3.5 Наука и культура

Вторая половина ХVIII в явилась важным периодом в развитии русской культуры, и  абсолютистскому  государству принадлежала в этом процессе значительная, а порой и инициативная роль. Так,  Екатерина II утверждала, что только "заведением народных школ разнообразные обычаи в России приведутся в согласие, исправятся нравы". В 60-70 гг ею была сделана попытка создать в стране систему воспитательно-образовательных учреждений. По поручению императрицы  И. И. Бецкой - один из представителей педагогической  мысли  в  России,  взгляды  которого формировались под влиянием идей Я.А. Каменского, Дж. Локка, Ж.Ж. Руссо - разработал "Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества". В соответствии с этим учреждением были отрыты училище при Академии художеств (1764), Общество двухсот благородных девиц (1764) с отделениями для мещанских девиц, коммерческое училище (1772). Среди созданных Бецким учебно- воспитательных учреждений одно имело особое значение в истории русской школы и просвещения - это Общество благородных девиц (Смольный монастырь, или Смольный институт) Оно положило начало женскому среднему образованию в России.

Однако созданные по проекту Бецкого воспитательно-учебные заведения охватывали слишком малое количество детей. В 1782 г для проведения более масштабной школьной реформы была образована Комиссия об учреждении училищ. Основные документы и план реформы были разработаны австрийским педагогом сербом Ф.И. Янковичем, который хорошо знал русский язык. По этому плану в городах создавались народные училища двух типов: главные - в губернских городах и малые - в уездных. Эти училища являлись всесословными  и содержались за счет государства. В малых училищах изучались чтение, письмо, чистописание, арифметика, катехизис, а в главных - Закон Божий,  русский язык, география, история, естественная история,  геометрия,  архитектура, механика и физика, иностранный язык. Значение этой реформы трудно переоценить - речь шла о создании общероссийской системы образовательной школы.

Учрежденная в 1763 г Медицинская коллегия должна была  готовить медицинских работников. В 1774 г при Берг-коллегии открылось Горное училище, впоследствии реорганизованное в горный институт. Появились и другие специальные учебные заведения, частные школы.

Большой шаг вперед делает русская наука. В 1783 г была основана особая Российская академия для изучения языка и литературы.  Существовавшая с петровских времен Академия наук за 1768-1774 гг провела пять экспедиций, которые внесли ценный вклад в изучение географии страны. В 1765 г возникает Вольное экономическое общество, в "трудах" которого печатались многочисленные статьи по организации и ведению сельского хозяйства. В Академии наук значительно возросло число русских  ученых, среди них  - выдающиеся натуралисты И. И. Лепехин и Н. Я. Озерецковский, астроном С.Я. Румовский, минеролог В. М. Севергин и др. К рассматриваемому  времени относилась  деятельность видных историков М.М. Щербатова  и И.Н. Болтина; активно публиковались источники  по  русской  истории  (Н.И. Новиковым,  академией  наук).  Издательская  продукция  увеличивается чрезвычайно. За весь ХVIII век в России было издано 9500  книг,  из  них около 85 % приходилось на царствование Екатерины II. 15 января 1783 г императрица подписала указ о позволении заводить "вольные" типографии. Книга, журнал, газета становятся элементом повседневного быта все большего числа людей. В Петербурге была открыта первая в России публичная библиотека. Книготорговцы начинают  открывать  при  лавках  платные библиотеки. К концу 80-х годов существовало 15 государственных библиотек, растет число частных книжных собраний. "Книги сделались предметом моей страсти", - пишет Е.Р. Дашкова, собравшая библиотеку в 900 томов. Такие страстные книголюбы были и среди дворян, и среди купцов, и даже среди крестьян.

