Глава V

ДУХОВНОЕ ТВОРЧЕСТВО ПЕРМЯКОВ

ЯЗЫК. - Первым продуктом духовного творчества Пермяка является язык. Обозначивши известную группу предметов одним или несколькими отдельными именами, он сделал первую попытку разобраться в окружающих вещах и классифицировать их. В глагольных корнях Пермяцкого языка заключаются представления Пермяка об отношении между вещами, между окружающей природой и им самим и наконец о происхождении вещей - то, что у других народов в развитой форме является натурфилософией. Изучая с этой точки зрения пермяцкий язык, значение пермяцких слов, мы приобретаем представления об особенностях пермяцкого ума или, может быть, точнее - особенностях человеческого ума в тот момент развития, на котором находятся Пермяки. Как ни скудны в общем те сведения, которыми располагает наука относительно финского мира, в некоторых отношениях она поднялась уже под уровнем пестрой массы единичных фактов, установила крупные группы, в которыя они укладываются в настоящее время, и отношение этих групп к тому единому целому, которое дало им начало. Область этих единственных захватывающих весь финский мир обобщений представляет собою язык. Идя в след за лингвистами, которые установили звуковые отношения между различными финскими наречиями, пользуясь уже обработанным им материалом, этнограф имеет возможность в свою очередь делать известные обобщения на счет философской стороны языка, тех особенностей, которыми в области понимания себя и окружающего мира обнаруживает объединенная на основании чисто филологических данных группа. Здесь больше, чем где либо, этнограф имеет право предполагать у данной народности существование явлений, которые констатированы у ближайших сородичей.

В очерке "Вотяки" мы ознакомились с некоторыми особенностями вотяцкого творчества в области языка и тем уровнем развития мысли, которы породил эти особенности. Мы видели, что Вотяк проявляет слабое развитие обобщающей способности: такие слова, как дитя, братья, слова в которых являются объединенными одними существенными свойствами объекты, отличающиеся в одном случае полом, в другом возрастом, заменяются у Вотяков сложными, описательными: дитя - пинал (сын - дочь), братья - акайовыно (старший-младший). Другой пробел в языке Вотяков составляют слова отвлеченного характера, напр. выражающие состояние. Затем изучая значение отдельных слов мы отметили, что Вотяк по случайному признаку - сходству формы напр. - обозначает общим термином различные явления: µшмес = глаз и родник, собственно отверстие, из которого бьет вода. В виду того, что Вотяки являются ближайшими родичами Пермяков по языку, мы имеем право ожидать, что встретим такие же явления и в пермяцком словаре. Изучение пермяцкого языка со стороны значений вполне подтверждает это предположение.

Черты, намеченные у Вотяков, даже с большей рельефностью выступают в пермяцком языке. Стремление к сложным словам для обозначения понятий, являющихся на почве некоторого обобщения, выражается в целом ряде слов: родители - ай-мам (отец-мать), сутки - ой-вун (ночь-день), одежда - пасj-ком (шуба-сапоги), обувь - кµм-кµт, охотиться - кыйны-выйны (стрелять-ловить) и т.д.

Рядом с такими словами мы видим слова, которыми объединены резко обособленные вещи: пым = пот, кипяток; тµв = ветер, зима; тусj = курпа, зерно, ягоды; гµн = шерсть, пух, мелкие перья. К категории таких слов относятся слова, означающие цвета: веж = зеленый, желтый, лµз = синий и какой-то цвет (масть лошадинной шерсти мы встречаем в делах название лошади СИНЕК, СИНЬКО, но не могли узнать, какую масть тут следует разуметь. Было бы любопытно исследовать эти факты с точки зрения чутья Пермяками цветов (Farbensinn). Типическим для Пермяцкого языка сравнительно с Вотяцким является стремлением обозначать одно действие различными терминами по различию предметов, на которыя оно направляется: мы имеем напр. лемавны - собирать ягоды черемухи (лем - черемуха), ошавны - охотиться на медведя (ош - медведь), кµчjавны - зайцев ловить, бить (кµчj - заяц).

ПРИМЕТЫ. - Приметы являются тем видом творчества, в котором сказываются представления народа об отношениях, связи между явлениями. Говоря о вотяцких приметах, мы имели случай заметить, что в них связаны причинной связью явления, не имеющие ничего общего, кроме отношений простой последовательности. То же можно сказать и о Пермяцких приметах.

Приводим несколько образчиков этих примет.

Хороший топор продавать не следует; купишь новый, ломаться будет, да пожалуй он и коров со двора выведет.

Одежду ношеную тоже продавать не следует, другая будет скоро драться.

Волосы встают дыбом к смерти.

Если весной дети играя собирают галю, хлеб родится; шишки - не родится.

Зимой курицы роются в шестке к пурге.

Если зимой у горящей лучины уголь долго держится и из трещины идет

дым, будет снег и мятель; если отскакивает, будет мороз.

Если рыба не попадет, будет гроза.

Если ястреба неподвижно держатся в небе, будет дождь.

Если весной первый гром загремит в скоромный (молочный) день, будет много молока; - в постный, рыбы.

Если при таянии снега весной у желобов образуются длинныя сосульки, будет длинный лен.

Если весной много цвета на вербе, будет много овса, на березе - ржи, на ели - льна.*

*). Другие приметы см. у Попова "Инв. дача".

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ И КУЛЬТ УМЕРШИХ (ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЖИЗНИ И СМЕРТИ, О ДУШЕ).

Общие термины, сохранившиеся в языке Пермяков и Вотяков для обозначения важнейших явлений, связанных со смертью и теми последствиями, которыми она сопровождается в жизни родичей (лул потон

- исход духа, кисьтон - поминки, мыж - кара, несомая усопшим за непочтение), дают нам право и в этой специальной области идей держаться на почве сравнительного исследования. Но прежде, чем воспользоваться этим материалом, взглянем на то, что дает нам современная пермяцкая жизнь. Познакомимся прежде всего с пермяцким кладбищем.

Для того, чтобы составить себе представление о том, каково было в недавнее время христианско-пермяцкое кладбище в Соликамском уезде, взглянем на "могильник" села Ошиба. Заброшенный в лесную грушь, недавно лишь приобретший собственную церковь и приход, чисто-пермяцкий по своему населению, Ошиб больше, чем любой старый "погост" Соликамского уезда, сохранил в своей жизни пермяцкой старины.

Здесь можно наблюдать такие особенности погребального обряда, о которых только со слов узнаешь в других местах. Своеобразную картину представляет собою этот могильник. Первое, что бросается в глаза на легком склоне занятой им площади - это обилие саней, оставленных в разных положениях. Одни опрокинуты вверх полозьями прямо над могилой, другие лежат около на боку, третьи также возле могилы, но в обычном при езде положении; целая группа стоит около часовни, в которую привозят покойников. Хорошия сани Пермяк теперь уже оставляет не на могиле, а по дороге к дому и через шесть недель забирает их. Вступая в пределы самого могильника, мы замечаем, что сани далеко не всегда остаются в целом виде на могиле усопшего: между могилами в в ложбинках кладбища встречаются отдельные полозья и вязы. Полозья служат для некоторых могил вместо креста, вставляются в могилу и поднимаются под ней своей загнутой частью. То же назначение выполняют на других могилах оглобли. Своеобразное употребление оглобель и полозьев красноречиво говорит о том, сколько христианского имеется в погребальном обряде предоставленного себе Пермяка. Пермяк смотрит на крест, как на примету, по которой он может отличить могилу близкого ему человека от чужой. Чтобы отличить эту могилу, он не прочь воспользоваться полозом и оглоблей.

Кто не хочет ломать сани, втыкает в могилу в головы лопату, кол, столб с грубо вырубленной шейкой и закругленной верхней частью, или роет могилу так, чтобы она пришлась к пню срубленного дерева. Кресты, которые мы встречаем на Ошибском кладбище по своей форме очень далеко от тех, которые можно встретить на кладбищах наших инородцев. И тут Пермяк старается воспользоватья материалом, который представляет сани: в дыру одного из брусков продевается кусок дерева и получается крест.

В лучшем случае крест сделан из двух палок и чуть-чуть поднимается над могилой. Всматриваясь ближе в обстановку пермяцкого кладбища, мы замечаем там и сям валяющиеся обрывки или обрезки тканей - холста, пестряди. Одни лежат прямо на земле, другие, по-видимому, были обернуты около могильных крестов и сползли с них.

Та же картина, но с новыми деталями, представится нам, если мы взглянем на "могильник" села Кочева Чердынского уезда. Могильник примыкает к колочку елового леса и возвышается над селом, которое расположено по склону к реке Сеполю. На этом могильнике рядом с знакомыми предметами мы встречаем и нечто новое. Кроме саней, брошенных там и сям, почти около всех могил можно найти легкий деревянный сруб, чаще клетку в один ряд; в этот сруб закладывается вырытая из могилы земля. На могильной насыпи в ногах стоит грубый глиняный горшек - иногда с небольшим количеством углей. Иногда такие горшки опрокинуты над могильной насыпью и вдавлены в нее, иногда они просто валяются окол могилы. тут же разбросаны орудия, которыми были выкопаны могилы - лопаты и деревянные кирки, на которые насаживается ральник. Вместо горшков около иных могил встречаются сломанные, продырявленные железные ковши и уполовники. Направление могилы во всем пермяцком крае одинаково - с Запада на Восток.

В настоящее время умершие с целого прихода хоронятся на общем приходском могильнике. В былое время каждая более или менее отдаленная или крупная деревня имела свой особый могильник. Такие могильники легко можно издали узнать в Чердынском уезде: они выглядят лесистыми островками среди окружающих полей. О существовании таких особых могильников по деревням Соликаского уезда мы знаем из земельных статистических книг волостных правлений и из рассказов Пермяков. Старики хоронили, говорили нам, около деревень на веселых, то есть возвышенных с обширным горизонтом местах. Около деревень хоронили и некрещеных. Сохранились такие старые отдельные кладбища и в Глазовском уезде. Здесь замечается в их положении особенность, объединяющая старых Пермяков и Вотяков: могильники располагаются не только на возвышенностях, но и по берегам рек. Г.Шатров сообщает нам, что в старину, когда Зюздинский край не был разделен на приходы, покойников хоронили здесь и отдельно - в лесу или в поле, поодаль от жилья.

Обзор пермяцкого кладбища оставляет открытым целый ряд вопросов, касающихся погребения - таковы вопросы о глубине могилы, способе погребения тела и обстановке, которой окружаетя усопший; еще менее он в состоянии дать нам материал для истории погребального обряда, а она в богатом чудскими могилами пермяцком крае существенно важна. Для решения этих вопросов нам придется прибегнуть к языку, поверьям, рассказам и наконец к аналогии с явлениями из жизни ближайших родичей нашей народности.

Язык свидетельствует, что Пермяки издавна "прятали" (хоронить - дзебавны // прятать) трупы своих усопших. Первоначально местом, где прятался покойник, служили естественные углубления в земле - ямы.

Может быть самой ранней формой погребения было просто оставление умершего в том чуме, который ему принадлежал. Намек на это как будто заключается в ходячих в Чердынском уезде рассказах, что в больших волоках встречаются одинокие избушки с лежащими в них покойниками, которые хранят с собой большие сокровища. Поздее место естественных ям заступили искусственные могилы. Могилы рылись очень неглубоко - на 3/4 аршина - 1 аршин. О таких мелких могилах помнят до сих пор Пермяки Зюздинского края. Раскольники-Пермяки роют такие могилы здесь и до сих пор.*

*). Сообщено А.П.Шатровым.

Зюздинские Пермяки сохраняют до сих пор воспоминание о том, как в старину полагались в могилу усопшие. Труп обвертывался берестой и опускался в таком виде в яму без всякого гроба*.1

1). Сообщено А.Н.Шатровым

Детей здесь по словам г.Шатрова хоронят таким образом некоторые и теперь. В настоящее время этот обычай по отношению к взрослым уже вышел из употребления. Одни погребают умерших в колодах (раскольники: мугорт = земляной дом), другие в досчатых гробах, сшитых лыками. Последний способ распространен в Соликамском и Чердынском уездах; сверху гроб прикрывается здесь еще берестой. В Инвенской даче лет 30 тому назад некоторые Пермяки сами заготовляли себе гроба. В гробе или без него покойник кладется в настоящее время в направлении с Запада на Восток. Но было время, когда Пермяк клал своих усопших в направлении с Севера на Юг. Мы предполагаем это прежде всего на основании аналогии с обычаями, которые в этом отношении имеют место у Финнов нашего края. У Вотяков-язычников, как и у язычников-Черемис рядом с усвоенным у мусульманских соседей обычаем класть покойника в направлении с Запада на Восток существует свой собственный обычай - класть труп в направлении с Севера на Юг.*2.

