Глава 2

ФОРМИРОВАНИЕ УНИТАРНОГО СУВЕРЕННОГО

Государства

Ликвидация Иваном III Новгородской республики. — Свержение ор­дынского ига и ускорение объединительного процесса. «Государь всея Руси». — Геополитические приоритеты русского великого князя. — "Вывод» из Новгорода бояр и купцов и начало создания поместного войска. — Организация власти при Иване III и его внутренняя по­литика — Идея политического суверенитета Русского государства и великого князя. — Факторы интеграционных процессов.

Старший сын Василия II Иван III стал великим князем Мос­ковским после смерти отца в 1462 г. и правил до 1505 г. Завеща­ние фактически утверждало всевластие Ивана III: он получил 16 городов, а все его братья — 12. Кроме того, новые уделы по тер­риториальной структуре отличались от прежних: они создавались не в результате прямого наследования удельных земель, а в каче­стве владений великого князя. Владельцами уделов становились члены его семьи. Тем самым определялась бблыпая степень зави­симости новых удельных князей от великого, чем прежде.¹

Все это позволило Ивану III после вступления на великокня­жеский престол начать еще более динамичную политику, чем это было при его отце. Ее ближайшая стратегическая цель заключа­лась в окончательной ликвидации ордынского ига. Но этот курс входил в противоречие с расчлененностью даже на такие уделы, которые принадлежали его ближайшим родичам, с существовани­ем формально независимых княжеств, двух великих княжеств (Рязанского и Тверского) и двух республик (Новгорода и Пскова). Поэтому Иван III, едва вступив на великокняжеский престол, на­чал борьбу за ликвидацию их самостоятельности и подчинение Москве.

В 1463—1468 гг. утратило независимость Ярославское княже­ство, в 1474 г. у князей Ростовского княжества были выкуплены их княжеские права. В 70-е годы Иван III продолжил начатое его отцом наступление на независимый Великий Новгород. В 1471 г. он двинул свое огромное войско, включавшее татарский отряд, на Новгород, нарушив тем самым Яжелбицкий мир, и одержал побе­ду у р. Шелонь, после чего, войдя в город, жестоко расправился с его жителями. Существует устойчивая историографическая тради­ция, основанная на интерпретации великокняжеского летописа­ния, согласно которой причиной похода была пролитовская пози­ция новгородских властей и «латинство» новгородской церкви. Однако Я. С. Лурье, подвергший критическому анализу летопис-

¹ Зимин А. А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в. М., 1991 -С. 187.

32

_I

_ные известия, пришел к выводу об источниковедческой несостоя­тельности этой концепции и показал, что никакого сговора и за­ключенного соглашения между Литвой и Новгородом не было, как не было и связей с униатскими церковными иерархами.²

Согласно докончанию между московским великим князем и Новгородом (так называемому Коростенскому договору), Новго­род лишался Вологды и брал обязательство «не отдатися» «за ко­роля и за великого князя литовского», не призывать оттуда князей и «нигде не ставить» владык, «опроче московского митрополита». Вместе с тем договор отличался крайней противоречивостью, по­скольку в нем сочеталось признание суверенитета Новгорода с принадлежностью к Московскому великому княжеству: «...ваша (московских князей. —Авт.) вотчина, мужи вольные».³

Эта противоречивость правового положения Новгорода стала предпосылкой новой войны.⁴ По существу данная коллизия и не могла быть преодолена иначе, как полным подчинением Новгоро­да великокняжеской власти, взявшей курс на его окончательную инкорпорацию в состав Московского великого княжества. Так на­зываемый поход миром 1475—1476 гг. с большой ратью и арестом ряда новгородских бояр не привел к этому. Оставалась война, по­водом (а не причиной) которой стала известная история о велико­княжеском титуле: сообщение новгородских послов в Москве о да­ровании Ивану III новгородцами титула «государь» (вместо обыч­ного до того «господин»); дезавуирование их деятельности в Москве новгородским вечем; поход на Новгород «войною» снова при участии татарского войска; капитуляция новгородцев; согла­сие их на уничтожение веча и посадничества, поста тысяцкого, отправка в Москву вечевого колокола, «поимание» и ссылка бояр.⁵ Новгородская республика, таким образом, прекратила свое госу­дарственное существование в 1478—1479 гг. С присоединением огромной территории Новгородской земли территория Москов­ского великого княжества удвоилась. В его состав вошли коми,

корелы и другие финно-угорские народы.

«г

* * * п

Иван III форсировал свою объединительную политику еще до окончательного освобождения от ордынского ига, когда он не об­ладал еще формальными суверенными правами в русских землях. Принципиально положение, как известно, изменилось после

² Лурье Я. С. Две истории Руси XV в.: Ранние и поздние, независимые и офи­ циальные летописи об образовании Московского государства. М., 1994. С. 123— 143.

³ Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под ред. С. Н. Валка. М.; Л., 1949. № 26, 27. С. 45—51. По мнению В. Л. Янина, Иван III в результате «шелонской победы ... по существу добивается от новгородцев лишь подтверждения старых ус­ ловий Яжелбицкого мира» (Янин В. Л. Новгородские акты XII—XV вв.: Хроноло­ гический комментарий. М., 1991. С. 130).

⁴ Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М\, 1948. Ч. 1. С 370—371.

Подробно падение Новгородской республики исследовано Я. С. Лурье. Щрье Я. С. Две истории Руси XV в. С. 143—157).

33

¹ Власть и реформы

1480 г., в результате так ^называемого стояния на р. Угре, или «угорщины». Как, бы ни оценивать поведение и военные таланты Ивана III, роль его второй жены Софьи Палеолог, Вассиана Рыло и других политических фигур этого времени,⁶ ясно,одно — мос­ковский великий князь получил полные суверенные права на под­чиненные ему земли. Власть его не зависела теперь от ордынских ханов.

Это событие имело принципиальное значение для судеб Рус­ского государства и русского народа. Приобретя свободу от ино­земных захватчиков и угнетателей, государство и народ могли рас­порядиться ею сами. Но в какой мере двухсотпятидесятилетний период всеобщей несвободы и методы борьбы за единодержавие могли повлиять на дальнейшую эволюцию, с одной стороны, го­сударственности, а с другой, социума в целом?

Ближайшие последствия состояли в том, что объединительный процесс после этой победы еще ускорился. В 1485 г. к Москве в результате военного похода было присоединено Тверское великое княжество — основной соперник Москвы в борьбе за единодержа­вие. Сын Ивана III Иван Иванович, родной внук по матери твер­ского великого князя, стал тверским великим князем, а само кня­жество фактически получило статус удела. Вслед за тем в 1489 г. в результате похода большой рати полностью была подчинена Вят­ская земля.