Н.М. Карамзин, в статье,  опубликованной в 1802 г в "Вестнике Европы", отмечал, что число любителей чтения "едва ли в какой земле... так скоро возрастает, как в России. Правда, еще многие дворяне, и даже в хорошем состоянии, не берут газет, но зато купцы, мещане любят уже читать их, самые бедные люди подписываются и самые безграмотные желают знать,  что пишут из чужих земель". Его поддерживает другой литератор И. И. Дмитриев: "В зрелых летах Хераскова читали только  просвещеннейшие  из  нашего дворянства, а ныне всех состояний: купцы, солдаты, холопы и даже торгующие пряниками и калачами".

Крепнет национальное своеобразие отечественной литературы. Новаторские достижения в русской литературе, прежде всего, имели место в произведениях Д.И. Фонвизина, Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина. Художественная литература  оказывалась тесно связанной с общественными идеями века Просвещения. Эти идеи естественных прав человека, свободы и равенства развивала и зарождающаяся "разночинная" интеллигенция. Все более заметные очертания приобретал процесс формирования русской  национальной культуры, вбирающий в себя достижения и традиции культуры, созданной многовековой деятельностью народа, всех его слоев, но в первую очередь - крестьянства, и новой культуры, творившейся, главным образом, образованными слоями общества.

"Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали" - писал о Екатерине II А. С. Пушкин. Действительно, роскошь и изящество составляли характернейшую черту эпохи, которую потомки стали называть "екатерининской" Императрица была ласкова и проста  в обхождении с придворными и даже слугами и в отдельных случаях помнила, что "поклон спины не ломит". После грубости монархов предшествующего времени все это казалось удивительным и даже пугающим. Сама Екатерина с тоской рассказывала: "Когда я вхожу в комнату, можно подумать, что я медузина голова: все столбенеют, все принимают напыщенный вид; я часто кричу против этого обычая, но криком не остановишь их, и чем более я сержусь, тем менее они непринужденны со мною, так что приходиться прибегать к другим средствам".

О придворных нравах времен Елизаветы  Петровны  она  презрительно писала: "Остерегались говорить об искусстве и науке, потому, что все были невеждами: можно было побиться об заклад, что лишь половина общества еле умела читать, и я не очень уверена в том, чтобы треть умела писать". Теперь при дворе начитанность и образованность были в цене. В домах столичной знати появились обширные библиотеки, где заняли почетное место сочинения французских классиков, а рядом с ними стояли на полках и произведения отечественных авторов

В результате реформ Екатерины II активизировалась общественная жизнь дворян.  Дворянские  съезды,  выборы  сопровождались  различными торжествами балами, маскарадами. Появился дополнительный повод для частой перемены платья,  возникновения новых его видов. Одеваться стремились богато и модно. Путешествовавший по России в 70-х гг  академик Георги отмечал, что дворянки "всех классов" не только в столице, но и в  губернии ходят в европейском платье. С 1779 г журнал "Модное  ежемесячное сочинение, или Библиотека для дамского туалета" стал  публиковать моды. Усилилось значение униформы. В 1782 г. был издан указ, который регламентировал цвета дворянской одежды по губерниям, в соответствии с цветами губернского герба. В апреле 1784 г указом "О мундирах для дворян и губернских чиновников" впервые во всей империи вводилось форменное платье для всего находящегося "у дел дворянства и гражданства". По указу предусматривался не только определенный цвет, но и определенный  покрой мундира для каждой губернии. При Павле I была проведена полная унификация чиновничьей одежды. В 1797 г. вводится единый статский мундир для всех губерний. Всем был определен кафтан темно-зеленого сукна "с наблюдением в воротниках и обшлагах тех цветов, кои заключаются в губернских гербах,  и с означением на пуговицах тех самых гербов". Предпринимались попытки регламентации и женской одежды. Во второй половине 18 века вышел целый ряд правительственных постановлений, рекомендовавших дамам соблюдать "более простоту и умеренность в образе одежды". Парадные платья разрешалось украшать кружевом шириной не более двух вершков (9 см),  а шить их следовало только из московской золой или серебряной парчи. Нарядные платья полагалось шить из отечественного шелка или сукна, и по цвету они должны были соответствовать мужским губернским костюмам.  Крестьяне,  мещане, купцы продолжали носить преимущественно одежду традиционного покроя.

