения и обсуждения вопросов принципиального свойства, выдвигаемых жизнью и согласования разрешения таковых с правилами шариата» (ст. 49)[79].

Так как идея религиозной автономии была наиболее близка и понятна большинству татарского населения, то этот проект предусматривал создание автономного миллета по оттоманскому образцу. Предполагалось создание и квазипарламента автономии в лице регулярного вышеупомянутого съезда высшего духовенства. Он продолжает идею 1860-х гг. о созыве съезда для выборов муфтия, но здесь мы видим регулярный характер съездов, и решение на них ключевых проблем современности. При этом съезды носят узко корпоративный характер, превращаясь в подобие православных архиерейских Соборов. Таким образом, сами члены ОМДС, улемы и имамы, представители интеллигенции, буржуазии и мурз единодушно выработали планы единой религиозной автономии мусульман России, выражавшие чаяния всей российской уммы.

На предвыборных собраниях в сельских регионах были сформулированы достаточно близкие требования. Для примера приведем две программы. 8 января 1906 г. в ауле Кулле-Киме состоялось собрание мулл и прихожан северо-западной части Казанского уезда, а 1 марта 1906 г. 80 указных мулл Тетюшского уезда собрались в ауле Танай-Тураево. В число новых требований вошли исполнение манифеста 17 октября, пропорциональное представительство мусульман в Государственной думе и в земских учреждениях, избрание в Государственную Думу нескольких имамов для решения вопросов по шариату. Особым пунктом была обозначена «передача мектебов, мечетей и медресе в ведение Духовного собрания». Местные школы переходили под контроль приходских имамов. Предложения также ориентировались на максимальное снижение преподавания русского языка и вмешательство в дела образования татар немусульман, даже земских учреждений. При этом земское самоуправление делилось по национальному признаку, так как требовалось «расходование земских средств, собираемых с мусульман, на их нужды»[80].

13–23 января 1906 г. в Петербурге прошел II Всероссийский мусульманский съезд. Муфтий ОМДС Мухаммедъяр Султанов не прибыл на съезд, в отличие от Таврического (крымского) муфтия Адильгирея Карачайского[81]. Вопросы никаха, талака и мираса оставались в сфере ведения шариатских судов. Особый интерес носит раздел об экстерриториальной автономии, которая рассматривается как автономия религиозная, по образцу османской системы миллетов. Мусульмане получали право на создание религиозного центра, избрание духовенства, создание мусульманских обществ. В их руки переходили мектебы, медресе, мечети, места поклонения, благотворительные организации и вакуфы. При этом не назывались конкретные духовные управления и должности, и не говорилось о создании общероссийской централизованной структуры. В предисловии к программе Муса Биги заявлял, что она соответствует основам Шариата[82].

15 февраля 1906 г. в Уфе начались совещания мусульманской элиты при Оренбургском духовном собрании. Первое заседание было посвящено обеспечению солдат услугами имамов. Присутствовавшие там религиозные и общественные деятели в большинстве своем составили основу национального движения в Уфе, выступив организаторами выборов в I Думу. В заседании, в частности, приняли участие будущие депутаты Думы I созыва К.-М. Тевкелев, Ш.-А. Сыртланов, А. Ахтямов, С.-Г. Джантюрин, а также ахун Уфы Х. Усманов. От Духовного собрания в заседаниях приняли участие все три казыя: Риза Фахретдин, Гинаятулла Капкаев и Нур-Мухаммед Мамлиев[83].

Всероссийские мусульманские съезды, проводились с 1905 по 1918 г. по вопросам решения национальных, социально-политических и религиозных проблем российских мусульман, реализации идей автономии и федерации, обеспечения интересов мусульман на всероссийской арене. Съезды созывались по инициативе мусульманских общественно-политических деятелей и в них участвовали представители всех народов России, исповедующих Ислам. В ходе работы съездов были созданы организации «Иттифак аль-муслимин», Всероссийский мусульманский совет (Мили Шуро), Милли Идарэ и Миллет Меджлисе, приняты программные документы о разрешении основных проблем мусульман России. Определенная путаница с нумерацией съездов происходит, так как в 1917 г. в условиях свободной России было принято решение заново начать нумерацию съездов.

I Всероссийский мусульманский съезд (нелегальный), состоялся 15 августа 1905 в Нижнем Новгороде на пароходе «Густав Струве» во время ежегодной ярмарки. Реально объединяется элита трех мусульманских народов: татар Волго-Уральского региона, крымских татар и азербайджанцев. Съезд представлял союз четырех групп элиты:

1) общенациональные политические деятели: И. Гаспринский, А. Топчибашев, Ю. Акчура (Казань), Ф. Карими;

2) улемы и деятели антимиссионерской пропаганды: Р. Ибрагим, М. Биги, Г. Апанай (Казань);

3) крупная национальная буржуазия (лидеры городских общин и благотворители): А. и Г. Хусаиновы, В. Яушев, М.-З. Рамиев (Дэрдменд);

4) земские и городские деятели из мурз: К.-М. Тевкелеев, С.-Г. Джантюрин, Ш.-А. Сыртланов, С.-Г. Алкин (Казань).