2). См. наши "Черемисы", 159 и "Вотяки".

Кроме аналогии мы имеем указание на господство этого обыдчая у предков современных Пермяков в одной пермяцкой примете. Пермяки Инвенской дачи наблюдают весной перед выгоном скотины на поля, как лежит она на дворе: исли животное лежит головой на Север, хозяин соображает, что летом она умрет.3*

3). Попов "Инв. дача".

На счет объяснения этой приметы не может быть затруднений: соображения на счет грозящей животному смерти основаны, конечно, на том, что оно лежит в том положении, в котором кладется мертвец. Примета возникла в пору, когда Пермяки клали усопших головой на Север, и пережила этот обычай. Констатировать намеки на существование рассматриваемого обычая у древних Пермяков существенно важно в виду того, что мы приобретаем благодаря этому новую связь, объединяющую Пермяков и Чудь: чудские могилы на всем пространстве занятого Пермяцкого края имеют, как и древние Вотяцкие, направление с Севера на Юг и костяки обращены головой на Север.1*.

1). Сообщено А.Н.Шатровым. Ср. Перм. Сборник. II, 36.

Из обстановки погребения мы имеем уже возможность вывести кое-какие

данныя на счет Пермяцких представлений об усопшем и смерти.

Пермяк снабжается пищей и одеждой, получает для чего-то палку и

деньги. Около его могилы остается все, с чем он имел то или другое

соприкосновение в последние моменты своего земного бытия. Очевидно, он и в могиле сохраняет кое-какие потребности живого существа.

Взгляды Пермяков на смерть и усопшего выясняются пред нами с большей отчетливостью, если мы всмотримся в те обряды, которые имеют место около умершего в доме Пермяка и при позднейшем поминовении его.

В Зюздинском крае, по словам г.Шатрова, Пермяки-раскольники, сохранившие как мыы уже видели, по-видимому, в большей чистоте старые пермяцкие обычаи, выносят умирающего из избы в сени, на двор, на улицу. Что значит этот обычай, Пермяки не знают: но его можно объяснить, обратившись к обычаям родственных финнских народностей.*2.

2). Ср. наши "Черемисы", 152.

Большинство Пермяков оставляет умершего в избе. Когда он испустит дух, семейных зовут кого-нибудь из родственников, живущих отдельными домами или посторонних людей обмыть покойника и сделать гроб. В Инвенской даче для изгтовления гроба приглашается нечетное число 3, 5, 7 чел. *1.

1). Рогов. Перм. Сборн. II, 122.

Хозяйка принимается тем временем делать пельняни. Лице, призванное обмывать покойника, обращается к нему с просьбой не сердиться: "Не сердись на меня; я тебя хочу ополоскать". С такими же просьбами обращаются к усопшему люди, которые делают ему гроб, когда приступают к устройству гроба и когда кладут усопшего в его домовину. Гроб делается на улице, потом вносится в избу и ставится на пол окло стола. В него складывают инструменты, которыми его делали. Потом покйоника и гроб окуривают вереском или ладаном, вещи выбирают и кладут покйоника с запасом одежды на перемену. Гроб с покойником ставится на лавку или скамейку перед столом, в старину сатвился на полу. На другой скамейке, стоящей около стола, в Зюздинском крае усаживаются родные покойного, и, помолившись Богу, обращаются к усопшему с приглашением разделить их трапезу: "Приходи в последний раз поесть с нами хлеба-соли". 2*.

2). Сообщено А.Н.Шатровым.

В Соликамском уезде около покойника в головах ставится ярушник и чашка с брагой и покойника приглашают есть - не сердиться: "Сей, эн выгась"

- говорят усопшему родные. Под подушку в гроб кладут одну перемену белья; около покойника кладется палка, в руку ему дается мелкая моента, чтобы он мог окупить могилу. Делавшие гроб получают в дар вещи покойного через гроб. В старину ставили стклянку с водкой, туясок с пвом и рыбный пирог. Покончив эти обряды, Пермяки покойника торопятся отвезти на кладбище, запрягают в сани гусем пару или тройку лошадей и поскорее гонят со двора. На гроб покойника в голову кладется хлебец (челпан), который на дороге кидают первому встречному. По-видимому это остаток какой-то жертвы, но какой, пока трудно сказать. С гробом на санях помещается и береста. Пермяк издали готовится к этому путешествию. Он прячет обрезываемыя ногти, чтобы его легче было везти на могильник. В 40-х годах, по словам Хлопина, провожавшие садились на гроб и пели дорогой в честь усопшего во всю мочь хвалебные гимны особым напевом. 1*.

1). Изв. Р. Геогр. Общ. 1849, I, 31.

Хоронили без священника, который приезжал после. Опуская умершаго в могилу, Пермяки открывают крышку гроба, чтобы покойник взглянул на свет в последний раз. 2*.

2). Добр. I, с.IV, 577.

Из обрядов, которые выполняются в доме умершего, оказывается, что Пермяки, подобно Вотякам, предполагают у умершего те же потребности, что и у живого: его кормят, поят, снабжают одеждой.

Эти потребности умерший сохраняет и после погребения. Родные считают своей обязанностью снабжать его от времени до времени пищей. Обыкновенно это делается по субботам или воскресеньям. В настоящее время старый обычай утратил уже свои первоначальные формы. Угощение усопшему носят в церковь и потом съедают дома сами родные.

Орловские Пермяки в продолжение трех дней после смерти ходят на могилу усопшего, носят ярушников, шанег, иногда водку. 3*.

3). Idid.

На третий день в Орловском уезде зовут за поминальный стол соседей. Перед началом стола зажигают несколько восковых свеч и ставят их на окна и по обе стороны порога. Потом на несколько времени дверь отворяется, гости садятся за стол и приглашают душу тень (лола) за общую трапезу. В передний угол кладется шапка или платок смотря по тому, мужчина или женщина был усопший. Место, где лежит шапка, никем не занимается; против него на столе ставится особая чашка, которую до верху наполняют блинами, кислым молоком, ярушниками, водкой. Всякий гсоть считает своей обязанностью положить в чашку покойного часть каждого кушанья, которое подается на стол, говоря при этом: "Ешь, сватушка", или "Пей, брательник". После обеда блюдо это выносят в огород и ставят там в крапиву, в какой-нибудь укромный уголок, чтобы собаки не съели. Через три дня смотрят, осталось ли что в чашке или нет. Если вороны не успели растаскать всего и в чашке что-нибудь осталось, - значит есть не хочет, сердится". 1*.

1). Добр. I, с.IV, 577-578. Ср. "Черемисы".

В Соликамском уезде угощение покойника происходило у богатых ежедневно в течение шести дней.

В 9-й день за покрытый яствами стол садятся родные умершего и сидят несколько минут безмолвно. В это время, предполагается, душа принимает предложенныя ей яства. Потом кушанья убираются до появления гостей. 2*.

2). Рогов. Мат. Пер. Сб. II, 126.

Торжественное угощение усопшему устраивается в 40-й день и в годины. Остатками языческой старины поминальный обряд изобилует у

Чердынских - Косинских Пермяков. Приступая к устройству поминального стола, большак ставит для покойника чашку, ложку, посуду с брагой. До прибора усопшего никто из поминальных не должен дотрагиваться. На стол ставятся затем приготовленныя для поминаемых кушанья - рыбный пирог, яичница, ложки, которыми должны есть их умершие. Когда все приготовлено, большак берет свечку и три раза обходит с ней вокуруг стола, окуривая яства дымом от него. Затем он берет горячий рыбный пирог и разламывая его называет имя усопшего и говорит "азь вошшы" - да дойдет. [вошйысь]. Пожелание относится к горячему пару, который поднимается из пирога и составляет то, что потребляет из предлагаемого яства душа усопшего. С таким же пожеланием разламывает и ест свою часть и каждый из присутствующих родичей. Затем устраивается стол для посторонних и нищих. Главным лицем здесь является человек, который делал гроб или обмывал покойного. Он восседает за столом вместе с нищими. На поминках присутствует не один усопший. В Чердынском уезде приглашаются вместе с поминаемым усопшим "клюшники, ларешники, дедушки, бабушки, души безродных, в лесу заблудшие, в воде утопшие". Пермяки убеждены, что все приглашаемые невидимо присутствуют на поминальном пиру. При этом замечают обыкновенно, что такие посещения земли не для всех усопших легки. Воры должны в таких случаях таскать с собой то, что было ими украдено. Кто украл напр. соху, борону, сани, тот обязательно с ними является на пир, и страшно мается, стараясь протащить в избу громоздкую ношу.

Когда поминальная трапеза оканчивается, человек, обмывший умершего и представляющий его своей особой встает и выходит первый из избы.

Родные его провожают со свечами, с ним уходит душа поминаемого родителя. В Соликамском уезде за ним едут из села до первого перекрестка. *)

*). Рогов. Перм. Сборн. II, 127.

В Глазовском уезде, по сообщению г.Шатрова, поминки устраиваются несколько иначе Хозяева накрывают стол, ставят на него кушанья, очищают и разрезают на части свареное яйцо, открывают жбан с брагой, свертывают на подобие треугольника блины, кладут на кушанья по ложке, ставят перед иконами горшечек с ладыном на каленых углях и отодвигают волоковое окно, чтобы душа могла прилететь в избу и насладиться приготовленным ей угощением. Предполагается, что душа успевает воспользоваться трапезой пока родные молятся. Здесь же, когда поминают усопших на улице близ церкви, бросают остатки поминальных яств на траву и просят птичек помянуть усопших. В годины поминальная трапеза устраивается на могиле. Расстилается скатерть, на нее ставятся кушанья, вино, пиво. Старший из поминающих и здесь обращается от имени всех к усопшему: "Вот мы год к тебе не ходили, теперь пришли, принесли тебе угощение; пей, ешь, к нам не ходи". За одно с поминаемым родичем приглашаются и ранее умершие. По окончании поминального пира остаток пива выливается или прямо на могилу или, как это было в 40-х годах, в особое углубление на ней. В Чердынском уезде поминать покойного на кладбище ходили женщины, выкапывали в могиле ямку против рта покойного, и лили туда брагу, приговаривая: "Ю, ю!" (пей, пей!). 1*).

1). Попов. Ж.М.В.Д. 1852, т.29, 463.

Годичными поминками оканчивается круг периодических угощений усопшего. Затем он наравне с старыми покойниками получает от живых родичей угощение в семик и радоницу. [от "радость" по случаю пасхального поминовения мертвых. - Игнатов М.Д.].

В Глазовском уезде такие угощения сохраняют в наибольшей чистоте старую форму. Родные кладут яства в берестяныя коробочки, уносят на могильники и вешают на ветвях растущих там деревьев, призывая усопших есть. Мы уже имели случай указать на то, что такие дары умершим уносятся и на чудские могильники. 2*).

2). Сообщ. А.Н.Шатровым.

Сопоставляя поминальный и погребальный обряды Пермяков с Вотяцкими, мы замечаем, что они больше, чем эти последние, подверглись христианскому влиянию, но под слоем этих позднейших верований скрываются старыя и составляющие достояние всей пермской группы. Для Пермяка, как и для Вотяка, смерть не означает прекращения бытия; это только перемена места, переселение в иную область. Усопший, в особенности если он колдун (знаткой), может посещать своих родных. Рассказы о таких посещениях распространены между Пермяками, как и между Вотяками. Приведем несколько подобных рассказов, чтобы уяснить представления Пермяков об умерших.

Пермяк, умирая наказывает жене, чтобы она не боялась, если он будет приходить в свою избу после смерти. Стоит заткнуть под матицу обломок стальной косы и он ничего не сделает худого. Умер Пермяк, похоронили его и он действительно стал посещать свой дом не только днем, но и ночью. Когда жена уходила куда-нибудь или уезжала и оставляла дома одних ребят, ребята рассказывали ей потом, что у них был тятька, весь в белом - сидел на скамейке и ничего не говорил. Однажды ночью, когда все спали, Пермяк-покойник стал стучаться в дверь и просить жену, чтобы она его пустила. Жена проснулась и крикнула: "Не пущу, убирайся!" Покойник в ответ на это стал грызть дверные косяки, но в избу не попал (почему?). На утро, когда все встали, оказалось, что ворота и двери хлевов растворены и скотина вся выпущена. 1*).

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

Как совершают свои путешествия умершие, показывает другой рассказ, записанный там же. Умерший муж одной Пермячки пришел однажды ночью домой. Встав перед постелью жены, он разбудил ее и, дрожа от холода, стал просить погреть ему руки. Женщина взяла его руки, но сейчас же выпустила их: вместо человеческих рук она ощутила собачьи лапы. Бросивши руки покойника, женщина стала добывать огонь. Покойник тем временем бросился в подполье; женщина услыхала, как стукнула ведущая туда западня. С зажженной лучиной в руках женщина спустилась в подполье и увидела, как покойник выпорхнул в отдушину на улицу. 2).