Очевидным последствием идеологии естественного права было то, что людям следовало делать, чтобы они могли использовать законодательство в качестве инструмента изменения общества. Тот факт, что институты общества плохо работали, означало только то, что они не соответствовали требованию своего времени или не были достаточно приспособлены к свободной и разумной природе человека. И эпоху Просвещения полагали, что не составит большого труда создать идеально правильные законы посредством рационального анализа и методов естественного права и к тому же думали, что идеальная кодификация может быть совершена настолько полно, что судья в любой ситуации смог бы открыть сборник законов, чтобы увидеть необходимое ему предписание. Философы Просвещения, в частности Вольтер, особенно заостряли эту точку зрения на законодательство в качестве инструмента изменения общества.

Вольтер заявил: "Если вы хотите иметь хорошие законы, тогда сожгите старые и напишите новые". Особенно типичным было то, что тогда стремились привлечь к этой законодательной работе просвещенные слои населения посредством представления законопроектов "на суд общественности". В этом состояла большая разница между образом действий просвещенных деспотов и аналогичными мероприятиями во время и после Великой Французской революции. Выразителями воззрений просвещенных деспотов на общество были физиократы, которые в своих воззрениях на государственное право принципиально зависели как от просвещенного абсолютизма, так и от свободы печати. Идея заключалась в том, что для того, чтобы хорошо управлять своим королевством, монарх должен знать пороки и недостатки общества, которые общественная критика смогла бы обнаружить. С другой стороны, подданным также было необходимо дать возможность высказаться по законопроекту. Идея, таким образом, была совершенно простой и состояла в том, чтобы подданные могли заниматься критикой с рациональной точки зрения, которую философы на троне, как думалось, должны были бы принимать во внимание. Однако это не предполагало, что сам монарх, институты, поддерживающие его власть, и предпринятые им действия могут подвергаться подобной критике.

Такое положение говорило само за себя, так как при подобных ограничениях было одинаково плохо как со свободой печати, так и с возможностью народа обсуждать законопроекты. Дело пошло немного лучше, когда законопроекты Французской революции были поставлены на обсуждение, причем в других странах последовали этому примеру. Идея, однако, состояла в другом, а именно в том, чтобы просвещенные сограждане и прежде всего les lumieres (просвещенные гении) смогли бы оказать помощь государственной власти в предоставлении информации о недостатках общества и о том, каким образом они могут быть устранены. Это было обусловлено распространенным в то время поклонением выдающейся личности, в данном случае перед великими мыслителями - философскими гениями. В истории Европы ни до, ни после той эпохи не давалась оценка такого столь большого и непосредственно практического влияния личности на условия законодательной работы.

С середины XVIII в. в ряде европейских стран стали издаваться специальные законы, основывающиеся на требовании реформ естественно-правового характера эпохи Просвещения. Особенно это касалось уголовного права и ранее упоминавшегося предложения Беккариа, которое было воспринято многими странами. В Австрии этот процесс получил форму гуманитарной реакции. Иосиф II, который был человеком средних способностей и довольно односторонним правителем, использовал совершенно бесцельным образом некоторые из идей Беккариа о тяжести каторжной работы в качестве более эффективного средства устрашения, чем смертная казнь.

Манифест о создании проекта нового Уложения и о созыве для этой цели специальной Комиссии появился 14 декабря 1766 года. Основной мотив: страна не может дальше жить по средневековому кодексу законов - Соборному Уложению 1649 года. В Комиссию был избран 571 депутат от дворян, горожан, однодворцев, казачества, государственных крестьян, нерусских народов Поволжья, Приуралья и Сибири. По одному депутату выделили центральные учреждения - Сенат, Синод, канцелярии. Лишь крепостные крестьяне, составлявшие большинство жителей страны, были лишены права выбирать своих депутатов. Нет депутатов и от духовенства, ибо затеянное дело носило сугубо мирской характер.

