Глава IV

СЕМЕЙНЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Мы покончили с тем отделом произведений Пермяцкого творчества, который коренистя в удовлетворении потребностей в пище, крове и одежде. Всматриваясь во всю совокупность относящихся к нему предметов, читатель мог сделать одно - очень важное, как мы увидим - наблюдение: не все вещи, которыми пользуется современный Пермяк, находятся в строгом соответствии с его наличным техническим развитием; он может напр. сделать глинобитную, под час даже кирпичную печь, а в овине огонь раскладывает прямо на земле, т.е. делает то, что делали в своем жилище его отдаленные предки. Старое, оказывается, выживает, остается на службе Пермяка, не смотря на рост технического развития. Эту живучесть того, что раз было создано человеком, мы заметим и в области творчества общественно-бытового. И здесь при внимательном исследовании в современности окажется масса обломков далекой старины. Разница будет только в том, что там - в области внешнего быта - старое не соответствует техническому развитию современных Пермяков, здесь - в области творчества общественно-бытового - оно не будет соответствовать его современным взглядам, понятиям и чувствам. Жизнь прихотливо комбинирует обломки старины - обычаи, которые выполняются по преданию, не зная, зачем - и ряд сознательных действий, вытекающих из современных понятий. Этнограф может двояко отнестить к этой "натуре". Он может тщательно черта за чертой переносить в свои записи то, что дает жизнь заботясь только о том, чтобы его запись как можно точнее воспроизводила действительность. Он может вести дело и дальше, может подвергнуть анализу детали скопированной картины, отделить в ней живое от обломков старины, отодвинуть старое с первого плана в глубь ея, дать картине культурно-историческую перспективу. Трудность этой операции заключается в том, чтобы найти для того или другого обломка настоящее место в глубине картины. Основания этой перспективы, указания на то, что следует поставить ближе, что дальше дает история культуры. Условимся еще раз на счет признаков старого. Мы будем признавать обломками старины то, что не вытекает из современных воззрений Пермяка, что проделывается им безотчетно по преданию.

Для беспрепятственного и правильного удовлетворения потребности в продолжении рода современный Пермяк вступает в брак и избирает себе одну женщину на всю жизнь. В выборе этой женщины он ограничен гражданскими законами о совершеннолетии, церковным правом и вытекающими из него общественными понятиями о дозволенном и не дозволенном: он не может напр. жениться на родственнице ближе известной степени. Здесь все мотивировано господствующими в настоящее время понятиями. Рядом жизнь дает другую картину, которая стоит в полном противоречии с этими воззрениями. Прежде чем молодые люди обоего пола вступают в освященныя общественным мнением, законом и церковью отношения, они живут половой жизнью целые годы. Закон для вступления в брак требует известного возраста; для внебрачных отношений нет других ограничений, кроме естественных. Половая жизнь девушки начинается с 12-13 лет. В этом возрасте у Пермяков, как и у Вотяков, почти каждая девушка имеет любовника. Церковь ставит известную степень родства границей для вступления в брак; в своих внебрачных отношениях пермяцкая молодежь не признает за родством никакого стесняющего значения. Г. Добротворскому сообщали, что в глухих отдаленных Пермяцких починках зачастую встречаются случаи сожительства братьев с сестрами. 1*).

1). I. с.IV, 565. Ср. Рогов. Ж.М.В.Д 29, 74.

Г. Шатров, живущих в Пермяцком приходе Глазовского у., на вопрос о внебрачных отношениях между родственниками отвечает нам: "Среди Пермяков, населяющих Зюздинский край, не составляют редкости половые сношения между очень близкой родней; не считается предосудительным иметь и детей, прижитых в кровосмешении". Наш корреспондент знакомит и с некоторыми из услвоий, вызывающих кровосмешения. "Все виды кровосмешения совершаются зимою на посиделках. Собравшиеся здесь молодые женщины и девушки снимают с своих рук по кольцу и складывают их все в одну шапку или коробицу, откуда каждый из присутствующих на игрище парней не глядя берет кольцо. Женщина или девушка, которой принадлежит кольцо, переходит в его полное распоряжение. Он сажает ее к себе на колени и играя с нею проводит с нею вечер и часть ночи; перед рассветом кто-нибудь из играющих внезапно гасит огонь и все присутствующие на игрище предаются разврату". Г. Шатров к сожалению не сообщает, такое-ли же значение имеет жребий во время летних игрищ.

Мы имеем основания утверждать, что такие факты, как сожительство брата с сестрой, известны и в Пермском крае - по крайней мере в Соликамском уезде. Изучая "книги явок и жалоб" и "книги решений волостных судов" в волостях, населенных Пермяками, мы имели случай натолкнуться не на один случай, когда Пермяк привлекается к волостному суду за то, что назвал другого таким именем, в котором заключается указание на сожительство с сестрой (одни писаря приводят его en toutes lettres, другие переводят словом сестро-насильник). То обстоятельство, что обнаружение такого факта считается позорящим человека, показывает, что у Соликамских Пермяков родство начинает уже считаться препятствием для половых отношений. Как психопатологический факт, можно отметить встреченныя нами в книгах явок указания, что сын покушался произвести насилие над матерью. В рукописи, доставленной нам П.А.Вологдиным, мы находим предание, записанное в Архангельской волости. Предание это гласит, что Чудаки, родство которых с Пермяками мы уже выяснили, не уважали при удовлетворении своих половых потребностей родственных связей. Свойство еще менее, чем кровное родство, служит у Пермяков препятствием для внебрачных отношений. А.П.Иванов в своем очерке "Кама-река" отмечает между прочим, что в одном пермяцком доме Зюздинского края родители без всякого стеснения сообщили ему, что их дочь прижила ребенка с мужем сестры. 1*).

