Глава I

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СОЗДАНИЯ „СЕНТИМЕНТАЛЬНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ"

В „Сентиментальном путешествии по Франции и Ита­лии" отразились впечатления от двух поездок Стерна на кон­тинент: в 1762-1764 и 1765-1766 гг. Нам известны подроб­ности этих поездок в основном из писем писателя. На удивле­ние мало, если вспомнить о популярности Стерна во Фран­ции, осталось воспоминаний о нем его французских друзей и знакомых.

В конце декабря 1761 г. здоровье Стерна, еще с универ­ситетских лет больного чахоткой, сильно ухудшилось, и пос­ле тяжелого легочного кровотечения врачи советовали ему провести зиму в более мягком климате Южной Франции. Полу­чив рекомендательные письма во французское министерство от Уильяма Питта, в то время министра иностранных дел (именно ему при переиздании Стерн посвятил свой первый роман), заручившись разрешением на отъезд у архиепископа Йорского, заняв денег у актера Дэвида Гаррика и оставив „Памятную записку" для жены „на случай, если он умрет за границей", в середине января 1762 г. Стерн отплывает во Францию.

К моменту отъезда писатель был настолько тяжело болен, что ни у кого не вызвало сомнений коротенькое сообщение, напечатанное в „Лондон кроникл" за 2-4 февраля: „В част­ном письме из Парижа сообщается о смерти преподобного мистера Стерна, автора „Тристрама Шенди". Эта печальная весть быстро облетела столицу, газеты были полны восторжен­ных отзывов о безвременно умершем таланте и взволнован­ных читательских откликов.

Однако несколько недель спустя стало известно, что со­общение о смерти Стерна ошибочно, и „Сент Джеймс кро­никл" даже поместила в связи с этим юмористические стиш­ки:

„Наш Шенди мертв — ужасные слова: Ведь то сама чувствительность мертва!

24

Никто уже не даст точнее слепка Пороков и безумств осьмнадцатого века! Сатире не занять уж больше трона, Коль Шенди унесен в чертог Плутона!"

„Мадам, скорей умерьте горя пыл -Ведь Йорик наш не вечным сном почил, -Почил на крыльях он литературной славы, И Муза лаврами чело его венчала. А весть ужасную, что нас повергла в мрак. Наверно, сочинил какой-то гнусный враг!"

Стерн, действительно, едва ускользнул от смерти. Ког­да к середине января писатель добрался до Парижа (он ехал через Булонь, Монтрей, Аббевиль, Амьен и Шантильи), врач сказал, что он не протянет и месяца. Однако, вопреки этим прогнозам, Стерн стал быстро поправляться. Парижская жизнь так благотворно подействовала на него, что поездку на юг было решено отложить.

Поначалу Стерн общается в основном со своими сооте­чественниками - „пятнадцатью-шестнадцатью знатными ан­гличанами", жившими в предместье Сен-Жермен, где обыч­но селились иностранцы. Среди них был Джордж Маккартни, молодой ирландец, которого в будущем ждала блестящая дипломатическая карьера: в 1765-1767 годах он был англий­ским послом в России и вел в Петербурге переговоры о заключении торгового соглашения между Англией и Рос­сией.

Стерн захвачен и театральной жизнью Парижа; он много ходит в театры, особенно в Комеди Франсез и Опера комик (которая незадолго до его приезда слилась с Комеди италь-ен). О своих театральных впечатлениях, нашедших отраже­ние и в „Сентиментальном путешествии", он пишет жене и Дэвиду Гаррику.

Хотя французское светское общество в большинстве сво­ем, за исключением редких англоманов, не читало „Тристра-ма Шенди" (роман был переведен на французский язык уже после смерти Стерна), о модной книге слышали все, а мно­гие читали ее краткий пересказ в рецензиях и откликах фран­цузских журналов. И торопились познакомиться с автором нашумевшего романа.

