Н. П. Огарев. Что нужно народу? («Колокол», 1 июля 1861 г.)

Очень просто, народу нужна земля да воля.

Без земли народу жить нельзя, да без земли нельзя и его оставить, потому что она его собственная, кровная. Земля никому другому не принадлежит, как народу. Кто занял землю, которую зовут Россией? Кто ее возделал, кто ее спокон веков отвоевывал, да отстаивал против всяких врагов? Народ, никто другой, как народ. Сколько погибло народа на войнах, того и не перечтешь! В одни последние пятьдесят лет куда более миллиона крестьян погибло, лишь бы отстоять народную землю. Приходил в1812 году Наполеон, его выгнали, да ведь не даром; с лишком восемь сот тысяч своего народа уложили. При­ходили вот теперь в Крым англо-французы; и тут с лиш­ком пятьдесят тысяч людей было убито или умерло от ран. А кроме этих двух больших войн, сколько в эти же пятьдесят лет уложили народа в других малых войнах? Для чего же все это? Сами цари твердили народу: «для того, чтобы отстоять свою землю». Не отстаивай народ русской земли, не было бы и русского царства, не было бы и царей и помещиков.

И всегда так бывало. Как придет к нам какой-нибудь недруг, так народу и кричат: давай солдат, давай денег, вооружайся, отстаивай родную землю! Народ и отстаи­вал. А теперь и царь и помещики будто забыли, что на­род тысячу лет лил пот и кровь, чтоб выработать и от­стоять свою землю, и говорят народу: «покупай, мол, еще эту землю, за деньги». Нет! Это же искариотство. Коли торговать землей, так торговать ею тому, кто ее добыл. И если цари и помещики не хотят заодно, нераздельно с народом владеть землей, так пусть же они покупают зем­лю, а не народ, ибо земля не их, а народная и при­шла она народу не от царей и помещиков, а от дедов, ко­торые заселили ее во времена, когда о помещиках и ца­рях и помину не было.

Народ спокон веков на самом деле владел землей, на самом деле лил за землю пот и кровь, а приказные на бу­маге чернилами отписывали эту землю помещикам да в царскую казну. Вместе с землей и самый народ забрали в неволю и хотели уверить, что это и есть закон, это и есть божеская правда. Однако никого не уверили. Плеть­ми народ секли, пулями стреляли, в каторгу ссылали, чтобы народ повиновался приказному закону. Народ за­молчал, а все не поверил. И из неправого дела все же не вышло дела правого. Притеснениями только народ и го­сударство разорили.

Увидели теперь сами, что по-прежнему жить нельзя. Задумали исправить дело. Четыре года писали да пере­писывали свои бумаги. Наконец, решили дело и объявили народу свободу. Послали повсюду генералов и чинов­ников читать манифест и служить по церквам молебны. Молись, мол, богу за царя, да за волю, да за свое буду­щее счастье.

Народ поверил, обрадовался и стал молиться. Однако, как зачали генералы да чиновники толковать народу Положения, оказывается, что воля дана только на словах, а не на деле. Что в новых положениях — преж­ние приказные законы, только на другой бумаге, други­ми словами переписаны. И барщину и оброки отбывай помещику по-прежнему, хочешь получить свою избу и землю—выкупай их на свои собственные деньги. Выду­мали переходное состояние. Не то на два года, не то на шесть, не то на девять лет определили для народа новое крепостное состояние, где помещик будет сечь через на­чальство, где суд будет творить начальство, где все пе­репутано так, что если б в этих царских положениях и нашлась какая-нибудь льготная крупица для народа, то ею и воспользоваться нельзя. И государственным кре­стьянам по-прежнему их горькую судьбу оставили, и зем­лей и народом оставили владеть всех тех же чиновников, а хочешь на волю, так выкупай свою землю. Слушает на­род, что ему толкуют генералы и чиновники про волю, и понять не может — какая это воля без земли под поме­щичьими и чиновничьими розгами. Верить не хочет на­род, чтоб его так бесчестно обманули. Быть, говорит, не может, чтобы царь своим словом четыре года ласкал нас свободой, а теперь, на деле, подарил бы прежней барщиной и оброком, прежними розгами и побоями.

