Привилегированный слой Тауантинсуйю

Мы подошли к центральной для нас теме — харак­теристике инкского общества. Здесь интересны прежде всего организация управления подчиненными территори­ями, формы собственности и социально-имуществен­ная структура. Начнем с положения привилегированных слоев.

В Тауантинсуйю имелись две группы знати, весьма неравные по численности: столичная и провинциальная. Представители первой получали назначения на самые высокие посты в армии и государстве и считались пря­мыми (по мужской линии) потомками Манко Капака — легендарного инкского первопредка. В 1603 г. насчи­тывалось 567 человек подобного ранга — как полагают, примерно столько же, что и к началу конкисты.⁷

Цифра эта достаточно интересна сама по себе. Р. Адаме, например, приводит данные в пользу того, что община, связанная с определенной территорией, наибо­лее устойчива при численности порядка четырехсот че­ловек. При дальнейшем росте и в случае обладания осо­бым, элитарным статусом территориальная замкнутость перестает быть значимым элементом самосознания, и община превращается в страт, класс, противостоящий другим уже не в этническом, а лишь в социально-иму­щественном отношении.⁸

Инкское общество находилось где-то на пороге пере­хода от общинно-родственной формы определения соци­альных связей к сословно-классовой. Правящая группа в нем являлась одновременно кастой и этносом. В индей­ских догосударственных обществах внутри- и межоб­щинные отношения находят свое самое" яркое выраже­ние (и тем самым закрепляются как должные, утвер­жденные волею божественных первопредков) во время так называемых переходных обрядов — посвятительных и поминальных. У инков такие обряды были переосмы­слены и использованы для закрепления уже не полово­зрастных или этнических, а социально-кастовых разли­чий. Так, у многих южноамериканских племен прошед­шим инициацию юношам вставляют в мочки ушей большие деревянные диски. В государстве инков огром­ные ушные вставки из золота превратились в знак при­надлежности к столичной аристократии (испанцы назы­вали этих людей «орехоны», от «ореха» — «ухо»). Многие индейцы делают из останков умерших реликвии, ис­пользуемые в ежегодных обрядах. Инки превратили по­читание мумифицированных останков своих вождей, а позже императоров, в государственный культ. Важный шаг на пути преодоления этнической замкнутости был сделан еще при Пачакути благодаря предоставлению де­сятку живших в районе Куско мелких «племен» статуса «инков по привилегии». Это не только позволило воспо­лнить недостаток в управленческих кадрах, но и уско­рило переосмысление понятия «инки» как явления соци­ального, а не этнического. Однако полного растворения инкской общины внутри правящего слоя Тауантинсуйю до самого появления конкистадоров все же так и не произошло.

Столичная аристократия являла собой лишь неболь­шую часть привилегированного слоя империи, в основ­ном состоявшего из провинциальных вождей и старей­шин. Степень знатности определялась местом человека в общинно-родовой структуре того или иного этноса и была неотъемлема от положения возглавляемой им груп­пы.

Как и во всех древних обществах, главной производ­ственной и социальной ячейкой в Перу была крестьян­ская община. Общины входили в состав иерархиче­ских объединений, но самостоятельно решали внутрен­ние дела. Иерархия строилась на дуальной, двоичной основе: каждое объединение состояло из двух неравно­ценных по значимости половин. Главы отдельных об­щин и их объединений любого уровня и представляли собой аристократию. При инках эти люди назывались курака. Статус курака был наследственным.

После образования империи провинциальная знать свои традиционные привилегии в целом сохранила, и лишь вожди, оказавшие инкам сопротивление, были от­странены от власти, а некоторые убиты. Так, взятого в плен правителя колья принесли в жертву солнцу в Ку­ско. Казнили и сдавшихся после трехлетней осады вож­дей Уарко в упоминавшейся долине Каньете. Однако лояльных курака инки всегда оставляли на своих ме­стах. Те, кто благополучно прошел первоначальную «чи­стку», в дальнейшем смело передавали свои полномочия сыновьям. Хотя новые курака считались принявшими должность лишь после утверждения в Куско, Инка не вмешивался здесь в вопросы наследования. Случайные люди низкого происхождения могли получить назначе­ние на ответственный пост главным образом в тех рай­онах, где до появления инков политическая иерархия была развита слабо. Только центральной администра­цией решался вопрос об утверждении кандидата на выс­шую провинциальную должность. Родственных связей здесь оказывалось недостаточно, и от претендента тре­бовалось доказать определенную компетентность.

