3. Принципы обучения

Я совершенно уверен в том, что обучение в ВШТ должно строиться на следующих принципах (они же — направления учебного процесса):

1. Фундаментальное (академическое) гуманитарное образование (с включением некоторых естественных наук и специальной языковой подготовки).

2. Полноценное университетское преподавание истории, теории и практики журналистики вообще, телевизионной в частности, а также иных телевизионных профессий (на учебной базе ВШТ).

3. Художественное образование (культурологическое образование), включающее регулярные посещения театров, музеев, консерватории и пр.

11

4. Обучение в Творческих мастерских (персональных и программно-корпоративных) по примеру ВГИКа и ГИТИСа.

Соответствующим образом должна формироваться у нас и система кафедр и исследовательских центров, а также творческих мастерских и мастер-классов.

4. Структура вшт

В связи со сказанным выше представляется логичной та структура факультета, которую я сейчас изложу.

Декан — Ученый Совет

Заместители декана (в сфере научной и учебной работы): по учебной работе (одновременно: заведующий учебной частью), по научной работе, по организации обучения в творческих мастерских и художественному образованию.

Кафедры (первоначально могут существовать в виде головных кафедр, центров или лабораторий):

Общегуманитарный цикл

Кафедра словесности (русский язык, русская и зарубежная литература)

Кафедра истории и географии

Кафедра права, философии и политологии

Кафедра психологии и социологии

Культурологический цикл

Кафедра истории культуры и художественного образования Кафедра музыкальной и художественной журналистики (критики)

Общежурналистский цикл

Кафедра истории, теории и практики журналистики

Кафедра теории и социологии массовых коммуникаций и СМИ

Кафедра зарубежной журналистики

Кафедра телевизионной журналистики (или в следующем цикле?)

Кафедра радиожурналистики

Кафедра интернет-журналистики

Кафедра фотожурналистики и истории фотографии

12

Телевизионный цикл

Кафедра тележурналистики (или в предыдущем цикле?)

Кафедра телережиссуры и сценарного искусства

Кафедра телепроизводства

Кафедра телетехнологий

Кафедра телекритики и истории телевидения

Кафедра операторского искусства

Кафедра теледокументалистики

Кафедра телевизионной графики и дизайна

Кафедра истории телевидения стран СНГ и Балтии

Творческие мастерские и мастер-классы

Творческие мастерские теле- и радиоканалов, телекомпаний, телепрограмм и (возможно) персональные мастерские отдельных мастеров телевидения. Думаю, творческие мастерские должны работать со студентами 2— 4 курсов (а для магистратуры мы либо должны придумать что-то другое, либо соединять магистров с бакалаврами в соответствующих мастерских). И, соответственно, нынешние первокурсники должны поступить в эти мастерские уже в следующем учебном году. Кстати, я уже договорился об открытии еще одной такой мастерской — с каналом «Культура».

Сквозной (через бакалавриат и магистратуру) курс мастер-классов работников телевидения и других СМИ, а также политиков, общественных деятелей, деятелей культуры и искусства, экспертов в разных областях знаний.. То, что ныне у нас уже происходит в день декана.

Другие подразделения

Мультимедийный учебный центр

Учебная телестудия

Учебная радиостудия

Фотоцентр с фотостудией и фототекой

Учебный интернет-центр, в том числе и редакция интернет-сайта ВШТ

Научно-учебная библиотека, включающая собственно библиотеку, библиотеку периодики, фильмотеку, архив телевизионных программ

Социологическая лаборатория

Лингвистическая лаборатория (картотека языка телеведущих и тележурналистов)

Издательский центр с отделом оперативной печати

Редакция журнала, посвященного проблемам телевидения

Научно-методический центр

Центр (в перспективе — факультет) переподготовки кадров и повышения квалификации

1

Учебный пресс-центр

Лаборатория истории ВШТ и картотека обучающихся и выпускников (нечто вроде известной картотеки «Мосфильма»)

Лаборатория по созданию истории современных телеканалов и телекомпаний

Студенческое научное общество

Отдел технологического обеспечения и поддержки

В конечном итоге (но в обозримом будущем) мы должны создать при ВШТ Научно-исследовательский центр (институт) телевидения и журналистики.

Ближайшие задачи (помимо очевидных)

1. Начать сбор учебного архива старых и современных телевизионных программ.

2. Начать сбор и архивирование важнейших публикаций и публикаторов текстов о телевидении.

3. Начать записи интервью наиболее авторитетных и известных деятелей отечественного телевидения (оформлять как курсовые учебные работы).

4. Начать выпуск научного альманаха под условным названием «Телевидение, журналистика, общество».

5. Создать сайт ВШТ.

6. Создать Подготовительные курсы для абитуриентов.

7. Создать Курсы повышения квалификации для работников телевидения (к следующему учебному году).

8. Организовать систему проведения летней учебной практики наших студентов на телеканалах стран СНГ.

9. Учредить и организовать Международный конкурс-фестиваль молодых тележурналистов.

10. Создать ежемесячный журнал, посвященный проблемам телевидения.

Виталий Третьяков

ТВ: ОТ УЖАСНОГО К ВЕЛИКОМУ

Сегодня в Санкт-Петербурге открываются IX Международные Лихачевские научные чтения. Одна из главных тем этого ученого собрания в нынешнем году — телевидение. Думаю, что выбор правилен.

Впрочем, о телевидении говорят постоянно. Но, по-моему, разговоры текут сами по себе, а телевидение продолжает развиваться по законам, самим им над собою поставленным, и общество все никак не может найти удобоваримый для себя образ сожительства с этой порожденной им самим, но его же и подчинившей системой.

Применительно к телевидению работают самые смелые метафоры. В разгар предвыборной кампании 1999 года я определил телевидение как политическое ядерное оружие. И, по-моему, попал в точку. Во всяком случае до сих пор ни одного факта, опровергающего это сравнение, обнаружить мне не удалось.

Проблема, однако, в том, что так сказать натуральное ядерное оружие можно запретить и даже ликвидировать. С телевидением этого сделать нельзя даже теоретически. Более того, его даже ограничить (в смысле — минимизировать) не удастся. Напротив, экспансия телевидения продолжается — и предела ей не видно. И восприятие телевидения как чисто политической проблемы (в парадигмах «власть-оппозиция» или «власть-общество») давно уже является слишком узким.

Безусловно, при своем появлении телевидение стало тем благом научно-технического прогресса, которое осчастливило многих (обогатив избранных) и довело публичность (как тогда показалось — демократичность) политики почти до предела. Но все, что способно массово раздавать «счастье», и все, что доходит до предела, становится, во-первых, вещью в себе, а во-вторых, ломает традиционные институты общества — основу его физического выживания.

Одной из первых жертв телевидения стала высокая культура. Берусь утверждать, что телевидение (как всякая тотальная система) вообще убивает такую культуру. Жесткость и определенность этого утверждения многими может быть оспорена (причем, мне хорошо известно, с помощью ка-

15

ких аргументов), однако я остаюсь при своем мнении, основанном, увы, не на фантазиях или абстрактных рассуждениях, а на знании. Уверен, что без целенаправленной и специально финансируемой работы всех образованных людей, без специальных программ государства обольщать себя какими-либо радужными надеждами на сей счет мы не можем.

В современном мире царит и доминирует массовая культура, главным проводником идей и образцов которой являются практически все средства массовой информации, но телевидение в первую очередь. Оно само уже стало частью и основой массовой культуры и содержательно, и индустриально, и — что самое опасное — как бизнес.

Современное телевидение тотально. А все тотальное потенциально является и тоталитарным. Превратить тотальное в тоталитарное можно нажатием одной кнопки, отдачей одного приказа. Но если в сфере политики (которая тоже во многом превратилась в разновидность массовой культуры) угроза того, что такой приказ будет дан, блокируется или, по крайней мере, лимитируется многими системами и институтами и самой политики, и гражданского общества, то в сфере культуры решающий приказ и не нужен. Никто не может сказать, где лежит точка невозврата: там, где 80 человек из ста не могут прочитать наизусть ни одного стихотворения Пушкина, или там, где это не могут сделать всего лишь 75 человек. А по моим ощущениям, за последние двадцать мы уже вошли в эту зону и продолжаем все больше и больше в нее погружаться.

В свое время выдающиеся политические и философские умы пропели гимн карнавалу, игровым формам и жизни, и воспитания, и образования. Но никто из этих умов и представить себе не мог, что «жизнь всерьез» будет прерываться игрой не время от времени, а полностью будет вытеснены ею. Но именно это вершит сегодня и во все нарастающих масштабах телевидение.

Становление телевидения как особого института журналистики, на мой взгляд, привело к тому, что к классическим и максимально связанным с литературой, с одной стороны, и с наукой, с другой стороны, журналистским жанрам (информация, репортаж, интервью и статья) прибавился пятый жанр — игра (вся сумма развлекательных передач и почти все так называемые ток-шоу). На какой-то период времени этот новый жанр обогатил и разнообразил журналистику и телевидение. Но теперь жанр игры становится самодовлеющим, он подавляет и вытесняет все остальные жанры, размывает их границы, уничтожает и научную логику, и естественные по содержанию и проявлениям эмоции. Все подменяется бессмысленным и бессодержательным развлечением и сопровождающими его гиперболизированными «эмоциональными» выплесками.

Массовая культура все упрощает, все снижает и все опошляет. Именно это мы и наблюдаем сегодня на телевизионных экранах. Пандемия мас-

16

совой культуры (порожденная, бесспорно, посредством телевидения) совпала с кризисом самой высокой культуры и профессионального искусства. Так называемый постмодернизм, сам не создав ничего даже близко приближающегося к образцам классического искусства, принялся «перерабатывать» эти образцы, уничтожая и опошляя их. Каждодневно мы воочию наблюдаем за этим процессом на экранах наших телевизоров. А масштабы процесса просто не поддаются осмыслению. Фактически они глобальны и тоже тотальны. Причем центр этой тотальности и этого глобализма лежит не только вне нашей культуры, но и вне нашей территории — вне нашей, российской, цивилизации. Странно, что задумываются наши политики об этом только тогда, когда им не нравится, как Запад освещает, например, августовскую военную операцию России на Кавказе.

К сожалению, массовая культура, две главные ценности которой — деньги и известность, через экраны телевизоров и решения «реформаторов классического образования» распространила свое влияние на школу и университеты. Новые поколения воспитываются и образовываются сегодня именно телевизором, а кто царит в нем — известно и очевидно: на одного нобелевского лауреата каждый день приходится десятки невежд и профанов.

Апологеты постмодернизма утверждают, что все не так плохо, ибо свойственная ему ирония и самоирония являются тем противоядием, которое не даст институтам и образцам высокого искусства погибнуть. Эти апологеты либо обманывают себя и нас, либо лукавят. Иронии нет, есть стеб и ерничанье. Самоиронией и не пахнет — есть скабрезное подшучивание над собственными слабостями (ибо их слишком много — за отсутствием сильных сторон), которые тут же себе прощаются.

В бытовой психологии хорошо известно то, что я называю спиралью глупости. В компании умных и воспитанных людей появляется один пошляк — и вот уже разговор стремительно движется по нисходящей, вскоре достигая максимальных глубин глупости и непристойности. И никогда — наоборот: один джентльмен никогда не поднимет до своего уровня группу перебрасывающихся привычными им шутками пошляков. Почти каждый день мы можем наблюдать это по телевизору: вошел в передачу интеллектуал — уже к середине ее он не только смеется над непристойностями, но и сам норовит рассказать что-то аналогичное.

Говорят, что развитие так называемых нишевых каналов рано или поздно приведет к тому, что поклонникам высокого искусства всегда найдется, что смотреть и где смотреть. Но если даже это правда, то возникают два вопроса: сколько этих поклонников останется? И где гарантии, что и нишевые каналы не пойдут по тому же пути, что и нынешние «многотемные»?

Мне представляется, что в целом — и с помощью телевидения в первую очередь — европейская цивилизация возвращается в самые мрачные

1

времена средневекового невежества. Судя по всему, и европейская культура, пройдя в XV—XX веках пик своего развития, умирает, а телевидение то ли специально продлевает агонию высокой культуры, то ли подгоняет ее летальный исход.

