Египетское право

После того как люди в течение неопределенного времени, срок которого в любом случае может исчисляться тысячеле­тиями, прожили в условиях примитивной системы правовых норм племенного и родового строя (общества), почти одно­временно в различных районах и на больших территориях возникли высокоразвитые правовые культуры с более совершенным уровнем развития правовой системы. То, что

это произошло одновременно, до сих пор остается загадкой истории. Что касается причин, обусловивших такой высокий уровень развития правовой системы, то с некоторой долей уверенности, этот факт все же можно объяснить. Все эти ран­ние высокоразвитые культуры возникли как раз на тех территориях, которые представляли собой долины рек, обес­печивавшие людям возможность использования речной воды для искусственного орошения земель и тем самым уве­личивать производство продуктов питания, что являлось стимулом для создания системы разделения труда и взаим­ного сотрудничества. Воды Нила, Евфрата, Тигра, Инда, Ган­га и Желтого моря служили источником развития сельского хозяйства в долинах этих рек. В этих районах впервые за всю историю существования человечества за тысячелетний период с 4000 до 3000 гг. до нашего летоисчисления возни­кают государственные образования с правовыми нормами, созданными и охранявшимися центральной государственной властью.

Поскольку данная работа ограничивается лишь неко­торыми основными направлениями развития европейского права, то в дальнейшем мы не будем касаться тем, относя­щихся к индийской и китайской культурам. Что касается развития права таких высокоразвитых культур, как египет­ская и ближневосточная, то мы, напротив, считаем необходи­мым все же несколько коснуться этой темы. Развитие этих культур, возможно, сыграло немаловажную роль для евро­пейского права. Правда, вплоть до настоящего времени пока еще никому не удалось с уверенностью доказать факта заим­ствования греками или римлянами законов, выполненных в виде клинописных текстов у господствовавших на Ближнем Востоке народов: шумеров, хеттов, ассирийцев, вавилонян и других, которые в течение короткого или продолжительного периода создали большие и могущественные государства. О возможном влиянии древнего египетского права на формиро­вание римского права мы знаем мало, но зато совершенно очевидно воздействие на формирование европейского права со стороны Моисеева права, которое сначала через католичес­кую церковь, а позже прежде всего через реформацию, было широко принято протестантскими государствами Нового света.

Формирование раннего египетского и ближневосточного права, однако, представляет собой большой общественный интерес с точки зрения истории права, так как именно эти правовые системы дают нам возможность понять, каким образом более развитые правовые нормы оказались в более древней эпохе развития человеческой культуры.

Культура египетского общества, а вместе с ней и само египетское право, изначально формировались на чувстве страха перед разливами Нила и выносимым его водами жи­вительным илом. Еще до образования египетского царства,

которое приблизительно в 3000 г. до н. э. уже представляло собой хорошо организованное государство с централизован­ной властью, во главе которого стоял верховный правитель (фараон), воспринимавшийся народом как божество, долина Нила уже в течение нескольких ст.олетий, а, может быть, да­же, что скорее всего, в течение целых тысячелетий, была об­жита людьми. С течением времени люди поняли, что речной ил, ежегодно выносимый водами разливающегося Нила, при­носит богатые урожаи и что эти урожаи, если речную воду использовать для искусственного полива земли, можно уве­личить в несколько раз. Это потребовало создания широкой сети каналов и оросительных систем. Потребность в строи­тельстве таких оросительных сооружений положила начало дифференцированному разделению труда и формированию более прочной общественной структуры. Необходимость в своевременном и эффективном регулировании и использова­нии разливов послужила стимулом, с одной стороны, для развития естественных наук и инженерного искусства, а также астрономии, математики и геометрии, с другой - для создания более совершенной юридической техники - этого инженерного искусства общественной жизни, необходимого для правового регулирования общественных отношений в процессе коллективного производства благ для всех членов общества.

Ни сейчас, да и, видимо, никогда в будущем не пред­ставится возможность дать полную картину развития еги­петского права в эпоху, предшествовавшую периоду сущест­вования нового государства, т. е. в эпоху до 700 г. до н. э. Те письменные источники, которые сохранились до наших дней в форме папирусных документов и надписей на каменных плитах или памятниках, слишком скудны и фрагментарны. Пока с уверенностью можно сказать лишь одно: египетское право не было примитивным. Наоборот, для общественных отношений той эпохи оно характеризовалось довольно высо­ким уровнем юридической техники. При знакомстве с извест­ными египетскими правовыми институтами можно обнару­жить, что египтяне в ту эпоху уже успели создать большое количество правовых институтов, появившихся в европейс­ком праве Нового света лишь в прединдустриальный период, в области семейного права, имущественного права, а также уголовного и процессуального права. Это тоже легко объяс­нимое явление. Для каждой более высокой ступени развития общественного порядка необходимо и большее число таких институтов.