2). Также.

Относительно утполенников Пермяки, как и Вотяки, убеждены, что они не умирают, а поступают на службу к водяному. Если через некоторое время тело утопленника и выбрасывается иногда на берег или всплывает на поверхность реки, то это на самом деле не труп, а обрубок дерева, которому водяной придает вид мертвого человека ("обороченный", "подмененный", вэжµм). На счет этих "вэжµм'ов" существует не мало рассказов. Приводим один из них, доставленный нам г.Шатровым.

Человек утонул в реке. Через некоторое время тело его было выброшено и

родные его похоронили. После похорон был устроен поминальный стол.

Жена пошла в погреб за пивом и видит: ея похороненный муж сидит там

нагой и говорит: вы не меня похоронили, а осиновый чурбан. Когда я

тонул, водяные подхватили меня, сняли с меня одежду, надели ее на этот чурбан, а на меня надели другую одежду. Водяные ("ичетики") вместе со мной вышли на луга погулять и наказали мне не проходить мимо травы огневика. Я не послушался, прошел мимо этой травы, одежда моя загорелась, опалила "ичетиков", они разбежались, а я пришел сюда. Надела баба на мужика одежду, привела его в избу, потом пошли на могилу, разрыли ее и в самом деле нашли там осиновый чурбан.

Тождественный по содержанию рассказ мы слышали в селе Ошибе Соликамского уезда.

Подобно Вотякам, Пермяки убеждены, что покойники приобретают способность невидимо присутствовать среди людей. Эту способность можно заимствовать у них, взявши что-нибудь принадлежащее покойнику. На этом веровании сложились специальные воровские предметы. Если отнять у покойника руку, зубы или взять его рубаку или монету, с которой он погребается, то можно невидимо для других красть. В Чердынском уезде это же верование породило более мрачную примету: если убить женщину, снять с нея кожу и надеть на себя, то сделаешься невидимым.

Имея одинаковые с Вотяками представления на счет смерти и умерших, Пермяки естественно также, как и Вотяки, чтут их, как сверхъестественных деятелей. Покойник, по пермяцким верованиям, не разрывает связи с живыми. За то пропитание, которое они ему доставляют, он охраняет их интересы, бережет скотину. Благодетельное действие усопшего простирается однако лишь до тех пор, пока родные его не забывают. Забывчивым усопший напоминает о себе щипками, после которых на теле остаются синия пятна. Если родные и после таких напоминаний продолжают не обращать внимания на него, усопший карает их. Вера в кару усопшего составляет общее достояния пермской группы, как и служащее для обозначения этой кары слово - мыж. Покойники карают, насылая на своих потомков болезни или падеж на скотину.

В ряду усопших имеются такие, в деятельности которых зло составляет

преобладающую черту. Это духи убитых, самоубийц и утопленных матерями

младенцев. Дух самоубийцы или убитого остается на месте, где совершено

убийство. Проезжая мимо таких мест, слышат свист или стоны. Духи таких

усопших гоняются за людьми. Духи утопленных в воде младенцев

обращаются во враждебных человеку духов "ичетиков" (маленькие).

Ичетики - маленькие существа с длинными волосами. Живут по большей части в глубоких реках. В представлениях современных Пермяков "ичетики" сливаются с водяными, т.е. испытывают ту же участь, что и родственные им по происхождению вотяцкие духи - кутыси. Ичетики начинают рассматриваться, как владыки вод и рыбы; рыбаки бросают им перед ловом частицы: яйца, блины, хлеб, деньги, клочки ситца. 1*).

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

Из пермяцких представлений о самоубийцах и "ичетиках" очевидно, что первоначальным новым жилищем усопшего они считали то место, где погребено было его тело. Христианство внесло представления о загробном мире - рае (светлом месте) и аде (черном месте). Для обозначения ада Пермяки употребляют слово, которое может озадачить любого исследователя, не знакомого с народным языком - ВАКРАМЕЖ. Слово это отсутствует у Вотяков; нет его и у Зырян. Оно составилось, без сомнения, из русского выражения: в ад кромешнiй.

С сложившимися у Пермяков под влиянием христинаства понятиями о загробной жизни мы отчасти уже познакомились благодаря приглашениям, с которыми обращаются к обитателям его во время поминальных трапез. Загробный мир находится в ведении каких-то ключников и ларешников, которые, по-видимому, заведуют им и приглашаются вместе с усопшими родными за поминальную трапезу. В этом мире усопшие терпят наказание за свои грехи: вору осуждены напр. таскать с собой украденные предметы. В Глазовском уезде на счет воров-полуночников существует другой рассказ. Они ходят по заостренному "князьку" (коньку) высокого дома и до крови изрезывают себе ноги. Другие грешники брошены в огненную реку, из которой видны только головы их (через эту реку, - заметим мимоходом - нужно переправиться на тот свет каждому умершему. Праведных через нее переносят ангелы). 1*.

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

Представления на счет рая бледнее. Дети, по-видимому, превращаются там в ангелов: те, которые перед смертью были приобщены, имеют по два крылышка; неприобщенные - одно. 2*).

2). Также.

ОСТАТКИ ЯЗЫЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ НА ПРИРОДУ. - Сходство, которое мы обнаружили между Пермяцкими и Вотяцкими верованиями относительно смерти и загробной жизни, дает нам право предполагать, что и в области остальных верование окажется та же близость. Это предположение имеет для нас существенное значение. Было время, когда Пермяки и Вотяки исповедывали одну и ту же религию; но Пермяки крестились 400 лет назад тому, Вотяки только 150 - да и то не все, часть их до сих пор остается язычниками. Понятно поэтому, что, позьуясь современными Вотяцкими верованиями, мы можем восстановить в Пермяцких то, что или стерто историей или покрылось слоями позднейших, чуждых идей.

Современный Пермяк - усердный христианин. Духовенство края довольно его усердием к церкви и в особенности его стойкостью пред расколом. В какой степени он усвоил себе миросозерцание христианства, каковы его представления о природе божества, не легко узнать. Пермяк не большой любитель точных формул и определений. Один казанский офицер рассказывает нам, как он беседовал с пермяком-деньщиком о Боге. В первый раз столкнувшись с представителем незнакомой ему народности, неискушенный в добывании этнографических сведений, офицер вознамерился узнать, как смотрит его деньщик на природу Бога. Ты знаешь, что есть Бог. - Знаю, в.б." Где же он? - "Вот в.б. (показывает на угол, где висела икона). - Это икона; не знаешь ли ты другого Бога, кроме нея?"

- "Как же, в.б. (сообщает целый ряд других "богов" - и все это образа святых)". - После долгих и бесплодных разговоров офицер должен был отказаться от своего замысла. Этот случай очень характеристичен и поучителен для этнографов. Для челвоека, знакомого с религиозным мировоззрением Пермяка, он не заключает в себе ничего удивительного. Любой Пермяк, поставленный в такое положение, давал бы те же ответы. Нужно прожить годы среди Пермяков, ловить отдельныя, случайно брошенныя фразы, чтобы составить себе картину пермяцкого мировоззрения. Этнограф, не располагающих такими условиями для исследования, поступит целесообразнее, если будет заключать о пермяцких воззрениях на божество, по тем отношениям, в которыя становится к нему верующий.

В честь христианского Бога, который "хочет милости, а не жертв",

ПЕрмяк колет коров и мелкую скотину.

В Чердынском уезде в деревне Коче имеется часовня, возле которой почти в буквальном смысле приносятся гекатомбы. Лет 20 тому назад здесь закалалось до 80 коров. Коча является своего рода религиозным центром Пермяцкого края. Сюда к 18 августа идут, едут, ведут объщанную скотину, больных лошадей со всего Соликамского и Чердынского уезда. В жертву приносится скотина, которая была перед этим больна. Пермяк из болезни животного заключает, что она нужна Богу и обещает привести ее в Кочу, если она выздоровеет. Обетныя животные колятся накануне 18 числа. Священники приезжают благословить заколотых животных и получают для себя лопатки, для церкви кожу. Остальное мясо частью варится и поедается толкающимися здесь в массе богомольцами, частию разрезывается на куски и раздается нищим, которые собираются сюда со всего Пермяцкого края. Хворые кони вводятся в речку, протекающую близ часовни, и стоят, пока совершается молебствие и освящается вода. Коней и их хозяев набирается в речку такая масса, что речка запруживается и вода, раньше едва доходившая человеку до пояса поднимается до плеч. По окончании молебна хозяева в былое время садились на выведенных из реки коней и скакали на них что есть мочи от берега. В настоящее время этот обычай преследуется полицией, так как при этом однажды скачущие затоптали мужика. Благословение коней в день Фрола и Лавра - заметим мимоходом - имеет место во всем Пермском крае, как и на всем нашем севере. В селе Белоеве всадники по окончании молебствия становятся в два ряда в ожидании священника, который окропляет лошадей святой водой, и за тем тихо разъезжаются.

Пермяк глубоко верит в то, что Богу нужны кровавыя жертвы. Даже скотина, по его мнению, чувствует важность той цели, для которой ее ведут в Кочу. "Не поверишь, говорил мне один ямщик, рассказывая о том, как он водил свою обещанную корову в Кочу, сама бежала всю дорогу, ни раза ни пришлось подогнать ее". Другим пунктом, куда пригоняются крупныя животные (быки) является деревня Панино Гаинской волости Чердынского уезда. Часовень, в которые приносятся живыя или заколотыя телята, поросята, бараны, курицы, имеется в каждомо приходе по нескольку. В одних часовнях жертвы приносятся на новый год (колотые просята и свиньи, над которыми служат молебны). 1*).

1). Рогов Мат. Перм. Сбор. II, 26.

В некоторые часовни из дальних мест осенью приносят куриц (в Мелехиной Ошиб. прих. в день Марии Галиндухи). В Серве Кудымкорской волости при этом соблюдается такой порядок: одни кладут птицу на стол, другие дают кому-нибудь подержать птицу над головой и потом раздают нищим.

Живыя жертвы прводятся по преимуществу в Чердынском уезде. В обрусевшем Юрлинском приходе имеется часовня, куда приводят и колят живых телят и ягнят.

В Гаинской волости в часовню при деревне Луп, в Юсьве, в д. Сiе Гаиской вол. в дер. Гаиинцах, в дд. Деминой, Новинской Кочевской вол. к Рожеству со всего Пермяцкого края приводят живых баранов, пускают на несколько минут, в часовню, где животное бегает, и за тем режут и часть съедают сами, часть отдают нищим. Живые бараны приводятся и в деревню Половину Юрлинской волости. В Соликамском уезде в часовни приносится уже и поступают "попам" части колотого мяса - лопатка овцы, свиньи.

Обязательным является приношение колотого мяса в Ильин день. На этот раз по местам (напр. в с. Ошибе) в церкви устанавливаются скамьи, на которыя молящиеся раскладывают жертвенное мясо. Жертвой является или плечо или головы баранов. Рогов кроме того упоминает козьи головы и горох. 1*).

1). Перм. Сборн. II,

Часовни с жертвоприношениями встречаются в приходах, где Пермяки наиболее обрусели - в Майкорском, Купросском, Архангельском.

Убеждение, что богу нужны кровавые жертвы и что он указывает на нужное ему животное, посылая на него болезнь, имеет всеобщее распространение среди Пермяков. Не всякий ПЕрмяк ведет такое животное в Кочу, но почти всякие обещает ее по выздоровлении "богу" в ту или другую часовню, "попам", "на мир" - выражения варьируются, смотря по степени приближения хозяина к христианским понятиям о боге. В Ошибском приходе в исполнение своего обета хозяин такой скотины колет ее, отдает часть священнику, остальное съедает сам с приглашенным народом. Режут "попам" коров и в других случаях, напр. при новосельи. Часть зарезанного животного поступает духовенству, часть съедается.

Бог или "боги", по Пермяцки т.е. святые изображенные на иконах,

стоящих в тех или других часовнях, добиваются от человека жертв,

насылая болезни или на скот или на него саомого. Они поступают в

давнном случае совершенно так же, как души умерших: для обозначения их

кары служит тоже слово МЫЖ. Первой заботой пораженного болезнью человека является узнать, кто поразил его ("нашел" на него, как переводят Пермяки слово МЫЖЬЭМ) - умерший родственник или "бог" из какой-нибудь часовни. Решить этот вопрос берутся особенныя гадальщицы. Гадальщик берет щепотку соли с божницы, бросают ее на раскаленные уголья, над углями он вешает, как безмен, на шнурке топор и начинает перебирать имена умерших родных и затем святых; при чьем имени топор колыхнется, тот наслал кару. Если покаравшим оказался "бог", знахарь указывает, куда надо сходить к нему и что принести. В жертву покаравшему богу приносятся особенного рода завитая в спираль свечка и несколько копеек "на приклад". Размер свечки определяется характером болезни. Если больной испытывает общее недомогание, свечка делается в рост человека, если болит рука - в длину руки, если болит голова - в обхват головы.

