Глава III

ВНЕШНИЙ БЫТ ПЕРМЯКОВ

Приступая к очерку современного быта Пермяков, мы считаем нужным сказать несколько слов по поводу того, в чем полагаем главную задачу его и чем обусловливаем придаваемый изложению порядок.

Задача частной этнографии заключается, думаем мы, в том, чтобы раскрыть те особенности духа, которыми отличается данный народ и которыя сказываются в его творчестве, в созданной им культуре. Система, в которой мы будем излагать факты, определяется отношением между различными видами человеческого творчества. Первым и элементарным видом творческой деятельности человека, первым показателем творческих сил его духа является, конечно, приспособление природы к основным его потребностям, - ТВОРЧЕСТВО В ОБЛАСТИ ВНЕШНЕГО БЫТА: добыча и приготовление пищи, устройство жилья, одежда. Направление и характер этой деятельности определяется свойствами среды, окружающей человека, и теми силами тела и духа, которыми он располагает. Понятно поэтому, что и в нашем случае на первом плане должна стоять характеристика природы, среди которой живет Пермяк, и его собственных свойств. Следующая категория явлений, на которой мы остановим наше внимание, определяется без труда. За потребностями в пище и крове следует потребность продолжения рода.

Исследование услвоий, которыми обставляется удовлетворение этой потребности, приводит нас одновременно к первобытным формам общественного союза и брака. К тем же вопросам может подойти исследователь и с другой стороны. Знакомясь с родом пищи и способами ея добывания, мы знакомимся попутно и с тем влиянием, которое имеет тот или другой способ удовлетворения первых жизненных потребностей на отношения человеческих осоей друг к другу, другими словами на размеры и формы сотрудничества. Из отношений, основанных на потребности продолжения рода и сотрудничестве, вытекает таким образом целая масса явлений, которыя обнимаются терминами "семейныя и общественныя отношения". - Это творчество социальных форм.

Около человеческого трупа зарождается ряд явлений высшего порядка - идеи о сверхчувственном и культе усопших. Здесь демаркационная черта между человеком и животным. По одну сторону ея в области творчества, направленного на сохранение особи и рода, возможны аналогии между тем и другими, - по другую всякая возможность таких аналогий исчезает. Мы вступаем в высшую область творчества, в область идей о происхождении, сущности и взаимных отношениях явлений окружающего мира, в область первобытной философии и религии природы. Эта область обнимает собою язык, поэзию, верования и культ.

Сделавши эти вводные замечания, мы считаем возможным перейти непосредственно к предмету.

Область, занятая поселениями Пермяков, захватывает в Пермской губернии западную половину уездов Чердынского, Соликамского (считая от Камы) и северо-западный угол Оханского, в Вятской губернии северо-восточный угол Глазовского уезда. Чтобы составить общее понятие о природе этого обширного края, возьмем соответствующие листы карты Стрельбицкаго. Краски, которыми они покрыты, скажут нам, в чем заключаются ея характиристическия особенности. Зеленая краска означает леса, синяя или серая - покрытыя жидким лесом болота, белое, незакрашенное пространство - пашни. Северная половина края приблизительно до бассейна Иньвы представляет на карте, за вычетом небольшого пространства в бассейне Зулы и Юма, почти сплошное зеленое пространство с вкрапленными в него крупными синими и серыми пятнами; белыя пятна выглядят на этом зеленом море маленькими, одиноко стоящими островками. По течению Иньвы и в особенности на юг от нея в бассейне Обвы незакрашенное пространство постепенно занимает все большие и большие размеры.

Показания карты в настоящее время уже только приблизительны. Не смотря на короткий срок, отделяющий нас от времени ея составления, зеленую краску во многих и многих местах приходится теперь счистить, путешественник проезжает откртыми полями там, где можно было предполагать сплошной волок.

За то было вермя, когда для карты только и нужны были две краски зеленая и синяя. Когда, в половине XVI в., земли нынешних Пермяков переходили во владение Строгановых, по Обве, Иньве и их притокам стояли "дикие леса".

В эту далекую пору для Пермяка был важнее всего тот животный мир, который населял леса и воды края - он его питал и одевал. И этот мир был достаточно разнообразен. Многочисленныя реки и озера были богаты рыбой, в лесах водились соболи, куницы, бобры, лисицы, олени, лоси, не говоря уже о медведях, волках, белках и множестве пернатой дичи - тетеревов, рябцов и т.п.

Воспоминанием об этом богатстве является уставная грамота, данная Пермичам в начале XVI в. В ней еще идет речь о соболях, счет дани и разного рода поборов ведется на белки.

Когда в краю появились русские колонисты-земледельцы, леса стали убывать, вместе с ними стала убывать и дорогая дичь и Пермяку пришлось обратить побольше внимания на ту почву, на которой стояли питавшие его когда-то леса. Результаты ознакомления оказались неутешительные.

Пермяк увидал, что низкия места совсем негодны для земледелия: на них

- по местам на протяжении целых десятков квадратных верст - целое лето стояла, как стоит и теперь, вода. Немногим лучше оказались и более возвышенныя лесистыя пространства Чердынского и северной части Соликамского уездов. Громадный Юксеевский волок, который на протяжении 90 верст тянется по дороге из Соликамска в Кай, рядом с болотами тогда, как и теперь, заключал песчатыя пространства, на которых росли лишь сосна да вереск (показатель бесплодной почвы). Бесплодныя земли под такими лесами шли и дальше на запад в пределы Вятской губернии по р.Вурламу 1*).

1). Попов. Хозяйст. опис. Перм. губ. 1, 89.

Там они сливались с громадными болостистыми пространствами Слободскаго и северной части Глазовского уездов. 2*).

2). О природе этого края см. Иванов "Кама-река" Волж. Вест. 1883.

Не легко оказалось возделывать хлеб даже и там, где землю находили более или менее подходящей. Соседство громадных болот прождало такия климатическия явления, при которых уорожай мог считаться редким счастьем: на севере Чердынского уезда и теперь до июня возможны убивающие растительность морозы. Кто хотел заниматься земледелием, шел на юг в "Отхожий стан", на Иньву, на Обву. Там под смешанными лесами из сосны, ели, пихты, лиственницы Пермяк находил "родимыя" земли. В течение XVI-XVII в. здесь, как мы знаем уже, вырос целый ряд деревень и погостов, окруженных на далекое пространство "пальниками", "пашенными лесами", "шутемами" и пожнями. Север до половины нынешнего столетия оставался, отчасти и теперь остается страной, где верным промыслом может быть только охота: и Пермяк, и Русский каждый год запахивают свои поля, но не каждый год жнут: хлеба то вымерзают, то вымокают, то подвергаются каким-нибудь другим стихийным бедствиям.

