2. Основные функции философии
Функции философии – основные направления применения философии, через которые реализуются ее цели, задачи, назначение. Принято выделять:
Мировоззренческая функция способствует формированию целостности картины мира, представлений об его устройстве, месте человека в нем, принципов взаимодействия с окружающим миром.
Методологическая функция заключается в том, что философия вырабатывает основные методы познания окружающей действительности. Мыслительно-теоретическая функция выражается в том, что философия учит концептуально мыслить и теоретизировать – предельно обобщать окружающую действительность, создавать мыслительно-логические схемы, системы окружающего мира.
Гносеологическая – одна из основополагающих функций философии – имеет целью правильное и достоверное познание окружающей действительности (то есть механизм познания).
Роль критической функции – подвергать сомнению окружающий мир и существующее значение, искать их новые черты, качества, вскрывать противоречия. Конечная задача данной функции – расширение границ познания, разрушение догм, окостенелости знания, его модернизация, увеличение достоверности знания.
Аксиологическая функция философии (в переводе с греческого axios – ценный) заключается в оценке вещей, явлений окружающего мира с точки зрения различных ценностей – морально-нравственных, этических, социальных, идеологических и др. Цель аксиологической функции – быть «ситом», через которое пропускать все нужное, ценное и полезное и отбрасывать тормозящее и отжившее. Аксиологическая функция особенно усиливается в переломные периоды истории (начало средних веков – поиск новых (теологических) ценностей после крушения Рима; эпоха Возрождения; Реформация; кризис капитализма конца XIX – начала ХХ вв. и др.). Социальная функция – объяснить общество, причины его возникновения, эволюцию современное состояние, его структуру, элементы, движущие силы; вскрыть противоречия, указать пути их устранения или смягчения, совершенствования общества.
Воспитательно-гуманитарная функция философии состоит в том, чтобы культивировать гуманистические ценности и идеалы, прививать их человеку и обществу, способствовать укреплению морали, помочь человеку адаптироваться в окружающем мире и найти смысл жизни.
Прогностическая функция заключается в том, чтобы на основании имеющихся философских знаний об окружающем мире и человеке, достижениях познания спрогнозировать тенденции развития, будущее материи, сознания, познавательных процессов, человека, природы и общества.
5) 4) Даосизм - (taoism, daoism) - одно из важнейших направлений традиционной китайской философии, религиозной и общественно-политической мысли, наряду с конфуцианством и буддизмом. По Е. А. Торчинову (1993), Д. - "идеологическое направление, с полиморфной структурой, включающей в себя религиозную доктрину и литургико-ритуальную практику, философско-рефлексивный уровень и психофизиотехнику достижения определенных измененных состояний психики (с включением трансформации соответствующих физиологических параметров), оцениваемых в рамках религиозного сознания как аксиологически приоритетных". Исследователи зачастую противопоставляют ранний и поздний Д. К раннему относят учение , изложенное в трактатах "Лаоцзы" (др. название - "Дао-дэ-цзин") и "Чжуан-цзы" IV - III вв. до н. э , имеющее якобы исключительно философский характер ; к позднему Д. относят учения, содержащиеся вмногочисленных текстах "Дао цзана" ("Сокровищницы Дао"), представляющих собой " вырождение " философии в религию. Однако после работ Е. А. Торчинова можно считать доказанным, что Д. представляет собой непрерывную традицию: и ранний Д., и поздний содержат в себе и философский дискурс , и религиозную доктрину, и описание методов психофизиотехники. Так, уже в "Лао-цзы" содержатся указания на сотериологическую доктрину бессмертия и методы дыхательных, гимнастических и др. упражнений. Философскую составляющую Д. можно определить как "натурфилософскую антропологию" (Е. А. Торчинов), поскольку макро- и микрокосм в Д. уподобляются друг другу, и нравственным поведением для индивида является следование законам мира. Натурфилософия поэтому занимает ведущее место в философии. В этом смысле Д. соответствует философии досократиков и их