Уже в жертвоприношениях Инвенских и Чердынских Пермяков заметна их приуроченность к известному времени. У Пермяков Вятской губернии, как у Зырян Вологодской губ., связь жертвоприношений с периодами хозяйственной жизни и их общественный характер выступают с полной определенностью. В высокой степени ценный материал в этом отношении представляют сообщения г.Добротворского.

Пермяки встречают, читаем мы у этого автора, праздниками первое вскрытие реки, первую озимь, празднуют несколько дней перед посевом хлеба и после уборки его; праздником завершают они и осеннюю охоту. 1*.

1). 1. с.IV, 578.

К величайшему сожалению г.Добротворский не счет нужным сообщить, как называются все эти праздники, к каким христианским приурочены, какими обрядами сопровождаются. Пожелаем Вятским исследователям восполнить этот пробел и отметим те из связанных с общественными праздниками явлений, которыя нашли себе место в очерке г.Добротворского.

Весной, когда оголится земля и наступит время выезжать с сохою, собирается сход, на котором за водкой обсуждается, как распорядиться участками маломочных работников. Обряды, которые предшествуют распиванию водки, являются единственным намеком на тот характер, который имело это весеннее собрание в старину: из толпы выделяется старший по возрасту Пермяк, наливает водки в деревянную чашку и долго пристально смотрит в нее, затем он выливает водку на землю и объявляет, какого урожая следует ждать в этот год. За старшим к водке поочереди подходят остальные члены схода и каждый льет остатки своей водки на землю. 1*).

1) I. с.IV, 547.

В Ильин день на общественные деньги покупается бык (в былое время, как мы уже знаем, олень). Деньги собираются старостой, рамзер жервтования не установлен, жертвующий дает от себя и от своих родителей. Колят жертву за селом на берегу реки особым священным ножом, который хранится у наиболее уважаемого в деревне старика. Часть мяса поступает духовенству, остальное варится в общественном котле, который хранится при церкви. Жертвенноя мясо часию съедается, частию хранится, как талисман, частию относится на могилу к родителям или зарывается в землю на полосы, чтобы хлеб родился лучше. Небольшие деревни соединяются вместе; роль священника исполняет местный старик, который импровизирует молитву. По местам такие жертвоприношения бывают перед началом или окончанием полевых работ. 2)*

2). Idid. 579.

В виду того, что обычай приносить от имени общества в жертву быка объединяет Вятских Пермяков и Вологодских Зырян, мы позволяем себе дополнить картину жертвоприношения некоторыми деталями, может быть недосмотренными г.Добротворским. Зыряне приносят жертвы пред началом сева, при выгоне скота на подножный корм, в случае общественных бедствий. Мясо употребляется также, как и у Пермяков, но кости и отвар зарывают в землю - чтобы не съели животные, говорят теперь Зыряне. 1)*.

1). Кл.Попов. "Зыряне". 47.

Отношение к иконам ("богам"), которые держатся в домах, отличаются своеобразностью. Пермяк приписывает иконе, которая стоит у него на божнице добро и зло своей домашней жизни. Он свыкается с известной иконой, если жизнь его не выдается из жизни других особенной неудачностью. Когда икона устареет - выцветет и является необходимость купить новую, Пермяк старается приобрести изображение того же святого и не возьмет иконы с другим святым: новый бог может натворить зла.

Если все же случается, что Пермяк - хотя бы по ошибке - приобретает новую икону и за этой покупкой в доме следуют какие-нибудь неприятности, Пермяк торопится куда-нибудь - чаще всего в церковь - убрать неподходящего бога. В некоторых случаях Пермяк пытается наказать карающего "бога". Духовенству приходится иногда видеть на божнице Пермяка икону, поставленную вниз головой. На вопросы, почему так стоит икона, Пермяк отвечает, не стесняясь, что в доме случилась беда и он наказывает допустившего ее "бога". Особенной способностью творить зло, по мнению Пермяков, отличается Николай - Чудотворец.

Образ св. Николая странно раздвоился в сознании Пермяков. Св. Николай, "Никола-бог", без эпитета чудотворец пользуется громадным почтением Пермяков. Но тот же святой, если в иконной подписи ему дан эпитет чудотворец, считается особым и притом способным производить всякое зло "богом". 2*).

2). Перм. Еп. Вед. 1889, N 14.

Корень этого недоразумения лежит в своеобразном представлении о

"чуде". Пермяк понимает "чудо" как бедствие, которое может произвести "бог"; почему, мы увидим ниже. Образ Николая Чудотворца Пермяк купит только по ошибке и немедленно водворит его в церковь, лишь только ошибка раскроется.

В виду фактов, которые мы привели, читатель не найдет ничего удивительного в том, что Пермяк не проявляет особого уважения к христианскому храму и держит в нем себя, как на базаре. Шум, громкие разговоры в церкви составляют обычное явление. Пермяк не прочь забрести в церковь пьяный, завести там ссору и подчас прибегнуть к кулаку. До какой степени далеко могут доходить уклонения от церковной дисциплины, показывает следующий случай: Пермячка поручила кому-то из молящихся поставить свечу Божией Матери; принявший свечу начал ее между тем ставить перед другой иконой; "какому ты лешему ставишь, крикнула на весь храм рассерженная Пермячка: я богородичке велела".

Дополним эту картину несколькими деталями, которые дает нам священник, прослуживший в чисто-Пермяцком (Ошибском) приходе 12 лет. До 70-х годов в средние праздники Пермяки считали лишшним ходить в церковь и в итех случах, когда нужны были люди - напр. нести иконы на воду - духовенство обращалось к содействию волостных властей, которые оповещали, точнее сгоняли, народ. Исповедуются коренные Пермяки очень редко, иные доживают без исповеди до старости; причащаются еще реже. Бывают впрочем случаи, когда Пермя сам проявляет готовность исповедываться, но в побуждениях для этого мало религиозного; так бывает после драки, когда побитый хочет напугать обидчика, показать, что тот избил его смертельно.

Всматриваясь в картину вервоаний и обычаев, сложившихся у Пермяков на почве христианства, мы придем к неизбежному заключению, что эта картина не вяжется с сущностью христинаства. В ней слишком много черт, чуждых христианству. "Боги", которых нашел в христианстве Пермяк, вполне человечны по своей природе и всего ближе напоминают покойников; как покойники, они нуждаются в жертвах, точнее в пище и питье, как покойники, требуют от людей удовлетворения своих потребностей, насылая на них лично или на скот болезни; их кару, как и кару усопших, узнают и возвещают пораженному одни и те же гадатели и одним способом.

Под каким влиянием христинаские представления так исказились в сознании Пермяков? Перенесемся за пять столетий назад, к той картине, которую встретил св. Стефан, явившись с христианской проповедью к северным Коми. "Бяху бо в Перми, читаем мы у Епифания, кумири разноличнiи, овiи болшiи и меншiи, другiи-же среднiи, а инiи нарочитiи и словутнiи... овемъ убо редцiи моляхуся и худу честь воздаяху, а другим же мнози не токмо ближнiи, но и дальнiи погостове, суть же у них етери кумири, к ним же издалеча прихождаху и от дальних мест поминки приношаху и за три дня и за четыре и за неделю сущi". 1*).

1). Пам. Стар. Р. Лры. III, 136.

"Богы ихъ раскопа, говорит тот же Епифаний в другом месте, еже суть болваны истуканные, изваанныя, издлбленныя, вырезом вырезаемыя... сам по лесу обходя без лености с ученики своими и по погостом распытуя и в домех изыскуя и в лесехъ находя и в привежкахъ обретая... А еже повешанное около идол, или кровля над ними или на приношенiе или на украшенiе имъ принесенное или соболи или куницы или... медведка или рыси или белки - то все сбрав во едину кущу складе и огневи предастъ я...". 2*).

2). Ibid.

"Вшедъ въ етеро место, идеже арочитая ихъ кумирница и покушашеся идолы ихъх разорити, и опроверже требища ихъ и боги ихъ раскопа, и божiею силою нарочитую кумирницу их зажже и пламенемъ запали ю... кумирникомъ не бывшимъ ту". 1*).

1). Пам. Стар. р. Лры. III, 132.

Дополним эту картину теми данными, которыми мы располагаем относительно обращения с своими домашними идолами Остяков и Вогулов, припомним предания о том, что часовни возникли на месте древних языческих требищ и мы восстановим те старые языческие мехи, в которы ебыло влито новое вино христианства. Сожженные языческие кумирницы сменились христианскими часовнями, идолы - иконами, но в душе Пермяка эта перемена не отразилась. На старом месте, но уже новым богам приносит он по прежнему жертвы. В 1501 г. через 30 лет после водворения на Каме христианства, митрополит Симон считал нужным наставлять Пермяков и их князя, чтобы они кумирам не служили. 2*).

2). Перм. лет. I, 33. Солов. V, 276.

Изменившиеся экономические услвоия изменили род жертв - земледелец и скотовод приносит не то, что приносил охотник, но идея жертвы, которой требует бог, осталась старая. По прежнему Пермяк занет многих богов, и между этими богами есть такие, которым молятся немногие, и есть такие "нарочитые", к которым сходятся с дальних погостов, за три, четыре дня и даже за неделю пешего пути. По прежнему Пермяк считает возможным ругать неизвестного "бога", наславшего на него "мыж" и наказывает бога, охраняющего интересы его дома, когда тот допускает какое-нибудь семейное несчастие. Начавши с христианских воззрений Пермяка, мы незаметно переходим в языческую старину.

Туда же прийдем мы, если вместо исторических спраов обратимся к

сопоставлению пермяцких обрядов с вотяцкими. Мы знаем уже, с какими

временами года совпадают праздники Пермяков, как они проходят и кто в

них играет главную роль. Все это не согласно с духом христианства, но

вполне гармонирует с вотяцким язычеством.

Первый праздник Вятских Пермяков совпадает с вскрытием рек; этот же момент в жизни природы приветствует и Глазовскими Вотяками (приводы льда, э-келян). 1*). [йи колльµм. - Игнатов М.Д.].

1). Первухин. Эск. II, 22.

За вскрытием рек наступает пора, когда начинает зеленеть озимь, появляется травка на поскотинах и поля просыхают для яровой пашни. Пермяк приветствует и этот период: в одних местах льют при этом на землю водку, в других режут на общий счет какое-нибудь животное и часть мяса зарывают на полосы (Зыряне - кости и отвар в землю). Мольбы к боку возносит от имени общества старик, молят Пермяки о том, чтобы бог дал хороший сенокос, уродил обильно хлеб. [Му вежµдµм (освящение земли). - Игнатов М.Д.].

У Вотяков-язычников или язычествующих в это же время совершается напольное моление (бусы-вось), приносятся кровавые жертвы - лошади, быки, овцы (смотря по местности); моление совершает карт (жрец), жертвующие съедают жертву, богам остаются кости и навар, которые или сжигаются или зарываюфтся в землю, в былое время кожа жертвенного быка, которая оставалась на дереве; в виде питья отливается по немногу кумышка. Приступая к пашне, хозяин Вотяк зарывает в землю кусок говядины, яйцо и блин. 2*).

2). См. наши "Вотяки".

В Глазовском и Сарапульском уездах в местностях, где христианство уже завоевало для себя кое-какую почву, наблюдается компромисс - над заколотым быком совершает сначала моление языческий жрец, потом его благословляет христианский священник. ["Гµр-бµр", тулыс колльµм (окончание сева и перед выходом на сенокос). (Петров день).].

Следующий момент, когда Пермяки всюду приносят кровавую жертву, является Ильин день, совпадающий с окончанием сенокоса, началом озимой жатвы и приготовлением к озимой пашне и севу; как происходит у них праздник, мы уже знаем. Отметим здесь те черты его, которые мы встречаем в языческих праздников Вотяков. Перед началом сенокоса у Вотяков совешается поминовение предков (закалается баран). Вместе с тем совершается большое моление стихийным божествам (гµр-бµр), совпадающее обыкновенно с Петровым днем. У Вотяков, Малмыжского и Сарапульского уездов в это время, как и весной, при участии языческого жреца и христианского священника совершается напольное моление над жертвенным быков, голова и кости которого зарываются в ражном поле в особо вырытой яме богу земли - Муклчину. Не смотря на свою приуроченность к Петрову дню, этот праздник связан несомненно с началом озимой жатвы: в Глазовском уезде моментами его являются смотрение чествование ржи; об этой связи говорит и тот факт, что жертва приносится в ржаном поле. С Ильиным днем у Глазовских Вотяков совпадает так назыаемый почи-гэрбер - закалается старшим в доме белый баран, кости которого уносятся в лес и сожигаются - и путем переноса, праздник осенней пашни, при котором каждый хозяин на своей полосе также приносит в жертву барана, выпуская в землю его кровь. 1*).