Мы познакомились с средой, которую Пермяку предстояло приспособить к своим потребностям. Познакомимся теперь с ним самим, с теми физическими и духовными силами, которыми он располагал и располагает для приспособляющей творческой работы. Здесь этнографу нужна помощь антрополога. Дело антрополога определить достоинство сложной машины, какой является тело представителя данной народности, выразить в цифрах maximum и minimum работы, которую она способна выполнить, и дать ряд других необходимых указаний. К сожалению эта помощь - дело будущего и, кажется, неблизкого.

Антропологические исследования проф. Малиева не нашли продолжителей, как будто измерениями, которыя были произведены над 100 субъектами из 80 т. Соликамских и Чердынских Пермяков сделано все. Г.г. земские врачи могли бы, конечно, детальными местными исследованиями внести не мало важных поправок в выводы г.Малиева, но об этих исследованиях что-то не слышно. А между тем такие исследования могли бы иметь не один теоретический интерес.

Г. Добротворский, изучавший Пермяков Вятской губернии и главным образом Орловских говорит очень решительно о их вырождении. "Племя это идет быстрыми шагами к вырождению и можно с уверенностью сказать, что ему не долго существовать на белом свете, что оно уже доживает свои последние минуты. Светлого народа там нет - говорят Русские про Пермяков, - изродился. По собственному сознанию Пермяков, они стали БОЛЬНО ЖИДКИ. И действительно, жидки. Редкий из них доживает до 50 лет. К 35 годам женщина теряет уже способность деторождения 1*).

1). Вест. Евр. 2883, III, 252.

"Пермяки вырождаются - это несомненно, говорит тот же автор в другом месте. Признаков этого вырождения и кроме сифилиса очень много. Мелкий рост и слабосилие Пермяков зависят не только от климатических условий и племенной организации, но и имеют характер патологический и составляют один из признаков дегенерации. Мало того, высшее выражение дегенерации - бесплодие встречается здесь очень часто. Причины этого факта ясны: проституция, относительное неравенство лет мужа и жены, распространившееся за последнее время пьянство и вообще эксцессы in Baccho et Venere как выражаются ученые доктора". 1*).

1). Вест. Евр. 1883, III, 264.

В числе факторов вырождения г. Добротворский считает и соприкосновение Пермяков с Русскими. "Среди всеобщаго разложения сохранились только те семьи, которыя живут в лесных починках, вдали от большой дороги, городов и русских поселений. Чистота крови спасла их от вырождения". 2*).

2). Ibid.

Нельзя сказать, чтобы услвоия, при которых г. Добротворский делает свой конечный вывод, внушали особенное доверие. Автор видимо смешивает физическое ВЫРОЖДЕНИЕ и РАЗЛОЖЕНИЕ национальных нравов и форм быта: рядом с признаками физического выроджения - малым ростом, слабосилием, бесплодием, - у него фигурируют такия вещи, как русское соседство, пьянство, проституция - эксцессы in Baccho et Venere (по отношению к последним, скажем мимоходом, Русские соседи уже ни в каком случае не могут быть признаны ответственными). Этому смешению двух разнородных явлений следует приписать, конечно, и ту спасительную роль, которую, кажется один г. Добротворский приписывает чистоте крови. Затем относительно каждого из признаков вырождения г. Добротворскому приходится верить на слово: что Пермяки мельчают, вытекает будто-бы из наблюдений местных русских мужиков; что жизнь у них сокращается, слабосилие увеличивается, бесплодие становится заметным, категорические утверждает сам автор, статистики в подобных делах он не признает.

Сообщения г. Добротворского заинтересовали антропологов-специалистов и вызвали, если не ошибаемся, путешествие к Пермякам проф. Малиева. Г. Малиев отправился в Пермскую губернию, произвел там сотню измерений, собрал сведения о рождаемости и так-же категорически, как и г. Добротворский, высказался в противоположном смысле - никаких признаков вырождения у Пермяков констатировать нельзя. Получилось два категорических и противоположных, но трактующих в сущности о разных предметах положения: Пермяки (Вятские) вырождаются, говорит г. Добротворский; нет, Пермяки (Пермские) не вырождаются, возражает г. Малиев. Охотников разобраться в этом недоразумении не нашлось. Ни один обладающий специальной подготовкой человек не дал себе труда проделать по отношению к Вятским, Орловским и Глазовским Пермякам то, что сделал г. Малиев относительно Инвенских, или взяться за разработку одного из частных вопросов, затронутых г. Добротворским (таковы напр. вопросы О ПРЕДПОЛАГАЕМОМ уменьшении роста, долговечности, полодовитости и т.п.). Вопросы эти, может быть, мелки, но от невнимания к ним, от теоретической необоснованности связанных с ними конечных выводов сами эти выводы лишаются того практического, прикладного значения, которое они могли бы иметь при других условиях.

Представим себе следующее, не выходящее из сферы возможного, положение: земство (Вятское или Пермское) прислушиваемся к тому, что говорит наука о населении, интересы которого оно привано блюсти, представим, что оно готово принять к сведению и руководству вещи, в теоретических интересах констатированныя учеными. К чему прийдет такое просвещенное земство, ознакомившись с работами г. Добротворского и Малиева? - Кто их знает, в лучшем случае скажет всякий практик, может быть, наши Пермяки вырождаются, а может быть и не вырождаются; подождем, когда будет яснее.

Не лучше выйдет, когда мы взглянем на дело и с другой стороны. Если бы кто-нибудь предложил "жаждущим дела" представителям местной интеллигенции проследить, как велико среди Пермяков число блондинов и брюнетов, особей с темными и светлыми глазами, не отличаются ли по плодовитости в ту или другую сторону смешанные браки между представителями светлого и темного типов, вся эта интеллигенция - в Перми, в Вятке, к Казани - сочла бы для себя такое предложение жестокой обидой, насмешкой. А между тем от такой обидчивости и лежащих в основании ея понятий о деле остались бы в убытке те же воображаемые просвещенные земцы. Предположим, что они, не дожидаясь, когда наши местные антропологи заблагорассудят заняться вопросом о вырождении Пермяков, зададутся на всякий случай вопросом, не дает ли наука каких-нибудь указаний на противодействующия вырождению условия и нет ли таких условий в области, занятой Пермяками. Намек на присутствие этих предохраняющих условий дает между прочим г. Добротворский (хотя он и не совсем "наука"): ПЕРМЯКА МОЖЕТ СПАСТИ ЧИСТОТА КРОВИ, ограждение от смешения с Русскими. Настоящая наука скажет тем же земцам, что обновление крови посредством метисации наоборот явяляется одним из факторов, противодейтствующих вырождению. Захочется нашим земцам выяснить, имеет ли у Пермяков место метисация и какими последствиями НА САМОМ ДЕЛЕ она сопровождается.... и прийдется снаряжать для решения этих вопросов экспедицию на подобие хозяйственно-статистических: литература дает до нельзя тусклые указания. И еще раз бесплодно опустится поднятая практиком рука.