проблематике "фюзиса". Как и в философии милетской школы, в Д стержнем натурфилософии выступает космогония . Это свидетельствует о наличии в даосской философии архаического субстрата . Можно говорить о философском содержании даосских текстов, но не о специфической форме, присущей, к примеру , древнегреческой философии. Так, "Дао-дэцзин" не убеждает, не обосновывает, но "провозглашает"; в "Чжуан-цзы" те или иные космогонические модели непосредственно вводятся, а их доказательством служат иллюстрации, обращения к мифу (например, в главе 7 "Чжуан-цзы"), содержащиеся же рассуждения общего характера имеют обычно полемическую направленность, особенно против "школы имен" или "софистов" мин-цзя. Тот факт , что в рамках натурфилософии космогония заменяет собой и онтологию, и космогонию, свидетельствует об архаическом характере мышления древних даосов, склонных подменять причинные объяснения генетическими. Учение о дао, лежащее в основе космогонии Д., имеет аналогию с древнегреческими концепциями "архэ", "фюзиса" и " логоса ". Дао, как и "архэ", есть начало , отправная точка во времени, а также зачин, причина мира. Дао можно трактовать и как первую, фундаментальную реальность , первичную и постоянную, что соответствует понятию "фюзис", в отличие от "вещей", вторичных, производных и преходящих. Дао в Д., как и "логос" у Гераклита, есть " мера , определяющая ритм взаимоперехода вещей друг в друга и законосообразность их взаимоотношения" (С. С. Аверинцев). Даосское дао, как и "логос", выступает в качестве "субстантивированной закономерности" (Е. А. Торчинов). Было бы, однако, неверно отождествлять дао с материей, как это делал, например, в 1950 - 1984 гг. советский исследователь Ян Хиншун. Как следует из "Дао-дэ-цзина", дао не воспринимается зрением, слухом и осязанием (параграф 14) и поэтому не является "объективной реальностью, данной нам в ощущениях". Кроме того, даосская философия представляла собой натурализм , не знающий разделения на чувственную и сверхчувственную реальность, типологически соответствующий натурализму досократиков. В литературе часто проводятся аналогии между дао и ведическим Брахманом, однако ошибочно было бы говорить о сходстве дао и Бога в иудейско-христианской традиции . В отличие от последнего дао бессловесно, непрозрачно, непроницаемо само для себя ("дао похоже на черный лак"); непредсказуемо, спонтанно, естественно ( ?, цзы жань); не является господином ("Господом") всего сущего ("выращивает, но не владеет"). Использование категории дао не является привилегией Д., однако в последнем она приобретает специфический смысл. За более чем двухтысячелетнюю историю Д. содержание этой категории многократно изменялось и изнутри даосской традиции и извне; европейские переводчики и интерпретаторы многократно усложнили ее понимание . Самым ранним, по Е. А. Торчинову является понимание дао как некоторого безусловного единства и целостности Эта целостность тончайшая ( и), тишайшая (си) и неощутимая (вэй). Эти три аспекта дао, пребывающие в неразрывном единстве, и образуют " хаос " (,Д,;Е - хунь дунь). В самом начале "Дао-дэ-цзина" говорится о двух дао: 1) безымянном и постоянном, полагающем начало всему миру и 2) именуемом и непостоянном, выращивающем всю совокупность вещей. Возникновение миро рассматривается как некая катастрофа скачок , "грехопадение", повлекшее за собой утрату единства (дао). Все, ведущее к упорядоченности и разделению, утрате изначального единства рассматривается как зло. Поэтому возникновение мир< есть смерть дао. В силу принципиального сходства человека и мира, любая деятельность , направленная против целостности и единства, также рассматривается как зло. Отсюда вытекает принцип "недеяния" ( у_ ?? - у-вэй ), означающий отказ от субъективистской установки на целеполагаюшую активность индивида. В рамках дискурса "недеяние" имеет парадоксальный характер, поскольку "отказ" и есть целеполагание. Состояние у-вэй, по-видимому, достигалось психофизиотехническими методами, вводящими адепта в транс , исключающий целеполагание. Деятельность, ведущая к дивергенции, представлялась нежелательной еще и потому, что вела к следующим типичным заблуждениям: имя- слово (мин) "насиловало разум ", по выражению Ф. Бэкона, заставляло думать, что каждому