(Книга-оригинал из библиотеки Игнатова М.Д., набрана Дмитрием Напалковым без сканирования, вручную).

Известия общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете

Том IX, вып.2

ПЕРМЯКИ

Историко-этнографический очерк И.Н.Смирнова

Казань

Типография Императорского Университета

1891

Печатано по определению Общества Археологии, Истории и Этнографии при Императорском Казанском университете. Секретарь П.Траубенберг.

Памяти Михаила Петровича Веске посвящает автор.

Предисловие

Цель, которую я преследовал, выпуская свой третий историко-этнографический очерк, остается та же, что и прежде: дать научно систематизированный и восполненный личными наблюдениями свод данных об избранной народности. Для выполнения ея пришлось совершить путешествие по Чердынскому и Соликамскому уездам Пермской губернии - и за содействие, оказанное мне в этом отношении, считаю своим приятным долгом принести благодарность Совету Императорского Казанского Университета.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I. Обзор литературы, посвященной истории и этнографии Перми (Коми)..... стр.3-77.

Глава II. Очерк истории Пермяков.... стр.77-177

Глава III. Внешний быт Пермяков.... стр.177-207

Глава IV. Семейные и общественные отношения.... стр.207-232

Глава V. Духовное творчество Пермяков.... стр.232-289

ГЛАВА I.

Обзор литературы, посвященной истории и этнографии Перми (Коми)

Periplus Otheri et Wulfstani. Script. rer. Danic. T II. Hafniae. Ed. Langebeki. 1773.

Отер, современник Алфреда Великаго, совершил путешествие к С.Двине во второй половине IX в. В рассказе об этом плавании, записанном с его слов Алфредом В., он первый упомянул о Биармии. Мы находим необходимым привести его известие целиков в виду искажений, которым оно подвергалось в нашей литературе. "Тут увидал он огромную реку, которая далеко (longissime) проникала в глубь страны. У устьев ея он остановился и не решался войдти в реку из страха пред жителями, так как земля по другую сторону реки имела МНОГОЧИСЛЕННОЕ НАСЕЛЕНИЕ.

Страна по правую сторону реки была бы совсем постуней, если бы случайно не появлялись по местам немногие рыболовы, охотники, которые все были Финны... Биармы в большом количестве населяют свою страну, но он не решился в нее проникнуть. Страна же Терских Финнов (Terfinna Land) была пустынна... Биармы много с ним разговаривали о своей земле и соседних землях, но он не знает, правду ли они рассказывали, так как не видал этого собственными глазами. Ему кажется (arbitrari se), что Финны и Биармийцы говорят одним языком". (р. 71).

Немного сведений дает нам человек, который лично посетил Двинский край и был в состоянии объясняться с Биармийцами на родном для них языке. В пересказах и вольной передаче известия Отера значительно изменяются. Strinholm, а за ним Г.Полевой в своих "Очерках Русской истории" приписывают Отеру вещи, которых он никогда не говорил: будто он нашел Биармию ХОРОШО ОБРАБОТАННОЙ с густым ОСЕДЛЫМ населением; 1*)

1). Strinh. - Wikingszuge. Полевой I. с. 148-150.

заблуждение это встречаем мы и у почтенного исследователя пермской старины А.А.Дмитриева. 2*).

2). Перм. Стар. I, 32.

У Отера, как мы уже видели, нет никакого намека на ОСЕДЛОСТЬ Биармийцев; он говорит только об их многочисленности; что же касается слов об обработанности страны, то они относятся не к Биармии, а к той подчиненной Норвегии (Halogaland) Финнской области, в которой Отер был сборщиком дани ранее, чем поступил на службу к Альфреду. Самую крупную ценность в известиях Отера, конечно, имеют слова, относящиеся к тождеству языков Финнского и Биармийского. Эти слова, сказанные человеком, который знал финнский (лопарский) язык, имеют капитальное значение в вопросе о народности жителей двинского низовья.

2. Скандинавския саги. Scripta Hist. Islandorum. T I-XII. Hafniae. 1828-1846.

Путешествие Отера открыло для предприимчивых Номаннов новый край, в котором они могли искать себе славы и богатства. В течение IX-XII веков сюда направляется ряд походов, которые более или менее подробно воспеты в сагах. Мы не можем к сожалению воспользоваться этим материалом во всем его объеме - частию потому, что он недоступен нам по языку, частию потому, что не все изданное оказалось возможным найти под руками.

К периоду от половины XI в. до кона X в. по содержанию и к XII в. по времени составления относится Eigla или Eigills Saga. Эта сага с латинским переводом и примечаниями издана в 1809 г. и составляет объемистую книгу в 772 стр. Отрывки из нея также с латинским переводом помещены в Antiquitates Celto-Scandicae. Ни того, ни другого издания мы не имеем под руками. Из краткого изложения Саги у Мюллера ("Sagenbibliothek") мы узнаем только то, что Эйгиль, современник Эриха Кровавой Секиры, предпринимал экспедицию в Биармию для сбора дани.

Сагами, рассказывающими о походах в Биармию Эриха Кровавой Секиры, сына его Гаральда Графалля, Гагена Адельстейна, Harald Harfagers Saga, Gakon Iarls Saga - (помещены, кажется, все в сборнике Heimskringla) мы не могли воспользоваться, так как переводы их нам неизвестны.

О Herrods-Saga, отрывки из которой приведены в книге Schaeffer'a Lapponia, мы можем судить только по выдержкам из нея, помещенным у Мone в его "Gesch. d. Heidenthum in Nµrdl. Europa". Она, как и рассматриваемая ниже сага о походе Торера-Собаки, между прочим говорит о роще и идоле биармийского божества Юмала, но фантастичнее по своему содержанию: забор вокруг святилища и самый идол, оказывается, были очень искусно сделаны из драгоценного дерева, украшены золотом и драгоценными камнями, которые своими лучами освещают окрестности; корона Юмала украшена была 12 драгоценными камнями; его кольцо стоит 300 марок; его золотая чаща так велика, что из нея могут напиться четверо мужчин; все эти богатства (роща и двор) принадлежали, по словам саги, биармийскому королю Геркеру.

Наш разбор ограничивается главным образом той частью аги, которая в извлечении нашла себе место в жизнеописаниях Олафа Труггсона и Олафа Святаго.

В "Истории Олафа Тругсона" помещен между прочим сжатый рассказ об экспедиции Гаральда Графельда в Биармию около 965 г. Гаральд выдержал борьбу с Биармийцами у устья Двины и опустошил страну на значительном пространстве. Рассказ интересен по отрывку из Harald Grafµls Saga, в котором говорится, как Гаральд заставил биармийские роды бежать.

Из латинского перевода этого отрывка оказывается, что Биармийцы, по-видимому, имели укрепления (городки). Приводим его:

Loquens animose oppessor regulorum

Ardentem gladium rubefecit

In orients, ubi fecit gentes

Trans oppida fugere Bjarmicas

... nactus est arbiter virorum

In ripa Vinae clarum nomen.

Стригольм дает несколько отличный перевод этого отрывка:

Der Weitfeierte, der Kµnige gezwungen,

Farbte in Osten sein Schwert,

Da sach ich Bjarmalands Manner fliehen

Nordwarts vom brennenden Dorf.

Разноречие двух переводов имеет для нас существенное значение. Вопрос идет о том, имели ли Биармийцы укрепленные городки, подобно Коми, Югре и Лопи, или жили в открытых деревнях.

"История Олафа Св." нашла себе место 1) в сборнике известном под названием Heimskringla и составленном Снорро-Стурлезоном в XIII в. 2) в так называемом Codex Flateyensis и целом ряде других рукописных сборников XIII в. Исландский текст, помещенный в одном из сборников, составленных несколько позже Снорро Стурлезона, в 20-х годах нынешнего столетия издан в латинском переводе в коллекции Scripta Hist. Island. IV-V. Оригинал, которым пользовались переводчики, отличается лишь стилистически от текста, помещенного в Heimskringla.

В "Истории Олафа Св." имеет место наиболее известная у нас сага о походе Торер-Гунда и Карли в Биармию. Сага эта передана Карамзиным, Савельевым в книге "Мухаедд. нумизматика" и в "Очерках Русской Истории" Полевого. Савельев приводит ее в редакции "Heimskringla" по Стрингольму. Пересказ г. Полевого сделан, как кажется, независимо от Савельева. В "Очерках" его мы читаем, что к Карлу и Гунштейну присоединился Торер-Гунд. В "истории Олафа" по этому поводу сказана более содержательная и характерная фраза: "Торер Собака послал к братьям гонцов с известием, что он тоже в это лето решил отправиться в Биармию, и желал бы плыть вместе и поровну разделить барыш и добычу, которые приобретут". Затем у г. Полевого мы имеет фразу "у кого было ЗОЛОТО или товар, получили хороший барыш"; в "И.О." сказано менее определенно; "У Карла было много ДЕНЕГ и он купил большое количество шкур". Погребальные обычаи Биармийцев у г. Полевого представляются хорошо известными всем викингам, участвовавшим в экспедиции, в "И.О." о них сообщает Торер, как человек бывалый; он же предлагает и грабеж. Самый погребальный обычай у г.Полевого описан не точно; помещаем для сравнения его текст и текст "И.О".

"Оч. Р.И.".:

"долю (умершаго) хоронили у них в землю на СВЯЩЕННОМ МЕСТЕ за ГОРОДОМ, а над могилой ссыпали высокий холм или ставили над ней НЕБОЛЬШУЮ ЛАЧУЖКУ..."

"И.О." (S.H.I. IV, 276):

"quam PECUNIAM in SYLVAS, extructis tumulis aut domibus conditam abdi, terra et argento commixtis" (каковы деньги уносили в ЛЕСА, устраивая над ними холмы (курганы) или домы и смешивая деньги с землей"...

В ближайший такой лес отправились и викинги. Ни о каком ХРАМЕ Юмала, который будто-бы стоял рядом с местом погребения и о котором говорят Стрингольм, Савельев и Полевой, в "И.О." нет ни слова. Нет речи о храме, нужно думать, и в редакции Olaf-Saga в Heimskringla. Mone, пользовавшийся этой редакцией, положительно заявляет, что у Биармийцев не было храмов.

В глубине леса викинги нашли деревянную загородь (sepimentum ligneum, а не ХРАМ Юмалы) с воротами. Торер и Карли перелезли через тын отодвинули засовы и отворили ворота. Торер сообщил своим спутникам, что в этой ограде (in hac area) ЕСТЬ КУРГАН (tumulus), в котором ЗОЛОТО ПЕРЕМЕШАНО С СЕРЕБРОМ и ЗЕМЛЕЙ. Викинги поднялись на курган, СОБРАЛИ СКОЛЬКО МОГЛИ ДЕНЕГ, ВЫБИРАЯ ИЗ ОДЕЖД (vestibus ex ceptas) ВМЕСТЕ С ЗЕМЛЕЙ, КОТОРУЮ НЕ ОТДЕЛЯЛИ В ТОРОПЯХ. Затем Торер высыпал за пазуху деньги из чаши, стоявшей на коленях у идола Юмалы, и захватил ее за дужку (ansam), которой была она снабжена. Карли воспользовался МАССИВНЫМ ОЖЕРЕЛЬЕМ (crasso monili). В передаче г. Полевого дело представляется так, как будто викинги ограбили не могильник, а храмовое имущество. "Добыча, выпавшая на долю викингов была так велика, что каждый захватил с собою серебра столько, сколько мог унести. Но им все казалось мало; добрались они и до самого изображения Юмалы... Треск и возню викингов в ХРАМЕ услыхали подошедшие между тем сторожа..." О храме и хранящихся в нем кладах говорит и Савельев, хотя рядом упоминает и могилы.

Эймундова сага, известная у нас по переводу Сенковского, относится также к циклу саг, повествующих об эпохе Олафа Святаго. Интерес ея по отношению к Биармии заключается в том, что она дет до некоторой степени возможность судить о южных границах Биармии по нормандским представлениям. Святополк, разбитый братом своим Ярославом в борьбе из-за Киевского стола, бежит в Биармию и возвращается оттуда к Киеву с войском, состоявшим из биармийских всадников. Нет сомнения, что Биармия Эймундовой саги начиналась не особенно далеко от Киевской или южной Руси, т.е. захватывала собой полосу средней России.

К началу XIII века относится помещенный в Х т. I.S.H. (p. 266) рассказ о последнем набеге викингов на Биармию - Андрея Скиальдарбанда и Ивара Утвики. Рассказ этот любопытен между прочим по тому, что в нем заключается известие о торговле Норманнов с Суздалем. Раньше Скиальдарбанда в Биармию отправился между прочим некий Огмунд родом из Spanheim'a. Этот Огмунд отправился с товарами в Regnum Sudurdalorum или Sursdali. По отношению к Биармийцам он заключает известие, что их КОРОЛЬ был в это время во вражде с Норвежцами (Halogenses) и Биармийцы перебили спутников Огмунда, выждав зимы. Скиальдарбанд с товарищами произвели в отмщение большой грабеж в Биармии и привезли громадную добычу из шкур и ЧИСТОГО СЕРЕБРА.

Какую историческую и этнографическую ценностью имеют наши саги? Шлецер очень сурово отнесся к этому источнику, усматривая в нем одне глупыя выдумки. В более мягкой форме подобное же скептическое отношению проявляют к сагам Карамзин, Савельев и позднейшие исследователи. В наше время, благодаря развитию археологических и этнографических сведений, возможна другая оценка. Установим сначала те черты быта Биармийцев, которыя можно констатировать из саг. Биармийцы имели князей. Богатства их состояли из шкур, серебра в слитках и денег. В области верований саги отмечают, что Биармийцы имели бога по имени Юмала, покланялись его деревянному истукану, хоронили в КУРГАНАХ и клали с усопшим его имущество - в вещах и деньгах. Ни одна из этих бытовых черт не находится в протворечии с теми данными, которыми мы располагаем относительно древних обитателей нашего севера. Саги говорят о Биармийских конунгах - мы знаем князей у Суми, Лопарей, Перми, Югры. Если последующие историки, как Саксо Грамматик, заговорили о Биармии, как МОГУЩЕСТВЕННОМ ГОСУДАРСТВЕ, существовавшем еще до Р.Х., то это уже их вина. Саги говорят об укреплениях, в которых скрывались от Норманнов Биармийцы; земляные укрепления (города, linna, kar) известны с XII в. у западных Финнов, Перми и Югры. Саги представляют Биармийев обладателями мехов, серебра и денег; что меха, были главным богатством наших северных инородцев, не нужно доказывать. Не противоречат данным истории и особенно современной археологии и известия о серебре в слитках и деньгах. Мы знаем, что еще московский князь просил с Новгорода серебра закамского или закаменского; слитки серебра в виде прутьев открыты были в нынешнем столетии не в одном пункте пермской территории; [шать = шадз = шайт = рубль! - М.Игнатов] воспоминание об этих слитках, как мы увидим ниже, до сих пор сохранилось в языке Пермяков, называющих рубль - шать, т.е. прут. О том, что северным инородцам известны были и монеты, свидетельствует археология, константировавшая пристутсвие персидских, арабских и других восточных монет на нашем Севере. В области верований саги также в основных чертах не представляют ничего невероятного. Имя Юмала известно западным Финнам-Чухнам, Эстам и Лопарям (Юммал, Юбмал). Курганное погребение констатировано на северо-западе и в средней России многочисленными археологическими исследованиями; также исследования обнаружили обычай класть с усопшими его вещи и деньги.

Что кладбища и места моления у Финнов соединяются, мы знаем из данных относительно Вотяков. Обычай огораживания кладбищ или мольбищ широко распространен у всех наших Финнов - Черемис, Вотяков. Обычай устраивать над усопшим нечто вроде домика известен у Маньсов и у современных русских Двинян. Деревянные идолы известны у Лопарей, Пермяков, Югры; идолы с чашей на коленях известны были в Обдории. Обычай одевать идолов, украшать их серебром был в ходу у Пермяков эпохи св.Стефана и у Югры. Сотник Пам обвиняет Стефана пред Пермяками в том, что он "с нарочитых кумиров съимав пелено и помета отрочищу своему и сей створи в них гащи и онуща и ногавища..." [гач, онуч и чулки. - М.Игнатов]. Новицкий говорит относительно Вогульских и Остяцких кумиров, что они повиваются холстами, сукнами, кожами; "Старик Обский" был "одеян одеждою червленою с золотой грудью". Нахрачев истукан описывается "одеян одеждою зеленою"; пред ним лежали принесенные поклонниками кафтаны". Может быть обилие одежд надетых на идола Биармийцев и наложенных около него вызвало слова Herrods Saga: "его одежда была дороже трех кораблей наполненных богатейшим грузом, плавающих по греческому морю". Существование при идолах стражей также известно у северных инородцев. Кондийскаго идола, по словам Новицкаго, охраняли два стража в червленых одеждах, с украшенными копьями в руках. Даже такие известия саг, как упоминаемая в Herrods Saga принадлежность кладбища и идола Юмалы пермскому королю или князьку не противоречит тому, что мы знаем относительно северных инородцев. У Новицкого в его "Описании Остяцкого народа" мы находим следующее сообщение: "... достигохом жилища сих нарицаемые юрты Нахрачеевы от имени начальствующаго там Нахрача Евплаева, иже есть НАЧАЛЬНИК, ДЕРЖАВЕЦ и СЛУЖИТЕЛЬ ТОГО СКВЕРНАГО ИСТУКАНА... Обские и прочих проток шайтанчики, си есть служителие кумиров, прихождаху к сему државцу кумира и дарами умоляху, да в их селения отпустить".

Подводя итог всем этим сопоставлениям, мы имеем полное право сказать, что видим в исландских сагах очень ценный историко-этнографический источник. Думаем, что сопоставление бытовых черт, которыя окажутся в незатронутых нами сагах, с историко-этнографическими данными, которыми мы располагаем относительно отдельных Финнских племен и рассширение этих сведений, только подтвердит наш вывод.

Но этот народ, культура которого обрисовывается пред нами в сагах - эти Bjarmas не были нашими Пермяками и Зырянами. Почитание Юмала, курганное погребение, согласно с известиями Отера и филологическими данными, которыя константированы Кастреном, Шµгреном и Веске относительно древнего населения Подвинья, заставляют нас считать древних Биармийцев представителями западно-финской ветви.

Полное собрание Русских летописей. т.т. I-X. СпБ. 1841-1885.

Первый русский летописец приводит в своем перечне народов, населявших восточно-европейскую равнину сделавшееся известным на западе уже за два слишком века имя народа ПЕРМЬ. Он не входит, как Отер, в область вопросов о языке, которым говорила Пермь, но дает более точное определение занимаемой ею территории. В то время, как Отер говорит только, что Биармы жили на восток от устья Двины, наш летописец отводит воей Перми более определенное место между Заволоцкой Чудью с одной стороны, Печерой и Югрой с другой. В виду того, что Печерой является народ, живший в бассейне реки того же названия, территорию Перми нужно искать по первоначальному летописцу на запад от Печеры, ближайшим образом в бассейне Вычегды.

Новгородския летописи представляют несколько новых данных, уясняющих положение земель, занятых Пермью и отношение их на востоке Новгороду. Мы узнаем из них, что Югра и Печера занимали земли в бассейне Печеры. Под 1185 г. летопись сообщает, что "избиени быша Печерския данники и Югорские НА ПЕЧОРЕ". Западная граница Перми определяется тем, что Двинская область входила в состав Заволочья ("идоша Новгородцы с князем Юрьем на Заволочье, и приидоша на Двину", "посла рать на ДВИНУ за ВОЛОК", "взя всю землю Заволоцкую, на Двине погосты вси на щит").

Эпоха Стефана привлекает к Пермскому краю внимание всей Русской земли и заставляет летописцев обмолвиться несколькими словами о древней религии Перми. Эти немногия слова имеют очень крупную ценность для историка: они дополняют, как мы увидим ниже, новыми чертами картину верований, набросанную Епифанием. Из Новгор. летописи мы узнаем о поклонении зверям, деревьям, огню и златой бабе. Никоновская летопись дает дальнейшия черты - говоря о поклонении "домом, воде, солнцу, камению, волом, козам (летопись, кажется смешивает богов, храмы и жертвы). Другое крупное событие в жизни Перми - подчинение под власть Москвы - дает летописцам повод сообщить несколько ценных сведений относительно организации и культуры Перми - таковы напр. известия о городках и князьках в Никоновском летописце.

Житие св. Стефана. Памят. Стар. Р. Лит. Изд. Куш.-Безб. IV. Спб. 1862.

Житие св. Стефана при всех своих несовершенствах является ценным источником для древней истории народа Перми. Епифаний был современником Стефана и составил свой рассказ на основании того, что слышал от самого Стефана и его учеников. Реторичность и искусственность формы не помешала ему сообщить ценныя сведения о пределах страны, занятой Пермянами, и их внутреннем быте. Для того, чтобы оценить географические известия биографа, следует принять во внимание то, что мы знаем о Перми из предшествующей эпохи. О Перми, Печере и Югре упоминает первоначальная летопись; об этих странах, как владениях Новгорода, говорят ДОГОВОРНЫЯ грамоты - но большее, что можно извлечь из обоих источников, заключается в том, что Пермь можно считать на запад от Печеры, как сама Печера является на запад от Югры. В договорных грамотах границы Перми выставляются несколько подробнее. Пермь стоит между Заволочьем и Терской областью с одной стороны, Печерой и Югрой с другой. Мы узнаем не только восточныя, но и западныя границы ея. Вопрос о том, до каких пределов доходила Пермь на запад, зависит от того, что понимать под именем ЗАВОЛОЧЬЯ и ТРЕ. Если мы Заволочье ограничим страной на восток от Белаозера и Подвиньем, а Тре нынешним Кольским полуостровом, то можно будет принять, что Пермь представляла страну, заключенную между Сев.Двиной и Печерой. У Епифания сведения о Перми обильнее: он говорит нам о реках, орошающих страну, и областях, с которыми она соседит. С точки зрения современных приемов топографии можно, конечно, многое сказать относительно описания Перми, сделанного "премудрым" монахом XIV в. Прежде всего он не ориентирует читателя. Мы не знаем, что лежало на севере, что на юге, какая область куда примыкала, какое значение имели реки при разграничении страны. Затем Епифаний не достаточно отделяет одну от другой две Перми, о которых он знает. В перечне народов, соседивших с Пермью, оказывается ПЕРМЬ ВЕЛИКАЯ, ГЛАГОЛЕМАЯ ЧУСОВАЯ. В перечне рек мы встречаем с одной стороны, что Вымь обходит всю землю Пермскую, с другой стороны обходит и проходит сквозь всю землю Пермскую и Кама. Ясно, что биограф слышал о двух областях, носящих имя Пермь, но не счел нужным отделить их одну от другой, хотя довольно точно определил территорию Перми Чусовской (область нынешних Пермяков): Кама, действительно, обходя своим верхним течением на запад и север Пермяцкую территорию, проходит сквозь нее, когда поворачивает к югу близ Чердыни. Границы Перми Северной также выясняются несколько, если мы примем во внимание, что Вычегда, по Епифания, истекает из земли Пермской - ясно, что Пермь простиралась на восток по крайней мере до истоков этой реки. Дальнейшим указанием на границы Вымской или Вычегодской Перми является то обстоятельство, что Епифаний отграничивает ее с северо-запада от Пинежан (Пинези) - иноязычников, с востока от Печеры, Югры и Вогуличей, с юга и юго-запада от Вилежан, Вычегжан, Двинян, Устюжан, Южан, Сырьян, Гайан, Вятчан, с юго-востока от Перми Чусовой. Всматриваясь в эти сбитыя беспорядочно названия пограничных мест и народов, мы приходим к заключению, что границы Вымской Перми эпохи Епифания совпадают с границами нынешняго Зырянскаго племени. Начиная с юго-востока Зыряне действительно имеют на своей границе Пермяцкий край, Кайский округ, земли по течению р.Вятки в пределах Слободского уезда и примыкавшую к ним Сырьянскую волость, с юго-запада бассейны Виледи и Юга, течение Вычегды, С.Двины и верховья Пинеги на западе (близ границ Яренского уезда), на север Тиманскую тундру и бассейн Печеры с Самоедами. Что представляется более или менее неясным в топографии Епифания, это соседство Перми с Лопью и Корелой. Нет сомнения, что это соседство имело место на западе, но в настоящее время Корелы живут на северо-запад от Двины главным образом в Кемском уезде и только незначительный процент их встречается в Архангельском и Онежском уездах, а Лопари занимают исключительно Кемский уезд. Затруднение это устраняется однако результатами, в которым пришли Шµгрен, Кастрен и Веске в своих исследованиях о древних жителях Заволочья. Названные исследователи совершенно точно, как увидим мы далее, доказали, что бассейн Пинеги входил в область поселений Западных Финнов, которые у русских назывались Корелами, и самая река обязана им своим названием. Пинежане-иноязычницы, нужно думать, составляли одно и то же с Корелой и Лопью.

ОБращается к бытовым данным относительно Перми. Критика этой части труда Епифания должна быть построена на сравнении его известий с тем, что мы знаем относительно быта родичей и соседей Зырян. Важнейшую часть известий "премудраго" монаха составляют указания, относящиеся к верованиям и культу древних Пермян. Мы узнаем, что Пермь была народом, видевшим вокруг себя массу богов - в лесах, реках, озерах, - богов, которые подавали своим поклонникам удачу в лове. Как назывались эти боги, Епифаний не считает нужным говорить, но его известия о существе их окажутся безусловно достоверными, если мы сравним то, что он сообщает, с тем, что мы знаем о Вотяках и других родичах и соседях Перми. В оласти культа сравнительное исследование констатирует также полную достоверность известий Епифания. Разберем эти известия по группам.

1. Идолы богов. Из отдельных мест жития св. Стефана оказывается, что Пермяне делали из дерева человекообразныя изображения своих богов, большого или меньшего размера. Намеки на существование идолов встречаются и у Вотяков. О деревянных идолах Лопарей говорят писатели XVI и XVII в. Деревянных идолов имели и имеют до настоящего времени Остяки.

2. Места моления. Помещения, где стояли изображения богов, у Епифания называются "кумирницами", "мольбищами". Какой вид они имели, из жития не видно: но можно догадываться, что это были деревянныя постройки, так как в других местах они называются храмами и их можно было истреблять огнем. В кумирницах стояли идолы и перед ними жертвенные столы - "жертвища", "требища", которыя Стефан опрокидывал; здесь же помещался склад жертвенных вещей. Кумирницы находились под охраной особых лиц, которых Епифаний называет "кумирниками" и "идолослужителями". Особыя деревянныя сооружения для религиозных целей сохраняются до сих пор, как мы знаем уже, у Вотяков (куа, бадзым-куа). Деревянные сараи, как помещения для богов и хранилища приносимых ими жертв, известны и Уграм. При этих сараях живут у Маньсов служители "шайтанщики" богов, которые по временам разъезжают за подаяниями и охраняют их имущество.

3. Жертвы. Жертвы состояли у Пермян из звериных шкур, которыя они надевали на идолов или вешали около них, и из металлических вещей - золота, серебра, олова. В таком виде жертвоприношения остаются и до сих пор у сибирских инородцев.

4. Жрецы. Посредниками между толпой и богами являлись у Пермян особые люди, которые называются у Епифания одержимыми волшевением, кудесниками, обаянниками. Эти люди имеют способность "напускать богов" на того или другого человека, добывать через них сведения с самых дальних концов мира; они получают это искусство от своих родителей и передают его детям. Черты, которыми характеризуются пермские кудесники, хорошо знакомы всякому, кто занимался бытом наших северных инородцев. Эти "одержимые волшевением" - близкие родичи лопарских нойдов XVI в. и современных сибирских шаманов. Как колдуны кудесники и обоянники, они наконец являются предками вотяцких туно и пермяцких "вежливцев". Препирательство Стефана с Памом - яркая картина из древняго пермяцкого быта; pendant к ней мы имеем в книге Харузина "Русские Лопари". На стр. 223 г. Харузин приводит рассказ об испытании, которому подвергнул исскусство лопарских нойдов узнавать, что "сделается в дальней стране", один путешественник, и тождежственное с памовским объяснение, которое дал нойда своей неудаче.

Кроме этих важнейших указаний испорченный реторикой рассказ Епифания заключает в себе данныя, на основании которых мы можем составить некоторое, хотя бледное, представление о внешнем быте Пермян - их жилищах, занятиях, оружии, об их общественных отношениях и характере зависимости от Москвы. В то время, как Новгородцы продолжают называть Пермские земли своей областью, оне, по Епифанию, были уже в руках Москвы, платили туда дань и получали оттуда чиновников (тивунов, доводщиков и приставников). Новгородцы рисуются в труде Епифания как временные, хотя и не желанные для Пермичей, гости - (ушкуйники, разбойницы). Эти известия Епифания нуждаются в обстоятельном комментарии, так как находятся в противоречии с тем, что мы знаем о Вымской Перми в XV в. Едва ли при существовании Вымских князей в крае могли иметь место Московские чиновники, состоявшие обыкновенно при наместниках, тиуны и их доводчики. Примирить эти противоречия можно только при предположении, что речи Пама относятся к Пермякам, жившим в Устюжском округе, который действительно еще до Стефана перешел в руки Москвы. Больное место жития св. Стефана - обилие реторики; упрекнуть его в невежестве, шарлатанстве или искажении фактов мы не можем. Суровые приговоры митрополита Евгения и акад. Шµгрена, из который первый говорит, что "житие" Епфания отличается более риторическими рассуждениями, чем историческими разъяснениями, а второй по поводу топографии Перми замечает, что она может только спутать, но не выяснить представления о пределах Перми - мы считаем несправедливыми и неосновательными. То, что сообщает Епифаний, бледно, неполно, но всегда верно действительности. Мы оценим труд нашего монаха, если сравним его известия с тем, что осталось на западе от географического наследства викингов.

Descriptio Groenlandiae auctore Ivare Bardsonio (Antiquitates Americanae. Ed. Rafn. Hafniae. 1837. p. 281-318).

Хорографический труд Ивара Бардсона представляет собою яркое проявление того упадка географических сведений, который наступил в Скандинавии с прекращением норманских походов. Ивар был Гренландец по происхождению и жил в XIV или XV в., т.е. был почти современником Епифания. Описанию Гренландии у него предшествует краткое описание всей земли. Описывая Европу, Ивар сообщает следующия сведения о Биармии: "На север от Норвегии находит Финмархия. За ней береговая линия склоняется на юг и потом на восток, прежде чем дойдем до Биармии, которая находится в даннических отношениях к русскому царю (Gardensi regi). От Биармии тянутся земли до пустынь на север до границ Гренландии". Другой отрывок повторяет это известие с легкими изменениями: "близ Дании лежит малая Швеция, тут находится Эйландия, потом Готландия, потом Гельсингиа, потом Вермия и две Квенландии, которыя дальше, чем Биармия, простираются к северу. От границ Биармии идут чрез Гиперборейския страны различныя необитаемыя земли до границ Гренландии". Своеобразные представления о Биармии ясно свидетельствуют о том, что потомки викингов основательно забыли край, который эти последние так охотно посещали.

Карта Fra Mauro. Материалы для историко-географического атласа России. Спб. 1871.

На этой карте, составленной в 1459 г., имеется примечание относительно Пермии и Пермян, в котором составитель карты рисует Пермян чертами северных звероловов инородцев: они изображаются живущими в земле, в пещерах, одевающимися в звериныя шкуры. Пермяне снабжали, по Mauro, русских торговцев соболями и горностаями. Известия Mauro не совпадают с тем, что говорит Епифаний - напр. в отношении жилищ, но мы не имеем основания заподозрить их в виду тех данных о развитии пермского жилища, которыми располагаем. Mauro, по всей вероятности, говорит о восточных, печерских Пермяках - так как в этой области между Печерой и Уралом преимущественно водились соболи. Mauro не помещает на карте ни Камы, ни Печеры, ни С.Двины.

Дорожник или "Указатель пути в Печеру, Югру и к р.Оби". Около нач. XVI в.

Этот памятник русской географической литературы мы знаем по латинскому переводу, помещаемому в "Записках о Московии" Герберштейна. Сообщая ряд новых географических данных о северном крае, дорожник знакомит нас и с обитателями русского севера - европейского и азиатского - Самоядью близ Пустозерска, Вогуличами с Сосвы и Оби и Югричами с Оби. Заключались ли в "дорожнике" те этнографическия данныя о Пермяках, которыя мы находим у Герберштейна, определенно сказать нельзя. Мы склоняемся к предположению, что Герберштейн заимствовал их из других русских источников.

Герберштейн. Записки о Московии. Спб. 1866.

О Перми и Пермичах в мемуарах Герберштейна находятся скудныя сведения. Любопытны известия о дани лошадьми и мехами, которую будто бы платили Пермяки, о продолжающем идолослужении язычников Пермяков и об употреблении собак в качестве вьючных животных.

Discorso di Moscovia. del Franco Tiopolo. Monum. histor. Russiae. Tom.I.

Несколько замечаний о Перми брошенных Tiepolo показывают только его полное неведение относительно этой области. Г. Tiepolo уверяет, что Пермь была завоевана Батыем (da Baido Tartaro) и освобождена Иваном III. Физическия свойства и границы страны намечены самыми общими чертами.

Писцовыя книги. - Книги сошного письма Чердынския и Чердынскаго уезда. Писца Яхонтова. Изд. Шишонко. Пермь. 1880.

Писцовыя книги Соликамскаго и Кунгурскаго у.у. Изд. Шишонко. Пермь.

1872.

Извлечения: Пермская летопись - изд. Шишонко, "Пермская Старина" Дмитриева. Вып. 1-2.

Писцовыя книги по Чердынскому, Усольскому уездам и Строгановским вотчинам Яхонтова, Кайсарова, Елизарова и Бельскаго являются важнейшим после летописей и актов источником для истории Пермяков в XVI и XVII в. Библиографическия сведения об этих книгах читатель найдет в почтенном труде А.А.Дмитриева. Мы отметим здесь лишь то значение, которое имеют они для изучения прошлаго Пермяков. Софставители писцовых книг не говорят, к сожалению, о народности тех тяглых людей, земли которых они описывают, не отдлеяюфт отчетливо пришлаго русского населения от туземнаго, но их записи позволяют все же хотя до некоторой степени судить о составе населения отдельных уездов Пермской земли. Чисто русския населения можно отличить от пермяцких по характерным русским названиям - Блиновов, Гузнищево, Распопино, Красноперово, Хребтово и др. Не так ясно дело относительно селений, которыя имеют не русския названия, но русских по именам насельников. Очень вероятно, что между ними большинство составляли крещеные

Пермяки, но положительных указаний книги все же н едают. Затем мы встречаем указания на поселки, обязаные своим происхождением другим инородцам - родичам и соседям Перми. В Чердынском уезде Кайсаров описывает деревни Вотскую, где судя по прозвищам жителей Вотяки жили рядом с Пермяками и Зырянами (Оверька Лунегов, Сенка Зырян), Остяцкую на Вишере, Чувашево там же; кроем целых селений, основанных чуждыми Перми элементами, мы встречаем инородцев-одиночек в Пермяцких селениях

- Вотинов (Я. 28, 34, 39), Югринов (31), Зырян (15, 33). Писцовыя книги заключают в себе целый ряд древних Пермяцких имен, которыя позволяют нам с одной стороны определить долю Пермяков в посадском и деревенском населении края, с другой стороны связь с Пермью ряда Чудских городищ.

Другой ряд ценных указаний, заключающихся в писцовых книгах, представляют собою данныя, относящиеся к внешнему быту. Писцовыя книги позволяют делать заключения о характере оседлой жизни (размере деревень), количестве поземельной собственности и формах земледельческаго хозяйства; мы встречаем здесь указания на двупольную систему, перелог, пашенные леса - одним словом на все те черты, которыя характеризует современное хозяйство Вотяков и Пермяков, затем сведения о характере владений другими угодьями, напр. рыбными ловлями. Раскрывая картину экономического быта страны в пору своего составления, писцовыя книги позволяют заглянуть и в прошлое, сообщая ряд известий о покинутых древними насельниками городищ и селищ.

Не следует, наконец, оценивая значение писцовых книг, игнорировать и то расширение чисто-географических сведений о Пермской земле, которое создают оне, сообщая нам длинный ряд названий мелких речек, озер и других вод. Многия из этих названий служат показателями пределов бывшей Пермяцкой территории. При всех своих крупных достоинствах этот источник не всегда однако внушает к себе доверие. Мы увидим в тексте примеры крайне небрежного, а может быть и недобросовестного отношения к фактам (известия Кайсарова о пустынности рек, принадлежащих Строгановым).

Книга большему чертежу. Спб. 1838. "Древ. Рос. Идрогр." Спб. 1773.

Книга большему чертежу - первый и драгоценный памятник московской гео-и картографии - представляет обобщение тех сведений о северо-востоке России, которыя накопились у русских людей. Памятник этот дает определенный смысл термину "Пермь Великая", приурочивая его к течению Камы. По сравнению с писцовыми книгами "Книга Большому Чертежу" беднее данными; она дает несколько новых географических фактов (притоки Вишеры Вельсуй и Ульсуй), но обходит молчанием все притоки Камы между Усольем и устьем Чусовой. В издании 1680 г. эти пропуски в некоторых отношениях дополнены. Упомянуты реки Зырянка, Ленва, Яйва. Но с дополнениями возникли и неточности. Составители книги слышали о чудских городищах и Майкоре, но поместим их не на Иньве, о которой они умалчивают, а на Зырянке. Строгановския владения на правом берегу Камы остались без внимания, может быть - потому, что для государственных целей сведения о них были ненужны.

Акты и граматы. - Собрание Госуд. грам. и догов. т.I-V. Акты историч. т.I-V. Спб. 1841-43. Дополн. к акт. историч. т.I-V. 1846-1853. Акты Археограф. Экспедиции. т.I-IV. Спб. 1836-1838. Перм. летопись - Изд. Шишонко.

В ряду актов, относящихся во множестве к истории пермской земли мы должны прежде всего упомянуть о договорных грамотах Новгорода с великими князьями Владимирскими и Московскими, в которых Пермь упоминается в числе Новгородских волостей; исключительно важное значение имеют послание митрополита Симона, уставная грамота Пермичам и дарственныя грамоты Строгановым. Послание Симона заключает в себе черты для характеристики верований и быта Пермяков (указание на левират). Уставная грамота 1553 г. имеет значение первостепенного историка для характеристики тех отношений, в которыя стали Пермяки к Москве после прекращения власти собственных князей. К великому сожалению, издана эта грамота с большими пропусками, касающимися существенного промысла Пермяков - охоты. Текст уставной грамоты не дает возможности определить, что в ней относится к Пермякам, как народности, и как жителям пермской территории. Грамота употребляет выражение Пермич, Пермитин, Пермяк безразлично в смысле "людей пермские земли".

