3. Вильгельм фон гумбольдт о речевой

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Цель деятельности духовной силы — взаимопонимание...

Всякое понимание всегда есть вместе

и непонимание, всякое согласие в мыслях —

вместе и расхождение.

В. фон Гумбольдт

Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835) — один из величайших

людей Германии, выдающийся мыслитель и ученый, политик и

гуманист, основоположник теоретического языкознания и основатель

Берлинского университета — направил всю мощь своего

незаурядного таланта на познание такого исключительно сложного

и многостороннего феномена, как речевая деятельность человека.

Изучение работ В. фон Гумбольдта раскрывает необычайную

широту и полноту его кругозора в области гуманитарного знания

и, конечно же и прежде всего, языкознания. Этот кругозор дал

основу как для многих его точных и глубоких наблюдений и выводов,

так и для создания его методически выверенной лингвофи-

лософской концепции, которая позволяет заслуженно считать

Вильгельма фон Гумбольдта одним из самых выдающихся предшественников

психолингвистики, определившейся как самостоятельное

научное направление лишь во второй половине XX столетия.

Знание основных его работ полезно, вне всяких сомнений, для

понимания и уяснения тенденций в развитии языкознания и современной

психолингвистики и ее методологии.

60

Важные положения лингвофилософской позиции В. фон Гумбольдта

— основания его лингвистических, а в сущности психолингвистических

работ [1] — представлены в докладе «О сравнительном

изучении языков применительно к различным эпохам их

развития» [1, с. 308 — 323], прочитанном в 1820 году в Берлинской

академии наук, и в его главном труде «О различии строения человеческих

языков и его влиянии на духовное развитие человеческого

рода» [1, с 37 — 298], являющемся расширенным теоретическим

введением к трехтомнику «О языке кави на острове Ява»,

опубликованному посмертно (1836—1837). В.фон Гумбольдт —

автор и других работ, имеющих интерес для психолингвистики:

«О возникновении грамматических форм и их влиянии на развитие

идей» (1822), «О буквенном письме и его связи со строением

языка» (1824), «О двойственном числе» (1827) и «О связи письма

с языком» (1836).

При знакомстве с работами В. фон Гумбольдта нужно знать,

что ученого обвиняли во многих грехах идеализма кантианского

толка. Но трезвый анализ его научного наследия позволил практически

полностью снять эти обвинения. Конечно, пересечение

языкознания и теории познания — гносеологии — неизбежно и

необходимо. В. фон Гумбольдт — выдающийся сын своего времени

— прекрасно знал и «Критику чистого разума» И. Канта [2, т. 3],

в которой впервые в истории философии был дан вразумительный

ответ на вопрос, как возникают понятия при решающей

роли продуктивного воображения благодаря отношениям сознательного

и бессознательного, и «Критику способности суждения»

[2, т. 4], в которой мир красоты представлен как мир творческого

мышления. Им написана работа о философии Канта, «которая,

несмотря на обилие работ, написанных о Канте, в определенном

смысле и по сей день считается образцовой» [3]. Трудно

спорить также и с мыслью, что «одно дело быть знатоком Канта и

другое — слепо следовать ему» [1, с. 25]. Да и сам В.фон Гумбольдт

имел веские основания идти своим путем и сформулировать лин-

гвофилософскую концепцию, опираясь при этом, конечно же,

на все достижения философии. И справедливо писал Г. Г. Шпет [4]:

«Чтобы правильно понять и оценить философские основания теорий

В.Гумбольдта, нужно не выискивать в них кантианские элементы,

а просто поставить его в ряд с такими соотечественниками,

как Фихте, братья Шлегели, Шиллер, Гёте, Гегель». В таком

же духе пишет и В. И. Постовалова [5]: «Хотя в гумбольдтовской

концепции нет прямых заимствований из философских концепций

его времени, в ней нашла отражение общая духовная атмосфера

Германии XVIII века». Острый ум В. фон Гумбольдта, талант блестящего

исследователя, прозорливость выдающегося мыслителя,

опирающегося на научную методологию, согласно которой, его

же словами, «если мы хотим подглядеть за созидательной работой

61

творящей природы, мы не должны навязывать ей тех или иных

идей, а принимать ее такой, какою она себя являет» [1, с. 50],

позволили ему выйти за пределы ограничений философской схоластики

и проникнуть в существенные моменты речевой деятельности

человека. Короче, говоря словами философа А. В.Гулыги

[1, с. 355]: «...он был натуралист в высоком смысле этого слова, то

есть мыслитель, отыскивавший естественные причины сущего,

исследовавший и отстаивавший природное начало в человеческих

установлениях».