Констатируя такое неутешительное положение дела, мы не преувеличиваем. Сопоставим, в самом деле, то, что дает нам литература. "С виду Пермяки сухие, тощие, с каким-то грязно-желтым цветом кожи, говорит г. Добротворский. Узкия плечи, тонкая и короткая шея, плоская, недоразвитая грудь, кривыя, короткия ноги - все это указывает на слабость и хилость сложения. Голова небольшая, угловатая, белокурые жидкие волосы ... никогда не вьются и не седеют. Между 20-22 годами у Пермяков появляется маленькая бородка: у многих ея совсем не бывает. Глаза узкие, подслеповатые, по большей части голубые, как и у всех народов финского племени... Вздернутый нос и ноздри, несколько вывороченные наружу... Скулы у многих сильно выдвигаются... Ростом они, по крайней мере, на 1,5 вершка ниже среднего типа, котрый мы привыкли встречать в Великороссии. Точно также не обладают и физической силой..." 1*)

1). Добр. I, с.251.

За 25 лет почти до г. Добротворского в 1859 г. антропологическую характеристику Инвенских Пермяков дал г. Рогов. "Пермяки по преимуществу мелкого роста, сухощавы, но крепки, широкоплечи, имеют короткую тонкую шею, грудь плоскую; голова чаще малая, чем большая, угловатая, нос чаще короткий слегка вздернутый, волосы русые, редко черные, глаза зелено-серые, карие, редко серые и еще реже голубые и черные... Всматриваясь в физиономию Пермяков легко отличить ДВА РАЗЛИЧНЫЕ ТИПА. Один тип главный: светлорусые или рыжеватые волосы, широкое лицо, серые глаза, вздернутый широкий нос, толстые губы, круглый подбородок. Другой тип: волосы темнорусые, лицо продолговатое, кожа смуглая, глаза карие или темнокарие, нос прямой, узкий, губы тонкия, подбородок острый. 2*).

2). Рогов. Ж. М. В. Д. 1859, т.29, 65-66.

Капитальное отличие Роговской характеристики от характеристики г. Добротворского заключается в том, что первый констатирует среди Пермяков два типа. Отдельные черты, которыми характеризуются тот и другой тип, намечены только приблизительно. Мы не производили специальных антропологических наблюдений во время своего путешествия по Пермскому краю, но общее впечатление, которое осталось у нас после соприкосновения с сотнями Пермяков, не совсем совпадает с характеристикой г. Рогова. Узкое лицо, тонкий, прямой фнос, тонкие губы, серые глаза мы видели напр. у чистых блондинов и наоборот у людей с смолисто-черными волосами в Верх-Инвенской, Белоевской и Йогвинской волостях мы встречаем довольно часто широкие скуластые лица, вогнутые широкие носы. Иногда вместе с густыми смолисто-черными волосами встречались серые глаза и белокурая скудная растительность на бороде и усах. Вопрос о чертах, характерных для представителей обоих типов, может быть шенено только статистическим путем и не теперь. Г. Малиев в своем антропологическом очерке Пермяков дает нам, правда, цифры - на 100 наблюдавшихся им субъектов он отмечает 63 блондина, 32 брюнета с темной кожей и 5 шатенов, 44 человека с голубыми глазами, 42 с серыми, 14 с карими, 61 человек с прямым тонким носом, 16 с приплюснутым, 17 с широким - но из этих цифр не видно, как сочетаются эти отдельные яерты, какой процент представляют напр. сочетания белокурых волос, серых глаз, прямого носа и тонких зуб. и т.п.

В материалах, которые дает литература как будто намечается, что на востоке в пределах Соликамского уезда Пермяки скрещивались с какой-то народностью темного типа - да простят нам антропологи эту вольность терминологии - но в каком отношении стоит этот факт к физическому превосходству Инвенских Пермяков над их Вятскими родичами, остается неясным.

В ожидании лучшего будущего, когда местные исследователи подарят науку рядом специальных антропологических работ по поводу Пермяков, подберем то немногое, что дает наличная литература: на западе в пределах Вятской губернии Пермяки обладают меньшим запасом физических ресурсов для борьбы с природой, чем на Востоке в Пермской - там они мельче, слабее. Забрав этот несложный антропологических багаж, мы направляемся к нашей основной цели - духовной характеристике народа... и останавливаемся на распутьи. Перед нами две дороги. Ступивши на одну, мы должны наперед дать читателю свои обобщения и приводить факты, как иллюстрирующий материал; по другой мы можем идти к нашей цели об руку с читателем, вместе с ним всматриваться в факты, анализировать их, вместе обобщать и делать из них выводы. Мы избираем эту вторую дорогу: мы будем раскрывать черты духовной природы Пермяка в его творчестве, в явлениях созданной им культуры.

Наше знакомство с Пермяком должно начаться с деятельности, направленной на добывание пищи. Было время, когда Пермяк жил охотой; мы знаем это время еще из актов начала XVI в. Позже охота и рыболовство удерживались только на севере в Чердынском уезде. В настоящее время и там Пермяк жижвет уже главным образом земледелием. Земледельческая техника Пермяков не сложна. До сих пор еще легко проследить Пермяцкое земледелие до его первоначальных, исходных форм. Пока была возможность беспрепятственно пользоваться казенными и помещичьими лесами, Пермяк работал огнем: его посевы делались или на "гаревых местах" или на "пальниках". В виду того, что "пальник" есть уже создание человека, а "гаревое место" дар природы следует предполагать, что пермяцкое земледелие началось с приспособления к посеву выгоревших от тех или других причин - напр. от молнии, зажегшей летом дерево - лесных пространств. Позже Пермяк сам уже стал "пускать огонь", пользуясь идеей, которую дала ему природа. Это выгоревшия и выжженныя пространства Пермяк возделывал при помощи копуши (гµр) и сучкастой еловой плахи - раскапывал копушей землю между обгоревшими пнями, бросал в нее семена и заборанивал "зубастой" плахой (пинья).

Воспоминание о таком способе обработки земли еще до недавнего времени сохранялось у Пермяков Глазовского уезда, как и у родичей их Вотяков. 1*).

1). Блинов. Инородцы. С.В. части Глаз. у.