Социальный состав Комиссии выглядел так: дворянство было представлено 205 депутатами, купечество - 167. Вместе они составили 65% всех избранников, хотя за ними стояло менее 4% населения страны! Представители других сословий "погоды" в Комиссии явно не делали: от казачества их 44, от однодворцев - 42, от государственных крестьян - 29, от промышленников - 7, от канцелярских чиновников и прочих - 19, от "инородцев" - 54 (почти никто из последних русским языком не владел, и их участие в работе Комиссии ограничилось лишь эффектным - благодаря экзотическим одеждам - присутствием на заседаниях).Всем депутатам гарантировались льготы и привилегии. Они навсегда освобождались от смертной казни, пыток, телесного наказания, конфискации имущества. Полагалось им и жалованье сверх получаемого по службе: дворянам - по 400 рублей, горожанам - по 122, всем прочим - по 37. Имения депутатов не подлежали конфискации за исключением случаев, когда надлежало расплатиться за долги; решение суда относительно депутатов не приводилось в исполнение без благословения императрицы; за оскорбление депутата взыскивался двойной штраф; депутатам выдавался особый знак с девизом: «Блаженство каждого и всех».

В итоге в Уложенную комиссию было избрано около 450 депутатов, из коих 33% составляли выборные от дворянства, 36% — выборные от горожан, около 20% — выборные от сельского населения, 5%—правительственные чиновники. Если учесть, что чиновники являлись дворянами, а некоторые города и государственные крестьяне избирали депутатами дворян, то удельный вес дворянства в Уложенной комиссии, составлявшего 0,6% населения страны, значительно повысится.

Вопрос №3

1 апреля 1785 года были изданы две грамоты: «Грамота на права, вольности и преимущества благородного дворянства» и «Жалованная грамота городам». Императрица назвала их венцом своей деятельности^[20].

Обе грамоты вводили сословия в западном смысле слова с правами, обязанностями и привилегиями.

Жалованная грамота дворянству:

• Подтверждались уже существующие права.

• дворянство освобождалось от подушной подати

• от расквартирования войсковых частей и команд

• от телесных наказаний

• от обязательной службы

• подтверждено право неограниченного распоряжения имением

• право владеть домами в городах

• право заводить в имениях предприятия и заниматься торговлей

• право собственности на недра земли

• право иметь свои сословные учреждения

  • изменилось наименование 1-ого сословия: не «дворянство», а «благородное дворянство».

  • запрещалось производить конфискацию имений дворян за уголовные преступления; имения надлежало передавать законным наследникам.

  • дворяне имеют исключительное право собственности на землю, но в «Грамоте» не говорится ни слова о монопольном праве иметь крепостных.

  • украинские старшины уравнивались в правах с русскими дворянами.

    • дворянин, не имевший офицерского чина, лишался избирательного права.

    • занимать выборные должности могли только дворяне, чей доход от имений превышает 100 руб.

Грамота на права и выгоды городам Российской империи:

• подтверждено право верхушки купечества не платить подушной подати.

• замена рекрутской повинности денежным взносом.

Разделение городского населения на 6 разрядов:

1. «настоящие городские обыватели» — домовладельцы («Настоящие городские обыватели суть те, кои в этом городе дом или иное строение или место или землю имеют»)

2. купцы всех трёх гильдий (низший размер капитала для купцов 3-й гильдии — 1000 руб.)

3. ремесленники, записанные в цехи.

4. иностранные и иногородние купцы.

5. именитые граждане — купцы располагавшие капиталом свыше 50 тыс. руб., богатые банкиры (не менее 100 тыс. руб.), а также городская интеллигенция: архитекторы, живописцы, композиторы, учёные.