Можно предположить, что люди, считающиеся по лукам, должны быть Пермяками. Неясность границ между двумя группами пермского населения дает себя особенно чувствовать в отделе о судебном процессе. Единственным средством разобраться в терминах является характер судебной пошлины - денежной или белками. Можно предположить, что все те статьи, в которых денежной единицей является белка, имеют отношение непосредственно к Пермякам. Уставная грамота важна помимо приведенных уже отношений еще и тем, что она дает возможность уяснить до некоторой степени характер управления Перми в пору самостоятельного и вассального существования - мы встречаем в ней указания на отношения, установленныя грамотами пермских князей.

Грамоты уясняют вопросы, которые остаются темными в писцовых книгах.

Мы говорили уже, что писцовые книги говорят просто о крестьянах, не входя в подробности относительно их происхождения. Грамоты позволяют в некоторых случаях подставить вместо неопределенного "крестьянин" определенное Пермяк. Пример представялет челобитная Инвенского крестьянина Баяндина и Обвинского Плотникова о причислении их по плате дани к Усолью. Из книги сошного письма Яхонтова мы знаем, что в 1579 на Иньве были деревни Купрос, Кудымкор, Туманское городище (Майкор), на Обве - погост Обва, Кривая, Наволока, Федорова; по именам и провзаниям насельников может догадываться, что между этимх селений значиетльный процент составляли Пермяки, но положительных оснований для того, чтобы признать эти селения пермяцкими книга Яхонтова все же не дает. Челобитная Баяндина и Плотникова проливает яркий свет на этот вопрос. Пермичи уставных грамот, крестьяне писцовых книг выступают здесь, как представители определенной национальности. "Обвинского и Инвенскаго стану крестьяне, писали Чердынцы или Пермичи в ответ на челобитье названных крестьян, были с ними истари, как и Пермь в крещение приведена..."

Пермичи обнищали и врозь разбрелись по льготным местам - к ним на Обву и на Ильву.

Особенную цену имеют грамоты для истории колонизационного движения.

Для характеристики экономического быта грамоты важны своими указаниями на влияние климата. Капитальное значение для уяснения разнообразных сторон пермского быта имеют акты, относящиеся к владениям Строгановых. Длинный ряд их открывается грамотой 4 апр. 1558 г. Мы знакомимся из этих грамот с характером, который имела страна от устья Лысьвы до устья Чусовой, с отношениями, в которые становились новые владельцы к отхожим Пермякам, с составом колонистов. Акты раскрывают присутствие пермяцкого населения там, где мы предположили его на основании местных названий ("средняя Пермская дуброва, где Пермяки живут"), освещают процесс, путем которого свободные люди постепенно обратились в крепостных.

Подобно писцовым книгам акты обогащают исследователя значительным количеством географических, археологических и этнографических сведений. Укажем для примера два названия урочищ - Молебный враг близ р.Шаквы, Молебный камень по Сылве, дающия указание на места молений, на ряд названий неизвестных по писцовым книгам городищ: Анюшкор,

Рябово городище (?), Лашкар, Патрино городище, Гурдино городище, Атламышево городище, Ашкар, Кашкарово городище.

Эбергард Избраннедес. Путешествие и журнал по указу Великих Государей, Царей и Великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича отправленного из Москвы в Китай Э.И. посланником в 1692 году, марта

14. - Древ. Рос. Вивлиофика, Изд. II, часть VIII. М. 1789. 360-475.

Избрандес ехал чрез Вологодскую и Пермскую губернии и дает несколько любопытных замечаний относительно населения. Город Тотьму он называет Тотма-лет. Не имею под руками оригинала, мы не можем сказать, в какой степени точно передается название в русском переводе. Приставка ЛЕТ во всяком случае является интересной. Не означает ли она на языке местного населения города или селения? Относительно Сольвычегодска интересно замечание о живущих в нем "художниках" а наипаче серебряных и медных дел мастерах. Отсюда И. проехал через землю Зырян (СГРЕНОВ в рус. пер.!), через волость Усги. Здесь он сделал наблюдение, которое дает нам мерку для оценки филологических показаний путешественников "язык сего народа ... с Ливонским имеет некоторое сходство, ибо некоторые из людей моих, кои Ливонского языка искусны, имели с тамошними обхождение, разумели и они заимно их речи понимать могли..." Из этого факта И. сделал заключение, что Зыряне ранее жили по Лифляндским и Курляндским границам. Зыряне ни одеждой, ни жилищами, ни бытом, по мнению путешественника, не отличались от Русских, но управлялись своими выборными судьями и в случае недовольства аппеллировали в Москву "в канцелярию иностранных дел".

Ph. I. Strahlenberg. Das Nord-und Oestliche Theil von Europa und Asia. Stockholm. 1730.

Относительно Пермской области в книге Штраленберга всего несколько строк. Он отождествляет ее с Биармией древних, сообщает на основании русских летописей о св. Стефане и перечисляет составляющие ее части: Iuga, Suchna, Wologda, Wiatka, Cholmogorod, Lop-Corela, Petschora, Ugoria oder Wogulitza, Samojedja, Pertassi, Permecki, Gami und Tjchusowaja". Реки "обходящия и проходящия" (wolche.. durchschnitten und umgeben.."). Эту область по Ш. следующия: Двина, Печера, Сухона, Юг, Вымь, Вычегда, Вятка и Кама. Из топографических данных относительно Перми очевидно, что Ш. положил в основу своих замечаний о Перми топографию Епифания, но по своему перетолковал некоторыя его выражения: вместо соседящих земель у него явились области, входящие истари в состав большой страны ("Diese grosse Landschaft begriff vor Alters folgende Districte unh Landerejen in sich..."). "Пермь глаголемая (Гамаль) Чусовая" обратилась при этом в "Permecki, Gami, Tschussowaja".

Новицкий. Краткое описание о народе Остяцком. 1715-1884. Спб.

Сочинение Новицкого - крупнейший памятник старой этнографической литературы русской - имеет лишь косвенное значение для исследователя Пермяков.

Автор сообщает ходячее в его время воззрение, что Остяки образовались из Пермян, которые для спасения своей веры переселились за Урал. - На стр. 75 мы видим точное указание на юрт, основанный Пам-сотником, состязался с св. Стефаном и бежал потом за Камень. - Основанием для такого воззрения служит сходство языка. Новицкий не признает самостоятельного Остяцкого языка и говорит, что различие наречия, которым говорят народ на верхнем и среднем течения Оби, от Пермского обусловливается тем, что переселенцы подверглись влиянию Татар и других Тюркско-Монгольских народов Сибири; там, где, как в низовьях Оби, зауральские Пермяне находятся в постоянном общении с европейскими, они сохранили свой язык неизменным. Взгляд Новицкого и его современников на происхождение Остяков, конечно, не может быть принят в настоящее время во всей полноте. Мы знаем, что язык Вогулов и Остяков существенно отличается от наречий пермской группы, но сообщенныя им воззрения относительно древней судьбы Остяцкой страны и ея отношений к судьбе Перми заключают в себе зерно правды и находятся в согласии с фактами существования пермских местных названий в за-каменской стороне.

Рычков. Дневныя Записки. Спб. 1770.

Во второй части журнала Рычкова описывается путешествие по

Соликамскому и Чердынскому уездам. Страницы, посвященныя этому краю, не заключая в себе этнографического материала, любопытны по известиям археологического характера и народным преданиям. Рычков видел еще на городище села Рождественского на Обве "множество дикаго камня, кирпича и муравленых плит", слышал предания о воротах из дикаго камны. - Представления Рычкова о прошлом Пермского края навеяны, кажется, сагами. Он считает Соликамский уезд древней Биармией, "в которой обитали Чуди, соединенные с некоторыми поколениями Славянского народа". О торговле Пермской он говорит на основании Штраленберга и находит рассказы о ней согласными с "великим множеством остятков ПРОСТРАННЫХ древних селений, свидетельствующих древнее величество страны".

Gunnlaugs-Saga. Hafniae. 1775.

Книга интересна для нас по упоминанию об Orvarodds-Saga, которая заключает в себе не только рассказ о приключениях Одда и Асмунда в Биармии, но и сведения о Гардарикии и соседних с нею землях.

Лепехин. Путешествие. Спб. 1780-1805. Ч. III-IV.

Известия Лепехина, представляются, кажется, единственным источником для ознакомления с Пермяками, который дает нам XVIII ст. Тем с большим сожалением следует отнестись к тому обстоятельству, что они слишком кратки. Лепихин видал Пермских и Вятских Пермяков, но о тех и других говорит лишь мимоходом. Существенно ценным из всех его данных можно назвать характеристику быта Пермяков заводских и указание на обычай приносить на счет общества в жертву быка и барана. IV часть заключает в приложении между прочим свод литературных данных о Биармии-Перми.

Н.С.Попов. Хозяйственное Описание Пермской губернии. Спб. 1813, III.

Скудные этнографические известия "Хозяйственного Описания" о численности Пермяков в отдельных волостях Чердынского и Соликамского у.у. в настоящее время имеют уже историческое значение в виду обрусения этого народа. В Юрлинской волости он считает их напр. 1271 чл., а по данных 1886 г. их было здесь уже совершенно обрусевших 794 ч.

Такое же историческое значение имеет известия о костюме, напр. об обычае носить шапки из красного сукна.

Немногия страницы, посвященныя Поповым Пермякам имеют цену главным образом благодаря археологическим указаниям, заключающимся в них.

Берх. Путешествие в Чердынь и Соликамск. Спб. 1821.

Книга Берха до сих пор сохраняет интерес для историка и археолога

благодаря тому, что заключает себе выводы из единственных более или

менее научных раскопок чудских городищ. Берх раскопал траншеями

городища Чердынское, Искор и Урос и не нашел в них ничего, кроме битых

из глины печей и небольшого количества железных и медных вещей. Берх скептически относится к предположению о торговых сношениях Перми с Востоком и Западом. Скептицизм этот в настоящее время, в виду археологических открытий, представляется так же мало основательным, как и скептицизм Шлецера. По вопросу об отношении Перми к Биармии книга Берха заключает несколько основательных заключений. Берх совершенно правильно полагает, что Биармия была "при берегах

Ледовитого океана".

I, F. Erdmann. Beitrage zur Kentniss des Innern von Russland. Leipz.

1826. II, 2.

Эрдман воспроизводит в своих заметках о Пермском крае фантазии, которыя возникли у него под впечатлением тождества имен Биармии и Перми. "Пермская губерния принадлежала БЕССПОРНО к тому великому ГОСУДАРСТВУ, из обломков которого произошли в настоящее время столь рассеянные Финнские народы, и была преимущественным местом жительства Биармийцев, которые дали ей и свое имя и потомками которых являются Пермяки". Эта великая, по соображениям автора, Пермь получила первый потрясший ее в основаниях удар еще в V в. в эпоху великого переселения народов, в XII в. она была разрушена окончательно Чингисханом. Фантазируя по поводу прошлого, Эрдман проявляет неведение относительно настоящего. Потомков древних Биармов - Пермяков он находит в Верхотурском, Камышинском, Екатеринбургском, Оханском уезде; в Соликамском же и Чердынском уездах жителями являются Вогулы (finnische Nationen, namentlich Wogulen), в последнем вместе с Зырянами.

Энциклопедический лексикон, изд. Плюшаром. т.XI. XII. Спб. 1838.

Под словами: "Бярмия", "Вогуличи", "Вымь", "Вымские князья", "Весленга", Воненга", "Войпель" сообщаются любопытные факты и соображения на счет Вычегодской Перми, принадлежащия по большей части Надеждину. Автор уверен в тождестве Зырян с Биармами Отера, хотя ничем не подкрепляет своего положения. По поводу Зырянскаго названия Выми "Ем-ва" высказывается, под влиянием Лепехина предположение, не жила ли ранее на этой реке Емь наших летописей.

Мельников. Дорожныя Записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь. III. От Зап. т.IX, XIII, XVIII.

Путевыя записки Мельникова мало дают историку и этнографу. Автор мельком говорит о городищах, высказывает курьезное предположение на счет того, что селения с названиями на ГОРТ и КАР основаны Норманнами. Главное значение статьи для своего времени заключалось в том, что автор довольно подробно описывает пермския находки и даже дает таблицы с рисунками их.

Хлопин. Несколько слов о Пермяках. Изв. Геогр. Общ. 1849.

Статейка Хлопина представляет собою поверхностную характеристику внешнего и внутреннего быта Пермяков. В отношении внешняго быта автор ограничивается немногими словами относительно устройства дома, занятий и пищи, в области внутренняго - он затрагивает верования и обряды их, то и другое слишком сжато и бледно. Известия автора о преобладающих занятиях Пермяков имеют в настоящее время уже чисто-историческое значение. Больше интереса представляют сообщения о колдунах. Из обычаев автор отмечает приношение можжжевельника и пихтовых кряжиков в ночь на В. четверг. Заметка о Пермяцких музыкальных инструментах на половин ууже имеет историческое значение (трехструнная скрипка). Свадебный обряд опсан коротко и совершенно безцветно: ни одной особенности, характеризующей пермяцкий обряд, автор не в состоянии оказался отметить. Говоря о похоронных и поминальных обрядах Хлопин отметил несколько интересных деталей (поясочки, мочало и челпан на гроб, вера, что покойники питаются паром).

Самую ценную часть заметки Хлопина составляют его извзестия о распространении Пермяцкого племени. Мы имеем здесь указания на происхождение некоторых - "русских" селений Пермской губернии. Заметки о верованиях ничего не в состоянии дать исследователю балагодаря своей безцветности и неуместному юмористическому тону. Единственным интересным указанием в этой сфере можно считать указания на обычай носить зашитыми в ладонках растения и относить лесному дяде табак.

Н.Попов. Этнографическия заметки о Пермяках. Ж. М.В.Д. 1852. Ч.39.

Статья Попова посвящена населению крайнего севера пермяцкой территории

- Гаинской вол. Чердынского у. В 50-х годах это был один из самых глухих углов. По сравнению с короткими заметками Хлопина статья Попова заключает в себе несколько новых подробностей относительно устройства дома (жерновки против печи), костюма (белый шабур), музыкальных инструментов; замечания о похоронном и поминальном обряде очень сжаты; некоторую ценность имеет указание на роль женщины. Помимо указанных сторон статейка любопытна благодаря упоминанию двух языческих

Пермяцких имен.

Хлопов. Хозяйственный и нравственный быт Пермяков. Ж. М. Гос. Имущ.

1852. II.

Статья Хлопова заключает несколько не безинтересных данных относительно занятий (охоты), верований (приметы лешаго, жертвы ему, водяныя силы), музыкальных инструментов, обрядов свадебных и похоронных. Относительно старины Пермской Хлопов держится Берха. Против рассказов о богатстве Перми он возражает тем, что "монет никогда находимо не было".

Макарий (архим.). Распространение христианства в пределах Пермской епархии. Ж. М.Н.Пр. 1857, I.

Статья архимандрита Макария заклчает в себе несколько ценных сведений о распространении христианства в уездах Чердынском, Соликамском, Пермском и Оханском. Кроме того в ней заключаются важныя для историка Перми указания на пределы распространения Остяков.

Луканин. Движение народонаселения в Соликамском уезде. - Движение народонаселения в Чердынском уезде.

Рогов. Движение народонаселения в Инвенской даче. Вест. Р. Геогр. Общ. 1855, III; 1857, V.

Работы Луканина и Рогова заключают в себе, помимо интересных статистических фактов, несколько любопытных этнографических данных - таковы в особенности сведения о степенях обрусения, представляемых Пермяками в отдельных приходах края, о характере пермяцкого хозяйства, о брачном возрасте, "незаконных" рождениях, об уходе за детьми.

Рогов. Материалы для описания быта Пермяков. Ж. М.В.Д. 1858, т.29. - Пермский Сборник. т.II. Москва. 1860.

Статья Рогова составляет главный литературный источник для изучения быта Инвенских Пермяков. Наибольшую ценность имеют заключающиеся в ней этнографические данные. Экскурсии автора в область истории и филологии нельзя назвать удачными. Объяснение слова "Биармия" из пермяцких слов БИ - огонь, АР - маленькая рыбка, МУ - земля (земля маленькой рыбки) может быть интересно только, как филологический курьез. Сообщение о том, что на юге Пермской области жили Болгары, могло бы иметь цену, если бы автор чем-нибудь подтвердил его.

Взгляд г. Рогова на предметы, находимые в чудских городищах и ямах, заслуживает уважения по своей осторожности: "Памятники, открытые в Пермской стране, вероятно, принадлежат не одним Пермякам, но и другим народам; что же было собственностью Пермяков и что других - различить нет возможности". Тоже должны мы сказать о значении, которое автор приписывает в деле определения древних жилищ Пермяков местным названиям. Указания на современные жилища Пермяков в настоящее время отчасти приобрели уже значение исторических. Вопрос об обрусении Пермяков затронут г.Роговым, к сожалению, только слегка.

Говоря о древней культуре Пермяков, г. Рогов основывается исключительно на той картине, которую рисует относительно Финнов Тацит. Данные языка, существенно важныя в этом отношении, он совершенно игнорирует, хотя более, чем кто либо из писавших о Пермяках, мог ими воспользоваться. Больное место статьи г. Рогова, как это ни странно было бы ожидать от составителя Пермяцкого словаря, составляют объяснения местных, главным образом речных названий. Большую часть этих объяснений следует считать неудачной. Причина заключается в том, что г. Рогов ставит задачу объяснения в том, чтобы найти одно ил идва слова, из сочетания которых могло бы получиться данное название, не заботясь о том, какой смысл будут иметь эти слова; напр. р.Кордоз (кор - луб + доз - посуда) = лубяная посуда, р.Шеметь - квас, Весляна - мера, Пыль - мука, Полва - вода, которой надо бояться (пол - бойся + ва), Суроль - право живи, Вежай - крестный, воприемник, Кула - умираю, Чыр - гром. Придумыая такие объяснения, г. Рогов не задавался, по-видимому, вопросами: есть ли что-нибудь подобное в названиях других народов, напр. Русского, каковы способы образования местных и в частности речных названий у Пермяков. Если бы он принял во внимание то обстяотельство, что река называется у Пермяков иногда по свойствам прилегающей местности или ея собственным, иногда по роду, который на ней поселился, иногда (очень редко) по поселениям, расположенным на ея берегах, он не стал бы переводить названия Лячканшор - дави вода, Гайва - ау! вода, так как они образвоались из сочетания слова ВА с именем насельника и должны быть переведены Гаева река, Лячканова река, Кочкор - Кочево городище, Мечкор - Мечево городище (ср.Мечкино озеро), Челва - Челова река, ср. Чел-ыб.

Характеристика быта Пермяков, сделанная г. Роговым, стоит вне сравнения с теми скудными данными, которыя мы имеем от его предшественников. Автор дает весьма удачную антропологическую характеристику Пермяков - отмечая два типа, белокурый и черный - обрисовывает характерными чертами некоторыя их психическия особенности. Переходя к верованиям Пермяков, г. Рогов сообщает, в каких видах представляют они себе водяного, лешего, суседку. О роли колдунов он немногое прибавляет к тому, что мы знаем от Епифания. Существенную новость составляет описание чер-µшвана. [чер µшµдан?]. Делая характеристику семейных отношений, г. Рогов сообщает о любопытном обычае, в силу которого члены семьи и работники называются именем домохозяина, о склонности Пермяков к семейным разделам, о развитии помочей.

В описании провод рекрут азаслуживает внимания указание на обычай провожаемого благодарить печь за то, что она его выкормила. К лучшим страницам очерка г. Рогова нужно отнести те, на которых он описывает устрйоство пермяцких домов и селений и по пути сообщает о суеверных обрядах, соединенных с закладкой нового дома и переходом в него. Таки обстоятельных описаний немного можно указать в литературе, посвященной инородцам.

Статья, помещенная г. Роговым в "Пермском сборнике", представляет собою окончание его очерка Пермяков. Здесь мы имеем подробное описание пермяцкой одежды, пищи, праздников. Говоря об этих последних, автор сообщает несколько деталей, сближающих с одной стороны Пермяков с Вотяками (гадание об урожае по зернам в Васильев вечер), с другой знакомящих нас с переживаниями старых жертвоприношений. В ряду игр, описанных г. Роговым, следует отметить игру в жены с сопровождающими ее песнями, которыя указвают на заимствование у русских.

С особенной подробностью описана в очерке пермяцкая свадьба и роль в ней колдунов-вежливцев. Описание родин, похорон и поминок заключает в себе ценныя указания на пермяцкую старину.

Пермский Сборник. Т.I, II. Москва. 1859-1860.

Первая книжка этого, к сожалению, сжкоро прекратившегося издания, содержит прекрасную и редкую по своему замыслу статью о.Словцова "Соликамская деревня в XVI в.", "Заметку о пермских древностях" Ешевского (с двумя таблицами рисунков) и статью Крупенина "Краткий исторический очерк заселения и цивилизации пермского края". Во второй книжке, кроме продолжения рассмотренной уже статьи Рогова, напечатаны статья Ешевского "Пермския древности в Лазар. Институте вост. яз.", "Указатель сочинений, в которых заключаются статистическия и географическия сведения о Пермской губернии" И.Чупина, "Указатели" статей о Перми в Перм. Губ. В. и "Каз. Изв." S. (Смышляева). Статью Крупенина мы рассмотрим под следующим N. О статьях Ешевскаго следует сказать, что в них впервые было отмечено сходство древних булгарских вещей с чудскими и сообщены со слов Соликамского уездного учителя Любимова, что при раскопках городищ были находимы человеческия остовы, обращенные головой на юг.

Historische Skizze des Culturzustandes im Guvernement Perm. Ermans Archiv fur wissenschaftliche Kunde von Russland. Bd. XXII. Berlin.

1863.

Статья эта представляет собою пересказ вышеназванной статьи Крупенина. Автор решительно, хотя без доказательств, высказывается против отождествления Перми с Биармией. Он отрицает даже торговые сношения с востоком и западом, не предполагая очевидно о существовании монет, добытых в Пермской почве. Статья обильно снабжена редакционными примечаниями, исполенными веры в авторитет Кастрена и тождества древней "цветущей" Биармии с Пермью. Редакция снабжает кроме того текст статьи вопросительными и восклицательными знаками, которые подчас свидетельствует о ея собственном плохом понимании дела; таково напр. удивление по поводу того, что у Чуди было много городков и низкая культура (стр. 87); редакция уверена, что существование городков свидетельствует об ОЧЕНЬ ПЛОТНОМ ОСЕДЛОМ населении. - Обзор событий со времени поселения русских в Пермском крае до XVIII в. сделан и сжато, но согласно с источниками.

Sjµgren. Die Syrjanen, ein historisch - statistisch-philologischer Versuch. - Uber die alteste Wohnsitze der Iemen. - Wann und wurdeu Sawolotschje und die sawolokschen Tchuden russich (Gesamm. Schr. I). Спб. 1861.

Исследования Шµгрена имеют право на исключительное внимание при решении вопроса о пределах древней Биармии и eo ipso границах древней территории народа Коми. Шµгрен выдвинул ряд новых данных, которыми может пользоваться историк при исследовании этого предмета. Этими источниками являются местные названия, личные имена (прозвания), народные предания, особенности русского говора страны.

Особенно рельефно выдвинул он значение местных названий. "Во всяком случае, читаем мы на стр.304, основательное изучение речных и других названий может жиметь для истории России благотворные и может дать неожиданныя последствия. Нужно только сначала основательно изучить инородческие языки, на которых говорят внутри России". Шµгрен сам широко, хотя не всегда удачно, пользуется этим источником и приходит благодаря ему к новым и во всяком случае весьма любопытным соображениям.

Значительная часть исследования посвящена вопросу о древних жилищах Перми. Родиной Коми Ш. считает верховья Камы, северную часть Пермской губернии и Уральский хребет. Отсюда они двинулись частию на восток, частию и главным образом на запад и северо-запад. На востоке "Пермские народы" простирались до Сибири и были или вытеснены Югрой или смешались с ними. Западной границей он прежде всего принимает Двину. "Западнее Устюга не все нерусское является финнским; некоторыя из местных названий являются аналогичными с зырянскими". Такия названия он находит; в Тотемском уезде Йолга, Сивеж, Ловчиж, Киршенга, Кочинга, Ележ, Едма, Вожбол (только одно из этих названий Едма может быть в действительности признано Зырянским), в Кадниковском Шингор, Шорега, Томаш, Шиченга, Чухта, дер.Котлакса, в Вологодском уезде Петом, Почеба, Лухат, Ненба, Поломбаж, Чарма, Восима, Шоболга, Лапсара: Грязовском Каргач, Ченяг, Катлас, Висья, Камья, Тиувенга, Обнора, в Вельском Еваж, Пырчила, Содмеш, Шаренга, Вожга. Давши свой перечень, Шµгрен оговаривается, что между перечисленными названиями некоторыя могут быть и Лопарскими. Относительно южной границы Шµгрен ограничивается таинственным замечанием: "На юге трудно провести с определенностью былыя границы Коми. В настоящее время они занимают крайний северо-запад и крайний северо-восток Вятской губернии. Я знаю однако, что они должны были жить в этой губернии гораздо южнее, хотя в настоящее время не могу провести определенную пограничную черту. Река Вятка во всяком случае образовала, как показывает биограф св. Стефана, по крайней мере позднейшую границу". Вступивши в область Вятской губернии, Шµгрен не останавливается на ней: "мимоходом могу заметить, что Зыряне простирались и дальше, так как многия местные названия в Костромской губернии и даже Владимирской могут быть произведены из Зырянского языка. Они идут даже далее и подходят к древней столице - Москве". Шµгрен сам сознавал неубедительность своих положений. "То, что я теперь мимоходом написал относительно Зырян, могут счесть за химеры" и обещался со временем обстоятельно защитить притязание Пермяков и Вотяков на такия далекия области.

Капитальное значение имеет вопрос о северных границах Пермской земли, так как от того или другого решения его зависит другой вопрос - об отношениях Перми к Биармии. Шµгрен начинает с положения, что Зыряне по Печере доходили до Пустозерска, который у них носит название Sardor - край моря. Переходя к Мезени, он отмечает зырянския названия ниже Усть-Важки: Росова, Выжлец, Пеза (Печа?), Гоежа, Вырьюга (зырянское + фин.), дер.Мырина (вероятно), Шигма, Юрома, Сова, Парсова (вероятно), Пырышня и Кеда. В бассейн Пинеги в Архангельской губернии он находит названия, которыя или действительно зырянския или кажутся таковыми (!). Пожуга, Покшенга могут быть и Зырянскими, Косвей, Сылуга и Пылнюга являются вернее Зырянскими, хотя и с финскими приставками, озеро Тиноватское, Кылма, Кочкома, Кошура, Матвера, Поча еще менее сомнительны. Погост Перемь, Сова, Варсова, Пырышня и Кеда, Черка, озеро Малотыцкое, Инца, Нырсенга, Кучема, Бач, Чусса, Кыргус, Чугя, Пукшенга, Паленга, у Ледовитого Океана по замечанию Шµгрена klingen ganz Syrjanisch и на этом основании он считает возможным предполагать в этом крае былое присутствие Зырян. Тут же он встречает и чисто-финския названия.

Затем в Архангельском уезде зырянскими кажутся Шµгрену Маймакса, Ненокса, Кумбыш, Лодма, Ижма, Муксома, Вавчуга, Пермилово, Лявля, Юрас. Автор признает впрочем, что на нижней Двине меньше зырянских названий и они сосредоточиваются на восток от реки. От Холмогор Двина становится, по его мнению, более зырянской. Здесь кажутся ему зырянскими названия рек Погрима, Модjа, Веча, Миглас, Кумбыж, Кадыж, Ракусорка, Колесара, Чачва, Ухваж, в Шенкурском у. Пукса, Лед, Почя, Пеза, Пашта, Лыгмас, Кемас, Кушева, Пышема, Iожуга, Ваенга, Урас, Кора, Шужега, Кысема, Ундыш, Рыкуш, Мед, Вадjа, Нондрус, Ягозеро; в Сольвычегодском Вагмас, Ваймаш, Ераташ, Пучега, Шокма, Нюгмас, Ездренга, Кестваж, Ягрыш, Сужега, Нечмаш, Соденга, Тадима, Севтра, Кустыш, Ньюба, Гап, Естваш, Хоргова, Койша, Сивняш, Шаткурья, Вадога, Уйаваж, Анвиж, Шулега, Милгиш, Кундыш, Тыраш, Вайа, Лотча, Реваж, Палиш, Мотарсорка, Торсорка. Исходя из предположения, что все эти названия зырянския, Шµгрен приходит к заключению, что Зырянские жилища простирались некогда по Двине до Ледовитого Океана. Самое имя Двины Шµгрен считает зырянским (вын - сила).

Ценность выводов покойного академика зависит, конечно, от основательности его филологического диагноза. Имея пред собою массу нерусских, и вместе с тем принадлежащих не одному инородческому языку названий, он пришел к естественному выводу, что в Заволочьи обитало не одно, а несколько инородческих племен. При таких условиях он должен был для приурочивания отдельных названий тому или другому народу иметь объективные основания - ясно выраженные признаки, благодаря которым названия одного народа от назвваний другого мог бы отличить всякий читатель и продолжатель его работ. Мы не можем сказать, чтобы покойный академик далеко ушел в этом направлении. Он не довольствуется, конечно, тем, что в данном языке имеется комплекс звуков, тождественным с определяемым названием, чтобы приурочить его к этому языку; у него нельзя найти курьезов в роде "река размышления", "я умираю". Взамен этих грубых нелепостей Шµгрен вносит однако не менее вредный в научном отношении субъективизм. Он называет то или другое название зырянским, финнским не на основании морфологического анализа и справки с словарями, а исходя из ВПЕЧАТЛЕНИЯ, которое оно производит на его слух. Названия Сова, Пырышня, Кеда, Нырсенга, Кучема - klingen gans syrjanisch; чисто по зырянски, читаем мы на стр. ЗВУЧАТ Бач, Чуса, Пыргус, Чугя, Пукшенга, Паленга. Всякий, конечно согласится, что подобный критерий отличается крайней неопределенностью и может завести в дебри самой беспросветной фантастики. Шµгрен сам признает иногда недостаточность своего критерия. На стр. 290 мы имеем ряд названий, которыя ему кажутся Финнскими; в примечаниях он говорит однако: "Некоторыя немногия из этих названий МОГУТ БЫТЬ и ЗЫРЯНСКИМИ", на стр. 300 перечисляя ряд Зырянских названий, он замечает "НЕКОТОРЫЯ ИЗ ЭТИХ НАЗВАНИЙ МОГУТ БЫТЬ И ЛОПАРСКИМИ". На стр. 323 мы читаем новое замечание в этом роде: "Во всей Двинской области мы имеем кроме Пермских и Лопарских, КОТОРЫЕ НЕ ВСЕГДА В СОСТОЯНИИ ТОЧНО ОТЛИЧИТЬ ДРУГ ОТ ДРУГА, и Финские следы... Трудность объясняется тем, что перечисленные народы БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ РОДСТВЕННЫ".

Недостаточная уверенность в филологическом чутье обнаруживается и в проблематической форме определений: на страницах, посвященных определению северных границ Биармии, Шµгрен в обилии рассыпает wahrscheinlich, hµchst wahrscheinlich, mag sein: деревня Мырина, ВЕРОЯТНО, носит зырянское название, как и Шигма и Юрома", "Шиднема - ПОЛУЗЫРЯНСКОЕ, ПОЛУФИННСКОЕ"; Шулонема признано зырянским названием, но в скобках замечено: "ОНО МОЖЕТ БЫТЬ И ФИННСКИМ", "Покшенга МОЖЕТ БЫТЬ И ЗЫРЯНСКИМ, "Косвей, Сылуга и Пюлнюга ВЕРОЯТНЕЕ можно признать зырянскими, хотя они и имеют финския приставки", "КЫЛМА МОЖЕТ быть и зырянским, Кочкома, Кошура, Мытевра, Поча ЕЩЕ МЕНЕЕ ПОДЛЕЖАТ СОМНЕНИЮ". "Нырсенга и Кучема ЗВУЧАТ совершенно по зырянски". В Архангельском уезде Шµгрен находит своеобразныя названия, которыя для местных Зырян, как и для него, ЗВУЧАТ ПО ЗЫРЯНСКИ; "Погрима, Модjа, и Веча кажутся скорее Зырянскими", "в Шенкурском ЗЫРЯНСКИМ МОЖЕТ БЫТЬ Пукса, вероятнее Почя, Поля", "Теда на сольвычегодской границе НАВЕРНОЕ Зырянское". "К зырянским названиям, В ВЫСОКОЙ СТЕПЕНИ ВЕРОЯТНО, принадлежат Вагмас, Веймаш, Ераташ, Пучега, Шокша, НАВЕРНО Нюгмас, Ездренга, Кестваж".

Действительно ли однадко зыряно-пермяцкими являются все те названия, на основании которых Шµгрен строит свои выводы. Обрмтимся для решения этого вопроса к их рассмотрению. Примем прежде всего во внимание, что Коми и Финны-Корелы принадлежат к двум различным группам финнского мира и достаточно резко различаются по языку, чтобы название одного народа можно было принять за название другого. Что же мы видим? Перечисляя названия, которыя дали ему право заключать, что древнейшими обитателями Заволочья были Корелы-Финны, Шµгрен приводит слудеющия: Ухтома, Лахома, Урдома, Удима, Кодьма, Хайма, Соденга, Лудонга, Юмыш, Авнега, Синега, Сойга, Лупья.

Обращаясь к названиям, которыя Шµгрен считает зырянскими, мы встречаем: Кучема, Лодма, Ижма, Погрима, Пышема, Кысема, Нырсенга, Пукшенга, Паленга, Ваенга, Ездренга, Соденга, Шужега, Пучега, Сужега, Шулега, Кумбыш, Кадыж, Ундыш, Ягрыш, Кустыш, Кундыш, Модья, Чугя, Вадья, Вайа, затем Кушева, Чачва, Раку-сор, Мота-сор, Тор-сор, Колесора, Миглыс, Лагмас, Кемас, Вагмас, Нюгмас, Ваймаш, Ераташ, Кестваш, Нечмаш, Естваж, Упаваж, Тыраш, Реваж, Шат-курья.

Из сопоставления двух рассмотренных групп оказывается, что первая половина "зырянских" названий по типу (по суффиксам) не отличается нисколько от "финно-корельских". Мало того название Соденга фигурирует и в списке финнских и в списке зырянских названий. Единственный вывод, который можно сделать из этого факта - тот, что финнских названий нельзя отличить по типу от зыряно-пермяцких и, стало быть, всякая попытка разграничить области, которыя некогда занимали оба народа, должна считаться неосуществимой. Так ли это однако на самом деле? Чтобы проверить диагноз Шµгрена, возьмем речныя названия из тех местностей, где Финны и Коми сохранились чище и дали первыя названия водам. В Соликамском уезде по обе стороны Камы мы видим массу речных названий с суффиксами ВА и ШОР, в пределах Финляндии преобладающими речными названиями являются названия с суффиксом jokи: Кеми-jоки, Симо-jоки, Карась-jоки, Ивала-jоки, Патс-jоки, Типо-jоки, Лутмо-jоки и т.д. и т.д. Между финнскими и пермяцко-зырянскими речными названиями оказывается при этом сопоставлении такая ТИПИЧЕСКАЯ разница, что смешать их представляется безусловно невозможным.

Разбираясь на основании констатированных выше признаков среди обеих групп, мы приходим к заключению, что среди quasi-финских речных названий нет ни одного действительно финнского, а среди quasi-зырянских или пермяцких таковыми могут быть признаны 5-6 вверх по Двине от Холмогор: в Холмогорском у. Ракусорка, Чачва, в Шенкурском у. Кушава, Вадjа, в Сольвычегодском Мотасорка, Торсорка. Этих 5-6 названий еще слишком недостаточно для того, чтобы признать С.Двину пра-зырянской рекой. Что касается соображений на счет того, что название Двина зырянское и стоит в связи с словом ВЫН сила, то оне могут вызвать только недоумение на счет филологических принципов Шµгрена. Если Финн (принимая этот термин в широком смысле), согласно законам своей речи, опускает начальное Д в названии реки и называет ее Вина, мы это понимаем. Но под влиянием каких побуждений Русские, если бы они взяли у Зырян речное название, прибавили Д в начале его, этого, наверное, не объяснит никто. Не лучше ли было бы предположить, что первоначально река называлась у Финнов Divina, и только в последствии с исчезновением короткого гласного i Финны перестали произносить и начальный Д.

Кроме звукового впечатления Шµгрен определяет национальность названия еще одним путем - географическим. Встретив на территории былого Заволочья название, которое имеет еще место положим на территории, занимаемой Пермяками или Зырянами, он считает его пермяцким или зырянским; так он поступает напр. с названиями притоков Пинеги - Илеш, Вотча, Пира, Нjула, Нюхча. Этот род определения может, конечно, иметь некоторое значение, но употреблять его можно только тогда, когда названий мало для того, чтобы определить тип, а язык, из которого они могут быть истолкованы, исчез. К более или менее прочным выводам этим путем прийти нельзя.

Мы должны быть уверены, что все названия занятого данным народом района принадлежат ему, не заимствованы у других насельников, и эта уверенность может быть только результатом тщательного филологического исследования. Притом Шµгрен пользуется этим способом далеко не последовательно. Приняв его принцип, мы должны были бы признать лопарскими все названия на ЕНГА, ОНГА, которыя в изобилии встречаются в Заволочии по течению Двины в частности, так как реки с такими названиями встречаются в занятом Лопарями углу Кольского полуострова, а некоторые названия оказываются прямо тождественными (Ваенга). Может быть даже, что в этом случае мы оказались бы ближе к истине, чем Шµгрен, так как часть местных названий в области Двины по типу приближается к Лопарским. Припомним Шужега, Пучега, Авнега, Синега, которыя легко разлагаются на Шуж-jога, Пуч-jога, Авн-jога, Син-jога. Непрочность, точнее негодность фундамента, на котором держится гипотеза Шµгрена на счет первоначального совпадения границ страны Коми и Биармии Скандинавов, заставляет нас отнестись к ней отрицательно. Эта несостоятельфность основного содержания обширного исследования Шµгрена не мешает однако тому, чтобы признать за его трудом крупное научное значение. Не говоря уже о материале - известиях о древних городищах, извлеченных из писцовых книг и личных наблюдений, о своде народных преданий и личных имен, мы должны признать, что Шµгрен первый предпринял попытку определить территорию, на которой жили древние Коми, и сделал несколько удачных шагов для ея выполнения.