Хорошо, кто не поверил, да смолчал: а кто не поверил, да стал тужить по несбывшейся воле, тех пришли вра­зумлять плетьми, штыками да пулями. И полилась по Руси безвинная кровь. Вместо молитв за царя раздались стоны мучеников, падающих под плетьми и пулями да изнемогающих под железами по сибирской до­роге.

Так-то опять плетьми да каторгой хотят заставить на­род верить, что новый приказный закон есть божеская правда.

Да еще глумятся царь да вельможи, говорят, что че­рез два года будет воля. Откуда же она будет, воля-то? Землю урежут, да за урезанную заставят 'платить втри­дорога, да отдадут народ под власть чиновников, чтоб и сверх этих тройных денег еще втрое грабежом выжима­ли; и чуть кто не даст себя грабить, так' опять плети да каторга. Ничего они, не то что через два года, — а никог­да для народа не сделают, потому что их выгода рабство народное, а не свобода. И откуда это народу такая беда, что живет он, живет, работает, работает, а до правды дожить не может, и веч­но народом торгуют?

Как откуда? Ради чего Иуда Христа продал? Ради алчности. Та же алчность заставляет и царей, и помещи­ков, и чиновников торговать народной землей, народной кровью и обманывать народ. Чтобы им была во всем из­лишняя роскошь, народ живи в бедности, неволе, невеже­стве.

Землю от народа отписали за себя. Все, что народ ни выработает — подавай ко двору, да в казну, да дворянам; а сам вечно сиди в гнилой рубахе да в дырявых лаптях.

Свободу отняли. Шагу не смей сделать без чиновни­чьего позволения, без паспорта или билета, и за все плати. Ничему народ не учили. Деньги, что собирают на на­родное ученье, сорят на царские конюшни и псарни, на чиновников и ненужное войско, которое стреляло бы по народу.

Понимают сами, что так быть нельзя, что с таким искориотством и народ сгубишь, и царство сгубишь, и са­мих себя ни при чем оставишь. Сами сознаются перед народом, что надо дать ему поправиться, а как до дела дойдет, алчности-то своей преодолеть не могут. Жалко царю своих бессчетных дворцов с тысячами лакеев и арапов, жалко царице своих парчей и бриллиантов. Еще не сумели они полюбить народа более, чем своих охот­ничьих собак, чем золотую посуду, чем пиры и забавы. Вот и не могут они отрешить и унять своих вельмож и чиновников, которые помогают им сбирать с народа мил­лионы рублей, да и сами на себя тянут столько же. Не могут победить своей алчности, вот и двоедушничают. И пишет царь такие манифесты, которых народ в толк взять не может. На словах будто добр и говорит с наро­дом по совести; а как слова на деле исполнять приходит­ся, держится с вельможами все той же алчности. На сло­вах от царской доброты народу радость и веселье, а на деле за эту же волю царские генералы секут народ да в Сибирь ссылают, да расстреливают.

Нет! Двоедушничать с народом и обманывать его — бесчестно и преступно. Торговать землей и волей народа, не то ли же, что Иуде торговать Христом? Нет, дело на­рода должно быть решено без торга, по совести и правде. Решение должно быть простое, откровенное, всякому понятное; чтобы слов решения, раз произнесенных, ни царь, ни помещики с чиновниками перетолковывать не могли. Чтобы ради глупых, бестолковых, изменнических слов не лилось неповинной крови.

Что нужно народу? Земля, воля, образование.