1). Волж. Вест. 1883.

Волостным судам Пермяцкого края приходится по временам решать ссоры между братьями из-за того, что холостой живет в связи с законной половиной женатого. Случаи, когда два брата живут внебрачных отношениях с двумя родными сестрами, не составляют редкости. Пермяк не прочь игнорировать свойство и при заключении брака, но сдерживается церковными установлениями.

Как следует смотреть на факты, подобные тем, которые мы только что провели? Наблюдатель, признающий излишним для этнографических целей знакомство с общей историей культуры и историей данной народности, без колебания объявит эти факты выражением глубокого нравственного упадка народа. Но дело может представляться и иначе. Мы имеем от 1501 г. драгоценный в этом отношении материал. Через 35 лет после крещения Чердынских Пермяков, Московский митрополит Симон ставит на вид новообращенным Пермякам и их князю различные несогласные с христианскими требованиями факты в жизни их. Между этими фактами мы отмечаем один: Пермяки вступали в браки, не стесняясь родством ("женитьб незаконых не чните, якоже слышу о вас, что поимаются в племени по ветхому, по татарскому обычаю: кто у вас умрет, а второй его брат жену его поимает, третий его брат также творит... 1*).

1). Перм. лет. I, 33. Ср. наши "Черемисы", 127.

Сопоставим эти разделенныя почти четырьмя веками бытовыя картины и мы приобретем настоящий взгляд на внебрачные отношения Пермяков: недопускаемое христианской моралью и законом, осуждаемое общественным мнением является обломком, переживанием старого дохристианского порядка вещей. В пермяцкой действительности намечаются две крупных группы явлений: явления новые, навеянные христианством и явления до христианской, самобытно-Пермяцкой старины. Разбираясь в явлениях этой последней группы, мы заметим что и они не все могут относиться по своему возникновению к одной эпохе. Одни носят на себе печать известного и может быть даже заимствованного порядка (обычай младшего брата жениться на вдове старшего), другие характеризуются полным отсутствием чего-либо упорядочивающего, обязательного (внебрачные половые отношения на игрищах и т.п.) И здесь должна быть та или другая преемственность явлений. Установить эту преемственность позволяют нам:

1) сравнение с историей развития семейных отношений у ближайших родичей Пермяков-Вотяков, 2) та схема развития семьи, которую дает история культуры, точнее сравнительное бытоведение. В семейном быте Вотяков известны случаи, а) когда отец пользуется совместно с сыном его женой, b) когда братья и родственники жениха символически заявляют о своих правах на его будущую жену, с) когда парни селения, из которого уходит девица, так же символически заявляют о своих правах на нее, d) когда молодежь обоего пола вступает в кратковременные связи, разрывая их по первому побуждению инстинкта. Сравнительное бытоведение показывает, что эти явления известны в жизни почти всех народов, находятся в известной преемственности и составляют моменты, из которых складывается история семьи: первый случай (снохачество) представляет собою форму вырождающейся полиандрии (многомужества), второй - выживающий в форме символа остаток той-же полиандрии, третий - такой же остаток эндогамии (половых отношений внутри группы, связанной кровным родством), четвертый - переживание эпохи неупорядоченных еще половых отношений (коммунального брака, гетеризма).

Исходя из указаний, которые дают нам жизнь Вотяков и сравнительное бытоведение, мы можем с уверенностью сказать, что и обломки старины, сохранившиеся в современном быте Пермяков, относятся к различным периодам в истории Пермяцкой дохристианской семьи. Обычай, против которого ратует митрополит Симон представляет собою одну из форм угасающей полиандрии - левират. Другое переживание той же полиандрии представляет собою снохачество. В настоящее время оно считается уже позорным явлением. Пермяк, назвавший другого снохачем, привлекается за обиду к суду. Но было время, когда оно представлялось неизбежным при заключении брака между мальчиком и взрослой девицей. Воспоминанием об этой поре до сих пор служит тот факт, что жена бывает на много лет старше мужа.

Внебрачные половые отношения пермяцкой молодежи представляют собою переживание еще более отдаленной эпохи коммунального брака или гетеризма, эпохи, когда не одна молодежь, но и все взрослые представители обоих полов жили беспорядочной половой жизнью. В пользу того, что Пермяки пережили такой период, свидетельствует их терминология семейных отношений. Эта терминология так же, как и вотяцка, не вяжется с современным строем Пермяцкой жизни. В настоящее время женщина различает мужчину, с которым она связана брачным союзом, от всякого другого представителя мужского пола, мужчина в свою очередь выделяет из среды женщин одну, с которой он находится в браке, оба отличают среди массы детей и подростков несколько особей, к которым они стоят в более близких отношениях, как родители. Если бы такой порядок вещей существовал издавна, естественно было бы ожидать, что в языке Пермяков с давних пор существовали бы различные слова для обозначения мужа и мужчины, жены и женщины, сына и дочери с одной стороны, мальчика и девочки с другой. Словарь современых Пермяков между тем не оправдывает этих ожиданий. Айка (муж) значит в сущности отец, самец (аj + суф. ка), инj, инjка (жена) значит самка, женщина. Специальное слово ГґТЫР не ясно по своему значению; ныл, нылка = девка, дочь, зон, зонка = парень, сын. Несоответствие терминологии с современным строем жизни может быть объяснено только тем, что она сложилась при других отношениях между полами и пережила их. Каковы были эти отношения, не трудно определить. Если язык не делает различий между мужем и мужчиной, между женой и женщиной, то это значит что в эпоху возникновения терминов родства отношения между мужчинами и женщинами имели такой же неустойчивый и неупорядоченный характер, как современные внебрачные отношения пермяцкой молодежи; особых терминов не могло явиться, когда не было особых отношений к одной особи из целой массы ей подобных.