Castren. Bemerkungen uber Sawolotscheskaja Tschud. Nord. Reisen und Forsch. V. Kl. Schr. S.Pet. 1862.

В статье, заглавие которой мы выписали, Кастрен рассматривает вопрос о народности древних Двинян - Заволоцкой Чуди, Биармов тожь. Решается вопрос в пользу Западных Финнов. Некоторые из аргументов, на которых основано такое решение, отличаются чрезмерной тонкостью и в силу этого представляются сомнительными: таковы напр. соображения, что именно Западные Финны с их трудолюбием, любовью к земледелию, и стойким характером были народом, наиболее способным к тому, чтобы бороться с дикой северной природой. Большую ценность имеют указания на местные названия, особенности русского говора в Архангельской губернии, физический тип и обычаи. В истолковании местных названий Кастрен впадает однадко в ошибку Шµгрена: он не подозревает как будто, что местныя названия деревень Ижма, Лодма, Уйма, Сюземская (конечно от р.Сюзьмы) финнскими, хотя по типу они пермския и перенесены с пермских названий рк, истолковывая их из определяющих + maa земля, что имеет формальный смысл, на стр. 96 он объясняет название Сурминская (дорус. Сурма) из глагола surma = портить, что является уже вовсе бессмыслицей, на стр. 105 название реки Цильма он производит уже от фин. прилагательного kulma холодный. Биармы - Финны, по Кастрену, жили от Белого мора до Камы; следы их открыты в Тобольской губ. и должны идти до Алтая. Следом Финнов на нижней Печоре является будто бы название Асопольская от asun жить, тогда как это название состоит из сочетание ПОЛЕ с личным пермским именем АС. По отношению к Коми он допускает, что они двигались за Корелами на северо-запад и достигали отдельными группами Северной Двины. Финнами считает Кастрен и Чудь северо-восточную, Печерскую. Против такого толкования говорит то, что, как первые насельники, Финны должны бытли оставить после себя следы в названиях главных вод, а этого нет, 2) Чудь преданий застали Русские, а при Русских здесь были только Коми и Югра. Интересны указания на Чудские памятники Печерского края.

История Перской Епархии. Перм. Епар. Изв. 1867-1868 г.

Статья начинается с изложения языческих верований Пермяков. Автор в христианском смысле истолковывает представление Пермяков об Iене (создатель неба и земли). Большую часть фактических данных он заимствует у автора "Сказания о жизни и трудах Св.Стефана" - А.М. В отдельных случаях он вводит в свой труд ошибки и других авторов: так со слов Попова он утверждает, что главным идолом почти у всех жителей Перми был Iомала; предание записанное Новицким относительно пермяцкого происхождения частию Остяков, дойдя через "Странник" до нашего автора, вызвало у него соображение, что "все идолы Пермяков с распространением христианской веры в Пермской стране перешли с удалившимися Остяками в Березовский край".

П.К-ов. Распространение и утверждение христианства в древней Перми. Перм. Епарх. Изв. 1868.

Соображения автора о древней культуре Перми, основанныя на речах, вкладываемых Епфанием в уста Пермяков, не выдерживают критики. Деятельность преемников Стефана - Исаакия, Герасима - восстановляются гадательно при помощи "вероятно", "несомненно".

Шестаков П.Д. Святой Стефан Великопермский. Каз. 1868.

Покойный П.В.Шестаков трактует более подробно, чем называнные авторы, впорос о Св.Стефане. Он дает обзор источников и пособий и разбор текстов, оставшихся после зырянского просветителя.

Европеус. К вопросу о народах, обитавших в северной и средней России до прибытия Славян. Ж.М.Н.Пр. 1868, т.III, 55-71.

Г. Европеус выступает с теорией, которая часто находится в противоречии с Шµгреновской, частию дополняет ее. В то время, как Шµгрен отдает все древнее Заволоьче Финнам-Корелам, автор рассматриваемой статьи утверждает, что Финнския поселения на восток от Нарвы не спускались южнее широт Финнского залива, Ладожского озера, Белоозера, а на восток не заходили за пределы Пинеги. Уже в пределах тежчения С.Двины Финнския названия, по мнению г. Европеуса, чередуются с древне-Остяцкими и Финны, вступивши в область этой реки, вытеснили прежних насельников. Воспоминания о Югре сохранились в Архангельской и Вологодской губерниях в названиях деревень Югорская, Югринская, в прозвищах Югрин и массе угорских местных названий, которая наполняет западную половину Вологодской губернии и небольшую часть ея за Двиной. Югорския же племена Весь, Меря и Мурома, судя по местным названиям, занимали территорию от Белоозера до Оки.

Гипотеза Евпропеуса целиком основана на объяснении местных названий из наречий угорской группы. От достоинства этих объяснений зависит поэтому и достоинство гипотезы. Ряд угорских названий открывается у нашего автора объяснением речного названия ПЕЧЕНГА. Г.Евпропеус допускае два объяснения этого названия из остяцкого языка: petse (сосна) + jink (вода, река) или petseng сосновый. С точки зрения аналогии с другими Финнскими названиями рек можно допустить оба толкования# мы имеем, напр, в Пермяцко-Зырянском: Ижма - изь (камень) + ва (вода) и Бод-jа (ивовая) с опушенным ШОР. Первое толкование можно было бы предпочесть, так как оно более соответствует обычному построению Финнских местоназваний, но нас удерживает от этого то обстоятельство, что мы не встречаем у современных представителей угорской группы названий, в которых jink чувствовалось бы так раздельно, как ВА и ШОР у Перми. Второе толкование имеет за себя более данных в современной угорской номенклатуре. Мы имеем ряд речек в области Северного Урала близких по типу: Сордин-я, Локчин-я, Ляпин-я, Можно предположить, что и заволоцкие названия на НГА имели первоначально этот же тип. Поздее Я исчезло также, как в некоторых пермских названиях ВА, и осталась одна определяющая часть. Этот процесс наблюдается, кажется, в названиях современной Угры: один из притоков Кос-ю носит название Кожан. Для того, чтобы без колебаний принять толкование г. Европеуса, следовало бы выяснить только один вопрос: мы встречаем названия с окончанием на НГА или на территории, занятой в настоящее время Лопарями, или, как в Финляндии, на таких местах, где ранее жили Лопари; не могут ли эти названия с таким же успехом быть истолкованы из Лопарского? Некоторое основание для того, чтобы поставить такой вопрос заключаются в том, что первая часть названия Печенга pets - сосна одинаково звучит в Лопарском и Остяцком языках. Каково бы не было решение этого вопроса, положительная заслуга Европеуса состоит в том, что он ограничил район, в котором мы должны производить поиски.

Далее у г. Европеуса следует группа окончаний, которыя он считает Угорскими - jога, jега, jага (в русском ега). В виду того, что некоторыя из этих окончаний имеют Лопари (jога) и Самоеды (jага), не говоря уже о возможности изменений в устах русского народа Финнского jоки, вопрос о приурочении их к одной из этих народностей должен быть решен анализом определяющих частей. Если эти определяющия части будут объясняться из угорских наречий, вопрос будет решен положительно в пользу последних. Г. Европеус избирает для подтверждения своего положения неудачный в некоторых отношениях пример. Дано Печуга. Разлагается оно на печ(е) + йуга // йога. Но от этого вопрос не решается. Обе части совершенно тождественно в Лопарском наречии и в Остяцком. В пользу толкования г. Европеуса и здесь впрочем говорят данныя современной угорской номенклатуры. На л.л. 122-124 карты Стрельбицкаго мы имеем образцы того, как изменяются в устах русского человека угорския названия сложныя с ЯГА: мы имеем Наябу-яга, Хай-яга и Парныко (Парны-яга), Лимпега (Лимп-яга).

Следующим названием, которое дает новый угорский суффикс, является Печегда. Г. Евпропеус истолковывает его из двух угорских слов ПЕЧ + ШАГЕТ (рукав реки). Толкование с конструктивной стороны чрезвычайно удачно. Оно дает нам ключ к уяснению происхождения других тождественных названий - Вычегда, Шижегда. Но г. Европеус идет дальше. К слову ШАГЕТ он приводит и окончание речного названия ВОЛОГДА и аналогичных. Тут предполагается довольно длинная история: ШАГЕТ перешло в САГЕТ (ср. Шаготь, Сохоть реки в Яр.г.) САГЕТ в ТАГЕТ, ТАГЕТ в ЛАГЕТ (ср. Лехта, Лехоть - там же) которое в русском языке приняло форму ЛОГДА (ЛОХТА). Чтобы соображения г. Европеуса возымели в данном случае цену для историка, нужно было бы выяснить, не говоря уже о звуковых соответствиях, принадлежат ли формы ШАГЕТ, ТАГЕТ и ЛАГЕТ отдельным наречиям угорской группы или они представляют собою ступени развития слова в одном наречии или языке.

Из угорских наречий объясняются у г. Европеуса окончания ВЕЗЬ (vez -вода. М.), БОЛЬ (folyo - река. М. А не falu деревня?), БОЙ (из того же корня с переходом l в j), ПОХТА, БАХТА (погот - деревня. Ост.).

Специально о Коми г. Европеус высказывается мимоходом. На стр. 65 мы читаем, что им принадлежат речныя названия на СОРА, СЕРА, ШЕР южнее Бела озера. Здесь они жили ранее Веси.

В том виде, как изложена гипотеза г. Европеуса, она заслуживает, без сомнения, полного внимания, как удачная попытка подойти к разрешению одного из сложных вопросов исторической географии. В пользу истолкования суффикса БОЛ из угорских наречий говорит тот факт что есть речки по близости Урала в пределах кочевания Маньзов, носящия названия с суффиксом БОЛ, напр. Хам-бол - приток Кос-ю. Можно пожалеть во всяком случае, что г. Евпропеус не осуществил своего плана издать на русском и немецком языках свои обширныя статьи из "Suomi" по тому же вопросу.

Европеус. Об Угорском народе. Спб. 1874.

Реферат г. Европеуса посвящен дальнейшей разработке того же вопроса. Автор точнее определяет территорию древней Югрии и положение ея относительно других Финнских племен. Он отводит древним Финнам-Карелам территорию около Ладожского и Онежского озер и всю Биармию - старую и новую - отдает во власть Югры без всякой примеси Финнов. Всматриваясь в карту, которая представляет собою резюмэ его соображений, мы замечаем, что автор прихотливо и без всяких аргументов делит между финнскими племенами великую Восточно-Европейскую равнину. Принявши за исходную точку для своего обозрения карты г. Европеуса Казань, мы будем иметь территорию Казани и земли от нея до Калуги на запад, на север от устья Ветлуги до Сев. Океана во владениях Югры; в тексте Югре отводится пространство, заключенное между Уралом и С.Скандинавией, Ильменем и истоками Волги с востока на запад, между Окой и Ледовитым океаном с юга на север. Правый берег Волги до Нижнего считается за Чувашами. Черемисы вопреки свидетельству первоначальной летописи оказываются на территории между верхним течением Вятки (от нынешнего Нолинска) до истоков Сысолы и нынешнего Кая, Зыряне с Вотяками от устья Кильмези (приток Вятки) до слияния Сосвы с Лозвой с одной стороны и по левому берегу Камы от ея устья чрез Кунгур до Тавды. Область нынешних Пермяков представляет на карте пустое место между владениями Черемис и Зырян. Г. Европеус уверяет своих читателей, что его карта составлена на основании местных названий, но не дает себе труда перечислить их основные типы. Мы самым положительным образом можем засвидетельствовать, что ни одного собственно-черемисского названия нет на том пространстве, которое он отводит Черемисам, и с другой стороны зыряно-пермяцкия речныя названия с окончаниями на ВА и ШОР встречаются в значительном количестве на территории, которая так щедро отмежевана Югре. Два этих факта свидетельствуют, что г. Европеус в одном случае не знает типичных черемисских названий, в другом замалчивает существование невыгодных для него данных. Из обоих вытекает заключение, что почтенный автор не достаточно ясно представлял себе права Югры на отведенную ей территорию, т.е. не располагал совокупностью несомненно Югорских типичных названий.

Научное достоинство нового труда во всяком случае ниже предшествовавшего. Г. Европеус за время, отделяющее этот труд от первого, имел случай встретить возражения со стороны защитников Шµгреновской теории и пришел в сильное раздражение. В ответ на попытку противников отстоять старую теорию он урезывает у древних Финнов и те скромные пределы, которые отвел им в 1868 г., и объявляет Югорской всю территорию от Онежского озера до Урала, от С.Океана до Оки. По пути с Финнами он изгоняет с территории Югры и Зырян, забивая их почти целиком в Сибирь. С успехами на пути одоления соперников древней Югры у г. Европеуса изменяется все ученое поведение; он уже не доказывает, не объясняет, а категорически вещает: количество "угорских" названий возрастает до 36; сюда попадают:

1) суффиксы, образовавшиеся из заимствованных слов (ранда - берег = strand, порга - порог), 2) суффиксы взятые из финнских наречий различных групп (ват - мордов., ва - зыряно-перм., 3) суффиксы отвлеченных слов, никогда ни у какого народа не встречающиеся в местных названиях.

Категорично, без всяких рассуждений читателю сообщается значение других "югорских" суффиксов: - ДАЛ = вершина реки, ДОР = озеро, КАЛ = деревня, дом, МАР, МЕР = гора, НОР = мыс, ПАЛДА, - ПАЛЬ, - ПЕЛЬ = поле, ЯНГА = болото. Нельзя сказать, чтобы тон г. Европеуса находился в соответствии с основательностью его положений. При пересмотре его списка "угорских" окончаний мы встречаем ряд таких, которыя во всяком случае не принадлежат языкам живых представителей угорской семьи. НЕМА есть Финнское njemi, ВА - Зырянское, КУРЬЯ - Зырянское, ЛЕНДА - родич эстон. linna - городище (Веске. Сл. Ф.К.О.) шера, шора (-сара, -сора)

- Зыряно-Пермяцкое. Если все эти суффиксы угорского происхождения и заимствованы народами, которые ими пользуются в настоящее время, то это надо было доказать.

Тон ученого прорицателя не покидает г. Европеуса и в других вопросах. На стр. 11 нам сообщается, что у г. Европеуса имеет в руках явныя доказательства тому, что наречие Важской Чуди в Шенкурском уезде ближе всего к языку нынешних Остяков, а наречие насельников Юга и Ветлуги - к наречию Вогуличей. Какие это доказательства, автор не считает нужным сообщать.

На той же стр. 11 мы имеем положительное заявление, что частью древней Югрии была Великая Пермь русских летописей, Биармия Скандинавов. Эта Югрия была единым государством.

Принимая с сожалением в расчет все невыгодныя для дела особености исследования г. Европеуса, мы считаем все же возможным констатировать, что он дал несколько новых фактов, увеличивающих вероятность его гипотезы. Суффиксы - НОР, - ПОСТ, - БАСЛЯ, - ТОР, - ДОР могут быть признаны бесспорно угорскими и г. Европеус истолковал их совершенно согласно с общим характером восточно-финнской терминологии природы. Проверяя толкования, которыя дает г. Евпропеус своим окончаниям, на основании скудного материала, имеющегося у нас под руками, мы можем признать угорское происхождение за суффиксами: - гумус, - кол. Оба слова встречаются в наречии Ляпинских Вогулов именно с теми значениями, которыя дает им г. Евпропеус.

Кл. Попов. Зыряне и Зырянский край. Изв. Имп. М.О.Люб. Ест. Антр. и Этн. т.XIII, вып. 2-й, М. 1874.

Не смотря на свое заглавие, книга г. Попова имеет некоторыми своими частями прямое отношение к Пермякам, не говоря уже о том, что исследование, посвященое родственному народу, является существенно важным пособием при изучении современного быта Пермяков.

В первой главе своей книги г. Попов касается вопроса о древних Биармийцах и решительно считает их Зырянами. То обстоятельство, что по свидетельству Отера Биармийцы говорили финнским языком [похожим на финнский - если перевести текст точнее. М.Игнатов], его мало смущает.

Мнение, высказанное относительно Зырян на стр. 3, не мешает г. Попову на следующей странице предложить читателям другое, мало с ним согласное: "Все встречающиеся у Нестора названия чудских народов суть местныя географическия названия почти однородной этнографической массы, отдельныя части которой ЕЩЕ НЕ УСПЕЛИ выработать себе особых более или менее своеобразных физиономий".

Во второй главе, касающейся обрусения Зырян, мы встречаем существенно важное для нас указание, что в чудских ямах близ г. Вельска и в других зырянских уездах Вологодской губернии встречаются "медные коньки", медныя бусы (6). Это указание драгоценно для определения района распространения бронзовых изделий так называемого "Чудского" типа.

Для решения вопроса о Чуди имеют значение указания автора на то, что "сами Зыряне следы жилищ своих предков называют, как и русские, чудскими могилами, считая Чудь народом чуждым себе и даже враждебным".

Прямое отношение к нашей задаче имеют страницы, трактующия о древней культуре Зырян и Перяков. Автор удачно определил тип древнего жилища предков нынешних Зырян и Пермяков, воспользовавшись свидетельством Ибн-Доста о жилищах в земле Булгар. По вопросу о том, знакомы ли были предки Зырян с земледелением, г. Попов проявлет слишком большой скептицизм к данным языка. Он убежден, что "в очень многих языках есть собственные слова для обозначения понятий (вещей?), заимствованных у других народов" 2) что у Зырян существуют собственные термины для вещей, которыя они узнали в новейшее время: овес и пшеница, напр., имеют зырянския названия, хотя в некоторых местностях зырянского края стали известны лишь с 1845 г. (стр. 14). Автор не принимает во внимание того, что вопрос об относительно древности зырянских терминов и их культурно-историческом значении может быть разрешен только после сравнительного изучения всех наречий Пермской группы. Соображения г. Поповва о питании древних Зырян заслуживают полного внимания.

Большую честь г. Попову далет то, что он, говоря о древнем семейном строЕ, отметил существующия в источниках указания на левират или ужичество у древних Пермяков.

Рассуждения г. Попова о древней религии Пермян нельзя назвать особенно удачными. Истолкование имени божества "Вой-пель" (вой - север + пель - ухо) отдает комизмом, сближение же Золотой Бабы с Iомала слишком натянуто.

Гораздо более интереса, чем теоретические соображения г. Попова, представляют приводимыя им в этой главе зырянския предания. Рассказ Вышерских Зырян об олене, прибегавшем к часовне для жертвы, безусловно тождественен с аналогичным же рассказом Гидаевских Пермяков, записанным г. Ивановым. Сказка или предание об Яг-Морте или лесном, боровом человеке, сильно испорченная риторически-литературной передачей, любопытна по заключающемуся в ней воспоминанию о борьбе Зырян с каким-то черно-волосым племенем.

Список населенных мест Пермской губернии. Спб. 1875.

Этнографические сведения о Пермяках заимствованы из статей Рогова. Значение важного источника списку придают названия населенных мест и урочищ, позволяющия определить древнюю территорию племени. Введение представляет между прочим хороши свод исторических, археологических и этнографических данных о Пермяках.

Aspelin. I. R. De la civilisation prehictorique des peuples permiens et de leur commerce avec l'orient. Leide. 1878. 26 p. (Travaux de la 3-me Session du Congres des Orientalistes. Vol. II).

Известный финнский археолог считает область Пермяков, Вотяков и Зырян Биармией Скандинавов. С особенным вниманием он останавливается на серебряных сосудах, которые находятся в Пермской почве и приходит к заключению, что Чудь предъявляла на них большой спрос, чем на монеты. Существенный интерес и новизна реферета г. Аспелина состоит в том, что он отвергает принятое мнение, будто предметы эти приходили через Булгар с Волги и выдвигает гипотезу, по которой торговым путем был Иртыш. Основанием для этой гипотезы является то обстоятельство, что все почти серебряные сосуды византийского и восточного происхождения найдены не на берегах Волги, а в пределах Пермской губернии.

A.Teplouchoff. Ueber die prahistorischen Opferstatten am Uralgebirge. Archiv fur Anthropologie. Bd. XII. 201-232. 1880.

Статья покойного А.Ф.Теплоухова затрагивает вопрос о назначении так называемых "костищ". Автор считает их за места языческих жертвоприношений. Основаниями для такого предположения являются 1) предания о языческих храмах, находившихся неподалеку от них, 2) факт, что кости явлюятся пережжеными и собранными в большом количестве как бы в ящиках. Присутствие в костищах значительного количества костяных стрел он объясняет обычаем приносить в жертву стрелы, который, подобно нынешним Вогулам, могли иметь и Пермяки. Такими же жертвами являются, по мнению автора, и горшечки с проделанными по краям двумя круглыми отверстиями для подвешивания. Он ссылается на подобный обычай кочевых Финнов, не указывая к сожалению, каких именно. Присутствие маленьких горшечков он объясняет тем, что в них предлагались богам такия приношения, как кровь, мед, воск и т.п. Относительно бус, между которыми встречается и вызолоченныя, А.Ф.Теплоухов высказывает предположение, что они входили в состав ожерелий, которыя навешивались поклонниками на шею идолам. Примеров такого обычая у соседей Чуди он к сожалению не указывает. Бронзовую статуетку, найденную на одном кострище близ Обвы, он считает идолом. Последним родом жертвенных приношений являются маленькие железные ножички. Путь, которым идет автор к решению вопроса - сопоставление с современными и историко-известными у инородцев формами культа - совершенно правилен. Статья покойного А.Ф.Теплоухова много выиграла бы в доказательности, если бы он не ограничился немногими известиями о Вогулах.

Памятная книжка Пермской губернии на 1880 г. Пермь. 1880.

IV отдел книжки заключает в себе статистико-этнографический очерк губернии, заключающий в себе несколько страничек о Пермяках - заимствование из статей Рогова. Некоторое значение имеют статистические указания, сравнительно с списком населенных мест Пермской губернии более новыя.

А.П.Иванов. Материалы к антропологии Пермского края. Тр. Каз. Обш. Естеств. Т. Х, вып.1. Каз. 1881.

Небольшой очерк г. Иванова представляет собой ценное прибавление к литературе о Пермяках. Мы встречаем в нем несколько интересных преданий и обычаев, относящихся к вопросу о Чуди. Предание об олене, прибегавшем для заклания в день Св. Ильи пророка, любопытно по своему полному тождеству с таковым же у Зырян. Г. Иванов не вдается в обсуждение вопроса о Чуди, но склоняется, по-видимому, к мысли, что Чудь и Пермяки не один и тот же народ. "Смотря на лица Гидаевцев, читаем мы на стр. 13, вслушиваясь в их речи, их предания и сказки... я невольно приобретал убеждение, что перед мной НЕ ОБРУСЕВШИЕ Пермяки, не потомки новгородцев-завоевателей, а потомки когда-то сильной и великой Чуди"... Самую ценную часть очерка г. Иванова составляет, конечно, описание его археологических открытий.

Добротворский. Пермяки. Вестник Европы. 1883. NN3, 4.

Г. Добротворский долгое время жил среди Пермяков, овладел их языком и

потому находился в счастливых условиях для этнографических наблюдений.

Его очерк начинается с обзора исторических судеб Пермяков. Любопытнее

всего в этом обзоре пермяцкия предания о братьях Осьясе и Ожьясе, в

котором имеется намек на человеческия жертвоприношения у Пермяков, затем предания о Чуди. Говоря о культуре древних Финнов, г. Добротворский неархеологически понимает слова "город" и выводит заключение, что Финны вынесли из Азии значительное культурное развитие: "задолго до колонизации Биармии и Югорской земли здесь была высокая культура". Частности исторического отдела статьи г. Добротворского не все выдерживают критику. Неизвестно, напр., на каком основании он утверждает, что уже в XI в. Новгородцы овладели Холмогордом, который якобы описывает Отер. Говорит о том, что прочных жилищ Пермяки себе не строили для того, чтобы не жаль было бросать их, когда подойдут Русские, можно только, не обращая внимания на историю развития жилища у восточных Финнов. Те постройки, которые описывает г. Добротворский (очень обстоятельно, скажем кстати), имеют место у Вотяков и др. Финнов. Древнюю социальную организацию П. г. Добротворский описывает "по догадкам", не объясняя, на чем эти догадки основаны. На основании слов ГИЖНЫ - писать и ЛЫДНЫ - читать он предполагает, что у Пермяков когда-то существовала письменность - в нашем смысле этого слова.

Переходя к современному быту Пермяков, автор дает прекрасную картину их жилья, орудий труда, средств передвижения, костюма. Говоря о пище, г. Добротворский мимоходом дает читателю возможность заметить, что он мало знаком с языческим финнским культом. Он объясняет напр. обычай, запрещающий употребление в пищу зайцев и петухов, тем, что оба животныя некогда приносились в жертву и составлили табу для простого смертного. Почтенный автор не сделал бы, конечно, такого объяснения, если бы знал, что Финны, держащиеся язычества, поедают жертвенных животных, а не воздерживаются от их употребления.

Характеризуя нравственность Пермяков, г. Добротворский впадает в обычную ошибку всех авторов, говорящих о высокой честности Финнов: он утверждает, что воровство не было Пермякам известно до знакомства с Русскими. Как же объяснить в таком случае присутствие в пермяцком языке собственных слов, означающих воровство? [Какие же это слова? Если "гусясьµм", то это от русского "гусь", а других, вроде, и нет. -

М.Игнатов].

Умственные способности Пермяков и их общественный строй автор обрисовывает меткими, характерными чертами.

Верования Пермяков изложены очень сжато. Автор не воспользовался драгоценным материалом - мифологическими сказками. В толковании Пермяцкого дуализма он делает ошибку, считая Кереметя чудским богом. Чертей он не отличает от лесовиков. Остатки древнего культа в виде обрядов, сопровождающих важнейшие моменты общественной и частной жизни, обрисованы у г. Добротворского сжато - может быть, по недостатку материала.

Брачный обряд в его сущестенных особенностях представлен очень рельефно. Г. Добротворский устанавливает даже моменты в истории развития брака. По пути затрагивается вопрос о положении женщины и детей в пермяцкой семье. Погребальный обряд в связи с воззрениями на загробную жизнь очерчен также достаточно ясно.

Шишонко. Пермская летопись. Пер. I-V. Кн. I-VI. Пермь. 1881-1887.

Книга Шишонко представляет собою совершенно своеобразное явление в русской литературе. Первоначальный план издания заключался, по-видимому, в том, чтобы расположить по годам известия о Пермской земле и касающиеся ея акты. Но об этом плане можно только догадываться; так затемнен он бесчисленным множеством вставок, сделанных кстати и не кстати. Благодаря этим вставкам издание превратилось в библиотеку, в которой нашли себе место перепечатки значительного количества изданного о Пермском крае материала. Пользоваться этим изданием благодаря отсутствию оглавления и указателя чрезвычайно трудно. Собственные рассуждения издателя составляют самую слабую сторону сборника.

П.П.Семенов. Географический Словарь Рос. Имп. Спб. 1884.

В.Ф.Миллер. Описание коллекции Дашковского Этнограф. Музея. Москва.

1887.

В обоих названных трудах исследователь имеет указание литературы, относящейся к Пермякам. "Описание" кроме того заключает точные сведения о пермяцком костюме.

Подосенов. Пермяки. Перм. Еп. Изв. 1886. N 1-4.

Статья г. Подосенова не закончена. Г. Подосенов задался целью проверить сообщения Добротворского о Пермяках в виду того, что "описание этого последнего не подходит к тому, что известно о Пермяках Пермской губернии", и дать самостоятельную характеристику Пермских, главным образом Инвенских Коми. Он рассылал в течение года краткия программы к лицам, близко знакомым с бытом Пермяков, между прочим к Пермякам учителям. Автор не дает чисто-этнографического материала и ограничивается разработкой исторических вопросов. Он предлагает данныя, имеющиеся у Добротворского и Рогова по вопросу об отношениях Пермяков к Чуди. Переходя к вопросу об отношениях Пермской земли к древней Биармии, он склоняется к мысли о тождестве этих двух понятий и по пути приводит с глубокой верой в его точность курьезное истолкование слов Биармия из слов Би (огонь) + ар (рыбка) + му (земля). Биармийцы-Пермяки были в то же время и Чудью.

Родиной Пермяков г. Подосенов считает Ср.Азию; на каком основании, это его тайна. Факт присутствия в Западной Сибири рек с пермяцкими названиями он совершенно правильно истолковывает, как результат былого пребывания здесь Пермяков. Западныя границы пермяцкой страны г. Добротворский приводит близ г. Вятки.

Рассуждая о древней культуре Пермяков, г. Подосенов выражает на основании присутствия слов ГИЖНЫ - (писать) и ЛЫДНЫ - читать предположение, что Пермяки имели когда-то свою письменность. Этот вывод нельзя, конечно, причислить к таким, которые обогащают науку положительными приобретениями. Г. Подосенов, вероятно, несколько изменил бы его редакцию, если бы обратил внимание на то, что первое слово кроме значения писать имеет значение чертить, делать узоры (как и русское слово писать), а второе - значение СЧИТАТЬ. Принимая во внимание эти опущенныя автором значения, мы придем к более скромному и более сообразному с культурой Пермяков предположению, что им известно было искусство изображать знаками числа и, конечно, угадывать по знаку изображенное число. Заговорив о пермяцкой письменности, г. Подосенов воспользовался случаем, чтобы сообщить - в первый раз, если не ошибаемся, - о так называемых "кабалах", которыя раскладываются в лесу на пнях в виде ходатайства пред лешим.

Малиев. Антропологический очерк племени Пермяков. Тр. Каз. Общ. Естеств. Т. XVI, в.4. Каз. 1887.

Выполнить свою задачу - антропологическую характеристику Пермяков - г. Малиев сообщает несколько данных этнографического характера - о виде жилища, костюме, пище и питье, о свободе добрачных половых сношений. Нового эти данныя ничего в себе не заключают. К очерку приложен список известных автору статей о Пермяках, заключающий в себе несколько NN не упомянутых у В.Ф.Миллера.

Пермяки Ошибского прихода. Перм. Еп. Вед. 1889. N 13-14.

Автор, бывший 12 лет священиком в самом глухом из Пермяцких приходов Соликамского уезда, имел возможнсть хорошо ознакомиться с бытом своих прихожан и сообщить о них немало любопытного. Количество сообщаемых им новых фактов не соответствует однако средствам, которыми он располагал. Автор сочувственно относится к своим бывшим прихожанам, уверяет читателей, что в их жизни проглядывает природный ум, но не иллюстрирует своей характеристики фактами. Как служитель церкви, он останавливается, конечно, главным образом на верованиях Пермяков - да и в этой сфере он отдает почти все свое внимание усвоению Пермяками христианства, не заглядывая глубоко в область языческого мировоззрения.

К числу сообщений, которыми автор обогащает литературу о Пермяках, мы относим указания на то, что Пермяки называют всех святых и изображающия их иконы богами, предполагают, что эти боги, подобно людям, имеют семьи, являются источниками несчастий и болезней, требуют жертв, что они, далее, остерегаются покупать новыя иконы, чтобы не купить бога, который может наделать зла, приписывают новой иконе несчастия, которыя случаются в дому после ея приобретения, и стараются в таком случае отделаться от нея. В область наших сведений о семейном быте Пермяков автор вносит указания на своеобразный обычай, в силу которого за крещение ребенка жена платит своими заработанными деньгами, на обычай брать, если дети не живут, в кумовья первого встречного, на мотивы, в силу которых преследуются супружеская неверность. Погребальный обряд и поминки описаны автором довольно бледно, но все же не без некоторых новых деталей (обычай сбрасывать землю с покрова, чтобы она не давила покойного), характеристика воззрений на жизнь души после смерти. Можно пожалеть, что автор - по известным, конечно, ему соображениям - умолчал о вещах, не знать которых он не мог. Мы говорим о кровавых жертвоприношениях. В Ошибском приходе, как и в других, имеются часовни, куда приносят куриц, барашков живых или зарезанных, целых или частями, в жертву "богу". Известен, конечно, автору и настоящий смысл пускания больной скотины "на мир"; скотина назначается богу, который наслал на нее болезнь, но поступает за вычетом крупной доли на обще-деревенскую трапезу также в пользу духовенства.

Б.Попов. Древнейшие города Перми Великой - Искор и Покча. Перм. Епарх. Вед. 1889. N 19-21.

Статья о. Попова по нескольким местным преданиям, помещенным в ней - об Искорской пристани, торговом движении по Люнве и приспособленных для него прудах, об Искорских кладбищах, о месте жительства Покчинского князя. Некоторое историческое значение имеет указание на хранящуюся в архиве покчинской церкви рукопись от 1625 г., в которой упоминается о пожнях, пожертвованных церкви князем Пермским Матвеем.

Представление о.Попова о характере общестенных отношений в Перми до подчинения ея в Москве, не совсем верное в деталях, ближе подходит к действительности, чем рассуждения других писателей о государях Биармии-Перми. Он допускает существование нескольких князьков; "князьки жили в главных (?) городках, около которых было много (?) других селений, называвшихся впоследствии "городищами".

А.Дмитриев. Пермская старина. Вып. I-II. Пермь. 1889-90.

Исследование г. Дмитриева имеет значение очень ценного пособия при изучении истории Пермяков. В первом выпуске автор посвящает значительное количество страниц вопросам об отношении Биармии Скандинавов к Перми, Чуди к Пермякам. Выводы, к которым он приходит на основании тщательной критики материалов, мы считаем возможным причислить к прочным приобретениям нашей исторической науки. Разрешивши с успехом предварительные вопросы, г. Дмитриев посвящает почти все свое внимание истории колонизации велико-пермского края и переходу значительной части его из достояния государственного в частное. Автор пользуется здесь указаниями актов и писцовых книг, приводит подробные извлечения из тех из них, которые не напечатаны, и этим поднимает свою книку на степень источника. Историк Пермяков найдет в труде г. дмитриева свод данных, объясняющих тот капитальный важности факт, что большая часть Пермяков очутилась в крепостной зависимости от Строгановых - факт, представляющий собою явления беспримерное в истории отношений русского государства к инородцам.

А.Спицин. Вещественные памятники древнейших обитателей Вятского края. Вятка. 1889.

Брошюрка г. Спицина представляет извлечение из его обширного исследования о Вятских древностях, исполненного по поручению М. Арх. общества. В отделе о Чудских древностях мы встречаем гипотезу, касающуюся древних торговых отношений Перми, гипотезу близкую к той, которую высказал Аспелин. - Сношения Перми с Востоком возникли через Урал и Сибирь. Персидские купцы, отыскивая рынки для сбыта своих товаров, пробираются по следам Сибирских инородцев через Урал в Европу и устраивают на верховьях Камы меновой центр, который превращается с течением времени в постоянную факторию. Эта фактория стягивает к одному политическому центру звероловныя и частью пастушеские племена, знакомит их с земледелием и разными удобствами культуры. Персидские и вобще восточные купцы заносят сюда от бибирских племен моду на бронзовыя шумящие привески. Фактория превратилась в колонию и переместилась с верховьев Камы на ея низовья ближе к волжскому пути. Так возникли Болгары. - Г. Спицин идет дальше Аспелина, приписывая восточным купцам такое значение, на которое нет никаких намеков в доступных нам источниках. В виду того, что реферат дает только тезисы, а доказательства их должны найти свое место в будущей книге г.

Спицины, мы не считаем своевременным входить в подробное рассмотрение его гипотезы.

Взгляд, высказанный г. Спицыным на чудские городища, далек от преувеличений, к которым приходят авторы, пользующиеся неподходящим масштабом. Г. Спицин предполагает, что Чудь селилась отдельными родовыми группами и городища их (кары) служили не столько укреплениями, сколько центрами административными, торговыми и судебными. Если мы будем приниматьтри последние пышные термина в самом элементарном их значении, соображения г. Спицины нужно будет признать вполне справедливыми. Г. Спицин высказывает по пути и совершенно независимо от Альквиста соображение, что самое искусство построения городищ Чудь переняла от Булгар.

А.А. Спицын. Чудския древности в Зюздинском крае. Вят. Губ. Вед. 1889, NN 60-62.

Статья г. Спицына, заключая известия о находках г. Шатрова, содержит помимо ценных археологических новостей (писаный камень с Колыча, подвески с ремнями, развалившийся ременной пояс, остатки бревенчатой постройки) предания о Чуди и в высшей степени интересное сообщение о Чудском камне, на который Пермяки в семик приносили съестное.

Лыткин. Зырянский край при епископах Пермских и Зырянский язык. Спб.

1889.

Книга г. Лыткина состоит из двух частей. В первую входит статья "Пятисотлетие Зырянского края" перепечатанная из Ж.М.Н.Пр. за 1883 г., жизнеописание св. Стефана и сведения о Пермских списках после Стефана, во вторую материалы по Зырянскому языку - словари и тексты. В первой статье, которая для историка имеет наибольшее значение, можно отметить прямо проитворечащее источникам уверение, что св. Стефан был Зырянин: "Я ВНУТРЕННЕ убежден в том, что Стефан по мужской или женской линии Зырянин, как братья Кирилл и Мефодий Славяне. В ХАРАКТЕРЕ СТЕФАНА

МНОГО ЗЫРЯНСКОГО: добросердечие, правдивость, трудолюбие, твердость, пытливость и трезвость ума; его переводы на Зырянский язык обнаруживают, что он и думали по зырянски, а не по русски, как это делают новые переводчики Зыряне". Эта любопытная тирада свидетельствует конечно о живости воображения у г. Лыткина, отчасти о его пылком зырянском патриотизме, но, как историческое положине, она неудачна: историки привыкли скептически относиться к таким тонким вещам, как внутреннее убеждение.

На следующих страницах статьи г. Лыткина мы встречаем детали, которыя поражают нас своей новизной. Мы узнаем, что в конце 1379 г. Стефан проповедывал в Котласе (Пырасе), потом в Гаме и в 1380 г. появился в Йем-дыне (Усть-Выме). Г. Лыткин не считает нужным говорить, основывается ли эта хронология на свидетельствах источников (?) или составляет продукт внутреннего убеждения. Только благодаря ученой точности г. Кл. Попова мы имеем возможность определить источник некоторых из этих известий. Московский этнограф приводит в своих "Зырянах" предание о пребывании св. Стефана в Гаме (Гамской волости).

