О принципах политической морали (1794)2

... Какова цель, к которой мы стремимся? Мирное пользование свободой и равенством, царство той вечной справедливости, законы которой были запечатлены не на мраморе и камне, но в сердцах всех людей, даже в сердце забывающего их раба и отрицающего их тирана.

Мы хотим такого порядка вещей, при котором все низкие и жестокие страсти были бы сдержанны, а все благотворные и благородные страсти пробуждались бы законами; такого порядка, при котором честолюбием было бы желание заслужить славу и послужить отечеству; при котором отличия возникают лишь из самого равенства, при котором гражданин подчинен должностному лицу, должностное лицо — народу, а народ — справедливости; при котором отечество обеспечивает благосостояние каждой личности, а каждая личность с гордостью наслаждается процветанием и славой отечества; при котором все души возвышаются от постоянного наплыва республиканских чувств и от потребности заслужить уважение великого народа; при котором искусства были бы украшением облагораживающей их свободы, торговля — источником общественного богатства, а не только чудовищным изобилием нескольких семей.

Какое же правительство может осуществить все эти чудеса? Только демократическое или республиканское правительство: оба эти слова являются синонимами, несмотря на разницу в их обычном употреблении, ибо аристократия является не более республикой, чем монархия. Демократия — это не такое государство, где постоянно собранный народ самостоятельно регулирует все общественные дела; еще менее это государство, где сто тысяч народных фракций решали бы судьбу целого общества при помощи отдельных поспешных и противоречивых мер. Подобное правительство никогда не существовало, и оно могло бы существовать лишь для того, чтобы снова привести народ к деспотизму.

Демократия — это такое государство, где суверенный народ, руководимый им же самим созданными законами, делает сам все то, что возможно, и при помощи своих представителей — все то, что он не может делать сам.

В принципах же демократического правительства вы должны искать правила вашего политического поведения.

Но для того чтобы создать и упрочить среди нас демократию, чтобы достигнуть мирного господства конституционных законов, нужно покончить с войной свободы против тирании и благополучно пройти сквозь бури революции — такова цель революционной системы, которую вы установили. Вы должны еще, следовательно, соразмерить ваше поведение с теми бурными событиями, которые происходят в республике, и план вашего управления должен вытекать из духа революционного правительства в соединении с общими принципами демократии.

Какой же основной принцип демократического или народного правительства, то есть главнейшая пружина, которая поддерживает его и приводит в движение? Это — добродетель; я говорю об общественной добродетели, которая произвела столько чудес в Греции и Риме и которая должна произвести еще более удивительные чудеса в республиканской Франции; я говорю о той добродетели, которая является не чем иным, как любовью к отечеству и к его законам. Но так как сущность республики или демократии — равенство, то из этого следует, что любовь к отечеству необходимо включает в себя и любовь к равенству.

Добродетель — не только душа демократии, но и существовать она может лишь при этой форме правления. При монархии я знаю только одну личность, которая может любить отечество и которая для этого даже не нуждается в добродетели. Это — монарх. Происходит это оттого, что из всех жителей своих государств монарх один имеет отечество. Разве он не суверен, по крайней мере, фактический? Разве он не занимает места народа? А что такое отечество, если не страна, где человек является гражданином и членом суверена?

Вследствие того же принципа в аристократических государствах слово «отечество» имеет какое-то значение лишь для патрицианских семей, захвативших суверенитет.

Если в мирное время орудием народного правления является добродетель, то во время революции орудием его является и добродетель, и террор одновременно: добродетель, без которой террор гибелен, террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость, следовательно, он является проявлением добродетели, он — не столько особый принцип, сколько вывод из общего принципа демократии, применяемого отечеством в крайней нужде.

Здесь говорили, что террор — это орудие деспотического правления. Следовательно, ваше правление похоже на деспотизм? Да, как меч, сверкающий в руках героев свободы, походит на меч, которым вооружены приверженцы тирании. Когда деспот управляет своими отупевшими подданными при помощи террора, как деспот, он прав; укрощайте террором врагов свободы, и как основатели Республики, вы будете правы. Революционное правление — это деспотизм свободы против тирании. Разве сила создана для того, чтобы защищать преступление, а не для того, чтобы разить надменные головы? ...

Общественная защита предназначена лишь для мирных граждан; в Республике нет граждан, кроме республиканцев. Роялисты, заговорщики являются для нее лишь иноземцами или скорее врагами. Разве не едина ужасная война, которую выдерживает свобода против тирании? ...

Когда речь идет о спасении отечества, то доказательство, основанное на свидетельских показаниях, не может заменить свидетельства вселенной, а доказательство, основанное на документе, — самую очевидность.

Медленность в рассмотрении судебных дел равносильна безнаказанности; неуверенность в наказании поощряет всех виновных. ...

Наказать угнетателей человечества — это милосердие, простить их — это варварство. Жестокость тиранов вытекает только из жестокости, жестокость же республиканского правительства вызывается стремлением к добру.