На пальнике или гари Пермяк делал один за другим несколько посевов и, истощивши почву, выжигал новую кулигу или "пальник". Брошенный пальник ("шутэм") постепенно зарастал мелким лесом и лет через 15 снова выжигался. В настоящее время ни на государственных, ни на помещичьих землях Пермяк уже не может делать новых "пальников": размежевание с помещиками в 1871 г., закон об охранении государственных лесов изданный в 1864 г. положили конец старой системе хозяйства. Пермяки нашего времени переживают критический период: приемы хозяйства у них остались почти без изменения, а земли стало меньше, не говоря уже о том, что она истощена. Некоторое время после 1861-1864 гг. Пермяки еще могли перебиваться: земли было еще в особенности у государственных крестьян столько, что они могли оставлять часть ея отдыхать в "шутемах". С приростом населения бывшие Строгановские крепостные оказались уже не в состоянии широко практиковать систему перелога и пришлось вести обычное русское хозяйство. Только еще в лесных волостях

- Верх-Инвенской, Ошибской, Тиминской и отчасти Белоевской возможны "пальники" на остатках общественных лесов. Не знавший в былое время обычая удобрять свою ниву, Пермяк постепенно был вынужден унавоживать ее. Доходность земли оказалась в полной зависимости от количества скота, которым располагал Пермяк, а оно было в общем не велико. В Инвенской даче в 1850 г. на 35000 населения на площадь в 92 т. десятин пахотной земли с "шутемами" считалось 10 т. лошадей, 6 т. жеребьят, 8 т. коров, 9500 телят, 6 т. свиней, 16 т. овец и 2 т. коз. Понятно, что при таких условиях даже состоятельный Пермяк мог унавоживать только 1/7 своей пашни, а бедняк мог покрыть удобрением всего какую-нибудь 1/11 долю пахотной площади. 1*).

1). Попов. "Инвен. дача". Ж. М. В. Д. 1855. Х, 35.

С тех пор условияя в общем не улучшились. Недостаток удобрения заставляет Пермяка выбирать для посева такие сорта хлеба, которые требуют его меньше. Наименее прихотливым сортом оказался ячмень. В Вятской губернии, по словам г. Добротворского, ячменем засевается большая часть ярового и озимого поля. В Инвенской даче, в лучших почвенных и климатических условиях, ячмень уступает место ржи и овсу - в особенности последнему. Не имея под руками новейших статистических данных, мы не можем сказать, в каком отношении стоит количество добываемого Пермяками хлеба к их потребностям. Смотря на бросающуюся в глаза худобу Пермяка сравнительно с нашими Казанскими инородцами, на мелкий и тощий скот его, мы в праве однако предположить, что Пермяк недостаточно удовлетворяет свои первыя потребности. Очень вероятно, что хлеба, производимого Пермяцкими полями, хватило бы на их прокормление, если бы часть его не приходилось продавать для уплаты повинностей.

Прокормиться год ржаным или ячменным хлебом, не прибегая к разным неудобоваримым суррогатам в роде сосновой коры - идеал Пермяка. Об особенном разнообразии пищи он не мечтает. Овощи в Пермяцком хзяйстве не пользуются расположением. В 1850 г. в Инвенской даче на домохозяина приходилось не более 55 кв. саж. назначенной под овощи земли. Если прибавить к этому, что эти клочки земли совсем не унаваживаются и за посеянными овощами не бывает почти никакого ухода, то станет вполне понятным, что овощи у Пермяков родятся и скудно и плохого качества. Лук и картофель Пермяк поедает весь еще осенью; редьки и капусты хватает едва до половины зимы. 1*).

1). Попов. I. с.47-48.

В Вятской губернии картофель составляет, по словам г. Добротворского, лакомство и подается только к большим праздникам или больным. 2*).

2). I, с.III, 250.

Еще меньшее, чем овощи, место в продовольствии Пермяка занимает животная пища. Мясо домашних животных годно в пищу только летом. Зимой благодаря плохому питанию - исключительно соломой - коровы и овцы представляют только кости да кожу. По той же причине зимой недоступны для Пермяка и молочные продукты - коровы даже новотелыя от дурного питания совсем перестают доить. О подспорьи, представляемом домашними птицами, напрасно было-бы и говорить: гусей и уток имеет далеко не каждый Пермяк; куры в количестве 5-10 составляют достояние девиц: г. Добротворский сообщает, что в Вятской губернии весь запас яиц, которым располагает дом, уходят у них на угощение кавалеров. Если Пермяк по временам лакомится животной пищей, то это благодаря охоте. В лесах Пермяцкого края до сих пор водится много мелкой дичи - зайцев, белок, рябцов и тетеревов. В лесистых местностях Глазовского и Чердынского уездов Пермяки в две-три осенних недели настреливают и налавливают столько мелкой дичи, что вывозят ее возами. 3*).

3). Иванов. I. с.

Было время, когда Пермяк съедал сам или выменивал на хлеб большую часть добытой дичи; теперь он обращает ее в деньги - очень маленькия заметным мимоходом: пара рябчиков напр. продается на месте за 10-15 коп.

Обработка, которой в видах приготовления пищи подвергаются продукты земледелия и скотоводства, так-же несложна, как и обработка почвы. На первых порах своего знакомства с земледелием Пермяк приготовлял муку, раздробляя зерна камнем. Позднее для этой цели была приспособлена ступа с пестом. Дальнейшую стадию развития составляют жерновки, которые до сих пор можно встретить почти в каждой Пермяцкой избе. Жерновки бывают двух родов - одни для приготовления крупы, другие для муки. Жерновки для крупы устраиваются у Пермяков также, как у Черемис, Чуваш, Башкир; в два ровных деревянных круга вколачиваются лучеобразно обломки кос и ножей. Жерновки для размола муки представляют уже неизвестное в нашем крае явление. Они делаются из дресвы - нижний больше, верхний меньше; для вращения служит рычаг, который одним концем упирается в углубление, сделанное в потолке или брусе палатей, а другим в верхний жерновок. За ручными мельницами следуют первобытная по своей конструкции водяная мельница - так называемая "мутовка". Войдя в верхнее помещение такой мельницы мы видим, как и в ручной мельнице, два горизонтально положенных жернова - нижний неподвижный, верхний вращающийся. Отличие от ручной мельницы заключается в том, что там жернов вращается рукой при помощи рычага; здесь же оба жернова надеты на стоб - нижний свободно, верхний плотно. Столб спускается вниз, в помещение, куда падает вода. Там около него устраивается, также горизонтально, нечто в роде пароходного колеса с косвенно расположенными плицами; вода, падая на плицы, приводит столб в вращательное движение и "мутовка", ворочая, верхний жернов, начинает молоть. Зерно держится над жерновами в наклонно повешенном лубочном ящике с узким и открытым нижним конусом; к ящику приделана полочка с срезанным наискось концем, которая упирается в верхний жернов. Вращающийся жернов подталкивает палочку и приводит в легкое сотрясение коробок с житом. От этих сотрясений жито по зернышку вытекает из коробка и падает в жернова. Такая мельница работает, понятно, чрезвычайно медленно. В течение целого дня на паре жерновков можно смолоть не более пяти пудов муки. Приготволенную таким образом муку Пермяк не считает нужным просевать. В непросеянном виде мука идет и на хлеб и в жидкое пермяцкое кушанье - шид. Шид обыкновенно переводят русским словом щи; на самом деле это горячая болтушка или, выражаясь деликатно, мучной суп; кроме овсяной муки и кислого молока - в пост конопляного масла в праздники рыбы, - в этих щах ничего нет.