Состояние беспорядочного сожительства полов порождает ряд явлений, которым нет мста при нашем строе жизни. При таком состоянии общества прежде всего не может быть, конечно, и речи о каких-нибудь стеснениях родственными отношениями; половый инстинкт не подчиняется здесь никаким ограничениям. Как мало подчинялся он каким бы то ни было ограничениям у древних Пермяков, можно судить по внебрачноым отношениям их потомков. Затем с беспорядочным половым сожительством тесно связана преобладающая роль женщины-матери относительно детей: мать и рожденные ей дети составляют единственное устойчивое, покоящееся на твердом сознании взаимной близости сочетание. Это сочетание - зародыш будущей семьи. Мы не считаем нужным входить в подробности на счет того, в чем выражается матриархальный порядок, зарождающийся на почве гетеризма. Отметим из связанных с ним явлений только те, намеки на которые дает нам пермяцкая жизнь. При матриархальном строе в роли пкоровителя женщины и ея детей является наиболее близкий к ней мужчина - ея брат. Понятно, что в обществе, сохраняющем даже только следы пережитого матриархата, брат и дядя по матери пользуются особым значением и почетом. Проблески этого особого почтения с стороны женщины к брату заметны по местам в современном Пермяцком свадебной обряде. Г. Добротворский говорит, что у Пермяков Вятской губернии (Орловских?) невеста перед свадьбой приносит прежде всех благодарность "милому брату за то, что вспоил, вскормил ее и не дал никому в обиду" и в заключении отцу с матерью. 1*).

1) I. с.IV, 561.

В Чердынском уезде брат запирает ворота перед поезжанами, приехавшими за невестой, и символически защищает ее от предполагаемых похитителей. Тайлор ставит в связь с выживающим матриархатом обычай, чтобы зять поселялся в доме жены. 1*).

1). Этногр. Обозр. V, 7, 8.

В настоящее время этот обычай составляет у Пермяков редкое явление -

и, конечно, в силу того бесправия, на которое обрекается в доме тестя

приемный зять. У Пермяков Вятской губернии он теряет связь с своим

родом, свое фамильное имя и принимает имя тестя совершенно также, как

работник в Пермской губернии. Его дети увеличивают род тестя и носят также фамильное имя последнего. 2*).

2). Добр. I, с.IV, 567.

По отношению к своим детям он значит равно столько, сколько любовник

незамужней девушки, так как и там дети величаются по отцу матери.

Можно думать однако, что этот прорядок в былое время имел большее

распространение. Любопытно то обстоятельство, что Пермяки не имеют

особых слов для обозначения зятя и тестя: первый обозначается одним термином с пасынком, второй одним с вотчимом. Результаты этой своеобразности в терминологии, заметим мимоходом, выражаются между прочим в том, что Пермяки путают Русские термины зять и "пасынок" и среди жалоб, разбираемых волостными судами, можно встретить такие, где Пермяк просит суд отобрать у пасынка (т.е. у зятя) имущество умершей без детей дочери. Такое отождествление отношений, с современной точки зрения различных, могло возникнуть только там, где зять, как и пасынок, жили в доме тестя.

