Элегия в. К. Тредиаковский, а. П. Сумароков, г. Р. Державин, в. В. Капнист Из истории и теории жанра

Жанр элегии, как известно, зародился в эпоху антич­ности, в литературе древней Греции и взял свое начало от фольклорного жанра «заплачки». Элегия нового време­ни сохраняет генетическую связь со скорбно-печальной эмоциональной окраской, свойственной обрядовому жан­ру причитания. На первых порах своего развития элегия не была лирическим жанром. Тематически она совпадала с эпосом, хотя и исполнялась от первого лица. Близость ранней элегии к эпосу подтверждалась, помимо тематиче­ских признаков, и другими жанрово-композиционньши ее особенностями — особенностями метрики и строфы. Гекза­метры в первом стихе и пентаметры — во втором образо­вывали двустишье, получившее название элегического ди­стиха, использовавшегося и в эпосе.

Эти особенности метрической структуры жанра, указы­вающие на первоначальную связь его с эпосом, сохранят­ся за элегией на весь античный период ее развития. И только в новой литературе будут ею утрачены. Так, в русской поэзии классицизма будет использоваться глав­ным образом александрийский стих (шестистопный ямб), хотя не исключались из художественной практики и дру­гие метрические формы (трехстопный ямб с перекрестной рифмой, четырехстопный анапест). Несмотря на устойчи­вость метрико-строфической связи древнегреческой элегии с эпосом, ее развитие пошло по пути усиления в ней ли­рического, индивидуального начала. В римской поэзии эле­гия обратится уже к разработке мотивов интимных, пре­имущественно любовных переживаний. Традиции римской элегии будут восприняты лирикой средневековья.

Поэтика европейского классицизма, опираясь на ан­тичные традиции, закрепила две разновидности жанра элегии: «плачевную», что «в одеждах траурных, потупя взор уныло», «скорбя над гробом слезы льет», и любов­ную, рисующую «влюбленных смех, и слезы, И радость, и печаль, и ревности угрозы». Однако в практике живого литературного процесса элегия в европейском классицизме получает развитие преимущественно как элегия лю­бовная и в этой своей разновидности достигает значи­тельных успехов.

В русской поэтике классицизма жанровые признаки элегии, как и других жанров, были сформулированы Су­мароковым в «Эпистоле о стихотворстве». В редакции 1774 г. он снимает все детали первоначальной характе­ристики элегии и ограничивается указанием ее общих, интонационно-тематических особенностей. При этом речь идет лишь о любовной элегии.

Сумароков формулирует и главное требование к созда­телю элегий. Он должен изображать неподдельные чело­веческие чувства. А это возможно, по Сумарокову, при наличии собственного, личного опыта поэта: «Коль хочешь ты писать, так прежде ты влюбись». Не умствования, не «притворство»— оно «противнее всего элегии»,— а живое движение чувств («и хладно в ней всегда без страсти стихотворство») определяет жанрово-стилевую основу элегии. В ней поэт «восклицает» «едино только то, что сердце говорит», и оттого «плачевной музы глас быстрее проницает».

Художественная практика русских злегиков XVIII века оказалась значительно богаче их теоретических определе­ний. В творчестве Тредиаковского, а потом Сумарокова и особенно его учеников (А. А. Ржевского, А. А. Нартова, Нарышкина С. В. и др.) действительно преимущественную разработку получает любовная элегия. Но она не была единственной разновидностью этого жанра в русской ли­тературе XVIII века. Уже Тредиаковский, опиравшийся в своих теоретике-литературных трудах больше на поэтику древних и говоря об элегии как об одной из разновидно­стей «песни», не сводит ее содержание только к мотивам любви. Он допускает, что предметом ее, помимо любов­ного, может быть и «важное». Главное для него в другом: «Подлинно, хотя важное, хотя что любовное пишется в элегии, однако всегда плачевною и печальною речью то чинится».

Как элегическая воспринимается Тредиаковским тема смерти в стихотворении так и названном им—«Элегия о смерти Петра Великого». У Сумарокова также, наряду с элегиями любовными, были элегии, написанные им на смерть близких ему людей. Элегиями назвал он и те свои стихотворения, в которых лирическое переживание было вызвано крупными неприятностями иного жизненного со­держания.

Мотивы смерти, утраты лирическим героем близких или смерти известных современников будут разрабаты­ваться в русской поэзии и после Сумарокова — Держа­виным, Капнистом и др. поэтами XVIII века. Они останут­ся характерными и для элегии XIX—XX веков, вплоть до советской поэзии (к примеру, «Я убит подо Ржевом» А. Т. Твардовского).

Таким образом, начиная с Тредиаковского и Сумаро­кова, в практике русской элегической поэзии складыва­лись две жанровые разновидности «песни грустного содер­жания» (Белинский). Опираясь на живой русский литера­турный процесс XVIII века, Н. Остолопов назовет разновидности стихотворения, посвященного «слезам и жалобам»: еретическая и треническая элегия. Он наметит отличие одной от другой. Если элегия еретическая «зани­мается одною только любовью и всеми от любви происхо­дящими следствиями», то треническая, по Остолопову, характеризуется большим разнообразием лирических мо­тивов: «описывает печаль, болезнь и всякое несчастливое приключение».