6. посадские, которые «промыслом, рукоделием и работою кормятся» (не имеющие недвижимой собственности в городе).

Представителей 3-его и 6-ого разрядов называли «мещанами» (слово пришло из польского языка через Украину и Белоруссию, обозначало первоначально «жителя города» или «горожанина», от слова «место» — город и «местечко» — городок).

Купцы 1 и 2-й гильдии и именитые граждане были освобождены от телесных наказаний. Представителям 3-его поколения именитых граждан разрешалось возбуждать ходатайство о присвоении дворянства.

Крепостное крестьянство:

• Указ 1763 года возлагал содержание войсковых команд, присланных на подавление крестьянских выступлений, на самих крестьян.

• По указу 1765 года за открытое неповиновение помещик мог отправить крестьянина не только в ссылку, но и на каторгу, причем срок каторжных работ устанавливался им самим; помещикам представлялось и право в любое время вернуть сосланного с каторги.

• Указ 1767 года запрещал крестьянам жаловаться на своего барина; ослушникам грозила ссылка в Нерчинск (но обращаться в суд они могли),

• Крестьяне не могли принимать присягу, брать откупа и подряды.

• Широких размеров достигла торговля крестьянами: их продавали на рынках, в объявлениях на страницах газет; их проигрывали в карты, обменивали, дарили, насильно женили.

• Указ от 3 мая 1783 года запрещал крестьянам Левобережной Украины и Слободской Украины переходить от одного владельца к другому.

Распространенное представление о раздаче Екатериной государственных крестьян помещикам, как ныне доказано, является мифом ^[21] (для раздачи использовались крестьяне с земель приобретенных при разделах Польши, а также дворцовые крестьяне). Зона крепостничества при Екатерине распространилась на Украину. Вместе с тем, было облегчено положение монастырских крестьян, которые были переведены в ведение Коллегии экономии вместе с землями. Все их повинности заменялись денежным оброком, что представляло крестьянам больше самостоятельности и развивало их хозяйственную инициативу. В результате прекратились волнения монастырских крестьян.

Духовенство лишилось автономного существования вследствие секуляризации церковных земель (1764), дававших возможность существования без помощи государства и независимо от него. После реформы духовенство стало зависимо от финансировавшего его государства.

Вопрос №4

Ива́н Ива́нович Бецко́й (3 (14) февраля 1704, Стокгольм — 31 августа (10 сентября) 1795, Санкт-Петербург) — личный секретарь императрицы Екатерины II (1762—1779), президент Императорской Академии искусств (1763—1795), возглавлялкомиссию по каменному строению в Санкт-Петербурге и Москве, русский государственный деятель.

Основные начала предпринятой Бецким воспитательной реформы изложены им в докладе: «Генеральное учреждение о воспитании юношества обоего пола», утверждённом императрицей 1 (12) марта 1764 года. В «Генеральном учреждении» — общими афористическими выражениями, а в уставах — по пунктам, в приложении к практическим надобностям, изложены педагогические воззрения западноевропейского рационализма. Взгляды Бецкого на методы воспитания были прогрессивны для своего времени: воспитатели должны быть «добросовестными и примера достойными людьми», обучать без принуждения, с учётом склонностей ребёнка, не применять телесных наказаний.

Бецкой из далеко не совпадающих воззрений Локка, Руссо и Гельвеция, принимая одно и отбрасывая другое, составил цельную систему. В её основе лежала задача создать новую породу людей. Образ нового человека определённо у Бецкого нигде не рисуется, но, судя по разбросанным замечаниям, главной его чертой было отсутствие тех отрицательных свойств, которые были характерны для современников. Отдельные положительные штрихи таковы: «Человек, чувствуя себя человеком, …не должен допускать поступать с собою как с животным»; «чтобы с изящным разумом изящнейшее ещё соединялося сердце»; «человек должен познать правила гражданской жизни».