О своей парижской жизни, во многом напоминавшей его первый лондонский успех, Стерн пишет Дэвиду Гаррику: »Ну вот, мой друг, за это время я здесь так поправился, как только могла бы пожелать ваша дружественность или, по край­ней мере, могло бы допустить ваше воображение, — но ум-

25

ственные мои способности, должно быть, несколько ослабе­ли, потому что голова у меня идет кругом от всего, что я ви­жу, и от оказанных мне здесь неожиданных почестей. Пред­ставьте, Тристрам был здесь почти столь же известен, как и в Лондоне, по крайней мере среди светских и образованных людей, и он открыл мне доступ во множество домов (сот-те ё Londres). Сейчас я на две недели заручился обедами и ужинами. - Прошение мое графу де Шуазелю движется глад­ко, ибо не только мсье Пеллетьер <...> взялся за мое дело, но также граф де Лимбург, - барон д'Ольбах изъявил готов­ность дать какое угодно ручательство за безобидность моего поведения во Франции, — чего вы, разбойник, не сделаете. — Этот барон - один из самых образованных людей среди здешней аристократии, большой покровитель остроумцев и совсем не остроумных ученых — три раза в неделю у него бы­вают приемы — его дом в настоящее время, как был ваш для меня, - все равно, что мой собственный, — барон живет очень широко. - Замечательный вышел случай, когда я был пред­ставлен графу де Бисси по его собственному желанию - я застал его за чтением Тристрама. - Вельможа этот оказывает мне большое внимание и разрешает в любое время пользоваться приватным ходом в Пале-Рояль через его аппартаменты для осмотра коллекций герцога Орлеанского. — Я побывал у докторов Сорбонны - в течение двух недель надеюсь пройти все удовольствия этого города, или, вернее, отойти от них, — а в отношении savoir vivre [умение жить. - К. А.] он, я думаю, превосходит все другие города в этой части земного ша­ра." (206). И граф (позднее герцог) де Шуазель, министр ино­странных дел Франции, и мсье Пеллетьер, генеральный откуп­щик, будут упомянуты позднее в „Сентиментальном путе­шествии", а эпизод знакомства с графом де Бисси предста­нет в несколько измененном виде в главе „Паспорт. Вер-

_саль".

Как видно уже из этого письма, Стерн очень сблизился с французскими энциклопедистами, особенно с Гольбахом. По четвергам и воскресеньям на обедах в особняке барона Гольбаха на Рю Рояль-Сен-Рош, в самом центре Парижа, со­бирались философы, ученые, литераторы. В салоне этого „хозяина Европы", как нызывали Гольбаха за радушие к иностранцам, бывали Дидро и Руссо, Даламбер и Гельвеции, Юм и Франклин... Здесь обсуждались самые животрепещу­щие темы науки и искусства, политики и экономики, фило­софии и религии.

Здесь Стерн познакомился и подружился с Дени Дидро. Французский писатель восхищался романом Стерна, называя

26

его „всеобщей сатирой", а его создателя — „английским Раб­ле"¹- Имя Дидро числится среди подписчиков на 3-й и 4-й тома проповедей Стерна. В свою очередь Стерн выписыва­ет для Дидро из Лондона массу книг: шесть первых томов „Тристрама Шенди', полные собрания сочинений Дж. Лок-ка и А. Попа, проповеди Тиллотсона, сочинения Чосера и пье­сы популярного в то время поэта и драматурга Колли Сиб-

бера.

Однако Стерн, ценивший Дидро как друга и собеседни­ка, довольно холодно отнесся к его художественному твор­честву. Дело в том, что ко времени их знакомства еще не бы­ли написаны ни „Жак-фаталист", ни „Племянник Рамо" — произведения, которые, несомненно, оценил бы автор „Три­страма Шенди", - а „мещанские драмы" Дрдро, с которыми познакомился Стерн, оставили его равнодушным. Об англий­ском переложении пьесы „Побочный сын" он пишет Гарри-ку: „В ней слишком много чувства (по крайней мере, на мой взгляд), речи действующих лиц слишком длинные и слиш­ком сильно отдают проповедью - может быть, это тоже од­на из причин, почему она мне не по вкусу" (212). В этой, казалось бы, парадоксальной для священника и сентимента­листа оценке, как мы увидим в дальнейшем, есть своя внутрен­няя логика.

В тот же приезд в Париж Стерн познакомился с Кребийо-ном-сыном, автором гривуазного романа „Заблуждения сердца и ума'*, упоминаемого в „Сентиментальном путеше-

_ствии".

Безоблачную парижскую жизнь омрачали известия из Йоркшира об ухудшившимся здоровье дочери писателя Ли­дии - девочка уже третий год страдала астмой. Стерн решает провести с женой и дочерью лето на юге Франции в Тулузе, куда они и уезжают в 20-х числах июня.