Для меня бесспорно, что Россия как страна, нация и государство, как особый цивилизационный субъект и человечества вообще, и евроатлан-тической цивилизации в частности, либо погибнет, либо превратится в нечто совершенно на себя не похожее, если ее культурные образцы будут опошлены и низвергнуты, а культурные коды уничтожены. Следовательно, выбор прост: либо смириться, либо бороться. Не столько за телевидение, сколько с его же помощью.

Как бороться? В частности, так, как с невежеством боролись всегда: уже на студенческой скамье воспитать и готовить таких специалистов в сфере телевидения, которые бы, придя туда, где телевидение «делается» практически, пытались не позволить окончательно и безвозвратно уничтожить высокую культуру и великое классическое искусство, навечно поменять местами верх и низ.

Мы в самом начале этого пути. В самом начале...

Первая публикация: Известия, 14.05.09

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ

Генеральный директор Первого канала Константин Эрнст отвечает на вопросы Михаила Леонтьева

— Вопрос не отличается оригинальностью: телевидение и кризис. Что происходит с телевидением в кризис? Как все это будет жить?

— Телевидение является одной из тех немногочисленных областей российской экономики, в которой на протяжении последних восемнадцати лет процесс шел довольно динамично и последовательно. Некоторые области экономики не прошли еще и трети этого пути. Это случилось потому, что телевидение с конца 80-х было на пике общего внимания. И что бы ни говорили наши многочисленные оппоненты и критики, русское телевидение, безусловно, входит в пятерку лучших в мире.

— Имеются в виду большие эфирные каналы?

— Конечно. Как и в любой стране, у нас есть большая тройка. В некоторых странах она становится большой четверкой. Во Франции ведущим каналом является «TF-1», и никто за все это время к нему даже близко не подошел. Осенью 1998 года после дефолта рынок схлопнулся вплоть до отсутствия. Первый канал собрал своих рекламодателей в конце декабря и взял на себя обязательства по размещению рекламы в эфире бесплатно. Потому что деньги за эту рекламу, которые уже взял у рекламодателей наш тогдашний медиаселлер, — они исчезли. По утверждению владельцев, компания обанкротилась. И мы взяли на себя ответственность размещать рекламу за деньги, которые уже не получим.

— Курами не отдавали?

— Нет, кур тогда еще не было, но лисы были... Общий рекламный рынок 1999 года был чуть больше 150 млн. долларов на все русское телевидение. А сейчас мы говорим о сумме около пяти миллиардов долларов... Правда, это цифры 2008 года.

— И что же случилось сейчас с этим шикарным телевидением?

— С телевидением все происходит довольно инерционно. С одной стороны, большие компании покупают рекламу заранее и на целый год, но у них есть возможность забирать свои деньги назад, что и произошло в конце 2008-го. По разным каналам падение — от 30 до 50% по сравнению с прошлым годом (в долларах).

1

— Это падение затрагивает жизненно важные органы?

— Телевидение — бизнес, построенный на постоянных реинвестициях. Ты должен вкладывать деньги в продукт, который выйдет в эфире через год — через два. Даже в лучшие времена мы все равно находились в системе постоянных коротких кредитов. Потому что поступление рекламных денег неравномерно, а затраты — они ежедневные. И не только на производство программ и фильмов и зарплату двух с половиной тысяч человек... Например, никто же не задумывается, что Первому каналу надо заплатить 130 млн. долларов только за распространение своего сигнала на территории Российской Федерации. Причем рекламодатели не заинтересованы в принципе в размещении рекламы в населенных пунктах с численностью населения менее 200 тысяч человек. А это 70% наших зрителей. И это даже больше, чем 70% стоимости распространения сигнала.

— То есть с точки зрения коммерции канал платит за воздух?

— Да. Рекламодатели подтверждали, что если канал уберет из зоны своего вещания города «200 минус», то деньги будут те же. Так как мы являемся акционерным обществом, я запрашивал совет директоров на трату этих денег. Потому что в принципе я как руководитель акционерного общества не должен допускать расходов, не приносящих доходов. Но это, конечно, лукавая фраза. У Первого канала главная функция — некоммерческая. Хотя — это удивительное дело — сколько ни говорю я во всех своих интервью, на всех официальных встречах, подавляющее большинство наших зрителей и даже журналистов не знают, что Первый канал не получает бюджетных денег. Так что работаем для народа, но не за народные, а за коммерческие деньги, которые сами и зарабатываем. Но в последнее время, надо сказать честно, получаем от государства субсидию на трансляцию в тех самых городах «200 минус», как ее получают все федеральные каналы.

— И не обращались за помощью во время кризиса?

— Мы обратились с просьбой помочь нам в открытии кредитной линии во Внешторгбанке.

— А просто так Внешторгбанк не хотел денег давать?

— Просто так любой банк предлагает такую ставку, что лучше и не занимать.

— А кино для канала — это доход или расход?

— Ни один фильм, произведенный каналом, прокатанный в кинотеатрах и проданный на DVD, не был не то что убыточным — все наши фильмы были прибыльными. Из топ-10 чемпионов российского проката половина — нашего производства. А вечные телевизионные права, считай, достаются каналу бесплатно.

— Вот во время Великой депрессии кино в общем-то расцветало, это был, собственно, расцвет Голливуда...

— Потому что не было телевидения. Рассказы про то, что сейчас в депрессию расцветет кино, — это чушь. Потому что телевидение бесплатно.

20

— То есть «кино» во время кризиса будет телевидением?

— Да. То есть телевидение будет кинематографом. Кинематографом второй Великой депрессии.

— То есть практически получается, все кинопроизводство уйдет в сериалы?

— Ну, все, конечно, не уйдет. Безумство храбрых останется. Песни, правда, будут скорее печальными. Но дело не в этом. Тут есть такая проблема. Абсолютно уверен, что экономические кризисы впрямую связаны с культурными. Почему искусство предчувствовало все глобальные переломы в мировой истории, в экономике? Конец каждого экономического периода связан не только с чистой экономикой, а в первую очередь с изменением социальной психологии и культурной практикой, которая этот экономический период порождает. И когда назревает кризис культуры, который приводит к кризису экономики, отдельные остро чувствующие представители этого общества (назовем их художниками) пытаются отказаться от уже не актуального описания окружающей жизни. Они начинают «биться в клетке». И по тому, как авангард предсказал слом предыдущей истории в конце XIX и особенно остро в начале XX... Художники сообщали о том, что это время заканчивается, что этим языком уже разговаривать нельзя и необходимо что-то менять. Художники обычно не знают, ЧТО нужно менять, они просто острее других чувствуют боль.

Мне кажется, что мы сейчас находимся в очень похожей ситуации. Безусловно, в мировом кино, в мировой литературе, живописи и многих других видах искусства — затянувшийся кризис. Как идей, так и формы. На российском телевидении последние два года это очень ощущается.

Все, что работало на протяжении последних пятнадцати лет, вдруг перестало работать. И вообще, плотность проживания жизни в информационную эпоху двадцати последних лет — это половина прошедшего века. Все происходит быстрее, неожиданнее и вследствие этого кажется неотвратимей.

— То есть творческие идеи перестали держать аудиторию?

— Старые идеи — перестали. 20-летие, которое началось со «Взгляда», когда проговаривалось новое время и вырабатывалось новое телевидение, закончилось. Авангард, пройдя через фазу классики, стал архаикой. Этим языком больше разговаривать нельзя. Все привычные формы и форматы еще существуют и как бы ничем не хуже тех, что были год или два назад. Просто они больше не нужны. Русское телевидение сейчас стоит на пороге глобальной трансформации. Года два назад я сказал своим сотрудникам, что эпоха гламура кончилась. Гламур был некой моделью, которая проговаривала ситуацию в коллективном бессознательном. Многие как думали? В начале 90-х, когда происходила рассадка на поезда, часть людей как будто села в электричку, ехавшую в район Рублевки, а другие сели не в те электрички. И получилось, что якобы это была ошибка выбора. И все смот-

21

рели и говорили: «Эти козлы! У них ничего нету своего. Эта просто спит с тем, с кем надо. А этот наворовал у государства денег». И это была модель: ты как бы ничего не делаешь, а все у тебя хорошо. И огромное количество людей завидовало вот этому успеху. Это — русская традиция. Было ощущение, что ты лежишь на печи... Одни просто поехали на этой печи в правильную сторону, и все происходит само собой.

— Это именно русская сказка, в отличие от американской...

— Да, абсолютно русская сказка, классическая. Причем многие вовсе не наворовали, а просто заработали, потому что ишачили по 18— 20 часов в день, рисковали жизнью, здоровьем и, в общем, были гораздо более активными и талантливыми. И девушки эти не только за счет избирательной доступности продвинулись. Ну и вообще, было все не совсем так. Это вечное русское убеждение, что я лучше и я честнее и я не богат и не знаменит только потому, что я не хочу во всем этом мараться. Это такое счастливое оправдание своей лени и пассивности. Православие, кстати, тоже свою роль сыграло. Потому что, в отличие от протестантской этики, православие... ну, скажем, неамбициозность... поддерживает...

А года два назад и гламурные персонажи вдруг что-то стали несчастливы, и кто-то разорился, кого-то посадили... И люди стали говорить: «О! Оказывается, и они не туда поехали! Дорога-то была к взорванному мосту!» И нашлись новые оправдания. Они все переживали, что сели не на ту электричку. А теперь стали оправдывать себя тем, что электричка была не туда, поэтому они опять молодцы...

Какая самая главная сказка в русской ментальности? Это сказка о рыбаке и рыбке. Она про глобальное отсутствие чувства меры, во всем. Русский человек чувством меры, в среднем, не обладает. Если уж работает, то работает так, что глаза из орбит. Если зажигает, то сгорает дотла. Раньше это были колеса счастья, которые прокатывались мимо людей, которые на это все взирали с завистью и ненавистью. А потом это стало горящим поездом, летящим в пропасть.

— А что вместо?

— Обожди. Спустя пару лет все это проявилось и в экономике. И в России, и в Америке — все это было чрезвычайно похоже. Это стало кризисом не своей жизни, когда люди хотели позволить себе все здесь и сейчас, но в действительности позволить себе этого не могли. Во многом это попытка сублимировать стресс все более увеличивающейся скорости жизни не медитацией и сменой ритма, а немедленным походом по магазинам. Нынешний кризис — это кризис свихнувшегося от невыносимой легкости бытия шопоголика.

— Так модель-то на самом деле одна и есть...

— ...Мы-то еще в этой истории были неофиты. У нас было страшное, абсолютно неодолимое желание наслаждаться, потреблять услуги и товары

22

после десятилетий, когда мы были этого лишены. Просто какие-то моряки на дембеле. Три года внутри железки, а теперь — дискотека. Поэтому амплитуда наша побольше, но тенденция во всех странах была одна и та же. И мы прожили это не за 40 лет, как американцы, а всего за 15.

— То есть ты согласен, что это именно кризис цивилизации, эпохи, а не какой-то циклический провал?

— Я абсолютно уверен. Безусловно, это кризис эпохальный. Его основа не экономическая. При всей объективности экономических законов экономика является только частью цивилизации. Маркс, как мне кажется, ошибался. Так как надстройка формирует базис, надстройка главнее. Это кризис способа жизни, который на протяжении последних ста (плюс-минус) лет выбрала эта цивилизация. Он ее выел, как крыса сыр. Эта модель жизни началась с конца XIX века, проявилась реально после Первой мировой, а после Второй мировой победила тотально. И за оставшиеся годы эта модель съела цивилизацию в той ипостаси, в которой эта цивилизация строилась. И поэтому она, цивилизация, должна сейчас трансформироваться... Я недавно был на одном заседании, где обсуждался закон, регулирующий авторские права в Интернете. Все искренне и заинтересованно обсуждали вопрос, спорили по деталям, а я сидел и думал: это то же самое, что экономический кризис. Попытка применить каменный топор к неосознанной реальности.