- В рассказе о состязании св. Стефана с Памом мы видим продукт внутреннего убеждения г. Лыткина возведенным уже на степень бесспорного исторического факта: "Образованный Зырянин Стефан не отказался и от предложения необразованного Зырянина Пама.. (?)" - Главная ценность статьи г. Лыткина состоит в установлении хронологии, отсутствие которой резко чувствуется в житии Епифания. Соображеня на счет политического значения Пермской епископии безусловно справедливы. Вопрос о причинах непрочности заложенного Стефаном здания Пермской письменности решается слишком односторонне. Г. Лыткин винит во всем русских преемников Стефана: "Преемники Стефана были русские люди и думали по-русски; они не заботились о Зырянской грамоте в школе - "имели малое смотрение за малым колесом в школе св. Стефана", по своеобразному выражению автора - и русская грамота воцарилась в этой школе. Мы увидим, что Пермских епископов можно и не винить в умышленном игнорировании зырянского дела, в противу-зырянской интриге

- говоря излюбленным языком нашего времени. Еще в конце XV в. епископ Филофей ждаже подписывался по зырянски в своих посланиях к пастве. С тех пор, как в 1492 г. Пермская епархия была соединена с Вологодской, а потом в нее включены были и Двинская волости, они не могли уже более заниматься исключительно Зырянами; люди подобныя Филофею, конечно, составляли между ними исключение. Зырянская школа и грамота были предоставлены вниманию самих Зырян и вымерли медленной смертью.

После обзора деятельности св. Стефана г. Лыткин переходит к вопросу о терминах "Пермь", "Пермь Великая" и "Зырянин" с намерением "уяснить затемненный нашими учеными" смысл их. Нельзя сказать, чтобы наш автор выполнил свое намерение с успехом. Он производит слова Пермь от парма

- поросшая лесом возвышенность и думает, что Пермь первоначальной летописи представляет собою возвышенность, находящуюся между верховьями Ижмы и Вычегды и переходящую в Тиманский кряж. Г. Лыткина не смущает то обстоятельство, что предполагаемая (даже географически) ПАРМА лежала в стороне от водного пути к Югре, который шел по Вычегде, двум Мылвам и Печере. Не ограничиваясь своим открытием, он уверяет, что эту именно парму знали Норманны под именем Beormas, что и русская летопись и Норманны говорят о территории, а не о народе - о возвышенной парме, а не о Зырянах. Мы видим в этих уверениях некотороео затемнение смысла исторических терминов, но виноваты тут уже не ученые, а эрудиция нашего "уясняющего" автора. Прежде всего каждому известно и г. Лыткиным не опровергнуто, что Биармия Отера находилась на восток от Двины; затем Biarmas у Отера является именем народа, а стран аназывается по ним уже Bjarmaland. Нестор также говорит о Перми, как о народе: "И се суть инии языци, иже дают дань Руси.. Пермь, Печера", "в Афетовы же части седит Русь, Чудь и вси языци... Пермь, Печера..."

Соображения г. Лыткина на счет происхождения слова Зыряне - Сырьяне едва ли способны удержаться в науке. Оказывается что название СЫРЬЯНЕ происходит от слова СЕРЕНЬ - рыхлый снег и означает Сысольцев, жителей Сысолы, которая называется у Зырян Сыктыл-ва талая вода. Название будто бы сочинено Стефаном. В 1570 г. слово Серьяне - Сысоляне заменяет прежнее слово Пермяне. - Мы думаем, что г. Лыткин 1) напрасно приписывает Стефану сочинение слова СЫРЬЯНЕ 2) напрасно приурочивает его к Сысоле.

Независимо от св. Стефана и гораздо раньше 1570 г. в актах, касающихся Вятского края, упоминается Сырьянская волость в Слободском уезде. Уверять, что с 1570 г. слово Зыряне стали заменять Пермяне нет основания, так как в актах, относящихся к тяжбе Самоедов Мезенской тундры с Зырянами они еще называются Пермяками. Этот термин встречается затем в 1574 г. в писцовой книге Пустозерской волости. Предоставляя настоящим лингвистам истолкование слова, заметим только, что оно в широком распространении у зауральских инородцев, которые называют страны на запад от Урала Зырянской стороной (Сыран-пал) в противоположность восточной, Вогульской - Манзи-пал.

Обращаемся к Веилкой Перми, "великой парме" - по соображениям г. Лыткина. Это отроги Урала, прорезывающие страну между Чусовой, Вишерой и Камой, распространенные будто бы в виде плосковерхой возвышенности. "По обширности своего распространения эта парма есть великая". В географическом комментарии г. Лыткина любопытно прежде всего то, что предполагаемая великая парма лежит за пределами исторической Великой Перми. Эта последняя имела своим центром Чердынь и распространялась на запад от Камы. Затем страна между Вишерой, Чусовой, Камой и Уралом вовсе не представляет собою сплошной возвышенности, которая могла бы называться великой ПАРМОЙ в отличие от меньших парм, которыя в большом количестве известны в Пермском краю. "Западная часть губернии, читаем мы в введении к "Списку населен. мест", вся покрыта отпрысками гор, расположенными почти без всякой видимой связи между собою". Уезды Чердынский, Соликамский и Пермский покрыты обширными лесами, которые прерываются топкими болотами. Плоская возвышенность идет севернее и западнее между бассейнами Печеры и С.Двины с одной стороны и Камы с другой. Отроги Урала и так называемые камни обособлены один от другого долинами рек и низменностями, носят все обособленные и не русскими данныя названия, напр. Полюдов камень, Кваркуш. Где обширная местность называется у туземцев пармой, она так же зовется и русскими. Такова парма на север от Печеры и Уньи.

Веске. Славяно-Финския культурныя отношения по данным языка. Каз. 1890.

Труд преждевременно утраченного русской наукой исследователя на своих первых страницах заключает ценный материал для уяснения вопроса о первоначальном населении Заволочья. Покойный Веске, пользуясь новыми материалами, подробно разработал вопросы только затронутые Шµгреном и Кастреном. В основных своих воззрениях он уклоняется от Шµгрена. В то время, как тот считает название Двины Зырянским, Веке производит его от Финнского вiэно - спокойный, не объясняя как и Шµгрен, откуда взялось в русском названии начальное Д.

Следы пребывания Корелов по среднему и нижнему течению Двины Веске усматривает в названиях 1) рек - Пинега (пиэни - малый - йоки река), Онега (эно большой + jоки река), 2) урочищ, каковы Суло-нем-ская (суло открытый + нjэми коса) и подобныя ему, затем на половину руссифицированныя Кэг - остров, Каско - горская, Пур - наволок, Равда

- горка, Холмо - горы, Марье - горская, Селг - озеро и, что является особенно ценным дополнением работ Шµгрена и Кастрена, в языке русского населения, сохранившем массу терминов, относящихся к преобладающим занятиям населения: таковы термины относящиеся к рыболовству и явлениям северной природы: вальчак, лох, кирьяк, лоншать, салакуша, сельдь, макса, сойма, мылка, торбать, салма, шалга, кенда, мег, юркой, шора, кочви, хонга, конда, мянда и мн. др.

Первую группу этих следов мы не можем еще считать бесспорно Финнской: характер окончания приближает ее к Лопарскому и предполагаемому древне-Зырянскому йога. Что касается последней группы, то ея карельское происхождение доказано Веске неоспоримо.

Специально по отношению к Пермякам и Зырянам книга Веске содержит весьма любопытныя частные соображения относительно названий некоторых рек (Юг, Вель, Уфтюга, Тотьма) и одно общаго характера на счет значения суффикса МА. Мы касались вопроса об этом суффиксе в очерке "Вотяки" и пришли на основании сопоставления определяющих частей к названиям с суффиксами и ВА к предположению, что оба суффикса тождественны по значению. Веске приходит к тому же выводу другим путем, констатируя в финнских наречиях чередование губных б, в, м, и таким образом позволяет включить суффикс речных названий МА в число признаков былого пребывания насельников пермской группы.

Русския древности в памятниках искусства, изд. гр. И.Толстым и

Н.Кондаковым. Вып. III. Древности времен переселения народов . Спб.

1890.

Пермским древностям в этой книге страницы 72-95. Ближайшее значение

этих страниц заключается в целом ряде новых данных относительно

находок, извлеченных из Пермской почвы. После скудных указаний,

заключающихся в известных книгах Савельева и Смышляев и введении к

списку населенных мест Пермской губернии, III выпуск "Р.Д." представляет в этом отношении целое богатство. Вторую заслугу составителей рассматриваемого выпуска составляет классификация находок на греко-византийския и восточныя сассанидския и анализ их с точки зрения мотивов и стиля. - Попытка связать Перми древности с древностями Сибири, Кавказа, Южной России и Западной Европы очень интересна. Не все в ней доказательно и ясно, связь между вещами Сибири и Донской Области выступает в книге гораздо очевиднее, чем таковая между древностями Пермскими и Сибирскими, но попытка авторов ценна уже по тому одному, что не позволяет последующим исследователям Вятских и Пермских древностей игнорировать остальной мир и фантазировать на тему о самобытной чудской культуре. Гипотеза на счет причины, вызвавшей появление среди привозных вещей главным образом блюд - употребление их в культе - представляется вполне правдоподобной и, как мы увидим в своем месте, подтверждается фактами, которые остались неизвестными авторам. - Можно пожелать, чтобы в дальнейших выпусках также СРАВНИТЕЛЬНО был затронут и другой материал, представляемый "подземной Пермью".

ДОПОЛНЕНИЯ

Историко-географическое описание Пермской губернии, сочиненное для атласа 1800 г.

Описание содержит известия о кочевьях Вогулов по Вишере, о пещерах-мольбищах их по Яйве и Лобве, о различиях наречий Вогул Кунгурских, Чердынских и Верхотурских. Относительно Пермяков можно отметить, что автор "Описания" знает еще Пермяков по р. Юму. О древней Биармии он рассуждает в духе исследователей прошлого века - говорит о "мужеством и войнами славных князьях", о благоустройстве этого государства в глубокой древности еще до Р.Х. и его знатнейшем городе Чердыни, о торговле с Индией. Басни о союзе с Биармийцами "Финляндскаго короля Юкола VII (!)", о победе Биармийцев над войсками датского короля Регнера Лодброка сообщаются с полной серьезностью.

Ersch und Gruber. Allgem. Encykl. der Wiss. III. Sekt. P. Leipzig.

1842.

Автор статьи под заглавием Perm, подобно составителю "Описания" толкует о "durch kriegerische Tapferkeit beruhmten Fursten" Биармов, правивших ими еще задолго до Рюрика. В общем статья не представляет ничего нового для читателя, знакомой с русской литературой предмета. В статье под титулом Bjarmaland приводятся между прочим басни Саксо Грамматика о повелителях Биармии.

Пермяки. Москвитянин. 1847. I.

Историческая часть статьи составлена главным образом по Карамзину;

этнографическая послужила предметом плагиата для Хлопина (В. Геогр.

общ. 1849), если, впрочем, не написана им же без подписи. Пользовался

этой статьей, не называя ея, и автор заметки в Ж.М.Г.И. (образец

песни).

Antiquites Russes d'apres les monum. histor. des Islandajs et des anc. Scandinaves. Vol. I-II. Copenhague. 1850-1852.

Монументальный сборник, известный под этим заглавием, попал нам в руки после того, как была уже составлена заметка о сагах. Здесь заключаются извлечения из большей части тех саг, которыя мы лишь упомянули в этой заметке.

Saga at Halfi ok Halfsrekkum рассказывает о конунге Hjµrleifr'n,

который совершил экспедицию в Биармию и tumulum effringebat.

Orvarodds-saga содержит сведения о молении Биармийцев, и любопытныя

данные о разграбленом Оддом и Асмундом кургане на берегу Двины. "Сюда,

если кто-нибудь умирает или рождается, бросаются пригоршни полныя серебра и праха (huc enim, quisquis e vita decesserit, item si quis in lucem editus fuerit, manus argento plenae et tantundem pulveris terrestris comportandae sunt). В рассказе о том, как викингов накрыли Биармийы, встречается как-будто намек на то, что у Биармийцев было в большой цене ЖЕЛЕЗНОЕ ОРУЖИЕ. Vobiscum arma commutare volunt et quidem arma argentea ferreis, говорит Викингам от лица Биармийцев бывший среди них норвежец. В Heidreks konungs-saga имеется указание на то, что чрез Биармию совершились набеги на восточные страны.

Saga af Herraudi ok Bosa заключает сведения о характере поселений в Биармии. Геррауд и Бози, пробираясь через Двинский лес встретили здесь строения, служившия жильем для одиночной семьи. Жилье состояло из маленькой лачужки (coenaculum).

Извлечения из саги о Геральде прекрасноволосом заключают краткия известия о походах в Биармию. Из саги о Гаральде Графельде приводится тот отрывок песни сопутствовавшего ему скальда Глума Гейра, который несколько вольно переводит Стрингольм (nordwarts vom brennenden Dorf // a regione ardentisterritorii in boream versa).

Рассказ о походе Карли извлечен из Heimskringla и не заключает в себе ничего существенно отличающегося от редакции S.H.I.

Извлечения из Egils-saga заключают сухое известие о походе Эриха Кровавой Секиры в Биармию; так же беден бытовыми чертами отрывок из Kormaks-saga.

Во втором томе сборника содержится кроме исторического материала и географический: Fragmentum Orcadense historiae Norvegiae, в котором заключается известие, что Biarmones живут на восток от Норвегии за Финнами и Корелами (Kyriali et Kweni, Cornuti Finni), описание и facsimile "земного круга" из одного исландского сборника XII ст. (на этом круге на восток от Исландии написано: Biarmar habitauit hic), географические известия, принадлежащие аббату Николаю Тангейрарскому и извлеченныя из книг Гаука Эрлендсона и Скальгольта, любопытные по заключающемуся в них представлению о Биармии, как стране отделенной от Гренландии необитаемыми пустынями.

Арх. Макарий. Пермския древности. Записки Имп. Р. Археол. Общ. Т.VIII.

1856.

Статья Арх. Макария представляет более подробное, чем у Мельникова и Попова, обозрение пермских древностей. Автор говорит о городищах, не ограничиваясь названиями, но и описывает их, сообщает предания о чудских могильниках, местах побоищ, находках с древними вещами.

Самуил Пенн. Материалы для истории Пермского края. Перм. Губ. Вед.

1858. N 6,7.

Статья заключает в себе сжатые известия о чудских древностях края (между прочим о серебряных прутьях, выпахиваемых из земли), знакомит с народными представлениями о чудаках (крепкие карлики), дает очерк границ, в которых жило пермское племя и характеристику древних его верований (по летописям).

Смышляев. Историки и пособия для изучения Пермского края. Пермь. 1870.

Книжка г. Смышляева составляет очень ценное справочное пособие для всех, изучающих Пермский край заключая в себе рядом с другими сведения относящиеся к области археологии, истории и этнографии.

Koskinen. Finnische Geschichte. Leip. 1874.

Автор книги, посвященной западным Финнам, профессор Гельсингфорского университета, на нескольких страницах трактует о древнейших временах Финнов, проявляя необыкновенную, хотя и не особенно основательную, хронологическую пунктуальность относительно событий, самое существование которых нуждается в доказательствах. Финны-Корелы около 100 г. по Р.Х. под влиянием толчка, данного какими-то средне-азиатскими народными передвижениями, двинулись с Волги на Север по Югу, Сухоне и Двине, откуда потом распространялись в стране великих озер. Часть этих Карелов, направившись по Двине, столкнулась с обитавшей там ранее Пермью и из этого соединения образовалось обширное Пермское государство. Биармы покорили соседних Лопарей и брали с них дань мехами. Позднее около 700 г. начинается новое движение Финнов на запад под влиянием толчка, который дал Булгары, направившиеся в конце VII в. с Дуная на север и основавшие там Великую Булгарию (sic!).

Сообщая свои открытия, профессор Коскинен, видимо думает, что оне не нуждаются в доказательствах и не дает себе труда указать, на чем основывает свои положения.

Чупин. Географический и статистический словарь Пермской губернии. Пермь. 1876.

Труд Н.К.Чупина остался, к сожалению, недоконченным. В вышедших выпусках сообщены сведения о селах Верх-Язвенском, Вильгорте, Гайне, Губдоре, (Я)Енидоре, Искоре и пр.

Пермяков Чупин вполне отождествляет с Зырянами и описывает под этим последним именем, о границах их поселений он замечает, что в былое время Пермяки простирались гораздо далее на юг, судя по названиям урочищ (которых впрочем не приводит). Эти Зыряне по предложению Чупина обрусели или вымерли. Описывая с.Ильинское, Чупин сообщает о чудских городищах и могильнике в его окрестностях и приводит список книг и статей, в которых заключаются о нем сведения. Самой важной для

Пермяков из помещенных в словаре статей является статья о р.Иньве и живущих на ней Пермяках, также снабженная библиографическими указаниями.

Глава II

ОЧЕРК ИСТОРИИ ПЕРМЯКОВ

Пермяки нашего времени представляют собою южную ветвь того племени, которое было известно нашим летописцам под именем Перми и включало в себя рядом с предками Пермяков и предков нынешних Зырян. В XVI в. этнографический термин Пермь заменяется производным Пермяки. Мы встречаем его в этом значении в трех актах XVI в. - уставной грамоте, данной Московским царем Усольцам и Чердынцам в 1553 г., в жалованной грамоте Канинским и Тиманским Самоедам в 1545 г. и в писцовой книге Пустозерской волости 1574 г. Термин Пермяки во всех трех документах имеет такое же широкое значение, как и Пермь. В уставной грамоте 1553 г. он означает пермяцкое и русское население Чердынского и

Соликамского уездов, в актах, относящихся к Самоедам под Пермяками (вместе с Печорянами) разумеются нынешние Зыряне, отбивавшие у

Самоедов звериные промыслы. До конца XVI в. мы не знаем, стало быть, Пермяков в нынешшнем значении этого слова. Широкое значение русского названия вполне совпадает с границами названия, которое дают себе сами Пермяки - КОМИ, КОМИЙАС, КОМИ-ОТИР; как и название Пермяки, название Коми распространяется на Вологодско-Архангельских и Вятско-Пермских представителей племени. Общность самоназвания указывают на то, что нынешние Пермяки и Зыряне считают и считали себя во все времена членами одного этнографического организма. Принимая в расчет это обстоятельство, мы не имеем, естественно, ни возможности, ни основания отделять историю Пермяков и особенно ея древнейший период от истории Зырян.

Первый вопрос, который должен поставить себе исследователь, приступающий к истории Пермяков, это вопрос о их древней родине - были ли они аборигенами занимаемых ныне земель или пришли в них откуда-нибудь извне. Ответ на него заключается прежде всего в местных названиях Зыряно-Пермяцкого края. Разбираясь в этих названиях, мы можем определить этнографические наслоения края, что принадлежало когда-то племени Коми и что другим этнографическим элементам. Отличить с известной точностью Зыряно-Пермяцкие названия от всяких других для исследователей более или менее знакомых с наречиями Пермской группы не представляет больших затруднений. Зыряно-Пермяцкие названия рек, ручьев, болот, озер, гор и населенных мест сводятся к нескольким резко определенным типам.

Для обозначения текучих вод служит целый ряд названий. В области нынешних Пермяков преобладают названия, составленныя из слова ВА (вода, река) или ШОР - речка с каким-нибудь определяющим свойства отдельной реки или ручья словом: Йог-ва = сорная вода (река), Лемва (Лем-пу-ва) = черемуховая вода, Кось-ва = сухая, перебористая река, Лоз-ва = синяя река, Виль-ва = новая река, Галья-шор = галистая река, Горт-шор = дворовая река (река с жильем на берегу), Ыб-шор = полевая речка, Оша-шор = медвежья речка, Вой-шор = северная речка, Слуда-шор = слудистая речка, Ара-шор = рыбная речка, Коче-шор = заячья речка.

Окончание ВА заменяется в устах Русских и, по-видимому, даже близких к Коми Вотяков окончанием МА. В виду того, что суффикс МА в речных названиях имеет, как мы увидим, очень широкое распространение, мы считаем существенно важным выяснить его истинное значение. Со времен Кастрена в русской исторической науке принято мнение, что МА есть ничто иное, как финкое MAA - земля. Авторитет известного финнолога помешал русским исследователям обратить внимание на крупную несообразность, заключающуюся в этом толковании: слово, обозначающее ЗЕМЛЮ, в сочетании с различными определителями употребляется для обозначения ТЕКУЧЕЙ ВОДЫ. Такого нелепого построения названий не представляется на всем пространстве финского мира: сами западные

Финны, языку которых принадлежат слова maa, употребляют в названиях рек JOKИ (Пюха-jokи, Сiурна-jokи, Лива-jokи), Лопари - joга, Маньзы, Остяки и Вогулы - jуган, jara, Мордва - лей, Черемисы - ангер, Вотяки

- шур, Пермяки - известные уже нам ВА и ШОР. Одного изучения конструкции финских рекчных названий достаточно было бы для того, чтобы поставить крест над Кастреновкой догадкой и предположить, что мы имеем в окончании МА или слово, означающее воду, реку в наречии какого-нибудь исчезнувшего финского племени, или искажение Пермяцко-Зырянского ВА. В своем очерке "Вотяки" мы на основании сравнения определяющих частей в речных названиях на ВА и МА констатировали, что корни определители в тех и других названиях во многих случаях являются общими и заключали отсюда 1) что МА, как и ВА, означает воду; 2) принадлежит вместе с своими определителями к словарю пермской группы и 3) может представлять слово для обозначения реки в наречии той исчезнувшей ветви Перми, которая называется Чудью и жила ранее Вотяков на занимаемых ими ныне заводах.

Одновременно почти с нами того же вопроса коснулся покойный М.П.Веске в своем исследовании "Славяно-Финнскiя культурныя отношенiя по даннымъ языка". "В названиях мест Северной и Средней России, говорит он на стр. своего труда очень часто употребляется окончание МА. На первый взгляд кажется, что это финнское MAA, но МА встречается также, как суффикс в словах прибалтийских, а также прикамских и других наречий. Кроме того мы имеем ясные признаки существования звукового закона в финнских наречиях, по которому звуки Б (п) и В переходят в М... На основании этого можно думать, что МА в назвниях рек более или менее часто заменяет собою Зырянское ВА..." Из этой цитаты не вполне ясно считал ли Веске форму МА параллельной ВА, как мы, или видоизменением ея в устах Финнов не-Зырян; приведенные им примеры допускают то и другое толкование (СААРВА фин. и СААРМА этс., УСМА и УСВА в фин. с одной стороны и морд. БАЛЬМАН, рус. БОЛВАН с другой).

В настоящее время мы располагаем новыми данными, которые не изменяя наших мнений на счет суффикса МА, позволяют иначе взглянуть на происхождение его. В числе крупных притоков Печеры на наших больших и малых картах фигурирует Иж-ма. Кастрен не обинуясь считает это название финским (iso - большой + maa земля). Между тем у Латкина в его описании путешествия на Печеру находятся положительные доказательства того, что название Ижма есть искаженное зырянское Изь-ва (каменистая река). Латкин приводит сказанную ему Самоедом-проводником по зырянски фразу "изба Ижемцев - "Изьватас-лэн корка". Тоже отношение между суффиксами МА и ВА представляется в другом примере, который дает нам "Книга Большому Чертежу". В числе западных притоков Оби упоминается здесь ЛОСМА. Просматривая карту течения Оби в Тобольской губернии, мы не находим реки с таким названием, но судя по положению ея - выше, т.е. южнее Войкара - можно с уверенностью сказать, что мы имеем дело с нынешней Лозвой или Лозьвой. И здесь зыряно-пермяцкий суффикс ВА в устах русских людей, а может быть и Вогулов, превратился в МА. Двух этих примеров достаточно для того, чтобы констатировать факт превращения ВА в устах не-Пермяков в МА. Этот факт в соединении с тем, что было высказано ранее нами и Веске, делает несомненным, что большая часть речных названий на МА имеют пермское происхождение и, встречаясь массами, может свидетельствовать о былом пребывании в том или другом крае народа Коми.

В пределах Вологодской губернии рядом с названиями на МА и ВА встречается ряд новых, составленных из слов, обозначающих текучую воду или русло, с какими-нибудь определителями. Таковы в названиях притоков Печеры:

а) ЛЯГА: Йогра-ляга (Вогульская речка), Ичедь-ляга (маленькая речка, ложбина, овраг), Иджедь-ляга (большая речка), Шар-ляга.

б) JОЛЬ (речка): Сотсем-jоль, Йод-jоль, Иджид-jоль (большая речка), Вежа-jоль (прит. Выма).

в) Ю (йу - речка): Ук-ю, Пирсь-ю, Кось-ю (сухая речка), Сар-ю, Рас-ю, Седь-ю (черная речка), Маткин-ю, Сой-ю.

г) ВОЖ (рукав): Лун-вож, Шод вош, Люн-вож,

д) ТЫ (речка) [озеро]: Сядей-ты,

в названиях притоков Вычегды:

е) ЮГ: Юг, Нюрюк (болотистая речка), Кортюг (железистая речка).

[ж) ЧЕР: Вµр-чер, Яг-чер, Чер-дiн. - М.Игнатов].

Мы причисляем суффикс ЮГ к пермским, опираясь на соображения покойного Веске, который в цитированном уже нами труде выразил предположение, что окончание ЮГ представляет собою ту древнюю, близкую к JОКИ, JОRA, JАГА, JУГАН форму, из которой развилась позднее зырянская форма Ю. Принимая толкование покойного ученого, мы не руководствуемся исключительно верой в его филологический авторитет. В пользу его говорит то весьма характерное обстоятельство, что суффикс ЮГ, встречается по большей части в названиях притоков рек, которыя носят названия на МА и, стало быть, имеют пермское происхождение.

В числе притоков МОЛОМЫ мы имеем: Веролюк, Кузюк, Шублюк, Шульдюг.

В приток Ветлуги ВОХМУ впадают: Нерюк, Карюг, Мастюг, Парюг, Нюрюг, Кортюг, Юрюк.

Другой приток Ветлуги ПУШМА имеет притоки: Пинюг, Телюг, Пегнюг, Тистюг, Кичуг.

Кроме названий, вполне сохранивших в русской передаче свою зырянскую форму, мы имеем названия, утратившия родовой суффикс и сохранившия одну определяющую часть. Такие названию имеют место главным образом в обрусевших частях края. Такое исчезновение суффикса имело место уже в XVII в. В "Книге Большому Чертежу" мы читаем: "а от Волвы 80 верст пала в Печору река МЫЛО большое... а река Мыло большое течет из реки Мыла меньшаго". В этих реках Большое и Меньшее Мыло мы узнаем две

МЫЛВЫ - приток Печеры и приток Вычегды. Аналогичное явление констатировал Латкин в 40-х годах текущего столетия: приток Печеры Вел-ва назывался уже в его время просто Вел без родового ВА.

В ряду исчезающих по мере обрусения суффиксов вместе с ВА стоит и суффикс ШОР: мы имеем в краю, населенном еще сохранившими свою народность Пермяками, названия, составленныя из слова шор - речка и определяющего прилагательного на ja (ья): Бадья-шор (ивовая речка), Изъя-шор (каменистая речка), Кошъя-шор, Вiя-шор, Сенья-шор, Сывья-шор; в обрусевших частях того же Пермяцкого края мы имеем эти названия уже в сократившейся форме - Бадья.

Факт, который мы констатируем, дает нам право отнести к числу зыряно-пермяцких по своему происхождению речныя названия с окончанием на я (ja).

Новый тип названий не представляет уже собой признака, на основании которого мы безошибочно в состоянии заключить о былом пребывании в крае Перми. Суффикс я (jaa, jaga) встречается в вогульских названиях рек. В виду того, что Вогулы, как мы увидим далее, были некогда соседями Пермяков в Чердынском и Соликамском уездах, отличить пермяцкое неполное название от полного вогульского можно только с словарями обоих языков в руках.

В связи с речными названиями стоят названия урочищ или населенных мест, расположенных по верховьям, по течению или в устьях рк; первые имеют в окончании ИЛ, вторыя ДОР, третьи ДИН:

- ил (вершина): Верх-ил, Шор-ив, Ык-ил (М.Арх.).

- дор (край): Пол-ты-дор, Кожмо-дор, Вежа-дор.

- дин (устье): Мыел-дин, Чор-дин.

- вож (пространство между двумя сливающимися реками, рукав): Ош-вож.

Рядом с названиями рек следует отметить названия стоячих вод, озер и болот: озеро - ти (ты), болото - нюр (н'ор).

Следующую группу признаков представляют названия для различных видов суши и населенных мест. Родовыми частями в таких названиях являются:

а) ПАРМА (лесистая возвышенность): (и) ЛЕМА-ПАРМА,

б) МЫС (рус.): Каса-мас, Бел-мыс, Кузь-мыс, Мур-мос, КВАТЬ-ПЕЛЬ-МЫС, ГАЛЯ-МЫС, КУЗЬ-МЫС, ИЛЕШ-МЫС, РОСКЫТ-МЫС, ЛАПЫД-МЫС,

в) йыр (вершина): Нос-йур, Кэч-йур, Вон-йур, ЫДЖИТ-ЙИР, ШОР-ЙЫР, САВА-ЙЫР, УДАР-ЙЫР, ЖИК-ЙЫР,

г) кыр (гора):

д) керос (гора): Пувья-керес, ВИЖЬЯ-КЕРЕС, ИНЬВА-КЕРЕС, Чеша-керос,

е) ыб (иб, поле): Качан-иб, Яг-иб, Шер-иб, Цел-иб, Пукс-иб, Ош-иб, Гир-иб, НИПАН-ЫБ,

ж) ди (остров): Шежем-ди,

з) горт (дом, двор, деревня): Виль-горт, Пешни-горт, Шишни-горт, Чини-горт, Поза-горт,

и) сµрт (изба) Актыль-сорт, Сам-сорт, ЫБ-СґРТ,

к) грезд (деревня),

л) кор (кар, город): Кудым-кар, Меч-кор, Дой-кор, Май-кор,

м) поз (гнездо): Сюз-поз,

н) ин (место): Мозеин (?), Важва-ин,

о) кулас (промежуток между какими либо урочищами): Кык-верс-кулас, КЫК-КЕР-КАВАС, ПЭЛЬ-КОВАС, КЫКШОР-КАЛАС, ПАВГЕМ-КОВАС,

п) покат (рус.): ОЙ ПОКАТ, ЛУН-ПОКАТ,

р) пальник (рус.): Шайтан-пальник, Васка-пальник, Зюль-пальник,

с) шутем (оставленная пашня): ЫДЖИТ-ШУТЕМ,

т) вич (луг): Нюр-вич (болотистый луг). *).

*) Названия, напечатанные разрядкой, взяты нами из поземельных книг Пермяцких волостей Соликамского уезда.

В виду того, что поля, горы, мысы, долинки, покаты, пальники находятся или находились во владении человека, большая часть названий таких урочищ составлена из личного имени с тем или другим родовым названием. Это обстоятельство вызывает необходимость знакомства с личными пермяцкими именами. По отношению к тем именам, которыя образовались из своеобразно-произносимых христианских, затруднений не представляется: все они имеют место в словарях Рогова и Видемана, но значительная часть несомненно личных имен имеет не христианское, а языческо-пермяцкое происхождение. Следы таких имен сохранились в фамилиях современных Пермяков и в древних памятниках в роде актов и писцовых книг. В виду важности этого материала, приводим здесь список личных имен, извлеченный нами из писцовых книг Соликамского и Чердынского уездов.

Баб-ко Ч.

Баз-ов -

Бакшей-ко Ч.

Бак -

Басарыга Ч.

Бебяк-ов -

Береен (?) -

Биб-ин -

Бизяй-ев -

Бузд-ов -

Булгач-ко -

Вакор-ев (Вахря) -

Варач-ев (Варуча) С.

Вилес Ч.

Вистама -

Воблач -

Вож (?) -

Возер-ов -

Волег-ов -

Вотин -

Выз-ов С.

Вымятей-ко Ч.

Вят-ка -

Габай-ев - (Ср. Габ-ов починок в Белоев.вол. Солик.у.)

Гай (Гашко)

Дал-ко Ч.

Дез-ев -

Дей -

Демшок -

Ез-ев (Ес-ка) -

Жебег-ов Ч.

Зав-ин -

Зай-ек -

Зезя -

Зен-ко -

Зиб -

Зубол-ев -

Зык -

Идег-ов

Кагиль -

Каиб-ов -

Каудал-ка -

Кетов - (Титов?)

Кибан-ов -

Кичаз-ин -

Кой -

Колтыря -

Копша -

Копан-ко -

Кошкар-ев -

Кропач -

Кун -

Лазга -

Левкас С.

Лунег-ов Ч.

Мелек -

Мер-ко -

Микос-ев -

Мич-ко -

Могот -

Моздан -

Мозяр -

Мурза (?) -

Маншур-ов (?) -

Муш-ка -

Мармыш-кин - (?)

Накит-ка -

Немта -

Обай-ев -

(Одинец) -

Озяк-ов -

Окчан -

Олех - (Ср. Олек-вич ур. в Белоев.вол. Сол.у.)

Он-ко -

Остыня -

Парок-ин -

Паршек -

Пеняй -

Печенидын - (?)

Пигас-ко

Под-ов -

Рак-ин - (Ср. Рака-вич-уроч. в В.Инв.вол. Солик.у.)

Ратег-ов -

Рид-инь -

Росой -

Рудач-ко -

Сар-ко -

Сартак-ов -

Семек-ов

Сит-ко -

Снобула-ев -

Сыре-ев -

Сюк-ов -

Тей-ко -

Тетюк -

Тоблагуй -

Толыг-ов -

Трей-ко -

Тулуг -

Тунег-ов -

Уд-кин -

Ужег-ов -

Урай -

(Ур-кин) -

Хар-ко -

Хозяш -

Чаз-ев -

Чаус -

Чеш-ков С.

Чуван-ов Ч.

Чюгай-ко -

Чюкля -

Чудов -

Шавшук-ов -

Шад-ко -

Шадра - (Ср. Шадра-шутэм-урочище в В.Инв.вол. Солик.у.)

Шамга -

Шебан-ов

Шипида -

Шир-ка

Шомш-ин

Шуд-ов

Юш-ко -

Явор -

Ям-ов (?) -

Яруш-ин - (?)

К этому списку мы присоединяем:

А) личные имена и прозвища, сохранившиеся в современных фамилиях Пермяков:

Андыр-ев.

Баж-ин.

Бак-(ин).

Балич-ев.

Бармат-ов.

Барт-ов.

Бат-(ин).

Бач-ев.

Баянд-(ин).

Брезг-(ин).

Бус-ов.

Важуй-ев.

Вылес-(ов).

Гут-(ов).

Дозмор-ов.

Долд-(ин).

Дурс-ин.

Епано-в.

Еп-ин.

Ес-(кин).

Жак-ов.

Исып-ов.

Кивил-ев.

Кольчур-(ин).

Кон-ин.

Коньг-ин.

Кочаш-(ев).

Кучевас-ов.

Кушман-ов.

Лехан-(ов).

Логач-(ев).

Март-(ин).

Мазе-(ин).

Майбур-ов.

Миз-ев.

Мильчак-ов.

Мошег-ов.

Надым-(ов).

Нис-(ов).

Ольк-(ов).

Олькан-(ов).

Оныш-(ов).

Отег-(ов).

Пальш-ин.

Пикул-ев.

Пол-ин.

Перш-ин.

Под-(кипы).

Подьян-ов.

Порс-ев.

Посют-ин.

Пыстог-ов.

Рен-ев.

Ратег-ов.

Сакул-ин.

Салкин-ов.

Сайкан-(ов).

Сам-(ков).

Сампо-(ев).

Седег-(ов).

Суран-ов.

Сыркан-ов.

Сыстер-(ов).

Тун-ев.

Туля-ев.

Ут-ев.

Хозяш-(евы).

Цыб-ин.

Чакил-(евы).

Чет-ин.

Чугаин-ов.

Шаньшер-ов.

Ябур-(ов).

Яр-(ков).

Яраш-(ев).

В) личные имена, сохранившиеся в названиях урочищ (извлечены из постатейных земельных книг, хранящихся в волостных правлениях Соликамского уезда).

Аз-(овый мыс).

Азбак-(овско).

Бебей-(лог).

Бирися-(мыс).

Болясь-(грива).

Боско-(шутэм).

Будю-(мыс).

Гаргонь-(ево поле).

Гуша-(шутэм).

Джель (пальник).

Дзява (-)

Дзюльган (сай).

Дюдю-(лог).

Ельган-(мыс).

Ераш-(мыс).

Жигин-(ыб).

Зюд-(ыб).

Зюль-(пальник).

Кальчик-(йыр).

Каб-юр-(пальник).

Кама-мыс.

Канюк-(шутэм).

Качит-(мыс).

Кудым-(ово).

Коника-мыс.

Курэг-(мыс).

Курила-(мыс).

Кыч-юр-(пальник).

Кырныш-(мыс).

Лапыд-(мыс).

Лечкан-(ова)

Ляган-(овско).

Матысь-(вэр).

Моско-(шутэм).

Мочкан.

Мурмар-(овско).

Мус-(ыб).

Мэдэр-(мыс).

Носко-(мыс).

Оник-(ова).

Онок-(овско).

Осек-(йыр).

Паскит-(лог).

Печкана-(вич).

Пичкан-(пальник).

Путрач-(евско).

Пиньга-(мыс).

Посай-(сай).

Ректан-(овско).

Род-(ев-мыс).

Роскыт-(мыс).

Рыжок-(мыс).

Саис-(ыб).

Саран-(ыб).

Серго-(мыс).

Ситэсь-(пальник).

Силькан-(вич).

Турап-(овской лог).

Узик-(вич).

Чара-(ыб).

Чигас-(пальник).

Чукыля-(мыс).

Чулим-(пальник).

Чульган-(овский йыр).

Чурскан-(улт).

Чикман-(овская старица).

Шагай-(мыс).

Шерич-(видз).

Имея в своем распоряжении ряд признаков, по которым можно распознать местности, носящие зыряно-пермяцкие названия, мы можем перейти к исследованию пределов, в которых жило когда-то пермское племя.