В Тулузе и Монпелье Стерн живет с августа 1762 по май 1764 г. Возможно, что в Монпелье в ноябре 1763 г. Стерн встречался со Смоллетом (Смельфунгусом „Сентименталь­ного путешествия"), который был там проездом из Пари­жа в Ниццу. Точных сведений об этой встрече нет, но упоми­нание Смоллета о его беседе в Монпелье с миссис Стерн да­ют основание предположить, что он встречался и с ее му­жем. Встречи же с ним в Риме и Турине, упомянутые в „Сен­тиментальном путешествии", являются художественным

вымыслом Стерна: в Италии писатели были в разное вре­мя.

27

Возвращаясь на родину, Стерн вновь заезжает в Париж. К этому времени относится его знакомство с Дэвидом Юмом, который был секретарем недавно назначенного послом во Францию герцога Хертфорда. Вероятно, на обеде у герцога и произошел с Юмом забавный случай, описанный в „Сентимен­тальном путешествии". Стерн высоко ставил человеческие качества английского философа: „Никогда в жизни не встречал я человека более спокойного и мягкого по натуре; благожела­тельность характера придает больше силы и значительности его скептическому учению, чем все аргументы его софистики"². В свою очередь Юм на свой скептический лад высоко оценил ро­ман Стерна: „Тристрам Шенди", как он ни плох, — лучшая книга, написанная англичанином за последние тридцать лет"³.

В июне 1764 г. Стерн вернулся на родину, а в октябре 1765 г., опубликовав 7-й и 8-й тома „Тристрама Шенди", куда вошли его впечатления от поездки во Францию, писатель вновь возвращается на континент. На этот раз его пребывание в Пари­же было недолгим: в двадцатых числах октября Стерн выезжа­ет через Лион в Италию. Итальянские впечатления Стерна в ос­новном не вошли в „Сентиментальное путешествие". Исключе­ние составляет эпизод с маркезиной де Ф*** в главе „Пере­вод" - маркизой де Фаньяни, с которой Стерн познакомился в Милане.

Вскоре после возвращения из второй поездки на континент у Стерна зреет план нового произведения. В письме одному из своих друзей от 23 июля 1766 г. он сообщает: „...теперь я сижу в своем мирном уголке и пишу девятый том Тристра­ма: — в этом году я выпущу только один том, а в следую­щем начну свое новое сочинение в четырех томах <...>" (246).

Судя по письмам Стерна, дальнейшие этапы его работы над „Сентиментальным путешествием" были следующие. Уже к 20 февраля 1767 г. произведение получает название: „Я соби­раюсь опубликовать „Сентиментальное путешествие по Фран­ции и Италии" — это намерение поддерживается и вдохновляется всей здешней знатью, — книга набирает все больше подписчи­ков**⁴. Тремя днями позже он пишет дочери из Лондона, что начнет работу над „Сентиментальным путешествием", как толь­ко вернется в Коксволд. Из письма, помеченного 30 июня 1767 г., мы узнаем, что работа над новым произведением дви­жется не так быстро, как хотелось бы — мешают мелочи быта: „Мне следовало бы работать с восхода до заката, потому что у меня есть книга, которую надо писать, — жена, которую надо принять, - имение, которое надо продать, - приход, за кото­рым надо присматривать, — и что хуже всего, смятенное сердце,

28

которое надо урезонить"⁵ (имеется в виду отъезд в Бомбей к мужу Элизы Дрейпер — последнего сердечного увлечения Стерна). 6 июля Стерн сообщает своим друзьям Джеймсам, до работа над „Сентиментальным путешествием", наконец, в полном разгаре. Осенью 1767 г. Стерн упорно работает над книгой: „Мое „Сентиментальное путешествие" продвигается неплохо — и некоторые северные гении утверждают, что это оригинальная вещь, которая покорит самые широкие круги читателей"⁶, „Как только я встречу жену и дочь и сниму для них дом в Йорке, я отправлюсь в Лондон <...> и тогда мое „Сентиментальное путешествие", надеюсь, убедит вас, что чув­ства мои исходят прямо из сердца, а сердце это не самого худ­шего образца, да будет благословен бог за то, что он наградил меня чувствительностью!"⁷