— Это как в экономике: проблема не в регулировании, а в самом предмете?

— Образ Интернета для этого идеален. Регулирование авторских прав в Интернете законодательством абсурдно. Я думаю, что Интернет просто уничтожит концепцию авторского права в том виде, в котором она существует. Интернет уничтожил уже права на музыку. Сейчас, когда скорость и качество сигнала увеличатся, Интернет уничтожит видеоправа. Для меня появление Интернета и захват им довольно широких групп людей стали свидетельством конца ЭТОГО периода развития человечества. Для ЭТОГО человечества это был ящик Пандоры. Это было сообщение о появлении новой реальности. Не реальности коммуникации, мейлов, игр, поиска и прочих довольно бытовых штучек, а реальности, к которой человечество ментально не было готово. Я думаю, что даже гуру Интернета не понимали, что они делают. Пришествие Интернета — это сообщение о пришествии нового времени. Как же я теперь зауважал Маршалла Маклюэна. Он все это предсказал еще полсотни лет назад. И равных ему в предвидении сегодня что-то не видно. А в экономике глобальной происходит то же самое, что с защитой авторских прав в Интернете. Все ведущие страны пытаются воспроизвести существовавшую последние 30—40 лет конструкцию спасения, но это, кажется, уже не работает. Есть такая эволюционная теория, считавшаяся в советские времена реакционной. Суть ее заключается в

2

том, что «вид захватывает лидерство в ареале благодаря приспособительному свойству, которое в итоге являются причиной гибели вида». Объясняю для тех, кто сачковал на биологии. Саблезубые тигры сумели уничтожить всех своих врагов за счет блестяще развитых клыков и челюстного аппарата. Проблема в том, что, когда они придушили всех своих крупных врагов, остались только мелкие грызуны. И их челюсти не давали им возможности ловить и питаться мелкими грызунами. Вот такая грустная история.

— Мне почему-то напоминает Соединенные Штаты Америки...

— А за счет чего homo sapiens выиграл лидерство на всей планете? Только за счет экспрессии коры головного мозга. И я как сторонник этой теории считаю, что именно за счет этой экспрессии человечество и погибнет.

— У тебя прямо эсхатологическое видение кризиса.

— Нет, я думаю, что этот кризис еще далеко не финальный. Человечество сможет преодолеть его, если проартикулирует для себя новое время. А за счет новой культуры и новой этики сможет адаптироваться и экономика. Хотя вот смотрю я на веселого французского президента — ну, он точно не Монтень и не Вольтер... А на всех последних экономических форумах, мне кажется, обсуждают, что порвались джинсы, хотя уже оторвало ногу.

— Современная глобальная политическая система не может рефлексировать содержательные вещи. Она на это не способна в принципе.

— Не хочу проявиться как вульгарный биолог, но так получается... Популяции регулируются. Эти механизмы современной биологией исследуются. Глубокое заблуждение, что мы живем в каком-то веке торжества науки. На самом деле мы живем в средневековье — это не их «средние века», а наши «средние века». Люди не задумываются, что, например, нету ни одного препарата, который разрушает вирусы. Его не существует. Нету ни одного препарата, способного разрушить гистоновую защиту вокруг спиральки РНК. Ни одно вирусное заболевание не поддается лечению. Можно лишь активировать иммунную систему.

— Что это значит?

— Просто механизм эволюции. Нам давно уже кажется, что мы не предмет эволюции. Но, увы или к счастью, мы — предмет.

— Победа человека над природой не соответствует реальности?

— Конечно. Когда люди до такой степени не задумываются о сущностях... Когда я регулярно слышу: «Мы не будем есть генетически измененные продукты!», мне хочется сказать: «А ты сам-то? Ты же сам генетически измененный продукт. Потому что если бы ты не изменялся и если бы твои предки не изменялись — ты бы и не родился». Принцип эволюции — это постоянное изменение генома. Да, при сохранении основ. Но все время происходят изменения, которые позволят лучше приспособиться. Но мыто по-прежнему млекопитающие. На нас действуют внутриэволюционные механизмы. Природа регулирует человечество. Человечество, конечно, с природой спорит и вмешивается, не уверен, что себе на пользу.

24

И мне представляется, что мы сейчас находимся, с одной стороны, в глубоком упоении своей крутизной — «человеческая цивилизация»! Точно мы уже практически полубоги. А мы по-прежнему homo sapiens. С другой стороны, именно это — эта приспособительная функция, которая позволила нам так думать, уже нагородила много чего, чем мы не управляем, того, чего нам нашим серым веществом не понять. Я надеюсь, что все-таки в этот раз удастся докумекать. А потом, лет через сто или тысячу, натворим такого, что и схлопнемся. Так что я как раз очень позитивно настроен... Думаю, что мы исчезнем как вид, когда дойдем до границы. Но эта граница — не сейчас. Это просто пинок судьбы в область копчика для того, чтобы задумались. И надеюсь, что появятся толмачи, которые объяснят нам наступающее время.

— Как это все проецируется на современное живое телевидение?

— Обычно люди не в состоянии ответить на вопрос: «Что вы хотите видеть по телевизору?» Дальше они говорят, что много чернухи и что мало показывают научно-популярных программ. А когда их показываешь много, большая аудитория их не смотрит. И в ходе многочисленных опросов они зачастую говорят так, чтобы достигнуть собственного ощущения правильности. На самом деле просто себя обманывают. Я говорю, конечно, про большие аудитории в десятки миллионов человек. Проблема в том, что человек не может сформулировать, чего ему действительно не хватает, чего ему хотелось бы увидеть. Давайте скажем честно: большинство из нас не может ответить на вопрос, чего мы хотим в этой жизни. Не про внешнюю мишуру, а в главном. А телевизионщики последние десять лет были отравлены тем, что большинство из них имели представление о реакции людей на их продукт только по данным «TNS Гэллап», который не измеряет пристрастия аудитории, а является управляемым механизмом для обдуривания рекламодателей. «TNS Гэллап» как бы высчитывает, в каких зонах лучше продавать рекламу для целевой аудитории, и это тоже архаичная система. Все базовые учебники рекламы написаны в начале 60-х годов, когда даже структура потребления была другая. И предметом обожания рекламодателя по-прежнему является молодой мужчина 18—35 лет. А пожилая женщина является балластом для рекламы. Но когда я смотрю на рекламные блоки, в которых рекламируются стиральный порошок, мыло, молоко и разные подобного рода продукты, я понимаю, что это абсолютно банальная ошибка. В Российской Федерации зарабатывают деньги на этот товар мужчины, но покупают его пожилые женщины, обычно с низким доходом. Но за деньги этих мужчин — сыновей и мужей. И поэтому они должны быть объектом рекламы, а не эти молодые, вечно занятые мужчины. Мужчины не покупают стиральные порошки. И это еще одна из миллиардов ошибок уходящего времени.

25

— А реклама водки и пива запрещена...

— Ну, пива — нет, а что не рекламируется водка, так и слава богу. Ориентируясь на такие базовые установки, пиплметрия измеряет якобы то, что нужно рекламщикам. Это не контентный анализ, на основе которого происходит оценка качества продукта, превратил российское телевидение вот в то, чем оно является последние 5—6 лет. Оно по-прежнему качественное, но перестало чувствовать свою аудиторию и работает наугад. Потому что все время неверные рекламные исследования воспринимаются телевизионными каналами как социологические. И все время воспроизводят все более искажаемую заявку на контент.

— Считается, что телевидение само формирует аудиторию... Что телевидение должно воспитывать, как в «великие годы», а оно, телевидение, развращает. Даже не то что оно «идет за низменными вкусами», а просто формирует некоего морального урода.

— Странно от тебя это слушать. Ты много лет работаешь на Первом канале, здесь уродов не формируют. Я считаю, что «телевидение» как единый термин вообще не существует. Когда говорят: «все женщины», или «все мужчины», или «все телевидение», — все, что идет после «все», является чушью. Даже слушать не нужно. Телевидение разное.

— Тогда про Первый канал. Как ты видишь его задачу?

— Главная — сохранение единого информационного и лингвистического пространства Российской Федерации. Это позиция номер один. Вторая задача — максимально попытаться быть зеркалом текущего процесса. В разных областях — в политике, культуре, экономике. Где-то это получается...

— То есть ты считаешь, что телевидение не может быть лучше процесса?

— Это зеркало с качественной эмалью и увеличительным стеклом. В нем все отражается намного ярче и сочнее. Но чего нет — не отражается.

— Должно ли телевидение нести культуру в массы?

— Культура вообще довольно широкое понятие. А твоя фраза — в стиле материалов XXIV съезда КПСС. Телевидение не должно воспитывать в той дидактичной манере, о которой говорят люди, говорящие, что раньше телевидение воспитывало. Я не знаю, как воспитывало советское телевидение. Меня советское телевидение не воспитало. Я его сильно не любил и почти не смотрел.

— Оно никого не воспитало. По факту сегодняшнего отсутствия самого Советского Союза.

— Именно. Поэтому я считаю, что для современного текущего процесса, для России 2009 года, наивной и убогой является идея, что телевидение должно быть коллективным воспитателем. Во-первых, советский человек

26

ненавидит дидактику, а новые люди ее просто не переваривают. Во-вторых, телевидение воспитывает, но косвенно. Это система пилюль. Говорят: «Телевидение ушло в развлекуху». Да, в определенной степени многие вещи выглядят гораздо более развлекательными, чем на самом деле являются. Люди не любят горькие таблетки. Облатка — веселенькая и сладкая — нужна для того, чтобы ты проглатывал такие вещи. Людям кажется, что они смотрят сериал для того, чтобы развлечься, просто провести время, похохотать или поужасаться. А на самом деле... Почему в первые годы такая популярность была у русских сериалов про реальность? Потому что, когда глобально изменилась ценностная шкала, люди не знали, как себя вести в новой реальности. И они принимали это как модель поведения. Которая проговаривалась под видом развлекухи. В целом общество само выработать модели поведения не может. Основная суть художественной литературы, в первую очередь, и уже дочек или внучек литературы — кино и телевидения — в том, чтобы проговаривать текущую ситуацию и правильные моральные модели поведения.

— Основная претензия к телевидению как раз в том, что оно проговаривает не те модели поведения, какие кому-то хотелось бы.

— Я могу отвечать только за Первый канал. Нам тоже, конечно, свойственно ошибаться. Но мы всегда методично проговаривали те модели поведения, которые нам представлялись правильными. И мы всегда думали об этом. С точки зрения насилия и «откровенных сцен» Первый всегда стоял в конце списка всех телеканалов. Это всегда был наш сознательный выбор. Мы очень многого не сделаем за рейтинг. И не дай бог нам подумать, что мы кого-то хотим учить или воспитывать. Человек, который думает, что он может быть учителем для своего народа, — его Кащенко заждалось... А формировать модели поведения — ненавязчиво и опосредованно — это эффективнее, чем просто учить. Учителя, извини меня, можно послать. Просто сказать: «Ты кто такой? Кто дал тебе это право?» А того, кто опосредованно формирует модели поведения, послать трудно, потому что ты этого не чувствуешь. Это происходит помимо твоей воли и сознания. Ты же развлекаешься! Так часто обидно слышать эту чушь про засилье развлекухи. Нет лучшего способа разобраться в чем-то, чем попытаться объяснить это другим. Мы сами пытались проговорить это время и правильные модели поведения и понимали их вместе с нашими зрителями.

— Скользкий вопрос: политика на телевидении. Какая задача?

— Я же сказал, что это зеркало.

— Если принять эту концепцию, что политическое телевидение — это зеркало нашей политики, то тогда «непримиримая оппозиция», грубо говоря, просто отдыхает с точки зрения того, что показывает зеркало.

— Соответствует своему реальному масштабу.

2

— Было время, когда телевидение пыталось насиловать политику. Это как раз середина 90-х. Когда на телевидении был представлен комплекс людей и идей, чей реальный вес не соответствовал «телевизионному».

— В середине 90-х телевидение отражало реальный политический процесс. Он был весьма многополярен. И, по-моему, никто этим не был счастлив.

