18. Грецьке питання і російсько-турецька війна 1828-1829 рр.

Из двух основных целей, которые ставила перед собой дипломатия Николая I, одна, а именно борьба с революционными движениями в Европе, казалась в конце 20-х годов более или менее достигнутой. Поэтому стало возможным выдвинуть и другую капитальную задачу русской дипломатии: борьбу за овладение проливами — «ключами от своего собственного дома». Согласованность дипломатических действий Англии и России давала уверенность, что если Англия и не выступит на стороне России, то она не будет и противиться русскому продвижению, во-первых, потому, что довершить дело освобождения Греции можно было, только продолжая военную борьбу против Махмуда II, и преемники Каннинга могли быть только довольны, что Россия берет на себя продолжение этой борьбы; во-вторых, потому, что вскоре после смерти Каннинга первым министром Англии стал (8 января 1828 г.) герцог Веллингтон. Николай знал, что хотя старик Веллингтон и не очень доволен был поворотом дипломатических дел в греко-турецком вопросе, но что, несмотря на это, от Веллингтона нельзя ожидать никаких угрожающих жестов. Во-первых, для реакционера Веллингтона, непримиримого тори, упорного врага избирательной реформы, борьба против России, главного, могущественнейшего оплота консерватизма и реакции, была просто немыслима; во-вторых, никто в Англии не желал воевать за Турцию и, значит, против Греции, и такого поворота во внешней политике Веллингтону не простили бы.Таким образом, для Николая путь был свободен.

7 мая 1828 г. началась долгая и тяжелая для России война.  Технически убого оснащенная, плохо обученная настоящему, а не плацпарадному военному делу, бездарно управляемая, особенно при личном вмешательстве царя, русская армия, несмотря на всю храбрость солдат, долго не могла одолеть сопротивления турок. Дела шли хорошо лишь в Малой Азии, но в Европе положение было такое, что иногда казалось, будто русские уйдут ни с чем, и все предприятие Николая кончится провалом. Ликование Меттерниха не знало границ, и он не переставал писать в столицы всех великих держав о безнадежном будто бы положении русских на Балканском полуострове. Однако в противоречии с этим своим утверждением он не переставал доказывать и в Лондоне, и в Париже, и в Берлине, что Пруссии, Англии и Франции необходимо вступить в соглашение с Австрией и потребовать немедленного прекращения войны. Но ни Пруссия, ни Франция, ни Англия не считали нужным вмешиваться в русско-турецкие отношения. Между прочим во всех трех странах либеральная часть буржуазного общества определенно желала в 1828 —1829 гг. разгрома Турции. Николая I еще не раскусили, а Махмуда II хорошо знали как представителя кровавого деспотизма, виновника неслыханных зверств над греками.

Из стараний австрийского канцлера создать четверной антирусский союз ничего не вышло. Первым из русских дипломатов, который внимательно проследил за деятельностью Меттерниха и его агентов, был русский посол в Париже Поццо-ди-Борго. Он тотчас же дал знать обо всем в Петербург, а сам постарался очернить Меттерниха перед французским королем Карлом X. Неизвестно, поверил ли Карл X сообщениям хитрого корсиканца. Так или иначе отношения между Францией и Россией стали в 1829 г. еще теснее, чем были раньше. Сообщения Поццо-ди-Борго произвели на царя большое впечатление, тем более что они подтвердились со всех сторон: ведь все три правительства, к которым Меттерних тайно обращался с предложением о четверном союзе, уже решив отказаться от этого союза, спешили в той или иной форме выдать Меттерниха Николаю. Царь был в высшей степени раздражен. Он сказал австрийскому послу, что считает политику Меттерниха жалкой, и объявил, что знает о всех подвохах и ловушках, которые Меттерних ставит России на каждом шагу.

Меттерних испугался. Он бросился писать письма в Париж, Берлин, в Лондон, доказывая, что его не так поняли, что он вовсе ничего враждебного России не замышлял. А тут еще подоспели, наконец, русские победы. Русский генерал Дибич вошел в Адрианополь. Русская армия стояла в двух шагах от Константинополя. Махмуд II решил просить у Дибича перемирия и мира. Начались переговоры.

14 сентября 1829 г. в Адрианополе турки согласились на предъявленные им условия. Турция потеряла черноморский берег от устьев Кубани до бухты св. Николая и почти весь Ахалцыхский пашалык. На Дунае к России отходили острова в дельте Дуная, южный рукав устья реки становился русской границей. Русские получили право прохода их торговых судов через Дарданеллы и через Босфор. Дунайские княжества и Силистрия оставались в русских руках впредь до выполнения всех условий Адрианопольского договора. Турки потеряли право селиться на известном расстоянии к югу от Дуная. Что касается Греции, то она объявлялась самостоятельной державой, связанной с султаном лишь платежом 1 ? миллионов пиастров в год (причем эти платежи начинаются лишь на пятый год после принятия Турцией условии), а населению Греции предоставлялось избрать государем какого-либо принца из царствующих в Европе христианских династий, но не англичанина, не русского и не француза.

Таков был Адрианопольский трактат, который дал России большие выгоды и победоносно закончил опасную войну. Николай знал, что при его дворе не все довольны умеренностью победителя и прежде всего тем, что не был занят Константинополь. Но он лучше Ливена и других критиков Адрианопольского трактата был осведомлен о том, в какой обстановке Дибичу приходилось склонять турок к подписанию этих условий. Царь считал, что и без Константинополя сделан большой шаг по намеченному на Востоке пути.