Молоко в чистом виде никогда не поступает в пищу Пермяка. Он ест его или сквашенном или в виде сыра (круто посоленные и высушенные кружки творога). Непривлекательные подробности о качествах пермяцкого квашеннаго молока читатель может найти в не раз указанной уже статье г. Добротворского. Из хлеба, шида и сквашенного молока состоит повседневная пища среднего Пермяка. Некоторым дополнением к ней служит любимое питье Пермяка сур (брага) из солода и овсяной муки. Сур - густое, мутно-белое, пенистое пиво - по питательности, наверное, стоит выше пермяцких щей. Выпивают его Пермяки чудовищно-много. В большой семье, состоящей из трех брачных пар с стариком отцом и детьми на приготовление его уходит до 200 пудов овса. Одной из нелегких обязанностей женщин в такой семье является целый день бегать за "суром" в погреб. Принесет Пермячка большую деревянную чашку браги; кажется, хватит напоить трех-четырех человек, а через четверть часа в погреб бежит уж другая: который-нибудь из мужчин один вытянул всю чашку.

Переходим к жилищу Пермяка. Подобно другим финским народностям, Пермяки в отдаленную пору своей жизни пользовался, как убежищем от непогоды и диких зверей тем, что давала окружающая его природа - прежде всего пещерами на берегах рек. Позднее по образцу пещеры он сам стал рыть землянку и укреплять ее кусками дерева. О таких землянках и теперь еще живы воспоминания у Пермяков Орловского уезда. 1*).

1). Доброт. "Пермяки". I. с.III, 235; ср. Попов "Зыряне", 20 - прим.

За этим первым шагом в области строительного творчества последовали другие. Рядом с землянкой, которая удобна зимой, явился ряд легких сооружений на поверхности земли - чомов. За чомами явилась бревенчатая постройка - керку, формы которой постепенно сближались с формами русской зибы. На то, чтобы перейти от одной формы жилища к другой потребовались века; каждая новая, более совершенная форма жилья не вытесняла старых, а становилась рядом с ними. Так постепенно образовались различные типы соружений, которые мы видим в пермяцком крае на службе человеку и окружающим его домашним животным. Наблюдая эти типы, мы изучаем историю пермяцкого творчества в области архитектуры, приобретаем представление о размере его творческих способностей.

Современным жилищем Пермяка является изба, внешний и внутренний вид которой в наиболее обрусевших селениях почти не отличается от русского. В бассейне Обвы, некогда населенном Пермяками, на нижнем течении Иньвы до пределов Архангельской волости (в волостях Майкорской и Купросской) мы встречаем обычныя на севере русские избы с четерехскатной крышей. Только вступивши в область среднего течения Иньвы и ее притоков, мы начинаем замечать непривычные для нашего глаз аформы. Двускатная крыша укреплена шеломом, конец которого обработан в виде конской головы с чудовищно-непропорциональной грудью. Это - охлупень. Самые лучшие образцы его можно видеть в Архангельской и Верх-Юсвинской волостях. На обработку конька Пермяк кладет все свою изобретательность. Один придает голове какой-то придаток в виде рога, долженствующий заменять ухо, другой просверливает глаз, третий тщательно обрабатывает морду и глубоко прорезывает рот. Мотив конька применяется не исключительно для шелома. Застрехи Пермяцких изб поддерживаются рядом уключин, концы которых также обработаны в виде конской головы и кроме того - в Чердынском уезде - разрисованы ломаными линиями и точками при помощи дегтя. Откуда попал в пермский край этот мотив - занесли ли его Русские с севера или он навеян "чудскими" вещами, среди которых попадаются изображения животных с такими же чудовищными пропорциями - решить не беремся. Рядом с этими декорированными избами встречаются постройки, крыши которых не покрыты шеломом, а сдерживаются, как крыши черемисских куд, рамой из двух жердей, наложенных на крышу поперек дряниц и скрепленных по двум концам досками.

Всмотревшись в пермяцкий дом, которых выходит на улицу чаще всего не фасадом, а профилем, мы замечаем, что он состоит из трех совершенно обособленных частей - избы, сеней в столбах и клети. Видно, что на первых порах пермяцкое жилье составляла одна изба и только с развитием домашнего хозяйства к ней стали присоединять клеть. Такую первоначальную форму дома можно видеть и теперь, но уже только у бедняков. Близкую к подобной беднейшей и более старой по типу постройку представляют собой с одной стороны баня, с другой лесная охотничья избушка (обе носят одно названия - пывсян-керку). Это четырехугольный сруб с односкатной крышей из луба, бересты или досок, а зачастую и вовсе без крыши с покрытым землей или пихтовыми и еловыми ветвями потолком. На верховьях Камы сохранилась еще более древняя, служившая когда-то жилищем человеку постройка - это конический, сделанный из тонких жердей овин, остов былого чума. Такие постройки составляют достояние всего финнского мира. Мы знаем их у Мордвы, Черемис и более развитых западных Финнов. Рядом с ней, как былое зимнее жилье, приспособленное теперь уже к хозяйственным потребностям, стоит погреб.

К избе Пермяка в настоящее время примыкают непосредственно сени. В настоящее время это покрытый также, как и дом, помост с стенами, забранными в столбы. Перед сенной дверью выступают аршина на два из-под помоста сеней два бревна, на которых устраивается внешний "мост" для крыльца. Для подъема на этот мост служит не лестница общерусского типа - ни таких лестниц, ни наших переносных Пермяки делать не умеют (вместо переносных служит дерево с коротко обрубленными сучьями), а нечто глубоко первобытное: под "мостом" складывается без всяких скреплений в клетку несколько толстых плах так, чтобы два ряда плах шли вверх уступами, на эти уступы кладутся такие же плахи-ступени. Это - сооружение народа, который не знает еще пилы. Глядя на такие старые, почерневшие крыльца, чувствуешь невольную тревогу за людей, которые вынуждены ими пользоваться. Кажется, что стоит подуть сильному ветру и от такого крыльца не останется и следа.