Формально самостоятельность сохраняли Псков и Рязань (хотя князь Иван Васильевич Рязанский в 1483 г. признал себя «молод-шим» по отношению к своему дяде Ивану III).⁷ Они окончательно ее утратили при сыне Ивана III Василии III: Псков в 1510 г., Ря­зань в 1521 г.

Ликвидация уделов была не менее сложной задачей, чем при­соединение к Москве самостоятельных княжеств. Иван III, как и его предшественники и преемники, опираясь на свое военное пре­восходство, постепенно преодолевал древнюю традицию постоян­ного воссоздания удельной системы, хотя имели место и новые по­пытки ее реставрации. По-прежнему докончания, регулировавшие отношения между московским великим князем и князьями удель­ными, часто нарушались обеими сторонами, что вело к перерас­пределению земель.

⁶ См., например: Пресняков А. Е. Иван III на Угре // Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели. СПб., 1911; Базижвич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства второй половины XV в. М., 1952. С. 120—123, 134—167; Павлов П. Н. Действительная роль архиепископа Вассиана в событиях 1480 г. //Уч. зап. Красноярского пед. ин-та. 1950. Т. 4. Вып. 1; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV веках. М., I960. С. 876—882; Каргалов В. В. Конец ордынского ига. М., 1980. С. 76, 81 — 134; Назаров В. Д. 1) Конец золотоордынского ига // ВИ. 1980. № 10. С. 104—120; 2) Свержение ордынского ига на Руси. М., 1983; Класс Б. М., Назаров В. Д. Рассказы о ликвидации ордынского ига на Руси в летописании кон­ ца XV в. // Древнерусское искусство XIV—XV вв. М., 1984; Алексеев Ю. Г. Осво­ бождение Руси от ордынского ига. Л., 1989; Лурье Я. С. 1) Конец золотоордынско­ го ига («Угорщина») в истории и литературе // Русская литература. 1982. № 2; 2) Две истории Руси XV в. С. 168—195.

⁷ Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы ... Ч. 1. С. 198—202, 206.

34

Так, хотя сразу после падения ордынского ига, в 1481 г., Иван III вынужден был пожаловать за участие в походе к р. Угре своих братьев — углицкого князя Андрея Большого и волоцкого князя Бориса — дополнительными, принадлежавшими их умер­шему в 1472 г. брату Юрию, землями, князь Андрей Большой уже в 1491 г. был вместе с детьми посажен Иваном III в тюрьму по обвинению в нарушении докончания с ним, где и умер через два года.

Еще раньше, по завещанию князя Андрея Меньшого (которо­му, как и князю Юрию, великий князь запретил жениться, т. е. иметь наследников по прямой линии), к Ивану III переходит Во­логда.

В 1481—1482 г. был разработан новый формуляр докончаний, ущемлявший права удельных князей. Согласно договору 1482 г. Ивана III с князем Михаилом Андреевичем Верейским, после смерти последнего Белоозеро, в нарушение традиционных прав его сына Василия, переходило к великому князю.⁸ После же бегства Василия в Литву в последнее докончание между Иваном III и Ми­хаилом Андреевичем (1485 г.) был включен пункт о передаче ве­ликому князю по смерти Михаила его удела.⁹ Отныне в договор­ные грамоты великих князей с князьями удельными включалась формула об Иване III как душеприказчике, что создавало «основу для подчинения последних»¹⁰ (т. е. удельных князей).

Помимо вхождения в состав Руси северных финно-угорских народов присоединена была мордва. Таким образом, Россия посте­пенно становилась полиэтническим государством.

Насильственное присоединение к Московскому великому кня­жеству Новгорода и Твери, освобождение от татаро-монгольского ига — все это в совокупности привело к тому, что Иван III стал с 1485 г. в своих официальных внешнеполитических документах употреблять титул «государь всея Руси»¹¹ (первоначально, еще до завоевания Новгорода, эпизодически применявшийся только в от­ношениях с ним).¹² В этом проявлялись притязания московского великого князя на власть над всеми русскими землями, входив­шими до ордынских завоеваний в состав Древней Руси, в том чис­ле и теми, которые оказались в составе Великого княжества Ли­товского и Польши. Последнее обстоятельство вызвало естествен­ное противодействие в Польском королевстве и Литве, поскольку великий князь Литовский и король польский Казимир IV считал себя великим князем русским. Но, кроме того, этот титул означал провозглашение всевластия великого князя на тех землях (в су-

⁸ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. / Подг. к печати Л. В. Черепнин. М.; Л., 1950. № 75. С. 277—283; Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы... Ч. 1. С. 165—166.

⁹ Духовные и договорные грамоты... № 78. С. 293—295; Черепнин Л. В. Рус­ ские феодальные архивы. Ч. 1 С 165; Каштанов С. М. Социально-политическая история России конца XV—первой половины XVI в. М., 1967 С. 46.

1° Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы... Ч. 1. С. 182.

¹¹ См.: Каштанов С. М. Социально-политическая история России... С. 123; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. М., 1982. С 64.

¹² Каштанов С. М. Социально-политическая история России... С. 123.

35

дебной, военной и финансовых сферах), которые реально входили в государственную территорию Руси.

Порубежные войны с великим княжеством Литовским 1487— 1494 гг. (в течение которых ряд походов русских войск переме­жался переговорами, что дало основание А. А. Зимину назвать войну 90-х годов «странной»)¹³ и война 1500—1503 гг. привели к завоеванию Вязьмы, восточной части Смоленской земли, Старо-дубского и Новгород-Северского княжеств, Чернигова, Гомеля, Брянска, Торопца и др., а также к переходу на службу московско­му великому князю ряда западнорусских князей, которых Иван III сумел привлечь на свою сторону, выдавая себя за покро­вителя удельной «старины».¹⁴

Наличие такого сильного соседа, каким было выделившееся из состава Золотой Орды во второй четверти XV в. Казанское ханст­во, определило направление внешней политики Ивана III на вос­токе. После многолетних столкновений с ним в 1469 г. русские войска одержали победу. Ее результатом стало заключение мира на выгодных Москве условиях. Однако он оказался непрочным и потребовался ряд новых военных акций. Наконец, в 1487 г. Иван III послал на Казань большое войско, которое свергло враж­дебного Москве Али-хана и посадило на престол Мухаммеда-Эми-на. Это предопределило на длительный срок фактическое вассаль­ное положение Казанского ханства в отношениях с великим мос­ковским князем и стало предпосылкой к его окончательному завоеванию, а также завоеванию других народов Поволжья и За­волжья.

Что касается угрозы с юга, со стороны отделившегося от Золо­той Орды в 30-е годы XV в. Крымского ханства, то эта проблема была на некоторое время решена заключением с его ханом Менгли договора, продлевавшегося несколько раз. Другая опасность, ис­ходившая с юга, исчезла в связи с гибелью остатков Большой Орды в 1502 г.