Следующую за беспорядочным половым сожительством ступень в развитии семьи представляет порядок, при котором обладание женщиной индивидуализируется, делается более устойчивым и господство матери по отношению к детям уступает место господству отца. Эта перемена обыкновенно ставится в связь с возникновением обычая похищать женщин. Так ли шло развитие пермяцкой семьи, мы точно не знаем. Несомненно одно - похищение невесты, "умыкание" было в обычае у Пермяков. Воспоминания о нем, не говоря уже о фиктивном умыкании невесты по соглашению с ней, до сих пор сохраняются в Пермяцком свадебном обряде. Как весь современный быт Пермяка, свадебный обряд заключает в себе черты, которыя не вяжутся с современными основами жизни. В настоящее время брак является у Пермяков результатом соглашения между родителями обеих сторон и до известной степени - доброй воли самих брачащихся. Согласно с этим свадьба начинается сватовством, которое ведется совершенно так же, как и у Русских. Для переговоров с родными намеченной невесты выбирается сват. Сват заходит предварительно к соседям невестина отца, наводит у них справки и потом уже отправляется к нему в дом. Здесь начинаются переговоры. Отец ссылается на мать, мать замечает, что для домашних работ ей нужна была бы помощница, но выше отца она не станет. Дело оканчивается тем, что родители получают за невесту задаток. Через некоторое время наступает рукобитье. Жених едет с отцем, крестным братом, тысяцким. В доме невесты к невесте собираются все соседи. Жених с отом садятся за стол и угощаются. Потом начинается рукобитье. Отец жениха кладет свою руку на руку невестина отца; оба поднимают сложенныя руки и спрашивают присутствующих, видели ли рукобитье. Покончив рукобитье, родные жених вызывают невесту. Невеста выходит из кутного угла и подает вина женихову отцу. Отец просит, чтобы она выпила первая сама; невеста выпивает и подносит жениху. После рукобитья целую ночь идут игры. Девушки - подруги невесты переходят с рук на руки от одного гостя к другому. Неженатая молодежь в Чердынском уезде на этот вечер не допускается (не следует ли видеть в этом обычае остаток гостеприимного гетеризма?). Во всех других местностях "женихается" напротив она. Через несколько дней после рукобитья назначается свадьба. Наступает момент, когда жених должен увезти невесту в свой дом, и в обряде являются черты, несогласныя с дружественным характером всего предшествующего. В деревню, где живет невеста, выезжает группа всадников, размеры которой зависят от того, как велика родня жениха. Отец невесты немедленно запирает на запор ворота. Деревенская молодежь, которую собирают на этот случай в дом невесты, держит на готове ружья и стреляет из них в поезжан из ворот и сеней, отец невесты между тем ведет с старшим дружкой жениха ведет по русски миролюбивые переговоры на счет угощенья. Молодежь, собранная женихом, в свою очередь поднимает коней на дыбы, как будто готовясь перескочить через ограду. После долгих переговоров брат невесты за известный выкуп - в виде бутылки водки напр. - отпирает ворота и поезд въезжает на двор. Дружки вынимают дары и направляются в избу. Отец невесты принимает дары и передает их жене, та дочери. Только после даров отец отпирает дверь избы и впускает поезжан. Жених входит в избу, как враг - шапки не снимает, богу не молится.

Поезжане усаживаются без приглашения за стол, на который невеста ставит пиво и рыбный пирог. С ними усаживается уже без шапки и помолясь жених. Старший дружка жениха выкликает теперь невестина отца. Ему подносит пива и вина; дружка приговаривает: "Батюшка родимый, за этим пивцом, за этим винцом, за этой ествой нам бы нужно было огня летучего". Отец невесты приносит лучину, огнивом высекает огонь и зажигают свечу. Дружка выкликает мать невесты и требует от нея "княгиню молодую". Невеста сидит между тем в кутном углу. Дружка от имени жениха вызывает ее к жениху. "NN, приступись ко мне поближе, поклонись пониже". Отец подводит невесту и кланяется вместе с ней поезжанам трижды в землю. Происходит обручение. Невеста опять уходит в кутный угол. Поезжане угощаются и дружка вызывает обрученную невесту за стол. Отец ведет дочь за платок, который она держит в руках, и передает через этот платок жениху, приговаривая по Пермяцки: у меня хорошо жила, живите и вы хорошо, добрым людям на похвалу, худым на зависть". Получив невесту, поезжане требуют от ея родителей угощения. Начинается свадебный стол, который проходит с теми же церемониями, что и у Русских. По окончании стола невесту уводят в церковь и оттуда в дом жениха. В Орловском уезде, прежде чем выводить невесту из избы, старший из поезжан - дядя жениха - связывает ей руки лычком или мочалом. В таком виде ее везут до церкви; здесь уже сам жених развязывает ей руки. 1*).

1). Добр. I. с.IV, 562.

В Глазовсокм уезде жених берет невесту в охабку и сажает на приведенную для нея лошадь.

Сопоставляя обряды, при которых невеста увозится в дом жениха, с предшествующими, мы приходим к заключению, что жених и его родня вступают в дом отца невесты, берут ее и увозят совсем не так, как можно было бы ожидать на основании состоявшегося раньше соглашения. Вместо доброй воли обеих сторон мы видим здесь сплошь насилие - хотя не действительное, а символическое, разыгрываемое женихом и его спутниками. Несоответствие сделается понятным, если мы предположим, что современный свадебный обряд слагается в сущности из двух обрядов: нового, основанного на соглашении сторон и старого, воспроизводящего "умыкание". Логичность свадебного ритуала тотчас восстановится, лишь только мы отодвинем в глубь картины этот кусок старины и дадим на первом плане тотчас за рукобитием место венчанию и последующим обрядам. С "умыканием", конечно, стоит в связи до сих пор господствующий у Пермяков Вятской губернии обычай брать невесту непременно в другой деревне (экзогамия вместо первичной эндогамии, на которую указывает внебрачные отношения). Теперь это объясняют желанием иметь место, куда можно было бы на праздинки ездить в гости.

Умыкание и заменяющая его купля невесты изменяют строй семьи: на

первое место в замене матери выступает отец. О характере былого

патриархального строя можно судить по современной роли отца и мужа. С

теми правами, которыя в современной Пермяцкой семье принадлежат отцу,

знакомит нас прежде всего затронутый уже нами свадебный обряд. Мы видели уже, что в настоящее время брак возникает на основе соглашения, но соглашение это устраивается не между брачающимися, а между их родителями. Один из них продает свою дочь в настоящее время по большей части только символически, 1*)

1) Калым берется за невесту только в Чердынском уезде. На этом основании между мрочим Инвенские Пермяки не берет жен у Чердынских.

