Библиография

Берг Л.С. Теории эволюции // Берг Л.С. Труды по теории эволюции. 1922-1930. М., 1977.

Вертьянов С.Ю. Общая биология: Учебник для 10-11 кл. общеобразовательных учреждений / Под ред. Ю.П. Алтухова. Изд. 2-е, расшир. М., 2006.

Вильчек Вс. Алгоритмы истории // Нева, 1990, № 7.

Гивишвили Г.В. Есть ли у естествознания альтернатива богу // Вопросы философии, 1995, № 2.

Гивишвили Г.В. Принцип дополнительности и эволюция природы // Вопросы философии, 1997, № 4.

Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора: Книга для учителя. М., 1986.

Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ // Кун Т. Структура научных революций. М., 2002.

Лосский Н.О. Ценность и бытие: Бог и Царство Божие как основа ценностей. Харьков-Москва, 2000.

Медников Б.М. Аксиомы биологии. М., 1982.

Мейен С.В., Соколов Б.С., Шрейдер Ю.А. Классическая и неклассическая биология. Феномен Любищева // Вестник АН СССР, 1977, т. 10.

Мейен С.В. Врачу, исцелися сам… // Знание – сила, 1978, № 7.

Мирзоян Э.Н. От дарвинизма к эволюционной биологии // Дарвинизм: история и современность. Л., 1988.

Муравник Г. Человек парадоксальный: Взгляд науки и взгляд веры // Новый мир, 2001, № 2.

Пасмор Дж. Сто лет философии. М., 1998.

Пикок А. Богословие в век науки: Модели бытия и становления в богословии и науке. М., 2004.

Поппер К.Р. Дарвинизм как метафизическая исследовательская программа // Вопросы философии, 1995, № 12.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М., 1986.

Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии, 1989, № 8.

Рьюз М. Наука и религия: по-прежнему война? // Вопросы философии, 1991, № 2.

Тростников В.Н. Научна ли «научная картина мира»? // Вопросы философии, 1989, № 12.

Ухтомский А.А. Доминанта как фактор поведения // Ухтомский А.А. Собр. соч. Т. 1. Учение о доминанте. Л., 1950.

Хакен Г. Информация и самоорганизация: Макроскопический подход к сложным системам. М., 1991.

Хеллер М. Творческий конфликт: О проблемах научного и религиозного мировоззрения. М., 2005.

Хобринк Б. Эволюция. Яйцо без курицы. М., 2003.

Чайковский Ю.В. Преобразование разнообразия. Эволюционная теория Сергея Мейена // Химия и жизнь, 1994, № 1.

Чайковский Ю.В. Философия дарвинизма против философии эволюции // Вопросы философии, 2007, № 9.

Шноль С.Э. Физико-химические факторы биологической эволюции. М., 1979.

§ 5. О доказательстве бытия Бога

Прежде чем говорить о божественной гипотезе, необходимо сказать о правомерности научной гипотезы бытия самого Бога. Совершенно справедливо считается, что рационально доказать или опровергнуть бытие Бога нельзя. Это означает, что в любой логически мыслимой модели Вселенной остается для Него место. Верно и обратное: любая модель может обойтись без Него. С научной точки зрения разница только в том, что второе труднее согласовать с нашими знаниями об устройстве мира.

Выражения «научный атеизм» или «научный креационизм» признаются обычно ненаучными, потому что выводы этих систем – результат философствования, а не доказанная научная гипотеза. Употребление их можно сохранить только при условии четкой демаркационной линии между проверяемыми и непроверяемыми суждениями. «Научная гипотеза» того, что выходит за рамки науки, должна основываться на экспериментально проверяемых фактах.

Рационально доказать или опровергнуть наличие Творца нельзя. Это вывод из «Критики чистого разума» И. Канта, который пришел к выводу, что спекулятивным путем объективная реальность Бога «не может быть доказана, но не может быть также и опровергнута» [Кант 1998, 495]. Любое доказательство предполагает заключение в рамках понятий, то есть – ограничение. Бог неограничен и не вмещается в логику наших категорий. В этическом плане «доказанное» бытие Бога лишает нас свободы. Вынуждаясь быть православным христианином доказательствами, человек теряет право на награду. Только свободный нравственный выбор предполагает различия в следствиях – награда или возмездие. Совершаемое по необходимости не имеет следствием справедливого воздаяния – ни награды, ни наказания.