Начнем наш обзор с губернии, где Пермяки до сих пор составляют плотную, обособленную языком и бытом массу - Пермской. В настоящее время пермяцкия селения расположены главным образом в области западных притоков Камы: Иньвы, Пожвы, Яйвы, Лысьвы и впадающих в них Юсьвы, Егвы, Вильвы, в Соликамском уезде и Косы с ея притоками в Чердынском. Названия рек, прорезывающих страну на юг от бассейна Иньвы, позволяют нам констатировать в ней следы былого, теперь обрусевшего пермяцкого населения. Мы имеем здесь прежде всего Обву с массой притоков, носящих пермяцкие названия: Дарья-шор, Кича-шер(ской), Кызь-ва, Поль-ва, Сива, Лысьва, Лип-ва, Язь (яг)-ва, Сюрва, (Челва, Нердва), затем вниз по Каме от устья Обвы - Туй-ва, Ласьва, Нытва, Сива составляющая нижней частью своего течения границу между Пермской и Вятской губерниями. Кроме речных названий следами Пермяков в этой области являются названия деревень - Пермяского уезда Мош-евской, Чакула-евской, Чакул-ев, Габ-ина, Чикманов мыс, Рос-ина, Ошмас-ка, Рочашер-ка, Азова, Щетина, Дюлдина, Кочева, Бажина, Люкина, Жай-горская, Шадрина, Дюлдина, Кочева, Бажина, Люкина, Жай-горская, Шадрина, Волегова, Кочев, Бажина, Люкина, Жай-горская, Шадрина, Волегова, Кочев, Ренев, Зозмуров, Бачина, Жакова, Естюнько, Чузганова, Кочина, Вилес-ов, Вазьев, Мошова, Кишова, Кошьяшорская, Помозовская; в Соликамском уезде южнее Обвы: Машева, Кыскор, Бабаева, Нюрвич, Юркавож, Чел-ева, Чикман, (Буткановы), Харина, Помосова, на север и запад от Обвы: Югова, (Чудских), Шадрята, Данькова, Мутчер, Ярина, БатинА, Юнжашор, Визята, Сарова, Ошева, Якина, Мошина, Канина, Лямпина, Чалова, по течению Чермоса поч.Олековской. На север от Иньвы в бассейне р.Кондаса, поч.Урол, р.Лозшер, Равшер, затем Лысьва, Лызыб.

В пределах Чердынского уезда Пермяки занимают в настоящее время западный угол - главным образом бассейн р.Косвы. На восток от Камы мы находим их только в приходе села Верх-Язьвы, но названия рек позволяют утверждать, что край этот издавна был известен Пермякам. Они дали названия всем рекам, впадающим в Каму со стороны Урала. Начиная с самой северной из них Колвы мы имеем Язьву, Вильву - притоки Вишеры, Ульвич, Яйву, косьву, Чусовую (Чусва) с притоками Койва, Вильва, Усьва, Сылва (+Шаква). Помимо речных названий мы имеем здесь пермяцкие названия урочищ и населенных мест: Цыдвинское (Сµд-ва), Ныроб, Искор, Пам-горт, Виль-горт, Кушман-гор(т)ское, Лек-мортовский, Покча, Серегова(?), Губдор, Редикор, Чигир-иб-ское, Вельгур, Мошева, (Сурмог), Чикман, Нюровская, Асовское (на юг от Чусовой), Мечка (здесь же). Течение Сылвы составляет резкую границу пермских названий на юг. На северо-востоке и западе эти названия переходят за пределы Пермской губернии. По близости от границы между этой губернией и Вологодской мы имеем две Мылвы, идя по которым вступаем в бассейны Печеры и Вычегды. Не настаивая на пермяцком происхождении названий южных притоков Печеры

- Унья, Кисунья, Палья - мы имеем возможность без малейших колебаний назвать зыряно-пермяцкими притоки Илыча: Егра-ляга, Ичед-ляга, Сотсем-ель, Ук-ю, Пирс-ю, Кос-ю, ос.Шежемди, ос. Мачеласта-ди, Сар-ю, сел. Iорт-му, Морт-йур, Когилдь-дин, Лягодин, р.Иджедь-ляга, Шар-ляга, притоки Мылвы Рас-ю, Iод-jоль, приток Печеры Коснодjул, с. Епино, Сойвинское, Пыре-динская, ос.Войзим-ди, ос.Шор-ди, Кузь-ди, р.Сай-ю, оз.Гудырья, с.Лемты-бож-ская, р.Маткин-ю, ос.Кучпозъя-ди, с.Лемты, ос.Ошкумас-ди, р.Иджид-jоль; притоки Шугура - Иджид-паток, Седь-ю, Ичеть-поток, в пределах Архангельской губернии р.Кожва с притоками Лунвош (Лишанка) - (л.122) притоки Усы Шар-ю, Кос-ю, Сар-ю, Сед-ю, Лемва, Колва, (л.105) Рас-ю, Сой-ва с притоками Люн-вош, Шод-вош, с.Кодач-дин(ская), Иж-ма (Изьва) с селениями Лачег-ская, Куш-Кодж, Роз-дин, Чувкидинь, далее на запад р.Цильма с притоками Косма, Мыла, Пижма; выше Усть-Цильмы притоки Печеры Нечева, Сосъя.

В обширных бассейнах Вычегды и Сухоны зыряно-Пермяцкими оказываются названия урочищ и населенных мест, начиная с верховьев первой: с.с. Бадjольская, Вильгортская, Помоздинская, р.Помоз, с.с. Сед-ты-дин, Вопольдин, р.р. Вишера (?), Нившера (?), с. Пас-вомын-ская, Сужа-иб, рр. Сужель, Зул-об (ыб), с. Зулобдинская, р.Гудва, притоки Выма: Помрас, Изяс, Нiолач (стрела), Чисва, Йора, Пам, Комыч (Комiддзь),

Йола (Йол-ва), Бож-ю, Тодья (болотистая), с.Керас, р.Кылтова, Вежа-jоль, с. Грезд, Нундо-Керас, Сереговское, Ероздинская, р.р.Пывва, От-jоль, Екта-jоль, Нjоль, (Муръ-я, Идяш-я, Такая), с.Ибская м. и б.

По Вычегде до Усть-Выма: Сотчемская, Нур-jоль, Сад-ель, Коквицкое, Полтыдор, Кожмодор, Лiаты, Ижел-ти-нская, от Усть-Выма: с.с. Какви-цы, Тыдор-ская, Керас-ская, Ролты, Выз-дин-ская, Каса-мас, Аба-бач, Ель, Кочма, на запад от Яренска: Непшор, Ягвель, Ирт-овское (Ир-ты), Грезд, Целибское, р.Лен-ка, (ср. Ленва), р.Гиджег (?), Шенома, р.Iоль, с.Iельская, р.Лупья (?), р.Чакулка, с. Язинская гора (?), по Виледи (Вилегодская Пермца писц. книгъ) селения: Язинец (?), Нырма, Зыково, в бассейне с. Двины в пределах Вологодской губернии р.Тойма, область Пермогорье. По западному берегу Сухоны до Устюга: р.Узьма, д.д. Посегова, Кушева, Синеги (?), Кошево, Пучегур, на запад от Устюга: с.Конегино, по Югу и его притокам: с.Карасоово, Чел-ма, Чупаново (?), Ханюг, Вачево, Илимова, Кочевская, Ярцова, Вяткина гора, Сакулевская выставка, пог.Учотский, с.Лойма, Ракинская, р.Нюла, р.Лудоjоль, с.Векшор, Вильгорт, по верховьям Лузы: Тунег-овская, р.Лунья, Сетка, Чекма.

На Запад от впадения Юга в Сухону пермские названия встречаются в первый раз около Тотьмы: река Тотьма и ея приток Полюк, и на юго-запад от нея Толшма с притоками Ельшма, Сингома, Шерошма. Из бассейна Толшмы мы вступаем в бассейн Костромы. Кострому можно было бы принять границей речных названий на МА. На запад от нея в пределах Ярославской губернии крупныя реки носят уже названия с другими окончаниями. Устьем Костромы и течением Волги как бы отграничиваются на юго-запад названия на ма, но пройдя на карте юго-западный угол Костромской губернии и вступивши во Владимирскую, мы находим реки Вязьму и Ухтому, которыя приводят нас к главной реке губернии - Клязьме. Впадающия с С. В. (северо-востока) губернии в Клязьму реки носят названия с окончаниями на ИХ: Люл-их, Та-их, Тюл-их, Ланд-их. В каком отношении стоят эти названия к названиям с суффиксом ЮГ, предоставляет судить филологам.

Идя вверх по течению реки мы вступаем в Московскую губернию. Здесь нам встречается ряд речных названий пермского типа: кроме Клязьмы на севере от нея Яхрома (приток Сестры), Ведома, на юг Моск-ва река - название этой последней сохранила чистую пермскую форму и уже Шµгреном было признано пермским - на крайнем юге губернии Прот-ва, вступающая частью своего течения в северо-восточный угол Калужской губернии.

Южнее Протвы мы уже не встречаем речных названий рассматриваемого

типа. Тут уже идут южно-Финнские названия.

Обращаемся к стране на север от Сухоны и Вычегды и пойдем назад по

течению этих рек. В бассейне Кубины мы имеем притоки: Кизьма, Нишма,

Шурма, Мола, Ножма, Пигома, Ухтома, Катрома. Затем речныя названия Пермского типа встречаются в значительном количестве на юге от Бела-озера: Визьма (прит. Андозы) р.Кумсара (?), р.Шулма, р.Улозара, р.Мотома, р.Конома (прит.Шексны), р.Сизьма (прит.Шексны), р.Кичма, р.Ельма (прит. Куб. оз.).

В пределах Вологодской губернии пермскими являются названия притоков Вага: Вель, Пежма, Вотчава (!), притоков Сухоны: две Пелшмы.

На север и запад от Яренска мы имеем: р.Тыла-jоль (прит. Яренги), притоки Вашки Чурма, Мышаель, Iортама, Iола, Туйтума, Силва, с.с. Ибская, Гамшор, Вожашор, Чиряшор, Ночья-шор, Чоняшор, Почашор, Кейшор, Сожма, с.с. Важгортской, Паспонское, Вильгортская, р.Пучкома, притоки верхней Пинеги: Нjоль, Маева, Выя (?).

Притоки Мезени: Ирва, Вожель, Дерта-jоль, Микшерская, Муч-дин-ская, Семчайоль; селения Вил-иб-ская, Макар-иб-ская, Вел-ыб-ская, Раз-горт-ская, Нижне-Велыб-ская, Сел-ыб-ская.

Переходим к третьему поясу, включающему в себя бассейны Вятки и Камы.

По Моломе мы имеем названия - Пермятская, Езевская, Расовской, Ожеговской, р.Лучум-кара, Азовской, Зыковской, Кошкаревской, Одеговской, Патринское, по р.Великой: Шибановское, Перминово,

Зоновской ", Петра Зонова, Зоновская, Пермяковский, Перминово, по

Летке в Вологодской г.Учашор, Норитва, Донд-jоль, Бардыш-jоль, Сетка (сµд), Арцаель, в Вятской губ. Лекма, Сова, по Чепце Зонова, Изегова, Лячинская, по Кобре Косныревской, Пермятской, Пермякова, притоки

Вятки: Небыч, Лекма, Пермская, Реневской, по Холунице: Пермяковская, Брезгинская, по верховьям Камы: р.Има, Юва (Парыш) Нюба, с.Шерабская, д.Алкибская, Лязебская, Кичаново, Безгачева, Лозыбская, Вылыбская, Ашкановское, Лозебская 2, (р.Кым), р.Чус, р.Кужва, Волва, Сюзьва, Лытва, Сова.

На юг от Чепцы и линии, которую можно провести от устья этой последней до верховьев Ветлуги Вятская губерния представляет длинный ряд речных названий пермского происхождения: в Глазовском уезде Кострома, Барма, Дизма, Лекма, Сизма, Сима, Лема, Ухтым-ка, Кузема, Урома, Елом-ка, Бухма, Пижма, Пожма, Кенма, Обма; в Малмыжском уезде: Ирма, Лекма, Болма, Кульма, Тушма, Вошторма, Тыжма, Шошма, Шурма, в Яранском Шошма, Удюрма, Уртьма, Курема, Шуйма, Урма, Има, Нурма, Ошма, Пижма, Турма, в Котельницком Молома, Пижма, Ошма, Идома, Содом-ка, в Уржумском Сукма, Олма, Вочерма, Шекма, Кичма, Торма, Вошма, в Елабужском Тойма. Кроме этих имеющих полную Пермскую форму названий мы имеем названия типа

Мыл, утратившие свои суффиксы:

Коса // Косва

Лоза // Лозва

Юсь // Юсьва

Иж // Иж-ва (ма).

Для того, чтобы яснее показать пермское происхождение этих названий позволяет себе выписать из очерка "Вотяки" список, в котором сопоставлены многия из этих названий с Пермяцкими на ВА:

в Вятск. губ. // в Пермяцк. крае.

Пож-ма Пож-ва

Виль-ма Виль-ва

Нерт-ма Нерт-ва

Сик-ма Сик-овка (от Сиг-ва)

Сизь-ма Сизь-ва

Ур-ма Ур-ва

Пол-о-ма Пол-овка

Мол-овка Мол-овская (Мылва)

Ед-о-ма Яд-ва

Кос-ма Кос-ва

Урд-о-ма Урд-ва

Нур-ма Нор-о-ва

Ош-е-ма Ош-евка

Си-ма Си-ва

Чол-ма Чел-ва

Шош-ма Сос-ва

Об-ма Об-ва

Не одне названия рек Вятской губернии говорят о былом Пермском населении ея. Названия некоторых Чепецких городищ объясняются также из личных Пермяцких имен. Таково напр. название Дондыкар; вспомним Долды в Черд. уезде, р.Донд-jоль, приток р.Летки. Из совокупности этих данных можно вывести заключение, что Чудью Вятской губернии, как и Пермской, были древние Коми.

Реки с пермяцкими окончаниями встречаем мы и на восток от Урала в бассейне Оби: Лоз-ва, Сос-ва, Как-ва, Нязь-ва. Оне исчезают только на юг от Верхотурья. Можно предположить, что название самой Оби имеет пермское происхождение. Вспомним случай исчезновения суффикса ВА в названии рек Мыл-вы с одной стороны и название одного из притоков Камы Об-ва. История превращения Мылвы в Мыл-Мылол может дать нам основание для того, чтобы предположить аналогичное превращение Об-вы в Обь. Наше предположение имеет за себя еще то основание, что Маньзы (Остяки и Вогулы) называют эту реку по своему Ас. Страна по нижнему теченью Оби носит зырянское название Обдорiя, Обдор (Об + дор - край, Пообье). Не одне реки западной Сибири говорят нам о Коми; расположенные по их течению городки также пермяцкия названия.

В книге Б.Ч. (Большой Чертеж) мы читаем: "А от Носоваго семдьдесят верст с правой стороны Оби град Ирка (Ир-кар).

А от Ирки сорок верст Вой-кар или ночной.

А выше Войкара Уркар или Белый.

А на устье тоя реки (Казыма) град Казым.

А выше того на другой стране сорок верст река Казым, а на ней град Кенчикар.

А выше Чамаша семьдесят верст град Шоркар.

А выше семьдесят верст Нецкгакорь.

А выше того сто пятьдесят верст на Оби Карымкан (кар).

А по реке-жь по Оби по другому по левому берегу ниже реки Пумини реки

пала река Падь. А на устье тоя реки град Сабдин (Саб + дин).

А выше двадцать верст Сускар или Роговой.

А по Сосве ниже Ляпина град Искар.

А ниже Воронья пятьдесят верст Хюликар.

А ниже Хюликара шестьдесят верст Естын.

И на усть реки Сосвы с вышнiя страны Хахтын (ин. Мах-тын).

Почти все города носят названия, которыя в полной форме имеютна конце пермское слово кар - город. Если бы наше предположение относительно основателей городищ покоилось только на одном суффиксе кар, можно было бы возразить, что это слово могло быть в этой же форме и у Маньсов. Но мы имеем в книге Б.Ч. перевод некоторых названий, который ясно обнаруживает их пермское происхождение: Вой-кор + ночной (вой - ночь, север + кор - город), Ур-кор = белiй, беличiй (ур - белка + кар). Относительно перевода Сус-кор мы можем заметить, что он не совпадает с пермскими значениями sus и sos; не объясняется ли неправильность первода ошибкой в рукописи?

Городки, которые занесены были на Большой Чертеж, известны были еще под теми же названиями в начале XVIII в. В "Описании народа Остяцкого" у Новицкаго мы встречаем напр. Шоркарские юрты.

Ряд страниц занятых данными, позволяющими констатировать следы пребывания Пермского племени, дает нам возможность начертать границы территории, на которой могло жить это племя. На востоке этой границей можно считать реку Обь до Березова. Южнее этого пункта восточной границей является линия между Б. и сл.Нейвой. Южная граница, начинаясь у устья Нейвы идет по Чусовой и от ея устья по Каме до устья Вятки, затем ломаной линии по верховьям южных притоков Вятки до Кукарки, где через Пижму она переходит в область северных притоков Ветлуги - Вохмы, Векмы, Шоймы; отсюда она идет по границе между губерниями Костромской и Вологодской до верховьев Костромы и спускается по течению этой реки до Клязьмы. В пределах Владимирской губернии она идет по Клязьме, в Московской спускается еще южнее и идет по Протве, захватывая маленький угол Калужской губернии.

Мы дошшли до крайней юго-западной точки Пермской территории. От верховьев Протвы мы начнем обзор западных и северных границ. В пределах Моковской губернии границами Перми служит запад и север границы губ.; вступая в пределы Владимирской губернии, граница идет по северным и северо-западным границам этой последней, затем по границе между Ярославской и Костромской губернии до верховьев Костромы и пределов Вологодской губернии. В Вологодской губернии граница Пермских названий совпадает по большей части с границами этой губернии и Новогородской (отклоняясь в область последней через притоки Шексны), Олонецкой, Архангельской и по течению Вашки идет до Усть-Вашки, отсюда по линии, которую можно провести до верховьев Цильмы, затем по Цильме, Печере до устья Усы, по Усе до точки, где она поворачивает на север и идет параллельно Уральскому хребту; проведя линию от этой точки до ОБдорска мы замкнем территорию, в пределах которой имеем следы пребывания Перми.

Отмежевав для Перми (Коми) громадное пространство, мы далеки от того, чтобы утверждать, будто она занимала его 1) одновременно, 2) на ВСЕМ ПРОТЯЖЕНИИ 3) и БЕЗ СОСЕДЕЙ - СОВЛАДЕЛЬЦЕВ. Это - пределы, в которых совершалось в течении веков передвижение племени, после борьбы с более ранними насельниками страны. Оставив на время за-уральскую часть Перми, мы можем разделить территорию ея от Урала до меридиана Бела-озера линией течения Сухоны и Вычегды на две крупныя части: северную и южную. На севере мы будем иметь страну, которую Пермь нашла уже ранее населенною. Страна на юг от названных рек в свою очередь делится на две части течением р.Юга. На запад от этой реки до истоков Сухоны, захватывая обширную территорию на север до Ледовитого океана и на юг в некоторых местах почтит до Волги, жило какое-то племя, которое давало рекам названия на НГА. Этому народу принадлежат прежде вего, по нашему мнению, названия самых крупных рек очерченной территории - Сухоны, Двины и Мезени. Как названия рек, которые чаще всего обращались в устах русских, эти названия должны были сильнее всего исказиться. Мы думаем, что первоначальныя, хотя тоже руссифицированныеотчасти формы двух из них сохранилось в названиях мелких речек - Суконька (Суконьга) и Меженга. Можно предположить, что и Двина образовалась из более ранняго Дивинга.

За этими названиями крупных рек следуют массы более мелких.

В бассейне Сухоны между Кадниковым и Тотьмой - Уфтанга, Нобянга, Норинга, Печенга, Войманга, Моланга, Паршанга, Луженга, Велшенга; между Тотьмой и Устюгом - Леденега, Юрмонга, Рудинка, Единга, Норинга, Шуйшинга, Шукшинга, Шевинга, Печенга, Суконька, Карженка, Коченга, Саланга, Нюксен-ица, Селменга, Сученга.

Около Тотьмы речные названия на НГА переходят массой в многоводный бассейн Ваги: Тавреньга, Силенга, Роменга, Шадреньга, Гавреньга, Наренга, Нарменга, Шадранга, Меженга, Ратен(ская), Пекшенга (притоки Вели); Кокшенга, Коленга, Яхреньга, Терменга, Печенга, Сельменга, Коленьга, Сивенга, Меленка, Тевтенга, Кокшенга, Колендренга, Шадреньга, Соденьга (2), Орсанга, Пакшенга, Шеренга, Вамшеранга, Сельменга, Леменга, Киршинга, Пекшереньга, Паденьга, Неленга, Егренга, Двиница (притоки Вага).

Бассейн Вага соприкасается с бассейнами Кубенскаго и Чарондскаго озер и верховьями Северной Двины. Здесь имеют место Сямженга, Шиченга, Пулчинга, Полчинга, Кубина, Молменга, Яхреньга, Верденьга, Печенга, Уненга, Пухманга, в бассейне Двиницы Карбона, Каржинка, Шоренга, Левинга, Волонка.

Далее на север рассматриваемые названия подходят к озеру Лач: Нермонга, Нименга, Чаженга, Тихменга; одиночно оне встречаются в бассейне Онежскаго озера и р.Онеги: Куржанга, Ялчанга, Елменга, Нименга.

По Северной Двине рассматриваемые названия поднимаются ниже слияния Сухоны и Вычегды по обе стороны почти до Холмогор; отсюда оне расходятся на всоток к Мезенской губе, на запад к Кольскому полуострову.

На юг от линии Сухоны-Вычегды мы встречаем большой массой эти названия в бассейнах Юга и примыкающих к нему своими верховьями Ветлуги и Унжи. Притоками Юга являются: Шаржанга, Шепшенга, Анданга, Ляменга, Шишменга, Корманга, Нюненга; Нуренка, Кичменга, Ваденьга, Шанженга, Шобанга, Монманга, Шаржинка, Енанга, Кулозенга, Кильченга, Яхренга, Шарденьга, Луженга, Кершенга, Шарженга, Анданга, Шепшенга, Ляменга, Кипшенга, га, Киншенга, Кержен-ец, Ладонга, Шишинга, Кунданга, Печен-ижка, Кукшинга, Пеженга, Андронга, Курденьга, Енанга.

Притоки Унжи (в Костромской губернии): Шишменга, Корманга, Нюненга, Лундан, Нуренка, Морханга, Пеженга, Корманга, Ломенга, Пойманка, Першенка, Юрманка, Пумена, Сукманка, Сеженка, Лоймина, Печенка, Езань.

Притоки Ветлуги: Сырденка, Якшенка, Вохтонка, Яшанга, Ляленка, Лапшинга, Юранга, (Йорынг в устьях Черемис), Лупшанга, Шуванга; Кержен-ец, Пумина.

Чтобы облегчить лингвистическое исследование этих названий, приводим их в алфавитном порядке:

Анданга

Андронга

Важн-ица

Вайенга

Вамшеранга

Велшенга

Верденьга

Весленга

Визенга

Воденга

Войманга

Волонка

Вонданга

Вохтонка

Гавренга

Единга

Езань

Елменга

Енанга

Карбона

Карженга

Кержен-ец

Кершенга

Кильченга

Киншенга

Кипшенга

Киршинга

Кичменга

Кокшенга

Коленга

Колендренга

Коржинка

Карманга

Кочинга

Кубина

Кукшинга

Кулозенга

Кунданга

Курденьга

Куржанга

Ладонга

Левинга

Леденга

Леменга

Лойминга

Ломенга

Луженга

Лундан

Лупольга (?)

Лупшанга

Ляменга

Меженга

Меленга

Модланга

Моланга

Молменга

Монманга

Морханга

Наренга

Небянга

Нермонга

Нименга

Норинга

Норменга

Нуренка

Нюксен-ица

Нюненга

Орсанга

Паденьга

Пакшенга

Паршенга

Пеженга

Пекшенга

Пекшенга

Пекшеренга

Пеленга

Першенга

Печенга

Пойманка

Полчинга

Пулчинга

Пумина

Пухманга

Роменга

Рудинга

Сананга

Сеженка

Селменга

Сивенга

Силенга

Соденьга

Суконька

Сученга

Сямженга

Тавен-ский

Тавреньга

Таменка

Тевтенга

Терменга

Тихменга

Уненга

Уфтанга

Чаженга

Шабанга

Шадренга

Шанженга

Шаржонга

Шарденьга

Шевинга

Шепшенга

Шеренга

Шиченга

Шишинга

Шоренга

Шуванга

Шуйшинга

Шукшинга

Юрманка,

Юронга,

Ягремка (?)

Якшенга

Ялчанка,

Яхренга

Яшанга

Существование такой массы однородных названий заставляет предположить в намеченном крае тоже явление, которое имеет место в областяхз с массами однородных названий на ВА (Пермский край) и ЛЕЙ (Поволжье от Нижняго до Саратова) - т.е. былое присутствие какой-то крупной народности. Определить эту народность можно будет тогда только, когда все даннныя ею названия будут НАУЧНО истолкованы при помощи живых Финнских наречий.

Если бы при определении местных названий в обрусевших инородческих краях можно было руководствоваться тем, в области какого живого Финнского народца имеют место названия данного типа, тогда пришлось-бы все наши названия счесть Лопарскими: на Кольском полуострове, где на памяти истории жили и живут только западные Финны и Лопари, мы имеем ряд не только таких по типу, но прямо тождественных названий. Исходя из этого факта, мы могли-бы предположить, что народ, оставивший на пространстве между Волгой и Ледовитым океаном многочисленные речные названия с окончаниями на НГА, были Лопари. В пользу этого предположения можно было бы привести несколько фактов. В Лопарской народной поэзии сохранилось воспоминание о великанах Калмезах, с которыми их предки вели когда-то борьбу. Имя Калмезов известно и в настоящее время. Его носит часть Вотяков, живущая на юг от Чепцы до Камы. Затем один из корифеев современной Финнской филологии, мадьярский академик Буденц высказывает убеждение, что Лопари некогда входили в состав северно-финнской группы вместе Пермскими и Угорскими племенами (Пермяками-Зырянами, Вотяками, Мадьярами, Вогулами и Остяками). 1*).

1). Prichard. Naturgesch. d. Menschh. III, 356. Budenz. Uber die Verzw. d. Ugr. Spr.38.

Почти одновременно с Буденцом Коскинен в своей "Финнской истории" высказал - к сожалению, ничем не мотивируя и не подтверждая его, - предположение, что западные Финны жили когда-то по среднему течению Волги и двинулись на север по течению Юга. Путь, намечаемый для Финнов, неизвестно по каким соображениям, Коскиненом, совпадает с путем, по которому распространяются названия на НГА: бассейн Юга почти соприкасается с бассейном Ветлуги, а в этом последнем мы имеем крайний южный предел распространения этих названий.

Как ни привлекательна однако гипотеза о былом соседстве Лопарей и Коми в бассейнах Сухоны и Вычегды, она может быть окончательно принята только в том случае, если конструкция и значение рассматриваемой группы названий будет истолковано научно из Лопарского языка, если будет объяснено, почему в названиях рек, несомненно данных Лопарями, нет суффикса НГ или НГА с предшествующим гласным, и если наконец будет доказано, что на Кольском полуострове не было до Лопарей других насельников. Пока исследований в этом направлении не произведено, историк должен считаться с другой гипотезой на счет народности, которая оставила после себя рассматриваемыя названия. Эта гипотеза принадлежит г. Евпропеусу. Автор известных статей "Об Угорском народе..." и "О племенах, живших в северо-востоке России до пришествия русских" считает названия с окончаниями на НГА Угорскими и истолковывает их двояко - или как прилагательная (Petseng - сосновый) или как составленныя из остяцкого jink (eng y Erdman'a) + определяющее слово.

Второе толкование по конструкции более соответствует общим условиям образования местных Финнских названий, но против него можно сказать, что у современных Угров мы не знаем речных названий такого типа.

Правдоподобнее первое толкование. Г. Европеус не совсем точно восстановил древне-угорскую форму таких названий, как Печенга. Он довольствуется формой ПЕЧЕНГ, между тем современные Угры, употребляя в названии прилагательное, сопровождают его словом обозначающим реку - ja. Наиболее крупный пример представляет название Сыгвы - Ляпинг-ja. Печенга также могла образоваться из формы Petseng-ja - (сосновая река). Переход от такой формы к современной через форму Печенгя вполне возможен. Принадлежность названий на НГА древним угорским насельникам может быть доказана однако только тогда, когда оне будут истолкованы из словарей Остяцко-Вогульских наречий. Вероятность такого факта можно допустить, принимая во внимание, что в некоторых угорских названиях урочищ на восточном склоне Урала имеют место прилагательныя, близкие к исследуемым.

Мезень Мезынг

Пеленга Палянг

Сырденьга Сортынг

Тевеньга - Тµбинг

В пользу гипотезы г. Европеуса говорит и то обстоятельство, что названия на НГА встречаются с другими несомненно угорского происхождения; таковы напр. Унжа (р. в Костр.г.), объяснимое из ост. unza = сосна, Тафта в бассейне Сухоны между Тотьмой и Кадниковым, близкое к вогульскому названию Лозвы ТАВТ (Taut, р.Тавда) = рукав, притоки ея Важ-бол, Сон-бол, имеющие своих родичей близ Урала. При настоящих условиях Финнской филологии, когда нет ни Лопарских, ни Югорских словарей, достойных этого названия, вопрос о народности, населявшей бассейн Сухоны и земли на север и юг от него, должен оставаться открытым.

Не касаясь вопроса о народности, населявшей этот край, мы отметим один

факт, до некоторой степени характеризующий отношения ея к Коми.

Этот факт как будто намекает на то, что неизвестный народ, соседя с

Коми, захватывал у этих последних занятыя ими речки и называл их

пермскими именами с приставкой своего слова, обозначающего реку.

Некоторыя из названий на НГА представляются сложными из пермских названий с окончаниями на МА (ВА) и ШОР с угорским или лопарским (?) суффиксом НГА:

Молм-анга ср.Молома (В.г) + нг

Вамшер-анга Вамшор + -

Пикшер-анга Пекшор + нг

Кичм-енга Кичма + -

Норм-анга Нурма (В.г. + Норова П.г.) + -

Пойма-анга Пойма + -

Пухм-анга Пухма + -

Сукм-анга Сукма + -

Войм-анга Войма + -

Корм-анга Корма + -

Лойм-анга Лойма + -

Терм-анга Терма + -

Тихм-енга Тихма + -

Юрм-анга Юрма + -

Если бы Коскинен дал какое-нибудь обоснование своей гипотезе о движении западных Финнов с Волги на север по бассейну Юга, отмечаемый нами вполне был бы понятен, как понятно было бы и то, что названия на НГА как будто разрывают территорию Коми, отбрасывая Пермския названия на запад к Тотьме, на восток к бассейну Сысолы.

Вопрос о народности, которую встретили Коми в области Вычегды, разрешается более положительным образом. Что Коми не одни населяли берега Вычегды, несомненно. Все более или менее крупные воды края имеют двойные названия: Вычегда у Зырян называется Йож-ва, Вымь - Йом-ва, Сысола - Сыктыл-ва, Ухта (притоки Выма) - Сыква. Какой народ дал незырянские названия, отчасти выяснил г. Европеус. Он очень удачно истолковал название Вычегда из Югорских слов vyt (трава) + saget (рукав). Югорское название Вычегды должно, конечно, свидетельствовать о том, что первыми насельниками на ея берегах - или по крайней мере северном - была Югра и что русские застали ее здесь, вступая впервые в край.

В пользу пребывания Югры на всем течении Вычегды говорят и другия местныя названия: название притока Вычегды Воль может быть истолковано из вогульского УОЛЬ рукав; название озера Син-дор последней своей части обличает несомненно угорское происхождение. Название р.Егры (Йогра), впадающей в Сухону на западе от Устюга, может свидетельствовать, что Югра заходила на запад дальше устья своей Вычегды. [Волга - река с множеством "рукав" = притоков? Для устья это было бы справедливо, но там Вогулы не обитали и та часть Волги называлась "Ра". - М.Д.Игнатов.].

Выводы относительно территории Югры, сделанные нами на основании местных названий, подтверждаются некоторыми, хотя и скудными историческими данными. У Епифания в "плаче Пермских людейд" мы читаем: "быхом поношение СУДЕДОМ нашим иноязычником Лопи, ВОГУЛИЦАМ, ЮГРЕ и Пинезе" "...иноязычницы Воугулицы наступают..." Югра, стало быть, были ближайшими соседями Вымичей еще в XIV в. В первой половине XV в. епископ Питирим, имевший свое пребывание в Выме, обращает в христианство каких-то Вогуличей и делается затем жертвой своей миссионерской ревности. Вогульский князь Асыка нападает на Вымь и Питирим гибнет в его руках. 1*).

1). П.С.Р.Л. IV, 147. Мак. "Ист. Цер." 17, 320.

Данныя, которыми мы располагаем относительно этого события позволяют предположить, что Вогуличи эти кочевали неподалеку от Усть-Выма по Вычегде. В пользу их ближайшего соседства говорит сопоставление дат их крещения и крещения Перми Великой: Камские Пермяки были крещены восемь лет спустя после смерти Питирима в 1463 г. его преемником Iоной. Затем следует обратить внимание на отношения Асыки к Вятской вольнице, с которой он вместе предпринимает набег на Усть-Вымь. Едва ли это соглашение могло бы иметь место, если бы Асыка кочевал где-нибудь около Урала. Вятчанам бесспорно хорошо была известна область Асыки. Через 12 лет после услуги, оказанной вогульскому князьцу, они уже опустошают его область вместе с Пермяками и захватывают его самого в плен. Надеждин в статье "Вогулы" в Энц. Лекс. Плюшара приводит выдержку из Вымской рукописи, в которой положительно заявляется, что Вогулы жили недалеко от Выма. В той же статье он, не указывая источника, заявляет, что Вогулы еще в нынешнем столетии забредали в Усть-Сысольский уезд. С конца XV в. мы имеем ряд исторических свидетельств об отношениях Югры к Перми. В 1481 г. Андрей Мишнев побил Вогулич под Чердынем. 1*).

1). Перм. Летоп. I, 31. Ср. Арханг. Лет.

Откуда могли явиться под Чердынь Вогуличи, мы узнаем из граматы 1607 г., которой констатируется присутствие ясачных Вогулов на Вишере. Вследствие затруднений по платежу ясака эти Вогуличи разбрелись розно по городам, на Березов и на Верхотурье и на Пермь Великую. 2*).

2). Ibid. ib. I, 175.

Грамата, данная в 1653 Ныробскому причту, упоминает о том, что в 1652 "завоевали в Чердынском уезде Вогуличи", не определяя точно, где жили эти Вогуличи. 3*).

3). Ibid. ib. III, 306.

В 1624 г. писец Михаил Кайсаров не нашел Вогулов на Вишере, но это обстоятельство было объяснено: "Вишерские Вогуличи в одном месте юртами не живут, а живут переходя по малым речкам, где кому добыча... а иные Вогуличи для соболиныя добычи ходят в сибирския места за Камень". 4*).

4). Ibid. ib. III, 1090.

Из граматы, данной Вишерским Вогуличам в 1689 г. мы узнаем о существовании вогульских поселений на верхнем течении Печеры. 5*).

5). Ibid. ib. V1, 404.

Известия о пребывании Югры на Печере восходят к более раннему времени. В Новгородской летописи под 1185 г. заключается известие, что нъ Печере были побиты печерские и югорские данники. Кроме того можно сделать предположение о кочевьях Вогулич в бассейне Колвы, так как по показаниям Вогулич Русские не ходили за Березовый Камень - гору, с которой берет начало крупнейший приток Колвы Березовка. Исторические данныя позволяют констатировать пребывание Югры - Вогулов и Остяков - и на других южнее впадающих левых притоках Камы - Яйве, Косьве и наконец Чусовой. Сибирская летопись под 1582 годом сообщает, что пелымский вогульский князек увлек к борьбе с Русскими Сылвинских и Косвинских инородцев. 1*).

1). Перм. Летоп. I, 49.

Из жития Преп. Трифона очевидно, что Остяцкия кочевья были на месте нынешняго города Перми и захватывали всю Чусовую. Остяки в Чердынском уезде упоминаются вместе с Вогулами. От 1662 г. мы имеем документ, свидетельствующий между прочим о человеческих жертвоприношениях, имевших у них место в важных случаях общественной жизни. 2*).

2). Ж.М.Н.Пр. 1857. XCIII, 245.

Кайсаров нашел на Вишере Остяцкую деревню. 3*).

3). Писц. кн. Черд. у.

Прибавим к тому, что говорят исторические свидетельства, названия, в которых звучит имя Вогулов: речка Вогулка - приток Иньвы близ Купроса, речка Вогулка приток Косьвы, речка Вогулка приток Печеры, селения Вогулята, Вогульский, Юрта Вогула на Печере - и мы будем иметь ряд бесспорных доказательств в пользу того, что в период от половины XV до конца XVII в. Маньсы жили еще на пространстве между Усть-Вымом и Уралом по рекам Вычегде, Печере и восточным притокам Камы - Колве, Вишере, Яйве, Косьве и Чусовой.

Установивши на почве исторических данных вывод, сделанный относительно Югры на основании местных названий, мы позволяем себе мимоходом указать, что догадки относительно былого пребывания Югры в намеченных нами пределах высказывались еще в XVIII в. Татищев и Болтин считают бассейн Юга областью Югры, 1*)

1) И.Р. II, 424; I, 48.

Щлецер считает Вычегду южной границей югорской земли. 2*)

2). "Нестор". II, 50, 51; III, 112.

Ни один из этих исследователей, по справедливому замечанию Лерберга, не обставил однако своих догадок доказательствами. 3*).

3). Лерберг. Исследования. - Югрия, 4.

Один из новейших исследователей в области русской исторической географии проф. Замысловский высказывает близкое к нашему предположение: "по всей вероятности югорская земля, платившая Новгороду дань, лежала в пределах великой европейской равнины и не переходила за естественный рубеж ея на северо-востоке". 4*).

4). "Герберштейн". 138.

В бассейне Печеры Югра держалась до недавнего сравнительно времени и дала названия одному из верхних притоков Илыча - Манзейгумъ-я (река Манза), Шугуру и его притокам Халмер - Сале-урр, Панг-соры-я, восточным притокам Кос-ю - Юнь-яга, Наябу-яга, Хам-бол, Лимпега, Хай-яга - и Лемвы - Парны-яга, Ньгаде-jоган, Тумболова-jоган, Мудази-jоган.

Передвижение Югры на Восток представляет собою результат борьбы, в которой Югре принадлежала оборнительная роль. Югра ассимилировалась, отступала, пока главная масса ея не перешла наконец через Урал. Тогда, вероятно, сложились вогульския определения восточного и западного склонов Урала - зырянская сторона, вогульская сторона. Борьба эта не остановилась у подножия Урала: мы видим ее еще и теперь. Югра уступает постепенно оба склона Урала Перми - Зырянам. Н.И.Кузнецов в своей статье "Природа и жители восточного Урала" констатирует тот факт, что среди Вогулов в следствие того слабо развито в настоящее время оленеводство, что на уральских горных пастбищах они встречают себе конкурентов в Зырянах, которые постоянно с ними ссорятся. 1*).

