Валерий Тишков «самоопределение российской нации»

Предметом статьи выбран анализ представлений и доктринальной сущности некоторых важных высказываний высшего руководства России, их историческая эволюция и современный контекст. Ежегодное президентское послание Федеральному Собранию – ключевой политический документ, отражающий взгляды, озабоченности и устремления главы государства и его администрации. Именно по такому документу можно судить о представлениях президента, касающихся страны, народа, задач нациестроительства и места Российской Федерации в современном мире. Высказывания высшего лица в государстве – не просто целеполагание, это называние и предписание. Они не только отражают реальность, но и сами вызывают ее к жизни. Акты речи и называние вещей имеют чрезвычайно важный смысл: чаще всего это и есть то, что обычное мышление принимает за сами вещи. В российском экспертном сообществе и в мире политики языковые и символьные аспекты общественно-политической жизни явно недооценивались, хотя интуитивно признавались и даже использовались.  Новым в послании 2005 года было признание президентом российского народа. В.В. Путин сделал важный шаг в сторону утверждения в политическом языке и в общественном сознании этого ключевого понятия. Термин использован в тексте несколько раз, в том числе как историческая категория («российский народ веками безмолвствовал»), как некий аналог советского народа («распад Советского Союза для российского народа стал настоящей драмой») и как современный «народ России». До этого одним из наиболее определенных было высказывание президента на празднике, посвященном Дню России 12 июня 2003 года: «Где бы мы ни родились, где бы ни выросли – это все наше Отечество. А вместе мы – один, единый, могучий российский народ». При этом следует учесть, что распространявшееся со времен Французской революции конца XVIII века понятие «народовластие» тогдашние государства с монархической формой правления не очень жаловали. А якобинское понимание нации как согражданства они и вовсе жестко отвергали, чтобы не подорвать принцип божественного происхождения власти монарха. Для разъяснения добавим, что до советского времени словосочетания «российский народ» и «русский народ» в значительной мере были тождественными: русскими считались не только великороссы, малороссы и белорусы, но все, кто принял православие или, по словам П. Струве, «участвовал в культуре». В подтверждение этого достаточно взять продающееся в магазинах переиздание дореволюционной книги Забылина об обычаях и традициях русского народа и обнаружить там сведения о черемисских, татарских и других культурных традициях среди населения России1. Категория русские обрела узкоэтнический смысл в период строительства «социалистических наций», когда, начиная с переписи 1926 года, «русскими» стали обозначать только великороссов. Но даже после введения внутренних паспортов в 1932 г. многим советским гражданам по их указанию была записана национальность великоросс. Нынешние молодые россияне с удивлением обнаруживают в паспортах своих дедов эту исключенную из списка «народов» категорию статистического учета этногрупп. И все же постепенно название великороссы исчезло из общественной практики, а со временем – и как форма этнической идентичности. Так, сугубо процедурное переименование привело к смене реальности, хотя никаких особых «этнических процессов» или же «нациестроительства» в его реалистском понимании за этим не стояло.  После раздела некогда широкой и фактически не этнической категории русских на три этнонации (русских, переименованных из великороссов, украинцев, переименованных из малороссов, и белорусов) такое понимание, кто есть «русские» и что есть «русское» сохраняется до сих пор. Едва ли когда-нибудь удастся вернуться к прежнему смыслу, то есть возродить категорию «великороссов» и тем более вернуть широкий смысл категории «русские». Для этого нужно, чтобы украинцы согласились стать малороссами и вместе с белорусами снова признали для самообозначения двойную (вертикальную и не взаимоисключающую) форму идентичности: малоросс и русский одновременно, как когда-то идентифицировал себя Н.В. Гоголь. Такой вариант уже невозможен по политическим, культурным и эмоционально-психологическим причинам. Зато вполне возможен вариант расширения русскости с более свободным определением этой идентичности (как единственной или двойной) – в том числе и для тех, чьи фамилии не обязательно оканчиваются на «ов» или чьи отчества «Ефимович» или «Наумович».

В.В. Путин уже неоднократно высказывался по поводу существования исторической общности под названием российский народ или российская нация, и каждый раз экспертное и политическое сообщество реагировало на это в какой-то смутной растерянности или же не обращало внимания вообще. В послании 2005 года эти две категории не просто были использованы, но была высказана на первый взгляд вызывающая и политически не очень корректная позиция: «Безусловно и то, что цивилизаторская миссия российской нации на евразийском континенте должна быть продолжена». Российская нация внесла неизмеримый вклад в культурное наследие народов Восточной и Западной Европы. Без российского культурного компонента нет европейской культуры в прошлом, и этот вклад в более ограниченном наборе (уже без новых национальных культур стран бывшего СССР, которые когда-то входили в российскую и советскую культуры) будет сохраняться в будущем. Правда, после распада Советского Союза цивилизационная миссия российского народа для себя стала меньше. Зато миссия для внешнего мира выросла. В этом отношении президент Путин прав, говоря об Евразийском континенте как о территории бывшего СССР за пределами России. Эта миссия была, и она есть сегодня, как бы не принижали значение современного культурного производства нынешние отрицатели России. Достаточно посмотреть, какие книги и журналы читают, какую музыку слушают и на каком языке разговаривают между собой граждане и политические лидеры новых государств. Конечно, содержание и оценочный смысл цивилизационной миссии исторически меняются: это далеко не всегда исключительно позитивный и односторонний процесс. Он неодинаково рассматривается представителями разных поколений и разных ареалов в зоне культурных взаимодействий и влияния. О цивилизационном воздействии в рамках «миссии для себя» имеют основания говорить не только носители русской или даже русскоязычной культуры. Дело в том, что российский народ по мере включения в свой состав носителей разных культур и по мере развития контактов с внешним миром также вбирал в себя многое из наследия других. Некоторые входившие в состав российского культурно-цивилизационного багажа компоненты были сами по себе результатом длительной эволюции, включавшей опыт исторический государственности, письменности, религии многих народов и регионов (Закавказье, Средняя Азия, Прибалтика, Молдавия, Бурятия).

 Результаты довольно противоречивы. С одной стороны, более десяти лет наша страна была и остается местом приложения труда и услуг, а также источником жизнеобеспечения для миллионов граждан государств нового зарубежья. С другой – Россия позволила себе поставить этих людей в унизительное положение, ограничить число желающих жить на ее территории и их возможности. В итоге, руководствуясь утопичными представлениями, что некие «этнические россияне» должны вернуться на свою «историческую Родину», а другие остаться в «своих государствах», страна растеряла исторический шанс забрать часть населения бывших союзных республик после распада СССР. Между тем, цивилизационная роль российского государства в отношении всех бывших сограждан сделала их во многих отношениях не просто советскими людьми, но именно россиянами, независимо от этнической принадлежности – русской, татарской, узбекской, киргизской или грузинской. Россия слишком неосмотрительно решила отказаться от этой миссии, и к ней следует вернуться.