1). Первухин. Эскизы. II, 78.

Если пермяцкео жертвоприношение совершается осенью по окончании полевых работ, оно совпадает с таковым же вотяцким, которое носит название сизил-курбон (осенняя жертва). Различие заключается лишь в том, что Вотяк, обязательно закалающий крупную жертву весной и в Петров день, обходится на этот раз бараном, кровь которого выливается на очаг. [Кувсьµмъяс казьтывлµм (поминовение усопших). - Игнатов М.Д.].

Звеном, соединяющим современные пермяцкие и вотяцкие жертвоприношения, являются сохранившиеся среди Пермяков предания о культе некрещеных Чудаков. В полутора верстах от деревни Ик (Инвенской волости) на правом берегу р.Иньвы Пермяки показывают место, покрытое массой лошадиных и коровьих костей. Груды костей образует маленький холм. Это

- "чучкое молитвище". Чудаки, принуждаемые принять христианство, собрались сюда, закололи сорок животных, съели их, сложили кости их в груду и потом задавили себя землей. Другое предание о чудском молитвище находим мы в статье покойного А.Ф.Теплоухова "Die Opferstatte...". 1*).

1). Из рукописи П.А.Вологдина. Ср. Archiv fur Anthrjpologie, 1879.

Всматриваясь в характер современного христианского культа у Пермяков, мы приходим к убеждению, что формы старого языческого культа пережили смену верований. Не сохранились ли и старые верования под тонким слоем новых христианских? Дать точный ответ на этот вопрос, по-видимому, не трудно. Мы имеем известия о древней религии Коми в жизнеописании Стефана Пермского, летописях и послании митрополита Симона. Но этот материал возбуждает у исследователя некоторые недоразумения. Епифаний, как мы уже знаем, не считает нужным излагать верования Пермян. Все богословие их укладывается у него в речи, вложенной в уста Пама. "У нас мнози боги... те нам дают ловлю и все елико на водах и елико на воздусе и елико в блатах и дубровах и в борех и в лузех и в прослех и в чащах и в березняке и сосняге.... белки или соболи или куницы и прочая ловля наша". 2*).

2). Пам. Стар. р. Лит. III, 141.

Если к этому прибавить, что боги, по пермяцким верованиям, корчили человека, который осмелился бы воспользоваться тем, что принесено им в жертву, то мы исчерпаем все данные, заключающиеся в труде Епифания.

В неопределенных фразах Епифания вырисовываются фигуры богов, заведующих воздухом, водами, лесом; как представляли себе Коми этих существ, исчерпывался ли ими мир духов, которым они покланялись, остается неясным. Летописи дают голый перечень предметов, которым поклонялся Коми: мы узнаем, что они воздавали божеские почести солнцу, огню, воде, камням, деревьям, животным и златой бабе. 1*).

1). Перм. Летоп. I, 5, 17.

Златая баба вместе с Войпелем-болваном фигурирует и в послании митрополита Симона. И Златая Баба и Войпель, очевидно, названия идолов, которым рядом с явлениями природы поклонялись древние Коми. Летописи дают нам право сказть, что в пору св. Стефана религия Пермян слагалась из поклонения явлениям природы непосредственно и из служения многочисленным человекообразным идолам. Что такое представляли собою идолы, находились ли они в каких-нибудь отношениях к явлениям приоды, остается темным. Относительно Войпеля еще можно возлагать некоторые надежды на язык, на значение названия. Исследователи Пермской старины делали уже попытки истолковать это название из Пермяцкого языка, но предлагавшиеся до сих пор объяснения отдают комизмом: Войпель = вой - север + пель - ухо = северное ухо. [Вµйп-пµль - Дедушка-(пред)сказатель! - Игнатов М.Д.].Мы думаем, что от попыток определить значение слова "Войпель" из наречий пермской группы следует отказаться. Ключ к объяснению его должен находиться в языке Югры - Вогулов и Остяков. Пермяки заимствовали поклонение Войпелю и Золотой Бабе у вытесняемой Югры (если только - что представляется весьма правдоподобныдм - русское духовенство не смешало предметов поклонения Вымских Вогуличей и Пермян собственно). В пользу такого предположения говорит прежде всего тот факт, что идол Золотой Бабы стоял по свидетельству писателей XVI в. за Уралом в Обдории, 2*)

2). Гваньини. Ibid. 17.

затем обычай золотить идолов, который существовал у Югры в начале

XVIII в. по словам Новицкого. 3*).

3). Описание о нар. ост.

Писатели, отождествляющие древних Коми и Биармийцев, сближают Золотую Бабу с идолом Биармийского Юмалы, который якобы изображался в виде безобразной бабы. Это сближение следует признать безусловно несостоятельным. Мы знаем уже, что между Коми и Биармийцами

Скандинавов нет ничего общего. Утверждение же, что Юмала изображался в виде женщины, противоречат всему тому, что мы знаем о нем из источников. Небо представлялось язычествующим Суоми (лопарям, как и Пермский Iен мужским существом. Идол Юмалы [В Юмале слышатся форманты

Ю - "река", му (ма) - земля и ла-лэ - творительный падеж. "Богиня плодородия"! - Игнатов М.Д.] в сагах также называется богом, а не богиней. Г.Попов думает, что воспоминание о культе Юмалы бабы сохранилось в мирфической, по-видимомоу, йома-баба (злая баба, которая фигурирует в зырянской пословице йома-баба кодь лjок (зол, как jома-баба). 1*).

1). Попов. "Зыряне", 18.

Созвучие в данном случае ничего однако не говорит. Йома по Зырянски значит просто злой и имя йома-баба по значению тождественно с именем яга-баба. У Зырян был собственный бог, соответствующий Финнскому Юмалу по значению, Iен - небо.

Оставляя в стороне более, чем сомнительное, родство Йумалы с Золотой Бабой, мы имеем возможность установить, что древняя религия Коми была поклонением природе. Об источнике этого поклонения, о воззрениях на сущность окружающих Пермяка предметов мы можем догадываться по легенде о св. Стефане и "прокудливой" березе. Чтобы победить языческое упорство Пермян, св. Стефан решил срубить священную березу, стоявшую на месте нынешнего Усть-Выма. Едва он прикоснулся к священному дереву топором, в воздухе раздались жалобные стоны и крики: "Стефан, Стефан! За что ты нас гонишь; это наше старое жилище!"; из надрубленных мест дерева полилась кровь. 2*).

2). Ibid. 25.

Легенда сильно испорчена, без сомнения; кроме г.Михайлова, который украсил ее цветами своей реторики, она потерпела уже от того ритора-христианина, который ее впервые записал. К числу таких прикрас следует отнести слова о женских, мужских, старческих и младенческих голосах, раздавшихся из березы. Береза представляется обиталищем целого сонма разнообразных духов. Мы не можем допустить того, чтобы так представлалось дело в первоначальной редакции легенды.

Восстанавляя ее старые черты при помощи сравнения с родственными верованиями западных, восточных и южных родичей Коми - Лопарей, Югры и Вотяков, мы можем допустить три предположения: или культ воздавался непосредственно березе, как одухотворенному существу 1*).

1). Ср. Лопарей.

или она была временным обиталищем того духа, для которого назначалась кумирня, 2*).

2). Ср. Вотяков.

или наконец его метаморфозом; 3*).

3). Ср. Остяков.

в каждом из этих случаев аналогия не допускает речи о множестве связанных с деревом духов. Кровь, льющаяся из дерева и человеческие звуки, которые оно издает, свидетельствуют о том, что древнему Коми дерево представлялось живым одухотворенным существом. Это воззрение дает нам основание предполагать, что такой же анимистический источник имело поклонение и остальным явлениям окружающего мира.

Остатки этого старого анимизма в представлениях о природе можно и теперь, через 500 лет, наблюдать в мировоззрении и быте Пермяка.

Первым из фетишей, которых предлагала древнему Коми природа, было небо

- Iен. В настоящее время Ieн, как вотяцкий Инмар [букв. СОВЕРШЕННЫЙ БОГ, Бог-творец, Вседержитель! - Игнатов М.Д.], черемисский Юмо и западно-финский Юмала, означает прежде всего Бога в христианском смысле этого слова, затем термин для обозначения всякого высшего сверхествественного существа. Первичное значение его однако можно восстановить тем же путем, каким мы определили назначение вотяцкого Инмара.

Приводим ряд фраз, в которых слово "ен" употребляется в значении неба: jен jугдэ = светает, jен пэмдэ = темнеет, jен пемдысь = небо потемнело ("Бог потеменел"), jен = небо просветлело ("Бог засвитал"), jен-курег (звезда, дуга, jen зорэ = дождить, jен-утка = небесная утка, зарница, jен гымылэ, чарлалэ = гремить, jен вирдалэ = молния блестит, jен лымjа = снег идет. Непосредственное поклонение сменилось позднее культом человекообразного существа, владеющего небом. Первоначальные представления об этом существе живы у Пермяков до сих пор, перейдя на христианского Бога. Орловским Пермякам Iен рисуется в виде человека громадного роста и одаренного необыкновенной физической силой. Он живет на небе в прекрасно устроенной керке и может прожить тысячу лет.

Следы религиозных воззрений, с которыми познакомился Пермяк в течении своей истории, обнаруживаются в том, что Iен является источником добра и врагом зла, которое нашло себе воплощение в куле или шайтане. ОБраз куля следует признать заимствованием в виду того, что имя, которым он называется, не принадлежит языкам пермской группы. Вместе с кулем в Пермяцкие верования проникли и дуалистические представления о борьбе Iена и Куля, о роли того и другого в мироздании (куль создал мошек, комаров, посылает морозы, жары, дожды).

За небом в каждой религии природы следуют небесные светила. Летопись говорит, что Пермяне покланялись солнцу; Вотяки чтут до сих пор солнце-мать или солнцеву мать. У Пермяков следов этого почитания мы не нашли, но предположить его мы имеем основание в виду того отношения к нему, которое Пермяк обнаруживает в своих сказках. В селе Йогве мы записали сказку о мальчике "трех отцев сыне". Сущность сказки заключается в том, что три разбойника захватили к себе мальчика, отечески заботились о нем и при смерти предостерегали не брать пера жар-птицы. Когда умер последний разбойник, мальчик поехал по свету, встретил на дороге перо жар-птицы, поднял его и с этих пор для него начались испытания, которыя он счастливо проходит благодаря своему коню. Для нашей цели имеет значение по картине, которую рисует рассказчик, и в особенности по вставочным замечаниям то место сказки, где рассказывается, как мальчика барин послал узнать от СОЛНЦА ПРАВЕДНОГО, отчего оно бывает и утром красно и вечером красно.

"Поехал паренек. Ехал-ехал, подъезжает к солнцевой избушке. Выходит из избушки мужик, умывается, увидал мужик паренька и спрашивает "ты трех отцев сын" ("как богу не знать!"). Мальчик говорит: приехал узнать, отчего ты бываешь каждое утро красным. Входи в избу, сегодня уж запоздали. На утро солнце окунулось в котле, где было вскиячено молоко от трех кобылиц и красное вышло на небо. - Замечание, брошенное рассказчиком, в высшей степени характеристично: оно до сих пор показывает, что Пермяк смотрин на солнце, как на божественное существо. Уважение, которое они оказывают луне, является, конечно, обломком старого культа этого светила. Сообщая нам известное у Вотяков поверье о девушке на луне, Пермяк-рассказчик выразился так: "ГОСПОДЬ МИСЯЦ ПРАВЕДНЫЙ поднял ее".

Период цветения ржи представляет собой у Пермяков время деятельности новой сверх-естественной силы: это время, вун-шорики, полудницы. [луншµр - полдень, к.яз.]. Вун-шорика расхаживает по межам и волнует цветущую рожь. Пермяк, не желающий рассердить ее, не должен выходить в полдень в поле, на межи. Забота о том, чтобы угодить вун-шорике, доходила в былое время до того, что Пермяки в полдень забирались в избы, закрывали окна кошмами и видели тихо; детей в течение нескольких дней не выпускали в полдень на улицу, у баб, которые выходили колотить холсты, десятники отбирали их. 1*).

1). Все это имеет место у Вотяков в так называемый Вожодыр. Ср. Первухин. Эск. I, 59-60.