Чтобы народ получил их на самом деле, необ­ходимо:

1) Объявить, что все крестьяне свободны с той зем­лей, которою теперь владеют. У кого нет земли, напри­мер у дворовых и некоторых заводских, тем дать участ­ки из земель государственных, то есть народных, никем еще не занятых. У кого из помещичьих крестьян земли не в достачу, тем прирезать земли от помещиков или дать земли на выселок. Так, чтобы ни один крестьянин без до­статочного количества земли не остался. Землей владеть крестьянам сообща, т. е. общинами. А когда в какой об­щине народится слишком много народу, так что тесно станет, дать той общине для крестьян сколько нужно земли на выселок из пустопорожних удобных земель. В тысячу лет русский народ заселил и завоевал земли столько, что ему ее на многие века хватит. Знай плодись, а в земле отказа быть не может.

2) Как весь народ будет владеть общей народной землей, так, значит, весь народ за пользование этой зем­лей будет платить и подати на общие народные нужды, в общую государственную (народную) казну. Для сего освобожденных с землей крестьян обложить такою же податью, какую ныне платят государственные крестьяне, но не более. Подати те взносить крестьянам сообща, за круговою порукою; чтоб крестьяне каждой общины отве­чали друг за друга.

3) Хотя помещики триста лет и владели неправо зем­лей, однако, народ их обижать не хочет. Пусть им каз­начейство выдает ежегодно, в пособие или вознагражде­ние, сколько нужно, примерно хоть шестьдесят миллио­нов в год*, из общих государственных податей. Лишь бы народу осталась вся земля, которую он теперь на себя пашет, на которой живет, с которой кормится и отаплива­ется, с которой скот свой кормит и поит, да лишь бы по­дати ни в коем случае не повышали, а то народ на отсчитывание вознаграждения помещикам из податей согла­сен. А сколько кому из отсчитываемых на это из податей денег приходится, помещики сами промеж себя по губер­ниям согласиться могут. Помещичьих крестьян по по­следней ревизии считается всего 11 024 108 душ. Если их обложить одинаково податью с государственными кре­стьянами, т. е. рублей по семи с души в год, то, отсчитав из этих семи рублей около 1 руб. 60 коп. серебром, кото­рые помещичьи крестьяне ныне платят в казну (подуш­ными и разными повинностями), останется затем с каж­дой души около 5 руб. 40 коп. серебром, а от всех помещичьих крестьян в России — около шестидесяти миллионов руб­лей серебром. Значит, есть чем пособить и вознаградить помещиков; больше этого им и желать стыдно, и давать не следует.

*Если принять 60 миллионов за проценты с капитала, по 6 на сто, то капитала выйдет тысяча миллионов. Если ежегодно отсчи­тывать из числа податей в пользу помещиков 60 миллионов, так, чтоб шестой процент шел на уплату капитала, то через 37 лет вся тысяча миллионов будет выплачена и с процентами по 5 на сто и, следственно, помещик вознагражден как нельзя лучше, с лихвою. Помещикам выдать теперь вместо капитала билеты, на которых про­писано, сколько кому следует получать в тридцатисемилетний срок; одни эти билеты могут сейчас, кто хочет, продавать я иметь деньги на новые обзаведения и наем рабочих, тогда проценты по билетам, как теперь из ломбарда, будет получать из казначейства, кто их ку­пил, у кого они в руках. А это народу все равно, лишь бы податей не повышали, а через 37 лет нечего будет из податей отсчитывать на уплату по билетам, все будет выплачено; надо будет подати или по­низить, или употреблять на общее народу полезное дело. (Примеча­ние автора.)

4) Если при такой подати до полных 60 миллионов, следующих помещикам, чего и не хватит, то для покры­тия недостатка все-таки никаких лишних податей требо­вать не надо. А следует убавить расход на войско. Рус­ский народ живет в миру со всеми соседями и хочет жить с ними в миру; стало, ему огромного войска, которым только царь тешится, да по мужикам стрелять, не надо. А потому войско следует сократить наполовину. Теперь на войско и на флот тратится сто двадцать миллионов, а все без толку. С народа собирают на войско денег кучу, а до солдата мало доходит. Из ста двадцати миллионов сорок миллионов идет на одних только военных чинов­ников (на военное управление), которые еще, кроме того, сами знатно казну разворовывают. Как сократить войско наполовину, да в особенности посократить воен­ных чиновников, так и солдатам будет лучше, да и из­лишек от расходов на войско большой останется, мил­лионов сорок серебром. С таким излишком, как бы ни было велико вознаграждение помещикам, а уплатить бу­дет чем. Податей не прибавится, а распределятся они разумнее. Те же деньги, которые народ теперь платит на лишнее войско, чтоб царь тем войском по народу стре­лял, пойдут не в смерть, а в жизнь народу, чтоб выйти народу спокойно на волю с своею землею.