— Они в обществе были представлены не так, как на телевидении.

— Я еще раз говорю, это зеркало с увеличительным стеклом. Оно просто какие-то вещи увеличивало несоразмерно, а по краям искажало. Но оно отражало процессы всегда.

— А что будет в будущем?

— Я думаю, что живые силы телевидения, а у нас есть живые люди на телевидении, которые думают головой и чувствуют родничком, в течение нескольких ближайших лет, ошибаясь и находя, они выработают тот язык, который будет проговаривать наступающее время.

— Они выработают его раньше политики или позже нее?

— Я думаю, что раньше. Политологи слишком часто ошибались в последние десятилетия. Вот и великий Фукуяма доблестно обделался. Давай не будем идти его путем. При всех нотках эсхатологических, которые ты от меня услышал, я очень позитивно смотрю вперед. Этот глобальный кризис — он очередной, но раз в сто лет такие бывают. И homo sapiensампока еще поможет серое вещество. А будущее — его нельзя предсказать, его можно сделать.

— Это — оптимизм! То есть до «большого взрыва» и превращения Солнца в какого-то карлика мы не доживем. Это будут не наши проблемы.

— Знаешь, один из базовых кризисов — это кризис осознания. Человек не в состоянии понять бесконечность, что бы ни утверждали квантовые физики. Вот ты понимаешь, что такое бесконечность?

— Существует единственный способ осознания бесконечности — это Господь Бог.

— Да, конечно. И поэтому... Я, с одной стороны, будучи сформированным воспитанием и образованием как явный агностик, довольно религиозно настроен. Это сознательный выбор, который позволяет существовать в реальности, не превращаясь в параноика.

Первая публикация: журнал «Однако», 2009, пилотный номер

А.А. Новиков-Ланской,

заведующий кафедрой истории

телевидения и телекритики

ТЕЛЕВИДЕНИЕ КАК ТЕКСТ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ: НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ

Ругать отечественное телевидение давно стало хорошим тоном. Оно и впрямь дает много поводов для критики: высоконравственным и вегетарианским его точно не назовешь. В частности, предвыборное роптание на вульгарную, кровожадную и развращающую молодые умы телеиндустрию превратилось в излюбленное занятие политиков — главных охранителей общественных норм и чистоты вкуса.

Производители телевизионной продукции, в свою очередь, оправдываются бесхитростно и убедительно. Мол, телевидение у нас коммерческое, живем по законам рынка, существуем за счет одной лишь рекламы, которая реагирует только на рейтинги. Клиент — то бишь зритель — всегда прав. Телевизор — зеркало зрительской души, и нечего на него пенять. А при желании можно взглянуть на мизерные рейтинги «Культуры». Ну, не по вкусу целевой аудитории опера-балет — не насильно же заставлять смотреть!

Что ж, аргумент серьезный, ибо касается денег. И его, в общем, принимают, переводя обсуждение в плоскость выработки решений. Одни говорят, что нужно делать государственное телевидение, как при советской власти, или общественное, как в благородной Великобритании. Другие призывают учредить почтенный совет «смотрящих» — чтоб следил, выявлял и публично осуждал. Третьи с конспирологическим задором начинают искать (и ведь находят!) вездесущую руку закулисы, медленно, но верно душащую целомудренного русского зрителя. Есть еще группа оптимистов с футуристическим взглядом на мир, уверенных, что ежели пустить на самотек, то все само собой сложится хорошо: возникнет нишевое телевидение, и каналов будет столько же, сколько людей, и каждый получит по своим индивидуальным потребностям. С ними заодно и реалисты-элитаристы, которые говорят: оставьте все как есть, дайте трудящимся массам калорийного хлеба и легко усваиваемых зрелищ. И еще припоминают мудрого китайского даоса Лао Цзы, учившего, что просвещенный народ несчастлив и неуправляем. Правда, говорил он это за несколько столетий до Христа — но на то она и мудрость, что не увядает в веках...

2

Однако, стоп. Мы пустились в дальнейшие рассуждения, приняв как само собой разумеющееся правомерность позиции телевизионщиков. И ведь действительно, на первый взгляд, все в их схеме гладко складывается. Даем зрителю то, что он хочет. Это свободный выбор его вкуса — как правило, неразвитого, но какой уж есть. Вкус измеряем при помощи математически точного инструмента — рейтинга, который определяется либо телеметрически (приборами, вживленными в статистически значимое число телевизоров по всей стране), либо банальным обзвоном телефонной базы: «Что нынче смотрите?» Все вроде бы верно, но если разобраться, зарытыми оказываются сразу несколько собак.

С идеологическим тезисом не будем спорить: свобода так свобода, пусть воля аудитории считается неприкосновенной. Однако остальные суждения основаны на весьма сомнительных предпосылках. Во-первых, если телевизор включен, это не значит, что его смотрят. Во-вторых, если его смотрят, это не значит, что передача нравится. В-третьих, если передача все же нравится, это не значит, что из всего телевизионного спектра нравится только она. В-четвертых, если она нравится в данный момент, это не значит, что она будет нравиться и дальше и что вкус не изменится. В-пятых, маркетологи давно сообразили, что не спрос определяет предложение, а совсем наоборот, новое интересное предложение рождает спрос. Иными словами, когда телеканалы уверяют, что дают зрителю то, что тот хочет увидеть, они обманывают сами себя. Они, может, и стараются угодить, но не могут даже теоретически, на сегодняшний день разрыв между производителем и потребителем кажется непреодолимым.

Обратная связь

Если в советские годы основным механизмом обратной связи были мешки писем, приходившие в редакции, то в нашей высокотехнологичной реальности таким механизмом являются так называемые пиплметры. Они замеряют количественные (не качественные!) показатели телесмотрения, на основе которых строится рекламный бюджет и составляется программная сетка. Неточность и неэффективность такой обратной связи отмечалась многократно, в том числе руководством центральных каналов. Однако критика повисала в воздухе, поскольку ничего более совершенного предложено не было.

Одной из альтернатив могли бы стать глубинные социологические исследования. Существует ряд претензий и к социологам тоже, но, по крайней мере, у них есть возможность не просто фиксировать включенность телевизора, а формулировать вопросы, уточнять их, выяснять психологические мотивировки тех или иных ответов респондентов. Все-таки социолог — не

'О

электронный прибор, а живой человек, стремящийся к пониманию собеседника. Это, безусловно, шаг к лучшему знанию аудитории. Другое дело — интерпретация полученных таким образом данных. Здесь нужны специалисты иного профиля — психологи и культурологи.

Недавно социологическая группа ЦИРКОН предложила всероссийский опрос общественного мнения, целиком посвященный оценке современного отечественного телевидения. Нужно сказать, что полученные данные разрушают многие стереотипы и мифы телевизионщиков относительно российской телеаудитории и заставляют по-новому взглянуть на взаимоотношения народа и четвертой власти в нашей стране.

Прежде всего, стало ясно, что телевидение у нас по-прежнему смотрят очень много, это один из главных видов досуга и источников информации. При этом основными функциями телевидения люди считают информационную и просветительскую — а отнюдь не развлекательную, как принято думать. Интерес к сериалам, играм и ток-шоу, которыми так гордятся телеканалы, достаточно скромный — в отличие от новостей, художественных и документальных фильмов.

Другой важный вывод, сделанный в ходе исследования, связан с отношением к насилию и эротике. Вопреки расхожему среди телевизионных деятелей мнению, зрители вовсе не потеряли остатки нравственности. Две трети опрошенных резко негативно относятся к демонстрации в эфире крови и секса, и лишь каждый двадцатый смотрит такие сцены с явным интересом. И — поразительный факт! — более половины всей телеаудитории испытывают чувство стыда за то, что видят на экране. А почти половина — чувство сильного страха и тревоги. Возможно, поэтому у большей части опрошенных есть уверенность в том, что в России следует вводить государственный или общественный контроль за телевещанием.

Как уже было сказано, к социологическим методам есть вопросы. Очевидно, что, находясь перед интервьюером, респонденты часто стараются говорить нарочито правильно, скрывая подлинные чувства и мысли. Можно задать и более философский вопрос: а знают ли люди сами себя, способны ли сформулировать эти самые подлинные чувства и мысли? Если б это было так, какой тогда смысл в революции Фрейда и огромной индустрии психоанализа?

Мотивации аудитории

И все же отметим, что существенная часть зрительской аудитории с удовольствием смотрит программы, нагнетающие адреналин и тестостерон. Современная культура пропитана коллизией и конфликтом — что напрямую касается и телевизионной драматургии, зиждущейся на чувстве

7

враждебности, на идее столкновения. Прежде всего, это относится к изобилующим на телеканалах криминальным программам: детективным сериалам, документальным фильмам-расследованиям, текущей криминальной хронике и постановочным судебным заседаниям. Криминал на телевидении торжествует, причин же любви аудитории к нему можно выявить несколько — от очевидных и тривиальных до неожиданных и подспудных.

Самое простое объяснение — у физиологов. Действительно, человек, погружаясь в криминальную реальность телевизионного зазеркалья, начинает испытывать сильные эмоции: кто страха и тревоги, а кто — возбуждения и агрессии. Биохимия стресса доставляет особое удовольствие, впрочем, для производства очередной дозы адреналина не нужен изощренный многоходовой сюжет и сложная образность, достаточно банального боевика, тарантиновского «криминального чтива».

Психологи найдут другое обоснование зрительских пристрастий к криминальному жанру. Именно в детективе важное человеческое содержание проявляется в наиболее концентрированном виде. Это сострадание к жертве, желание справедливости, заочное соучастие в возмездии и радость воздаяния. Непременный хэппи-энд детективного расследования гарантирует безошибочность Немезиды.

Суждения критиков и искусствоведов, скорее всего, будут основываться на более изысканной зрительской мотивации, связанной с эстетической природой детектива. Ведь при известной формульности сценариев, при всей рецептурности режиссерской работы, умно написанный и мастерски снятый фильм может стать настоящим кинематографическим удовольствием. А удачная актерская работа способна сделать придуманных героев — будь то наш Глеб Жеглов или их Эркюль Пуаро — образцами для подражания.

Культурологи дадут свое истолкование. В детективной продукции они увидят этическое содержание: в самом деле, преступление задает границу нормы, наказание утверждает действующую систему ценностей. В этом смысле детектив оказывается одним из механизмов сохранения в культурном пространстве единых нравственных ориентиров, и телеаудитория здесь подчиняется задачам культуры.

Нам же симпатичнее всего позиция философов. На первый взгляд, детектив никак не назовешь жанром высокой метафизики. И все же, если вдуматься, в самой основе любого криминального расследования и судебного процесса лежит идея поиска истины. Вот этот пафос абсолютного знания и утверждение торжества разума и делают детектив столь притягательным. Недаром в детективную форму облекали свои романы такие писатели-мыслители, как Диккенс и Достоевский.

Детективы нравятся практически всем, но наверняка у каждого из нас найдется хотя бы один знакомый, совершенно помешанный на фильмах ужасов (не исключено, что мы сами таковы). Причем, как правило, это че-

2

ловек весьма нервического склада, попросту говоря — неврастеник. Глаза его бегают, конечности вздрагивают, дыхание частое, сердцебиение ускоренное. Порою удивляешься: ему бы расслабляться в санатории, попивать боярышник да пустырник — он же после работы спешит домой, боясь опоздать на очередную серию каких-нибудь баек из склепа с инопланетными монстрами, ожившими мертвецами, вампирами и привидениями. Невольно думаешь: и как только люди могут смотреть весь этот трэш? Но ведь смотрят же! Ужастики имеют устойчивую аудиторию и хорошо продаются. На Западе давно уже возникла целая индустрия художественного запугивания — тот же Майкл Джексон стал суперзвездой в начале восьмидесятых, эксплуатируя сверхпопулярную уже тогда стилистику триллера.