- Нехитрые сени, с которыми мы познакомились сейчас представляют собою уже нечто более сложное по сравнению с тем первообразом сеней, который имеет место при более древних формах пермяцкого жилья. Этот первообраз мы можем представить себе, смотря на предбанник пермяцкой бани. Передбанник устраивается двояко - в одних случаях к фасаду бани просто ставятся наклонно жерди или доски, в других он представляет собою часть сруба, назначенного под баню: бревна, назначенныя для боковых стен, рубятся так, что с той стороны, где предполагается дверь, остается запас примерно в аршин; так получается с трех сторон закрытое пространство - преддверие. Отсюда уже только шаг к пятистенному срубу, но у Пермяка не хватило сил сделать его самостоятельно.

Сени в современном жилье Пермяка соединяют избу с клетью - чомом. Теперь это в большинстве случаев двухэтажное деревянное сооружение для хранения одежды и разного домашнего скарба (вверху) и хлебных запасов (внизу). Название (чом) показывает, что клеть образовалась из прежнего жилья или строилось по его типу, также, как у современных Вогулов чамья, у Черемис одноэтажные клети. По аналогии с вогульской чамьей можно предполагать, что и пермский чом-клеть стоял в былое время особняком от дома, как стоят и теперь амбары.

Уже наружный осмотр пермяцких построек показывает нам, какой культурно-исторический материал представляют собою всем, в особенности на месте, присмотревшиеся вещи. Не менее поучительным оказывается знакомство с внутренним устройством пермяцкого жилья. И здесь в пределах одного хозяйства (двора) мы найдем ряд переходных ступеней от простейших и в то же время древнейших форм к более сложным, новейшим.

Землянка, овин, баня и изба имеют одну общую черту, свидетельствующую о том, что они развились из жилья человека; это огнище. Переходя из древнейших по типу построек к новейшим, мы будем наблюдать картину его постепенного развития. В землянке и в том коническом сооружении, которое теперь по местам служит овином, огонь раскладывается по середине, прямо на земле. Печи здесь еще нет даже в самой первобытной ея форме. Без печи оказываются и другие формы пермяцкого овина. Прямо на земле по середине раскладывается огонь и в охотничьей избушке. В бане мы встречаемся уже с "каменкой", печью, сложенной из песчаника. В некоторых случаях - и эти случаи особенно характеристичны - печь занимает в бане то же место, что и огнище, т.е. располагается посередине. Здесь видно еще действие традиции. По большей части однако "каменка" помещается в бане в одном из углов - устьем к боковой стене. В избах Пермяков мы встречаемся новый вид печи - глинобитную. Так же, как и в банях, глинобитная печь помещается неодинаково. В Глазовском уезде в старинных пермяцких избах печь занимает место в одном из передних углов и обращена устьем к двери. 1*).

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

Это положение будет для нас вполне понятным, если мы припомним, что избе предшествовала у Пермяка землянка, у которой единственным пропускающим свет отверстием была дверь. Печь приходилось ставить в той стороне, которая была всего более освещена, обращать устьем туда, откуда единственно проникал в землянку свет. По традиции это положение печь сохранила и в надземных, бревенчатых постройках. В новых избах, с несколькими окнами по стенам, печь ставится в одном из углов около двери - у Орловских Пермяков влево от входа, у Глазовских и Соликамских чаще вправо, чем влево.

Уже из положения печи в пермяцкой избе мы можем заключить, что у Пермяков Глазовского уезда сохранились более древние, первобытные формы жилья. К тому же заключению придем мы и после того, как подробнее ознакомимся с здешней пермяцкой избой. В Глазовском уезде еще уцелели избы с земляным полом. 2*).

2). Сообщено А.Н.Шатровым.

Такие избы составляют теперь исключение; в большей части изб имеется уже "мост", но даже обладая им, Глазовские избы отличаются от Соликамских и Чердынских. Они почти все одноэтажные - без подпольного помещения, которое называется в Перми "подъизбицей", иногда голбцем.

Избы Соликамских и Чердынских Пермяков почти все имеют эту подъизбицу, которая служит складом для различных хозяйственных принадлежностей; иногда из такой постройки развивается настоящее двухэтажное жилье. 1*).

1). Ход в подъизбицу бывает через голбец или через западню, которая устраивается в полу за печью, если печь отделена от стены примерно на аршин.

Внутренний вид пермяцкой избы резко отличается от изб, которые представляет наш край. Составные элементы жилья те же - мы видим здесь полати, лежанку у печи (голбец), лавки и полки вдоль стен, но пропорции, размеры этих частей другие. Пермяцкая изба вообще выше казанских русских. Благодаря этому оказывается возможным то, что полати, на которых у нас можно только лежать и разве согнувшись сидеть, достигают у Пермяков такой высоты, что ни них может стоять не касаясь головой потолка самый высокий человек. Зимой в сильные холода такие полати служат для пермяцкой семьи и спальней и столовой и рабочей комнатой.

Присматриваясь к обстановке избы, мы имеем возможность расширить составленное уже отчасти представление об изобретательности и технических способностях Пермяка. Перед нами житье-бытье человека, который все добывает "трудами рук своих" и очень смутно подозревает под час о возможном разделении труда. Для сиденья служат вдоль стен лавки (лавицы, вабичи), которые он научился делать у Русских. Дополнительная мебель, сработанная самим Пермяком, верх первобытности: это во-первых обрубок дерева, пень можно сказать - заменяющий собою стул, во вторых своеобразная скамейка, описать которую в двух словах нелегко. Пермяк отыскивает в лесу дерево, несколько корней которого (два-три) идут не в глубь, а как бы стелятся по земле. Такое дерево он выкорчевывает, обрубает начисто все корни кроме двух горизонтальных, у которых обрубает только тонкие части, обрубает ствол на расстоянии полутора-двух аршин от корня, обтесывает этот ствол и получает вещь, которая может служить сиденьем, если дерево с корнями-ножками положить концом на лавку или на такой же обрубок дерева, как джок. 1*).

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

В некоторых местностях, как напр. в Глазовском уезде встречается в пермяцких избах "ступка" - подобие табурета. Устраивается она так: из четырех нетолстых березовых поленьев вытесываются четыре ножки, основания и вершины их укрепляются в двух крестообразных черемуховых или ивовых вязах, а сверху к ним приколачивается доска - сиденье. 2*).

2). Также.