Мы, однако, ничего не знаем о том, существовала ли в ту эпоху какая-либо правовая наука, занимавшаяся систе­матизированием правовых норм. Да в этом и нет, как нам представляется, ничего невероятного. Сохранившиеся до на­ших дней отдельные правовые источники носят казуистичес­кий характер или, другими словами, в них был заложен еди-

ный правовой принцип регулирования того или иного опре­деленного конфликта, либо того или иного административ­ного вопроса. Общая картина неравномерно, скачками разви­вавшейся правовой культуры Египта, достигшей к 3000 г. до н. э. высокого уровня (но которая затем на несколько тыся­челетий застыла на архаичном уровне в смысле прекращения дальнейшего развития юридической техники для формиро­вания абстрактных обобщений, аналитического дифференци­рования правовых понятий и систематизации применения правовых норм), свидетельствует о том, что какого-либо принципиального различия между публичным и частным правом в Египте в эту эпоху приведено или установлено не было. Вместе с тем вполне допустимо, что, по крайней мере, к 1500 г. до н. э. уже имелись общие законы в письменной форме. Далее, мы знаем, что в этот период уже имелся богатый набор юридических документов и что правовые действия, для того чтобы они могли обладать законной силой, должны были, как правило, составляться в пись­менной форме. Следствием этого была привязка судебного процесса к документам. Процесс как таковой, следовательно, не давал представления о правах, существование и следствия которых могли проверяться судом до отправной точки, а только напоминал о тех процессуальных системах, которые позже развились в греческом и римском праве, т. е. юриди­ческая защита того или иного требования (притязания) производилась только в том случае, если существовал опре­деленный тип процесса, в дальнейшем называемый "обви­нение", который подходил к данному конфликту.

Между тем, свидетельством приближения египетского права к способности обобщения являлась своеобразная для египтян "Книга мертвых", представлявшая собой руко­водство, в котором содержалось указание на то, что должен был говорить человек, когда он после своей физической смерти представал перед богом смерти Осирисом для того, чтобы дать ему ответ за свои действия при жизни. На этом воображаемом религиозном судебном процессе умерший мог, например, сказать: "Я не причинил людям страданий".

Особо характерной чертой этого древнего египетского права было то, что его уголовная часть по сравнению с тако­вой у ассирийцев и вавилонян отличалась поразительной мягкостью и только лишь в весьма ограниченной степени выраженным принципом мести: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, принципом, который почти сплошь нарядом доминирует в клинописных текстах современного ему ближ­невосточного права, и то, что женщина в подавляющем боль­шинстве случаев обладала теми же правовыми возможнос­тями, что и мужчина.

Т. е. древнеегипетского права (прим. пер.).

Способность к юридическому заимствованию рассматри­ваемого в суде дела, как нам кажется, была высокой. В дан­ном случае можно говорить об утонченной юридической тех­нике в тех ограниченных рамках, которые предусматривают принципы формирования правовых казуистических норм. Поводом к этому предположительно можно считать то обсто­ятельство, что необходимость в жестком контроле со сто­роны центральной государственной власти, в свою очередь, привела к необходимости потребовать от должностных лиц, одновременно исполнявших обязанности администраторов и судей, строгого отчета о выясненных фактах, а возможно также, и о мотивах принятых судебьых решений по тем воп­росам и судебным делам, по которым они выносили свое решение. Чем сильнее была власть фараона, тем жестче были эти требования. Вполне возможно также, что переход от легальной оценки доказательств, документально подтвер­жденный в течение второго тысячелетия до н. э., к свобод­ному рассмотрению доказательств, сформировавшемуся в более поздний период, отражает общее повышение качества и надежности административного аппарата.

Одной из интересных особенностей древнеегипетского права с точки зрения всеобщей истории права, как нам кажется, является обоснование его правовых норм. Основы права при фараоне, занимавшем положение богоподобного самодержца, само собой разумеется, зиждились на его, фара­она, личной воле. К этому следует добавить, что правовые нормы той эпохи оправдывались существовавшим тогда общим принципом: обвинение и контробвинение должны быть равноценны. Здесь имеет место характерное для мно­гих правовых систем стремление мотивировать правовые нормы в соответствии с этической нормой, в основу которой был положен принцип равноценности (в дальнейшем назван­ный "принципом эквивалентности") и которая выражалась в форме требования справедливости и законности. В древних египетских правовых источниках имеются четко выражен­ные формулировки, например, принципа тщательной про­верки соответствия взаимно предъявляемых исков. Данный принцип был представлен в символической форме в виде двух уравновешенных чаш весов. Таким образом, изначально типично египетский символ позже (в античную эпоху) восп­ринимался в качестве аллегорического изображения идеи справедливости и даже сегодня он по-прежнему продолжает играть ту же роль. Из таких представлений, следовательно, можно сделать вывод о том, что каждый член общества, выполняя требуемые от него законом предписания, обретал соответствующее, мотивированное принципом эквивалент­ности право, согласно которому он мог рассчитывать на получение того, что причиталось ему в соответствии с суще­ствовавшими тогда нормами правовой системы. Римляне выражали такое представление фразой "suunt cuique" ["каждому

свое"]. Аналогичное рассуждение прослеживается и в одном известном источнике, датированном серединой второго тысячелетия до н. э., в котором, в частности, говорится о том, как фараон при назначении своих чиновников на выс­шие должности призывал каждого строго соблюдать свой долг и содействовать в этом другим.