1). Изв. Р.И.Г.О. т.ХХ, 742.

Латкин с другой стороны говорит, что Зыряне с Усть-Мылвы (Мыэл-дин, Троицкий погост) ходят артелями в зауральские леса на звериный промысел. 2*).

2). Зап. Р.Г.О. VII, 57.

Это вторжение в область Югры не обходится, конечно, без борьбы. Тот же Латкин рассказывает, что зауральские Маньсы, случалось, обижали зырянских промышленников; бывали драги и насилия; бывало и так, что промышленники платили зауральской Югре нечто в роде оброка свинцом и порохом за право охотиться в ея лесах. 3*).

3). Ibid. 80.

О том, как в былое время Пермь вытесняла Югру, можно догадываться, смотря на отношения между Ижемскими Зырянами и Самоедами больше-земельской тундры. В прошлом столетии, читаем мы у Латкина, Ижемцы имели едва 10000 оленей, тогда как Самоеды владели 150000 голов. В 40-х годах картина была уже другая: "в настоящее время, пишет Латкин, бедные жители тундры едва имеют свободный простор на своей родовой собственности. Стада Ижемцев многочисленны. Они уже по необходимости должны были завладать лучшими пастбищами. И в Малоземельской тундре действуют Ижемцы". 4*).

4) Ibid. 107.

Стада Самоедов, говорит в другом месте тот-же автор, перешли в руки Ижемцев, а сами Манчи (?Самоеды?) превратились в пожизненных работников у своих смелых, предприимчивых соседей. 5*).

5). Ibid. 150.

Факты, которые мы до сих пор привели, свидетельствуют, что на очерченном нами пространстве Коми жили 1) не одни 2) не одновременно, а передвигались постепенно с юга на север в область Югры. Отношения Коми к народу, который жил на западе от р.Юга, недостаточно ясны. Что он изстари занимал течение Сухоны, следует уже из самого называния этой реки. Но каким образом Коми являются на западе, в бассейне Костромы, Вязьмы, Москвы-реки, занимая остров, окруженный югорскими и булгарскими Финнами? Этот вопрос равно как и вопрос о том, когда жила Пермь за Уралом в области Обского бассейна и жила-ли она там или только заходила на промыслы, мы оставляем открытым. Если-бы Кастреновская гипотеза о движении всех Финнов с Алтая имела под собой более прочный фундамент, факт был-бы объясним. Мы могли бы предположить, что часть Перми и Югры оторвалась от своих восточных родичей, зашла далеко на запад и образовала территории Мери, Московско-Клязьменской Перми и Веси, отделенныя потом от своих восточных родичей народом, который создал речные названия на НГА. К сожалению гипотеза Кастрена только остроумна, но мало доказательна. Можно было бы объяснить Пермский остров на западе и при помощи догадки Коскинена: западные Финны, двигаясь с Волги по Югу разорвали бывшия там пермския поселения и отбросили часть Перми на запад. К сожалению эта гипотеза еще менее доказана, чем Кастреновская. По отношению к Сибири можно заметить, что местные названия при всей своей импозантности еще не могут в данном случае иметь решающего значения. Русские шли за Урал, несомненно, по зырянским дорогам и с зырянскими проводниками. Эти проводники называли им реки и городки по своему; в тоже время исконное угорское население называли те и другие на своем языке, другими именами, но эти имена становятся известными только благодаря любознательности позднейших исследователей: Сосва фигурирует на всех картах, Ляпин-jа только у новейших путешественников. Аналогию этому явлению можно указать в бассейне Усы, где всем Русским известны Зырянские названия притоков, а Самоедския нашли себе место, кажется, у одного только Латкина.

В стране на запад и на северо-запад от Устюга нужно предполагать кроме Югры и собственно финнское или корельское население. В Устюжском и Сольвысегодском уездах, справедливо говрит Шµгрен, видны следы болього смешения языков и народов, как будто три сливающиеся здесь реки - Сухона, Юг и Вычегда привлекли их сюда из разных областей. Следы Корелов остались в личных именах (фамилиях) туземного населения (Корелин). Шµгрен указывает их и в местных названиях, но в виду неопределенности, которая отличает у него этот род оснований, мы не имеем возможности придавать ему большого значения. Воспоминанием о Финнах является здесь и в Яренском уезде, по Шµгрену, название области Гамская (Емь).

Исследование местных названий показало нам, что на пространстве, которое ныне занимают и прежде занимали Коми, нет других следов, кроме оставленных этими последними и Югрой (+ Лопари?). Следов какой бы то ни было другой народности не в состоянии открыть самое тщательное исследование. Между тем предания нынешняго Пермского края говорят об исчезнувшей Чуди. Территория, занятая Чудью и покрытая их опустевшими жилищами, начиналась, по указаниям Строгановских актов, по берегам Камы ниже Перми. По правым притокам ея Тулве, Лысьве, Сюзве, Нытве, Югу, Очеру и Ошапу и их притокам от устья до вершин были "селища чудския и заросли и озерка и островки и наволочки дикие".

Чудь представляет собою тот народ, который застали, по преданиям, и Русские при своем появлении в Соликамском краю. Одни из пермских рассказов о ней тождественны с теми, которые в ходу на всем пространстве между Двиной и Уралом - Чудь зарывалась в ямы и погребала себя под землей (Берх) - другие отличаются по мотиву: г. Иванов близ деревни Побоище слышал предание, по которому Русские, появившиеся в этом крае, встретивши Чудь побили ее.

Мы имели уже случай рассматривать вопрос о Чуди в очерке "Вотяки" и выразили там предположение, что Чудь, о которой говорят предки Вотяков, принадлежала к Пермской группе. В настоящее время мы более определенно формулируем тоже воззрение: Чудь народных преданий и Русских актов представляет одно и тоже с предками современного населения Северо-Западной части Пермской губ. - Пермяками на западе, Уграми на Востоке. Вместе с тем считаем нужным заметить, что имя Чудь не представляет собою создания народов Пермской группы, а заимствовано ими у Русских пришельцев, которые им обозначали туземное население. Доказательством этого служит между прочим то, что название, которым Пермяки обозначают древнее население "Чучкие" и которое встречается в сложных именах, Чучка-шор напр. - есть испорченное русское прилагательное ЧУДСКИЕ. Одного этого обстоятельства достаточно было бы для того, чтобы предположить, что Чудью назывались предки нынешних Пермяков. Но мы имеем ряд других доказательств.

Памятником исчезнувшей якобы Чуди должны, конечно, служитьте названия урочищ, которыя мы встречаем на ея опустевшей территории. Что же говорятнам эти названия? Городок, в котором засели первые колонисты, привлеченные Строгановыми на пустопорожнюю землю, называется Кам-кор. В версте от этого городка находилась речка, которая носила название Пыскор-ки. Оба названия объясняются из Пермяцкого языка и означают Камский город и Пысский город; оба города называются по рекам, на которых они стоят. Реки покинутого якобы Чудью края носят также Пермяцкие названия - Сива, Обва, Лысьва и т.д.

Переписныя книги и другие акты XVI и XVII ст. дают нам новый материал для решения вопроса о Чуди. Встречая здесь прозвища Чудинов, Чудин, урочища с названиями "Чудинова новина", мы имем полное основание заключить, что та Чудь, которая будто бы оставила свои жилища на Строгановских землях, и с которой, по русским преданиям, пришлось столкнуться первым колонистам, не перевелась вся - представители ея жили среди призванных Строгановыми Русинов, Вотинов - и обособлялись от этих последних прозвищами. Чудины распахивали новые нетронутыя еще плугом земли. Эти Чудины и потомки их Чудиновы были Пермяками. В пользу тождества тех и других говорит то, что среди разнообразных прозвищ по народностям мы не встречаем в Пермяцком крае прозвищ Перминов или Пермяков. Пермяне, являвшиеся с севера на Строгановския земли, в отличие от представителей других народностей назывались Чудинами. Потомки этих чудинов ЧУДИНОВЫ до сих пор существуют в Пермяцком крае, образуя целые поселки и ничем не отличаются от соседних Пермяков. Мы имели случай познакомиться с населением дер.Чигасовой Белоевской волости Соликамского уезда. Деревня составляет исключительное достояние одного рода Чудиновых; выселок из нея Виль-Чигасова имеет уже припущеников с другими родовыми прозвищами. По языку и быту Чудиновы ничем не отличаются от других Пермяков. Обособляются как будто некоторые Чигасовцы черными густыми волосами и черными глазами, но заключать из этого, что они сохранили физические черты сатрой Чуди и считать эту последнюю антропологически обособленной от Пермяков группой мы не имеем оснований. Вспомним, что Чудь или Пермь стояла в торговых сношениях с Болгарами, Татарами, подвергалась нашествием Тюрков с юга, соседила с Угорскими племенами, которыя характеризует черный цвет волос и глаз, и мы будем иметь простое объяснение того, что среди Пермяков имеют место чероволосые особи.

Памятники, приписываемые Чуди, также говорят в пользу тождества ея и

Перми. Крупнейшим из них являются, конечно, городища - КАРЫ или КАРИЛЫ.

Перечень городищ, находящихся в пределах Пермяцкого края - в уездах

Оханском, Пермском, Соликамском и Чердынском - находится у Рычкова

("Дневныя Записки"), Попова ("Хозяйств. Опис."), Мельникова ("Путевые письма"), в "Списке населенных мест" и у А.П.Иванова ("К антропологии Пермского края" - наиболее полный). Мы имели случай во время нашего путешествия по Соликамскому и Чердынскому уездам напасть на след нескольких новых городищ в бассейне Иньвы, которыя и приводим в последовательном порядке рядом с известными уже.

На крайнем западе бассейна в истоках Кувы и Иньвы мы предположили на основании речного названия Кочкор существование городища (Кочкор разлагается на кор - кород + Коч - личное пермяцкое имя) и городища по этой речке действительно оказались: на одном из них и теперь стоит деревня ГОРОДИЩЕ; около него находится озеро, которое в поземельных книгах волости носит название "Чудское городище", в Васюковской десятне у дер.Карп-Васькиной имеется пар, который в тех же книгах пишется "кэр-туй". Неопределенность написания не позволяет сказать с уверенностью, имеем ли мы здесь дело с городищем или просто с возвышенностью.

В Верх-Инвенской волости в Вижайской десятне по статейным книгам значатся: городище близ дер.Ярашовой, городище близ дер.Зотиной, в Визяевской десятне речка Городище-шор, во Внуковской десятне урочище близ дер.Внуковой кыр'-ил, которое своим названием напоминает вотяцкие и зырянские кар-илы. В Йогвинской волости, В Новожиловском обществе имеется урочище Кошкыр, в названии которого кырь может обозначать возвышенность и городище.

В Ошибской волости урочище ГОРОДИЩЕ имеется в Патраковском обществе, в

Белоевской волости в Мальцевской десятне есть городище близ

дер.Першиной и тут же Мечкор-яг, Мечкор-ыб, в Перковской десятне

Городищенский лог, Кэр-туй, в Белоевской десятне городище у

дер.Бражкиной, речка Кочкор.

В Архангельской волости в Пронинской десятне городище у дер.Капилиной и Слудиной, городище у дер.Чакилевой, по р.Чуткомашору, в Антипинской десятне дер.Дойкар (2 городища), в Архангельской десятне имеется урочище Кыр-увт, в Баяндинской десятне имеется урочище Чум-кор, в Мартинской городище у дер.Карасовой и связанное с ним урочище Кыр-ыв-йыр, городище у дер.Мартиной (у этой деревни, кажется, есть и другое городище), городище у дер.Габовой, урочище Кыр-ив-йыр у дер.Верх.Волпы. В Кудымкорской волости урочище Кыр-ив-йыр у дер.Сервы. Любезности П.А.Вологдина, редактора "Перм. Губ. Вед.", мы обязаны рукописными сведениями о городищах в приходе села Верх-Юсвенского близ деревни Гырчиковой на берегу Юсвы и Ручевой около р.Сивашера, о чудском кладбище по близости села Верх-Юсвы и Чучком молитвище или мольбище в 1 1/2 верстах от деревни Ык на правом берегу Иньвы (груда истлевших лошадиных и коровьих костей).

Рядом с названиями городищ считаем уместным привести извлеченныя из тех же постатейных книг названия Чудских и вообще старых урочищ: в

В.Инвенской волости в Харинском обществе Важ-горд, могильник-йыр, жилище, - в Визяевском обществе старое жилище, старое дворище, в Таскаевском обществе кладбище, Чучкой мыс у дер. Пестеровой, Чучкой лог и Чучкой мыс у починка Карабатова, в Калининском обществе Важ-гордым, во Внуковском обществе Важ-горт; в Йогвинской волости в Йогвинском обществе Важ-ован у дер.Чишиловой, Важ-ован у дер.Тереневой, Важ-горт-улт в Поносовском обществе, в Новожиловском обществе Важ-дворище, в Сергинском обществе дворище; в Ошибской волости - Чучкин вич (покос, луг), старое дворище, в Белоевской волости в Гуринской десятне старое дворище, Чутка шор.

Старое дворище, в Карбасовской десятне у дер.Растригиной Чудовско, в Белоевской десятне - Важгорт, в Кувинской вол. починок Чудов, в Васюковской десятне Чутский Гэб по р.Кочкору (озерко), могильник, - в Архангельской вол. р.Чучко(ма) шор, поч.Чутов, в Баядинской десятне чутской могильник; в Купросской волости в Аксеновском обществе курган, в Кудымкорской волости Чед-вич (?), Сюська-йыр близ дер.Якиной, в Шадринском обществе Важ-горт, жилище, убоище, чудское жилище, старое жилище (у дер.Остаковой), в Борисовском обществе могильник у дер.Софоновой (частию распахан, частию под покосом), старое жилище у дер.Солдатовой, в Петрушинском обществе могильник (гарь и пашня) у дер.Петрушино.

Мы можем с поллным убеждением предположить, что в пределах

Соликамского и западной половины Чердынского узеда так называемые Чудские городища и селища принадлежат предкам нынешних Пермяков и старых Коми, а не какой нибудь особой исчезнувшей народности. В этом прежде всего убеждает нас язык. Раз Коми и вся пермская гурппа имеет слово для обозначения герода, городища (кар), ей несомненно известно было сооружение, обозначаемое этим словом. Затем весьма важным является то обстоятельство, что не один суффикс КАР в названиях чудских городищ может быть признан достоянием пермской группы. Определяющия части некоторых из этих названий также несомненно пермского происхождения. Они состоят из личных пермяцких (языческих) имен. Приведем названия чудских городищ, известных в пермском крае и сопоставим их с пермяцкими личными именами, извлеченными из наших списков. Нет сомнения, что и те названия, которыя не поддаются в настоящее время точному определению, выяснятся, когда мы будем располагать большим количеством старо-пермяцких личных имен.

НАЗВАНИЯ ГОРОДИЩ. ЛИЧНЫЕ ИМЕНА.

В бассейне Иньвы, начиная с ея верховьев

Кыс-кор (Солик.у. на юг от р.Обвы)

Коч-кор Коч-

Нош-кыр ?

Меч-кор Мич-ко, Меч- (кино озеро)

Кудым-кор Кудым-овы

Дой-кар ?

Чум-кор ?

Май-кор ?

Анюш-кор ?

в Чердынском уезде

Реди-кор Ред-ин

Гяб-(ово городище) Гяб-ов (починок в Белоевск. вол. Соликамского у.)

Крым-кор

Рябово городище Рябъ...

Лаш-кар ?

Патр-(ино городище) Патр-аковы

Гурд-(ино городище) ?

Атламыш-(ево городище) ?

Аш-кар(ка) ?

Уд-кар Ут-ев

Кошкар-(ево городище) Кошкарев.

Уже этих оснований было бы достаточно для того, чтобы поставить вне

сомнения принадлежность по крайней мере части Чудских городищ Перми.

Но мы располагаем еще одним, историческим аргументом. Городища Ис-кор

(точнее Из-кар) и Покча (малое) были в конце XV в., в эпоху покорения

Перми, достоянием Пермских князей. Летопись, называет их, рассказывая

о покорении Перми. Важным свидетельством в пользу Пермского происхождения каров является затем то обстоятельство, что в области Западных Коми (Зырян) мы встречаем КАРЫ в их живом значении на целых 2 1/2 столетия ранее чем на Каме. Под 1219 г. мы читаем в первой Новогородской летописи: "поиде Семьюн Еминь на Таймокары и не пусти их Ярослав сквозе свою землю". Шµгрен давно уже указал, где находились эти кары - недалеко от границы Солвычегодского уезда с Архангельской губернией по рекам верхней и нижней Тоймам, где до сих пор сохраняются городища, называемыя народом Чудскими. 1*)

1) Шегр. 1. с.336.

Мы называем Тоймокары пермским словом, так как оно очевидно состоит из двух Пермских слов КАР город и ТОЙМА моховая река и значит Тойминские городки. [Той = береста и вошь. - М.Д.Игнатов]. В состоянии покинутых укреплений кары встречаются на всей территории нынешней Зырянского племени. В писцовых книгах встречаются указания на Княжой городок и "Княжой мыс" на р.Яренге выше г.Яренска. Предание о князе, жившем на этом мысу, слышал еще в нынешнем столетии Шµгрен во время своего путешествия. В том же уезде по писцовой книге 1707 г. значится "деревня Новоселок, что было Чудское городище над рекой Вычегдой, да к ней припущена деревня Карабил (вершина городищенского поля - по

Зыр.)", тут же находится речка Карашор (городищенская). В Усть-Сысольском уезде на р.Вотче неподалеку от границы Вятской губернии писцовая книга показывает городок, который до сих пор у Зырян называется Кариль. Писцовая книга говорит еще об одном Чудском городке неподалеку. 1*).

1). Шегр. 1. с.423-428.

В числе памятников Чуди оказываются далее серебрянные слитки в виде прутьев в палец толщиной и аршин длиной. 2*).

2). Рогов. Матер. 49.

Если наше предложение, что Чудь была предками нынышних Пермяков, основательно, мы должны были бы найти в языке или преданиях последних какие нибудь следы знакомства с такими слитками. Обратимся с этим соображением к главнейшему памятнику Пермяцкой старины языку. Выбирая из словарей Рогова и Видемана термины, относящиеся к торговле и монете, мы встречаемся с словом ШАТЬ, которое имеет значение прута и рубля. Заметим, что это слово, не представляет собою какого нибудь архаизма: оно до сих пор живет в устах народа и заменяет употребляющиеся у других наших инородцев слова МАНЕТ, ТЕНЬГЭ, АКЧЭ. Несомненно, стало быть, что Пермяки жили в краю городищ в то время, когда рубль-прут был меновой единицей.

Последним самым загадочным родом памятников Чуди являются в Пермском крае разнообразныя подвески и литыя из бронзы изображения животных. Назначение массы этих предметов, наполняющих между прочим целые шкафы в знаменитой коллекции Ф.А.Теплоухова, выяснилось бы, если бы мы имели перед собою достаточно полныя собрания предметом, характеризующих быт Сибирских инородцев. Ключ к Чудской загадке находится, несомненно, в Сибири. Оттуда шли металлы, из которых изготовлялись Чудския вещи, так как северный Урал не обнаруживает признаков Чудских копей; отткуда приходили с материалом и формы.

Обстоятельного исследования Чудских древностей русская археологическая наука ожидает от Ф.А.Теплоухова, обладающего самой большой и систематической их коллекцией. Мы затрагиваем этот вопрос в самых общих чертах на основании материала, имеющегося в музее Казанского Археологического Общества. Разберемся преде всего в этих Чудских находках и установим категории, на которыя оне распадаются. В первую категорию мы должны выделить вещи, которыя имеют всеобщее распространение до сих пор и отличаются только некоторыми особенностями формы - кресты, серьги, перстни, пряжки, из орудий труда топоры, ральники и пр. За вычетом этих последних вещей у нас останется

1) немногочисленная группа предметов ясно восточного происхождения (сассанидския и арабския монеты и утварь) 2) группа медных предметов, составляющая самое таинственное во всем "Чудском" наследстве. В эту последнюю группу входят: изображения животных и птиц, пестрая масса предметов, которые обозначаются неопределенным именем подвесок. Всматриваясь во все эти предметы, мы замечаем, что большая часть их - даже изображения животных и птиц, действительно, приспособлены к подвешиванию. Догадка, которую мы делаем на основании характера

Чудских вещей, вполне оправдывается данными, которыя мы имеем в литературе. На рисунках Ешевского, Вологдина, в коллекции Чудских вещей покойного Первухина можно видеть маленькия сердцевидныя бляшки, относительно которых можно было предположить, что оне нашивались на какую нибудь часть одежды. В "Дневных Записках" Рычкова мы имеем известие, что около городища у села Рождественского на Обве был найден в числе других предметов КОЖАНЫЙ ПОЯС "украшенный множеством блях на подобие сердечек"...; 1*)

1). Дн. Зап. II, 76.

такой же пояс найден в 1889 г. Шатровым. Раскопки, произведенныя г. Шатровым в Зюздинском крае, показали, как много может выясниться, если вместе с покупкой "находок" будут вестись правильныя археологическия исследования местностей, содержащих чудския вещи. На одном из склонов Тиминского городища на р.Колыче г. Шатров нашел обычныя чудския подвески, но при этом обнаружил вещь, о которой можно было только догадываться, рассматривая находки: "каждая подвеска была прикреплена к какой-то части костюма ПРИ ПОМОЩИ РЕМЕШКА, продетого чрез особое отверстие в верху бляшки и снабженного 4-6 медными бусами". На Носковском городище г. Шатров нашел бляхи, прикрепленныя к коже и обрывки покрытых ими кожаных поясов. 1*).

1). В.Г.В. 1889 г. NN 60-62.

Из этих фактов очевидно, что древний Чудской костюм состоял из кожаных одежд, украшенных подвесками, которыя прикреплялись к одежде ремнями.

Не находя в современном пермяцком костюме никаких указаний на то, чтобы Пермяки когда нибудь употребляли металлические подвески, мы имели бы основание отрицать древне-пермяцкое происхождение этих вещей. Но не следует забывать, что современный пермяцкий костюм есть костюм русский и заключать на основании его о костюме дорусских времен нет основания. О древнем, оригинально-пермяцком костюме можно только догадываться на основании данных языка. Уже в Очерке "Вотяки" мы имели случай констатировать, что древний костьюм Пермина состоял из выделанных шкур. Основные элементы костюма чудского и древнепермяцкого, стало быть, сопадают и предположение, что он украшался подвесками, становится вполне правдоподобным. Понятие о таком костюме можно составить, обратившись к Сибирским инородцам. В Музее Отечествоведения при Казанском Универститете находится костюм "сибирского шамана" - к сожалению, без точного обозначения народности, от которой он получен. Детальное рассмотрение этого костюма может привести к очень поучительным сближениям. Костюм состоит из кожаной рубашки с капюшоном. Капюшон отделан громадным количеством подвешенных на ремешках изображений людей, животных, рыб. Отмечая наперед различие в металле, в формах, остановимся на том, что типически характеризует наш шаманский костюм и проливает свет на чудские находки: мы видим костюм, сделанный из звериной кожи и отделанный массой гремучих предметов, между которыми фигурируют и изображения живых существ. На фотографиях Первухинской коллекции мы видим нечто в роде петлей, по своей форме тождественных с такими же петлями на нашем шаманском костюме. Эти последния в состоянии нам объяснить и способ прикрепления чудских петель и их назначение. Такие же погремушки под именем "цат" и "взоров" упоминает Новицкий в своем "Описании о народе Остяцком". Устанавливая аналогию между новейшим шаманским костюмом и древне-Чудским, мы не хотим сказать, что все подвески и фигурки, которыя извлечены из пермской почвы принадлежали к костюму пермских шаманов: костюм шамана того или другого народа в наше время может быть переживанием костюма, который ранее носили все его родичи. - Кроме декоративного назначения фигурок можно предположить и другое. Бывший Вологодский губернатор Мельгунов нашел в зырянской сторе медныя фигурки, изображавшия соболей, лисиц. Зыряне на счет этих находок сообщили ему, что эти фигурки отливались Вогулами для приношения в жертву богам; 1*)

1). Перм. Лет. I,

ту же роль могли оне играть и у Чуди-Перми.

Последним важным свидетельством в пользу прямой связи между Чудью и Пермью является обычай "поминать Чудаков". Этот обычай впервые отмечен

А.П.Ивановым. В селе Гидаеве, по его словам, в семик дети носят на чудскя кладбища блины и оставляют их там, говоря: "помяни Господи Чудскаго дедушку, Чудскую бабушку". 1*).

1). "Материалы для антроп. Пермяков". Тр. К.О.У. т.XVI, в.4.

Мы обратились, с целью исследовать распространение этого обычая, к г. Шатрову в Зюздино Глазовского уезда с вопросом, не практикуется ли он и там и получали утвердительный ответ. "В семик, пишет нам г. Шатров, и в прочие поминальные дни, как в старину было принято, носят на Чудские могильники яства, полагая их в берестяныя коробочки ("чуплюшки") с лычным перевесельцом. Вешая эти коробочки на сосны и ели, растущия на могильниках, говорят: "помяни Господи Чудака NN (называют имя, которое переходит из рода в род)". В этом обычае следует видеть прямое свидетельство о родстве, соединяющем нынешних Пермяков и былую Чудь.

Установивши тождество Чуди и Перми, обращаемся к тем данным, которыя характеризуют культуру древних Пермяков. В нашей литературе имеется не малочисленная группа исследователей, которая рассматривает настоящее Пермяков, как результат упадка некогда высоко-культурнаго племени. "В древности Биармия была БОГАТОЙ и СЛАВНОЙ страной, читаем мы одного из новейших исследователей Пермяков г. Малиева, она имела своих КНЯЗЕЙ, УКРЕПЛЕННЫЕ города; жители ея занимались выплавкой металлов, торговлей мехами... Судя по оставшимся в пределах губернии многочисленным городищам и укрепленным местам... нужно думать, что население древней Перми было ОЧЕНЬ ГУСТОЕ и что оно стояло на довольно высокой ступени развития". 2*).

2). "К антроп. Пермского края". 12.

В преувеличенных представлениях на счет пермской культуры винят обыкновенно Норманнов с их сагами. Мы видели однако, как мало неправдоподобного по существу имеют саги. Если о Пермяках, отождествляя их с Биармийцами, рассуждают, как о павшем величии, виноваты не Норманны, а те позднейшие исследователи, которые или не достаточно точно предавали сведения саг или прилагали к явлениям древне-пермского быта не тот масштаб, который был нужен. Г. Малиев напр. из того факта, что Чудь-Пермяки имели КОРЫ, от которых остались городища, И КНЯЗЕЙ, делает, измеряя эти явления европейской исторической меркой, совершенно правильно ложныя заключения: "Биармия была богатой и славной страной... имела очень густое население и довольно высокую ступень развития..." Мы увидим ниже, какие выводы можно делать, оставаясь на той же фактической почве. Для правильных выводов относительно древне-пермской культуры нужен прежде всего настоящий масштаб. Этот масштаб мы можем устанвоить на основании данных языка и аналогии с явлениями быта родственных народов. В очерке "Вотяки" мы дали сжатую характеристику древняго быта Пермской группы на основании культурных слов. Здесь мы приводим ее, дополняя чертами, относящимися собственно к Коми и извлеченными из зыряно-пермяцких словарей Рогова, Латкина и Видемана.

Жилищем Коми была первоначально землянка, затем появившаяся на поверхности земли постройка. В пользу этого предположения говорит история слова gort у Зырян: оно значит землянка, дом, деревня. Уже Кастрен, основываясь на данных языка, приписывал Зырянам чудския ямы Мезенской и Печерской областей. Землянки внутри могли выкладываться деревом. Около с.Ильинскаго в былое время находили нечто в роде погребов с опущенными в землю срубами. Значение этих срубов уясняется характером древних остяцких построек. "А живут в лесах темных, читаем мы в "Описании новой земли сиречь Сибирского царства", над водами; зимные юрты ДЕРЕВЯННЫЕ в землях, АКИ В ПОГРЕБАХ от великих мразов". 1*).

1). Сибирь в XVII в. М. 1890, 73. Ср. Добротв. Пермяки. В.Е. 1883,

III. 234.

Постройки, возвышающиеся над поверхностью земли, распадаются на два типа, для обозначения которых служат слова ВИЧ-КУ, КЕР-КУ. Оба слова сложныя и состоят из КУ с определяющими ВИЧ и КЕР. Что такое представляет собою слово КУ, представляем решать филологам. Позволим однако себе высказать предположение, что КА или КУ в языке Коми может оказаться близким к вотяцкому КУа с одной стороны и КУД, КУДА, КОТ в других финнских наречиях с другой. Сочетание слова КОТА с словом, обозначающим материал, из которого сделана постройка, имеет место в архитектурной терминологии западных Финнов (Heikel). Можно думать, что по этому же типу построены и пермяцкия названия. КЕР означает бревно, ВИЧ - жердь; КЕРКУ представляет собою, стало быть, бревенчатую постройку, ВИЧ-КУ постройку из жердей. Настоящее значение слова ВИЧКУ

- церковь - как будто не допускает относить его к числу старых пермяцких архитектурных терминов, но мы думаем, что есть основание считать термин ВИЧКУ предшествующим христианству и получившим благодаря этому последнему новое значение. Пермяки одни из известных нам инородцев имеют собственный термин для обозначения христианского храма; Вотяки употребляют искаженный русский термин tserk, Черемисы церкэ (черкэ), Чуваши - шюрьгэ. Не значит ли это, что у них еще в языческую пору был специальный термин для обозначения храмов, тех кумирниц, о которых говорит между прочим Епифаний в житии св. Стефана, и этим термином было вич-ку? То обстоятельство, что в техническом отношении вич-ку представляет низшую ступень по сравнению с кер-ку, не может служить возражением. Вотяцкая куала также представляет более первобытную постройку по сравнению с избой, а между тем она служит и домовым и общественным храмом. Первобытный тип постройки является даже условием пребывания в ней божества. Вотяцкий воршуд, как бог-предок, обитает в куале и тесно связан с ея очагом. У Пермяков также обиталищем богов могли служить постройки древнейшаго тиа (не эти ли вич-ку разумеются у Епифания под словом "привежки", ["вежа" - святой,

М.Д.Игнатов] в которых стояли идолы?).

Вич-ку, как легкая постройка, занимает место среди ряда подобных построек, которыя были известны Коми и имели назначение летняго жилья. Общими терминами для обозначения таких сооружений являются ЧОМ, ЧОМЬЯ. Слово ЧОМ, как и обозначаемое им явление, принадлежит бесспорно к самому глубокому периоду пермяцкой старины. На зырянском севере оно имеет значение такого же основного термин адля обозначения жилища, как слово КУДА у Черемис, как ДОМ у Русских. Стоит всмотреться в те значения и сочетания, с которыми оно является у Видемана: шалаш, клеть, jen-tsom - божница, pon-tsom - собачья клетка, затем dµra-tsom холстовая палатка, lobosa tsom, lus-tsom - шалаш из ветвей и листьев, pol-tsom балаган из досок. Имеющееся в словаре Видемана место stsamja шалаш, шалаш летний (щамья) нам кажется неправильно записанным чамья, которое имеет общее с словом чом происхождение. В перечисленных значениях отразилась вся история чума. Было время, когда чом был единственной формой жилища, известной Коми рядом с пещерой-землянкой: затем с появлением бревенчатого жилья он обратился в летний шалаш или клеть, соответствующую вотской КУА. Этот момент застал в Перми св. Стефан. Вспомним, что он искал идолов Пермяцких в привежках, т.е. в постройках при "вежах". Такими постройками могли быть, как у современных Вогулов, легкие чомы или чомjи. Материал и форм чома, были, вероятно, различны. В саму раннюю пору он мог сооружаться из древесных ветвей и набросанных на них листьев.

К позднейшему времени относится чом из бревен - КЕР-КА, КЕР-КУ. Древнейшим типом его является современный ПЫВСЯН или ПЫЛСЯН. Эта бревенчатая постройка, служащая баней при другом жилье и единственным жильем охотника. Название пывсян представляет собою эпитет (парильная), которым обозначалась КЕРКУ определенного назначения; у Видемана мы находим его в древнем сочетании с кер-ку - пывсян кер-ку. Об устройстве пывсян кер-ку можно догадываться - независимо отположительных указаний путешественникв - из тех пермяцких слов, которыя имеют отношение к жилищу. У Коми существуют слова для обозначения потолка - jirk, пола (помоста) джодж, окна - µsyn (ср. µшинмµс), двери - ыбµс, µdzµs, µs, крыши - велт.

Назначаясь преимущественно для зимнего жилья, бревенчатая постройка имела постоянное огнище. Древнейший тип его сохранился в землянках, о которых говорят пермяцкия предания. Это было просто костер, разложенный посреди ямы. Высшую стадию развития огнища представляет ГОР, вот. ГУР. В словарях Видемана, Лыткина и Рогова слово ГОР переводится по русски печь. Из этого перевода нельзя сделать никаких заключений о типе огнища, обозначаемого данным словом. Тип этот разъясняется, когда мы обратимся к помощи языка. Альквист ставит вотяцкий термин для обозначения огнища ГУР в связь с угорскими-вогульскими kuur, остяцким kor или kur. Эту связь можно, конечно, распространить и на пермский ГОР. Общность термина для обозначения огнища дает нам право искать его древний тип у Угорских родичей Перми. Исследователи быта Маньсов, г.г. Гондатти, Кузнецов и др. сообщают, что в зимних юртах этих инородцев помещается в углу нечто в роде камина - "остов камина и трубы, говорит г. Кузнецов состоит из жердей и все это замазано усердно глиной, а два-три больших камня служат очагом". 1*).

1) Изв. И.Р.Геогр.О. т. XVIII, 740.

Г. Гондатти описывая вогульскую печь, говорит, чтоона сделана "в виде дупла с выемкой спереди". 2*).

2). Предв. отч. о поездке в С.З. Сибирь. М. 1888. 66.

В подобной печи можно только варить на разведенном огне# у Вогулов над огнищем, действительно, спускается крюк, на который привешивается котел с тем или другим варевом. Так пользовались своим ГОР и старые Коми. Котел (пµрт) был у них единственной посудой для приготовления кушанья; не даром его клали всегда с умершим в могилу. Данныя языка позволяют предположить, что часть Коми, северные Зыряне, и до сих пор не забыли этого старого способа приготовлять кушанье. Мы имеем у С. Коми слова gor-mµdtsan, kluka, myttsan - крюк перед печкой, patsvodz, би-видзян, би-точjан, gorna - очаг.

Огонь, составлявший насущную принадлежность такого жилья, добывался в ранюю пору трением двух кусков дерева, позднее при помощи огнива (бива) и кремня (бивартан, bi-pestan, бiя-из).

Мебель первобытного Пермского жилья составляли: стол (пызан) и обрубки дерева, заменявшие стулья (джµк, пукµс, увµс пукалын).

Постелью Коми служила звериная шкура (оль-пасj).

Незагороженное пространство около дома - двор, улица - называлось

µтµр, purys', lud. Загороженное - potsµs, kytsyl, purjµg для скота karta, jµz, gid. Это последнее слово впоследствии получило значение хлева. Перед избой устраивалось нечто в роде сеней - zap, zap-vidz'jan. В виду того, что горт значит и дом и деревня, мы имеем основание утверждать, что Пермяцкое селение составлялось постепенно из жилищ разрастающего рода. Северные Коми выработали для обозначения деревни особые термины - грезд, сикт. У Пермяков за горт'ом следует непосредственно КАР. В XVI-XVII веках слово КАР служило для обозначения городища, в настоящее время во многих местностях

Пермяцкого края Пермяки уже перестали понимать его, взятое отдельно. С былым своим значением оно до сих пор сохранилось у Вотяков и Зырян.

Для того, чтобы иметь правильное понятие о древней культуре Перми, следует по возможности точно выяснить смысл явления обозначаемого словом КАР. Мы имели уже случай заметить, что в названиях древних каров по большей части заключаются личные имена. Это же явление имеет место и в названиях нынешних деревень. Принимая во внимание то, что происходящия от личных имен названия деревень объясняются обыкновенно именем первого насельника, родоначальника ея настоящих обитателей, можно предположить, что древне-пермские кары бли также поселениями родов, объединенных воспоминаниями о предке и основателе кара. С таким предположением согласны вполне размеры каров. Отличие древних каров от современных деревень состояло в том, что первые были защищены рвами и валом, а вторые являются открытыми.

Картину Пермяцкой страны в эпоху существования каров мы можем восстановить путем аналогии с явлениями быта родственных Коми Угорских племен. На рубеже XV и XVI в.в. был предпринят завоевательный поход за Урал в бассейн Оби. Занесенные в летопись результаты этого похода для нас в высшей степени поучительны. Воеводы, начавши свой поход с Ляпина городка, "поимали 33 городы, да взяли 1009 лучших людей, да 50 князей привели. Да Василей же Бражник взял 50 городов да 50 голов..." 1*).

1). Замысл. "Гербершт." 435; ср. Беляев. "Геогр. свед." 247-250.

Из количества городков и отношения его к количеству князей и лучших людей очевидно, что городки были поселениями чрезвычайно мелких общественных союзов, вероятнее всего родов.

Первая Новгородская летопись дает отчетливую по своим деталям и единственную, если не ошибаемся, картину жизни древних югорских городков. В 1192 г. Новогородские даньщики отправились в Югру за данью, взяли один город, подошли к другому. Югра, имевшая во главе князя, завторилась в городке. Новогородцы стояли 5 недель и ничего не могли сделать. Югра просила "даньщиков" потерпеть, не губить своих смердов, а на самом деле "копила вои". Сколько этих воев могло поместиться в граде, можно догадываться по тому, что Югра не решалась сразу напасть на Новогородцев, а завлекала их в град обманом сначала 12, потом 30, потом 50 и так истребляла и только после этого сделала вылазку и перебила большую часть остальных (уцелело только 80 человек). Новгородцев, судя по этим цифрам, было самое больлшее 300 человек; столько же приблизительно в течении 5 недель оказалось возможным собрать из района, в котором находился сильный по сравнению с другими град. Аналогия с явлениями Югорскаго быта, нам кажется, должна рассеять туман, который закутывает Чудские городища и заставляет видеть грандиозные картины там, где имеет место очень скромная действительность.

Стоя у устьев речек, впадающих в какую-нибудь крупную реку, эти кары служили укреплениями, которыя были постоянным жительством для князька, прикрытием для реки, по которой промышлял род, и убежищем в минуту опасности.