Председателем съезда был избран И. Гаспринский. Повестка дня: меры и средства по повышению образования и культуры мусульман; выработка позиций по отношению к системе Н. Ильминского, представительство мусульман в Госдуме; составление докладной записки императору о правовых, духовных и экономических нуждах мусульман и др. Съезд высказался за равноправие всех граждан России, принимает решения об объединении мусульман и создании периодических меджлисов (съездов) на территории всей России для руководства общественной жизнью. Эти отделения должны были заняться в основном образовательной и просветительской, а не политической деятельностью, то есть опираться на школы и благотворительные общества. Предполагалось создать общероссийское объединение элиты «Иттифак аль-Муслимин». «Иттифак» вначале предполагался скорее как общероссийский орган, координирующий борьбу за гражданские и политические права и культурно-просветительную деятельность. На съезде развернулась дискуссия между молодыми радикалами в лице Г. Исхаки, Ф. Туктарова и либеральным большинством. Левые, находившиеся тогда под влиянием русских эсеров, не разделяли точки зрения большинства об отсутствии классовых противоречий внутри уммы. Г. Исхаки настаивал на признании «Иттифака» только культурным объединением, цель которого заключалась в объединении усилий мусульман России в деле решения проблем повышения национального самосознания, развития культуры и просвещения.

II Всероссийский мусульманский съезд (нелегальный) проходил 13–23 января 1906 г. в Санкт-Петербурге. Здесь происходит окончательное формирование партии «Иттифак» и предвыборной программы мусульманских либералов для предстоящей избирательной кампании в I Госдуму. Участвовало около 100 делегатов. На съезде было официально заявлено о создании политической партии «Иттифак аль-муслимин», приняты ее Устав и программа, разработанные А. Агаевым, Р. Ибрагимом и А. Топчибашевым. Программа предусматривала создание правового конституционного государства при равноправии всех религий и наций. Законодательные функции переходили к парламенту, избранному всенародным голосованием. Министры избирались парламентом и были ответственны перед ним, но утверждались царем. Провозглашалась независимость судебной власти. Вопросы никаха, талака и мираса оставались в сфере ведения шариатских судов. В рабочем и земельном вопросах тоже соблюдалась программа кадетов, с той разницей, что земельный фонд переходил под контроль местных органов самоуправления, что было подтверждено в программе, принятой мусульманскими депутатами I Государственной думы. В разделе о махалли мухтарият (местной автономии, самоуправлении) вся территория государства делилась на вилаяты (области), а также территориальные единицы более низкого уровня. Меджлисы (представительные органы вилаятов) имели право законодательства в пределах своих полномочий. Контроль за исполнением общегосударственных законов поручался назначенным из центра чиновникам. Язык большинства населения области признавался ее официальным языком, однако все другие народы могли свободно вести образовательную и печатную деятельность на своих языках.

Экстерриториальная автономия рассматривалась как автономия религиозная, по образцу османской системы миллетов. Мусульмане получали право на создание религиозного центра, избрание духовенства, создание мусульманских обществ. В их руки переходили мектебы, медресе, мечети, места поклонения, благотворительные организации и вакуфы. В предисловии к программе М. Биги заявлял, что она соответствует нормам Шариата. В ходе дискуссии по поводу пунктов программы «Иттифака», провозглашавших широкую децентрализацию и автономию, И. Гаспринский и Ю. Акчура заявляли о нереальности этих положений в условиях России, подчеркивая, что столь широкая автономия не существует даже в Британии. Акчура предсказывал, что территориальная автономия уничтожит религиозную автономию.

Представители левого крыла продолжали утверждать, что в условиях развития классовой борьбы невозможно функционирование общемусульманской политической партии. По вопросу об участии в выборах в I Госдуму большинством голосов было признано целесообразным добиваться представительства мусульман в Думе пропорционально численности мусульманского населения. На выборах в Госдуму съезд постановил целесообразным создать единый список с кадетами и затем войти в их думскую фракцию.