Екатерина, бывшая, как и Бецкой, последовательницей просветительной философии, сочувствовала этой грандиозной идее, и «Генеральный план» составлен Бецким несомненно после предварительного обсуждения основных его положений совместно с императрицей. Средством достижения «новой породы» является воспитание. Не отрицая значения общего образования, образования ума, Бецкой центр тяжести переносит на образование сердца, на воспитание. «Корень всему злу и добру — воспитание», говорит он. «Украшенный или просвещенный науками разум не делает еще доброго и прямого гражданина, но во многих случаях паче во вред бывает, если кто от самых нежных юности своей лет воспитан не в добродетелях».

Согласно с Руссо, Бецкой признает, что человек от природы не зол, а добр, и душа ребенка подобна воску, на котором можно писать что угодно. Бецкой предлагает воспитательным учреждениям писать на ней доброе: «Утверждать сердце юношей в похвальных склонностях, возбуждать в них охоту к трудолюбию, и чтобы страшились праздности; научить их пристойному поведению, учтивости, соболезнованию о бедных, несчастливых; обучать их домостроительству…, особливо же вкоренять в них… склонность к опрятности и чистоте».

Важно образовать в этом направлении сначала первое поколение, «новых отцов и матерей, которые бы детям своим те же прямые и основательные воспитания правила в сердце вселить могли, какие получили они сами, и так следуя из родов в роды, в будущие веки».

Но воспитание не может достигнуть своей цели, если первые воспитываемые поколения не будут совершенно изолированы от смежных с ними старших, погрязших в невежестве, рутине и пороках. Эту мысль, лишь слегка намеченную Руссо («нет врожденных пороков и злодейств, но дурные примеры их внушают»), Бецкой развил до крайних пределов. Между старым поколением и новым, по мысли Бецкого, надо создать искусственную преграду, дабы первое, «зверообразное и неистовое в словах и поступках» лишилось возможности оказывать какое-либо влияние на второе. Такой искусственной преградой должны были служить закрытые учебные заведения (интернаты), где, под руководством просвещенных наставников, дети и юноши выдерживались бы до тех пор, пока не окрепнет их сердце и не созреет ум, то есть до 18—20 лет.

Подобно Локку, Бецкой признавал значение физического воспитания и необходимость считаться с темпераментом ребенка, а подобно Руссо «полагал надобность следовать по стопам натуры, не превозмогая и не переламывая её, но способствуя ей». С идеей педагогической Бецкой сливал и политико-социальное стремление: создать в России образованное третье сословие, «третий чин людей». Он видел, как росло на Западе нравственное, политическое и особенно экономическое значение этого сословия, и сожалел, что в России только «два чина установлены: дворяне и крестьяне», а купцы, мещане, ремесленники и связанные с этими званиями отрасли государственной жизни значения не имели.

Алекса́ндр Петро́вич Сумаро́ков (1717—1777) — русский поэт, писатель и драматург XVIII в. звестность ему принесла напечатанная в 1747 году и сыгранная при дворе его первая трагедия «Хорев». Пьесы его игрались при дворе выписанной из Ярославля труппой Ф. Г. Волкова. Когда же в 1756 году был учреждён постоянный театр, Сумарокова назначили директором этого театра и он долго оставался главным «поставщиком» репертуара, за что его по праву называют "отцом русского театра". За «Хоревом» последовало восемь трагедий, двенадцать комедий и три оперных либретто.

Параллельно Сумароков, работавший чрезвычайно быстро, развивался в других областях литературы. В 1755—1758 годах он был активным сотрудником академического журнала «Ежемесячные сочинения», в 1759 году издавал собственный журнал сатирико-нравоучительного оттенка «Трудолюбивая пчела» (первый частный журнал в России). В 1762—1769 годах выходили сборники его басен, с 1769 по 1774 год — ряд сборников его стихотворений.