5) И собственные расходы царского правительства надо сократить. Вместо того, чтоб строить царю конюш­ни да псарни, лучше строить хорошие дороги, да ремес­ленные, земледельческие и всякие пригодные народу школы и заведения. При том, само собой разумеется, что царю и семье царской нечего напрасно присваивать себе удельных и заводских крестьян и доходы с них; надо, чтоб крестьянство было одно и платило бы одинаковую подать; а из подати и будут отсчитывать, сколько царю за управление положить можно.

6) Избавить народ от чиновников. Для этого надо, чтоб крестьяне, и в общинах и в волостях, управлялись бы сами, своими выборными. Сельских и волостных старшин определяли бы своим выбором и отрешали бы своим судом. Между собой судились бы своим третей­ским судом или на миру. Сельскую и волостную поли­цию справляли бы сами своими выборными людьми. И чтоб во все это, равно как и в то, кто какою работою или торговлей и промыслом занимается, отныне ни один помещик или чиновник не вмешивался бы, лишь бы кре­стьяне вовремя вносили свою подать. А за это, как ска­зано, отвечает круговая порука. Для легкости же круго­вой поруки крестьяне каждой общины промеж себя сде­лают складчину, то есть составят мирские капиталы. Случится ли с кем беда, мир ссудит его из этого капита­ла и не даст погибнуть; запоздал или кто податью — мир внесет за него подать в срок; даст ему время поправить­ся. Понадобилось ли для всей общины построить мель­ницу или магазин, или купить машину, общественный капитал поможет им сладить общеполезное дело. Обще­ственный капитал и хозяйству сельскому поможет, да и от чиновников спасет, так как при исправном платеже податей ни один чиновник никого и притеснить не может. Тут-то и важно, чтоб все стояли за одного. Дашь одного в обиду — всех обидят. Само собой разумеется, не надо, чтоб до этого капитала чиновник пальцем до­тронулся; а те, которым мир его поручит, те в нем отчет миру и дадут.

7) А для того, чтобы народ, получив землю и волю, сохранил бы их на вечные времена; для того, чтобы царь не облагал произвольно народ тяжкими податями и по­винностями, не держал бы на народные деньги лишнего войска и лишних чиновников, которые давили бы народ;

для того, чтобы царь не мог прокучивать народные день­ги на пиры, а расходовал бы их по совести на народные нужды и образование,— надо, чтобы подати и повинно­сти определял бы и раскладывал промеж себя сам на­род через своих выборных. В каждой волости, выборные от сел решат промеж себя, сколько надо собрать с сво­его народа денег на общие нужды волости, и выберут промеж себя доверенного человека, которого пошлют в уезд, чтоб вместе с выборными от других волостей, и землевладельцев, и городских обывателей решить, ка­кие нужны подати и повинности по уезду. Эти выборные на уездном сходе выберут промеж себя доверенных лю­дей и пошлют их в губернский город, чтобы решить, ка­кие народу принять повинности по губернии. Наконец, выборные от губерний съедутся в столицу к царю и по­решат, какие повинности и подати должны быть отбыва­емы народом для нужд государственных, т. е. общих для всего русского народа.

Доверенные от народа люди не дадут народа в оби­ду, не позволят брать с народа лишних денег; а без лиш­них денег не из чего будет содержать и лишнего войска и лишних чиновников. Народ, значит, будет жить счаст­ливо, без притеснений.