другой покупает ее для сына, не считая нужным справиться с его волей. Символическая продажа детей имеет место и в других случаях. В случае упорной болезни ребенка мать отдает его первому встречному на улице и берет с него в виде платы какую-нибудь медную монету. Человек, купивший ребенка, вносит его за тем в избу и отдает родителям, которые делают вид, что берут уже другого ребенка. На половину уже не символической, а действительно является продажа, когда отец отдает сына в дети - за отчуждение ребенка обыкновенно уплачивается тем или другим количеством хлеба. Символическая продажа стоит на границе между современными ограниченными и обычаем правами отца и былой безграничной властью его над личностью и жизнью детей. По одну сторону этой границы в прошедшем мы видим намеки на то, что отец волен был принять или непринять родившегося ребенка: у Глазовских Пермяков повитуха, вымывши новорожденного, передает его отцу, который принявши кладет его или в зыбку, если она не приготовлена, или на лавку. 1*).

1) Сообщ. А.Н.Шатровым.

По другую сторону - в современном быту мы видим ряд фактов, свидетельствующих, что отец является хозяином если не личности сына или дочери, то по крайней мере их труда: он отдает детей в работники, "строшные". Отец приозвольно располагает сыном и в деле выбора ему невесты. В 40-х годах сын не знал даже по имени невесты. В настоящее время в Чердынском уезде от такого порядка осталось воспоминание в свадебном обряде: старший дружка учит жениха, как звать невесту - сообщает ему имя и отчестов ея. О том произволе, который в этом отношении предоставлен обычаем отцу, может дать понятие следующий случай, извлеченный нами из дел одного волостного суда: Пермяк почему-то рассердился на выбранную невесту, выбежал на улицу, увидал около церкви совершенно неизвестную ем удо сих пор девушку и порешил, что она будет женой его сыну. Не располагая лично своей судьбой и деятельностью, дети не несут и личной ответственности за свои проступки. Перед судом общества за них отвечает отец (отец отвечает за дочь, обвиненную в краже). Положение жены в общем соответствует положению детей. Перед обществом интересы ея представляет муж. Муж условливается относительно вознаграждения за побои, нанесенные кем-либо его жене. Жизнь создает на этой почве весьма своеобразныя положения. Муж ведет, например, за жену тяжбу с ея любовником, который избил ее стягом, и взыскивает с него вознаграждение.

Судя по приведенным примерам отцевской власти, можно было бы ожидать, что главы семейсвта должен быть единственным и полноправным хозяином своего имущества. На деле мы видим не то. В распоряжении семейным имуществом отец находится под контролем целой семьи. Он не имеет напр. права на произвольное отчуждение принадлежащих семье земель. В делах Кочевского волостного правления мы нашли жалобу сына на отца за то, что тот без его согласия отдал крестьянину из соседней Юксеевской волости в вечное пользование покос. Здесь вступает в действие трудовое начало, которым определяестя право пользования и собственности. Это начало регулирует экономические отношения родичей.

Если большак лишает младшего члена семьи участия в пользовании имуществом, заведенным общими трудами, суд приговаривает его предоставить младшему его долю (племянник жалуется, что дядя не дает ему доить корову, которую они купили вместе; суд постановляет, чтобы дядя пользовался молоком два дня, племянник на третий). Младший имеет право на долю имущества, если участвовал в приобретении его не лично, а через жену (солдат). Мать-вдова, выйдя замуж вторично, имеет прао на долю имущества, которое нажито ея трудом.

Права, которыми пользуется в пермяцкой семье отец, распространяются и на всякого большака - которым в неразделившейся семье является старший из братьев. В редких случаях "большину" правит мать-старуха. Большак так же распоряжается трудом младших членов семьи - отдает напр. братьев и сестер в работу ("в наймы"). Если кто-нибудь без согласия старшего брата, берет младшего в работники и платит ему непосредственно, большак взыскивает с него судом вознаграждение за причиненную хозяйству убыль рабочей силы. В настоящее время без отца, без матери братья редко уживжаются вместе. Большия семьи (иногда состоящие из 8 братьев) тотчас расходятся по смерти естественного главы. Раздел происходит с ведома общества и при его участии, если делящиеся не могут покончить мирно сами. Без разрешения общества сын от отца, брат от брата не может отойдти. На отцовском гнезде остается обыкновенно младший сын. Если в числе детей, оставленных отцом семейства, находится дочь, имеющая одного или нескольких незаконных сыновей, она участвует в дележе движимого и недвижимого имущества и остается с своими детьми на гнезде отца. По воззрениям Пермяков такая дочь является прямой наследницей отца и притязания боковых родственников, напр. сыновей ея отделенного брата не могут считаться справедливыми.