Итак, опираясь на свое военное могущество, Иван III не только решил историческую задачу — освобождение от ордынского ига, но и сумел объединить под своей властью разрозненные северо-во­сточные и северо-западные земли, а также присоединить ряд за­паднорусских земель, находившихся до того под властью Литвы. Однако ни военные, ни дипломатические успехи не могли обеспе­чить быстрого решения геополитической задачи, провозглашенной Иваном III, — завоевания в борьбе с Литвой обширных земель на Юге и Юго-Западе, входивших некогда в состав Древнерусского государства, население которых исповедовало православную веру. Полностью она была решена лишь в XVIII в., но и до этого нико­гда не снималась с повестки дня.

¹³ Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 93—109.

¹⁴ Кром М. М. Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе рус­ ско-литовских отношений конца XV—первой трети XVI в. М., 1995. С. 70—119.

36

Другая геополитическая задача была при Иване III лишь обо­значена: результатом похода на Чердынь в 1472 г. стало завоева­ние Северо-Западного Приуралья (Пермская земля), а в 1483 г. был осуществлен поход из Вологды через Урал в Сибирь — вплоть до Иртыша и Оби. В 1499 г. русская рать из северных земель со­вершила большой поход в югорскую землю — на реку Сосьву и низовья Оби. Тем самым земли манси, югры (остяков — хантов) оказались завоеванными и был намечен исходный рубеж экспан­сии на восток — завоевания Сибири и ее колонизации.¹⁵

Если проанализировать правления Василия II и Ивана III с точки зрения того, были ли в ведении военных действий мирные передышки, то обнаружится, что их войска участвовали в походах по три или по два раза в год — будь то отражение набегов, или войны с целью территориальных приобретений, или борьба за еди­нодержавие. Конечно, преобладание военного аспекта в политике характерно вообще для средневековья, но в формирующемся Рус­ском государстве, которое вело активную борьбу на разных фрон­тах — внутреннем и внешних, военная сторона отличалась особой гипертрофированностью.

Реализация обширных внешнеполитических задач, решаемых Иваном III как наступательными, так и оборонительными акция­ми, вела к необходимости укрепления и увеличения войска. Вой­ско обеспечивало и внутреннюю консолидацию, которая заключа­лась в нейтрализации сил, могущих представлять опасность для великого князя. Эти проблемы — внешняя и внутренняя — спле­лись в один клубок, и Иван III решил их радикально и одним уда­ром.

Увеличение войска и его материальное обеспечение только в денежной форме было невозможно из-за натуральности хозяйст­венной жизни. Выход нашелся в испомещении служилых людей, т. е. раздаче земли с крестьянами в условное владение за службу. Объектом такой раздачи в поместья стали прежде всего земли, принадлежавшие новгородским боярам, купцам и церкви, являв­шиеся экономической основой их могущества и фундаментом бы­лой новгородской вольности.

Уже в 1478 г. половина монастырских волостей в Новгороде была подвергнута секуляризации; в январе 1480 г. Иван III, спе­циально приехавший в Новгород, «поймал» архиепископа Феофи-ла, вероятно, облыжно обвинив его в том, что он не хотел, «чтобы Новгород был за великим князем». На новгородское боярство Иван III повел решительное наступление в 1483—1489 гг.¹⁶ Стан-

¹⁵ См.: Алексеев Ю. Г. Освобождение Руси от ордынского ига. Л., 1989. С 144—146. Дискуссию по проблемам образования полиэтнического государства см.: Российское многонациональное государство: Формирование и пути историче­ ского развития // История и историки. М., 1995. С. 6—167.

¹⁶ Абрамович Г. В. 1) Поместная система и поместное хозяйство в России в последней четверти XV и в XVI в.: Автореф. дис. ... докт. ист. наук. С. 11; 2) Нов-

37

дартное обвинение в измене в пользу Литвы послужило поводом для репрессий: зимой 1483 г. «поймал князь великий больших бо­яр новогородцких и боярынь, а казны их и села все велел отписати на себя, а им подавал поместья на Москве по городом; а иных бояр, которые крамолу держали от него, тех велел заточити в тюрмы по городом». В июне 1484 г. Иван III снова «поимати велел многих боляр новгородских в Новегороде и розвел и весь Новъгород одолел и за себя взял».¹⁷ Затем репрессии обрушились на новгородцев в 1486—1487 гг., когда из Новгорода в Москву было приведено «бо­ле седми тысящ житьих людей», которые были обвинены в наме­рении убить новгородского наместника Якова Захаровича. Послед­ний многих новгородцев сам «пересече и перевешал». Тогда же были переведены во Владимир «лучших гостей новгородских пять­десят семей».¹⁸ Наконец, в 1488 г. по оговору, согласно которому «житьи люди» намеревались убить наместника, Иван III их вывел «по иным городом, а многих пересечи велел».¹⁹ Взамен в Новгород были переведены торговые люди из других частей Руси.

Таким образом, в Новгороде в 1476—1481 гг. оказались кон­фискованными 19,3 тыс. обеж земли, в 1483—1486 гг. — 12,3 тыс. обеж; всего же в великокняжеский фонд было конфисковано более 70 тыс. обеж.²⁰ Не исключено, что в 1499 г. было конфисковано еще какое-то количество церковных и монастырских земель.²¹ Эти «выводы» из Новгорода, произведенные Иваном III, нарушили по­рядок, на сохранении которого бояре настаивали до утраты неза­висимости и даже после признания великого князя «государем». Ослабление Новгорода в результате насильственных «выводов» и перевода туда бояр из числа московской знати, детей боярских, торговых людей и послужильцев из распущенных дворов новго­родских бояр было способом укрепления единовластия великого князя,²² тем более что поместья давали небольшие, а права рас­поряжения ими было ограниченными.

Одновременно с испомещением в Новгородской земле новых землевладельцев туда были посланы из Москвы писцы, на которых и была возложена задача верстания поместьями служилых людей. Писцы провели в конце XV—начале XVI в. два описания новго­родских земель (так называемое «старое письмо» 70-х—начала 90-х годов XV в. и «новое письмо» 1495—1505 гг.)²³ с целью за-

,

городские переписи конца XV и XVI в. и их место во внутренней политике Рус­ского государства : Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Л., 1964. С. 7.

¹⁷ ПСРЛ. Л., 1929. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 610; СПб., 1853. Т. 6. С. 36, 235— 236; Пг., 1921. Т. 24. С. 203; Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 64; Иоаса- фовская летопись. М., 1957. С. 124; Устюжский летописный свод (Архангелого- родский летописец). М.; Л., 1950. С. 95.

¹⁸ ПСРЛ. Т. 24. С 237; Иоасафовская летопись. С. 126.

¹⁹ ПСРЛ. Т. 24. С. 237.

²⁰ Абрамович Г. В. Поместная система... С. 15.