О работе над „Сентиментальным путешествием" остались свидетельства и современников писателя. Так, литератор Р. Гриффит, гостивший вместе со Стерном в сентябре 1767 г. у епископа Корка Дж. Брауна, вспоминает, что Стерн „показы­вал им рукопись, которую он собирался вскорости опублико­вать. Она называется „Сентиментальное путешествие Йорика по Европе". По юмору и мастерству она не уступает лучшим страницам „Тристрама Шенди" и совершенно свободна от гру­бости худших его страниц. Пока что написано только полто­ма"⁸. Однако в ноябре Стерн пишет о „Путешествии" как о почти готовом произведении: „Мое „Сентиментальное путе­шествие" понравится миссис Джеймс и моей Лидии - могу поручиться за них обеих. Вещь эта оказывает благотворное действие и соответствует душевному состоянию, в котором я находился несколько времени тому назад" (262). Какого огромного творческого напряжения стоила эта интенсивная работа, видно из письма графу Шелберну от 28 ноября: „...ис­тощил „Сентиментальным путешествием" и духовные свои силы, и телесные. — Писатель, правда, должен живо чувствовать, иначе не почувствует его читатель, — но я положительно истер­зал своими чувствами весь свой хилый остов" (263).

Последнее упоминание в письмах о работе над книгой относится к декабрю 1767 года, в письме к Джорджу Маккарт­ни читаем: „Через три недели я поцелую вам руку, — а, может быть, и раньше, если успею закончить мое „Сентиментальное путешествие". — Черт бы побрал все сантименты! Я бы желал, чтобы на свете не осталось ни одного! — Моя жена приехала ко мне с сентиментальным визитом из самого дальнего угла Франции - из Авиньона - и politesses⁹, обусловленные таким Убедительным доказательством ее учтивости, похитили у меня Целый месяц работы, не то я был бы уже нынче в Лондоне. —

29

Собираюсь рожать; как раз под Рождество придет срок, — и если только то, что я произведу на свет, не будет тиснуто до смерти чертями-печатниками, я буду иметь честь препод­нести вам парочку самых чистеньких мальчишек, каких ког­да-либо порождал самый целомудренный мозг..." (264-265).

„Сентиментальное путешествие" вышло в свет в конце февраля 1768 г. В мягком переплете, маленьком формате и на дешевой бумаге два томика стоили пять шиллингов; в твер­дом переплете, на бумаге высшего качества и большого форма­те — полгинеи. Книга была распродана очень быстро - почти за месяц. О своем новом успехе Стерн пишет дочери: „Моим „Сентиментальным путешествием", говоришь ты, все восхи­щаются в Йорке — с моей стороны не будет тщеславием сказать, что им не меньше восхищаются здесь..." (272). 29 марта 1768 г. появилось уже второе издание книги.

В экземпляры первого издания, предназначенные подписчи­кам, было вложено следующее предуведомление: „Автор просит позволения сообщить своим подписчикам, что они вправе рас­считывать еще на два тома, помимо тех, которые получают в настоящее время, и что лишь тяжелый недуг помешал ему подготовить их к печати. Книга будет завершена, и подписчики получат ее в начале следующей зимы".

Однако смерть писателя (Стерн скончался 18 марта 1768 г.) не дала этим планам осуществиться. Итальянская часть „Сенти­ментального путешествия" так и осталась ненаписанной.

Исследователи считают, что существенным толчком к созда­нию „Сентиментального путешествия", а также к выбору ос­новной тональности книги была публикация в 1765 г. путевых заметок Т. Смоллета, давнишние нападки которого в редакти­руемом им „Критикл ревью" на „Тристрама Шенди" и Пропо­веди м-ра Йорика" принесли Стерну много неприятных минут. Уже само тяжеловесное название смоллетовских путешествий -„Путешествия по Франции и Италии, содержащие наблюдения над характерами, обычаями, религией, правлением, полици­ей, торговлей, искусствами и историческими памятниками. С особо подробным описанием городских достопримеча­тельностей и климата Ниццы, с приложением Календаря по­годы за 18 месяцев пребывания в этом городе" - говорит о том, насколько они противоречат всему духу творчества Стерна.

30

В полемике со Смоллетом, с его сухим и желчным описа­нием увиденного пишет Стерн свою книгу с коротким, но емким названием - „Сентиментальное путешествие по Фран­ции и Италии". Добавление к традиционному названию опре­деления „сентиментальное" имеет весьма важное значение для понимания авторского замысла. Уже в нем выражена новатор­ская, полемическая тенденция книги.