имени мин в реальности соответствует реальная сущность ши (Й), тогда как в действительности реальность едина и нерасчленима. В даосской традиции, однако, закрепилось иное понимание дао и космогонического процесса в целом: дао порождает изначальную пневму ( юань ци), она разделяется на отрицательную пневму инь и положительную пневму ян, они соединяются и образуют триаду Небо - Земля -Человек, а те, в свою очередь, порождают все сущее . При этом картина мира при всей своей динамичности сохраняет стабильность и гармонию. Адепту остается только спокойно созерцать и осознавать гармонию сущего. "Отступление от Дао касается только человека, но не космоса в целом, да и восприятие этого отступления больше не подается эмоционально окрашенным и вообще не драматизируется" (Е. А. Торчинов). Традиционное истолкование космогонического процесса сложилось сравнительно поздно, в I в. н. э., т. е. через четыреста лет после создания "Лао-цзы", не без влияния конфуцианских идеологем. Религиозная доктрина Д. аморфна и неопределенна. Тексты , входящие в "Сокровищницу Дао", никогда не играли в Д. такую роль , как Библия в иудейскохристианской традиции, что исключало доктринальные споры , подобные европейским. Ядро религиозной доктрины составляет сотериологическое учение о бессмертии, которое может быть достигнуто посредством медитативного созерцания, диетических ограничений, дыхательных гимнастик, сексуальной гигие ны, а также использованием алхимических снадобий. В позднем Д. существует обширная литература , описывающая такие методы. Даосская психотехника восходит к шаманским приемам достижения экстаза , который описывался как состояние полета. Считалось, что "совершенномудрый" (а ? - шэн жэнь) ощущал свое единство с миром настолько ярко, что мог "путешествовать, передвигаясь вместе с ветром", как это делал персонаж "Чжуан-цзы" Ле Юйкоу. В том же "Чжуан-цзы" приводится знаменитая притча о пьяном, который упал с повозки. Не сознавая своей езды на повозке, он не осознавал и своего падения, кости и плоть его были едины. Он мог сильно ушибиться, но ни в коем случае не до смерти. "Если такое единство бывает от вина , то какое же тогда от Дао!" В последние десятилетия популярность Д. у широкой публики во многом объясняется интересом к состояниям сознания, которые, благодаря работам К. Г. Юнга, А. У. Уоттса и др., рассматриваются как "подлинные", приоритетные и исправляющие "истинную человеческую природу", искалеченную прокрустовым ложем цивилизации. Действительно, даосы , в особенности Чжуан-цзы, сильны критикой цивилизации, уродующей человека, но ненависть к насилию у них по существу оборачивается призывом к насилию, причем это насилие направлено не против угнетающего человека государства, а против культуры и ее носителей (В. А. Рубин). Д. традиционно противостоял в этом смысле конфуцианству, хотя в результате многовекового взаимодействия конфуцианства и Д. последний стал весьма консервативен и по отношению к культуре, и по отношению к государству. Д. зачастую ошибочно представляют как идеологию народных восстаний; ортодоксальный Д. был имперской идеологией и, будучи институциализирован, воспроизводил структуру имперской власти. Но для Юнга конфуцианство - система , направленная на интериоризацию конвенциональных норм, создание того, что Юнг называл Persona ("маска", "личина" в античном театре ), а Д. - способ освобождения от социальной роли, способ индивидуации, т. е. отделения себя от социальной роли, конвенциональной маски, которую приходится носить каждому человеку. Маска формируется для приспособления к окружающему миру, она является компромиссом между индивидом и обществом , своего рода защитным фасадом. Человек с неразвитой маской обречен на непонимание, трудность контактов, осуждаемое окружающими нековенциональное поведение и т. д. Хотя Юнг и пишет о неоеходимости Персоны, адаптации к социальному миру, он склонен видеть в нем сферу неподлинного существования - поэтому к нему необходимо адаптироваться. " Природа " человека оказывается необщественной (если только общество отличается от первобытной общины, идеального Gemeinschaft). В споре между конфуцианцами и даосами Юнг стоит на стороне последних. Особенно достается человеку больших городов современного мира: маски приросли к лицам, поведение стереотипно, роль заменила живого человека. Маска теряет эластичность, застывает, а это ведет к опасностям для психики даже в плане приспособления к внешнему миру: условия могут резко измениться, и тогда слившегося с социальной ролью индивида ожидает крах. Даосское возвращение к "естественности" (цзы жань) и "недеянию" (у-вэй), по мысли Юнга, убережет людей от такого краха. А. Л. Мышинский