Как-то Иосиф Бродский, размышляя о поэзии американца Роберта Фроста, предложил разделять страх как локальное чувство — и ужас как тотальное мироощущение. У страха должна быть какая-то конкретная пугающая причина: вампир, упырь, маньяк... В случае с ужасом ситуативной угрозы нет, он как бы разлит в космосе и в душе человека. Он изначально присущ миру, его можно почувствовать везде и всегда — при этом он, конечно, не такой острый. Если согласиться с таким противопоставлением, то традиционные фильмы ужасов правильнее было бы называть страшилками. А собственно ужасами именовать произведения высокого саспенса — каковы, к примеру, лучшие работы Альфреда Хичкока или, скажем, Дэвида Линча. Эти режиссеры не опускаются до кукольной монструозности, работают на более утонченных приемах — страхе неизвестности, тревожности абсурда. Их творения и ужастиками-то не назовешь, скорее это философские притчи о смысле смерти и безумия. Впрочем, разбор причин и следствий зрительского интереса к ужасам на телеэкране оставим психиатрам. Копание в занемогшей душе — занятие деликатное и ответственное. Столкнувшись с подавленными детскими кошмарами, главное — не навредить.

Мы же зададимся одним нетривиальным вопросом: почему в России не сложилась собственная культура ужасов? Триллеров собственного производства у нас практически нет — при всем богатстве русского народного творчества, литературы и кинематографа. Конечно, есть совсем нестрашные сказки про Кощея. Есть некое подобие готической прозы: «Гробовщик» и «Пиковая дама» Пушкина дали вялую традицию, не получившую развития. Есть пионерский фольклор со «страшными историями». Есть десяток постперестроечных кинолент. Но, в любом случае, у нас нет своих культовых Эдгара По, Лавкрафта и Стивена Кинга — и нет конвейерного производства кошмара, коим завалены нынче отечественные развлекательные телеканалы. Зато хоррор в изобилии производится в США, Англии и Японии.

Предложим два соображения. Во-первых, обратим внимание на то, что творчество ужасов наиболее развито в островных культурах — особенно если иметь в виду британские корни американской ментальности. Человек

с островным сознанием — «человек-остров» — везде и всегда чувствует себя одиноким и незащищенным. Ему всюду мнится опасность, паранойя — его недуг, и вся жизнь его проходит в борьбе со страхом. В свою очередь, авантюризм и культ права — результаты компенсации этого комплекса.

Во-вторых, страх и трепет, как правило, появляются на разломах и границах — времен и территорий. Естественное лекарство против страха — вера, уверенность в чем-либо. Не обязательно религиозно-мистическая, достаточно устойчивого нравственного чувства и ясной картины мира. Безверие, свойственное пограничным эпохам, заполняет свои пустоты ужасами и разной нечистью. То же касается пограничных земель: неслучайно гоголевский Вий и трансильванский Дракула возникли на окраинах православного царства. В этом смысле ужасы выполняют функцию компаса, определяя, где центр и где — периферия.

Молодежь и клиповое сознание

Кроме того, важно понять, что это за агрессивная часть телеаудитории, ищущая адреналина и заказывающая музыку на телевидении, кто является подлинным клиентом телепроизводства. Ведь это не собственно зрители во всем своем социологическом разнообразии, а лишь те зрители, которые телевидению платят. Опосредованно, в виде рекламных денег, заложенных в цену той продукции, которую в итоге все равно оплачивают телезрители. И вот здесь возникает обычное для рынка неравенство. Смотрят телевизор все, но далеко не все оплачивают рекламируемые товары и, следовательно, диктуют телевидению свои нормы и стандарты. Как известно, весь маркетинг базируется на одной вполне очевидной максиме: нужно дать тому, кто платит, то, что тот хочет.

Оказалось, что дело даже не в том, какая часть общества более обеспечена материально — в плане возраста, географии, профессии. Бизнес-психологи давно сообразили, что следует воздействовать не на тех, кто физически может заплатить, а на тех, кто хочет, готов, расположен заплатить — кому легче расстаться с деньгами, кто больше потребитель в душе. Вопрос по сути риторический, и ответ очевиден. Не нужно быть гуру бизнес-психологии, чтобы понять: клиентами телевидения является, главным образом, молодежь, и прежде всего — женская ее часть. Именно на молодое поколение ориентирована рекламная и программная политика телеканалов. Именно они, не знающие цены деньгам, легко раскошеливаются, попадаясь на маркетинговые технологии. Они так неопытны и доверчивы, так падки на блеск брендов. Сила пылких страстей и пристрастий заменяет им силу рефлексии. Коллективный и стереотипный характер юношеского восприятия делает их преданными и отзывчивыми потребителями. Они —

н

идеальные клиенты, и под их язык, вкус и культуру подстраивается жадное до рекламы телевидение.

Основной вектор подстройки — потеря серьезности. Что бы мы ни говорили, нужно признать, что молодости свойственна некоторая легкомысленность, поверхностность. Глубина и серьезность приходят с возрастом — мы не берем в расчет, конечно, исключительные случаи вроде Китса, Лермонтова и Рембо. Нынче же модус несерьезности, развлечения преодолел жанровые рамки и стал всеобщим телевизионным стилем, пропитавшим буквально все, включая новости, аналитические программы и спортивные состязания — те сферы, где, казалось бы, по определению не должно быть места инфантилизму. Невыносимая легкость бытия.

Меняется культурная среда, ювенильная реальность диктует свои приоритеты всем остальным возрастам. С ног на голову переворачиваются традиционные ценности и ориентиры. Столь важные прежде культы старчества и опытности становятся совершенно неактуальными. Ведь ключевая, хотя и неявная функция телевидения состоит в построении общепринятых смыслов, очевидных банальностей, образующих тот единый понятийный язык, без которого невозможно общение, а значит и общество. Когда-то эту функцию выполнял фольклор, позже — церковь и школа, а последние десятилетия — телевизор. И его влиятельность не может быть измерена только лишь размером аудитории. По сути не важно, смотрит человек ТВ или нет: все равно он живет, говорит и мыслит в пространстве тех общих мест, которые сегодня создает и фильтрует телевидение.

Мифология меняется: старость — плохо, молодость — хорошо. Если раньше молодой человек старался выглядеть старше, мужественней, солидней, то теперь наоборот — мужчина средних лет занимается фитнесом, ходит в солярий и к косметологу, чтобы выглядеть на поколение моложе. Это — классическая жертва телевидения. Думается, что стремительное омоложение массовой культуры, в основе которой — рыночный характер современных массмедиа, подрывает жизнеспособность общества. При всех прелестях юности главная ее черта — незрелость. Закрывающая глаза на проблемы, полная иллюзий и чреватая ошибками.

Впрочем, молодежную культуру следует защитить от обвинений в одном из сложных современных феноменов — клиповом сознании. Хотя мало кто понимает, что это такое, на все клиповое (читай — подростковое) в хороших домах принято смотреть подозрительно свысока как на нечто заведомо недоразвитое, разрушающее традиционные нормы и формы. Впрочем, обо всем по порядку. Появившись в качестве визуального сопровождения саундтрека, видеоклип довольно быстро стал самостоятельным синтетическим искусством. Формальное ограничение здесь только одно, по времени: клип длится несколько минут, и в эти минуты нужно вместить видеоряд, полноценно раскрывающий суть музыкальной композиции. Поскольку обычно

5

в песне главное — не рассказанная история, а атмосфера и настроение, то и визуализация не может быть сюжетной, линейно последовательной. Возникает калейдоскопическое соединение разрозненных образов, мельтешение несвязных картинок, скраивание целого из лоскутков.

В итоге, вполне по Гегелю, который, как известно, всегда прав, большое количество клипов перешло в новое качество: из локального медийного жанра клип превратился в тотальный стиль и доминирующий тип сознания. Появился принципиально новый способ восприятия реальности — нелинейный, пульсирующий, мозаичный У многих наших современников сформировалась оптика, подобная сеточному зрению мухи, видящей не целое, а множественность раздробленных осколков, которые могут сложиться в единую картину — а могут и не сложиться.

Иными словами, главными чертами клипа и клипового сознания мы назовем краткость и мозаичность сообщения. Вообще говоря, первая из этих черт — лапидарность высказывания, способность разместить максимум информации на минимуме пространства — одно из ключевых условий современного общения. На принципе телеграфной экономии построены такие глобальные системы связи, как sms, icq, twitter и ряд других. Но, если вдуматься, есть гораздо более древний предшественник клиповой лаконичности, нежели телеграф. Более того, искусство интенсивного сжатия содержания предельно архаично, оно родилось вместе с цивилизацией.

Речь, разумеется, идет об искусстве поэзии. Именно поэтический текст по определению обладает теми чертами, которыми мы обозначили кли-повость. В нем также борются-сливаются две силы: центробежная энергия расширения смысла и центростремительная энергия сжатия фразы. Кроме того, в основе поэзии лежат ритм и метафора. Ритмичность клипа очевидна, метафора же соответствует фрагментарному принципу калейдоскопа, ибо сближает неожиданные слова и образы, зарифмовывает случайное. Уплотнение смысла происходит как раз за счет построения спонтанных связей.

Возможно, это звучит несколько парадоксально, но исходя из наших рассуждений получается, что клиповое сознание — это новый поворот от линейного прозаического мировосприятия к нелинейному поэтическому. От развернутой последовательности сюжета к напряженному символизму коротких, но бездонных поэтических метафор. Критики клипового сознания обычно обвиняют его в поверхностности восприятия, в невозможности долгой фокусировки внимания. Однако разве не этим ли отличается чтение прозы от чтения стихов? Мы можем кряду прочитывать десятки, а то и сотни страниц достаточно умного романа без напряжения и головной боли. И какое усилие требуется, дабы одолеть хотя бы два десятка небольших, но серьезных стихотворений. Здесь другие размеры и совсем другая интенсивность внутренней работы. Это гипотеза, но возможно, такова

6

природа и современного клипового сознания: оно концентрируется недолго, но глубоко.

Некоторым образом современный клиповый человек напоминает циклопа. Ему не нужны два глаза, не нужна сложная стереоскопия, с разных сторон разглядывающая внешнюю реальность. Достаточно одного — глядящего в калейдоскоп. Цельная мозаика сама складывается из отдельных смальт уже где-то глубоко внутри. Можно сказать, что единственный глаз циклопа — это третий глаз, тогда как два ординарных атрофировались за ненужностью. Он дает определенную степень свободы, ведь когда зрение не фотографирует мир, а синтезирует его внутренний образ, ему не нужна посторонняя помощь — будь то очки или монокль.

Русская специфика

Также нас интересует вопрос, на каком культурном фоне возникают новые телевизионные форматы. В чем состоит национальная специфика российского телевидения? Обратим внимание на два характерных параметра: план и колорит. Вспомним, что греко-латинское слово «телевидение» искусственно собрано из двух корней: «далеко, вдали» и «видеть, зреть». А русские корни с этими значениями образуют слово «дальнозоркость», обозначающее такую особенность зрения, когда далекое видится четко, а то, что под носом, совсем неразличимо, как в тумане. В этом смысле телевидение — весьма русское явление, ведь дальнозоркость — очень русская черта.

То ли история здесь виновата, то ли вмещающий ландшафт и климат, но только все отдаленное от нас во времени и пространстве парадоксальным образом воспринимается как близкое и дорогое. И наоборот, то, что совсем рядом, лишенное масштаба и дистанции, не представляет особой ценности и не требует к себе внимания. Освоение космоса или построение коммунистического рая оказываются куда актуальнее, нежели забота о ближнем и обустройство повседневного быта. И хотя подобные рассуждения давно уже кажутся философской банальностью, они объясняют одно сугубо телевизионное явление, непосредственно связанное с дальнозоркостью.

Речь идет о построении кадра. После того, как у российской аудитории появилась возможность смотреть через спутник или кабель западные каналы, многие заметили, насколько по-настоящему крупным оказался «у них» крупный план. Человека показывают вплотную, он максимально приближен к зрителю. Лицо ведущего новостных выпусков заполняет едва ли не весь экран — так, что видно каждую присыпанную гримом морщинку.