На положении отдельных слоев провинциальной знати инкское завоевание сказалось по-разному. Заняв административные посты и чувствуя отныне за собой всю мощь государственного аппарата, а в конечном счете — и вооруженной силы, курака стали меньше за­висеть от поддержки подчинявшихся им общинников и вождей более низкого ранга. Но если тех, кто ока­зался на нижних этажах административной пирамиды, это превратило в простых исполнителей спущенных сверху решений, то главы крупных вождеств, приобретя функции провинциальных наместников, наоборот, ук­репили свою самостоятельность. Правда, до тех пор, пока империя оставалась богатой и сильной, эта са­мостоятельность не слишком бросалась в глаза, оста­ваясь как бы в потенции.

В отличие от полунезависимых правителей завоеван­ных ацтеками городов Мексики высшая провинциальная знать инкской империи не столько выказывала признаки неповиновения власти Куско как таковой, сколько уча­ствовала в политических интригах, касающихся судеб царского дома. Еще меньше ставилась под сомнение са­ма имперская идея. Так, в годы правления Тупака Юпанки восстали колья, но их предводитель, вместо того чтобы объявить независимость, принял имя Пачакути и провозгласил себя «новым Инкой».⁹

Каждая провинция Тауантинсуйю обладала соб­ственной самобытной культурой. На Титикаке архео­логи обнаружили, что распространение типов местной керамики точно совпадает с административными гра­ницами. Тем не менее экономика подчиненных андских вождеств была тесно связана с общеимперской. Если у ацтеков дело ограничивалось данническими обяза­тельствами завоеванных городов, то в Андах сотни ты­сяч людей оказывались вовлечены в осуществление проектов, исполнение которых непосредственно контро­лировалось из столицы.

Но хотя курака и были включены в общегосудар­ственную структуру, это не мешало им в качестве законных уполномоченных центра организовывать хо­зяйственную жизнь на местах и копить собственные богатства. Поэтому развал империи не повлек за собой кризиса в ее отдельных провинциях. Услышав о пле­нении Атауальпы, часть местных лидеров расчетливо встала на сторону конкистадоров, предполагая либо до­биться самостоятельности, либо обеспечить для себя привилегированное положение в той новой системе, ко­торая придет на смену прежней. Получалось, что даль­новидные курака сперва использовали инков для ук­репления собственного положения внутри провинций, а теперь решили войти в такие же отношения с ис­панцами. Попытка эта увенчалась временным успехом, ибо поначалу лет на двадцать провинциальные вожди обеспечили себе значительную самостоятельность. Лишь со второй половины XVI века испанская корона уста­навливает реальный контроль над населением Цен­тральных Анд.

Курака выказывали открытое недовольство властью Куско главным образом до тех пор, пока оставались сомнения в прочности нового государства. В царствова­ние Пачакути против него, например, устроили заговор жившие к северо-востоку от столицы индейцы куйо. По­добные заговоры и мятежи подавлялись безжалостно. Однако жестокий разгром восстаний у инков сочетался с привилегиями для добровольно подчинившихся. В це­лом поэтому между аристократией Куско и лидерами провинций сложились отношения скорее сотрудничества, чем вражды.

