В патриотическом движении не все гладко

Приговор над "самой антисоветской" группой столицы и окрестностей попытались привести в исполнение промозглым вечером 14-го марта 1987-го года с той же четкостью и внезапностью, что мы наблюдали в сцене с Сонни Корлеоне (помните "Крестного отца"?) на шоссе. ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ давали концерт в маленьком зале задрипанного ДК в Жуковском (рядом со знаменитыми Люберцами). За семь минут до конца зал тихо покинули два широкоплечих молодых человека. За пять минут до конца через одновременно распахнутые двери слева и справа от сцены хлынула... Я хотел написать "толпа", но эти ребята были слишком по-военному организованы. Не менее полусотни героев песни Ю. Шевчука "Мама, я любера люблю" блокировали проходы и сцену. Музыкантов и аппаратуру пока не трогали, но слаженно (наподобие того, как комсомольцы на съезде орали: "Ленин, партия, комсомол!") выкрикивали патриотические речевки:

— Гаси москвичей!

— Нам не нужен хэви метал!

Как уже догадывается читатель, КАРТИНКИ так же похожи на хэви- метал, как клуб, где они играли — на Карнеги-холл.

А началось все с того, что молодежный центр ЦАГИ - жуковского "ящика" — вдруг воспылал патологической страстью к ВЕСЕЛЫМ КАРТИНКАМ и принялся обрывать их лидеру Диме Яншину телефон. "Приезжайте, пожалуйста! "У нас литовок нет", — предупреждал честный Дима. — "Мы вам сделаем литовки!" — "А разрешат?" — "НАМ все разрешат". И действительно: разрешили. Это было так же невероятно, как награждение Нины Хаген Нобелевской премией за половое воспитание молодежи.

И как вы уже догадываетесь, ровно за пять минут до конца злополучного концерта любовь жуковской комсомолии к русскому политическому панку прошла так же внезапно, как и вспыхнула. С трудом добравшись до директора центра, сытого молодежного лидера брежневского призыва в пиджачно-галстучной униформе, мы услышали холодное:

— Да, правильно местная молодежь реагирует на антисоветские выступления!

— Вызовите милицию! — умоляла какая-то девушка.

— А у нас телефон не работает. Позвоните с улицы. Ха-ха.

Стоявшие рядом соратники-комсомольцы хихикали, как удачно нашкодившие подростки. Они знали, что будет с девушкой на улице."И все-таки — недооценили своих противников. Ведь приехала в Жуковский не "пьянь, рвань и грязь...", как писала о ДК центральная пресса, а вполне трезвые и довольно сообразительные люди. Сами музыканты жили неподалеку, все по той же злосчастной Казанской дороге: басист Олег Андреев в Красково, а вокалист Игорь Белов вообще в Люберцах — они вступили с налетчиками в непринужденную беседу типа: "Ну, земляк, "метал" тебе не нравится — а чего тебе нравится? Давай "мурку" сбацаем", выигрывая драгоценные минуты до начала побоища, в котором несомненно оказались бы виноваты "московские хулиганы". Тем временем интеллигентный человек Миша Мельниченко из ВГИКа, взяв в левую руку корреспондента "Юности" Сергея Гурьева, а в правую — гурьевскую красную книжечку, подошел к комсомольцам, как сказал бы Аркаша Северный — "с походкой, с комплиментом".

— Слушайте, вы, патриоты советской массовой песни! В зале находятся четверо корреспондентов центральных газет. Они не слепые, и все видят: если хоть с одним человеком здесь что-нибудь случится, мы будем спрашивать не с пацанов, которых сюда пригнали — а дойдем до Рекункова и до Горбачева, но вы лично заплатите за все.

Прессу тогда еще боялись. Минуту спустя комсомольцы задумались. Пять минут спустя- "стихийный протест местной молодежи" вымело из зала на улицу как по команде "Очистить помещение". Еще через пять минут появилась милиция, которая и провожала музыкантов и компанию до самой станции. И, честное слово, автор этих строк впервые в жизни испытал чувство облегчения при виде "газика", раскрашенного в украинские национальные цвета.