6) Рождение Конфуция, появившегося на свет за 550 лет до Христа в среде другого народа – китайского – не было таким мифическим, как в случае Иисуса, а напротив, вполне естественным. Естественным же путем Конфуций добился больших познаний. Свое отличие от людей он видел именно во влечении к занятиям. «В любом селении из десяти домов, - говорил он, - всегда найдутся люди, которые не уступят мне в честности и искренности, но уступят в склонности к учению»[1]. Но несмотря на непрерывный труд в учении и на поразительные результаты этого труда, Конфуций не считал себя всезнающим. «Разве посмею я претендовать на то, что обладаю высшей мудростью…»[2] - говорил он. В этих высказываниях мы видим естественную человеческую натуру, видим, что все духовное богатство его есть результат больших человеческих усилий, а не какого-то сверхъестественного дара. Конфуций не превозносит себя над людьми и уж тем более не обожествляет себя. Он жил, как человек, умер как человек и остался в памяти потомков человеком. Его поистине можно назвать сыном человеческим, лишенным какой-либо божественности. Никакой бог не был причастен к его рождению и созреванию, к формированию его учения. Будучи творением его мысли, оно было свободно от какой-либо неестественной, мистической, божественной надстройки. Поэтому история его учения немифологизирована и этична. Конфуций наделял святостью человеческие отношения и самого человека. Это логически вело к признанию святынями опять же не только и даже не столько горнее, сколько земное, сугубо человеческое – прошлое народа, предков, семью. Конфуций с большим пиететом относился к прошлому – изучал его историю, возрождал ритуалы, извлекал мудрость из древних песен и преданий. Прошлое людей, а не мифический голос небес, как в случае Христа, был источником духовной силы и мудрости. Именно прошлое его народа, а не какое-либо божество было источником его веры. Главным делом жизни Конфуция стал поиск ответов на кардинальные вопросы существования человека и человеческого сообщества. Итогом его многолетних раздумий явилась наука о том, как жить, идеология социальной жизни, которая составилась из его представлений о смысле и образе жизни, о ее устройстве, о нормах и правилах поведения и общения людей, о социальных идеалах. Исправление общества Конфуций начал с обучения этой науке – искусству жизни – молодых представителей знатных семейств. Из них он решил воспитать благородных мужей, т.е. образованных и высоконравственных юношей, которые затем, в свою очередь, взялись бы за улучшение окружающей социальной среды, активно включившись в эту жизнь. Так возникла первая в истории человечества школа по подготовке большого количества устроителей социальной жизни. Не уходить от земного мира и жизни государства, как это предлагал Христос, а напротив, энергично входить в эту жизнь и стараться преобразовать ее на основе гуманных этических принципов. Здесь и речи не было об устремленности в воображаемый мир потустороннего царства небесного. Устроители жизни в учении Конфуция называются благородными мужами. К ним китайский учитель предъявляет большие требования, определяет обширный набор этических и социально значимых свойств, которыми те должны обладать, а также целую систему норм поведения. Их предназначение было ориентировано на свершение земного дела – обеспечение благоденствия народа. И именно для выполнения этого земного дела готовил Конфуций своих учеников. Благородный муж должен быть добродетельным и больше всего ценить справедливость. Это отличает его от малого человека, для которого на первом месте стоит выгода. Конфуций говорил, что «мужи высоких помыслов и те, которые полны человечности, не согласятся ради сохранения своей жизни нанести вред человечности, но могут лишь пожертвовать собой, чтобы до конца быть честными и человечными»[3]. Благородному мужу