Главным занятием предков нынешних Коми была охота. Об этом свидетельствует обилие относящихся к ней терминов. Для ловли зверей мы имеем западни (кулэм), сети (кыйэт, кыйан, везµт), для мелких зверей ловушки-западни (нальк, пилем). Термин, который служит для обозначения охоты, указывает точно на ея характер - кыйны-выйны = ловить-убивать. Охотничьим и боевым оружием являются лук и стрела (вудж, нjол); стрелы носились в колчане (нjол-доз). Для рыбной ловли служила острога (адзьвас). Наконечники стрел в отдаленную эпоху были костяные. О широком уптреблении кости для этой цели свидетельствуют многочисленные костища Пермской и Вятской губерний. Металлы в применении к вооружению являются у Коми, кажется, под влиянием соседних народов. Чудь, настолько позволяет об этом судить язык, знала только два металла - серебро и медь, для них она имеет свои названия. При этом медь имеет общее название у восточных и западных Финнов. Утилизировала ли она медь для вооружения и в какой мере - могут выяснить одни археологические исследования. Язык может констатировать только, что процесс ковки был известен предкам Коми; мы имеем в языке их собственные слова для обозначения ковки и ея орудий; дорны - ковать, dorµg - кузнечная работа, ушкан (пукшан?) - кузнечный мех, вартан - молот (било). Можно думать что эти термины возникли при обработке меди.

Рядом с охотой у древних Коми занимало место и земледелие, хотя и не в значительной степени. Они знали пшеницу (шогды), ячмень (id), овес (zµr, tµr, tes'). Относительно ржи Альквист высказывает предположение, что Финны познакомились с ней позднее благодаря Германцам, Литовцам и Славянам; Кеппен напротив думает, что все эти народы узнали рожь от Финнов. Орудием обработки земли у Коми служили, как показывают согласно с языком предания, копыл (gµr). Вместе с копылом употреблялась примитивная борона. [агас. - М.Д.Игнатов]. Это орудие называется у Коми пинjа - зубастая. Первичной формой ея был древесный ствол с обрубленными слегка сучьями. Удобрение земли до знакомства с Русскими, как мы увидим ниже, Пермякам было неизвестно. В XVI в. по известиям писцовых книг у Коми имела место переложная система. Для жнитва употреблялся серп (черла, черва). Из растений, дающих волокно, Коми пользовались коноплем (пыш, кµн?).

Вопрос о домашних животных, которыя известны были первобытным Коми, представляет значительныя затруднения. Мы имеем для обозначения коровы mµs, быка - µska, µs, овцы mez, лошади vµl. Представляют ли эти слова продукт собственного творчества или они заимствованы в отдаленное время у соседних народов, решается различно. В виду того обстоятельтва, что, по Альквисту, западные Финны заимствовали у Германцев названия для коровы, лошади, овцы, козы, свиньи, можно считать несомненным, что в пору отделения своего от общего корня западные Финны не были знакомы с скотоводством даже в его элементарных формах. По аналогии можно было бы предположить, что и Коми познакомились с названными домашними животными позднее, чрез соседей. Труда, подобного тому, который выполнен Альквистом для западных

Финнов, - сравнения финнских культурных слов с однозначающим словами в языках соседних народов - мы не имеем для Финнов восточных, не имеем поэтому и прочных оснований для решения этого сложного вопроса. Представляя эту сторону дела последующим исследователям-лингвистам мы приведем лишь материалы для него. Гримм сопоставил западно-финнское название теленка vasikka с санскр. vaska, имеющим тоже значение.

Доннер собрал из западно-финнских наречий (вепс., эстонск., лопарск.) все слова имеющия родство с словом vasikka, Буденц присоединил к ним зырянское mµs (v // m), Андерсон с формой vasikas сблизил чер. uskuzh, пер. µska.

Прибавим с своей стороны следующие сопоставления:

Зыр. mez - овца, зенд. maescha.

Зыр. vµl - лошадь, гот. folo.

Представляем специалистам судить, в какой степени основательны эти сближения, касающиеся коровы, овцы и лошади и как следует на них смотреть.

До некоторой степени вопрос о животных, известных Коми, можно решить и на основании исторических данных. Лошадь была еще в Х веке редким животным на северо-востоке, как свидетельствуют Арабы. В пермском крае езда и позде происходила на собаках (Лерберг. Изсл. Югр. 15). Свидетельство Герберштейна, что Пермь платила дань конями и мехами, не противоречит нашему положению. Герберштейн включает в состав Перми земли, занятыея Тюркскими кочевниками, и они-то, конечно, давали

Москве коней в то время, когда Пермь давала меха. Рядом с собакой для передвижения у Коми употреблялся олень (кµр). В настоящее время только северные, Ижемские Зыряне занимаются оленеводством. Но было время, когда оленя, как домашнее животное, знало и южные Коми - Пермяки и Вологодские Зыряне. В пользу этого говорит сохранившееся у тех и других воспоминание об обычае оленеводов приносить оленей в жертву богам. В с.Гидаеве Слободского уезда А.П.Иванов, в Усть-Сысольском уезде г. Кл. Попов записали предания, в которых олень фигурирует в виде жертвы. "В день св. Ильи пророка, рассказывали г. Иванову обрусевшие Пермяки села Гидаева, в определенный час прибегал на площадь олень. Народ приносил его в жертву святому. Но как-то олень в урочный час не явился. Решили заколоть быка. Запоздавший олень все таки прибежал, но видя, что все кончено, убежал обратно в лес..." 1*).

1). I. с.13.

Экипаж, в который запрягался олень, представляли собою сани (додj). Колесных экипажей Коми не знали. Об этом свидетельствует язык: для обозначения понятия запрягать Коми употребляют слово додjаны, происходящее от додj. Некоторыя из принадлежностей упряжи восходят своим происхождением к периоду нераздельной жизни всех Финнов. Для обозначения оглобли у Коми имеется слово ОЖ, которое стоит без сомнения в связи с мордовским azja, финс. aisa, эстонск. ais, вепс. ais. Другие термины, по-видимому, составляют достояние пермской группы, напр. мегыр-дуга. Заговоривши о способах передвижения, приведем и другие данные, представляемые в этом отношении языком. Орудием передвижения по снегу служили лыжи (лjампа, по воде лодки (пыж), снабженные веслами (певыс).

Простейшие способы обработки продуктов земледелия и скотоводства сложились у Пермяков, несомненно, самостоятельным путем. Приготовление муки, которая имеет у Коми собственное название, производилось при помощи камней. Процесс размола обозначается словом ИЗАН, которое можно перевести ДЕЙСТВОВАТЬ КАМНЕМ. Для той же цели могла служить, как она служит в специальных случаях и теперь у родичей Коми Черемис, ступа с пестом (гыр, тоин). Употребление ручных жерновков, имеющее место у Пермяков и теперь, восходит своим началом также к отдаленной эпохе истории Коми. Коми имеет специальный глагол для обозначения процесса приготовления жерновов (сидзьны).

Употребляя в пищу продукты скотоводства, Коми умели вялить мясо (шурµтны), печь или жарить (пµжавны, пµжны), знали сметану (нµк), творог, сыр (рис').

В до-русский период Коми познакомились с растениями, дающими волокно (сµдзj), научились добывать это последнее при помощи мялки (нjарнjак), сучить из него нитки (сунjсj, тучмкыны), делать из ниток моты (ректан, шорт), заготовлять основу (рокас).

Из орудий пряжи, тканья и шитья им были известны стань (таб), берды (кiсj, анj-борд), веретено (чера), челнок (суса), прялка (печjкан), игла (рµт), шило (пышjан).

Самостоятельно (по крайней мере по отношению к Русским) Коми дошли до потребности измерять пространство и вес. Для обозначения расстояний у них служили чумкасы (расстояния от одного колена реки до другого) и величина, соответствующая сажени (сыв). Единицей веса является величина, которая обозначается словом синj, µшан, µшлан и переводится Русским - фунт.

В пору, предшествующую подчинению под власть Москвы, Коми ознакомились с торговлей и меновыми единицами. В словаре Коми имеются слова для обозначения купли (нµбны-купить), продажи (вузалыны-продавать), цены (дон), меновых единиц и денежных знаков (шатj-прут, рубль, сjам-чешуя, деньги, гым-грош), прибыли (содтµм), убытка (чинтµтµм). Кредитные отношения также сделались известными Коми еще в эту эпоху. Они имеют слова для обозначения займа (одзjесj). Об основах пермского кредита мы уже имели случай говорить в исследовании "Вотяки".

Общественные отношения у древних Коми отличались уже некоторой сложностью. Кроме семьи с ея членами Коми знали и более сложный союз, во главе которого стояли князья. Для обозначения группы, связанной отношениями родства, общностью происхождения Коми имеют несколько терминов: телеп, увтыр. Несколько терминов служат и для обозначения совокупности людей, не связанных такой общностью: jµз (народ, люди, чужие), отир (народ, община), чjукµр (случайное собрание, толпа, шайка).

Для истории семьи язык не представляет у Коми такого богатого и прозрачного материала, как у Черемис и Вотяков. Древнейшее состояние пермской семьи мы представили уже в книге "Вотяки". На первоначальную неопределенность родственных отношений указывают значения слов ныл (дочь, девушка), зон (парень, сын). На позднейшия стадии развития половых отношений указывает появление слов модзь (любовница) рядом со словом, означающим жену (гµтыр, инjка), bygyl', tsurka для обозначения ребенка, рожденного вне брака. Можно предполагать, что термин для обозначения тестя (cjор-аи = поздний отец) имеет не случайное происхождение и возник в ту пору, когда муж не брал в свой дом жену, а сам поступал в дом ея родителей и, стало-быть, становился их поздним сыном. К отдаленной поре жизни Пермяков относится явление усыновления. Коми имеют два термина для обозначения приемного дитяти, которые заключают в себе, кажется, темный намек на символику усыновления (пи=пазуха, приемное дитя, гµг-пи = пуповое дитя).

Говоря об общественной организации Пермяков, мы должны упомянуть, конечно, и о князьках (µксы). Термин, обозначающий князя, находится, кажется, в близком родстве с словом, обозначающим собрание, сходка (µксjан, µксэм) и может обозначать человека, который собирает около себя народ. Составить себе представление о том, что представляли собою Пермские князья, мы будем в состоянии только тогда, когда сопоставим историческия данныя о Пермских князьях с народными преданиями и аналогичными явлениями из жизни родственных племен.

Исторические свидетельства о пермских князьях относятся к XV ст.

Князья этой эпохи - уже христиане - известны на Выме, в Искоре, Покче. Предания называют и других князьков, сидевших по городкам (кары). В "Дневных Записках" Рычкова мы имеем известия о князьках Купросскаго городка и Вильгорта. Пермская земля делилась таким образом между многими князьками, сидевшими в отдельных городках, и представляла картинУ, аналогичную с той, которую констатируют для Югрии наши летописи с XII до конца XV в. Князья жили постоянно в городках, которые обыкновенно ставились в устьях речек и обеспечивали обладания этими последними; подданые, собирались к ним в случае опасности и защищались за земляными валами.

Проникновение христианства в Великую Пермь сопровождалось несомненными переменами в гражданских отношениях. В Пермском крае явились церкви и монастыри, источником существования для которых обыкновенно служили жалованныя земли. Удовлетворение первых потребностей их свидетельствует, что князья Пермские имели поземельную собственность, из которой делали вклады. С первыми дарами церкви почувствовалась впервые и потребность в грамоте: дарение по русскому обычаю было скрепляемо соотвествующим актом. Позднее, когда, вероятно, между церковными учреждениями и местным населением возникли поземельныя тяжбы и стали доходить до князьков, явилась потребность облекать в писанную форму судебныя постановления князей. Так могли явится "судебныя и правежныя грамоты" Пермских князей, которыя были действительны до 1553 г. почти в течении полустолетия со времени прекращения власти самостоятельных Пермских князьков. Скудные факты, которыми мы располагаем относительно Пермских князей, позволяют сказать, что государственное развитие Перми прекратилось, дойдя до такой ступени, до которой оно не доходило ни у одного из северно-финнских, а, может быть, и вообще у всех Финнских племен.

Та несложная культура, которой обладало племя Коми, с очень раннего времени пришла в соприкосновение с более сложной культурой арийского, семитического и туранского востока. Хронологию этого соприкосновения можно установить приблизительно благодаря предметам восточного производства. Первое место между ними в смысле хронологического показателя занимают монеты. В 1846 г. во владениях графа Строганова было найдено 11 сассанидских монет, которыя по определению академика Дорна относятся к 441-594 г. нашей эры. 1*).

1). Сав. Мух. Нумизм. 159.

К V-же веку, к эпохе императора Анастасия (491-518), относитя византийская серебряная чаша, найденная в 16 верстах от Чердыня. Персидскими изделиями Сассанидской эпохи оказались вещи, найденныя в Красноуфимском уезде. Не позже V века, стало быть, прямо или через посредство Булгар в Пермском крае возникло знакомство с востоком и его произведениями. Чего икали здесь восточные купцы известно. Они вывозили с севера прежде всего меха, реже мамонтовы кости, которыя поступали в поделки. Для уяснения древней культуры Перми важны те восточные предметы, которые поступали в обмен за местные товары. По предметам ввоза мы судим обыкновенно о потребностях населения и его экономических ресурссах. Некоторые из вещей привозного происхождения могут легко вести исследователя в заблуждение на счет покупных способностей древней Перми: можно подумать напр., что быт тех людей, которые выменивали свои меха на драгоценные чаши, соответствовал и во всех остальных отношениях сказывающейся в этих покупках роскоши утвари. Явления из быта родственной Перми Югры в состоянии однако разъяснить присутствие таких дорогих блюд в Перми. К числу несомненных заслуг составителей III выпуск "Рус. Др." принадлежит разъяснение того значения, которое имели оне в быте древних Пермян. Нам указывают на современных Вогулов, о культуре которых не может быть спора и у которых Брем и Финш нашли возле идолов оловянныя английския и две серебряныя тарелки старого проихождения. На употребление металлических блюд Вогулами при жертвоприношениях мы имеем указание и в статье

А.Ф.Теплоухова.

Точные данные о восточном ввозе в Пермь мы будем иметь только тогда, когда в наших руках будет подробный перечень и описание восточных предметов, найденных в пределах Пермской и Вятской губерний. Такого описания русская наука ожидает от Ф.А.Теплоухова. Пока приходится довольствоваться теми категориями, которыя установил для всего севера Савельев. Восточные купцы сбывали, говорит он, северянам бисер, бусы, цепочки, ожерелья, запастья, кольца, булавки, пуговки, бляхи для украшения одежд и конской сбруи, стальные клинки. 1*).

1*) Сав. Мух. Нумизм. XC.

Почти все эти категории предметов мы встречаем и в Пермских находках. Влияние сношений с востоком отразилось таким образом всего виднее на туалетных украшениях. Между привозными вещами с трудом можно выделить вещи, приготовлявшиеся ближе в Болгарах. На громадном пространстве от Ярославской гбуернии до Пермской встречаются характерныя гребенки - с двумя конскимм головами, обращеными в противоположныя стороны. Уже покойный граф А.С.Уваров высказал предположение, что в землю Мери коньки проникали с востока из Волжской Булгарии. Мы думаем, что в самой Булгарии эти вещи были сначала привозныя, а потом фабриковались по привозным образцам. Мотив двух соединенных шеями и обращенных в противоположныя стороны коней представляет несомненное достояние иранского, персидского искусства. Мы видим его очень часто на капителях древне-персидских колонн. Как все любимые моитвы, он, конечно, применялся к массе других вещей и таким образом был занесен на Волгу и Каму.

Чтобы представить себе народ с теми несложными формами быта, которыя мы наметили на основании языка, и с теми потребностями, о которых говорят археологическия данныя, обратимся еще раз к аналогии. Вот что рассказывает Страбон о Массагетах; "одни из Массагентов живут на горах, других на равнинах, третьи в речных болотах, четвертые на островах среди болот... Массагеты хорошие пехотинцы и всадники, употребляют луки, мечи, панцыри и медные секиры, пояса у них золотые, как и диадемы... Живя на островах и не имея посевов, едят они коренья и дикие плоды, одеваются древесною корою, так как не имеют стад, пьют сок, выжатый из древесных плодов. Обитатели болот питаются рыбой, одеваются в шкуры тюленей, выходящих из моря. Горные жители питаются также полдами деревьев, овец имеют мало и не убивают их, ради шерсти и молока... Жители равнин не обрабатывают земли, а питаются стадами и рыбой, как кочевники, по скифски...". 1*).

1). Рус. Древ. III, 19.

В этой драгоценной для историка и археолога картине, мы имеем ключ к вопросу о том, в какой степени употребление драгоценных вещей служит показателем высокой культуры. Так же мало, как золотыя диадемы Массагетов, могут говорить о высокой культуре народа и те серебряныя вещи, которыя найдены в Перми.

Археологическия данныя говорят главным образом о серебряных изделиях. Данныя языка позволяют констатировать, что при помощи восточных и притом иранских торговцев Чудь и Югра ознакомилась и с другими металлами. Золото у представителей обеихгрупп имеет иранское название

- зарни (зенд. ZARANJA). Предполагают, что и бронза, для которой нет названия в угоро-финнских языках, была первоначально неизвестна Финнским народам. 2*).

2). Ahlquist. Culturwµrt. 66.

С этим сплавом и изделиями из него познакомили Чудь Иранцы-соседи или торговцы. В последнее время значительное количество ученых склоняется к мысли, что ближайшим к угро-финнским племенам и наиболее повлиявшим на них иранским племенем были Массагеты. Они заняли склоны Алтая, оттиснувши на север по Енисею Сибирские племена и ввели в употребление сплав, составные элементы которого им в обилии давал алтайский хребет. Они же оставили на юге Сибири свои памятники. Иранцы в очередь усвоили бронзу у Ассирийцев. Третьим металлом, с которым Чудь ознакомилась чрез Иранцев, нужно считать железо. Пермския и Угорския слова для обожначения железа - ост. kart, вот. kort, Зыр. kµrt, Вогул. ker - Шрадер сопоставляет с староиран. kareta, новоперс. kard, бухар. gard, Курд. ker, означающими железный нож и предполагает, что Финны назвали железо именем вещи, которая из него делалась и привозилась к ним. В пользу предположения Шрадера говорит бесспорно то, что одной из важный статей торговли с севером, начиная с XI в., было железо. Вспомним летописный рассказ Гюряты Новгородца.

Не без влияния восточных, иранских и тюркских элементов развивалось у Коми и земледелие. Филологи обратили внимание на совпадение значений западно-Финнского kar-hu и иран. kar-shu копать, пахать. Может быть в связи с Финнским kar-hu стоит и корень гµр - встречающийся в Пермских терминах для обозначения сохи-копыла и процесса пахания (копания). Капитальные продукты земледелия - зерно и печеный хлеб у Коми носят также заимствованныя, восточныя названия. Пермское n'an' Мункачи сближает с перс.-осман. nan, татар. кирг. и джигатайским nan, tus' с татар. tµs, чуваш. tus, коиб-кар, tus'. 2*).

2). Munkacsi. Votjak Nyelymutat. Bud. 1884, 162.

Слово sur пиво еще Альквист сопоставлял с чувашским sra; Мункачи прибавляет тат. sira, коиб. sera, алт. sira, куманское sira. Кеппен, отвергая заимствование из татарского и допуска обратный переход, припоминает, что Boller в своем исследовании "Die Finnischen Sprachen" отметил сходство Финнского слова с санскр. sura, и спрашивает: "нельзя ли признать в словах первобытное родство?"

Благодаря тюркам, может быть, Коми познакомились и с лошадью. Название животного, по-видимому, не тюрскское, но те приборы, с помощью котрых лошадь приспособляется для верховой езды, несомненно, заимствованы у тюрков. Седло µnyr, бесспорно, находится в родстве с вотяцким ener, а это последнее Мункачи ставит в связь с чуваш. in'er, якут. inir, джагат. iger. Узда сермеч есть также Тюркское слово, (ср. чуваш. чермеч). С данными языка относительно седла вполне согласны известия старых путешественников. Лепехин напр. не нашел седла у Сыосольских Зырян.

Тюрки познакомили Пермяков и с овощами: луком - сугонj (ср. тат. sugan, алт. sogono, чув. sogano), редькой - кушман (чув. kusman), репой - сjортни (чув. sarik). 1*).

1) Munkacsi. I. с.140, 142.

Проводниками Тюрсксого влияния на Пермь служили главным образом

Булгары. Исследователи давно уже обратили внимание на сходство многих

"Чудских" и Булгарских вещей. Можно предполагать, что Булгары являлись

среди Пермян не только торговцами, но и колонистами. На такую мысль

наводит существование селений с названиями Булгары на Юге Пермяцкого края в уездах Оханском и Пермском. (Сп. нас. м. NN 25, 4515).

Позднее, чем связь с Востоком, зараждаются отношения к Славянским племенам Руси. Уже в XII в. Пермь платила дань Новгородцам. Судя по известиям о ближайших соседях Перми - Югре - дань состояла в мехах и серебре. Уплативши сборщикам известное количество того и другого, Коми жили вполне самостоятельно своей несложной жизнь. До XV в. они сохранили своих князьков, до конца XVII самостоятельно избираемых судей. - Не подчиняя долгое время Коми политически, Русские постепенно завоевывают их культурно. Достаточно обратить внимание на заимствованныя у Русских слова, чтобы видеть, как разносторонне сказалось на Коми соседство с ними. Прежде вего это влияние обнаружилось на жилище. В керке Коми рядом с обрубками дерева, представлявшими единственную мебель, явились лавы, лавицы (вабич); изба стала строиться с подизбицей, голбцем (голубничjа); в избе явился отдельный от крыши потолок с матицей (матичjа), полати (повать) у окон оконницы (рамы). Рядом с старым огнищем ГОР появилась русская печь (pats). Из занятий больше всего русскому влиянию подверглось земледелие, для Коми, ковырявшаго землю копылом, оно все же было образцом, достойным подражания. Русский земледелец хотя плохо, но удобрял землю назьмом (навозом), и Пермяк заимствовал у него обычай вместе с словом (назjом). Вместо выжженных в лесу полян, где зерна засевались между пнями подчерченных деревьев, Коми нашли у

Русского обширныя поля, разделенные межами на полосы, вместо копыла соху с железными ральниками, которыми можно было взрывать почву правильными бороздами. Все эти вещи с обозначавшими их словами вошли в пермяцкий обизод. Мы видим в пермяцком языке слова межа, полоса, загон, ральник. Число культурных растений увеличилось льном (лjон), яблоней (jабвонь). Под одно заимствовано было еще несколько орудий - вилы (вива), лопата (вопата). С русской системой земледелия неразрывно связана и жизнь сравнительно крупными группами - деревнями с дворами, расположенными в линию и улицей между двумя рядами домов. Коми заимствовали у русских соседей слова деревня, улица. Под влиянием соседства Русских у Перми явились мельницы в виде особых, общественных сооружений вне дома (мельничjа). На дворе с развитием земледелия явились новые постройки - жытник. Из животных благодаря Русским Коми ознакомились с свиньей; любопытно, что другой термин для обозначения этого животного заимствован у тюрков (донгус). В костюм благодаря соседству сРусскими стали проникать овчина вместо шкур диких зверей, затем сапоги, сарафаны.

Из посуды появились ставечь, вокань, стопка, сулеjа, ыжбон. Материалы дляпостроек уеличились тjосом.

Особенно сильное влияние произвел на Пермяков семейный строй Русских с его богатой терминологие, приспособленной к обозначению тонких оттенков отношений. Коми заимствовали слова родня, семья, тесть, сват, жених, невеста, дед, в(дова, зеть, наследник, в(нук), челядь. Мы рассмотрим позднее, в главе о семейных и общественных отношениях, культрно-историческое значение этих заимствований.

Ознакомив соседей Пермяков с жизнью более или менее крупными сочетаниями, Русские дали им и ряд новых слов для обозначения вытекающих из такой жизни отношений - артиль, вытj, заквад, закон, именjо, козяин, наквад, помочj, рjаднитны, с(т)рошный, сусед.

В конце XIV века произошло событие, которое далеко подвинуло ассимиляцию Коми с Русскими - среди них благодаря проповеди св.

Стефана утвердилось христианство. Деятельность Пермского просветителя представляет собою оригинальнейшую картину из истории старой Руси. Аналогию для нея указать только можно в деятельности Кирилла и

Мефодия. Юноша из причетнической семьи в Устюге, увлекаемый жаждою знания, поступает в монастырь, который обладал большой по тогдашним понятиям библиотекой. Здесь он делит свое время между монашескими подвигами и чтением, жадно ловит случаи побеседовать с начитанными людьми. Изучение Св.Писания и духовной литературы оказывается не в состоянии наполнить всей его жизни. У него зарождается мысль о другой более широкой деятельности. Стефан решает сделаться просветителем Перми, приступает к изучению пермского оязыка, переводит на пермский язык русския богослужебныя книги и составляет для Пермяков новую азбуку - одним словом воспроизводит все то, что было сделано для Славянства Кириллом и Мефодием. Исполнив эти предварительныя работы, он отправляется в Москву, чтобы получить от митрополита благословение на свой миссионерский подвиг. Епископ Коломенский, занимавший тогда временно вакантную митрополичью кафедру с полным сочувствием отнесся к предприятию молодого монаха. Стефан проникает в Пермь и начинает свою проповедь. Каковы были верования, с которыми приходилось бороться проповеднику, мы увидим в своем месте, в главе о религии Пермяков. Здесь мы будем только рассматривать условия, при которых происходила миссионерская деятельность св. Стефана. Крещение Пермян совершилось не так, как крещение других наших инородцев - Черемис, Чуваш, Вотяков.

Там миссионерская деятельность предпринималась по почину государства; миссионеры шли на проповедь, снабженные для обращающихся льготами от податей и повинностей и подарками, но в то же время опираясь на рессурсы государства в борьбе с формами языческой старины. Здесь миссионер выступает на свое поприще один, имея лишь нравственную поддержку русской церкви. Успех его проповеди целиком зависел от того обаяния, которое производила на диких Пермян его нравственная сила. [и сила княжеской грамоты со всеми вытекающими из этого факта последствиями. - М.Д.Игнатов]. Не раз его жизни грозила опасность, но он шел неуклонно к своей цели. Бесстрашшное спокойствие, с которым он разрушал жертвища и встречал смерть, обезоруживала язычников. На первых порах у него мало было учеников, но это были убежденные прозелиты, которые находились в постоянном духовном общении с своим учителем. Они составляли духовную дружину, с которой ему было уже легче вести свое дело. Для удовлетворения потребностей своей маленькой паствы св. Стефан устроил церковь на месте слияния Выма и Вычегды. С этой позиции открывалась возможность действовать на север по Выму и восток по Вычегде. После каждого столкновения с язычниками около Стефана оставалось несколько новых проезлитов; люди, пытавшиеся действовать против него оружием, возвращались к нему для мирного состязания на словах; были и такие, которых првлекало к Стефану любопытство взглянуть на воздвигнутую им невиданную постройку - церковь. Как ни просты были ея формы, она все же производила сильное впечатление на людей, которые знали чумы, землянки да грубыя керки; эти люди расходились, унося смутное предчувствие на счет предстоящей победы новой веры. Биограф не говорит, как долго продолжалась такая детятельность св. Стефана, и констатирует прямо ея результат. Пермяне разделились исподволь на две половины: одна усвоила новую веру, другая осталась верна старине и пыталась насилиями над христианами остановить распространение нового учения. После того, как эти попытки не привели к желанному результату, масса приняла новое учение. С этого момента наступит новый фазис в деятельности пермского апостола. Настала пора пустить в дело изобретеную азбуку и книги. Св. Стефан убеждает всех и старых и малых учиться грамоте и самостоятельно дополнять свое духовное развитие. Этот призыв также не остался без результата.

Нашлась кучка неофитов, которая овладела созданной Стефаном Пермской грамотой. Стефан назначил их священниками, чтецами и певцами и с их содействием сделал новые переводы священных книг на Пермянский язык. Эти первые зырянские грамотеи сделались помощниками его и в деле обучения народа. Для потребностей обширной паствы одной церкви оказалось уже недостаточно и Стефан соорудил ряд новых по мелким речкам и погостам. Язычникам из наступательного положения пришлось перейти в оборонительное и спасать своих богов от Стефана и его учеников, которые обоходили, истребляя идолов, леса, погосты, поля, дома и привежки. В этот момент выступает в имя языческой старины Пам, бывший и шаманом и правителем (сотником) в Вымской стороне. Он пытается бороться против Стефана его же оружием, убеждением и ласками. Судя по неясным намекам Епифания, его политика не оставалась без результата. Стефан скорбел, что Пам разрушает то, что он создает. Пам между тем все шире и шире развертывал свою деятельность. Опираясь на значение, которое Пермяки, подобно другим северным инородцам, приписывали шаманам, он вызвал Стефана [Из первоисточника этого не видно, а создается противположное впечатление. - М.Д.Игнатов] на обычное у шаманов состязание, которое должно было решить, кто из них двух сильнее.

Сначала соперники должны были взявшись за руки пройти через разожженный костер. Если бы это испытание кончилось без решительного перевеса для того или другого, оба должны были опуститься в прорубь на дно Вычегды и выйти из другой проруби в условленном месте. Народ с восторгом приветствовал решение, которое должно было положить конец постоянным спорам и раздорам. По предложению Стефана зажгли какую-то постройку. Когда постройка разгорелась, Стефан протянул руку Паму, чтобы двинуться вместе с ним в огонь. Наступил решительный психический момент. От твердости духа противников зависело все. Шаманом овладел страх и он отшатнулся. Победа Стефана была решена. Чтобы сильнее повлиять на толпу, он начинает силой тащить соперника к огню и доводить до того, что тот бросается пред ним на колена и умоляет о пощаде. Торжествующий Стефан смело вызывает его на следующее испытание

- водой. И здесь шаман в последнюю минуту обнаружил страх. Язычество потерпело в лице его решительное поражение. Стефан беспрепятственно мог теперь заканчивать начатое дело - крестил тех, которые еще оставались язычниками, переводил на пермский язык книги с русского и даже с греческого, и наконец отправилс яв Москуву хлопотать об основании Пермской эпископии. Выбор митрополита естественно остановился на самом просветителе Пермян. Не об одном этом пришлось Стефану хлопотать в Москве; он должне был защищать и свою пермянкую азубку и свои переводы. Рядом с восторженными почитателями своей деятельности Стефан встретил в Москве людей, которые говорили, что если уж Пермянам нужна грамота, то этой грамотой должна быть русская: она уже выработана; оставалось только научить ей Пермяков. В этих речах как-будто чувствуется смутное стремление к сознательной ассимилияции инородцев. Но большинство было еще далеко от этих стремлений. В деятельности Стефана приветствовали новую победу христианства, припоминали Кирилла и Мефодия и не заботились о том, будет ли от этой победы выгода Руси. Толки о значении деятельности Стефана, кажется, занимали Москву и Русь до самой его смерти. В страницах Епифаниевского жития чувствуется живой полемический задор. Епифаний называет противников Стефана людьми скудными умом, выдвигает в защиту его дела то, что с разделением языков явилось разделение культурное - "разделишася и нрави, и обычаи, и устави и законы и хитрости..." В ответ на замечания о несовершенствах Стефановой азбуки

- "яко несть гораздо устроена азбука си, достойно есть починивати ю..." - Епифаний говорит, что и греческую азбуку много раз исправляли и совершенствовали.

Взгляд Епифания был, по-видимому, господствующим взглядом на дело Стефана русских людей. Его ближайшие преемники считали себя обязанными идти по его пути, изучали Пермский язык и пользовались им в своих сношениях с паствой. Москва спокойно смотрела на события, происходившия в Перми. При наличности таких условий судьба, которую имело создание Стефана, приобретает высокий исторический интерес. Возводя пермский язык на степень книжного, обособляя Пермян кроме того от единоверных Русских и алфавитом, Стефан заложил создание самобытной пермской культуры. Русская власть, в его пору уже чувствовавшаяся над Пермью, не ставила препятствий для того, чтобы вести дальше его начинание. В обществе большинство, как мы видим у Епифания, сочувствовало зарождению новой христианской культуры. Истории предстояло решить, могло ли Пермское племя выполнить возложенную на него просветителем задачу. Со времени крещения Перми до полного подчинения ея власти Москвы прошло столетие. За это время Пермяне могли беспрепятственно продолжать начатое Стефаном дело, даже распространить его на родственных Вотяков и Югру. На деле получилось другое - новых пермских книг, кажется, не появлялось, а те, которые были написаны Стефаном, со временем затерялись. Величавая мечта молодого устюжанина кончилась ничем. История направила пермский народ на иной путь - на путь слияния с русским народом.

Полукочевому народцу, проводившему почти все время в охоте и рыбной ловле, не имевшему крупных центров оседлости, класса людей, свободных от заботы о насущном хлебе, отделенному громандыми лесными пространствами даже от таких культурных центров, как Москва, оказалась не под силу задача, возложенная на него св. Стефаном. Разливающаяся русская колонизация, возникновение политических отношений к Москве с своей стороны делали лишним для немногих людей, выделявшихся из пермской толпы, труд перевода книг, которыя были для них понятны и на русском языке.

Преемники св. Стефана на Усть-Вымской кафедре исподволь продолжали его дело. Исаакий крестил Печерцев, Питирим Вогуличей. В 1456 г. христианская проповедь проникла на Каму. Иона крестил нынешних Пермяков. Это событие не нашло такого историка, как Епифаний. В летописях кротко сказано: "крести Великую Пермь и князя их и церкви поставил и игумены и попы". 1*).

1). Карамз. И.Г.Р. VI. Прим. 629.

Известие летописи, кажется, относится к Чердыни и ближайшим окрестностям. Около 30 лет спустя Герберштейну говорили в Москве, что Пермяки далеко не все крещены: "до сих пор многие из них остаются идолопоклонниками, живя рассеянно в лесах; монахи и отшельники не перестают обращать их от заблуждений и суетного служения идолам". 2*).

2). Замысл. "Гербершт." 421.

Самая проповедь не имела, по-видимому, такого глубоко-захватывающего влияния, как проповедь Стефана. Пермяки внешним образом принимали христианство, но продолжали держаться своих старых обычаев, приносили жертвы идолам, вступали в браки, недопускаемые церковью. Христианский культ был понят ими, как и другими нашими инородцами, грубо, применительно к формам своего старого. Первыя церкви были воздвигнуты, по преданию, на местах языческих мольбищ. В новых храмах, новому БОгу они продолжали служить так же, как и своим старым богам. В пермяцком крае до сих пор существуют часовни, куда в определенные дни приносят мясо куриц, баранов, коров. Есть пункты, где в собственном смысле приносились в жертву гекатомбы. Еще лет 10-15 тому назад в Коче Чердынского уезда закалалось до 80 быков, которые тут же поедались и раздавались нищим. Можно с полной уверенностью сказать, что все часовни, куда приносятся до сих пор жертвы, существуют на местах языческих молений. Относительно зырянского края на этот счет существуют положительные указания. Когда в Выме разламывали деревянную Архангельскую церковь, под алтарем нашли сгнивший пень священной березы, который Зыряне разобрали по кусочкам. 1*).

1). Шишонко. Перм. Лет. I, 5.

С водворением христанства в пермском крае устанавливается духовная связь его с Москвой. Епископы Велико-Пермские, будучи поставлены Московскими митрополитами, явились естественными проводниками московских политических стремлений. Пермь почти до самого падения Новгорода считалась в числе Новогородских областей, но прочная власть Новогородцоев в крае едва ли простиралась далее XIIIв. С того момента, как на водном пути Новогородцев в Пермь, Печеру и Югру вырос Устюг, опиравшийся на Ростовскую землю, господство Новгорода на Востоке было поколеблено. В XIV в. Устюжане нападают на Новогородских сборщиков дани. С переходом Устюга под власть Москвы положение Новгородцев становится еще более шатким. Иван Калита в 1332 г. уже требует с Новгородцев сребра закаменскаго и подкрепляет это требование посылкой отряда в Заволочье, на двинския волости. Переход Устюга в руки Москвы знаменует собою начало водворения политической власти Москвы среди Перми. Те из Пермяков, которые жили в Устюжской области по Сухоне и ЮГу, подпали, вероятно, вместе с Устюгом под власть Москвы. Допуская такое предположение, мы приобретаем возможность примирить данныя актов с известиями биографа ст. Стефана. Акты говорят нам, что до 1471 г. Новгород считал Пермь своей волостью, биограф Стефана между тем вкладывает в уста Пама жалобы на Москву, откуда идут "дани тяжкия и тиуны и приставницы". Эти жалобы представляют дело так, как будто

Пермь Вычегодская в эпоху Стефана не имела уже самостоятельного существования и управлялась московскими чиновниками. В плаче Пермских людей заключаются намеки на те же отношения - Пермяки скорбят, что лишились печальника перед Московским князем. Несостоятельность таких известих по отношению к Перми Вычегодской очевидна из того, что еще в XV в. мы имеем в летописях уканазия на Вымских князей. 1*).

1) Подробности у Дмитриева. "Перм. Ст." I, 158-165.

Князья фигурируют и на надписях, которыя сопровождают резьбу на посохе св. Стефана, исполненную в XV-XVI в. 2*).

2). Перм. Летоп. I, 16.

- Москва действовала в отношении Перми с большой осторожностью.

Пермяки имели своих князей, Новгородцам Москвоские князья не препятствуют назвать Пермь своей волостью и в то же время с 1449 г. именуют себя князьями Ростовскими и Пермскими. В то же время московкий митрополит Иона называет области Вым, Сысолу и Вычегду вотчиной великого князя. Новгородцы фактически сами смотрели уже на эти области, как на чужия. Они воевали в них и уводили в полон тысячи жителей. 3*).

3). Акты Ист. I, N 261.

Подчинение Вятки в 1459 г. увеличивало наступательные силы Москвы. В 1471 г. в качестве исконного владения князя Московского упоминается уже бассейн Важки с соприкасающими местностями по течению Вычегды. 4*).

4). Акты Арх. Эксп. I, N 94.

В то же время к Москве окончательно перешла вся Вологодская область. 5*).

5). Кар. И.Г.Р. VI, 366.

Пермь Вымская и Камская были теперь отрезаны от Новгорода владениями Московского князя. Присоединить их к Москве не составляло уже затруднения. Предлог нашелся в виде обиды, нанесенный где-то в Перми Московским торговцам. Каким путем была присоединена Пермь Вычегодская, источники не говорят. Архангельская летопись рассказывает только о походе на Пермь Камскую. Князь Федор Пестрый и Гаврила Нелидов овладели нынешним Чердынским Покамьем - разрушили пермские городки, в числе которых были Искор, Покча, Урос, Чердынь, взяли в плен князьков пермских Коча, Бурмата, Мичкана, Зырана и Михаила Чердынского. Любопытна добыча, которую послали победители в Москву - 16 сороков соболей, 29 поставов немецкого сукна, 3 панцыря, шлем и 2 булатныя сабли. Глухое воспоминание о борьбе с Русскими под Чердынем до сих пор живет среди Пермяков. Забыв о том, что они были когда-то независимыми, Пермяки помнят об этой борьбе и думают, что она должна повториться перед кончиной мира.