²¹ Вернадский В. Н. Новгород и новгородская земля в XV в. М.; Л., 1961. С. 291—304.

²² Подробно о значении «выводов» см.: Хорошкевич А. Л. Право «вывода» и власть «государя» // Россия на путях централизации: Сб. статей. М., 1982. С. 36—41.

²³ См.: Аграрная история Северо-Запада России: вторая половина XV—нача­ ло XVI в. Л., 1971. С. 11 — 16.

38

_I

крепления суверенитета великого князя над Новгородской землей, выделения, уточнения и расширения фонда государственных, об­рочных и дворцовых земель, частичной редукции и секуляризации феодальных вотчин, ограничения податного иммунитета духов­ных и светских феодалов,²⁴ способствования освоению вновь при­обретенной земли,²⁵ фиксирования землевладельческих прав по­мещиков и доходов, которые обязаны были им вносить крестья­не.²⁶ Это последнее обстоятельство вело к тому, что крестьяне оказывались в феодальной зависимости от помещиков; описание же земель, которым придавался статус дворцовых, оброчных или государственных, превращало населяющих их крестьян в зависи­мых от государства, поскольку налог взимался за счет доходов от их собственного труда, носил регулярный характер и не обстав­лялся какими-либо почетными привилегиями.²⁷

Те же задачи ставились великокняжеской властью при описа­ниях других земель, недавно присоединенных к Москве. Особенно это относилось к вотчинам, пользовавшимся иммунитетными при­вилегиями, вмешательство во внутреннюю жизнь которых озна­чало наступление на политические и землевладельческие права феодалов.²⁸

* * *

Конфискация боярских и церковных земель в Новгороде, «вы­вод» из Новгорода, переселение туда на поместном праве служи­лых людей означало, что здесь великокняжеская власть произвела переворот в землевладении, имевший далеко идущие последствия в общегосударственных масштабах. Во-первых, «выводы» стали практиковаться повсеместно и превратились в обычное орудие политической борьбы великокняжеской власти против реальных и мифических противников, во-вторых, наделение землей с кресть­янами на поместном праве становилось повседневной практикой освоения присоединенных земель, способом материального обес­печения войска за счет раздачи государственных (черносошных) и дворцовых земель, т. е. создавалась система служилого земле­владения, знаменовавшая собой переход к новым земельным и политическим отношениям, а также упорядочение военной служ­бы. Вмешательства государственной власти во владельческие пра­ва вотчинников и общины становятся обыденной практикой.

Важным инструментом концентрации власти в руках великого князя стала его иммунитетная политика. В частности, Иван III на­чиная с 90-х годов проводил линию на ограничение и даже отчасти прекращение предоставления податных привилегий светским и духовным феодалам (а следовательно, на взимание налогов непо­средственно с частновладельческих крестьян), унификацию судеб­ного иммунитета светских и духовных землевладельцев, сужение

^{2 4} Каштанов С. М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 22—23.

²⁵ Абрамович Г. В. Новгородские переписи... С. 5—15.

²⁶ Аграрная история Северо-Запада России. С. 16.

²⁷ Каштанов С. М. Финансы средневековой Руси. С. 22, 244. ,, , ₀ ²* Там же. С. 29. . ' .

39

светской юрисдикции монастырей и церкви. Все это подрывало политическое и экономическое могущество крупных привилегиро­ванных светских землевладельцев и церкви.²⁹

Инструментом консолидации разрозненных земель и цен­трализации власти должна была стать и унификация правовых норм, связанных с судебными функциями государства. Это важное мероприятие осуществилось в 1497 г. в виде первого в истории но­вого государства кодекса — общерусского Судебника.³⁰ Источни­ками его составления были Правда Русская, уставные грамоты XIV—XV вв., Псковская Судная грамота, судебная практика, бы­товавшая в разных землях.³¹ Уже одно это свидетельствует о кон­солидирующем характере Судебника, который ввел единые нормы судебной процедуры по гражданским и уголовным делам, единую систему пошлин за все виды суда великого князя и лиц, осущест­влявших судебную деятельность по его поручению (от бояр до не-делыциков), единый срок крестьянского отказа (неделя до и неде­ля после Юрьева дня осеннего), единообразный срок подачи жалоб по земельным делам. При этом судебные функции феодальной аристократии были сокращены и регламентированы, а великокня­жеская власть установила для себя ряд привилегий в сфере отно­шений собственности в ущерб правам представителей всех слоев социума, в том числе боярства. Например, в ст. 63 сроки подачи жалоб в тяжбах по таким существенным делам, какими являются земельные, были установлены разными: три года для частных лиц, кто бы они ни были, и шесть лет, когда дело касалось земельной собственности великого князя.

Фрагментарность и бросающаяся в глаза неполнота первого Судебника, отсутствие в нем норм, регулирующих порядок насле­дования собственности, в том числе земельной, разграничения прав великого князя и служилых князей, бояр и других членов социума, отношения между великим князем и церковью, наделе­ния поместьем, и т. д. и т. п., не должны удивлять, так как эти правоотношения регулировались либо обычаями, либо актами, восходящими к обычаям.

Существует точка зрения, согласно которой именно Судебник 1497 г. положил начало оформлению общероссийских сословий,³²

²⁹ Подробно см.: Каштанов С. М. Социально-политическая история Рос­ сии... С. 11—20.

³⁰ Судебник 1497 г. / Подг. текста и комм. Л. В. Черепнина//Судебники XV—XVI веков. М.; Л., 1952. С 19—29 (текст), 31—34 (переводы), 37—108 (ком­ ментарий) .

³¹ Юшков С. В. Судебник 1497 г.: (К внешней истории памятника) // Уч. зап. Саратовск. гос. ун-та. Факультет хозяйства и права. Саратов, 1926. Т. 5. Вып. 3; Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М.; Л., 1951. Ч. 2. С. 359 и ел.; Судебники XV—XVI вв. С. 37—108; Флоря Б. Н. Кормленные грамоты XV—XVI вв. как исторический источник//АЕ за 1970 г. М., 1971. С. 122; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. М., 1982. С. 110—137.

³² Данилова Л. В. Становление системы государственного феодализма в Рос­ сии: причины, следствия // Система государственного феодализма в России: Сб. статей. М., 1993. С. 41, 77. Впрочем, Л. В. Данилова констатирует, что до Собор­ ного уложения 1649 г. «в России не было четкого юридического оформления со­ словий» (Там же. С. 79).

40

а в дальнейшем и сословной монархии.³³ Однако строго говоря, сословия — корпорации, имевшие свой регламент (писанный или традиционно передаваемый в устной форме), который «не давался корпорации сверху властью», а «вырабатывался самой этой груп­пой на принципах всеобщего согласия и самоуправления (либо за­имствовался ею у другой подобной же корпорации, как, например, городское право)».³⁴ Поэтому, если исходить из этой принятой в науке дефиниции, то в XV—XVI вв. сословия в Русском государ­стве не сложились, хотя постепенно создавались корпорации не­сословного типа, обширные обязанности которых и весьма ограни­ченные права определялись великокняжеской, а затем и царской властью.