За духами одиночных явлений природы следуют духи лесов и вод. О том, в каком виде представляют себе Пермяки этих духов, свидетельствуют названия ВЭРЫСЬ-МОРТ, ВАИСЬ-МОРТ, т.е. лесной человек, водяной человек. Эти названия следует считать древнейшими, оставшимися еще от эпохи совместной жизни с Вотяками. Под влиянием тюрско-мусульманских и христианских идей МОРТ стал заменяться в них словом кулj и теперь мы чаще слышим ва-куль, кулj-пiап, чем ваисj-морт; в названии лешего морт заменилось почтительным дядя. Сходные с вотяцкими по именам, пермяцкие леший и водяной оказываются тождественными с ними и по существу. Богатый материал для ознакомления с природой обоих существ предлагают рассказы о них.

Угрюмый, подозрительный, скрытный Пермяк в особенности в большой компании не скупится на рассказы о лесном дяде или ваись-морте. В богатых еще лесами приходах Ошибском, Верх-Инвенском, Кочевском можно записать не десятки, а сотни рассказов, в которых при однообразии основного содержания будут попадаться масса интересных деталей, раскрывающих представления Пермяков о сверх-естественном. Этот материал еще почти не тронут. Приводим в сокращении несколько таких рассказов.

Рассказы о ЛЕШЕМ. - 1. Пошел Пермяк (дядя рассказчика) за рябками в лес. Стреляет, рябки падают, а найти их Пермяк не может. Что за диво? Тут явился ему молодец в синей шабуре и говорит: "Убирайся, ты моих куриц стреляешь!"

2. Ночевали Пермяки около Кувинского завода. Вот ночью забирается к ним человек громадного роста и присаживается с ними к огню. Погрелся, встал и говорит одному: "Не хочешь ли посмотреть мою скотину?" Пермяк вышел с ним и видит - кругом черно от всякого зверья. Свиснул леший и все звери с шумом бросились в одну сторону.

3. Пошел лесник в лес. Идет мимо плотины и видит - леший сражается с водяными. Водяных вылезло видимо-невидимо и все кидают в него камнями, а леший один и отбивается от них деревом, вывороченным с корнем. Водяные начали одолевать лешего, леший кричит леснику: помоги мне - выйдет сейчас их набольший, стреляй в него, а с мелочью я один управлюсь. Только сказал он это, из воды выходит главный ваись - в золотой одежде и золотой шапке. Лесник как хватит в него из ружья - водяной повалился, а леший тем временем разогнал маленьких куль-пианов. Потом леший взял мужика к себе в избу, угостил его и дал денег.

4. Заплутался Пермяк и попал к лешему в избу. Леший совсем как мужик. Только приходят в избу три его дочери и лиц не показывают. Тут только мужик догадался, у кого он в гостях. 1*).

1) Ср. у Потанина Вот. сказку о Шурали-лешем. Изв. Каз. Общ. Арх. Ист. и Эт. III.

5. Лежат Пермяки в охотничьей избушке ночью. Серед избушки огонь горит, не спят. Вот приходит к ним старуха с пряслицей, в черной одежде. Один старик догадался, кто эта старуха и бросил в нее поленом. Тут вскочили собаки и прогнали лешачиху в лес.

6. Леший утащил девку, покормил ее и держит у себя. Прошло немного времени ведет он парня и угощает его своим хлебом. Девка говорит - не ешь. Парень не стал есть. Леший подержал, подержал его и унес на старое место.

7. Жил богатый мужик-знахарь. У нег обыли срочные (работники). Раз срочные в воскресенье плетут лапти. Вдруг в избу заходит мужик - не высокий, толстый, в русской одежде - помолился образам и спрашивает, дома ли хозяин. Говорят: спит. Велел разбудить. Хозяин проснулся, выслал работников и остался один с гостем в избе. Спустя немного гость вышел, хозяин его проводил, зашел к работникам и говорит: "Посмотрите-ка, где гость". А он на другой горе, верст за 8, вихрем несется.

8. Шел мужик и увидал - вихрь вертит пыль на одном месте. Мужик бросил в середину столба ножик, вихрь пропал, пропал и ножик. Прошло немного времени, пошел он в лес и забрел в избушку. В избушке сидит старуха, увидала его, посадила за стол и начала резать хлеб. Смотрит мужик на ножик в руках старухи и признает его. Что смотришь - спрашивает старуха. - Ножик как будто мой. - Твой, спасибо, что бросил им в сына; ты поранил ему правый бок; теперь его не возьмут на службу. Накормила лешачиха мужика обедом, а лешак вывел его из лесу и отдал ножик.

9. Заплутался и попал мужик к лешему в избу. Леший держал его у себя месяца два, потом уехал в город со скотиной - продавать. Мужик благословился и убежал. Приходит домой, а там уж его поминали, как мертвого.

10. Лешак разбрасывал у Пермяка сено. Пермяк не стал его ругать, а стал молиться: "Не ходи, пожалуйста, оставь мою работу, я один, мое дело жалко". Лешак перестал трогать его сено, а у тех, кто его ругал, все побросал в воду.

11. Развели лесники на пустырьке с сухим, выбитым лесом огонь. Вот несется вихрь-лешак. Кто позволил на моей дороге огонь раскладывать! - весь костер разбросал.

12. Пошла баба в лес за грибами. Незадолго до нее вышел из дому к лесу из того же места мужик знахарь. Баба смотрит, что с мужиком: скачет на сажень от земли, катается по траве. Потом сам мужик рассказал ей: его трепал леший за то, что по пусту кабалы ему писал, поднял выше себя, бросил на земь и давай трепать: зачем попусту кабалы пишешь, скотину зверь ест, а ты меня тревожишь.

13. Ломает вихрь у Пермяка крышу. Пермяк взмолился: пощади, я лучше тебе водки привезу, пожди немного. Ждал-пождал леший, догадался, что у мужика денег нет. Выехал Пермяк боронить, боронит - вдруг медный котел с серебряными деньгами. Мужик подобрал деньги и говорит - ну теперь надо дяде вина поставить. Тут показался старик и спрашивает, куда поставишь? Мужик поехал, купил три ведра водки и поставил за гумном. Лешак скорехонько выпил.

14. Едет Пермяк в Юм за хлебом. Попадается ему в лесу человек и не сторонится. Пермяк стегнул его плетью и едет дальше. Вдруг остановка. Смотрит мужик - лошади нет. Искали, искали, через 12 дней нашли в лесу, привязана к дереву.

15. Один "знаткой человек" из деревни Новожиловой, Бисеровской волости, подружился с "долгим", принимал его по ночам к себе в гости и выпаивал ему по ведру пива и по четверти ведра водки. Долгий помогал ему обворовывать соседей и крестьян прочих деревень, с условием, чтобы часть добычи знаткой ему отдавал за труды. Когда мужик разбогател и перестал воровать, ему вздумалось раздружиться с "долгим". "Долгий" на это рассердился, разломал крышу у амбара, в котором хранилось все награбленное и попытался похитить его, мужик заметил проделку "долгого", закрыл крышу и начертил на ней крест. "Долгий" еще пуще рассердился, в глазах народа схватил у мужика с поскотины корову, поднял ее вверх высоко и бросил вниз головою, корова тут же и сдохла, ушла рогами в землю. 1*).

16. Напустился "долгий" на одного мужика и частенько начал разорять его: то утащит у него скотину в лес куда-нибудь, то развеет сено на лугу, то раскроет хоромину (крышу у избы) и т. под. Мужик долго терпел напасти от "долгого", вышел из терпенья и потом подметил, как "долгий" начал во дворе у него подымать щепки, солому, хворост и т.под., выхватил из-за опояски нож и бросил им в верх. После этого, вдолге уже, идет мужик по лесу и видит на встречу шагает большой человек в белой одежде и об одном глазе. Повстречались, мужик и спрашивает большого человека: "Где у тебя другой глаз?" - А помнишь, - тот отвечает ему, - как ты ножем-то бросил в верх, тогда и выколол у меня глаз-то. Мужик понял, что с ним разговаривает "долгий", а большой человек исчез и больше уж не зорил мужика".

Рассказы О ВОДЯНОМ. - 1. Пошел один Пермяк стрелять уток, заметил кучку и крадется к ней. Видит ваись-куль спит на солнышке за рекой, а к нему крадется медведь, хочет его съесть. Пермяк крикнул ваись-кулю: "Вставай, тебя хочет съесть медведь". Ваись-куль вскочил и бросился в воду. Пришел Пермяк вечером домой и лег спать. В полночь к нему приходит ваись-куль и зовет к себе в гости. Пошел Пермяк с водяным, залезли в воду. Водяной угостил его, вывел из воды и отпустил.

2. Пошел Пермяк стрелять уток. Приходилось переходить через реку. По небу тем временем туча идет, огнем палит; ваись-куль вышел из воды и дразнит бога (тучу), покалачивая себя по заду. Пермяк подкрался и как треснет его. Ваись не успел броситься в воду и бог его спалил. С тех пор у Пермяка ружье стало меткое и он многонастреливал дичи.

3. Сидит ваись-куль на плотине. Пермяк выстрелил в него из ружья. - Водяной упал в воду. Маленькие водяные вылезли из воды и погнались за мужиком. Несколько ночей потом они ревели у его крыльца: "Зачем убил у нас отца!"

4. Жила старуха с сыном. Сын был дурак. Идет он раз мимо реки, видит - рыбаки поймали маленького водяного. Парень просит - "дайте мне его". Ночью ваись-кули вышли из воды, собрались вокруг дома старухи и просят

- "отдай ребенка, дадим казны". Парень выкопал ямку и подставил над

нею колпак с дырой; водяные сыпали-сыпали деньги, насыпали полную ямку.

5. Пошел мужик не благословясь ловить рыбу. Водяной сидит на берегу и чешет волосы. Пермяк забранил его. Ваись схватил его за полу и утащил с собою в воду.

6. Идет Пермяк по плотине и видит - держится у мельничного затвора громадная щука сажени в три длиной. Пермяк ударил ее острогой, щука ушла. Ночью к Пермяку пришел ваись-куль и кричит: "Пускайте, ваш мужик засек моего сына; загублю вашу семью". Маялись, маялись люди и придумали: пошли к месту, где был засечен ваись, развели огонь, положили около него чурбан, одетый в тряпки, и спрятались. Ваись-куль вылез и идет схватить спящего. Тут его засекли острогой.

7. Маленький водяной пугал у рыбака рыбу. Рыбак его ударил острогой. Водяной вышел из воды и говорит рыбаку: пойдем со мной, защурь глаза. Пошел Пермяк, видит в воде большой дом, в нем водяной с острогой в теле. Пермяк вынул ее, ему дали денег и проводили на берег.

8. Спал старик Пермяк на мельнице в избушке. Пришли водяные, вытащили его до половины из избушки и стали давить; пальцы у них холодные. "Кто вы" - спрашивает старик, - "Мы водолазы, тундру едим" - говорят водяные.

9. Шел Пермяк-охотник по берегу, на бережке сидит водяной. Пермяк подстрелил его. Водяной упал в воду и речка окрасилась синею кровью. Тут вышли три водяных и говорят: "Зачем убил нашего товарища", - схватили его и засунули до поясницы в болото.

10. Попал солдат к водяному в омут, женился там на его дочери и выжил много лет. Потом как-то ему удалось уйти от водяного. Приходит он домой. Войти в избу нельзя - мешает крест. А там в это время была пирушка - жена выходила за другого замуж. Пошел солдат в погреб и стал ждать, когда пойдет жена за брагой. Вот приходит жена. Солдат здоровается с ней: жена его не видит. Солдат говорит - ступай, принеси мне венчальную одежду и кидай в меня на отмашь. Жена сделала все, как он велел. Солдат оделся и стало всем его видно. Спрашивают солдата соседи: а как же мы тебя похоронили - тебя выбросило на берег. Ступайте, говорит солдат, на могильник и посмотрите, что там зарыто. Пошли мужики, разрыли могилу, нашли там березовую чурку (чурбан).

Мы уже имели случай заметить, что души утопленных младенцев начинают в представлении Пермяков сливаться с водяными. Приводим здесь рассказ, характерный в этом отношении.

"Однажды мужик приехал на мельницу, засыпал свою рожь в жерновый

тюрик, а сам прилег рядом с мельницею в "дерьбене" в ожидании, пока смелется засыпанная рожь. В дербене и на мельнице кроме его никого не было. Вдруг, из-под полу выходят "ичетики" - маленькие мохнатенькие человечки, садятся мужику на руки, ноги и грудь и начинают просить у него пудовку муки и в случае отказа грозят задавить мужика и утащить его к себе в воду. Мужик обещает им пудовку ржи, оговариваясь только тем лишь, что нечем муки свешать. Ичетики говорят, что весы у них найдутся, и тотчас же исчезают. Мужик после этого поспешно встает и бросив засыпанную рожь, с испугу уезжает домой.