Несмотря на близость ко двору, покровительство вельмож, похвалы почитателей, Сумароков не чувствовал себя оценённым по заслугам и постоянно жаловался на недостаток внимания, придирки цензуры и невежество публики. В 1761 году он потерял управление театром. Позже, в 1769 году, переселился в Москву. Здесь, заброшенный покровителями, разорившийся и спившийся, он умер 1 (12) октября 1777 года. Похоронен на Донском кладбище в Москве

Никола́й Ива́нович Нóвиков (Новико́в) (1744—1818) — русский журналист, издатель и общественный деятель, друг и соратникМихаила Антоновского. В начале 1762 года поступил на службу в лейб-гвардии Измайловский полк и, как часовой у подъёмного моста измайловских казарм в день воцарения Екатерины II, был произведен в унтер-офицеры. Уже во время службы в полку Новиков обнаруживал «вкус к словесным наукам» и склонность к книжному делу: издал две переводные французские повести и сонет (1768).

В 1767 году Новиков был в числе молодых людей, которым было поручено ведение протоколов в комиссии депутатов для сочинения проекта «Нового Уложения». Императрица считала это поручение делом высокой важности и предписала «к держанию протокола определить особливых дворян со способностями». Новиков работал в малой комиссии о среднем роде людей и в большой комиссии. Участие в работах комиссии ознакомило Новикова со многими важными вопросами, выдвинутыми русской жизнью, и с условиями русской действительности, стала важным этапом в формировании его просветительских взглядов. При докладах о работах комиссии Новиков стал лично известен Екатерине.

Алекса́ндр Никола́евич Ради́щев (20 (31) августа 1749, Москва, Российская империя — 12 (24) сентября 1802, Санкт-Петербург,Российская империя) — русский писатель, философ, поэт, директор Петербургской таможни и участник Комиссии по составлению законов. В 1762 году Радищев был пожалован в пажи и отправился в Петербург для обучения в пажеском корпусе. Пажеский корпус готовил не учёных, а придворных, и пажи были обязаны прислуживать императрице на балах, в театре, за парадными обедами. Через четыре года, в числе группы студентов, он был отправлен в Лейпциг для обучения праву. Из товарищей Радищева особенно замечателен Фёдор Васильевич Ушаков по тому огромному влиянию, какое он оказал на Радищева, написавшего его «Житие» и напечатавшего некоторые из сочинений Ушакова. Ушаков был человек более опытный и зрелый, нежели другие его сотоварищи, которые и признали сразу его авторитет. Он служил для других студентов примером серьёзных занятий, руководил их чтением, внушал им твёрдые нравственные убеждения. Здоровье Ушакова было расстроено ещё до поездки за границу, а в Лейпциге он ещё испортил его, отчасти образом жизни, отчасти чрезмерными занятиями, и опасно захворал. Когда доктор по его настоянию объявил ему, что «завтра он жизни уже не будет причастен», он твёрдо встретил смертный приговор. Он простился с своими друзьями, потом, призвав к себе одного Радищева, передал в его распоряжение все свои бумаги и сказал ему: «помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным». Последние слова Ушакова «неизгладимой чертой ознаменовались на памяти» Радищева.

В 1771 году Радищев вернулся в Петербург и скоро вступил на службу в Сенат, протоколистом, с чином титулярного советника. Он недолго прослужил в сенате: мешало плохое знание русского языка, тяготило товарищество приказных, грубое обращение начальства. Радищев поступил в штаб командовавшего в Петербурге генерал-аншефаБрюса в качестве обер-аудитора и выделился добросовестным и смелым отношением к своим обязанностям. В 1775 году он вышел в отставку, а в 1778 году снова поступил на службу в Коммерц-коллегию, впоследствии (в 1788 году) перейдя в петербургскую таможню. Занятия русским языком и чтение привели Радищева к собственным литературным опытам. Сначала он издал перевод сочинения Мабли «Размышления о греческой истории» (1773), затем начал составлять историю Российского Сената, но написанное уничтожил.

