Деисус с Исааком Комнином и Меланией. Мозаика нартекса церкви монастыря Хора (Кахрие-джами) в Константинополе . XIV в. Мозаика.
Иным стилистическим и декоративным принципам подчинены сюжетные композиции нартекса и экзонартекса. В отличие от классического византийского декора, новый тип декорации основан на принципе «картинности» — в живописи создается самостоятельный мир, существующий параллельно архитектурному пространству, но с ним не сливающийся. Главными в организации этого особого типа декора являются сценические композиции («Рождество» (14)). Их количество резко возрастает, сцены выстраиваются в протяженный ряд, плавно переходя одна в другую. Последовательность сцен является хронологической, а не символической, как это было раньше. В построении живописного пространства огромную роль играют сплошные архитектурные фоны: задники, кивории, ротонды и т.п., которые отличает отчетливая трехмерность («Первые шаги Богородицы» (15)).
Рождество. Мозаика экзонартекса церкви монастыря Хора (Кахрие-джами) в Константинополе . XIV в. Мозаика.
Первые шаги Богородицы. Мозаика нартекса церкви монастыря Хора (Кахрие-джами) в Константинополе . XIV в. Мозаика
Сюжеты детства Христа, сцены из жизни Богоматери, чудеса и притчи основаны на канонических текстах Евангелий и имеют подчеркнуто жизненный, достоверный характер. События представлены в многочисленных подробностях — столь детальная разработка сюжетов в византийской живописи встречается впервые. Так, в сцене «Брака в Кане Галилейской» (16) стоящие на земле сосуды с вином выписаны не менее тщательно, чем юноши, несущие новые. Появились и другие, менее распространенные в византийском искусстве сцены, такие как «Сон Иосифа и Бегство в Египет» (17). Эти сцены являются частью цикла, посвященного жизни Богоматери. Еще одна сцена — «Благовестие Анне» — отличается одновременно и большой одухотворенностью, и земным очарованием. Живым действием и выразительной силой наделена наполненная многочисленными деталями, второстепенными фигурами, богато украшенной мебелью сцена Рождества Богородицы, разворачивающаяся на архитектурном фоне. Но, пожалуй, самая человечная сцена — «Первые шаги Богородицы»: Мария неуверенно ступает под заботливым наблюдением няни. Сцены священной истории воспринимаются как единый связный цикл, развивающийся во времени, обнимающий собой пространство нартекса и экзонартекса. Роскошное великолепие, праздничная нарядность представленного в мозаиках мира сочетается с особым лиризмом. Детские изображения придают композициям оттенок камерности.
Брак в Кане Галилейской. Мозаика экзонартекса церкви монастыря Хора (Кахрие-джами) в Константинополе . XIV в. Мозаика.
Сон Иосифа и бегство в Египет. Мозаика экзонартекса церкви монастыря Хора (Кахрие-джами) в Константинополе . XIV в. Мозаика.
Фрески пареклесия имеют совершенно иной настрой. Композиции, украшающие усыпальницу, в гораздо большей степени эмоционально окрашены, полны напряжения и драматизма. Сцены так или иначе связаны с темой смерти и загробной жизни. В центральном плоском своде помещена огромная композиция «Страшного Суда» (18), исполненная на очень темном, почти черном фоне. Это достаточно сложная композиция с фигурами апостолов по обе стороны от Христа и стоящими сзади ангелами. Изображение Христа во славе помещено в центре, по сторонам от него — Богоматерь и Иоанн Предтеча, просящие за грешников. Вверху — ангел, сворачивающий небо. На парусах и арках помещены сцены небесного мира; некоторые из них не совсем обычны, как, например, изображение трех мужчин, несущих на плечах Ковчег Завета в Храм царя Соломона. Отчетливое деление сцены Страшного суда на две части, сопоставление светлых и темных участков росписи напоминают о действительном разделении мира после Второго пришествия. Облик самого Спасителя в сияющей мандорле отмечен внутренним напряжением и импульсивностью, жест Его резко разведенных в стороны рук словно разрывает обычную ткань бытия, глаза смотрят на зрителя суровым и взыскующим, мистически озаренным взором. Осиянный славой Спаситель словно только что сошел с креста — на его руках отчетливо видны следы от гвоздей распятия. Золотой свет здесь — не знак обожествления человеческой природы, он как бы пронзает земное бытие, высвечивая все тайное, что должно стать явным.