Тс изменения в положении курака, которые про­изошли с приходом инков, хорошо прослежены на примере народа уанка в центральной области горного Перу (верховья реки Мантаро).¹⁰ Уанка говорят на самом южном из диалектов группы кечуа В/1. В XIV—первой половине XV века уанка вели междоусобные войны, в результате которых более слабые вождества постепенно поглощались более сильными. К приходу инков (около 1460 г.) крупным местным правителям подчинялось по 15—20 тыс. человек, од­ному самому влиятельному, возможно, до 30—40 ты­сяч. Население все больше стягивалось в столичные городки, насчитывавшие до 10 тыс. жителей. Вклю­чив территорию уанка в состав империи, инки со­здали административную систему с учетом историче­ски сложившегося деления. Не имея в достаточном числе собственных административных кадров, они на все посты в управлении назначили традиционных во­ждей. При этом тяжесть повседневной организацион­ной деятельности легла на плечи низшего персонала, а большинство привилегий получила высшая знать. Аристократы уанка стали жить в каменных зданиях, построенных в духе имперской архитектуры Куско, употреблять посуду в инкском стиле, носить одежды из драгоценной ткани кумби. По отзывам очевидцев, подобная шерстяная материя была мягкой как шелк; секрет ее выделки утрачен. Находившиеся в распо­ряжении верховных вождей уанка мастерские полу­чили право на централизованное снабжение оловом, необходимым для производства бронзовых орудий и инструментов. Что же касается низших управляющих, то заботы об их стадах и посевах были переложены на рядовых общинников, однако при обработке го­сударственных полей непосредственные организаторы (сотские) трудились вместе со своими подчиненными. Эти низшие курака не принадлежали к общеимпер­ской «номенклатуре» и были соответственно лишены подобающих знаков престижа (кумби, золото, дома из шлифованного камня и т. п.), т. е. их бытовое положение не отличалось существенно от положения крестьян.

Если в доинкский период уанка оставались разоб­щены, то теперь открылся путь к объединению этого народа и к соответствующему усилению могущества верховных вождей. Инки учредили общепровинциаль­ную столицу не в одном из существовавших раньше городков, а в построенном на пустом месте новом ад­министративном центре Хатун Хауха («хатун» значит «главный», «великий»; Хауха — другое название области Уанка). Одной из целей этого могло быть стремление подорвать традиционные устои власти. В провинции Колья, например, где общепровинциальная столица во­зникла до инков, они перенесли город на прежде не­обживавшийся участок. Однако в случае с уанка и с другими политически раздробленными народами (а та­ковых в середине XV века в Андах было большинство) инки объективно способствовали формированию местной государственности. При спонтанном развитии государ­ства появление на ранее пустовавшей нейтральной зе­мле новой общеплеменной столицы — характерный про­цесс, связанный с укреплением центральной власти. Так возник, например, Монте-Альбан в Оахаке. Надо сказать, что и гораздо позже, в Новое время, импер­ские власти, «подтягивая» более отсталые области к некоему среднему уровню и насаждая там сверху оп­ределенные политико-административные структуры, не раз, вопреки своей воле, содействовали консолидации населения в отдельных провинциях, что облегчало его дальнейшую борьбу за национальную независимость.

О росте богатства и влияния провинциальной знати при инках свидетельствуют и данные о погребениях это­го периода. Те же колья, как мы помним, отнюдь не были верными союзниками инков, сопротивляясь уста­новлению власти Куско при Пачакути и восставая при Тупаке Юпанки. Тем не менее именно инкским време­нем датируется роскошный некрополь в Сильюстани, где хоронили аристократов, живших в провинциальной сто­лице Хатун Колья.¹¹ По обычаю аймара, усыпальницами знатных персон служили высокие башни (чулыгы), но теперь они строятся не из грубых булыжников, а из гладко отесанных каменных блоков в характерной для Куско трудоемкой, но дающей высокий эстетический эф­фект технике.

Говоря о положении местной элиты под властью инков, нельзя оставить без внимания этнический ас­пект их взаимоотношений. Сыновей курака посылали в качестве почетных заложников в Куско, так что ко времени Уайна Капака многие представители про­винциальной знати успели подростками пожить в столице, усвоить там кусканский диалект языка ке­чуа, обычаи и мировоззрение инков. Курака были обязаны и впоследствии регулярно посещать столицу. Если курака имел нескольких наследников, предпо­чтение отдавалось прошедшему курс обучения в Ку­ско. Таким образом, правящий класс в провинциях в культурном отношении все больше сближался с собственно инками. В период расцвета империи ас­симиляция, по-видимому, не вызывала противодей­ствия, поскольку интересы местных вождей и сто­личной знати во многом совпадали. Утрачивая преж­нее этническое самосознание, курака все больше превращались в представителей «новой исторической общности людей», как сказали бы мы сейчас.