Организация власти в стране, территориально выросшей толь­ко лишь при Иване III в несколько раз, не претерпела кардиналь­ных сдвигов. Новая система властных полномочий привела все же к ряду изменений в управлении государством. К концу великого княжения Ивана III число бояр достигало пяти человек, окольни­чих — тоже пяти человек.³⁵ В то же время нет никаких свиде­тельств (даже в сфере терминологии) институционализации Бояр­ской думы. По всей видимости, бояре и окольничие выполняли от­дельные, самые ответственные поручения великого князя, они возглавляли специальные боярские комиссии для ведения внеш­неполитических переговоров, суды по земельным и разбойным де­лам и т. п.³⁶ Боярам в порядке персональных поручений делеги­ровались великим князем самые различные распорядительные функции вообще, во время его отсутствия в Москве в частности, возможно, даже в этом случае — вся полнота власти.

Реальными рычагами государственного управления на черно­сошных землях оставались наместники и волостели, чья деятель­ность находилась под малоэффективным контролем великого кня­зя, бояр и казначеев, стоявших во главе великокняжеской канце­лярии — Казны. Впрочем, несмотря на размежевание в 60-е годы XV в. между черными и дворцовыми землями, которые обслужи­вали нужды великокняжеского дворца и управление которыми бы­ло поручено дворецким, последние наряду с этой функцией, впос­ледствии становящейся для них единственной, в течение длитель­ного времени принимали участие в ряде общегосударственных дел, в том числе в осуществлении контроля за кормленщиками. Это свидетельствует не только о том, что властные полномочия фун­кционально еще были не дифференцированы как по горизонтали, так и по вертикали, но и о том, что великий князь воспринимал государство как большую вотчину, ему принадлежащую. Поэтому именно дворецким наряду с введенными боярами была делегиро­вана великим князем функция осуществлять от его имени суд по-

³³ Там же. С. 79.

³⁴ Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 171.

³⁵ Зимин А. А. Состав Боярской думы в XV—XVI веках // АЕ за 1957 г. м., 1958. С. 48.

³⁶ См.: Зимин А. А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV—пер­ вой трети XVI в. // ИЗ. М., 1971. Т. 87. С. 285.

41

следней инстанции. Иерархическая лестница дворцовых чинов включала также (по нисходящей) ясельничих, сокольничих и по­стельничих, участвовавших не только в управлении различными отраслями дворцового хозяйства, но и в управлении государством. На дворцовые должности назначались лица, близкие великим князьям, из числа старомосковского боярства или дворянства. Тем самым великий князь создавал в верхних этажах власти систему, имеющую некоторые элементы равновесия: притязаниям боярской знати и княжат можно было противостоять, опираясь на дворцо­вые ведомства. Этой же цели служило и создание в Москве систе­мы «областных дворцов» во главе с особыми дворецкими, призван­ными осуществлять управление теми землями, которые в ново-присоединенных княжествах забирались в фонд дворцовых и черносошных. Великокняжеская администрация тем самым при­ходила на смену удельно-княжеской.

Механизмом, регулировавшим назначения на военно-служи­лые должности представителей старомосковского боярства, проис­хождение которых не могло стать основанием для предпочтения каких-либо родов перед другими, с конца XV—начала XVI в. ста­новится местничество, которое еще не имело массового, универ­сального применения и основывалось пока на служилом, а не ро­довом принципе.³⁷

Аппарат Казны и Дворца образовывали дьяки, распределение функций между которыми во второй половине XV—начале XVI в. только намечалось,³* хотя уже появлялись конюшенные и ямские дьяки. Всего на великокняжеской службе при Иване III был 61 дьяк.

Вся эта система власти носила ярко выраженный территори­альный, а не функциональный характер, что отражало реальную картину только начального этапа становления унитарного госу­дарства. Но и эта система управления страной была еще далека от унификации. Более того, к концу правления Ивана III остава­лись специфические условия властвования в Юго-Западной Руси, чьи земли недавно были присоединены к Московскому великому княжеству. Здесь бывшие владетельные князья превращались в служилых князей, потерявших свои суверенные права на старые земли, но при этом получавшие их же на вотчинном праве. Они участвовали со своими войсками в военных действиях Ивана III и были рангом ниже удельных князей, но формально выше старо­московских княжат и бояр.³⁹ Такого рода специфические черты местного управления в аннексированных юго-западных землях, равно как и сохранение ряда местных особенностей в Новгороде, Твери и других новоприсоединенных территориях, свидетельству­ет о том, что государству еще предстоял долгий путь до достиже­ния полного унитаризма. Но можно констатировать, что его суще­ственные элементы были заложены именно при Иване III. Специ-

³⁷ Зимин А. А. Источники по истории местничества в XV—первой трети XVI в. // АЕ за 1968 г. М., 1970.

³⁸ Зимин А. А. Дьяческий аппарат в России... С. 281.

³⁹ Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 241.

42

фическая система федерации, при которой великое княжество считалось коллективной собственностью всего рода, а уделы нахо­дились лишь во владении у отдельных членов рода, прекратила свое существование, а власть великого князя формально ни с кем не делилась.

На практике, однако, Иван III еще вынужден был ее делить с им же назначенными соправителями — сначала с Дмитрием (вну­ком, сыном старшего сына от первого брака), затем с Василием (сыном от второй его супруги Софьи, племянницы последнего ви­зантийского императора). Неудачно закончилась и попытка Ива­на Ш провести секуляризацию монастырского и церковного зем­левладения и превратить церковных иерархов в государевых слуг, встретившая, хотя и был недавний прецедент — конфискация церковных земель в Новгороде, — яростное сопротивления церк­ви.

Впрочем, распоряжение высшими церковными должностями оставалось в руках великого князя, как и верховное право собст­венности на имущество, переданное церкви. Под контролем госу­дарства находились и управление приходским духовенством, и от­ношения между различными слоями духовенства.⁴⁰ Несмотря на это последнее обстоятельство, православная церковь, владея ог­ромным имуществом, защищенным иммунитетными привилегия­ми, сохраняла значительные элементы самостоятельности в отно­шениях со светской властью. Кроме того, идеологи сильной цер­ковной власти пытались обосновать первенствующее положение в государстве духовных иерархов и подчиненное — монарха. Все это свидетельствует о том, что власть великого князя еще не была аб­солютной. Однако претензии на такой ее характер проявлялись в полной мере, и тенденция эволюции монархии в данном направ­лении стала доминирующей. В этой связи возникла необходимость утвердить идею политического суверенитета Русского государства — как внутри страны, так и во внешнеполитической практике.