Для нашего телевидения это не характерно, у нас объект изображения преподносится на расстоянии, издали — ведь русское пространство интимности более широко, чем у европейца или американца. Разве что в последнее время наши федеральные телеканалы присматриваются к западному опыту и аккуратно увеличивают крупный план. Наиболее показательный шаг в этом направлении — полная операторских изысков программа «Познер» на Первом канале, в которой интервьюер и гость приближены к зрителю настолько, что их размер на экране обычного домашнего телевизора явно превосходит натуральную величину.

Кстати, «близорукость» западного телевидения, требующая значительного увеличения, вполне объяснима историей европейской культуры. По нашим меркам, у них всегда было довольно-таки тесновато. Множество людей на сравнительно небольшой территории. Рано появились города с узкими улочками, где столкновение лицом к лицу — обычное дело. Интимное пространство в этих условиях серьезно сжимается, а интенсивность стесненного общения заставляет вырабатывать культуру компромисса, ориентацию на снятие внешних барьеров.

Иное дело — Россия, с ее просторами, низкой плотностью населения и поздним распространением городской среды. Здесь возникает совсем другая оптика, создается привычка фокусировать взгляд на том, что вдали, а не вблизи. И, соответственно, остается некоторая затрудненность повседневного общения и неготовность уступать ни пяди своего интимного пространства. Потому-то лицо западного ведущего, растянутое на весь экран (особенно, если это плазма), кажется слишком близким и вызывает у русского зрителя ощутимый дискомфорт.

Ведь, если вдуматься, телевидение — сфера довольно интимная, в отличие, к примеру, от столь похожего на него кинематографа. Кинотеатр — чужая территория, там ты всегда в гостях. А телевизор — часть своего, домашнего пространства. Он там же, где ванна, постель и красный угол с лампадкой. Перед ним ты раздет и не защищен. Потому-то телевидение так влиятельно, опасно и болезненно, что имеет возможность ненавязчиво, но уверенно вторгаться в самую сокровенную зону человека, наивно думающего, что он заперся на все замки и засовы. Это колоссальный ресурс, и если что и следует культивировать в себе его авторам, так это дальновидность — еще одно слово, которым с греко-латинского можно перевести «телевидение».

Есть еще одна сфера, существенно отличающая нашу картинку от принятой на Западе. Это цветовое оформление. Телевидение давно стало цветным, и вопрос палитры нельзя отнести к числу второстепенных — особенно в наши дни, когда цветотерапия считается разделом медицины. Цветовые решения несут большую смысловую нагрузку. Здесь точка пересечения

общемировых тенденций, национальных традиций и дизайнерских амбиций. Психологическое же воздействие цвета оказывается двунаправленным: с одной стороны, выбранный колорит подспудно влияет на настроение аудитории, но, с другой стороны, сам выбор обусловлен средой и культурой. Это касается и единой зрительной концепции того или иного канала, и заставок отдельных передач, и оформления студий.

Теледизайн может преследовать разные цели. Прагматичные мировые каналы сделали ставку на активную визуальную стимуляцию. Там торжествуют не просто теплые, а огненные цвета — и резкие контрасты. К примеру, красная и оранжевая зоны спектра (часто на черном фоне) доминируют на каналах CNN и BBC, лидерах глобального вещания. Такая гамма должна возбуждать уставшего западного зрителя-трудоголика, удерживать его внимание, не давать заснуть.

Совсем иначе выглядят телеэкраны в России. У нас доминирует сине-голубой колорит — прохладный, комфортный, успокаивающий. Это уже не энергетический напиток, а транквилизатор. Разумеется, в палитре российских каналов присутствуют и другие цвета: охристые оттенки в оформлении «России», зеленый на НТВ. Желто-оранжевые тона закономерно свойственны СТС и РЕН-ТВ — нарочито прозападным проектам. И все же именно мягкий синий цвет при всем многообразии своих оттенков традиционно определяет образ нашего телевидения. Он достался современной телекартинке по наследству. Вспомним, что в черно-белые годы телевизор называли «голубым экраном», а главной праздничной передачей долго считался «Голубой огонек» — тогда этот эпитет был еще свободен от игривой двусмысленности.

Не нужно быть большим специалистом по знаковым системам, чтобы понять содержание сине-голубого цвета. Известно, что теплые краски соответствуют чувственной сфере, в то время как холодные — рациональной. Мудрость, знание, понимание, интеллект — все это синие по цвету понятия. Это цвет эфира и воздуха, и если на Западе телевидение ассоциируется с кроваво-огненной стихией, то для нас оно скорее связано с дневным небом. Чистота и высота — его главные атрибуты. Недаром «цвет небесный, синий цвет» в хрестоматийном стихотворении Бараташвили — Пастернака называется «краской высоты». Получается, что русский человек бессознательно воспринимает синее телевидение в контексте этих духовных значений — и тем острее звучит критика телепродукта, не соответствующего высоким ожиданиям.

К слову сказать, небесная символика телевидения проявляется не только в цветовой гамме. Она и в вертикальной устремленности Останкинской и Шаболовской башен, чьи вершины теряются в облаках и принимают в себя молнии громовержца. И в космических спутниках, передающих

телесигнал с орбиты. И в усердии хозяина, с трудом залезшего на крышу деревенского дома, чтоб установить там антенну. Да и в самом характере телевизионной культуры, напоминающей религиозный культ — со своими иконами и жрецами, моралью и ритуалом.

Впрочем, думается, что синяя доминанта отечественного телевидения со временем будет все больше ослабевать, уступая место энергичной красноватой гамме. Слишком уж очевидна ориентация руководителей российских каналов на западные модели и технологии (о дизайнерах, провинциально видящих все актуальное только на Западе, и говорить не приходится). Так что, скорее всего исторический спектр нашего телевидения будет представлять собой последовательность трех цветов: черно-белого монохрома, синего и красного. Что напоминает российский триколор — если смотреть на него сверху вниз.

М.В. Иванова, заведующая кафедрой словесности

МЕЖТЕКСТОВЫЕ СВЯзИ В СОВРЕМЕННОМ ОТЕЧЕСТВЕННОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ

ДИСКУРСЕ

(Материалы)

Цитаты и отсылки к «чужому слову» всегда играют существенную роль в текстах различных стилей и жанров. Возникающие связи между текстами расширяют поле идей и смыслов, указывают на продолжение традиции, обновляют взгляды и обостряют полемику, актуализируют проблемы, служат большей убедительности изложения, создают особую стилистическую атмосферу.

В публицистическом стиле, который в системе функциональных стилей современного русского языка лучше и точнее было бы именовать политическим, цитирование других текстов является главным образом изложением авторитетного мнения и служит обоснованием и подтверждением позиции автора (как в научном стиле), а также усиливает эмоциональное воздействие на слушателей и читателей (как в художественном стиле).

Кого же цитируют политики современной России?

Президент России Д.А.Медведев в своем Послании Федеральному Собранию Российской Федерации 5 ноября 2008 года говорит о пути обновления «России как государства свободной нации. Как общества, для которого высшей ценностью являются права и достоинство каждого человека.

В России на протяжении веков господствовал культ государства и мнимой мудрости административного аппарата. А отдельный человек с его правами и свободами, личными интересами и проблемами воспринимался в лучшем случае как средство, а в худшем — как помеха для укрепления государственного могущества. Повторю, так было на протяжении веков. И хотел бы привести слова Петра Столыпина, который говорил: «Прежде всего надлежит создать гражданина, и, когда задача эта будет осуществлена, гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность. А у нас обыкновенно проповедуют наоборот».

Цитируя председателя Совета министров России П.А.Столыпина (1862—1911), Д.А.Медведев акцентирует внимание на либеральном и гу-

41

манистическом характере Послания. Президенту России важно подчеркнуть стремление к демократии, которая невозможна без гражданского общества. При этом гражданское общество выступает как совокупность развитых и свободных индивидов, людей, обладающих чувством просвещенного патриотизма, собственного достоинства, а также осознанной ответственностью. Именно в воспитании таких граждан нуждается современная Россия.

Далее цитируются мнения Николая Коркунова: «Установление законности всегда чувствуется как стеснение произвола властвующих», и Бориса Чичерина, писавшего о праве как «условии истинно человеческого существования».

Это тезисы двух крупных отечественных юристов — Н.М. Коркунова (1853—1904), который был профессором Петербургского университета и разрабатывал государственное право, и Б.Н.Чичерина (1828—1904), профессора Московского университета, основоположника «государственной школы» в отечественной историографии.

Суть позиции процитированных авторов достаточно ясна, во всяком случае, в удачном контексте Послания Президента, хотя, с точки зрения политологии, философии и социологии, это чрезвычайно сложные тезисы. Ведь речь идет о создании истинно правового и демократического государства, где все необходимые бюрократические институты действуют только в интересах граждан страны. Это даже теоретически разработать весьма проблематично, не говоря уже о реализации в практике государственного строительства.

Но создание именно такого государства, в котором высшей ценностью станет свобода гражданина, является главной задачей современной России. Четкая позиция Президента, сформулированная в данном тексте, общий гуманистический тон Послания, а также цитирование известных отечественных ученых либерального направления — все это продолжает традицию предшествующих Посланий В.В. Путина.

Так, В.В. Путин в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации 25 апреля 2005 года обратил внимание на самостоятельность граждан как основу процветания государства: «Витте как-то писал: «Государство не столь созидает, сколь восполняет, истинными же созидателями являются все граждане... Не налагать руку на самостоятельность, а развивать ее и всячески помогать ей». Этот совет актуален и по сей день».

Интересно, что цитата о гражданах как истинных созидателях государства принадлежит известному реформатору графу С.Ю. Витте (1849—1915), министру и государственному деятелю России, поддерживавшему развитие капитализма в стране и защищавшему права буржуазии, автору Манифеста 17 октября 1905 года, а последователем С.Ю.Витте был Столыпин, цитируемый в Послании Д.А. Медведева.

42

В президентском Послании 2005 года позитивно рассматривается идея, высказанная русским христианским философом И.А. Ильиным (1882—1954) об ограниченности государственной власти и о необходимости ее минимального участия в экономической и повседневной жизни людей: ««Государственная власть, — писал великий русский философ Иван Ильин, — имеет свои пределы, обозначаемые именно тем, что она есть власть, извне подходящая к человеку... И все творческие состояния души и духа, предполагающие любовь, свободу и добрую волю, не подлежат ведению государственной власти и не могут ею предписываться... Государство не может требовать от граждан веры, молитвы, любви, доброты и убеждений. Оно не смеет регулировать научное, религиозное и художественное творчество... Оно не должно вторгаться в нравственный, семейный и повседневный быт и без крайней надобности стеснять хозяйственную инициативу и хозяйственное творчество людей». Давайте не будем забывать об этом».

Такой подход соответствует идее всего Послания, в котором особо подчеркивается главная политико-идеологическая задача — «развитие России как свободного, демократического государства». Свободное государство требует свободно мыслящего, творческого гражданина, способного к созиданию (мысль С.Витте), а демократическое государство поддерживает инициативу граждан, минимально вторгаясь в их действия, и регулирует процессы, опираясь на систему норм права (идея И.Ильина).

В завершении Послания В.В. Путиным был процитирован юрист, профессор Петербургского и Варшавского университетов Л.И. Петражицкий (1867—1931): «Известный российский теоретик государства и права профессор Петражицкий отмечал, что обязанность помогать нуждающимся, аккуратно платить рабочим условленную плату — это в первую очередь этические нормы. Хочу отметить, что все это было написано почти сто лет назад, еще в 1910 году».

И хотя в контексте выступления цитата Л. Петражицкого об этических нормах касалась в основном представителей бизнес-сообщества, рассуждения о нравственности и морали — характерная черта либеральных политических деятелей и сторонников демократии.

Идея о приоритете и значимости человеческой личности была продолжена В.В.Путиным в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации 10 мая 2006 года (Москва, Кремль, Мраморный зал). В.В.Путин обращается к мнению самых ярких современных отечественных мыслителей-гуманитариев, людей с выраженной гражданской позицией — он использует цитаты акад. А.И. Солженицына (1918—2008) о «сбережении народа» и акад. Д.С. Лихачева (1906—1999) о ценности семьи и бережном к ней отношении:

4

«Уважаемые члены Федерального Собрания!