Предваряя краткий анализ интересных для нас психолингвистических

аспектов в научном наследии В. фон Гумбольдта, отметим

прежде всего, что он последовательно отстаивает понимание

деятельностного характера феномена мысли, речи и языка, каждый

раз подчеркивая идею о тесной их взаимосвязи и функциональном

единстве как производных от природы мыслящего человека.

С этой точки зрения хрестоматийными представляются практически

все вышеупомянутые работы Вильгельма фон Гумбольдта

и прежде всего доклад «О сравнительном изучении языков...»* и

пункты 12, 14, 15, 20, 21, 22, 34 его главной работы «О различии

строения человеческих языков...»**.

Обратимся напрямую к словам автора этих работ. «Я намереваюсь,

— пишет В. фон Гумбольдт, — исследовать функционирование

языка в его широчайшем объеме — не просто в его отношении

к речи и ее непосредственному продукту, набору лексических

элементов, но и в его отношении к деятельности мышления

и чувственного восприятия... Язык есть орган, образующий мысль.

Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко

внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством

звука материализуется в речи и становится доступной для

чувственного восприятия. Интеллектуальная деятельность и язык

представляют собой поэтому единое целое... Нерасторжимая связь

мысли, органов речи и слуха обусловливаются первичным и

необъяснимым в своей сущности устройством человеческой природы

» (И—14, с. 75). И соответственно: «Язык есть не продукт

деятельности, а деятельность. Его истинное определение может

быть только генетическим. Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся

работу духа, направленную на то, чтобы сделать

артикулируемый звук пригодным для выражения мысли. В строгом

смысле это определение пригодно для всякого акта речевой деятельности,

но в подлинном и действительном смысле под языком

можно понимать только всю совокупность актов речевой деятель-

* При отсылках на него отмечается далее как работа I в круглых скобках () с

указанием номера пункта и страниц по сб. [1], например (1—11, с. 312).

** При отсылках на нее отмечается далее как работа II в круглых скобках ()

с указанием номера пункта и страниц по сб. [1], например (II—12, с. 70).

62

ности. В беспорядочном хаосе слов и правил, который мы по привычке

именуем языком, наличествуют лишь отдельные элементы,

воспроизводимые — и притом неполно — речевой деятельностью;

необходима все повторяющаяся деятельность, чтобы можно

было познать сущность живой речи и составить верную картину

живого языка» (II—12, с. 70).

Эти отрывки указывают на признание функциональной целесообразности

каждого элемента и момента живой речи и языка в

концепции В. фон Гумбольдта как необходимого фактора и условия

понимания всех сторон отношений мысли, речи и языка.

О глубинной природе взаимосвязи их функциональных отношений

говорят и другие его высказывания: «Создание языка обусловлено

внутренней потребностью человечества. Язык — не просто

внешнее средство общения людей, поддержания общественных

связей, но заложен в природе человека и необходим для развития

его духовных сил и формирования мировоззрения, а этого

человек только тогда сможет достичь, когда свое мышление поставит

в связь с общественным мышлением» [1. с. 51]. Созвучны

им и слова: «...Акту рассудка, в котором создается единство понятия,

соответствует единство слова как чувственного знака, и оба

единства должны быть в мышлении и через посредство речи как

можно более приближены друг к другу» (1—16, с. 317).

Вывод об основополагающем характере представления о взаимосвязи

и единстве отношений мысли, речи и языка для лингво-

философской концепции Вильгельма фон Гумбольдта заключим

отсылкой методической значимости: «Расчленение языка на слова

и правила — это лишь мертвый продукт научного анализа. Определение

языка как деятельности духа совершенно правильно и

адекватно уже потому, что бытие духа вообще может мыслиться

только в деятельности и в качестве таковой» (II—12, с. 70).