Стройная, дисциплинированная семья, которая рисуется пред нашими глазами на основании знакомства с обычным правом, представляет собою идеал. Действительность - фактические отношения между членами семьи - лежит в середине между этим идеалом и теми явлениями жизни, в которых заключается его полнейшее отрицание - проступками, подлежащими суду общества. "Книги вок и жалоб", "книги решений волостных судов" заключают в себе огатый материал для суждения о том, в какой степени идеал осуществляется в жизни, какия стороны в природе Пермяка препятствуют полному его осуществлению. Мы будем рисовать оборотную сторону медали, набрасывая сначала мелкия черты. Вот 17-летний сын убивает в раздражении на отца его корову. Вот другой наносит отцу побои рычагом и переламывает ему руку, третий бьет отца на поле стягом, четвертый в пьяном виде вытаскивает отца из избы и сбрасывает с крыльца. Дальше отец заявляет волостному правлению, что сын хочет лишить его жизни. В другом месте сын грозит убить отца и потом покончить с собой. Эти угрозы не пустыя слова. Мы встречаем в одной книге заявлений отца, что сын гонялся за ним с топором, в другой, что сын убил отца. Положение матери также не всегда совпадает с идеалом. Сын не всегда стесняется опозорить мать пред обществом доносом, что мать в его доме пьянстсвует и непотребствует с разными людьми. Подобно отцам, матери выносят от детей и побои, хотя реже.

Не лучше выглядят и отношения родителей к детям. Один отец, поссорившись с сыном, не пускает его мыться в бане, которую сам строил, и уносит из нея печь-каменку, другой при выделе сына на дает ему полного пая, третий выделяет себе лучшую долю из земли. Отец, побитый сыном, требует от него судом вознаграждения в виде куска пахотной земли (1/4 переезда). Здесь сын заявляет суду, что отец грозится лишить его жизни и даже покушался на это, там женщина является в волостное правление и заявляет, что ея мужа отец забил, кажется, до смерти. Споры из-за земли между родителями и детьми кончаются иногда так-же трагически, как и домашния распри. Мы нашли в одной книге явок заявление, что отец из-за пашни зарубил сына топором.

Отношения между братьями представляют такие же резкие уклонения от идеала братской любви. Книги, из которых мы черпаем свои данные, представляют по этой части обильный материал. Вот братья, которые жестоко подрались из-за бастрига, который стоит одну копейку. Вот братаник грозит выпустить кишки другому из-за амбара, который тот получил при разделе. Дальше мы видим брата, который грозит убить другого, если тот воедет в устроенныя им ворота. Угрозы убийством составляют обычный исход братских ссор. Один грозится убить самого брата, другой присоединяет жену, третий похваляется, что изуродует или убьет братова сына.

И здесь угрозы бросаются не на ветер. Книги явок заключают заявления,

что в одном месте брат гонялся за братом с топором, в другом месте

брат со своим сыном нападают в поле на другого брата и бьют его - один

рычагом, другой обухом топора. Имущество так-же мало гарантировано,

как и личность: один жалуется, что у него брат свез со двора на свое

поле навоз, другой - что брат у него отнял покоос или гуменник, сестра жалуется, что брат захватил ея имущество и выгнал из дома.

Для того, чтобы подобные факты получили все то научное значение, которое они могут иметь, нужны статистическия операции - нужно выразить в цифрах отношение между регистрированными и нерегистрированными фактами этой категории, отношение общей суммы их к числу семей или дворов, сравнить процент, который при этом получится, с процентом аналогичных фактов у других родственных и соседних народностей. Из ряда этих статистических операций получитя то, что нужно этнографу - черта, отличающая Пермяков от других народностей в этом специальном отношении.

Пока наши факты представляют во первых корректив для тех выводов, которые можно сделать из требований обычая, во вторых указывают на ту силу, которая разрушает крепость пермяцкой семьи. - Эта сила резко прорывающийся - особенно в сфере экономических отношений - индивидуализм.

Отметить область, в которой у Пермяка проявляется индивидуализм, существенно важно, так как в вопросах, касающихся личности, Пермяк живет еще идеями и чувствами родового быта. В высокой степени характерный материал в этом отношении представляют угрозы местью и самые акты мести, занесенные в источники, которыми мы пользуемся. Обиженный Пермяк мстит не своему обидчику исключительно, а лицам, связанным с ним узами крови. В одной явке мы читаем, что обиженный пригрозил обидчику, что он украдет у него сына и без вести спрячет. Другой грозит обидчику, что застрелит или его самого или его сыновей. Третий грозит убить или обидчика или его отца. Четвертый похваляется, что убьет или самого обидчика или кого-либо из его семейства.

Вредные последствия индивидуализма, конечно, сильнее, чем в естественной семье, должны чувствоваться в искусственной, которая создается путем усыновления, особенно когда усыновляемый взрослый человек или имеет сам семью. Отношения в такой семье принимают уже договорный характер. С усыновленным заключается условие в волостном правлении. Усыновляющий обязуется передать приемышу свое движимое и недвижимое имущество - все, если у него нет других детей, часть, если есть родной сын. Усыновляемый обязуется пропитывать названного отца до смерти. На тех же условиях, как и отдельныя лица, принимаются у Пермяков в дом и целыя семьи. Среди разнообразных сделок и договоров, которые нам приходилось просматривать, мы нашли одно условие в этом отношении весьма любопытное. Пермяк, не имея родных детей, принял в дом другого с женой двумя малолетками - сыновьями и одной девочкой. Приемыш обязывался пропитывать старика с женой до смерти, а ранее еще принятую ими дочь до замужества. В условии заключенном с приемышем старик выговаривает себе право до своей смерти свободно распоряжаться имуществом, обязуясь однако не растерять таковое без дела. Приемыш с своей стороны выговаривает себе, на случай прекращения сделки, вознаграждение за каждый прожитый год в размере ста рублей за год или половины всего движимого и недвижимого имущества усыновителя, не считая того, что принес с собою усыновленный (скота). Нарушение условий влечет для стороны, которая является в этом виновной, денежную ответственность. Если приемыш уйдет от усыновителя, этот последний взыскивает с него денежное вознаграждение.