Доверенные люди решат, сколько податей платить народу и как платить их, чтобы никому не было обидно. Как соберутся выборные да столкуются, им уже можно будет порешить, чтобы подать платилась не с души, а с земли. У какой общины земли более, да земля получше, той, значит, и платить податей придется более, а кто землей беднее — те и платить будут менее. Тут и поме­щики с своей земли платить будут. Значит, дело будет справедливее и для народа льготнее. Доверенные же ре­шат, как по справедливости отбывать рекрутскую повинность; как по справедливости отбывать дорожную, постройную и подводную повинности; оценят их деньгами и разложат по всему народу безобидно. Разочтут всякую народную копейку, на какое именно дело ей идти: сколь­ко денег на правительство, сколько на войско, сколько на суды, сколько на училища народные, сколько на до­роги. И что решат, то только и будет. Как пройдет год, так в каждой копейке подай отчет народу — куда она истрачена.

Вот тогда народ и будет в самом деле благоденство­вать. Вот что нужно народу, без чего он жить не может. Да кто же будет ему таким другом, что доставит ему все это? До сих пор народ веровал, что таким другом ему бу­дет нынешний царь. Что не в пример прежних царей, ко­торые отписали землю от народа и отдали его в неволю вельможам, помещикам и чиновникам, новый царь осча­стливит народ. Только как пришли генералы с солдата­ми расстреливать народ за волю и сечь шпицрутенами, так пришлось и про нового царя сказать то же, что про­рок Самуил говорил народу израильскому, когда сове­товал ему обойтись без царя: «И поставит (царь) тебе сотники и тысящники; и дщери ваши возьмет в мироварницы и поварницы; и селы ваши, и винограды ваши, и маслична ваша драгие возьмет и отдаст рабам своим; и семена ваша и винограды ваша одесятствует; и стада ваша благая возьмет и одесятствует на дела своя; и па­жити ваша одесятствует и вы будете ему рабы». Иными словами: не жди от царя никакого добра, а только одно­го зла, так как по алчности своей цари и волю и доста­ток народа обирают неминуемо. И наш царь, что прика­зывает стрелять по народу, оказывается, значит, царем самуиловским. Того и смотри, что он не друг, а первый враг народа. Говорят, что он добрый: да что же бы он мог хуже теперешнего сделать, когда б он был злой? Пусть же народ подождет молиться за него, а своим чутьем да здравым смыслом поищет себе друзей понадежнее, друзей настоящих, людей преданных.

Пуще всего, надо народу сближаться с войском. И отец ли, мать ли снаряжает сына в рекруты — не за­бывай народной воли, бери с сына клятву, что по наро­ду стрелять не будет, не будет убийцей отцов, матерей и, сестер кровных, кто бы ни дал приказ стрелять, хотя бы сам царь, потому что такой приказ, хотя бы и царский, все же приказ окаянный. Затем ищи себе друзей и по­выше.

Когда найдется офицер, который научит солдат, что стрелять по народу грех смертный — знай народ, что это друг его, который стоит за землю мирскую да за волю народную.

Найдется ли помещик, который тотчас отпустит кре­стьян на волю со всею их землею, самым льготным спо­собом и ни в чем не обидит, а во всем поможет; найдется ли купец, который не пожалеет своих рублей за осво­бождение; найдется ли такой человек, у которого ни кре­стьян, ни рублей нет, но который всю жизнь и думал, и учился, и писал, и печатал только для того, как бы луч­ше устроить землю мирскую да волю народную, — знай, народ: это все друзья его.

Шуметь без толку и лезть под пулю вразбивку нечего; а надо, молча, собираться с силами, искать людей пре­данных, которые помогали бы и советом, и руководст­вом, и словом, и делом, и казной, и жизнью, чтобы можно было умно, твердо, спокойно, дружно и сильно отстоять против царя и вельмож землю мирскую, волю народную, да правду человеческую.

Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философ­ские произведения, т. 1. М., Гос­политиздат, 1952, стр. 527—536.