Не хитрая пермяцкая мебель дополняется столом, простейшую форму которого представляет доска с двумя парами скрещивающихся ножек; более сложным является стол-ящик, обшитый со всех сторон досками.

Посуда, которой пользуется Пермяк, гармонирует с его мебелью. Она состоит из покупных котлов, кадок, ложек, блюд и самодельных деревянных чашек, ковшей, поваренок (черпаков) и глиняных горшков. Чашки, ковши и поваренки приготовляются из наростов, которые в обилии встречаются на березовых корнях. Смотря по тому, что предполагается сделать - чашку или ковш с ручкой - вырубается или один нарост или с прилегающей к нему частью ствола. Нарост в свежем виде мягок и легко поддается ножу, выдалбливается и обделывается. В Музее

Отечествоведения при Казанском университете имеются образцы таких поделок из Соликамского, Чердынского и Глазовского уездов.

Важную роль в древнем, а отчасти и современном хозяйстве Пермяка играет ступа. Она изготовляется из толстого березового обрубка способом, на который стоит обратить внимание. На одном конце обрубка высекается топором небольшое углубление, в которое накладываются или горящие угли или раскаленные куски чугуна; переменяя несколько раз те или другие, Пермяк достигает того, что получается нужное ему углубление. 1*).

1). Сообщено А.Н.Шатровым.

Снаружи ступа почти не обработывается и здешние русские, чувашские и черемисские родидчи ея выглядят перед ней совсем элегантными. Было время, когда такая ступа служила мельницей.

Предметов, которые мы описали достаточно было-бы уже для того, чтобы сделать кое-какие выводы относительно технического развития Пермяка - но мы повременим несколько с этой работой и познакомимся предварительно с пермяцким двором.

Мы знаем уже большую часть тех хозяйственных пристроек, которые входят в состав пермяцкого двора. Если мы присоединим сюда хлевы (гид) с помещающимися над ними сенницами и погреб, картина среднего пермяцкого двора будет закончена. Не везде совокупность построек, принадлежащих данной семье отгорожена от другой. В Соликамском и Чердынском уездах нам случалось бывать в деревнях, где отдельные хозяева не отгораживаются один от другого. В Вятской губернии двор повсюду уже обнесен бревенчатым забором. В Соликамском уезде в особенности в починках встречаются и крытые на один скат дворы наподобие тех, которые распространены у Русских в губерниях Нижегородской,

Костромской и Вятской.

На дворе помещаются разнообразные хозяйственные принадлежности, характеризующие своим видом изобретательность Пермяка. Вот у забора стоит мялка для льна и конопля. Для устройства ея Пермяку немного пришлось подумать. Он взял ту самую "самородную скамейку", которую мы видели в избе, вырубил в ней вдоль углубление, прикрепил подходящий к углублению рычаг и мялка готова.

Вообще дерево с одним или несколькими горизонтально идущими корнями Пермяк приспособляет для самых разнообразных целей.

Из пары тонких саженной длины стволов с одним коротко обрубленным корнем у каждаго он делает волокушу - орудие для летней перевозки тяжестей. Стволы для этой цели обращаются корнями вверх и скрепляются поперек корней перекладиной. Пара стволов образует оглобли, а перекладина - место прикрепления тяжестей, напр. бревен.

Волокуша вводит нас в круг тех приспособлений, которыми Пермяк пользуется для перевозки тяжестей. Не так далеко еще от нас то время, когда единственным для зимы и лета перевозочным орудием у Пермяка были сани - и при том не те снабженные полозьями сани, которые знаем мы. Старые пермяцкие сани - эхто большая коробка, сшитая из бересты, так называемый чуман. В таких коробках кое-где - напр. в Глазовском уезде

- и теперь еще свозят на поля навоз.

Полозья Пермяки увидали впервые у русских и поспешили их заимствовать: самые нехитрые сани с полозьями были удобнее, легче для животных, чем пермяцкий чуман. Вместе с предметом Пермяки заимствовали и его название (повоз, полоз). Сани до сих пор остаются у Пермяков главным орудием перевозки во всякое время года. Оригинальное зрелище представляет для непривычного человека дорога в Пермяцком краю. На прекрасных усыпанных галькой, окопанных рвами, земских и Строгановских полотнах путешественник с величайшим удивлением может в разгар лета встретить Пермяка, который везет кладь на санях. Присмотревшись, он откроет, что в Соликамском и Чердынском уездах на колесных экипажах летом ездят только коренные русские - крестьяне и торговые - да чиновники. В сторону от почтовых и земских трактов, в деревни, расположенные среди лесов нельзя проехать иначе, как верхом. Кто не может ехать верхом, того везут на санях. Такая участь ждек обыкновенно священника, не способного по старости или не привычке воспользоваться седлом. Если деревня недалеко - а в Пермяцком краю случается, что деревни отстают от прихода верст за 30 - священника влечет целый поезд: в сани впрягаются гусем 2-3 лошади, на каждой сидит по Пермяку; священник запасается войлоком, подушкой, укладывается на узких санях и поезд трогается. Уездный Чердынский землемер рассказывал нам, что когда он отважился проехать в отстоящую от с.Кочева верст на 30 деревню на телеге, его приезд составил для жителей целое событие. Старик лет 80 выплелся посмотреть на смелого путника и благодарил Бога за то, что он привел его еще раз увидать на старости лет телегу. Для края это было открытие. С тех пор деревня вступила так сказать в колесный век из санного. Но пионер за это поплатился боками.

Пробраться на тележке в деревню было еще не так трудно, как на ней же выбраться. С грехом пополам удалось запречь непривычных лошадей в страшный для них экипаж. Стоило затем телеге загрохотать на покрытой корнями деревьев дороге - и лошади пугались и несли. На помощь ямщика, так же привычного к телеге, как и его лошади, напрасно было рассчитывать: он угался сам, бросал возжи и хватался за сиденье, чтобы удержаться и не упасть. - Старики рассказывали нам, что в пору их молодости даже по большим дорогам езда происходила летом на санях; так возили из Кочева в Чердынь за 280 верст подати - мешки с тяжелыми Николаевскими медяками.

В крае, где сани играют такую роль, волокуша уже прогрессивное явление. Она не так тяжела для лошади, как сани, в особенности в сухое время или на твердом грунте. В Соликамском уезде волокуша делает шаг, упрочивающий ея победу над санями: она поднимается и ось с первобытными колесами-кругляшами в роде тех, которые мы видим на деревенских игрушечных тележках. Так возникает первообраз телеги. В Орловском и Глазовском уездах только такие телеги Пермякам и известны. В Соликамском уезде рядом с такой телегой занимают место для перевозки тяжестей небольшие платформы и ящики на оси с колесами-кругляшами.