Кроме родовых связей Пермяков объединяет во многих случаях сотрудничество. В исключительных случаях оно приобретает постоянный характер на почве земледелия. Один Пермяк отдает напр. другому свой душевый надел и поселяется в его доме. Чаще оно имеет место в промыслах и в сооружении хозяйственных построек. Самый распространенной формой союза, основанного на общности труда и капитала, является у Пермяков мельничныя компании. В некоторых случаях мельницы строятся трудами и на средства целой деревни и каждый домохозяин, когда ему нужно, приходит на мельницу и мелет сам свой хлеб (чаще это делают женщины). По большей части мельницы находятся во владении товарищества иногда очень крупных - человек в 40. Доход от такой мельницы делится по "суткам". Вместо того, чтобы через известный период производить дележ всего вырученного дохода, пайщики по очереди пользуются в течение суток доходом, который дает мельница. Участие в товариществе прекращается, как только пайщик перестал участвовать в ремонте мельницы и в плате повинностей. На место выбывшего пайщика приглашается другой или его "сутки" отдаются в кортому. Товарищество принимает в свою среду и таких лиц, которые не участвовали в сооружении мельницы, если такое лице вносит за устуаемыя ему "сутки" определенную сумму денег. По смерти пайщика, участвовавшего в устройстве мельницы, паем может пользоваться его вдова до нового замужества. Вступая в новый брак, вдова пайщика не может уже без согласия других пайщиков передать свой пай новому мужу. О лишении пая заявляется волостному правлению.

Кроме сравнительно крупных мельничных товариществ в жизни Пермяков имеют место товарищества боелее мелкия. Таковы напр. товарищества, возникающие при постройке бань, овинов, при покупке пилы у пильщиков. Самым распространенным видом сотрудничества являются помочи. Пермяки охотно устраивают их, когда приходится рубить лес для постройки дома, класть срубы, жать хлеб, расчищать новины под пашни и покосы, и распахивать их, вывозить навоз. 1*)

1). Рогов. I. с.85.

Просматривая книги явок и жалоб, книги решений волостных судов, мы можем предположить, что имеем дело с людьми, которые не подозревают о существовании учреждений, призванных ограждать личность и собственность обывателя. Пермяк сам является в своих делах и судьей и исполнителем. В ссоре он пускает в дело стяг, нож или топор, не задумываясь над последствиями, которыя может иметь его поступок.

Пермяк не знает жалости, ни колебаний, когда уязвлено его чувство и в особенности когда затронуты его интересы. Стоит завидеть ему на своем огороде, скверно защищенном покосе или на полосе чужую скотину и он весь проникается желанием нанести и этой скотине и ея хозяину возможно больший вред. Он хватает первое, что попадается ему под руку - стяг, оглоблю, топор - и бросается на забредшую скотину. Свиньи чаще всего зарубаются на смерть, коровы и лошади засекаются и получают такие увечья, которые делают их негодными на службу человеку. Один рассекает у лошади бок топором, другой наносит лошади, забравшейся на скверно огороженное озимое поле, 18 ударом стягом и переламывает ей ногу, третий разрубает попавшей в изгородь лошади голову. Если хозяин забредшей скотины прибежит выручить ее от верной гибели, животныя остаются в стороне и теже орудия обращаются на человека. Завязывается тяжелая ссора. Соседи бьют друг друга стягами, обухами топора ("заметим мимоходом - это тоже распространенный способ драки; у Пермяков даже "воевать" обозначается словом "бить обухом"). [тыш-касьны; тыш - обух. - Игнатов М.Д.]. Если дело дошло до стягов, а Пермяк довольно часто прибегает к ним, ссора легко может кончиться убийством. Пермяк пользуется стягом так, что только счастливец может избежать ран или увечья. Он бьет по голове и, конечно, не будет удивляться, если раздробит ее. Эта тяжелая манера драться, кажется, может быть названа типической для Пермяков. Стягом в голову бьет в ссоре и женщина женщину. По голове же маленькими батожками дерутся и дети, которые в своих забавах и ссорах являются точной копией взрослых. В с.Верх-Иньве нам пришлось наблюдать следующую уличную сцену. Дети шли играть маленькой кучкой, которая состояла большею частию из девочек. Игравшие быстро поссорились и тотчас же пошли в ход палочки, бывшия у них в руках. Одна из девочек нанесла другой пермяцкий удар в голову, другая схватилась за камень. Только окончилась эта ссора, началась другая. Играющие, по-видимому, порешили выгнать из своей среды девочку лет 5-6 с маленьким мальчуганом лет 2-3. Удар палочкой в голову начал ссору. Девочка начала отступать, прикрывая братишку от летевших щепок и пало от времени до времени она медленно возвращалась с палкой в руке, подходила совсем близко к кучке и на верном расстоянии бросала палку в голову обидчику; за тем она отступала также медленно, отбрасываясь палками, которых у нея в руках образовалась целая куча.

