Камайок

Еще один обширный контингент работников государ­ственного, корпоративного и храмового секторов состав­ляли камайок — специалисты-профессионалы. Подобно янакона, они лично, а не опосредованно через общину зависели от администрации. Нередко их переселяли из разных мест в крупные центры и в новые основанные инками города. В царстве Чимор на положении камайок находились, по-видимому, ремесленники Чан-Чана. Все камайок обладали какой-нибудь квалификацией, будь то умение выплавлять медь, выращивать коку или истол­ковывать «узелковое письмо» кипу. Их профессиональ­ные навыки ценились, но в определенном смысле и пре­пятствовали карьере. Личные слуги из числа янакона обладали большими шансами пробиться на администра­тивные посты, чем камайок со своей пусть высокой, но слишком узкой квалификацией. В основном камайок со­стояли на казенном довольствии. В горных районах им выделяли участки для ведения подсобного хозяйства, но материей для изготовления одежды всегда снабжали с государственных складов.

Камайок — наименее изученная группа населения древнего Перу. Недостаточно выяснены источники ее по­полнения, численность. В списке мобилизованных из Чупачу из четырех тысяч человек ремесленники и дру­гие квалифицированные специалисты составляют при­мерно треть. Неясно, однако, означал ли для всех из них призыв на государственные работы окончательный или лишь временный переход в новую социальную категорию. Возможно, что эти люди занимали особое поло­жение изначально, еще оставаясь в структуре местной общинной организации.

В разных районах Центральных Анд доля квалифи­цированных специалистов среди государственных работ­ников не была одинаковой. За пределами столицы и главных провинциальных центров больше всего ремес­ленников работало на побережье, где они составляли пять-шесть процентов населения.²⁶ Ремесленным трудом занималось большинство жителей Чан-Чана. По своему положению эти люди были определенно близки инкским камайок. Именно побережье и некоторые горные области с давней культурной традицией поставляли основные ка­дры специалистов для инкских государственных мастер­ских, тогда как обитателей имперской периферии чаще использовали на, так сказать, «общих работах».

Митмак

Самой многочисленной частью выделившихся из общинного сектора подданных Тауантинсуию являлись митмак — переселенцы. Практика массовых депорта­ций в Тауантинсуию определялась как политически­ми, так и экономическими соображениями. Крестьян из центральных областей перемещали в приграничные районы, а только что завоеванное или склонное к мятежам население — в давно замиренные местности либо на противоположные окраины империи. Хотя подобные депортации были обычным делом в древних и средневековых государствах Востока и в тотали­тарных империях XX века, инки, похоже, придали им особенно широкий размах. Если верить хроникам и архивным документам, то приходится заключить, что в Центральных Андах практически не осталось долин, этнический состав которых при инках сохра­нился бы в неизменности. Считается, что митмак со­ставляли не менее десяти процентов населения Тау­антинсуию, а в некоторых провинциях их доля до­стигала четырех пятых.

С помощью переселенцев на целинных или на недо­статочно интенсивно обрабатываемых землях организо­вывались большие государственные хозяйства, которым порой придавалось стратегическое значение. Наиболее крупным и хорошо документированным предприятием такого рода было освоение долины Кочабамба на восто­чных склонах боливийских Анд.²⁸

По своим почвенно-климатическим условиям Коча­бамба на редкость благоприятна для выращивания ку­курузы, поэтому Уайна Капак решил превратить ее в житницу для армии. Коренное население долины, кроме небольшой группы пастухов, было изгнано, а взамен сюда прислали земледельцев из южного Перу и западной Боливии. Общее число единовременно на­ходившихся в Кочабамбе переселенцев составляло че­тырнадцать тысяч (без членов их семей), но они де­лились на две категории. Одна часть (несомненно мень­шая, хотя точной цифры мы не знаем) прибыла сюда на постоянное жительство. Для собственных нужд этим людям разрешалось обрабатывать второсортные земли по краям долины и, кроме того, примерно десять про­центов более плодородных земель. Служба же их со­стояла главным образом в том, чтобы поддерживать в порядке огромные зернохранилища. Что же касается полевых и, вероятно, строительных работ, то их осу­ществляли «вахтенным методом»: из центральных рай­онов империи в Кочабамбу ежегодно прибывала оче­редная смена работников, получавших зерно и чичу (кукурузное пиво) с государственных складов. Скорее всего эти люди были общинниками, мобилизованными по системе мита, и принадлежали к тем же этническим группам, что и работники, оказавшиеся в числе по­стоянных переселенцев.