можно вверить сироту, судьбу страны, его нельзя склонить к измене долгу[4]. Он предпочтет чувственности добро, способен до изнеможения служить отцу и матери, может пожертвовать собой на службе государю, к друзьям обращается с правдивым словом. Важной чертой благородного мужа является то, что он стремится к единению через разномыслие и не стремится к этому через послушание. Облик благородного мужа можно описать несколькими наиболее существенными чертами: это добродетельный и образованный человек, не равнодушный к судьбам других людей. Это можно выразить еще короче: это цивилизованный человек. Именно такой человек, как это следует из наставлений Конфуция, был нужен и обществу его времени и всякому обществу вообще, чтобы оно, в свою очередь, могло стать цивилизованным. Именно в этом человеке китайский мыслитель увидел силу, способную сформировать такое общество. Конфуций понял решающее значение для оптимизации человеческого сообщества нравственного совершенства людей и их активности, которая направлена ими на формирование самих себя как духовно развитых личностей и на совершенствование окружающего социального мира.Благодаря таким людям в обществе может реализоваться фундаментальный принцип всей действительности, который Конфуций вслед за Лаоцзы называет Путем, или Дао. Путь – это тот способ и та форма существования, движения и развития всего в мире, в которых проявляются его упорядоченность, организованность, благоустроенность, разумность. Эти черты будут свойственны и обществу, если люди будут строить свою жизнь в соответствии с Путем. В социальной сфере Путь проявляет себя как истина, правильность, праведность, порядок, гармония. Такой путь является не только целью жизнедеятельности людей, но и способом достижения этой цели.Главнейшей целью и смыслом жизнедеятельности является по Конфуцию устройство своей земной жизни. Эта тема центральная, объединяющая все другие учения Конфуция. Она развертывается в комплекс проблем: что может быть фундаментальной ячейкой устройства общества, на каких принципах должны строиться взаимоотношения людей, какие правила должны регулировать их поведение, какими чертами должно обладать общество в целом, каковы отношения между обществом и властью, как должно быть организовано управление государством. Конфуций решает все эти вопросы с позиций гуманистической этики, а потому предлагаемая им модель социального организма придает последнему черты гуманного общества.Обнаруживая большое совпадение нравственных норм поведения, предлагаемых Конфуцием и Христом, мы в то же время видим коренное различие в понимании смысла и цели добродетельной жизни. Для Конфуция такая жизнь ценна сама по себе: она способствует гармонизации общества и тем самым помогает людям добиваться материального и духовного благополучия в своей земной жизни, что является конечной целью человеческой жизнедеятельности. Для основателя христианства добродетельная жизнь сама по себе не имеет ценности и ради нее, и следовательно, только ради благополучия людей трудиться не стоит. Деятельность ради добродетельной жизни есть лишь средство обретения царства небесного. Добродетельная жизнь на земле – это лишь ступенька, на которую христианин должен встать, чтобы подняться на небо. Из наставлений и предписаний, которым должен следовать адепт христовой веры, вырисовывается образ человека, желанного основателям этой веры. Этот человек должен включать в свой облик черты, соответствующие духу принятой им веры. Эти черты двоякого рода: они должны отвечать условиям земной жизни человека, но также и характеру духовной жизни, ориентированной на почитание бога. Уже здесь мы видим двойственность облика христова человека, вызванную ориентацией его, с одной стороны, на реальный мир, а с другой – на вымышленный.