О результатах и характере пермяцкой ссоры может дать понятие следующий случай. К дому Пермяка подошли со стягами однодеревенцы и начали бить вышедшаго хозяина. Жена с полугодовым ребенком вышла разнимать. Один из пришедших замахнулся на нее стягом и рассек на две части голову ребенка.

Убийство, совершенное в драке, для Пермяка естественное явление. Даже христианство с своим учением об ответственности в загробной жизни не изменило его воззрений на душегубство. Пермяк не считает грехом убить человека в драке или за дело, т.е. за нарушение чьего-либо интереса. 1*).

1). Добротв. I. с.IV, 576.

За полученную обиду он грозит смертью обидчику или его родным ("брюхо распорю", "кишки выпущу", "попадешься один на один, жив не будешь", "долго ли ты проживешь"), чаще обещает загубить какую-нибудь скотину обидчика и действительно губит; реже всего встречаются угрозы поджегом. Среди явок и жалоб, которыя нам приходилось просматривать, особенно часты явки о загубленной из мести скотине. В явках до сведения волостных правлений доводится о заколотой на поле корове, о лошадях, пораненных на подножном корму топором. Пермяк изобретателен на способы удовлетворения своего мстительного чувства и бывает по временам виртуозно жесток. Вот два соседа покончили тяжбу из-за земли. Проигравший ловит в поле лошадь своего счастливого противника, заматывает ей шею вицей (прутом) и пытается таким образом задушить. В другой явке мы читаем, что лошадь пострадавшего загнали в узкий закоулок, заперли с двух сторон и прокололи ей острым колом гружь между лопатками. Дальше в явках фигурируют лошадь, заколотая насмерть колом, корова заманенная в болото и там убитая, овца, у которой сначало топором посечены задния ноги и потом обухом раздроблена лопатка. Рядом с убитыми (застреленными, заколотыми) животными в качестве жертв пермяцкой мести являются отравленныя или окормленныя коровы и овцы.

Видами мести у Пермяков являются кроме вышеуказанных покража скота, уничтожение и порча (изрубленныя изгороди) имущества, потрава полей. Покража лошадей в угрозах фигурирует, как акт равнозначащий с их убийством.

Припоминая факты, в которых сказывается мстительное чувство Пермяка, мы вправе ожидать, что привлекая противника к суду Пермяк проявит ту же неумолимость в отношении требуемого за обиду вознаграждения. Действительность не оправдывает этих ожиданий. Пермяк дешево ценит свои страдания, если уже не успел воздать око за око. Приведем для примера несколько образчиков современной пермяцкой виры. Два брата, бившие своего однодеревенца стягами, уплачивают ему один пять пудов ржи, другой - три. Крестьянин, избивший жену другого, предлагает мужу 50 к. За удар, нанесенный стягом по голове, 1 р., за побои палкой - 2 р., за два выбитых палкой зуба - 6 р., за удар, нанесенный женщине женщиной ведром, 25 ко. Несоответствие денежного вознаграждения с тем удовлетворением, которое доставляет себе Пермяк местью, громадно. Мы не беремся решить, чем оно объясняется, в какой степени сильно здесь влияние экономических условий, высокой ценности денег. Для решения этого вопроса нужно особое морально-статистическое исследование.

Обозревая всю область общественно-бытового творчества, мы наметим прежде всего его основное направление. Согласно природе фактов творческая деятельность должна сказаться здесь в создании норм, которыя регулировали бы инстинкты, первыя побуждения человека. Мы видели, как выразилась эта деятельность в области инстинкта продолжения рода. Пермяк, предоставленный самому себе, до сих пор остается под действием первого побуждения инстинкта. Инстинкт определяет выбор и продолжительность половой связи: ни ограничений узами родства, ни ограничений возрастом, ни определения времени он не признает.

Брак сам по себе не везде еще предоставялет мужчине исключительныя права на обладание женщиной: в Глазовском уезде на известных по своему значению сборищах молодежи участвуют и молодые женщины. Можно думать, что он предоставляет мужу право на труд, но не на личность жены.

Отношения между родителями и детьми в основе своей имеют физическое преобладание родителей. Когда этот фактор прекращает свое действие, мы видим случаи прекращения родительского авторитета: авторитет нравственный, покоящийся на установившихся понятиях, обеспеченный общественной поддержкой, только зарождается и одно сравнительное исследование в состоянии установить, насколько самостоятельно.

Наиболее отчетливо выступающей нормой является у Пермяков трудовое начало: мы видим его одинаково действующим в семье и сотрудничестве; оно одно налагает узду на инстинкты сильного и кладет границы его притязаниям.

В сфере тех общественных явлений, которыя вызываются столкновением интересов, мы видим Пермяка под действием первого побуждения аффекта: почувствовавши личную обиду или ущерб своим интересам, он стремится немедленно и лично нанести ущерб или причинить боль обидчику. Сдерживающих эти аффекты факторов у Пермяка мы не замечаем: Пермяк не ждет суда, не признает нужным соразмерить ущерб, нанесенный ему, с вредом, который в виде мести он наносит другому, предоставлять меру вознаграждения третьему. Нормы, определяющие поведение его в этой сфере, наложены извне и он не усвоил еще их сознательно. Все эти явления имеют общую черту - близость к первому побуждению и эта черта объединяет творчество общественно бытовое с творчеством в области внешняго быта, где мы констатировали уже зависимость от форм, данных природой.