И вообще, после К. Гёделя прежде чем говорить о доказательстве, нужно крепко подумать: что мы имеем в виду под «доказательством» и каким образом можно убедиться в его наличии. В знаменитых теоремах о неполноте (1931) австрийский математик Курт Гёдель доказал невозможность доказуемости истинного математического утверждения. Доктор физико-математических наук Н.Н. Непейвода пишет: «Теорема Гёделя о неполноте является почти что красной тряпкой для тех, кто желал бы придерживаться иллюзии, что наука всесильна, идущей от просветителей и иллюминатов» [Непейвода 2005, 121]. Он считает, что достаточно точно теорема Гёделя может быть сформулирована для неспециалиста в таком виде: «Если формальная система содержит хотя бы натуральные числа, сложение и умножение, то она неразрешима» [Там же, 121].

Наверное, и эта формулировка мало что говорит филологу. Применительно к вопросу доказательства перевод Гёделя на профанный язык может выглядеть так: «Если вы что-то доказали, значит, вы что-то все-таки приняли на веру и/или чего-то не учли» ¹. Наука, как это часто с ней бывает, запоздала. Ф.М. Достоевский знал: «Сознание бесконечно выше, чем дважды два» [Цит. по: Бородай 1989, 86]. Через пять лет после Гёделя польский математик Альфред Тарский в работе «Понятие истины в формализованных языках» доказал, что понятие истины вообще логически невыразимо. И здесь наука на своем языке повторила то, о чем философы и богословы уже знали. Истина как осуществленное противоречие не укладывается в рамки логики. О. Павел (Флоренский) писал: «Для рассудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку. <…> Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою» [Флоренский 2003, 137]. Это предвосхищение всей квантовой и релятивистской эпистемологической парадигмы ХХ в. – и К. Гёделя, и Н. Бора (принцип дополнительности), и В. Гейзенберга (принцип неопределенности).

В.Н. Тростников образно описывает создавшееся положение известным мотивом русских сказок: «Это означает, что посылать дедуктивный метод² на поиск истины – то же самое, что сказать ему: “Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что”» [Тростников 1989, 262]. Но только в сказках, где есть волшебство и нет Бога, из такого поиска что-то получается. А в креационистской модели Вселенной, где есть Бог и нет волшебства, хваленый разум homo sapiens’а нуждается в дополнительных средствах познания.

Наука бессильна доказать или опровергнуть гипотезы, предполагающие Творца. Но наука способна показать логическую состоятельность идеи бытия Бога, ее совместимость с научной моделью мира. Из теоремы К. Гёделя следует, что мышление (именно мышление, а не интуиция или вера!) содержательнее его логических дедуктивных форм. И если в эпоху сциентизма научность – едва ли не главная добродетель, надо быть последовательно, а не выборочно научным. Строго научное доказательство невозможно даже в области высоких математических абстракций, не говоря уже о метафизике. Доказательством в «мире Гёделя-Тарского» можно считать бóльшую вероятность и бóльшую объяснительную силу гипотезы.

Крупные философы и после Канта находят возможность логически обосновать бытие Бога. О. Павел Флоренский, проведя анализ кантовских антиномий, послуживших немецкому мыслителю в качестве опоры его критики, обнаружил ошибки Канта: «Если мы обратимся к до к а з а т е л ь с т в у кантовских антиномий, то тут обнаруживается удивительно большое число недомолвок, промахов и даже прямых ошибок» [Флоренский 2005, 633]. Н.О. Лосский подчеркивает: «Важно отметить, что именно логически необходимое мышление, если оно осуществляется со строго логической последовательностью, неизбежно выводит за пределы себя и при обзоре мировой системы обязывает к усмотрению Сверхлогического, Сверхмирового начала» [Лосский 1995, 260]. Другой замечательный, но, к сожалению, мало известный религиозный мыслитель В.И. Несмелов доказывает, что «существование человека, как религиозного образа Безусловной Сущности, строго научно может быть установлено и независимо от Библии, на основе одного только психологического анализа природы и содержания человеческой личности» [Несмелов 1994, 265].

