- •1 Аксаков с. Т. Собр. Соч.: в 4 т. — м., 1956. — т. 3. — с. 160. 2 Там же. — с. 165. 3 Там же.
- •1 Белинский в. Г. Полн. Собр. Соч. — м, 1953. — т. 3. — с. 454. 2 Там же. — с. 465. 3 Там же. — т. 12. — с. 108. 4 Гоголь н. В. Полн. Собр. Соч. — м.; л., 1951. — т. 4. — с. 118.
- •1 Державин г. Р. Стихотворения. — л., 1957. — с. 98—99. 2 Карамзин н. М. Полн. Собр. Стихотворений. — м.; л., 1966. — с. 195. 3 Воспоминания Бестужевых. — м.; л., 1951. — с. 787. 4 Там же.
- •1 Бестужев н. А. Статьи и письма. — м.; л., 1933. — с. 271. 2 Восстание декабристов. — м.; л., 1927. — т. 3. — с. 264.
- •1 Восстание декабристов. — м.; л., 1927. — т. 3. — с. 224.
- •1 Восстание декабристов. — т. 3. — с. 237.
- •1 Романович-Славатинский а. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. — сПб., 1870. — с. 11.
- •1 Ср.: Barthes Roland. Mythologies (глава « Le vin et le lait»): Ed. Du Seuil, 1957. — p. 83—86.
- •1 В связи с психологией социальной ущербности напрашивается сопоставление Медокса и центрального персонажа повести Булата Окуджавы «Мерси, или Похождения Шипова» (Дружба народов. —1971. — № 12).
- •1 Чистов к. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII— XIX вв. — м., 1967. — с. 126. 2 Там же. — с. 149.
- •1 Колесников в. П. Записки несчастного... — с. 75. 2 Там же. — с. 76.
- •1 Лотман ю. Статьи по типологии культуры. — Тарту, 1973. 2 Гуковский г. А. Реализм Гоголя. — м.; л., 1959. — с. 310.
- •1 Наше понимание проблемы условности в искусстве см.: Философская энциклопедия. — т. 5. — м., 1970. — с. 287—288 (статья «Условность в искусстве», совместно с б. А. Успенским).
1 Державин г. Р. Стихотворения. — л., 1957. — с. 98—99. 2 Карамзин н. М. Полн. Собр. Стихотворений. — м.; л., 1966. — с. 195. 3 Воспоминания Бестужевых. — м.; л., 1951. — с. 787. 4 Там же.
«Дмитр<ия> Иринарх<овича> надобно узнать ближе, чтоб он перестал нравиться» 1. Конечно, не исключительная одаренность, память и эрудиция выделяли его среди сотоварищей по политической борьбе и Сибири — там были люди и более яркие, чем он. Но и преувеличенное честолюбие и даже авантюризм встречались и у других деятелей декабристского движения. Совершенно исключительным его делало другое: Д. И. Завалишин был очень лживый человек. Он лгал всю жизнь: лгал Александру I, изображая себя пламенным сторонником Священного союза и борцом за власть монархов, лгал Рылееву и Северному обществу, изображая себя эмиссаром мощного международного тайного общества, лгал Беляевым и Арбузову, которых он принял в несуществующее общество, морочил намеками на свое участие в подготовке покушения на царя во время петергофского праздника, а позже, когда праздник спокойно прошел, — тем, что чуть было не был вынужден бежать за границу и даже договорился, якобы, со шкипером, но что потом все переменилось, поскольку «сыскан человек, которого понукать не нужно» 2. Позже он обманывал следствие, изображая всю свою деятельность как попытку раскрыть тайное общество, якобы приостановленную лишь неожиданной гибелью Александра I. Позже, когда эта версия рухнула, он пытался представить себя жертвой Рылеева и без колебаний валил на него все, включая и стихи собственного сочинения. Однако вершиной в этом отношении были его мемуары — одно из интереснейших явлений в литературе подобного рода.
1 Бестужев н. А. Статьи и письма. — м.; л., 1933. — с. 271. 2 Восстание декабристов. — м.; л., 1927. — т. 3. — с. 264.
Однако ложь Завалишина носила совсем не простой и не тривиальный характер. Прежде всего, она не только была бескорыстна, но и, как правило, влекла за собой для него же самого тяжелые, а в конечном итоге и трагические последствия. Кроме того, она имела одну неизменную направленность: планы его и честолюбивые претензии были несоизмеримы даже с самыми радужными реальными расчетами. Так, в 18 лет в чине мичмана флота он хотел стать во главе всемирного рыцарского ордена, а приближение к Александру I, к которому он с этой целью обратился, рассматривал лишь как первый и сам собой разумеющийся шаг. Двадцати лет, будучи вызван из кругосветного путешествия в Петербург, он предлагал правительству создание вассальной по отношению к России тихоокеанской державы с центром в Калифорнии (главой, конечно, должен был стать он сам) и одновременно собирался возглавить политическое подпольное движение в России. Естественно, что разрыв между всемирными планами и скромной должностью младшего флотского офицера, хотя и блестяще начавшего служебную карьеру и выделившегося незаурядными дарованиями, был разительным. Завалишин был еще человеком поколения декабристов — человеком действия. Кругосветное путешествие, свидание с императором, которого он поразил красноречием, сближение с Рылеевым — все это были поступки. Но он опоздал родиться на какие-нибудь 10 лет: он не участвовал в войне 1812 г., по возрасту, чину, реальным возможностям, политическому опыту и весу мог рассчитывать и в государственной карьере, и в политической борьбе лишь на второстепенные места. А это его никак не устраивало. Жизнь не давала ему простора, и он ее систематически подправлял в своем воображении. Родившаяся в его уме — пылком и неудержимом — фантазия мгновенно становилась для него реальностью, и он был вполне искренен, когда в письме Николаю I называл себя человеком, «посвятившим себя служению Истины» 1.