Но Мише Мельниченко и Гурьеву этого не забыли. Спустя месяц референт ЦК ВЛКСМ по оборонно-массовой работе Борис Земцов в "Комсомолке" разразился очередной статьей о борьбе с антисоветским подпольем в рок-музыке, особо выделив (правда, не называя по фамилии) "умственно неполноценного рыжего Сергея" и "журналиста" (в кавычках) Мишу, почему-то — "мастера по написанию подметных писем" (?). Разумеется, у нас не было никаких оснований подозревать чиновника из ЦК в причастности к многочисленным инцидентам с бандами "гопников" — мелких уголовников, вдруг воспылавших на рубеже 86—87-ого гг. страстью к "наведению лорядка"'. Но пройдет время, и сам Б. Земцов приоткроет дверцу лаборатории:

"Имеют место и совсем нетрадиционные формы патриотического возрождения. В Казани; в Чебоксарах, в Подмосковье мы имеем слепую форму протеста молодежи против духовной "интервенции". Да, форма этого протеста близка заурядной уголовщине, но кто сказал, что в deke патриотического возрождения все гладко и однозначно"* (* Земцов Б. Приемный сын. Советский патриот. 1990. № 13.).

Действительно — кто сказал такую глупость? В Жуковском получилось совсем не гладко: музыканты остались живы и невредимы.

Но как видите, война за рок-н-ролл и при перестройке продолжалась с не меньшим ожесточением.

ЗАПОВЕДНИК СВОБОДЫ

К 1986 году рок-движение оказалось единственным самообеспечивающимся заповедником свободы в тоталитарной системе (может быть, наряду с "системой" баптистов- инициативников).

Его можно изобразить в виде концентрических кругов. Внешний — круг "потребителей" рок-культуры — непрерывно расширялся по мере того, как отдельные молодежные компании получали через какого- нибудь "продвинутого" приятеля доступ к записям Майка или Шевчука* (*Ваш покорный слуга в это время преподавал в строительном ПТУ "советское право" ("милые дети, я научу вас, как сесть в тюрьму возможно позже...") и непосредственно наблюдал этот процесс.). Второй, промежуточный круг сегодняшние журналисты назвали бы "тусовкой" — но в подпольные времена слово "тусовщик" не значило ничего хорошего (дешевый, пустой человек, "халява" — в противоположность тем, кто что-то делал, рисковал, брал на себя ответственность). Так что скажем лучше — помощники. А люди, для которых рок-н-ролл стал уже не просто развлечением, но образом жизни — по мере сил они поддерживали его существование, и если хватало фанатизма (авантюризма), пополняли ядро движения. Ядро составляли собственно создатели рок-культуры: музыканты, "писатели" (не члены СП, а те, кто записывал фонограммы на квартирных или незаконно оккупируемых казенных студиях звукозаписи), менеджеры, редакторы независимой прессы. Сплошь и рядом разные функции соединялись в одном лице, так же как в самом роке соединились музыка, театр и поэзия. Яркий пример — рижская группа ЦЕМЕНТ во главе со своим автором, солистом и одновременно президентом первого действительно самоуправляющегося рок-клуба в стране Андреем Яхимовичем. Позже я расскажу о них подробнее, чтобы читатель мог представить себе рок-движение "Live" — его нравы, систему отношений, отличия от нынешней "тусовки".

Аналогии рок-движения с авангардной живописью, литературным "андерграундом" того времени etc. беспочвенны уже хотя бы потому, что рок был не просто жанром искусства. Он выполнял еще множество функций, искусству вообще не свойственных — тех, которые в нормальном обществе относятся к сфере политики, религии и т.п.

— Это тундра — но в ней, надо, надо, надо жить!— пел А. Яхимович. Действительно — живя в социальной тундре, советский человек вынужден выл становиться сам себе сапожником, сам себе врачом и сам себе адвокатом. В принципе, ничего особенно хорошего в таком "совместительстве" не было, и то> что предлагал рок, как правило, не дотягивало ни до настоящей политики, ни до настоящей религии. Хотя, говоря словами Гребенщикова, для того времени это был "не выход — но все-таки лучший ответ". Сильные люди, составившие "ядро" рок-культуры в середине 80-х, весьма мало походили на вдохновенных романтиков и длинноволосых люмпенов наивной хипгшстской эпохи; культура же, которую они создавали, для огромного числа молодых людей оказывалась практически единственной реально доступной.