Сам Кант, логически показав невозможность доказательства и опровержения бытия Бога, не был агностиком: «… Величие порядка и всюду замечаемое целесообразное устройство свидетельствует о наличии разумного творца, обладающего великой мудростью, могуществом и благостью»; «отрицание божественного существования есть полнейший вздор» [Кант 1963, 504 и 508]. По Канту, «доказать» бытие Бога может практический здравый смысл. Он пишет о видимом мире: «Великое единство в столь обширном целом позволяет заключать, что есть только один творец всех вещей, и хотя во всех этих умозаключениях не видно геометрической строгости, они все же, бесспорно, содержат в себе достаточно убедительной силы, чтобы ни один разумный человек, следующий естественным правилам здравого ума, ни одного мгновения не сомневался в этом» [Там же, 504]. В «Критике практического разума» (1788) Кант увенчал свою этико-религиозную систему постулатом практического разума с его следствием моральной необходимости признавать бытие Божие [Кант 1965, 458]. Пусть каждый спросит сам себя, чем лучше этой философии позиция Нобелевского лауреата Ф. Крика, объяснившего поразительно единство мироздания одной единственной спорой жизни, попавшей на Землю из космоса.

Сегодня очевидно, что Бог возвратился в научную картину мира. Откровение человеку эпохи квантовой механики и микробиологии состоялось в научных формах. Когда-то восточные волхвы-астрологи были приведены на поклонение богомладенцу своими наблюдениями ночного неба. Следуя за рождественской звездой, они оказались у яслей родившегося Христа. Наших современников ведут ко Христу другие пути – астрофизика, квантовая механика, микробиология, генетика. Например, академик Ю.П. Алтухов в предисловии к изданному под его редакцией учебнику биологии признается, что отказался от эволюционистских взглядов под влиянием научных исследований: «Я пришел к выводу о существовании Творца еще и потому, что труды моих сотрудников и мои собственные работы показали, что не только происхождение человека, но даже и происхождение обычных биологических видов не может иметь случайный характер» [Вертьянов 2006].

Наука перестала быть дорогостоящей забавой интеллектуалов и снова превращается в «служанку богословия»: «Ссылки на религиозные аргументы часто встречались в английских научных трактатах даже в ХIХ в. Интересно, что для наблюдаемого ныне оживления интереса к мистицизму характерно прямо противоположное направление аргументации: в наши дни своим авторитетом наука придает вес мистическим утверждениям» [Пригожин, Стенгерс 1986, 93]. Ученые разных специальностей, наблюдая невероятную сложность и координацию жизненных процессов, все больше склоняются к надмирной причине их возникновения. Психолог В.П. Зинченко, отмечая, что людей «может смутить» сложность функционирования мышления, естественным образом приходит к такому его пониманию: «Проще смотреть на него как на божий дар, божественную способность души…» [Зинченко 2002, 142]. Физик Ю.И. Кулаков сформулировал положения научно-теистической картины мира: «Наряду с миром материальной действительности существует некая иная реальность с иной формой бытия, лежащая вне области существования материального мира – Мир высшей реальности. Он действительно существует, ибо мы наблюдаем его реальные проявления в мире материальной действительности, в частности в виде научно-естественных законов и многочисленных программ. <…> В основании Универсума лежит внешнее по отношению к нему некоторое всеобъемлющее Первоначало – трансцендентный, трансрациональный, непостижимый, сверхличностый Бог (Абсолют), доступный через откровение лишь мистическому знанию» [Кулаков 1999, 145 и 146].

Современная лингвистика осторожно, с оглядкой и боязнью повредить своей научной репутации вспоминает прочно забытое старое. Н.К. Рябцева пишет: «В некотором смысле возникновение естественного языка – явление сверхъестественное, «дар Божий»…» [Рябцева 2005, 18]. Лишь в постсоветское время опубликованы «мистические» работы по философии языка и языкознания саратовского профессора В.С. Юрченко (См. [Юрченко 2000]; [Юрченко 1992]). Гипотезы божественного происхождения языка придерживается автор учебника по языкознанию профессор А.М. Камчатнов (См. [Камчатнов, Николина 2002]). Теперь верующие ученые, не опасаясь санкций компетентных органов и обвинений в идеализме со стороны адептов «единственно верного» учения, могут подключиться к обсуждению данной проблемы и попытаться внести в ее разрешение свою скромную лепту.