Основная внутриполитическая задача — закрепление достиг­нутого единодержавия — первоначально идеологически мотивиро­валась исконностью политической власти великого князя, ее преем­ственностью, опирающейся на наследственные права, восходящие к киевскому периоду и переходящие через Владимирско-Суздаль-скую Русь к Москве, с безраздельной полнотой этой власти и ее внешнеполитической функцией (оборона от врага)/¹ Эта док­трина возникла в процессе борьбы Ивана III за присоединение Новгорода и приписывается ему, заявившему, согласно летопис­ному своду 1472 г., послам, направляемым в Новгород зимой

⁴⁰ См.: Флоря Б. Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных славян: (Эпоха средневековья). М., 1992. С. 118—126

⁴¹ Алексеев Ю. Г. Историческая концепция Русской земли и политическая концепция централизованного государства // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы идеологии и культуры. Л., 1987. С. 141 — 143.

43

1470/71 г.: «Отчина есте моя, людие Новгородстии, изначала от дед и прадед наших, от великого князя Володимира, крестившаго землю Русскую, от правнука Рюрикова, перваго великого князя в земле вашей. И от того Рюрика даже и до сего уже знали есте один раз тех великих князей, преже киевских, до великого князя Дмит-реа Юрьевича Всеволода Володимерьского. А от того великого кня­зя даже и до мене род их. Мы владеем вами, и жалуем вас и бо­роним отовселе. А и казнити волны же есмы, коли на нас не по старине смотрети начнете».⁴²

Обращает на себя внимание персонифицированный характер изложения истории государственной власти. Тем самым она при­обретает патримониальную форму, характерную для средневеко­вого сознания, и свидетельствует об интерпретации Иваном III единодержавия не иначе, как в форме единовластия.

Следующим этапом выработки концепции суверенных прав Ивана III как главы унитарного суверенного государства стала концепция митрополита Зосимы, провозглашенная им в преди­словии к «Изложению пасхалии» 1492 г. Согласно ей, история русской государственности становится частью истории всего пра­вославного мира. Первый православный царь Константин сотво­рил «Новый Рим» — «град Констянтина», «еже есть Царьград». Святой Владимир, крестивший Русь, назван «вторым Констян-тином», хотя подлинным Константином в настоящем является «сродник» Владимира Иван III, которого Зосима славит как «благовернаго, христолюбивого великого князя..., государя и са­модержца всея Руси, нового царя Констянтина новому граду Констянтину — Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя».⁴³ Эти два уподобления — Ивана III византий­скому императору Константину и Москвы Константинополю — носит характер противопоставления и вытеснения «новым гра­дом», т. е. новым центром православия, «старого», византийско­го, с опорой на евангельское предсказание: «...и будут перви по­следний и последний перви». Таким образом, Москва была про­возглашена единственным духовным центром православного мира.⁴⁴ Идея государственности приобретает характер патримо­ниально-теократической.

Вскоре, однако, внешнеполитические амбиции Ивана III, стре­мившегося приобрести международный авторитет и включиться в систему международных отношений, подтолкнули его к углубле­нию и видоизменению концепции происхождения великокняже­ской власти. Русскому дипломату, греку Юрию Траханиоту, вед­шему переговоры со Священной Римской империей немецкой на­ции, было поручено заявить в 1489 г. о том, что род русских князей уходит в глубокую древность, когда и установились их «приятельство и любовь» с теми римскими императорами («царя­ми»), «которые Рим отдали папе, а сами царствовали в Визан-

⁴² ПСРЛ. М., 1949. Т. 25. С. 285.

⁴³ РИБ. Т. 6. Стб. 797—799.

⁴⁴ Исследование сочинения Зосимы см.: Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV—начала XVI в. М.; Л., 1960. С. 375—391.

44

тии».⁴⁵ Эта концепция отчасти заменила патримониально-теокра­тическую теорию и положила начало выстраиванию генеалогии русского государя, предки которого обладали властью еще при ве­ликом Константине и находились «в любви» с ним, что обеспечи­вало великому князю, по мысли его окружения, неоспоримую ле­гитимность внутри страны и достойное его положению место среди европейских государей.

Следующий шаг на этом пути зафиксирован в первоначальном тексте «Сказания о князьях Владимирских» — так называемой «Чудовской повести», возникшей, по предположению Л. В. Череп-нина, подкрепленному убедительной аргументацией А. А. Зими-■ на, в 90-е годы XV в.⁴⁶ В ней обосновывается преемственность вла­сти русских государей от римских и византийских императоров в рассказе о венчании князя Владимира Всеволодовича царским венцом византийского императора Константина Мономаха, кото­рый якобы подарил его Владимиру Мономаху. Правда, вероятно, текст «Чудовской повести» сложился в связи с венчанием на пре­стол Дмитрия-внука в 1498 г. и тем самым в данном конкретном случае не обосновывал власть самого Ивана III, но после опалы первого легенда довольно быстро приобрела обобщенный смысл. Значение легенды о ритуале венчания Владимира Мономаха праг­матически определялось тем, что при короновании Дмитрия-вну­ка на него возложили те же регалии, обозначенные как «бармы Мономаховы и шапка», что и на Владимира Мономаха. «Чудов-ская повесть» развивала теорию Зосимы и явилась вместе с по­следней зародышем идеи переноса империи, имевшей широкое распространение в средневековой Европе.⁴⁷

«Чудовская повесть» удревняет связь Руси и с Римской импе­рией, указывая на то, что Рюрик, предок Владимира Мономаха, был прусским князем, генеалогически восходившим к самому Ав­густу (преемнику Юлия Цезаря), создателю Римской империи и правителю, при котором была основана христианская церковь.⁴⁸ Новая генеалогия великокняжеского рода, знаменовавшая отказ от варяжских корней, которые провозглашались еще в «Повести временных лет», и замену их германскими, связана с упадком мо­гущества скандинавских завоевателей и осознанием ведущего по­ложения в Европе Империи.

Таким образом, генеалогическая связь великокняжеского рода с Империей призвана была уравнять его с родом императорского

^{4 5} Памятники дипломатических сношений древней России с державами ино­ странными (далее: ПДС). Т. 1: Памятники дипломатических сношений с Импе- риею Римскою. СПб., 1851. Стб. 17—18.

⁴⁶ Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв. С. 16; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 148— 159. Р. П. Дмитриева полагает, что «Сказание о князьях Владимирских» было пер­ вичным по отношению к Чудовской повести и датирует их вторым и третьим де­ сятилетиями XVI в. (Дмитриева Р. П. О текстологической зависимости между разными видами рассказа о потомках Августа и дарах Мономаха // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30).

⁴⁷ Хорошкевич А. Л. История государственности в публицистике времен цен­ трализации // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 116—117.

⁴⁸ Там же. С. 119—120.