Слово „сентиментальный" (sentimental), первое употребле­ние которого, зафиксированное английскими словарями, дати­руется 1749 г., существовало до выхода книги Стерна в двух ос­новных значениях - „разумный", „здравомыслящий" и, не­сколько позднее, - „высоконравственный", „назидательный", „сентенциозный", „погруженный в высоконравственные раз­мышления"¹⁰.

Однако язык - явление живое и постоянно развивающее­ся. В 60-е годы оттенки значений в слове sentimental несколько сдвигаются от превалирующего „разума" к превалирующему „чувству". Теперь sentimental не только „сентенциозный", но и „способный к сочувствию". Однако до Стерна это слово крайне редко употребляется в языке художественных произве­дений: у Филдинга и Смоллета оно не встречается, у Ричардсона зафиксировано дважды, причем оба раза в первом значении.

Стерн дает прилагательному „сентиментальный" новую жизнь, превращает его в одно из самых модных словечек своего времени и даже порождает кальку с него в немецком языке — empfindsam — придуманную Лессингом для немецкого перево­да книги Стерна, предпринятого Боде.

У Стерна это слово утрачивает первоначальную семантику, связанную с „разумностью", „назидательностью", „здраво­мыслием", и получает полностью противоположную — „чувстви­тельный", „способный к переживанию возвышенных и тонких эмоций".

Эрик Эраметса, финский литературовед, опубликовавший доскональное исследование этой проблемы, считает, что подоб­ное употребление этого слова у Стерна появляется под влиянием Французского языка — вспомним приведенную в „Сентименталь­ном путешествии" фразу по-французски: „L'amour n'est rien sans sentiment. Et le sentiment et encore moins sans amour" (Лю­бовь ничто без чувства, но и чувство еще того меньше без люб­ви).

Таким образом, короткое название книги содержит емкую и многозначную семантику. В традиционном для того времени прочтении оно могло означать „путешествие, дающее повод к назидательным размышлениям, к извлечению морального Урока из увиденного", а в свете позднейшего употребления сло-

31

ва „сентиментальный оно читается как „путешествие, пробуж­дающее эмоции, полное эпизодов, вызывающих сострадание, сочувствие, душевное волнение путешественника*'. Как мы уви­дим в дальнейшем, Стерн с его любовью к неоднозначным ин­терпретациям, конечно, не случайно избрал такое многозначное название.

После выхода книги Стерна словечко „сентиментальный¹' становится весьма популярной составной частью названий не только „чувствительных романов" (novels of sensibility), но и произведений самых разных жанров. Появляются даже такие книги, как „Сентиментальный краснобай, или Спутник моло­дого актера*' (1774), „Сентиментальная и практическая теоло­гия" (1777). Слово становится модным, оно фигурирует и в названиях журналов - „Сентиментальный журнал*' (1773), „Сентиментальный масонский журнал" (1795).

У большинства современников Стерна создалось впечатле­ние, что „Сентиментальное путешествие*' знаменовало собой поворот в творчестве писателя, переход от шутовства и буф­фонады к патетике и чувствительности. „Тристрам Шенди" -один из наиболее трудно и мало читаемых шедевров английской литературы, тогда как „Сентиментальное путешествие*' — один из самых широко читаемых и общедоступных¹¹. В отличие от первого романа Стерна, трудно поддающегося переводу и, воз­можно, поэтому не пользующегося особой известностью за пределами Англии, „Сентиментальное путешествие" сразу же переводится на европейские языки. В год выхода в свет оно уже переведено на немецкий, на следующий год - на французский, затем — на итальянский, испанский, польский и русский. Появляется и огромное количество имитаций и подделок, спекулирующих на вошедшей в моду „чувстви-

_{тельности".}

Критики утверждали, что уже в первом романе, в трогатель­ной „Истории Лефевра", Стерн проявил себя как „мастер пате­тики" и что, всецело обратившись в „Сентиментальном путеше­ствии" к „чувствительной" тематике, он, наконец, обрел свое истинное призвание. Различия „Тристрама Шенди" и „Сентимен­тального путешествия" подчеркиваются и в современной зару­бежной критике. Однако при всем внешнем различии эти два произведения во многом сходны и по стилю, и по осмысле­нию человеческой природы. Стерн не пересматривал ни этиче­ских, ни эстетических позиций на протяжении своего недолго­го творческого пути.

Преемственность этих двух произведений подчеркнута самим автором. Стерн намеренно создает некую общность материального мира, нашедшего отражение в обеих книгах.