Как мы уже говорили, этические нормы Конфуция и Христа во многом схожи, позитивны и важны для человеческого общежития. Это говорит о том, что эти нормы отображают общие объективные условия жизни людей, что они востребованы самой этой жизнью, которая в своих фундаментальных чертах одинакова у всех народов. Такая обусловленность морали делает ее самодостаточной. Для понимания ее жизненной важности и необходимости усвоения также достаточно мотивов чисто человеческого характера. Такова точка зрения Конфуция. Для Христа же и его апостолов этих факторов совершенно недостаточно. Они усматривают важность и значимость этих принципов в их роли как средства приближения к богу. Они освящают их его именем и в этой святости, связанности с богом видят их ценность. Таким образом, мораль в Евангелии утрачивает свою чисто человеческое назначение, теологизируется, дополняется мифологическим наслоением. Тем самым ее объективное, истинное содержание дополняется вымыслом, что привносит в нее элемент лжи и, следовательно, делает в определенной мере неэтичной. Она уводит человека от сферы реального в область мифического и побуждает его к псевдодеятельности. Христос вместе со своими последователями не верит в благоразумие людей, в возможность их нравственного совершенствования без какого-либо мифологизированного воздействия на них или воздействия посредством морально-психологического насилия. Именно поэтому Евангелие во многом написано языком угроз, обвинений, приговоров, суда. Такой способ воздействия на людей можно объяснить только тем, что общество времени Иисуса, по-видимому, находилось в состоянии глубокого нравственного кризиса, так что обращение к его рассудку, здравомыслию, а тем более совести оказалось бы безответным. Но тогда в таком контексте можно говорить о сознательном и преднамеренном мифотворчестве основателей христианства, т.е. об их обращении ко лжи из добрых побуждений. Другое кардинальное отличие учения Христа от учения Конфуция – это взгляд Иисуса на нравственное поведение людей как на средство достижения целей, которые являются фиктивными. И здесь мы снова видим неэтичность этого учения – соединение истины (позитивных нравственных норм) с ложью (небесным царством, вечной жизнью). И снова люди ориентируются на псевдоповедение. «Итак, отложивши всякую злобу и всякое коварство и лицемерие и зависть и всякое злословие,…устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом»[5], - говорил апостол Петр. Святостью наделяется фиктивное, вымышленное, выдаваемое однако за реальное. Для христианства главное в его системе бытия – воображаемый идеальный мир и способы заслужить право на пребывание в нем, т.е. в действительности иллюзорный мир и сизифов труд. Учение Христа оказывается учением о несбыточных чаяниях и надеждах.Согласно Конфуцию человек должен быть этичным ради того, чтобы создать идеальный мир на земле, которым является общество благородных мужей, или цивилизованное общество. Это трудно достижимая, но в то же время реальная цель, по крайней мере является такой в качестве жизненного ориентира, идеала. Объектом деятельности этих людей является реальная жизнь и способы ее совершенствования. При этом этика Конфуция – это этика жизни в реальном мире, в мире реальных человеческих отношений. Поэтому и деятельность людей наполняется реальным содержанием и становится продуктивной. Для Христа же и его апостолов такая деятельность является несущественной, преходящей, малозначимой.Человек Конфуция, ориентированный на продуктивную деятельность по устройству и совершенствованию социальной жизни, с необходимостью формируется, развивается и действует как активная творческая личность, обладающая чувством свободы. Такая личность под именем благородного мужа является главным персонажем учения Конфуция, тогда как в христианстве человек является подчиненным существом, а в качестве главного персонажа выступает мифическое существо – бог. Соответственно этому у Конфуция мы находим культ благородного человека и связанных с ним образов людей и форм социальной жизни – идеального правителя, предков, семьи, культуры, стремления к знаниям, учености, социальной гармонии, а у Христа – культ возносимого над человеком бога и его царства. Иными словами, у первого это культ имеющего реальное содержание и смысл идеала, а у христиан – культ фикции. Поэтому Конфуций обращается к разуму человека и его реалистическому мышлению, тогда как Христос и апостолы – к мистическому в человеке, к негативным эмоциям вроде чувства страха и к несбыточным грезам в виде мечты о вечной жизни. Если Конфуций возлагает свои надежды в достижении людьми счастливой жизни на самого человека в лице благородного мужа, то христиане перекладывают свои надежды на воображаемое существо – на бога.