Вам скоро предстоит работать над бюджетом 2007 года — года выборов в Государственную Думу. И понятно, что процесс принятия бюджета будет во многом определяться желанием как можно больше сделать для своих избирателей.

Но если мы действительно хотим сделать для граждан что-то полезное и нужное — предлагаю вам, отодвинув в сторону политические амбиции и не распыляя ресурсы, сосредоточиться на решении важнейших для страны проблем. И одна из них — демографическая, или, как точно выразился А.И.Солженицын, это в широком смысле «сбережение народа» (Аплодисменты.) Тем более что в обществе есть консенсус в понимании того, что мы должны в первую очередь решить именно эту, ключевую для всей страны проблему.

В завершение этой темы отмечу: проблему низкой рождаемости невозможно решить без изменения отношения всего общества к семье и ее ценностям. Академик Д.С. Лихачев когда-то писал, что любовь к родному краю, к своей стране начинается с любви к своей семье. И мы должны восстановить наши старинные ценности бережного отношения к семье, к родному очагу». (Аплодисменты.)

Продолжением основной темы Послания — темы гуманизма — служит цитата о русском солдате. И здесь В.В. Путин вновь ссылается на И. Ильина: «Известный русский мыслитель Иван Ильин, размышляя о базовых принципах, на которых должно прочно стоять Российское государство, отмечал, что солдат есть звание высокое и почетное. И что «он представляет всероссийское народное единство, русскую государственную волю, силу и честь».

Нужно сказать, что это высказывание, хотя напрямую и не относится к теме прав человека и гражданского общества, а больше — к проблеме укрепления Вооруженных Сил страны, все же частично затрагивает проблему гражданского долга. Кроме того, оно принадлежит уже цитировавшемуся в Послании 2005 года философу-гуманисту И.Ильину, чья диссертация была посвящена философии Гегеля как учению о конкретности Бога и человека.

В этом же Послании 2006 года В.В. Путин очень подробно цитирует Ф.Рузвельта (1882—1945), 32-го Президента США, который избирался на этот пост четыре раза, установил дипломатические отношения с СССР и внес значительный вклад в создание антигитлеровской коалиции, «Новый курс» которого смог вывести США из экономического кризиса — «Великой депрессии». Цитата Ф.Рузвельта касается социальной справедливости и перераспределения незаконно приобретенных богатств. (Замечу, что в заключительный период второго срока президентства В.В. Путина в связи с решением экономических проблем России регулярно сравнивали с Рузвель-

44

том: как Ф. Рузвельт сумел справиться с Великой депрессией в США, так и В. Путин вывел Россию из экономического хаоса 90-х годов.)

Следует учесть, что Рузвельту для преодоления кризиса пришлось ужесточить государственный контроль над экономикой, практически искоренив рыночные механизмы. И цитата несколько выделяется своей жесткостью и даже некоторой грубостью на фоне общего либерального тона Послания.

Слова Ф.Рузвельта представлены в таком контексте: «С переменами начала 90-х были связаны большие надежды миллионов людей, однако ни власть, ни бизнес — не оправдали этих надежд. Более того, некоторые представители этих сообществ, пренебрегая нормами закона и нравственности, перешли к беспрецедентному в истории нашей страны личному обогащению за счет большинства граждан. «Работая над великой общенациональной программой, которая призвана дать первостепенные блага широким массам, мы действительно наступали кое-кому на «больные мозоли», и будем наступать на них впредь. Но это — «мозоли» тех, кто старается достичь высокого положения или богатства, а может быть, того и другого вместе, коротким путем — за счет общего блага». Хорошие слова. Жалко только, что не я их придумал. (Аплодисменты.) Франклин Делано Рузвельт, президент Соединенных Штатов Америки, 1934 год.

Это было сказано на выходе из Великой депрессии. Многие страны сталкивались с такими же проблемами, что и мы сегодня. И многие — нашли из них достойный выход».

Следует отметить, что руководители России достаточно часто цитируют Президентов США. В этом прежде всего прослеживается уважение к этой великой стране, ее народу, к тем демократическим завоеваниям и гражданским свободам, которые были достигнуты американцами. Очевиден здесь и позитивный настрой не только на собственно дипломатические, но и на партнерские отношения.

Например, в своем видеоблоге Президент РФ Д.А. Медведев опубликовал фрагмент телефонного разговора с нынешним Президентом США Бараком Обамой (2 июля 2009). В своей речи Д.А. Медведев цитирует Президента США Джона Кеннеди, «которому пришлось во время Карибского кризиса принимать очень непростые решения ... «Если мы теперь не сможем покончить со всеми нашими разногласиями, то, по крайней мере, сможем сделать мир безопасным, несмотря на сохраняющиеся различия»».

Цитирование в разговоре с главой Белого дома слов Джона Фицдже-ральда Кеннеди (1917—1963), 35-го президента США, весьма символично по нескольким причинам.

Прежде всего западные СМИ часто сравнивают как Б. Обаму, так и Д. Медведева с Кеннеди по возрасту, поскольку они стали главами великих

45

держав в относительно молодом возрасте, а Кеннеди, напомню, был одним из самых молодых избранных президентов в истории США.

Кроме того, Дж. Кеннеди был сторонником Мартина Лютера Кинга и выступал за гражданские права афроамериканцев. Обама же — первый темнокожий Президент США, поэтому обращение к словам Кеннеди еще и весьма вежливый дипломатический жест.

И главное. США определяют внешнюю политику администрации Б.Оба-мы как «перезагрузку». И хотя этот политический термин употребляется по отношению к России впервые, подлинный пересмотр «перегруженных» взаимным недоверием отношений между США и СССР, ставший началом так называемого периода «разрядки», произошел именно в период президентства Дж.Кеннеди, в октябре 1962 года, сразу после Карибского кризиса, когда Президенту США пришлось реалистически оценить соотношение сил в мире и угрозу ядерной войны. (Добавлю, что именно в тот период между Белым домом и Кремлем была установлена телефонная линия, чтобы в случае кризисных ситуаций главы государств могли оперативно связываться друг с другом.)

Или, например, В.В. Путин в своем выступлении на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 года процитировал Ф. Рузвельта. В. Путин говорил о том, что «проблематика международной безопасности — много шире вопросов военно-политической стабильности. Это устойчивость мировой экономики, преодоление бедности, экономическая безопасность и развитие межцивилизационного диалога.

Такой всеобъемлющий, неделимый характер безопасности выражен и в ее базовом принципе: «безопасность каждого — это безопасность всех». Как сказал еще в первые дни разгоравшейся Второй мировой войны Франклин Рузвельт: «Где бы ни был нарушен мир, мир повсюду оказывается в опасности и под угрозой».

Эти слова продолжают сохранять актуальность и сегодня. Об этом, кстати, свидетельствует и тема нашей конференции, которая здесь написана: «Глобальные кризисы — глобальная ответственность»».

А далее В.В. Путин критикует именно США за их планы по развертыванию элементов системы противоракетной обороны в Европе: «Да и гипотетический пуск, например, северокорейской ракеты по территории США через Западную Европу — это явно противоречит законам баллистики. Как говорят у нас в России, это все равно, что «правой рукой дотягиваться до левого уха»».

Вот такое сочетание, с одной стороны, слов Рузвельта, которые и очень подходят к проблематике конференции, и дают возможность Путину самого Рузвельта подключить к принципиальной и жесткой критике действий администрации США, с другой — весьма уместной русской поговорки, которая оживляет текст, привнося экспрессию и народную образность.

46

Таким образом, в выступлениях главных политиков современной России цитатам уделяется большое внимание; в цитатах прослеживается четко выверенная последовательность в постановке и решении приоритетных задач государственной политики, преемственность современной политической традиции; все «чужие слова» тщательно подобраны; анализ цитат, например, отдельного Послания Президента Федеральному Собранию дает полное представление об основной идее Послания. Использование цитат в выступлениях ключевых политических деятелей выполняет сразу несколько функций: информационную, политическую, дипломатическую и образовательную.

Все это весьма интересно и заслуживает глубокого изучения. Особенно учитывая актуализацию в современной России идеи о политике как открытом тексте.

В.В.Леденева (кафедра словесности)

НАБЛЮДЕНИЯ НАД СРЕДСТВАМИ ПРЕДИКАЦИИ В РЕЧИ ТЕЛЕВЕДУщЕГО

Вряд ли состоятельным окажется намерение оспорить взгляд на массовую коммуникацию как на «систематическое распространение сообщений (через печать, радио, телевидение, кино, звукозапись, видеозапись, рекламу и Интернет) среди численно больших, рассредоточенных аудиторий с целью воздействия на оценки, мнения и поведение людей» (Володина, 2004, 23—24). СМИ присутствуют в жизни каждого человека, поставляя информацию, формируя систему представлений, оценок, расширяя кругозор (картину мира) и, как следствие, словарь, обогащая и воспитывая личность. Такой канал коммуникации, как телевидение, стал излюбленной формой общения престарелых, инвалидов с миром. Это хорошо известно, и хотя подобное «возмещение» не должно успокаивать общество (участие человека в жизни других людей нельзя переоценить!), но с актуализацией этой функции телевещания следует считаться.

Особенности данного канала коммуникации способствуют возникновению эффектов межличностного контакта и интимизации общения (условия просмотра телепередачи; свобода выбора программы, удовлетворяющей вкус, культурные и другие пристрастия зрителя; прагматические установки, отражаемые в речи ведущего (телекоммуникатора и т.п.) как языковой личности; облик, обаяние и эстетика презентации визуальной информации и т.д.). Вот почему к значимым в жизни социума надо отнести утренние телевизионные программы («Доброе утро» — «Первый», «Доброе утро, Россия» — «Россия», «Настроение» — «ТВ Центр», «Сегодня утром на НТВ» — «НТВ»; «Утро на пятом» — «5 канал»): они помогают современному человеку встретить новый день, новые проблемы (как известно, довлеет дневи злоба его), настроиться эмоционально, психологически на их решение. Следовательно, первые часы (или минуты) общения личности с пробудившимся для нового дня миром должны протекать в коммуникативной ситуации, где ведущему утренней программы отведена роль ненавязчивого навигатора (ср.: «Евроньюс на русском языке» — «Культура»). В сложном, разностороннем процессе общения со зрителем и приглашенными в студию участниками таких передач (гостями) телеведущий исполь-

4

зует различные средства экспликации информации (содержания сообщения), эмоционального воздействия, установления и поддержания контакта — экстралингвистические, паралингвистические, лингвистические. См.: Здравствуйте! Информационный канал «Сегодня утром на НТВ» начинает свою работу. В студии — Юлия Бордовских. И я приветствую всех, кто просыпается так же рано, как и мы! Сегодня вторник — 1 сентября. <...> А потому внимательно слушаем прогноз погоды. (Здесь приветствую — перформатив, т. е. перформативный глагол в перформативном употреблении, составляет основу высказывания, эквивалентного поступку (см. Арутюнова, 1990, 372—373), т. е. действию, обозначенному формой 1-го лица единственного числа настоящего времени; слушаем — употребление формы глагола 1 лица множественного числа настоящего времени в значении повелительного наклонения; содержит приглашение к совместному действию, поддерживает контакт).

Стилю устных СМИ не могут не быть присущими такие качества публицистического стиля, как сочетания стандарта и экспрессии. Последнее — индивидуально обусловленного характера. Успех речетворческой деятельности языковой личности обеспечивают многие составляющие, и своеобразие ментально-лингвального комплекса (см. о нем: Морковкин, Морковкина, 1997), проступающее в стиле текстов (публицистический или разговорный для устных СМИ), в предпочтении тех или иных языковых средств, — в их числе. Представляется, что это своеобразие ярче всего проявляется в характере отбора средств предикации.

А.А. Шахматов подчеркивал: «Простейшая единица мышления, простейшая коммуникация состоит из сочетания двух представлений, приведенных движением воли в предикативную (то есть вообще определяющую) связь» (Шахматов, 1941, 19). Предикация — важнейший ментальный акт, благодаря которому осуществляется реализация коммуникативно-эстетических, творческих установок языковой личности, детерминируется та или иная позиция, эксплицируется отношение.