Поскольку именно в древнеегипетском праве мы впервые встречаемся с мотивировкой принципа справедливости, воз­веденного на фундаменте принципа эквивалентности, кото­рый (мы увидим это позже) играл столь значительную роль в истории права и по-прежнему продолжает играть эту же роль и в наши дни, то этот момент дает нам право затро­нуть здесь вопрос о возникновении принципа эквивалент­ности как мотивации правовых норм.

Возможности антропологического объяснения проблемы в данном случае можно оставить в стороне, ибо, хотя и счи­тается, что каждый индивидуум в силу своей биологической природы уже изначально наделен чувством некоей пропорци­ональности, которое заставляет его как общественного субъ­екта самостоятельно формировать собственное поведение по отношению к себе подобным в соответствии с принципом эквивалентности, тем не менее этот феномен, как правовое явление, видимо, должен объясняться в рамках историко-правового метода.

За 10-тысячелетний период существования человеческого общества до возникновения высокоразвитых общественных культур важнейшим фактором социально-экономической дея­тельности человека был обмен товарами и иными резуль­татами своей деятельности, служивший для разделения труда, которое постепенно дало человеческому обществу воз­можность еще выше поднять уровень общественной жизни. Такой добровольный обмен, однако, был бы невозможен, если бы обе участвовавшие в нем стороны не рассматривали обмениваемые товары или услуги в качестве равноценных. Поэтому в результате обмена, как формы социально-эконо­мического института, у людей формировались представления (разные в разных культурах и на различных уровнях куль­турного развития) об эквивалентности и стандартах того, что являлось эквивалентом. К периоду, когда внутри родо­вых общин была сформирована система правовых норм, выз­ванная к жизни осознанием необходимости сохранения мира между родами ради интересов племени в целом, примири­тельное право вместе с его системой штрафов (наказаний) стало средством решения спорных вопросов (конфликтов). Так же как и обмен, примирение оказалось бы невозможным, если бы штрафные санкции как таковые не рассматривались в качестве категорий, по значимости адекватных нарушению интересов противной стороны. Отсюда же со всей очевид­ностью следует, что, когда люди начали задумываться над тем, что мы называем правовыми категориями, миром их

правового мышления завладела идея: равное за равное. Это обстоятельство специально выделено нами только для того, чтобы объяснить связь древнеегипетской правовой системы с принципом эквивалентности, равно как и принцип мести в уголовном праве высокоразвитых древних культур. Когда центральная государственная власть Египта возложила на себя ответственность за сохранность мира в обществе, стало само собой разумеющимся в этом случае требовать адекват­ности даваемых за это обязательств в качестве предпо­сылки для придания договору силы закона, т. е., в принципе так же, как это делалось при назначении штрафных санкций в случае мести.

В родовом обществе представление о наказании связыва­лось с инструментом управления социальным поведением членов общества в рамках примитивного военно-уголовного права, а возможно - в силу соответствующих причин - также и в рамках дисциплинарного метода для поддержания необ­ходимого порядка при проведении коллективных мероприя­тий, требовавших особо высокой степени взаимной лояль­ности, например, во время охоты, рыболовства и выходов в морс. Но если фараон прибегал к наказанию, то это означало, что его божественная воля была нарушена и что установлен­ный в обществе социальный порядок был поколеблен. Однако наряду с этим для поддержания социальной справед­ливости в Египте применялся также и еще один древний принцип эквивалентности, служивший эталоном социальной справедливости. В области уголовного права этот принцип как раз и вел к мести: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб. Месть несла в себе также и тот минимум ожидавшей пре­ступника кары, который в ответ на нарушение им закона через преступление требовал удовлетворения притязаний на соответствующее вознаграждение. В родовом обществе все­гда имелась такая возможность: через вражду или наказа­ние. Благодаря тому, что наказание несло в себе угрозу лишения противной стороны ее имущества, оно, следова­тельно, могло служить гарантом удовлетворения требова­ния о вознаграждении. Однако в государстве фараона част­ное лицо не имело возможности назначать такое вознаграж­дение. Поэтому, учитывая то давление, которое оказывалось на человека требованием о вознаграждении, можно предполо­жить, что на этих ранних стадиях развития древнеегипетс­кого права лишь центральная государственная власть, зиж­дившаяся на исключительно прочной основе, могла позво­лить себе некоторое смягчение рамок мести. Более же гуман­ная система мести, которая, по крайней мере, в отдельные периоды применялась в древнеегипетском праве, вероятно, отражала силу занимаемого фараоном положения.