К разряду водяных же духов относится "шишига", которая обитает преимущественно в озерах и прудах. "Шишига" по виду будет с взрослую женщину, одежды у ней нет, на голове имеет длинные волосы, которые она нередко чешет гребнем, выходя на землю из воды. "Один рыбак Зюздино-Воскресенского прихода, выйдя однажды на известное всем "чертово озеро" порыбачить, увидел "шишигу", которая сидела на кочке и заплетала свои волосы в косы. "Шишига" заметив мужика и испугавшись его, нырнула в воду, а гребень, которым чесала свои волосы, оставила на кочке. Рыбак подплыл к кочке на лодке, взял гребень, оставленный "шишигою" и принес его к себе в избу. В тот же день, лишь-только смерклось и все семейство рыбака улеглось спать, послышалось постукиванье в дверь и голос "шишиги", жалобно умолявшей рыбака возвратить ей гребень. Рыбак отворил окно и выбросил гребень, - схватила его проворно "шишига" и исчезла" (Шатров).

Прежде чем делать выводы из того материала, который заключается в предложенных рассказах, сделаем кое-какия пояснения к деталям, которыя представляются непонятными. В 4 рассказе мужик узнает дочерей лешего по тому, что оне не показывают своих лиц. Ключ к этой примете, мы думаем, заключается в вотяцкой сказке о лешем и его дочери, в которой эта последняя представляется. В 13-м рассказе мы видим, что леший треплет знахаря за то, что он пишет кабалы. Об этих кабалах первое упоминание в литературе встречаем мы у Подосенова. Пермяк в случае пропажи скотины считает нужным обратиться к лешему с просьбой, чтобы он воротил ее. Писать кабалы берутся особые знахари. Кабала пишется на куске бересты углем и состоит по рассказам лиц, видавших их случайно в лесах, из подобия геометрических фигур, нацарапанных в середине куска. Знахарь украдкой, чтобы никто не видал, относит ее в лес и вешает на дерево или кладет на пень. Если скотина не заедена зверем, леший иногда исполняет просьбу. Назойливым знахарям за то под час отнего достается. 1*).

1). Тоже имеет место у Олонец. крестьян. Этн. Сборн. VI, 12.

Подбирая из приведенных рассказов черты, характеризующие леших и водяных, мы видим, что род этих стихийных духов представляется

Пермякам так-же, как и Вотякам. "Лесной человек" живет, как и всякий Пермяк, в доме, ведет хозяйство, держит скотину, работников, торгует. Избы его указывают очень определенно в глухих лесах той или другой волости. И скот, и людей он забирает в лесу и возвращает, если его об этом станут просить. Появляясь среди людей, он принимает вид человека то обыкновенного, то очень высокого роста и одевается в белый шабур (как одевались прежде и сами Пермяки - заметим мимоходом). По словам Хлопина, лешаго все же можно узнать по отсутствию ресниц и бровей. 2*).

2). Изв. Р. Геогр. Общ. 1849, 24.

Отличительный признак "долгого" у Зюздяков это белый "зипун" (армяк), запахнутый левою полою наверх. Запахнувшихся левою полою наверх, хотя бы и невзначай, в Зюздине считают людьми подозрительными и непременно имеющими сношения с "долгим". Лешие живут семьями, вступают в брак и плодятся. Во время свадеб у них бывают ткие же поезда, как и у людей. Путь, по которому проехал свадебный поезд леших, можно узнать по сломанным деревьям. Подобно своему Вотяцкому тезке, пермяцкий леший путешествует и совершает свои проделки над людьми - в осбенности похищает женщин - в виде вихря. В силу такого воззрения на природу вихря женщины особенно его боятся. В селе Верх-Инвенском мы имели случай наблюдать характерную в этом отношении сцену. На пригорке над р.Иньвой собралась кучка девушек и молодых людей - пели песни, ходили кругом. Вдруг на дороге между огородами показалось несущее прямо на игрище облачко пыли. "Лешак, лешак!" - закричали девушки и рассыпались по сторонам.

Сходство пермяцкого лешаго с вотяцким этим не исчерпывается. Мы имели случай заметить в очерке "Вотяки", что леший играет в жизни Вотяка видную роль в таких случаях, которые не вяжутся с его прямым стихийным значением: он является покровителем семьи и домашенго благополучия.

Там же мы дали и объяснение для этого явления. С такой же ролью является вэрысь-морт и у Пермяков. "Власть Вэрчена, говорит г.Добротворский, не ограничивается одним лесом, как у Русского лешаго; она обнимает всю жизнь Пермяка, одинаково чувствительна в керке, в семье и в поле... Захворает ли жена или кто-либо из домашних, отправляется ли он в извоз, случится ли какое несчастие - везде и всегда призывает он на помощь Вэрчена, принося ему посильную жертву. 1*).

1) Добр. I, с.IV, 574. Заметим, что слова Вэрчен мы у Пермяков не встретили. Нам кажется, что вместо него должно быть Вэрысj-jен лесной бог.

Следы такого отношения можно заметить и у Инвенских Пермяков. Мы припоминаем, с какою грустью ответил нам Пермяк на вопрос, участвует ли леший в войнах: "Теперь пушки пошли, дяде нет больше дела до рабов ("рабами" до сих пор часто называют себя Пермяки, бывшие Строгановкие крепостные). Кажется, подобно Вотяцким повитухам в случае трудных родов обращаются к лешему и Пермяцкия. Главной областью влияния "дяди" остается все же лес и его население. Леший перегоняет с места на место зверей и в силу этого в один год здесь бывает удачная охота, в другой

- там. Воззрения Пермяков на счет водяного "ваись-морта" так-же не отличаются от вотяцких. Водяной - человекообразное, смертное существо, живет в воде в хорошо устроенной избе, забирает к себе в работники утопленников, подменивая их чурками. Человек может проникнуть в его жилище, но для этого так-же, как и по Вотяцким верованиям, должен закрыть себе глаза. Вопрос о том, как человек живет в воде, Пермяки разрешают одинаковым с Вотяками образом: водяные обладают какой-то тайной, которая дает им возможность свободно передвигаться в воде; более простое решение заключается в общем обоим народам поверьи, что водяной принимает вид рыбы - щуки.

После водяного и лешака, образы которых отчетливее всего сохранились в воображении Пермяков, можно указать следы былого поклонения ветрам и земле. Духи ветров, бледно рисуются, как и в вотяцкой мифологии, сливаясь с лешим-вихрем. Только из выражения "тыл-пэри шуккем", которое употреблялось для обозначения паралича, можно догадываться, что Вотяки приписывают некоторые болезни ветрам. Отголоски этого верования слышатся и у Пермяков в названии судороги ой-тов (северный ветер).

На былой культ земли указывает обычай зарывать в землю кости жертвенного животного, лить при празднествах, водку, класть при закладке дома мясо и шерсть и оставлять на полосе несколько несжатых колосьев.

С культом растений мы уже до известной степени знакомы по легенде о "прокудливой березе". Кроме березы большим уважением Пермяков пользуется вереск, ветвями которого они, как и Вотяки, запасаются в великий четверг, чтобы отгонять злых духов. В то же время, по словам Хлопина, приносятся пихтовые кряжики, которые остаются целый год у печки. На культ растений указывает и обычай приносить при закладке дома из леса небольшую елочку, вырванную с корнем, ставить ее в переднем углу и произносить около нея различные пожелания. Этот обычай имеет место и у Вотяков и находится, как мы показали в своем месте, в связи с поклонением деревьям-покровителям. Хлопин говорит об оычае Пермяков носить во время путшествия на шее ладонку "с заветными травами и кореньями". Когда Пермяк дома, такая ладонка хранится на божнице и чествуется, как святыня. 1*).

1). Извест. Р. Геогр. Общ. 1849, 24.

По словам Рогова, пихтовое помело, сделанное в Великий четверг, защищает печь от разрушения. 2*).

2). Перм. Сбор. II, 28.

Летописи говорят нам о культе животных. Не вполне доверяя ея показаниям, мы можем сказать, что Пермяки не чужды были тому культу медведя, который так развит у их восточных родичей - потомков древней Югры. Медведь рисуется в пермяцких сказках, как существо человекообразное и обладающее сверх-естественными свойствами. Приводим две характерные сказки о медведе.

Пошли три девочки в лес за ягодами, заплутались и ночью пришли в избушку медведя. Спустя немного времени пришел медведь и начал варить кашу; варит и бросает в нее с себя шерсть. Когда каша поспела, медведь велит девочкам есть. Две старшие девочки поели этой каши, младшая отказалась. Когда девочки поели, медведь принес ступу и велел девочкам через нее прыгать: которая из девочек перепрыгнет, ту он отпустит. Две старшия перепрыгнули, младшая не смогла и попала в ступу. Пришлось ей остаться у медведя. Медведь принес зыбку, влез в нее и велел девочке качать, приговаривая: "Спи медведь, спи толстой!". Так прожила девочка несколько дней. Приходит к ней баран и предлагает увезти ее. Девочка села на барана и поехала. Медведь проснулся, догнал девочку и снова посадил ее качать. В другой раз, когда медведь спал, девушка убежала на быке.

Пошел мужик охотиться на медведей. Убил одного медведя, содрал с него шкуру и идет домой. Вдруг слышит, кто-то за ним гонится, оборачивается

- медведь. Испугался мужик, не знает, что делать. Тут появляется перед ним старичек и говорит: "Сделай липовый лук, липовую стрелу и выстрели в медведя, потом забей ему кол в голову и изруби все его тело на части

- тогда уже медведь не встанет". Мужик так и сделал.

В связи с этой способностью медведя мстить своему убийце стоит без сомнения поверье, что если под строящийся дом подбросить медвежьи кости, то дом будет несчастливый.

К былому культу огня следует отнести обычай разводить "живой огонь", "деревянный огонь" (д'юрт би). [Дзурт би - очищающее действие (ловъя би)]. Огонь этот добывается трением один о

другой двух кусков дерева. Один кусок устанавливается неподвижно, другой вращается в горизонтальном направлении при помощи ремня. Когдя огонь добыт, выходы из деревни закладываются зажженными торфяными кочками и через них перегоняют скотину. "Живой огонь" разводится осенью или когда скотина болеет. Анимистическое воззрение на огонь сказывается в том, что Пермяк, желая сказать "огонь не гаснет" - говорит "огонь живет". [ловъя би].

За существами, которых Пермяк видит в окружающей природе, следует ряд существ, которые связаны так или иначе с жилищем человека. Главным из них является домовой. Но кроме "суседка" Пермяки знали в былое время ряд других существ.

В настоящее время Пермяк, не отдавая отчета - почему, считает необходимым заколоть и съесть в новоотстроенном овине петуха. Разгадка этого обычая заключается в обрядах и верованиях Вотяков. И Вотяк в известное время - по окончании молотьбы - относит в овинную яму хлеба и кумышки или колет там утку, но он знает, для чего это делает. Перед тем, как совершить жертву и приступить к трапезе, он молится Обинь-мурту - "овинному человеку" (духу) 1*).

1). Первухин. Эскизы. I, 96.

и благодарит его за то, что тот берёг овин.

В заброшенных постройках и нежилых старых избах поселяется "кусь-дядя" (долгий дядя или дедушка - лесной, леший?). Сначала "кусь-дядя" поселяется один себе, а потом с подругою "кикиморой", вскоре у них нарождаются дети. Некоторые из Пермяжков, проходя мимо таких мест в ночную пору, слыхивали детский плач и говор... При большом плодородии, наполнив амбары хлебом, зюздяки поручают хранение такового "кусь-дяде". - Если хлеб долго пролежит в амбаре и запахнет, то "кусь дядя" старается такой хлеб забрать в свою собственность. Рассказывает один крестьянин, что залежавшуюся у него в амбаре рожь он вздумал продать местному торговцу. Но не смотря на усилия как собственныя, так равно и своих семейных, он не мог отворить амбарной двери, хотя замок державший дверь хорошо отперся. Кто-то посоветовал этому крестьянину купить табаку и подарить его "кусь-дяде". Купив табаку, крестьянин побросал его на крышу амбара. На другой же день смотрит: табаку на крыше нет, а дверь ведущая в амбар свободно отворяется (Шатров). На основании обычая относить в ночь на 1 января (Васильев вечер) в хлев кости от свиных и овечьих голов и ног можно предположить, что Пермяки некогда приносили жертвы духу, охраняющему хлев и скотину. 2*).

2). Ср. Первухин. Эскизы.

К числу существ, связанных с жилыми постройками, относятся у Пермяков "чуды". У Зырян Вологодской и Архангельской губерний существет обычай скакать в Крещенье на лошадях по улицам. 1*).

1). Максимов. Год на севере.