Четырехосная телега, с колесами обыкновенного типа составляет уже у Пермяков чрезвычайную редкость. Чаще можно встретить на таких колесах тарантас или плетенку - у людей, которые "ямщичат". Колеса и ящики для тарантасов Пермяки покупают у Вятчан на торжках или сельских ярмарках и совершают для этого поездки верст за 80, за 100. Сами Пермяки часто не умеют даже починить колеса. В Кочевской волости Чердынского уезда, говорил нам один Пермяк, едва найдется два-три человека, которые сумеют выполнить такую работу.

Продолжим образ тех предметов, которые можно видеть на пермяцком дворе. Рядом с волокушей мы видим в большинстве случаев соху. Она устроена из того же материала, что и волокуша; разница только в том, что на этот раз стволы обращены корнями вниз и на концы корней насажены ральники. Чтобы покончить с материалами, характеризующими уровень технического развития Пермяка, скажем несколько слов - несовсем своевременно - еще об одном виде утилизации дерева с идущим под углом корнем. Мы видели приготовленныя из него швейки: коротко обрубленный ствол обработывается для донца или сиденья, обтесанный корень для прикрепления шитва.

Прежде, чем перейти в выводам, познакомимся с одеждой Пермяка. Первой одеждой его была звериная шкура. В настоящее время Пермяк носит ткани, по форме некоторых принадлежностей костюма сохранилось до сих пор от этой старой поры; стоит напр. сравнить пермяцкие лапти с обувью Вогулов и Остяков, чтобы убедиться в их родстве.

Костюм современного Пермяка не сложен: от русского крестьянина Пермяк отличается круглой войлочной татарского образца шляпой, синим холщевым круглым или сборчатым шабуром, лаптями и кушаком. Кушаки составляют городость пермяцких рукодельниц: они ткутся из шерстей и отличаются правильными геометрическими узорами. В костюме Чердынских Пермяков можно отметить еще одну черту, отличающую их от Русских: они носят (теперь уже не все) белые рубашки с двумя широкими красными вытканными каймами на подоле. В старину белый цвет пользовался более широким распространением.

Женский костюм повсюду в Пермяцком крае не отличается от обыкновенного русского: он состоит из сарафана (чаще синего) и белой рубашки с вытканными на плечах и запястьях рукавов узорами, которые многими принимают за вышивку. Чердынских и Соликамских Пермячек можно отличить по головным уборам: первыя носили прежде сороку (в роде Черемисской), носят теперь кокошник, вторые - шамшуру.

Мы не будем описывать обоих этих уборов: тут нужны рисунки. Скажем только, что в украшении шамшур и кокошников развертываются художественные способности пермяцких женщин. Сравнивая фигуры, которые они создают из бисера и грубого жемчуга, с узорами шелковых вышивок у Вотячек и в особенности у Черемисок, мы можем заметить, что эти способности у Пермячек ниже, чем у других наших инородок.

Мы познакомились теперь со всем, что создал и создает Пермяк для удовлетворения потребностей в пище, жилище, одежде, и можем перейти к выводам. Стоит сделать маленькое усилие мысли, чтобы найти черту, объединяющую все рассмотренные нами изделия Пермяков - чашки, ковши, поваренки, ступы, швейки, волокуши. Выделывая эти вещи, Пермяк стоит на зачаточной ступени творчества: он еще не господин того материала, который предполагает приспособить к своим потребностям, не в состоянии дать ему ту форму, которая ему желательна; он берет у природы формы вместе с материалом. Леса окружавшие Пермяка, в изобилии предлагали его вниманию наросты на корнях берез. Рано или поздно Пермяку должна была прийти мысль как-нибудь приспособить эти наросты для своих потребностей. Он обрубает такой нарост, выдалбливает ножом его внутренность, слегка обчищает снаружи и готова первобытная чашка; случайно или намеренно он обрубает такой нарост с частью корня или ствола и получается сосоуд с ручокй - ковш, поваренка. Тут все дано природой; человеку принадлежит лишь идея приспособить готовое к своим целям. Тк начинается творчество в каждой области техники. Следующие ступени развития состоят в том, что человек видоизменяет данные формы, создает новые, дает материалу ту или другую форму по усмотрению. Пермяк не дошел до них. Он остался рабом природы - и в этом мерка его творческих сил. Первоначальная зависимость в своем творечстве от природы - удел каждого народа. Создавшие высокую культуру Египтяне своими первыми идеями в области архитектурнаого орнамента обязаны природе Нильского бассейна, но богатство их творческих сил сказалось в том употреблении, которое они сделали из этого материала, в обилии видоизменений, в разнообразии сочетаний. Расстояние, отделяющее любое из таких видоизменений от данного природой первообраза, и служит показателем тех творческих сил, которыми располагает народ. Пермяк не пошел дальше простого приспособления готового. Чтобы сделать своей жене или дочери швейку, он должен бродить по лесу, отыскивая дерево с подходящим расположением корней; он не дошел до мысли, что такого же рода швейку можно гораздо скорее приготовить из двух отдельных и небольших сравнительно кусков дерева; здесь уж нужно создавать, а не приспособлять только.

Достоинство пермяцких изделий зависит, конечно, не от одного размера технических способностей народа. Не создавая новых форм Пермяк, мог бы тоньше обработать то, что доно вчерне природой, но для этого нужны уже не те орудия, которыми пользуется Пермяк, и не столько. На примере приготовления ступы мы имели уже случай заметить, что Пермяк мастерит в некоторых случаях так, как мастерил человек в ту далекую пору, когда он только что овладел огнем. Способ приготовления остальных пермяцких вещей показывает, что Пермяк не всегда пользуется даже такими орудиями, как долото и пила. Пила представляет собою инструмент, назначение которого знает далеко не вякий Пермяк. На почтовом тракте, в селе Кочеве Чердынского уезда, еще недавно были возможны такие случаи, что Пермяки, заготовляя дрова, не пилили, а рубили вывезенные из леса деревья. Судебный пристав, поселившийся здесь, рассказывал нам, что ему для этой цели пришлось самому купить пилу. Когда он разставил ее, как следует, и дал Пермяку-рабочему, тот повертел ее с удивлением в руках и заявил, что не знает, что с ней делать.

В неподвижности, которая характеризует Пермяцкое творчество в области предметов домашнего обихода, сказывается и другая черта духовной природы Пермяка - слабое развитие, если не отсутствие потребности перемены, лучшего, потребности, которая является условием развития в каждой области. [потому что пермяк знает из своего горького опыта, что почти все перемены - к худшему! - М.Игнатов].