45

дома. Она, по-видимому, имела и другие, внешнеполитические, аспекты. В частности, «Чудовская повесть» противостояла претен­зиям литовских великих князей доказать римское происхождение литовцев, и особенно теориям Яна Длугоша, согласно которым русские князья еще в начальной истории Киевской Руси были под­данными поляков, а все русские — и юго-западных, и северо-вос­точных, и северо-западных земель — подданными поляков и ли­товцев.⁴⁹ Более того, в ранних русских генеалогиях литовских князей, существовавших вместе с «Чудовской повестью», их пре­док Гедимин лишен знатного происхождения, а сами они связы­ваются с русскими великими князьями.⁵⁰ «Чудовская повесть» фактически обосновывала также претензии русского великого князя на Балтику, поскольку, согласно ей, именно в Пруссии на­чал княжить великий князь, прежде чем прибыл на Русь.⁵¹ Нако­нец, отказ от варяжских корней великокняжеской династии в «Чудовской повести» также имел внешнеполитическую направ­ленность. Русско-шведская война, начавшаяся в 1496 г. из-за Вы­борга, и вообще борьба между Россией и Швецией за карельские земли, возможно, предопределила отчасти генеалогическую пере­ориентацию.⁵²

Претензии Ивана III на генеалогию, восходящую к римским цезарям, а следовательно, на свое равенство с императором Свя­щенной Римской империи немецкой нации были им подкреплены учреждением не позднее 1497 г. печати с двуглавым орлом, сим­волом власти, верховенства, принятым за полстолетия до этого (в 1442 г.) в качестве государственного герба императором Фридри­хом III,⁵³ заимствованием некоторых элементов имперского дип­ломатического протокола.

Однако первая попытка реально встать вровень с европейскими монархами не увенчалась для Ивана III полным успехом. Об этом свидетельствует, в частности, его отказ от коронования в качестве царя. Принятие этого титула (=императору) означало бы реализа­цию имперских амбиций — не только сосредоточение всей власти в руках его носителя внутри страны (с усиливающимися внешне­политическими территориальными притязаниями), но и получе­ние исключительного права представлять ее в международных от­ношениях,⁵⁴ признание престижа государства и его права на су­веренитет.

55

⁴⁹ Там же. С. 122.

⁵⁰ Бычкова М. Е. Отдельные моменты истории Литвы в интерпретации рус­ ских генеалогических источников XVI в. // Польша и Русь: Сб. статей. М., 1974.

⁵¹ Хорошкевич А. Л. История государственности в публицистике времен цен­ трализации. С. 122.

⁵² Там же. С. 123.

⁵³ Хорошкевич. А. Л. Символы русской государственности. [М.], 1993. С. 21—28.

⁵⁴ Хорошкевич А. Л. Царский титул Ивана IV и боярский «мятеж» 1553 г. // Отечественная история. 1994. № 3. С. 25.

⁵⁵ См.: Лакиер А. История титула государей России//ЖМНП. 1847. Ок­ тябрь—ноябрь; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800-й год). М., 1894. Ч. 1. С. 1.

46

Правда, в сношениях с Ливонией Иван III и его наследник иногда назывались «царями»,⁵⁶ этот титул признавали за Ива­ном III (так же, как за его преемником — Василием III) ганзей­ские города и ливонской магистр,⁵⁷ а любекский городской совет в 1489 г. титуловал его даже «императором всея Руси». Но импе­ратор Империи называл Ивана III только «государем всея Руси», «государем русским». И все же этот титул в отличие от титула «великого князя», первого среди равных, «господина» в ряду дру­гих «господ», означал, что его носитель — единственный, возвы­шающийся надо всеми неполноправными подданными-министери-алами, тем более что с 1500 г. Иван III добился его признания да­же литовским князем.⁵⁸

Эта так называемая субъективная часть титулатуры, состоя­щая из наименования носителя титула, сочеталась со второй, объ­ективной (территориальной) частью, содержавшей перечисление подвластных ему земель.⁵⁹ Эта часть титула к концу великого княжения Ивана III определялась следующим образом: «Влади­мирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тфер-ской, и Югорский, и Вятцкий, и Пермский, и Болгарский и иных».⁶⁰ Титул «Болгарский», имевший в виду Казанское ханство, и титул «Псковский» были титулами притязаний и отражали вас­сальное подчинение великому князю, а не прямое вхождение в состав Русского государства.⁶¹ Появление на первом месте титула «Владимирский» вместо прежнего (с 1449 г.) «Московский и Вла­димирский» связывается с легендарной генеалогией именно вла­димирских великих князей, восходящей якобы к роду Августа-ке-саря.⁶Я

Параллельно с борьбой за расширение территории государства и международный престиж его главы Иван III вел активную внеш­нюю политику, направленную на установление экономических от­ношений на Юге, Западе и Северо-Западе и вообще международ­ных связей (инструментом которых, в частности, были династи­ческие браки Ивана III с Софьей Палеолог и его сына Ивана Ивановича Молодого с Еленой Волошанкой). В 1485—1494 гг. бы­ли заключены союзы с Молдавией, Венгрией, Империей, Данией, которые имели антиягеллонскую и антиганзейскую направлен-

⁵⁶ Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV—начала XVI в. М., 1958. Т. 2. С. 521.

⁵⁷ Хорошкевик А. Л. Русское государство в системе международных отноше­ ний конца XV—начала XVI в. М., 1980. С. 87, 116—117.

⁵⁸ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Поль­ ско-Литовским государством. Т. 1 : 1487//Сб. РИО. СПб., 1882. Т. 35. № 64. С. 296—297.

⁵⁹ Хорошкевич А. Л. Из истории великокняжеской титулатуры в конце XIV— конце XV в. (на примере Московского княжества и Русского государства) // Рус­ ское централизованное государство: образование и эволюция. XV—XVIII вв.: Чте­ ния, посвященные памяти акад. Л. В. Черепнина. М., 1980 С. 27.

⁶⁰ ПДС. Т. 1. Стб. 37, 38.

⁶¹ Каштанов С. М. О титуле Московских государей XV—XVII вв. // Россия в X—XVIII вв. : Проблемы истории и источниковедения. Тез. докладов и сообще­ ний Вторых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1995. Ч. 1. С. 230.

⁶² Там же. С. 230—231.

47

ность, связанную с постоянным антагонизмом России и Великого княжества Литовского, заключившего союз с ганзейскими города­ми. Попытки Ивана III заключить союзы с итальянскими города­ми не увенчались успехом, но длительные дипломатические кон­такты с ними приводили к притоку в Москву итальянских ма­стеров-ремесленников, литейщиков, архитекторов, денежников, ювелиров. Подобные же контакты устанавливались с Венгрией, Империей, Данией, Шотландией, Пруссией. Особенно впечатля­ющим было строительство итальянскими архитекторами соборов Московского Кремля, Грановитой палаты и других зданий, пере­стройка стен и башен Кремля. Таким образом, Россия вышла из состояния культурной и политической изоляции. Но церковь, сто­явшая на позициях богоизбранности православной религии и на­родов, ее исповедующих, осознавая свою мессианскую роль, пре­пятствовала инославным культурным контактам и влияниям, вела постоянную борьбу с проникновением (часто мнимым) «латин­ства» в Россию.