III Всероссийский мусульманский съезд проходил 16–21 августа 1906 г. в Нижнем Новгороде. Съезд стал пиком мусульманского политического движения в период первой русской революции. Участвовало более 900 делегатов, большинство которых составляли татары Волго-Уральского региона. Съезд возглавил Президиум, в который вошли А. Топчибашев, И. Гаспринский, Г. -Р. Ибрагим, Ш.-А. Сыртланов, С.-Г. Алкин, Г. Баруди, Г. Апанай (последние трое — Казань). Секретариат составили Ю. Акчура (Казань), М. Биги, С.-Г. Джантюрин, М. Ширванский и Г. Гисмати.

Съезд был официально разрешен. На имя министра внутренних дел от нескольких участников съезда, включая Р. Ибрагима, были поданы верноподданическое прошение и предполагаемая программа съезда, где отмечалось, что будут обсуждаться только вопросы о борьбе против учений, не соответствующих учению пророка Мухаммада, о преобразовании мусульманских учебных заведений, реорганизации мусульманского духовного управления.

После переговоров до начала съезда был достигнут компромисс и определена новая цель съезда — реализация свобод, провозглашенных Манифестом 17 октября 1905 г.. На съезде произошел раскол на 3 течения мусульманского движения: консервативное, либеральное и социалистическое. Г. -Р. Ибрагим и Г. Баруди призвали сконцентрироваться на вопросах защиты религии светскими средствами. А. Сайдашев заявил, что «драгоценный Коран и Сунна пророка являются для нас единственной программой». Он призвал старшее поколение и молодежь объединиться во имя прогресса. Х. Атласи призвал сосредоточиться на съезде только на вопросах просвещения и книгоиздательства». Г. Исхаки от имени «тангчылар» был согласен с единой программой религиозной и национально — культурной автономии, но не с программой единой партии.

Делегаты приняли окончательный вариант программы «Иттифака», избрали новый состав ЦК из 15 человек (11 — татары). В ЦК было три общенациональных татарских светских лидера: С. и А.-Х. Максуди, Ю. Акчура (все три Казань) и 5 улемов: Г. Апанай, Г. Баруди (оба — Казань), Габ. Буби, Г. -Р. Ибрагим, М. Биги. Политический доклад и программа партии от имени комиссии по подготовке программы «Иттифака» были представлены А. Топчибашевым, который и был избран председателем партии. Несмотря на тот факт, что программа была принята, большинство съезда считало ее скорее программой на будущее. Ю. Акчура призвал к единству всех мусульман. Его оспаривали представители «тангчылар» Г. Исхаки и Ф. Туктаров, выступавшие за создание национальной социалистической партии в противовес национал-либеральному «Иттифаку».

Духовную комиссию возглавил Г. Баруди. По программе реформы управления духовными делами в России создавались пять Махкама-и-Исламия (Мусульманских Собраний), включая двое на Кавказе, Оренбургское, Таврическое и Туркестанское. Им передавались все религиозные дела мусульман, включая контроль над медресе, мечетями и вакуфами, утверждение духовных лиц и судопроизводство по вопросам никаха, талака и мираса. Средний уровень должны были составлять губернские и уездные меджлисы духовенства. Главой мусульман России избирался Раис-уль-Улама, имеющий ранг имперского министра и право личного доклада императору. Все духовенство избиралось только мусульманами. И. Гаспринский призвал к тому, чтобы автономию возглавили Г. Баруди и Ю. Акчура. Таким образом, муфтием должен был стать улем, а его помощником — юрист. Г. Баруди заявил, что реальная власть будет в руках одного лидера, так как пять муфтиев образуют единый центр. Избрание духовенства включало три элемента: избрание приходом, экзамен и одобрение Духовным собранием. Г. Исхаки выступил за избрание имама только приходом, а также прямое избрание народом раиса, муфтиев и кадиев.

Съезд показал, что радикальные либералы очутились в меньшинстве. Руководство двух ключевых комиссий съезда образовательной и религиозной — оказалось в руках умеренно-либеральных казанских имамов Г. Апаная и Г. Баруди.

Пиком кампании за создание независимой светской школы стал съезд, собравшийся 19–21 мая 1911 г. в Уфе в честь 25-летнего пребывания М. Султанова на посту муфтия. Всего присутствовало до 1500 человек из 36 губерний, включая около 600 делегатов. Организатором подготовки реформы образования выступил казый Х.-Г. Габяши. Х. и С. Максуди, Ф. Карими, имамы К. Тарджемани, С. Иманколый, Дж. Хурамшин, Ф. Муртазин и ряд других добились принятия решения об открытии в Уфе мужской и женской учительских школ. Однако, несмотря на поддержку губернского земства, этот проект вновь был отвергнут правительством. Ахун Уфы Дж. Абзгильдин выступил за направление «садака» на нужды образования[84]. Съезд стал кульминацией просветительского движения в межреволюционный период. Он стал смотром оставшихся национальных кадров и во многом способствовал унификации программы и учебной литературы.