Показательно отношение Вильгельма фон Гумбольдта к языку

как к живому (в духе его времени) организму: «Он (язык. —

А. К.) — живой организм, и с ним следует обращаться как с таковым

» (1—11, с. 312); «Язык можно сравнить с огромной тканью,

все нити которой более или менее заметно связаны между собой

и каждая — со всей тканью в целом. С какой бы стороны к этому

ни подойти, человек всякий раз касается в речи лишь какой-то

отдельной нити, но, движимый инстинктом, он постоянно совершает

это так, как будто в данный момент ему открыта вся

основа, в которую вплетена эта отдельная нить» [1, с. 82]. Но живой

организм — это образец и эталон сложной динамической системы,

способной к перестройке типа поведения, способной к

самоорганизации, саморазвитию и определяемой всеми характерными

свойствами и признаками. Этот «же подход с равным успехом

применим, разумеется (по мысли В. фон Гумбольдта. — А. К.),

и к таким главным проявлениям духовной силы человека, как

63

язык...» [1, с. 51]. И его работы дают огромный фактический материал

для иллюстрации на примере языка таких свойств сложных

систем, как макроскопичность, квантованность, открытость, нелинейность,

функциональная связность или самосогласованность

(когерентность) элементов системы, их динамическая неоднородность,

способность к перестройкам (или к преодолению катастроф),

альтернативность путей развития и эвристичность результата

относительно исходного состояния в движении системы в

целом.

Приведем некоторые характерные, с нашей точки зрения, примеры,

свидетельствующие о полноте и глубине психолингвистического

видения в научном творчестве В. фон Гумбольдта речевой

деятельности человека.

Так, эпиграф к нашему очерку — это, в сущности, данная им

характеристика основного конститутивного свойства языковой

системы — устойчивости/текучести ее элементов на любом уровне

организации (или, нашими словами, предикативности/ абер-

ративности, то есть способности элементов языковой системы

удовлетворять одновременно и формуле отождествления 'Это есть

это', и формуле различения 'Это есть не это' со всеми ее оттенками

типа 'Это есть не совсем это' и т.п. [6]; так, мы обращались

к творчеству В. фон Гумбольдта и, в частности, к работе

«Лаций и Эллада» [1, с. 303 — 306], описывая в свое время квантовое

явление предикации/аберрации в языке как сложной макросистеме).

Продолжим наше рассмотрение процессов становления психолингвистики

в научном наследии Вильгельма фон Гумбольдта,

обнаруживая отличительные признаки сложных динамических систем

на языковом материале.

Макроскопичность: «Оно (развитие языка. — А. К.) предполагает

относительно большое количество людских масс, которые необходимы

для того, чтобы языки могли достичь своей завершенности

» (1 — 23, с. 323).

Квантованность: «Господствующим принципом в языке является

артикуляция: важное преимущество постоянной и легкой

членимости; это в свою очередь предполагает наличие простых и

далее неделимых элементов» (1—14, с. 315) (выделено нами. —

А. К.); при этом слова «далее неделимых элементов» полностью

соотносятся со словом 'квант' нашего времени.

Открытость: «...язык не является произвольным творением

отдельного человека, а принадлежит всегда целому народу... В результате

того, что ...народы обмениваются словами и языками,

создавая в конечном счете человеческий род в целом, язык становится

великим средством преобразования субъективного в объективное,

переходя от всегда ограниченного индивидуального к всеобъемлющему

бытию» (I—19, с. 318).

64

Нелинейность: «Язык и духовные способности развиваются не

отдельно друг от друга и не последовательно один за другим, а

составляют нераздельную деятельность интеллектуальных способностей

» [1, с. 67 —68]; «Это очеловечение, как мы замечаем, происходит

с нарастающим успехом; больше того, отчасти сама природа

процесса, отчасти размах, какой им достигнут, таковы, что

дальнейшее совершенствование уже едва ли можно задержать» [1,

с. 49]; причем необратимость проявляет себя как один из характерных

признаков нелинейности процесса.

Иерархичность как свойство отношений в системе, когда целое

не есть сумма частей: «Начиная со своего первого элемента, порождение

языка — синтетический процесс, синтетический в том

подлинном смысле слова, когда синтез создает нечто такое, что

не содержалось ни в одной из сочетающихся частей как таковых

» (II—22, с. 107); «Речевая деятельность даже в самых своих

простейших проявлениях есть соединение индивидуальных восприятий

с общей природой человека. Так же обстоит дело и с

пониманием. Процесс речи нельзя сравнивать с простой передачей

материала. Слушающий так же, как и говорящий, должен воссоздать

его посредством внутренней силы и все, что он воспринимает,

сводится лишь к стимулу, вызывающему тождественные

явления» (II—14, с. 77); «Она (речь. — А.К.) должна свободно

переливаться от уст к устам и сопровождаться выражением лица

или жестом» (II—14, с. 76); причем отметим, что корреляция здесь

с положениями современной психолингвистики просто поразительная.

Когерентность: «В языке нет ничего единичного, каждый отдельный

элемент его проявляет себя лишь как часть целого» (I—