Суть предиката видят «в обозначении и оценке статических свойств и динамических проявлений предметов действительности, их отношений друг к другу» (Арутюнова, 1998, 10). Типы предикатов в русском языке являются разнообразными (см.: ЛЭС, 1990, 392: таксономические, реляционные, характеризующие, оценочные, временной и пространственной локализации); имеет место их синкретичность. С точки зрения семантической, предикаты должны быть самодостаточными, полнозначными (см.: Арутюнова, 1998, 6 и сл.). Выполняющие эту функцию единицы с «встроенным» прагматическим, оценочным компонентом значения относятся к знакам-прагмемам. Именно они помогают обозначить в тексте (речевой партии диалога или полилога телеведущего при участии гостя/гостей как реального партнера в общении, результаты которого должны стать объектом оцен-

4

ки телезрителей, и самой зрительской аудитории как партнера, чей общий опыт, мотивы, цели, установки, ранее накопленные речекоммуникативные умения и навыки лишь предполагаются) избранную ведущим линию коммуникации, детерминировать характер общения (официальный — неофициальный и т.д.).

Слова в роли предиката способствуют проявлению в речи индивидуального начала, потому что «предикат — представитель человека, той концептуальной системы, которая присутствует в его сознании» (Арутюнова, 1998, ХI). См.: Сегодня вторник — 1 сентября. День знаний. А по народному календарю — Фекла-свекольница. На нее по всем приметам должно потеплеть. Нейтральный глагол потеплеть — сов. к теплеть «Становиться более теплым» (ТСУ) — выбран удачно, его употребление отражает дружелюбие личности, расположенность к адресату. Благодаря градуальной семе, проступающей в значении префикса по- и оптимизирующей динамический компонент в лексическом значения этого слова, потеплеть выступает в качестве знака с семантической составляющей «надежда». См. далее эксплицитное выражение этого компонента, ценного для русской менталь-ности: Пока не верю, но будем надеяться. Надеяться — «Иметь надежду, рассчитывать на что-н., возлагать надежду на что-н.». Прагматическая установка прозрачна. Контекстуальным взаимодействием потеплеть — надеяться закрепляется традиционная мысль о лучшем, которое должно ждать впереди (желанный прогноз), что обязательно будет принято аудиторией, улавливающей позитивные интенции в данном тексте.

Безусловно, обмен только «ожидаемыми результатами» в коммуникации не может считаться ее абсолютным достоинством: развитие человеческого (и, следовательно, общественного) сознания «стимулируется качественными изменениями информации, постоянно возникающими в результате общения» (Володина, 2004, 13). Но для установления и поддержания контакта, удержания внимания аудитории («Не переключайтесь!»), чего требует высокая конкуренция среди ТВ-программ, это в разумной мере необходимо. Хотя изменяющаяся действительность активизирует также и когнитивные процессы воспоминания, узнавания, а главное для СМИ — трансляция нового, именно воспоминание и узнавание сближает партнеров по общению (телеведущего и телезрителя), потому что в совпадении фоновых знаний кроется залог коммуникативного успеха: адресатом понимаются все оттенки значения единиц, социокультурные и другие коннотации, языковая игра, выстраиваются ассоциативные связи. Позитивные эксплицитные и имплицитные «корпускулы смыслов», которые несет речь телеведущего, положительно «заряжают» личность у экрана. С таким зарядом после просмотра утренней программы легче приступать к делам.

Любой текст позволяет составить представление о свойствах прагма-тикона и, соответственно, доминанте интенций языковой личности в нем

50

на основе анализа отношения к единицам стилистически окрашенной лексики. Книжная единица органична в речи образованного человека: Архип уже к чему-то тяготеет? По складу — математик, гуманитарий? — тяготеть «(книжн.).1. к кому-чему. Испытывать тяготение».

Разговорное, стилистически сниженное слово или фразеологизм активно используются в современных устных СМИ (см.: Беглова, 2007); их введение не обязательно связано с установкой эпатировать; даже вульгаризм нередко отражает лишь тягу к экспрессии и пребывание в состоянии эмоциональной раскрепощенности.

Разговорное слово — средство интимизации отношений с адресатом и индикатор наличия таковых, т.е. корпоративных, дружеских, доверительных. В коммуникативной ситуации утренней программы уместно с помощью разговорного слова продемонстрировать симпатию к гостю, указать на добрую расположенность. См.: Интересно, что чувствует сегодняшним утром Наташа Королева, которая забежала к нам на несколько минут перед тем как отправить своего сына — Архипа — в долгое плавание под названием «ШКОЛА». Забежать — (разг.). сов. к забегать «Заходить на короткое время, посещать мимоходом (разг. фам.)» (ТСУ); ср. по отношению к той же персоне: Спасибо, Наташа, что нашли сегодня время заглянуть к нам в студию. Здесь как сигнал приятия ситуации кратковременного общения с известным гостем использован глагол заглянуть — «2. Зайти куда-н. на короткое время (в гости, проведать; разг. фам.)» (ТСУ).

Умелое использование межстилевых, нейтральных средств предикации — показатель естественности, непринужденности телеведущего и, несомненно, высокой требовательности языковой личности к стилистическим ресурсам, привлекаемым в тексты устных СМИ. Широкое распространение таких единиц и разнообразие их семантики способствуют достижению коммуникативного успеха. Их выбор мотивируется тематикой (телесюжет), обеспечивает качественную подводку к визуальной информации. См.: В это утро впервые в школу отправлялась моя дочь. Отправляться — несов. к отправиться «Уехать, уйти, пойти куда-н.» (ТСУ).

Визуальная информация в сопровождении нейтрального аудиоряда телепрограммы может приобрести большую значимость.

Невзирая на размытость и проницаемость границ публицистического стиля, как видно, в данном жанре СМИ натиск разговорного стиля сдерживается благодаря информационной составляющей материала и оформлению подводок к нему нейтральными средствами.

Кажется закономерным, что в рассмотренном материале в качестве основного средства предикации используется глагол с его динамической сущностью — организатор повествования, описания, демонстрации состояния и отношения к каким-либо предметам, явлениям, лицам. Оценочно-характеризующий аспект предикации важен для аналитических программ.

51

Итак, внимание к утренней ТВ-программе и закрепление зрительской аудитории нельзя не связывать с тем, что точно использованное и в соответствии с темой видеосюжета выбранное телеведущим слово, в том числе в роли предиката, позволяет его зрителю ощутить обаяние компетентной личности, которая в актуальной коммуникации выступает как достойный и ненавязчивый партнер, транслирующий различную информацию, подводящий к ней, вместе с которым можно вспомнить что-то из прошлого и ощутить надежду на лучшее впереди. Человечность — доминанта привлекательных для телезрителя интенций при такой коммуникации.

Литература:

Арутюнова Н.Д. Перформатив // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой. М., 1990. C. 372—373.

Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека: Субъект — предикат — связка; Сравнение — метафора — метонимия; Истина — правда — судьба; Норма — аномалия; Стихия — воля. — М., Языки русской культуры, 1998.

Беглова Е.И. Семантико-прагматический потенциал некодифицированного слова в публицистике постсоветской эпохи: Автореф. дисс. докт. филол. наук. М., 2007.

Володина М.Н. Язык СМИ — особый язык социального взаимодействия // Язык средств массовой информации: учеб. пособ. по специализации. Часть 2. М., Изд-во Моск. ун-та, 2004. С. 11—39.

Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М., Сов. энциклопедия, 1990 (ЛЭС).

Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем). М., ИРЯП, 1997.

Толковый словарь русского языка/ Под ред. Ушакова Д.Н. Т. 1—4. М., 1935— 1940 — электронная версия. (ТСУ)

Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941.

УЧЕБНЫЕ ТЕТРАДИ

Проект «История российского телевидения в свидетельствах его создателей»

Виталий Третьяков, декан Высшей школы телевидения

О ПРОЕКТЕ «ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ В СВИДЕТЕЛЬСТВАх ЕГО СОзДАТЕЛЕЙ»

В первом выпуске «Научных и учебных тетрадей ВШТ» мы начинаем публикацию большой серии интервью, взятых у, как сейчас принято выражаться, звезд отечественного телевидения. Только звезды эти особого рода. Они и новые, и старые, то есть те, что возникли задолго до новых. Они и ярко сияющие или сиявшие, и, используя язык астрономов, «черные дыры», то есть такие, масса которых столь велика, что они сами поглощают свет, который излучают.

Словом, речь идет о тех, кто на экране, а чаще за экраном (это как раз и есть «черные дыры») создавал отечественное телевидение, родившееся под именем советского, а теперь именуемое российским.

Возглавив Высшую школу телевидения МГУ, я, естественно, задумался о том, как и на основе чего преподавать студентам историю отечественного ТВ. И, просмотрев соответствующие книги и учебники, понял, что, увы, писанной истории (в полном смысле этого слова) отечественного телевидения у нас нет. Есть некоторое количество книг, в разной степени неполно излагающих эту историю.

Конечно, и их авторам большое спасибо. Но все же ясность быть должна: историю отечественного телевидения нам еще только предстоит создать.

Под словом «нам» я имею в виду не вообще кого-то, а именно наш новый факультет.

Но, прежде чем создавать писанную историю чего-либо, нужно сначала собрать максимум фактологического материала, в том числе — свидетельства тех, чьими трудами и делами эта история и была сложена. Многие из них находятся в весьма преклонном возрасте, некоторые — изредка мелькают на экране телевизора, большинство не написало воспоминаний о своей работе. Но им есть о чем рассказать — если их попросить и спросить.

Словом, так родился первый крупный учебно-исследовательский проект Высшей школы телевидения МГУ — «История российского телевидения в свидетельствах его создателей».

55

Мы составили предварительный список из почти двухсот фамилий, разработали базовую анкету, состоящую из 50 вопросов (к которым можно было добавлять и иные). После этого все студенты ВШТ (и бакалавриата, и магистратуры) получили задание — взять как можно более пространные и подробные интервью у тех, кто в этот список (постоянно уточняемый и пополняемый) вошел.

Результат таков: у меня на столе лежат уже более тридцати интервью, в том числе и взятых у тех людей, имена которых, к сожалению, ничего не говорят нынешним молодым телевизионным работникам.

Новые студенты, которые поступили на наш факультет в 2009 году, продолжат эту работу. Те, кто присоединится к нам в 2010 году, — тоже. Через два года мы будем иметь в своем досье не менее двухсот персональных свидетельств того, как создавалось и развивалось отечественное телевидение. Вкупе с другими материалами — хорошая основа для работы тех, кто однажды приступит к написанию фундаментальной истории нашего ТВ.

Газета «Россия», входящая в издательский дом, который я возглавляю с весны 2009 года, решила обновить и расширить свою телевизионную рубрику. В частности, с использованием интервью, взятых студентами ВШТ. И уже летом 2009 года эти интервью (в сильно сокращенном виде и в наиболее актуальной для широкой публики части) начали печататься в каждом номере газеты. Но это, так сказать, побочный, хоть и интересный для публики и самих студентов ВШТ, продукт того исследовательского проекта, который мы затеяли.

В «Научно-учебных тетрадях» мы публикуем эти свидетельства реальных создателей отечественного телевидения (на разных этапах его развития) в максимально полной, то есть — смею утверждать — в научной форме. Позже исследователи разберутся в том, что в этих текстах является собственно реальной историей нашего телевидения, а что «апокрифами» или своеобразным «телевизионным историческим фольклором».

Обращаю ваше внимание на то, что среди тех, у кого уже взяты интервью, есть люди, работающие на телевидении и сегодня. Они гораздо моложе корифеев, но уже вошли в его историю — поэтому и им место в этой славной когорте.

Наконец, последнее, что я должен отметить: текущее руководство проектом осуществляет заведующий кафедрой телекритики и истории телевидения ВШТ МГУ Андрей Новиков-Ланской.

Виталий Третьяков, Андрей Новиков-Ланской