32

Йорик, герой и рассказчик „Сентиментального путешест­вия¹', - одно из центральных действующих лиц „Тристрама Шенди"¹². В „Путешествии" упоминаются и другие персонажи первого романа Стерна: дядя Тоби, Вальтер Шенди, Евгений, сам Тристрам и даже эпизодический образ - мадемуазель Жане-тон, дочь хозяина гостиницы в Монтрее. Упомянут и целый эпизод из „Тристрама Шенди" — встреча Тристрама с несчаст­ной Марией из Мулена¹³.

Помимо этой чисто внешней связи можно отметить гораз­до более глубокое и существенное сходство в приемах постро­ения „Тристрама Шенди" и „Сентиментального путешествия". И тут, и там повествование ведется от первого лица, в мему­арной форме; причем существует сложное соотношение между авторской позицией и позицией героев-повествова­телей.

Много общего и в приемах композиционной организации материала. Ломка традиционного сюжетного построения была осуществлена Стерном уже в первом романе: в „Тристраме Шенди" нет сюжета в строгом смысле слова, поэтому автор легко мог в 9-м томе оборвать повествование посреди начатого героями разговора. В „Сентиментальном путешествии" Стерн пошел по этому пути еще дальше — он начинает книгу словами, вырванными из контекста: „— Во Франции, — сказал я, — это устроено лучше". Читатель так никогда и не узнает, с кем и о чем говорил Йорик. Кончается же второй том оборванной фразой¹⁴.

Хотя последовательность изложения в „Сентиментальном путешествии" гораздо стройнее, чем в „Тристраме Шенди", внимательно приглядевшись, и здесь можно заметить значитель­ные композиционные сдвиги, нарушающие хронологию расска­за. Предисловие (как и Посвящение в „Тристраме Шенди") оказалось где-то в середине книги. Порядок изложения наруша­ется довольно частыми отступлениями (возвращением назад: разговоры с Евгением и графом де*** при отъезде во Францию; забеганием вперед: главка „Шпага. Ренн", рассказ о путешест­венниках Смельфунгусе и Мундунгусе, о встрече в Милане с маркезиной де ф***, история отца Лоренцо и продавца пирожков в Версале, рассказ о дальнейшей судьбе скворца). Прерьшают повествование и вставные новеллы. Если в девятитомном „Три­страме Шенди" это были громоздкие „Повесть Слокенбергия", рассказы об усах, об аббатиссе Андуйетской, о семи замках короля Богемии, то в скромном по объему „Сентиментальном путешествии" это - небольшие „инородные" зкрапления о жителях Абдеры, о нотариусе, об ученом Беворискиусе; близ­ка к вставной новелле и главка „Шпага. Ренн".

3 - 1406 33

Даже рассуждения рассказчика о принципах композицион­ной организации материала, которые прямо-таки оглушали читателей „Тристрама Шенди", здесь тоже нет-нет, да встре­чаются: „Я рассказал эту историю, чтобы доставить удовольст­вие читателю, — так пусть же он доставит удовольствие мне, позволив рассказать другую, выпавшую из порядка повество­вания, — обе эти истории бросают свет одна на другую — и было бы жалко из разъединять" (90) или: „Но это не относит­ся к моим путешествиям. И потому я двахсды — дважды прошу извинить меня за это отступление" (99). Да и сама повествова­тельная интонация, как бы имитирующая речь рассказчика — то скороговорку, то паузы и запинки, воспроизводимые на письме при помощи пунктуационных знаков, — объединяет оба произведения.

И все же, несмотря на их близость, о которой мы уже столь­ко сказали, нельзя не согласиться с мнением американского стерноведа Л.Хартли: „Во всяком случае, на первый взгляд, более короткая книга почти не имеет тех особенностей, на которые жаловался рядовой читатель „Тристрама Шенди". Большинство стилистических трюков, сложность структуры, изощренные и подчас „дурно пахнущие" двусмысленности здесь неочевидны"¹⁵.

Именно — „неочевидны", незаметны. „Тристрам Шенди" поражает читателей хаотичностью, тяжеловесностью, затруд­ненностью формы, „Сентиментальное путешествие" — строй­ностью, простотой, безыскусственностью. Однако различия этих двух произведений, так резко бросающиеся в глаза читателям и критикам и заслоняющие их огромную внутреннюю близость, объясняются сменой темы и жанра, а не метода и стиля.