О массовых переселениях с целью освоения целины свидетельствуют и данные археологии. В горах цен­трального Перу в зоне сеха де сельва в 60—70-е годы Д. Бонавия исследовал огромные скопления жилищ, по­кинутых обитателями очень скоро после прихода испан­цев. До инков этот район также оставался необжитым из-за дождливого и сравнительно холодного климата. Очень похоже, что колонисты попали сюда не по своей воле и бежали, как только поставленный над ними уп­равленческий аппарат развалился.²⁹

Труд митмак использовался не только на государ­ственных, но и на корпоративных землях. Так, долина Абанкай на юге горного Перу, полностью очищенная от местного населения, стала, подобно Кочабамбе, житни­цей для армии. Ее обрабатывали индейцы, присланные сюда с северного побережья Перу и из южного Эквадора. А вот долина Юкай, неподалеку от Куско, была объявлена принадлежащей непосредственно Инке (т. е., очевидно, его панаке). В Кочабамбе небольшую часть земель Уайна Капак также оставил за пределами госу­дарственного сектора и передал одному из своих сыно­вей. Об использовании митмак на храмовых землях дан­ных нет: подневольные работники в подобных хозяй­ствах всегда упоминаются в составе небольших групп, а не целых переселенных общин. В то же время как хра­мовые работники, так и митмак на корпоративных зем­лях имели статус янакона, отличаясь этим от митмак на государственных землях.

В долине Юкай выращивать кукурузу инки за­ставили не только переселенцев, но и оставленную здесь часть местных жителей, переведенных по та­кому случаю из «свободных» общинников в разряд янакона. Тем не менее в обычную практику подо­бное закабаление по каким-то причинам не вошло. Так как каждый новый Инка стремился, однако, на­делить своих родственников землей неподалеку от столицы, а не где-нибудь в Эквадоре или Чили, ему не оставалось ничего другого, как очистить очеред­ную долину от коренных обитателей и прислать вме­сто них еще одну партию митмак. Упоминавшаяся перуанская исследовательница М. Ростворовски де Диес Кансеко приводила данные, указывавшие на особую интенсивность переселенческой политики именно в области Куско, что обусловливалось необ­ходимостью удовлетворять запросы царских панак.

Среди прочих групп «принадлежащих государству» людей митмак стояли ближе других к рядовым об­щинникам. Два года после переселения они оставались на иждивении государства, после чего начинали за­ниматься обычным земледельческим трудом, сохраняя традиционную организацию. Источники оставляют впе­чатление, что митмак были достаточно обеспечены зе­млей — порой, возможно, лучше, чем прежде, на ста­ром месте. Так, митмак в Майобамбе в 16 км к юго-востоку от Куско после прихода испанцев совершенно не пытались претендовать на расположенные рядом го­сударственные земли, которые раньше обрабатывали.³⁰ Им хватало тех участков, которые инки им выделили в общинное пользование. Митмак в Кочабамбе нахо­дились в лучшем положении, чем те сезонные рабо­тники, которых присылали сюда собирать урожай. Од­нако все материальные преимущества вряд ли компе­нсировали культурный шок, вызванный оставлением родины и могил предков.

Вполне понятно, сколь разрушительные последствия имела переселенческая политика для вовлеченных в нее этносов. Однако задачи культурно-языковой унифика­ции все же вряд ли стояли у имперских властей на первом плане. В противном случае митмак старались бы рассеивать в кечуаязычной среде и не давали бы им возможность сохранять традиционную социальную стру­ктуру. Депортация целыми общинами была экономиче­ски выгоднее, позволяла возложить большую долю забот по обустройству на новом месте на самих митмак и сократить расходы по конвоированию. Известно, что ми­тмак, попавшие в долину Абанкай, были сгруппированы таким образом, чтобы каждая пачака (сотня семей) ока­залась этнически однородной, а каждая уаранга (тысяча семей), наоборот, включала представителей разных эт­носов.³¹ Если подобный мудрый расклад был правилом, то удается понять, почему митмак, даже депортирован­ные в наказание за борьбу против власти Куско, редко восставали снова, достигнув отведенных для них районов проживания.

Этническая политика инков свидетельствует об их манере решать дела не спеша, но основательно. При расселении общинами, а не семьями или поодиночке, требовалось несколько поколений, чтобы процесс асси­миляции стал необратим, однако затем остановить его мог бы лишь полный распад всех (а не только именно инкской имперской) государственных структур. В стра­не, где оказались беспорядочно перемешаны сотни мель­чайших разноязычных групп, язык кечуа стал необхо­димым средством общения и для поддержания его ста­туса больше не требовалось никакой пропаганды или принуждения.