Из скудных сведений о завоевании Перми очевидно, что Москвичи мирным путем проникали ранее туда уже. Есть известия, позволяющие предположить, что русская колонизация предшествовала здесь, как и во многих других местах, завоеванию. Берх относит к 1430 г. основание первого Русского поселения на Усольи. Посадские Калинниковы основали будто-бы в это время соляныя варницы близ села Верх-Боровскаго, и потом перенесли их на р.Усолку. 1*).

1). Путеш. в Черд. и Сол. у. 3.

Предположение, что самый Чердынь основан в XV в. Новгородцами не выдерживает критики: во-первых, Чердынь был политическим центром Перми и находился под властью туземного князя, во-вторых, Новгородцам в XV в. было уже не до колонизации таких далеких владений, когда приходилось бороться за ближайший - за Вологду и Двинскую область.

Собыития 1472 г. изменили главным образом отношения Перми к соедям. Независимые пока еще вогульские князья стали видеть теперь уже в князьях пермских своих врагов и слуг Москвы и избрали Пермския области предметом своих нападений. В 1481 г. Чердынь пришлось уже русскими силами спасать от подошедших Вогулов. Опасность грозила и Вымской Перми. Об этом можно заключать из того, что стараниями Вымского епископа Филофея было достигнуто в 1485 г. соглашение между Югорскими и Вымскими князьями, по условиям которого Югры клялись не нападать на Пермичей. Тревога Югры была основательна. В 1483 г. мы видим, действительно, Пермяков бок о бок с Русскими в походе против Югры за Урал. 1*).

1). Перм. Лет. I, 31.

По отношению к внутреннему положению на первых порах никаких резких перемен не произошло. По прежнему Пермяки управлялись своими собственными князьями; по прежнему платили дань - только не в

Новгород, а в Москву. Тридцать лет держались эти отношения. Сын и преемник Московского подручника в Чердыне Михаила - Матвей сделал, кажется, попытку обратить зависимыя отношения от Москвы в номинальныя

- уклонялся от платежа дани, не обращал внимания на требования Московского князя. Из Москвы было сделано предостережение, но Матвей не обратил на него внимания. В 1505 г. ему пришлось однако убедиться, что Москва не номинальная власть по отношению к Перми.

Воспользовавшись пожаром, случившимся в Чердыни Иван свел с княжескаго стола пермскаго князя, как нерадящаго о своей стране и заменил его своим наместником. 2*).

2). Ibid. 33.

Пермяки с полным спокойствием отнеслись к этой перемене. Умирая, Иван передал своему сыну Василию III Вычегду, Вымь, Удору, Сысолу и Пермь Великую, как волости Московского государства.

После прекращения власти национальных князьков Пермяки стали управляться Московским наместником, который имел своей резиденцией Чердынь. Переход власти не означал изменения старого порядка. Наместники не имели права перерешать приговоров или отменять грамат Пермских князей. Наместник собирал с Пермяков дань, чинил суд, оберегал от враждебных соседей-инородцев. Он имел целый штат подчиненных ему чиновников - тиунов, целовальников, доводчиков и праведчиков. Тиуны ведали по преимуществу судебныя дела, целовальники собирали подать, пошлины, производили торговлю регалиями - вином и пр. Подати собирались особыми чиновниками - данниками или бельщиками. Наместник получал свое содержание натурой: известное количество денег при приезде и по праздникам Рождества, Пасхи и Петрова дня.

Отношения Пермяков к наместнику и размер тех повинностей, которыя они должны были ему уплачивать определялись специальным государственным актом - уставной грамотой. Пермское население высоко ценило этот акт, которым деятельность наместника ставилась в определенные границы.

Когда эта грамота сгорела и администрация начала действовать произвольно - судить без целовальников - население Перми отправило в Москву депутатов от городских и сельских людей с тем, чтобы выхлопотать новое подтверждение ея. Эти депутаты представляли в числе других интересов и интересы ясачных Пермяков. Пермяки, судя по грамоте, жили тогда исключительно охотой и платили налог (ясак) с лука. Злоупотребления наместничьих агентов выражались между прочим в том, что они писали лишние луки.

Желание Пермяков было удовлетворено. Новая грамота определяла размер содержания, которое должны были платить ясачные Пермяки наместнику и его штату. "С пятнадцати сот луков, со шти сот сорока пяти луков на Рождество Христово за 1400 белок четырнадцать рублей, по две деньги за белку, на Велик день - за 700 белок 7 рублей, на Петров день за 700 белок 7 руб.". Сбор повинностей по грамоте должны были производить старосты и люди добрые, Пермяки сами. Чиновники наместника не имели права ездить по погостам писать луки. Распределение повинностей между собою Пермяки должны были производить также сами. В избежание лишшних расходов наместник не должен был ранее года менять чиновников или переводить доводчиков из одного погоста в другой. Грамота входит в мельчайшия подробности отношений чиновникво к поселению.

Предусматривая возможность злоупотреблений при требовании доводчиками прокорма при поездках, грамота говорит: "что (Пермяк) сам ест, тем и доводчика кормить".

Помимо тех данных, которыя представляет грамота для определения отношений населения к наместникам, мы находим в ней указания на юридические обычаи, имевшие место в Пермской земле (у Пермяков специально, или у всего населения?). Спорные вопросы - по поводу займа, грабежа или драки, воровства, убийства, поджога, клеветы и ябедничества, решались, оказывается, полем, т.е. поединком. Суд должен был производиться с участием выборных целовальников, старосты и лучших людей. "Лихих" людей, преступность которых засвидетельствуют под присягой 5-6 "добрых людей", Пермяки имели право выгонять вон из своей земли.

Для уяснения той организации, которую имели Пермяки в эпоху уставной грамоты, важно счисление луков СОТНЯМИ по двум группам и взиммание поборов СО ЗНАМЕНИ. Мы имеем здесь, по-видимому, указания на троякое деление Пермяков: о первой крупнейшей группе можно догадываться по тому, что число луков сосчитано не в общей сумме - а пятнадцать сот и 645; другую группу представляет сотня луков, третью знамя. Под знаменем следует разуметь род, имеющий общий знак собственности - тамгу*.

*). Грамота, с содержанием которой мы ознакомились, относится обыкновенно к 1553 г. Берх, который ее отыскал и издал, думал, что она была дана в 1505 г., когда князей заменили наместники. Г. Дмитриев, перепечатавший ее в своей "Пермской старине" (1 вып.) разделяет мнение Берха. Мы думаем, что это единственно-правильный взгляд на время дарования грамоты. В грамоте есть место, которое по нашему мнению ясно показывает, что оригинал ея дан непосредственно за установлением наместничества. "О землях и реках и озерах и всяких угодьях СУД ЗА ТРИ ГОДА, а дале того о землях не судити; и ПЕРВЫХ СУДОВ И ГРАМОТ КНЯЗЕЙ ПЕРМСКИХ НЕ ПОСУЖИВАТИ" читаем мы в ней. Это место свидетельствует, что грамота была издана в такое время, когда власти имели дело с массой споров из-за права владения землями и угодьями. Правительство считало нужным назначить довольно долгий срок для улажения этих споров и предупредить, что оно не берется перерешать постановления Пермских князей. Таким периодом, когда Пермичам могло показаться, что теперь должны измениться все основы владения и пользования землями и угодьями (включая сюда и права, данныя Пермскими князьями), мог быть только период перехода от самостоятельного управления к наместничеству.

Другим свидетельством в пользу принадлежности грамоты к началу XVI в. служит характер пермского быта. Грамота представляет Пермяков охотниками, считает их по лукам, определяет платежи белками. Писцовая книга Яхонтова говорит уже исключительно о земледельцах; само собою разумеется, больше вероятности предположить, что эта перемена совершилась в 70 лет под влиянием прилива русских колонистов, чем в 25, отделяющия эту книгу от 1553 г.

В начале XVI в. прекратилась политическая самостоятельность Перми. Во второй половине его были заложены основы для другого крупного явления в истории Пермяков - закрепощения большей части их за русскими помещиками. В 1558 г. громадная территория по обе стороны Камы от устья р.Лысвы до усть Чусовой переходит в собственность Аникия Строганова. Для того, чтобы понять это явление, нужно перенестить в ту эпоху колоссальных территориальных приобретений, которая открывается покорением Казани и заканчивается у берегов Восточного Океана. В 1552 г. падает Казань, в 1554 г. Астрахань и в руки Москвы переходят громадныя земли Поволжья от Василя до Каспийского моря. Одновременно основывается русская власть в землях Башкирии. В 1655 г. территориальныя приобретения de jure переходят за Урал. Князь

Сибирский Едигер отдается с своими людьми под власть Москвы. Если мы прибавим к этому приобретенныя в начале XVI в. Югорския земли и перешедшую в непосредственное ведение московского правительства Пермь, то окажется, что в распоряжение Москвы поступила колоссальная территория от Ледовитого моря до Каспийского с севера на юг, от устья Суры до Урала с запада на восток. Эта территория была известна Русским людям лишь настолько, насколько можно было ознакомиться с ней, плывя по главным водным артериям - Вычегде, Печере, Каме, Белой и Волге.

Обратить громадный край в действительное достояние русского народа и государства предстояло не без борьбы. Бороться приходилось прежде всего с кочевниками, занимавшими земли на юг от Камы и Чусовой и все Зауралье. Между тем государственные ресурсы нужно было как раз в это время напрягать для борьбы на два фронта - с Ногаями, отрезывавшими Москву от Черного моря, и немцами, державшими в своих руках

Балтийское. Государство страшно нуждалось в приспособленных к военному делу служилых людях и отпускало их на восток в комически малом числе. Понятно при таких условиях, что оно хваталось за всякое средство удержать за собой без затраты служилых людей новоприобретенныя земли и не стояло за тем, чтобы вознаграждать людей, которые изыскивали такие средства, даже обширными пространствами пустопорожней земли.

Человеком, предложившим такое средство для Перми, явился Аникий Строганов - богатый Вологодский (точнее Соль-Вычегодский) солепромышленник и землевладелец. Он испрашивает для своего сына Григория "пустопорожния земли" по Каме с обязательством устроить на них "городки за свой счет и в городках пушки и пищали учинити и пушкарей и пищальников и воротников устроити для бережения от

Нагайских людей и иных орд". Заселить земли он обязывался не письменными, не тяглыми людьми, руд серебрянных, медных, и оловянных не разрабатывать. 1*).

1). Перм. Летоп. I, 51.

Принимая на себя в замене за пустопорожния земли защиту от враждебных инородцев заселенных земель Перми Великой, Строгановы по условиям XVI в. предлагали государству выгодный договор. Вопрос заключался в том, действительно ли эти земли были пустопорожними, не нарушала ли отдача их чьих-нибудь интересов. Москва не имела обычая, отобравши у покоренных народов земли, обращать туземцев в рабов для завоевателей. Пред царскими фиском были равны Русский, Черемисин, Пермяк и Вогул.

При добрых намерениях Московскому правительству недоставало, к сожалению, знаний на счет того, что ему попало в руки. Аника Строганов не считал нужным просвещать в географии грозного царя. В своей челобитной он сообщает только поперечник того пространства, которое намеревался прибрать к рукам. Какую ширину имела просимая территория, предоставляось догадываться из ходатайства о позволении по РЕЧКАМ, впадающим в Каму ДО ВЕРШИН и по озерам "лес сечь, пашни расчистя пахать и дворы ставить". Что это были за речки, кмак они назывались, в просьбе не было даже упомянуто; между тем в числе их оказываются с правой стороны Иньва, вытекающая из Глазовского уезда Вятской губернии и имеющая 160 в. длины, Обва, начинающаяся также по близости Вятской губернии и занимающая своим бассейном на протяжении 200 верст обширное пространство в нынешних уездах Оханском и Пермском; с левой стороны Яйва берущая начало на Урале и имеющая длину 300 в., Косьва, впадающая в Каму несколько ниже Иньвы, с течением в 280-300 в. 1*).

1). Сп. н. м. Перм. губ. Спб. 1874.

Испрашивая для себя земли по течению ЭТИХ РЕЧЕК до их вершин,

Строганов простирал свои желания на громадное пространство от границ между нынешними губерниями Вятской и Пермской до Урала с запада на восток, и от Ласвы до Чусовой с севера на юг. Это прсотранство определяется в 3,415,840 десятин. 2*).

2). Дмитр. "Перм. Стар." I, 101.

Вопрос о принадлежности его был разрешен в челобитной самым коротким образом: Строганов категорически заявлял, что испрашиваемыя земли пусты, "пашни на них не паханы, дворы не стаивали, в цареву казну ни какого доходу не бывало и ныне не отданы никому и в писцовых книгах, и в купчих и в правежных то мето не написано ни у кого". Дело представлялось вполне верным; для пущей убедительности сделана была даже ссылка на писцовые книги, которых относительно Пермской области еще и не было. Не упомянуто было только о Пермяках, которые могли иметь здесь, если не постоянные жилища, то угодья. Но о них догадались спросить в Москве. Дать справки мог приехавший в Москву с пермской данью Пермяк Кадул. Кадаул сообщил правительству, что у Пермяков в тех местах ухожеев (промыслов) нет. Предполагают, что Кадаул продал Строгановым свое свидетельство и интересы родичей Пермяков. В какой степен ибыли точны его сведения, можно судить из того, что Яхонтов, составлявший по поручению Московского правительства в 1579 г., т.е. через 15 лет после получения Строгановыми дачи, писцовыя книги по Пермским землям, отнес в состав ОТХОЖАГО ЧЕРДЫНСКАГО СТАНА бассейны тех же Иньвы, Обвы, Яйвы и Косьвы. Это отчисление могло состояться лишь по тому, конечно, что на данной территории находились поселения и угодья государственных крестьян. Границы отхожего стана по направлению к Каме видны из того, что п Яхонтову в отхожем стане находятся на

Иньве Кудымкор, Купрос, Туманская, Юсьва на притоке Иньвы того же названия, Кува на притоке Иньвы того же названия, на Обве - погост

Обва (ныне Ильинское), Кривая наволока и Федорово. Вне отхожаго стана оставалась сравнительно узкая полоса вдоль Камского берега до Ильинского по Обве и Майора по Иньве. 1*).

1). Дмитр. "Перм. Ст.". I, 84.

Уже одно существование целых погостов в отхожем стану способно представить в настоящем свете Строгановския уверения на счет пустопорожности камских земель. Писцовые книги заключают и другия, косвенные доказательства того, что ПАШНИ ЗДЕСЬ БЫЛИ ПАХИВАНЫ и до Строгановских поселенцев. В писцовых книгах Яхонтова мы находим любопытные соотношения между числом населения и количеством культивированной земли. Вокруг Яйвенской слободки было три ПОЧИНКА, которым принадлежали 399 четей пахатной земли и 111 дес. пашеннаго леса, т.е. всего 1112 дес., в Сылвенском округе за тремя деревнями и пятью починками значилось 2847 четей т.е. 7117 дес. пашни и 222 дес. пашенного леса. Трудно допустить, чтобы горсть людей в состоянии была в 15 лет обработать такую громадную площадь дикого леса. Вероятно, старое население было согнано.

Правительство само, по-видимому, не совсем доверяло просителю и отдало ему просимыя земли с важной оговркой "во всякие угодья Пермичам и в земляныя и в лесныя от Лысвы реки по Каме, по речкам и озерам и до вершин и до Чусовыя реки у Григория не вступаться ни в которые угодья в НОВЫЕ, А ВЛАДЕЮТ ПЕРМИЧИ СТАРЫМИ УХОЖЕИ, которыми изстари владели, и Григорий владеет своими новыми ухожеи, а что БУДЕТ нам ГРИГОРИЙ по своей челобитной ЛОЖНО ЧЕЛОМ БИЛ и ТО СЯ МОЯ ГРАМАТА НЕ В ГРАМАТУ". 1*).

1). Перм. лет. I, 53.

Правительство удерживало за собой таким образом право на получение новых, противоречащих сведений взять свое решение относительно отданных земель назад. Таких сведений в Москву не доходило. Пользуясь царским доверием, Строгановы продолжают выпрашивать новыя земли. В 1568 г. Строгановския дачи были увеличены течением Чусовой и впадающих в нее притоков с обязательством, чтобы владельцы за свой счет поставили там городки и крепости. Через 15 лет после первой дачи благодаря работам Яхонтова Москва приобрела возможность судить о том, ложно ли бил челом Григорий Строганов и воспользоваться оговоренным в дарственной грамоте правом отобрать подаренныя земли, но ссориться с Строгановыми в эту пору было невыгодно. С утверждением Строгановых на Чусовой возникают враждебные отношения к Остякам и Вогуличам, которые жили по этой реке, и сибирским их родичам. В 1573 г. Пелымский князь Бехбелей переходит Урал, опустошает окрестности Чердыня и Кая, оттуда проникает в Строгановские владения и грозит Камгорту, Кергедану и городкам по Чусовой, Яйве и Солве. Строгановы напали на грабителей в горах и с трудом одолели их. В том же году на Чусовой город совершает нападение брат Сибирского царя Маметкул. Результатом этого нападения было то, что Строгановы получили от царя разрешение ходить на

Сибиряков войной и бунтовщиков под царскую руку проводить. В 1574 г. им предоставлен был во власть незавоеванный еще бассейн Тобола. В ту пору, как составлялась писцовая книга Яхонтова, Строгановы организовали уже Сибирскую экспедицию из волжских викингов - промышлявшего разбоем донскаго казака Ермака с товарищами. Казацкие отряды быстро решили дело в пользу Руси и Строгановых. В то время, как из Москвы шли к последним грозныя царские грамоты, в которых они обвинялись в нарушении государственных интересов, из Сибири на Русь отправлялся Иван Кольцо, чтобы отдать покоренную страну под высокую руку царя Московского.

Наследник грозного царя был не из тех людей, которые способны на энергическия действия. Строгановы при нем не только удержали за собой свои колоссальныя владения, но получили в 1597 г. даже прибавку - земли лежащия по притокам Камы от Лысьвы (ниже Чусовой) до Ошапа от устья до вершин. Этими притокам были Лысьва (60 верст длины), Сюзьва (50 в.), Нытва (50 в.), Очер (80 в.). 1*).

1). Перм. Летоп. I, 121.

Новый участок прекрасно закруглял Строгановские дачи по правому берегу Камы. Верховья полученных речек соходились с верховьями бассейна Обвы. Первому царю из дома Романовых было также не совсем удобно заводить с Строгановыми счеты. Строгановы были кредиторами казны в тяжелую пору водворения на Руси порядка. Они ссудили до вступления на престол Михаила на нужды государства 423,706, ссужали его и после (в 1673 г. при Алексее Михайловиче эта ссуда, не смотря на платежи, достигала до 417,056 рублей). 2*).

2). Дмдитр. "Перм. Ст." II, 156.

Михаил Федорович не только не поднимал вопросов о Камских речках, но даже подарил в 1615 г. Строгановым еще несколько новых от устья Ошапа до устья Тулвы близ Осы; так что Строгановские владения на всем юго-западе почти совпали с границами Пермской губернии и Вятской.

Когда в 1623 г. поручена была Кайсарову новая опись Пермских земель, Строгановы, по-видимому, не считали более нужным играть с правительством в жмурки и показали, какия речки они считают своей собственностью: "да в реку-же Каму, читаем мы у Кайсарова в писцовой книге Строгановских вотчин, впали в той же их меже река Обва, да река Косьва, да река Иньва". Следующая за тем фраза показывает, как составлял Кайсаров свои книги. Он находит возможным утверждать после того, как Яхонтов описал "отхожие" погосты и деревни на Обве и Иньве, что "по тем рекам по обе стороны от устей до вершин и в той меже

БЕРЕГА ПУСТЫЕ и острова и реки малыя, которыя впали... в Обву, и в Косьву и в Иньву от устей и до вершин и озерка лешие с истока и леса дикие с рыбными и звериными ловлями и со всякими угодьями ИХ МАКСИМЫ

ДА ИВАНОВЫ. 1*)...

1). Перм. стар. I, 127.

Писец бесцеремонно обоходит существование ряда известных правительству селений в бассейне Иньвы и ОБвы и вместе с тем делает маленькую ПОПРАВКУ к дарственной 1558-1564 г.: не одне ужь речки Иньва, Обва и Косьва оказываются в Строгановской меже, но и их ПРИТОКИ от устьев и до вершин. "Часть отхожаго стана" Чердынцев благодаря этому канцелярскому приему обращалась для правительства в приятное воспоминание.

Москва пока не обращала на невыгодные для нея бумаги внимания и продолжала распоряжаться населением отданных земель и самыми землями.

В писцовой книге Усольского уезда, составленной в 1647 г. Елизаровым, Иньва и Обва все еще считаются государственным достоянием. Елизаров показывает здесь новые погосты - Купрос, Майкор, Нижнюю Юсьву, на Обве Рождественский, Карагай, Георгиевский, Богородицкий. Обвинския селения составляли особую Обвинскую соху.

Книги Елизарова вводят нас в новый период отношений Строгановых к правительству. Страгановы выражают уже притязания на владение погостами, которые были основаны государевыми крестьянами. Елизаров заносит Майкор в число селений, принадлежащих Дан. Ив. Строганову. 1*).

1). Перм. Стар. II, 92.

Этот захват встретил протест с стороны населения. Затем несколько ранее по жалобе "Чердынцев и Усольцев" подъячий Антипин на основании царского указа отписал к Обвинской сохе от вотчины Дан. Строганова ОДИННАДЦАТЬ ДЕРЕВЕНЬ; тут было между прочим село Кыласово на Иньве. Строгановы продолжали однако предъявлять на них свои притязания и Елизаров вносит их в свою переписную книгу Строгановских владений в качестве отписных деревень, которыми ныне владеет Данила-жь Строганов. 2*).

2). Ibid. 98.

Население Инвженского и Обвинского бассейнов между тем быстро расло.

"Из многих мест на Обву и на Иньву крестьяне селятся многие и пашни у

них великия и место теплое и земли родимые и хлеб и мед и хмель у них

родится на все годы...", читаем мы в одной местной крестьянской

челобитной. В числе переселенцев на Обву и Иньву были и Чердынцы-Пермичи. 3*).

3). Ibid. 50-51.

Через 15 лет со времени составления Кайсаровских книг Инвенский и Обвинский район уже называется станом, жители его продолжают считать себя государевыми крестьянами, но уже не Чердынского, а Усольского уезда.

Путаница отношений с 40-х годов XVII в. все более и более увеличивается. В 1560 г. оказалось, что и Лысьва, которую в качестве безлюдной и никому не принадлежащей реки получил Строганов и пожертвовал Пыскорскому монастырю, была занята Усольцами: "Пыскорскаго монастыря архимандирт с братьей... по реке по Лысьве, писали Усольцы царю - и до вершины сенными покосы и пашенными землями и лесами и рыбными ловлями завладели насильством и нашу Усольскую тяглую землю у податных тяглых людей поотнимали и под заклад и вкладом поимали". 1*).

1). Перм. Стар. II, 106.

Государство продолжает держаться за свои права до самого конца XVII в. Писцовыя книги Бельскаго в числе государственных владений считают известную уже нам Обвинскую соху. В числе прибылых погостов и селений мы видим у Бельского на Обве погосты Сретенский (дер. Вотчина), Георгиевский (Кривец), Николаевский. На Иньве также государственные крестьяне еще держались против Строгановских захватов: "деревня Майкор... да деревня Мартынова на устье реки Оны, а в ней крестьянских дворов девять и те последние той деревни Майкора крестьяне живут за Великим государем в деревне Быкове, а деревни Мартыновы живут за В.Г. и писаны в тех деревнях к погосту Майкору...". 2*).

2). Ibid. 167.

Всматриваясь в историю отношений между Строгановыми и правительством мы приходим к заключению, что эти отношения при постоянном росте населения могли кончиться двояко - или возвращением уступленных Строгановым земель по Каме по крайней мере в пределах отхожаго стана в казну или отдачей Строгановым поселившихся на их землях людей. Отхожий стан обращал в фикцию владение РЕЧКАМИ ДО ИХ ВЕРШИН; "владение речками" в свою очередь делало невозможным существование в их области государевых крестьян. Игнорировать грамоты, данныя в пору полнаго неведения о размерах государственной территории, становилось затруднительным. В конце XVII в. эти запутанные отношения выяснились в интересах Строгановых. Размежеваться с Строгановыми, выделить по недоразумению отданный им отхожий стан на основании оговорки в грамотах 1558-64 г., правительство не сочло удобным. Строгановские интересы представлял тогда хитрый делец Григорий Дмитриевич, государственные - молодой, размашисто-щедрый к своим любимцам Петр. Строганов ловко повернул дело в свою пользу. Сначала, в 1688 г. он заручился обычным подтверждением всех прежних грамот. В 1691 г. сделан был новый шаг в смысле устранения государства от Пермских земель. До сих пор государство было их верховных собственником и утверждало во владении ими каждое новое лицо. Григорий Строганово добился того, что все, когда бы то ни было пожалованныя земли обращались в вечное и потомственное владение Строгановского рода. Этот государственный акт не может идти в сравнение с тем, что было сделано Грозным. Там государство действовало в географических и статистических потемках, но все же пыталось оградить интересы народа. Здесь отречение от территории отхожаго стана наступает после того, как этот стан был исследован и описан Яхонтовым, Кайсаровым, Елизаровым и Бельским, после того, как была получена возможность сопоставления данных, добытых писцами, с утверждениями челобитных обличить их несостоятельность. Добившись полнаго отречения правительства от Пермской территории, ловкий делец дал правительству немножко вздохнуть, занимая его сравнительно мелкими просьбами - в 1695 г. относительно притока Косы Лолога, в 1697 относительно Лены и Зырянских соляных промыслов. В 1700 он сделал последний ход, в результатах котораго трудно было уже сомневаться. Основываясь на признанном уже факте, что со времени жалованных грамот Грозного земли по Обве, Иньве, Косьве и другим камским притокам ЯВИЛИСЬ в межах, в дачах и урочищах Строгановых, Григорий Строганов обращает внимание правительства на то, что на тех его вотчинных землях "крестьяне и бобыли поселились до ПИСЦОВ и после писцов и к уезду Соли Камской приписались и живут в тех местах и всякими угодьи владеют... самовольством своим, без государева указа и без крепостей" и на этом основании испрашивает себе погосты бывшаго отхожаго стана. Если бы правительство дорожило свободной тяглой силой, оно могло бы свести своих крестьян или вознаградить Строгановых другой свободной территорией - но в эпоху Петра такое решение было невозможно. Петр мало ценил свободную народную силу. Указом 1 июля 1700 г. погосты отхожаго стана были отписаны к Григорию Строганову; 22 мая 1702 г. это прикрепление было утверждено на вечныя времена. 1*).

1). Перм. стар. II, 176.

14 тысяч человек м.п. обратились из свободных людей в Строгановских крепостных. Через 15 лет правительство увидало, каким результатом сопровождались его распоряжения. Во всех Пермских имениях Строгановых оказалось 5,324 пустых двора и 33,235 человек обоего пола бежавших с своих земель. В этих тысячах были, конечно, в немалом числе и крестьяне бывшаго отхожаго стана.

Не одним закрепощением сопровождался для Пермяков тот факт, что значительная часть их очутилась на Строгановских землях. С этой поры начинается и их постепенное обрусение. Путешественник, имевший возможность ознакомиться только с Пермяцкими волостями по Иньве от вершин ея до Купроса, может сказать, что века, в фтечении которых Пермяки прожили под русской властью, прошли бесследно в смысле их уподобления с государствующей народностью. Но стоит припомнить ту массу пермяцких названий речек и селений, которую предлагает нам Русский Обвинский край и Пермский уезд вообще, чтобы увидеть результаты сожительства Русских с Пермяками.

Северо-Западная часть Пермской губернии (уезды Оханский, Пермский, Соликамский и Чердынский) представляет на значительном пространстве картину, которую мы видим в средней России - в губерниях Владимирской, Ярославской, Московской: массу нерусских названий урочищ и населенных мест при сплошь русском населении. Различие заключается в том, что здесь мы по большей части оказываемся в состоянии определить чуждые русскому духу имена, назвать народность, которая оставила их после себя. Справляясь с данными выше списками личных Пермяцких имен и типами местных названий, читатель не затруднится признать, что южные уезды намеченнаго края заключают в своих местоназваниях массу следов, оставленных живших там Пермяками. Таковы в Оханском уезде: Тельканы, Олекина, Коналы, Лунева, Пермечата, Рябовской, Леушканова, Волегова, Видящерский, Габова, Челпановский, Мошевский, Чекулаевский, Перемка, Перемский, Даньки, Пачина, Мартин, Пермяков, Кочебашев, Зайганова, Лышово, Чалово, Кочева, Гавина, Кусцерская, Козгова, Ярина, Омигина, Ожегова, Зюкайское, Леханова, Бакина, Шитоева, Микова, Кышева, Мошова, Т(п?)ыстогова, Пермякова, Чудинова, Рочева, Ужегова, Оськанова, Чикулева (Чакули), Поткина, Габенкова, Кычанова, Тулпышева, Канаева, Самылова, Жакова, Попылка, Омышова, Азова, Кашарова, Дюльдина, Челпанова, Патруково, Зенкова, Кучманова, Пермяки, Кычева, Данькова, Сашилова; в Пермском кроме перечисленных уже на стр. 90; Кычанова, Копылы, Качка, Поспа, Суздалы, Чикилева, Шульгина, Самкова, Пермякова, Дылдина, в Соликаском по левую сторону Камы: Тунегова, Олеков, Кырдым, по правую Пыскор, Накарная, Рунева, Патрушев мыс, Данской, Касиб, Кычиб, Вяткина, Кысьва, Чузева, Ошвожа, Кокшарова, Лечканова (по

Ласьве и Кондасу), по Иньве Азовская, Кыласовская, Турья-шор, Зелева, Мочга, Якина, Чикманова, Корева, Сюзева, Сыскина, Перина, Пастыгова, Шабова, Онохова, Ярина, Пачева, Юшманова, Чужева, [Олекова (по бер. Камы), Якинская, Алиновской], Азов, Дзюгыров, в Чердынском уезде по Колве Кушпелева, Якина, Ручиб, Езова, Колчагорт, Камгорт, Гавина, Кушова, Зуева, Курсыб, Мысагорт, Искор, Ныроб, Селькова, Исанева, Ветлан, Урцова, Ракшер, Гадья, Тулпан, Першина, - Янидор, Черпосыб, Ускаеб, Лекмартовская, - по Вишере Редикор, Велгур, Мартина, по Язве - Суиб, по Печере Пачгина.

Всматриваясь в поднимающуюся пред нами картину обрусения мы замечаем, что оно находится в зависимости от почвы - на годной для земледелия песчано-глинистой почве Пермского, Оханского и юго-западной части Соликамского и Чердынского уездов оно совершилось скорее, чем на севере. Эта зависимостьне парадокс. Ассимилировал Пермяка не чиновник, не учитель, а русский крестьянин-колонист; крестьянину же нужны были главным образом годныя для земледелия почвы; он садился гуще и раньше там, где почва была лучше; по мере того, как такия почвы занимались, он постепенно поднимался на север. В верховьях Иньвы русские переселенцы вились лишь в текущем столетии. В связи с ходом и направлением русской колонизации стоит и обрусение Пермяков. В 1629 г. Пермяки жили в округе Очерскаго острожка на юго-запад от г.Перми. В задельном акте Строгановых мы встречаем деревню "Средняя Дуброва Пермьская, что Пермяки живут", и деревню Пермскю "над Камой рекой в заостровке". 1*).

1). Перм. стар. II, 74.

В переписных книгах по Строгановским владениям в этом крае на крестьянских дворах фигурируют рядом с захребетниками и подворниками в качестве особого элемента Чердынцы и Усольцы. Теперь в этом крае живет чисто русское население.

Обрусение Пермяков продолжается медленными, но верными шагами, без всяких искусственных мер и не оставляя в русеющем населении никакой горечи против господствующей народности. В настоящее время наиболее чисто сохранившиеся Пермяки занимают долину Иньвы, но и здесь дело обрусения дало уже важные результаты. Заводы - Майкорский и Пожвинский на востоке, Кувинский на западе - являются пунктами, из которых исходит естественная руссификация. Волости Майкорская и Купросская - и в особенности селения, по имени которых носят они свои названия - представляются уже в значительной степени обрусевшими. Здесь все говорит об исчезновении Пермяцкой старины: типическия Пермяцкия двускатныя крыши с зобастыми коньками (охлупнями) на крышах, с расписанными дегтем уключинами, уступают место избе с четырехскатной крышей, в женской одежде шамшура уступает место платку, пермяцкий язык вытесняется заметно русским. Здешний Пермяк желал бы, чтобы его принимали за Русского и на категорический вопрос: "ты Пермяк?" нехотя отвечает: "не скроешь, Пермяк". Пермяцкий дух начинает ясно чувствоваться только тогда, когда путешественник вступит в область Архангельского прихода. Здесь, затем в приходах Йогвинском, Ошибком, Белоевском и Верх-Инвенском можно еще изучать более или менее чистаго Пермяка. Русские элементы проникли, конечно, и сюда, но их влияние еще не настолько сильно, чтобы стереть с населения печать его индивидуальности. Дальше на запад мы вступаем опять в полосу руссифицированного Пермячества. Кувинская и примыкающия к ней с севера Юмская и Юрлинская волости Чердынского уезда населены уже такими Пермяками, дети которых будут только смутно помнить, что когда-то в их краю говорили на другом, нерусском языке. Типичным образцом обрусевшаго Пермяцкого селения является село Юрла. Здесь не слышно уже другой речи, кроме русской; на вопрос, живут ли в селе Пермяки, отвечают отрицательно. Наблюдатель, который при определении народности населения, основался бы только на этих данных, неминуемо заключил бы, что село населено Русскими, но стоит заглянуть в списки обывателей, переполненные Пермяцкими фамилиями, стоит прислушаться к характерному русскому языку, в котором вмето ф, х, я слышатся п, к, ъя, всмотреться в названия урочищ, которыя встречаются в решениях волостного суда, и наконец в костюм обывателей, чтобы их национальность определилась. Типичный рыжижй Пермяк с характерным пермяцким выговором - ямщик, везший меня отсюда в Усть-Зулу - на вопрос, не Пермяк ли он, ответил: "нет, я Руськой", - но, когда я спросил его, не говорили ли у них в селе прежде по-пермяцки, он ответил, что у него только три года тому назад умер дедушка, который постоянно дома говорил по-пермяцки. Этот же ямщик по моей просьбе сообщил мне, где в их приходе живут "Руськие, которые говорят дома по Пермяцки". Таких селений оказалось в приходе три-четыре близ Юрлы, но и в них Русский язык употребляется безразлично наравне с Пермяцким. Юмская волость представляется уже чисто-русской. Соседняя с Юрлинской волостью Усть-Зулинская также в сильной степени руссифицирована. Во всех трех названных волостях Чердынского уезда жители считают уже себя русскими и говорят, что пермяки живут за р.Косой (на север).

Перебравшись за Косу в Кочевскую волость, мы, действительно, попадаем в область чистаго пермяцкого населения - снова на улицах и в домах слышится пермяцкая речь, видны мелкие особенности Пермяцкой архитектуры. Лет 30 тому назад здесь нельзя еще было найти человека, который мог бы говорить по-русски. В настоящее время картина уже изменяется. Обрусение начинается и здесь и идет тем же путем, что и другом глухом лесном уголке Пермяцкого края, в Ошибском приходе. В высокой степени интересны с психологической точки зрения те пути, по которым идет начинающаяся ассимиляция. Русский язык, как язык обыденного домашнего разговора, не имеет еще здесь права гражданства: говорят все по Пермяцки, но русская песня и русская загадка на игрищах, русския присказки на свадьбах, русские наговоры и заговоры в различных случаях, требующих участия колдуна, являются в некотором роде обязательными. Женщины и девушки, обыкновенно едва умеющия связать несколько слов по русски, поют с величайшим усердием русския песни, в меру своего усердия, конечно, искажая их, и выслушивают длинныя, цветистыя, заученныя от русских речи и прибаутки дружек на свадебных пирах. Произведения русского народного творчества проникают таким образом к Пермякам раньше языка, завоевывая и подготовляя почву для этого последнего. Прежде чем Пермяк научается говорить более или менее правильно по-русски, он является уже русским в выдающиеся моменты своей жизни. Не менее сильно обрусение в верховьях Камы. Здесь Кеппен насчитывал в 40-х годах до 4600 Пермяков. В настоящее время людей, говорящих переполненным руссицизмами Пермяцким языком можно только найти в двух-трех деревнях. Наглядным примером обрусения здешних Пермяков служит следующий факт. Учитель Зюздинской церковно-приходской школы г. Шатров собирал для нас по данной ему программе сведения о Зюздинских Пермяках. В программу между прочим входил вопрос: как называется у местных Пермяков душа, как тень. Расспрашивая по этому поводу своих земляков, г. Шатров только от стариков мог добиться, что в старину душа обозначалась словом ЛОЛ. Вятский статистик г. Романов полагает, что население соседней Кайской области сплошь состоит из обрусевшийх Пермяков. 1*).

1). Добр. Перм. В.Е. 1883 III, 400.

Факторами обрусения и здесь являются заводы - Омутницкий,

Залазнинский, на которые, по словам А.П. Иванова, Верхо-Камские

Пермяки чуть не поголовно отправляются по зимам. Г. Добротворский, наблюдавший Пермяков Орловского уезда, говорит, что особенно сильно обрусение замечается в смешанных деревнях; здесь Пермяки говорят по-русски, роднятся с ними и перенимают все мелочи быта. "Русский крестьянин для такого Пермяка идеал, он копирует его даже в мелочах, в походке, в одежде, в постройках, во всем". - Русский крестьянин колонист, исподволь занимая край, также исподволь ассимилровал и продолжает ассимилировать коренное пермяцкое население. Государство здесь еще менее, чем в Черемисском и Вотяцком краях, проявляло ассимиляторския наклонности; до 1861 г. оно было в стороне от главной массы Пермяков - Инвенских. С тех пор оно действует путем школы (пока еще очень слабо). В интересах дела было бы в высшей степени важно, если бы при обучении русскому языку принимались указания жизни, т.е. наибольшее внимание отдавалось бы произведениям русского народного творчества, обаяние котораго так заметно испытывают Пермяки.