Проблема реформы религиозных учреждений также сохраняла свою актуальность для татарского общественного движения. На протяжении срока созыва III Думы (1907–1912 гг.) лишь однажды рассматривался вопрос, непосредственно связанный с деятельностью духовных собраний[85]. В думском выступлении 11 января 1912 г. С. Максуди изложил наиболее целостную программу реформы духовных собраний. Ее основные пункты содержали избираемость всего духовенства; равноправие с христианским духовенством, включая льготы по отбыванию воинской повинности; передачу всех духовных школ (мектебы и медресе) в заведование духовных собраний; создание духовных собраний «в Туркестане, Северном Кавказе и киргизских степях»; принятие законодательства о созыве съездов духовных лиц; создание губернских отделений духовных собраний, учреждение отделов «для заведования духовными школами и другими религиозными учебными делами» при духовных собраниях[86]. Эта программа не требовала объединения всех мусульман России под властью единого Раис уль-Улама, как программа, принятая на III Всероссийском мусульманском съезде. По содержанию она ближе к программе, принятой на съездах при ОМДС в апреле 1905 г. и доверенных башкирских волостей Уфимской губернии в 1905 г. Здесь также идет речь о создании трехуровневой структуры управления: Собрание — губернское правление — приход. С. Максуди требовал религиозной автономии, чьим высшим органом является съезд, и контроля духовных собраний над школой.

15–25 июня 1914 г. в Петербурге состоялся IV Всероссийский Мусульманский съезд. Участвовало около 30 делегатов. Кроме депутатов 4 Госдумы на съезд прибыли Дж.Абзгильдин, М.Биги, Х-Г.Габяши, С.Максуди, К.Тарджемани (оба — Казань), А.Топчибашев, Ш.Тукаев, Р.Фахретдин. В 1914 г. в газете «Миллет» — органе мусульманской фракции утверждалось о необходимости создания реального общероссийского политического центра в лице восстановленного «Иттифака». Ф.Туктаров напротив заявлял, что в современных российских условиях невозможно существование мусульманской партии, так как она не может сыграть никакой роли в общественной жизни в целом и в стенах Госдумы в частности.

Основной акцент съезд сделал на реформе духовных собраний, включая создание новых в Туркестане и на Северном Кавказе. По докладу С. Максуди в качестве проекта были выработаны «Положения об управлении духовными делами мусульман Российской империи». По нему предусматривалась четырехуровневая система управления, близкая к Закавказской:

1) приходское духовенство;

2) уездные кади;

3) губернские и областные меджлисы;

4) Духовное правление.

Мусульмане сами избирают муфтиев и шейх-уль-Ислама на 5 лет. Причем население избирает трех кандидатов, один из которых утверждается по представлению министра внутренних дел императором. Это повторяет окончательный проект, поданный ОМДС по результатам Голяма жэмгыяте апреля 1905 г. (ст. 50). Муфтий и шейх-уль-Ислам получают право посещения подведомственных им районов и ревизии духовных мусульманских учреждений и вакуфов.

По докладу С. Максуди было принято постановление о выборности духовенства, передаче контроля над всеми школами, их программой и составом преподавателей в руки духовных собраний. В рамках государственной программы по созданию всеобщего начального образования в России, съезд выступил за скорейшее разрешение открытия в местностях с мусульманским населением медресе, духовных семинарий по программам, утвержденным духовными правлениями для подготовки учителей мусульманских училищ. В качестве варианта было предложено открыть или отделения в этих духовных семинариях, или особые женские и мужские учительские школы.

Важнейшими были пункты о передаче степных казахских регионов: Тургайской, Акмолинской, Уральской и Семипалатинской областей в отношении управления духовными делами к округу ОМДС. При этом здесь создавалась система вакуфов, по образцу проекта С.-Г. Тевкелева 1867 г. Заведывание вакуфом передавалось комиссии, состоящей из имамов из трех представителей прихожан данной махалли при надзоре духовных правлений. В пунктах 6–7 указывалось о возможности предоставления земельных, надельных участков в пользу мечетей Киргизских областей там, где киргизы оседают, по примеру церквей переселенцев, а также о предоставлении башкирам вотчинникам всех губерний, отчуждать безвозмездно в пользу мечетей, мектебе и медресе свободные от душевных наделов земли».

Было отклонено предложение С. Максуди о создании всероссийского духовного учреждения и избрании Раис аль-улама, в соответствии с решениями III Всероссийского мусульманского съезда. Решения IV съезда также остались нереализованными. Попытки С. Максуди добиться принятия на съезде какой-либо политической программы не имела результата[87].