Мы нашли этот обычай широко распространенным во всем Пермском крае и имеем возможность объяснить его. Скачка эта называется у Пермяков "Чуддэз вашетлыны", Чудов топтать, гонять. В Крещенье между заутреней и обеденей ("как бог засветает") около церкви собирается нард - верхом на лошадях, с кольями, нагайками, человек до сотни и скачут, топчут Чудов и гонят до другой деревни. Чуды бегут из деревен в воду, в избу зайти они не могут. Из расспросов о том, что это за существа Чуды, оказалось, что они появляютя на земле в то врем, которое приходится ровно через полгода со времени цветения ржи ("цветенье" = р. СВЯТКИ) и расхаживают, указывая людям, что с ними будет. К этому времени у Пермяков приурочиваются разнообразного рода гаданья на счет будущего. Пермяки ходят "слушаются". Собирается несколько человек, выходят на речку на лед, обводят три круга, садятся в нем с иконой и слушают.

Кому умереть, - Чуды строгадт доски, вколачивают гвозди, у кого пожар будет, - услышит шум, крик народа, у кого коровы пропадут, начнут Чуды ногами комки набрасывать. Чтобы узнать, какой хлеб будет, ходят на гумно: если услышат песни, хороший урожай будет. По описаниям Пермяков Чуды - маленькие человечки. Один Пермяк чуть отбился отних на своем гумне. В остальное время года Чуды живут в пустых, заброшенных домах и поедают всякого, кто туда забредет: "не ходи в пустой дом, Чуды съедят" - говорят Чердынские Пермяки. Живут Чуды и в банях (чудь-пiаны") и похищают, переменяют людей, которые парятся там не благословясь. Одного старика Чуды "переменили" и он стал страшным обжорой - съедал по 5 челпанов хлеба.

Что такое представляют собою чуды, остается неясным. По имени можно было бы предположить, что это духи старых Чудаков, освобождающиеся временно из другого мира. У Пермяков чуддэз означает и Чуда, как духа, и Чудака, ЧУЧКАГО - древнейшего обитателя края. В пользу такого предположения говорит как будто и то, что и Чуды и Чучкие представляются Пермякам с одинаковыми физическими признаками: те и другие маленькие человечки. Так по крайней мере рисуются чучкие в Пермяцких рассказах, которые без сомнения лежат в основании насмешливых рассказов о "Вятских", "пошехонцах". Позволяем себе привести здесь один из таких рассказов, потерявший свой смысл в русской передаче. - Чучкие были маленькие человечки, жали хлеб шилами, складывали его в мешки размером с нынешний чулок. Однажды 40 чучких жали. До полдня они нажали один суслон и легли спать. Пока они спали, пришел Iен с серпом, нажал 40 суслонов и оставил серп (черла, по ююжн. черва) в суслоне. Чучкие проснулись, увидали незнакомую вещь, приняли ее за живое существо и порешили утопить: привязали к ручке веревку, сели в лодку, дернули и опрокинулись в воду. - Было бы очень желательно собрать поболее рассказов о Чудах, чтобы выяснить их природу. 1*).

1). Природа Чудов, время их деятельности и отношения к ним Пермяков соответствует тому, что мы знаем у Глазовских Вотяков относительно Вожо. В Крещенье у них также бывают "проводы Вожо", которые подобно Чудам разгуливают по земле в течение всех святок (зимнего цветья). Ср. Первухин. Эск. II, 105-в, III - сказки о Вожо.

Языческие боги, досих пор живущие в воображении Пермяка, как и боги, данные христианством, требуют от человека жертв - и эти жертвы иногда превосходят то, что может предложить Пермяк новым богам. Среди Чердынских и Соликамских Пермяков распространено убеждение, что мельник, устраивающий новую мельницу, отдает водяному одного или несколько человек из рабочей артели. Этот обет, остаток былого обычая приносить человеческие жертвы - обычая, который имел место у Коми,

Югры и Суоми. Вятские, Орловские Пермяки сохранили до сих пор воспоминание о том, что у их предков был бог, который требовал человеческих жертв. 1*)

1). Добротв. III, 230, Шурма (не Турма? Ср. вогул. Тором).

Стоит после того как устроена мельница, по близости ея утонуть человеку и Пермяки говорят, что это ваись-куль взял обещанную ему мельником жертву. Бойкие на язык люди сообщают, сколько обещал человек мельник. В Ошибе нам рассказывали, что в их волости строилась в одном месте мельница. Хозяин обещал 9 человек помочан водяному и водяной начал их вскоре забирать. Подошел праздник. Один молодец ходил в часовню, напился и стал переходить реку - лед в это время уже таял - и провалился: водяной взял его, осталось еще 8 человек. Водяной, который извел одного мельника, дает уже другому свободу. - Вместо человека в настоящее время дают водяному кошек, собак. Представление о том, что духи могут требовать человеческих жертв - несомненный остаток былого обычая человеческих жертвоприношений - имеет место и у Глазовских Пермяков. Г. Спицын, со слов А.Н.Шатрова, сообщает любопытное в этом отношении предание о "чудском камне" близ деревни Подгорной Бисеровской волости. В былое время в семик, в Петров день и в Иванов день старики приносили на чудской камень яства. Тот, кому назначались эти приношения, видимо не вполне оставался ими доволен: раз перед одним из стариков явился из-под камня человек и сказал по пермяцки: "Дай мне человека съесть - и я тебе выкачу три корчаги денег". 2*)

2). Вят. Губ. Вед. 1889, N 62.

Приступая к постройке нового дома, Пермяк кладет в землю несколько медных монет, разный зерновой хлеб и разных цветов овечью шерсть. В настоящее время этот обычай истолковывают желанием, чтобы в новом доме водились деньги, хлеб и скот. 1*)

1). Рогов. Мат. 98.

Когда положат окладные венцы на место, хозяйка приносит хорошую овчину и стелет ее в верх шерстью на землю по средине сруба. На овчину кладутся приготовленные яства и питья и начинается пир помочан. 2*).

2). Ibid. 99-100.

Подняв избу до матицы, хозяин предлагает помачанам новое угощение и опять на овчине посреди пола; в маточные гнезда кладется разноцветная шерсть. Переходят в новый дом около полуночи. Хозяин дома, взявши с божницы икону, подходит к голбцу и зовет домового: "Суседушко, обратунушко, пойдем в новый дом; как жили в старом доме хорошо, так будем жить и в новом - люби мой скот и семейство. 3*).

3). Ibid. 102.

Затем все отправляются в новый дом. Прежде, чем войти, хозяин пускает в избу петуха и курицу и ждет до тех пор, пока петух пропоет. Икона ставится на божницу, суседко приглашается в новый голбец.

Накануне Рождества в каждом доме приготовлялись из теста фигурки разных домашних животных - овец, свиней, телят и т.д. и складывались на божницу, где их держали до Крещенья. 4*).

4). Перм. Сборн. II, 31.

В связи с старыми верованиями стоят, конечно, некоторые трудно объяснимые в настоящее время обычаи. Таков напр. обычай во время грозы выбрасывать в окно икону, косу, не есть, во время града выбрасывать метелку, икону, яйца, топоры, косы. В этих обычаях как будто перепутались два отношения к духам, производящим грозу и град: желание умилостивить (выбрасывание яиц) и желание напугать духа отогнать его новым для него предметом (икона, железная вещь).

Посредниками между людьми и богами были у древних Пермяков волхвы, обаянники. Типом их является проитвник св. Стефана Пам. Пам был сотником в Вымской области, "держал своим волшебством всю Пермскю землю"; он являлся между прочим решителем судьбы виновного в святотатстве. По отношению к богам его роль выражается в том, что он выдавал себя способным НАПУСТИТЬ БОГОВ на своего противника и узнавать при помощи их, что делается в дальних странах. Эту способность или искусство Пам, как и другие "волхвы", приобретали по наследству от родителей и, конечно, передавали детям. 1*).

1). Пам. Стар. р. Лит. III, 145. "У батка своего сего не навыкохомъ".

Для выполнения священной миссии волхвы должны были приходить в особенное возбужденное состояние. На это намекает выражение - "волшевением одержимые". Сила волхвов выражалась в господстве над стихиями. Всматриваясь в черты, которыми характеризуется Пермский волхв, мы открываем полное тождество его с Лопарским нойдом и Остяцким шаманом. Христианство уничтожило общественную роль волхвов. У новых богов явились новые служители. Даже там, где сохранились общественные богослужения, старший в деревне только при отсутствии священника выдвигается вперед. "Вежливцы" сохранили однако свое значение вне области христианского культа. Мы знаем уже, как грубо-материалистически смотрит Пермяк на свои отношения к "богам": им нужны жертвы, пища и чтобы получить ее, они посылают МЫЖ. Задача постигнутого мыжем заключается в том, чтобы определить, какой "бог" требует угощения и разрешить ее может только "вежливец", черэшванник. "Вежливец" в данном случае выполняет точь в точь ту роль, которая у Черемис принадлежит мужедам, у Вотяков туно.

Искусство напускать богов не чуждо и современным вежливцам с той разницей, что теперь вежливец напускает болезни или какое-нибудь другое бедствие. Вежливец может испортить человека прикосновением, дуновением, взглядом. Подобно вотяцким туно и Лопарским нойдам, "вежливцы" обладают способностью оборачиваться разными животными сами и оборачивать других. В особенности опасными являются "знаткие" во время свадеб: тут они могут оборотить в волков или других зверей целый свадебный поезд. Чтобы предупредить такую беду, в поезде обязательно приглашают человека, известного за знаткаго. Если в деревне или околице есть другой "знаткой", между противниками возникает формальное состязание: один обернется, например, коровой и норовит загадить дорогу, другой оборачивается волком или медведем и бросается за коровой. Результаты этого состязания выражаются после в том, что один из знатких является помятым и лежит некоторое время в постели. Старая близость нойдов к богам выражается в настоящее время в том, что знаткие дружат с лешими, водяными и при помощи их пользуются удачей в охоте. "Знаткой" ловлит, напр., рыбу без сетей, прямо руками. К "знатким", как мы уже знаем, обращаются Пермяки и в том случае, когда нужно написать кабалу лешему.

"Знатким", конечно, принадлежит изобретение разного рода гаданий, которые в настоящее время являются известными каждому Пермяку. В случае кражи всем соседям раздаются ровныя лучинки в виде спиц. Вора узнают по тому, что он обкусывает свою лучинку, чтобы сделать незаметным ея рост. Если вор остается неизвестным, стараются узнать, найдется ли вещь. Для этого одни бросают рукавицу и смотрят, как она легла: если пальцем вверх, найдется; другие запутывают длинное лычко, режут на части, потом связывают на узелки и если из связанных частей лычка образуется цельная лента, соображают, что пропажа нашла дорогу, т.е. ее не найти. Чер-эшванщики [чер µшлан??] делают вид, что они гадая приходят в особенное состояние. Выражением этого состояния является усиленная зевота.

В 40-х годах по свидетельству Хлопина искусством колдовать славились особенно Чердынские знахари. Им ничего не стоило сглазить человека, вселить в него гадин, прицепить килу. 1*).

1). Изв. Геогр. Общ. 1849, ср. Москвит. 1847.

Вежливцы являются у Пермяков и наиболее пользующимися доверием лекарями. Христианское духовенство и вежливцы не вытравили однако воспоминания о былой жреческой роли отца семейства. В Великий четверг он еще в 60-х годах приносил по обычаю жертву домашнему "богу": ставил перед иконами в решете зерновой хлеб, челпан и соль. 1*).

1). Изв. Геогр. Общ. 1849, ср. Москвит. 1847.

В другие праздники он зажигал перед иконами свечу, курил ладаном и молился во главе семьи над столом, кокрытым праздничными яствами, которыя потом на время убирались. 2*).

2). Рогов. Перм. Сбор. II, 27.

Яствами этими в Васильев вечер служили овечьи и свиныя головы.

Мы обозрели всю область духовного творчества Пермяка. Явления, в которых оно выражается, показывают, что и здесь, как в области приспособления к своим нуждам природы и в области творчества общественно-бытового Пермяк не пошел дальше зачаточных стадий. В языке, который служит выражением его понятий о вещах и явлениях, он не пошел дальше конкретных терминов; разбираясь в отношениях между явлениями, стараясь отыскать их связь, он руководствуется исключительно последовательностью их; вопрос о сущности явлений он разрешил анимистически, признавши жизнь, дух в каждом предмете окружающего мира; в культе этих явлений-духов он не пошел далее удовлетворения их потребностей в пище и питье.

Наш очерк кончен. Для того, чтобы материал, собранный нами относительно Пермской группы, пригодился для более широких выводов, желательно обстоятельное исследование северных Коми (Зырянах). Эта работа уже начата параллельно Императорским Географическим Обществом и Московским Обществом Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Пожелаем же ей скорого и успешного конца.

_