Оценивая итоги великого княжения Ивана III в сфере государ­ственного строительства, следует иметь в виду, что единство ему подвластных территорий скреплялось слабым и архаически орга­низованным аппаратом, не имевшим возможности управлять стра­ной централизованно. Впрочем, средневековые государства по своей природе и структуре и не могли быть централизованными. Поэтому получившая широкое распространение концепция, со­гласно которой к концу XV в. относится образование Русского централизованного государства,⁶³ встретила решительные возра­жения.⁶⁴ А. А. Зимин противопоставил ей другую концепцию и показал, что объединение земель под великокняжеской властью само по себе еще не означало создания централизованного госу­дарства, а всего лишь единого государства и что следует избавить­ся от переоценки степени централизации государственного аппа­рата в России.⁶⁵ Она в большей степени соответствует реальному положению страны, но не учитывает наличия огромного массива земель, населенных русскими людьми, исповедовавшими право­славие и входящими в состав Великого княжества Литовского.

Можно констатировать, что поставленная Иваном III задача достичь единовластия и единодержавия была им решена, хотя и не в полном объеме. Государство, суверенным главой которого

^{6 3} Ее обоснованию посвящена фундаментальная монография Л. В. Черепнина «Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв.» (М., 1960).

⁶⁴ В частности, А. Л. Хорошкевич выступила против самого понятия «центра­ лизованное государство», считая его необоснованным теоретически, не наполнен­ ным конкретным содержанием, не внесшим ясности в историографию и не способ­ ствовавшим глубокому пониманию развития русской государственности {Хорошке­ вич А. Л. Опричнина и характер Русского государства в советской историографии 20-х—середины 50-х годов // История СССР. 1991 № 6.

⁶⁵ См.: Зимин А. А. Россия на пороге нового времени: (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972.

48

стал Иван III, все в большей степени приобретало черты унитар­ного.

На протяжении всего XVI в. и даже отчасти XVII в. унитарные черты государственного устройства России получали дальнейшее развитие. И вообще по направлениям и методам реализации вся внутренняя и внешняя политика русских государей XVI—XVII вв. была развитием, разумеется, с рядом модификаций, тех основ, ко­торые закладывались Иваном III. Российская империя строилась именно на том фундаменте, существенная часть которого была со­оружена уже в конце XV—начале XVI в.

Процесс объединения русских земель при Иване III происхо­дил не на основе экономической консолидации, не в результате социальных и политических компромиссов, а путем насильствен­ного присоединения их к Московскому княжеству с опорой на во­енную мощь. Попытка включения в состав России территорий, на­ходящихся в составе Великого княжества Литовского и населен­ных русскими, также была связана с войнами. Наметились направления экспансии на северо-запад (к Балтийскому морю) и на Восток — в Поволжье, Заволжье и далее на Урал и в Зауралье. Она была связана, в частности, с невыгодным геополитическим положением России — открытостью границ, оторванностью от мо­рей, затруднявшей внешнеполитические и торговые контакты, ко­ротким летом и громадными неосвоенными территориями, обус­ловливающими экстенсивность сельскохозяйственного производ­ства, что в свою очередь постоянно требовало приращения земель.

Встав на путь насильственного объединения земель, населен­ных русскими, и завоевания других территорий, великие князья, а затем и цари провоцировали тем самым перманентную ситуацию действительной внешней угрозы, стимулирующую в свою очередь, с одной стороны, укрепление и увеличение в формирующемся го­сударстве правящей элиты и войска вообще, обеспечивая их един­ственно возможным тогда способом — наделением все новыми и новыми поместьями, — ас другой, продолжение завоевательных войн с целью получения для этого необходимого земельного фонда и удержания в составе Руси ранее завоеванных территорий. В силу сказанного выдвинутая П. Н. Милюковым концепция складыва­ния русской государственности под влиянием исключительно внешних потребностей самозащиты и самосохранения,⁶⁶ развитая и ставшая в советской историографии под влиянием высказываний И. В. Сталина⁶⁷ господствующей, представляется не соответству­ющей действительному положению.

Безусловно, все средневековые государства в любой момент могли стать и становились объектом внешней экспансии. Не иск­лючением была и Русь. В частности, Великое княжество Литов­ское придерживалось позиции, согласно которой все русские земли являются составной его частью. Но ведь, по официальной концеп­ции Москвы, и Литва входила в состав России. Что касается ор-

^{6 6} Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1898. Ч. 1.

⁶⁷ См.: Сталин И. В. Соч. М., 1947. Т. 5. С. 34.

49

дынцев, то после так называемого «стояния на Угре», распада Зо­лотой Орды и гибели в 1502 г. Большой Орды они уже не могли осуществлять территориальные захваты. Правда, Русь периодиче­ски становилась объектом набегов крымцев, но их цель не своди­лась к каким-либо территориальным аннексиям, да и оборони­тельные рубежи по Оке, а впоследствии строительство засечных черт в значительной степени предотвращали вторжения,⁶⁸ хотя полностью исключить их не могли. Наконец, Ливония также в это время не угрожала захватом русских земель. Напротив, она не один раз становилась объектом вторжения со стороны Руси с целью аннексирования ряда территорий.

Так что, по нашему мнению, нет оснований для поисков ка­кой-либо единственной причины интеграционных процессов, при­ведших к образованию унитарного государства и связанной с ними завоевательной политики русских великих князей и царей. Госу­дарственные внешнеполитические и внутриполитические интере­сы, однако, в той форме, в которой они проявлялись, опережали экономические возможности страны, а следовательно, их подры­вали. Вследствие этого критерии экономической эффективности в общегосударственном масштабе оказывались принесенными в жертву политическим целям и срокам их достижения. Источника­ми преодоления подобных противоречий между политической целесообразностью и хозяйственными возможностями с неизбеж­ностью становились, кроме природных ресурсов (в частности, вы­вода из сельскохозяйственного производства вследствие истоще­ния почв огромных площадей, преимущественной продажи за гра­ницу сырья при ввозе готовой продукции), усиление налогового пресса, принудительный труд и все новые территориальные при­обретения. Но все эти внеэкономические и даже отчасти экономи­ческие факторы, казалось бы, призванные компенсировать скла­дывавшийся дисбаланс, на самом деле'консервировали хозяйст­венную жизнь страны на низком уровне, усиливая ее отсталость по сравнению с западными соседями.

⁶⁸ См.: Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969.