Михаи́л Миха́йлович Щерба́тов (22 июля 1733 — 12 декабря 1790) — князь, русский историк, публицист. Почётный член Санкт-Петербургской Академии Наук с 1776 года, член Российской академии (1783). Сын генерал-майора князя Михаила Юрьевича Щербатова от брака с княжной Ириной Семёновной Сонцовой-Засекиной. Щербатов получил глубокое и разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвардейский Семёновский полк, а в1756 году произведён в прапорщики. Вышел в отставку сразу после манифеста «О вольности дворянства» в чине капитана.

В 1767 он поступил на гражданскую службу: в конце 60-х гг. работал в Комиссии по составлению нового Уложения и выдвинулся как лидер оппозиционного правительству родовитого дворянства. В 1771 сделан герольдмейстером и в эти годы разбирал по поручению Екатерины II бумаги Петра Великого. В 1773 пожалован в камергеры. В 1778 г. он стал президентом Камер-коллегии с чином тайного советника и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором. Около 1788 вышел в отставку в чине действительного тайного советника.

у Павла сложилась любопытная политическая программа. Он считал, что европейская система абсолютизма с опорой на дворянскую аристократию (в особенности ее российский вариант) исчерпала себя. Дворянство‚ поставленное в привилегированное положение‚ из служилого сословия превращается в паразита на теле государства. При этом царская власть‚ будучи формально неограниченной‚ стала защитницей и заложницей дворянских прав. Император (или императрица) еще имеет достаточно сил‚ чтобы заменить ключевые фигуры на государственных постах‚ но совершенно бессилен изменить общее положение в стране. А такие изменения давно назрели. Хотя Павел не любил слово «реформа» не меньше‚ чем слово «революция»‚ он никогда не сбрасывал со счетов того‚ что со времен Петра Великого российское самодержавие всегда находилось в авангарде перемен. Примеривая на себя роль феодального сюзерена‚ а позднее – цепь великого магистра Мальтийского ордена‚ Павел всецело оставался человеком нового времени‚ мечтающим об идеальном государственном устройстве. Государство должно быть преобразовано из аристократической вольницы в жесткую иерархическую структуру‚ во главе которой находится царь‚ обладающий всеми возможными властными полномочиями. Сословия‚ классы‚ социальные слои постепенно теряют особые неотчуждаемые права‚ полностью подчиняясь лишь самодержцу‚ олицетворяющему небесный Божий закон и земной государственный порядок. Аристократия должна постепенно исчезнуть‚ как и лично зависимое крестьянство. На смену сословной иерархии должны прийти равноправные подданные. Французская революция не только усилила неприязнь Павла к философии Просвещения XVIII века‚ но и лишний раз убедила его в том‚ что российскому государственному механизму требуются серьезные изменения. Екатерининский просвещенный деспотизм, по его мнению, медленно‚ но верно вел страну к гибели‚ провоцируя социальный взрыв‚ грозным предвестником которого был Пугачевский бунт. И для того чтобы избежать этого взрыва‚ необходимо было не только ужесточить режим‚ но и срочно провести реорганизацию системы управления страной. Заметим: Павел единственный из самодержавных реформаторов после Петра планировал начать ее «сверху» в буквальном смысле слова‚ то есть урезать права аристократии (в пользу государства). Конечно‚ крестьяне в таких переменах поначалу оставались молчаливыми статистами‚ их еще долго не собирались привлекать к управлению. Но хотя по приказу Павла было запрещено употреблять в печатных изданиях слово «гражданин»‚ он больше чем кто-либо другой в XVIII веке старался сделать крестьян и мещан гражданами‚ выводя их за рамки сословного строя и «прикрепляя» непосредственно к государству. Программа достаточно стройная‚ соответствующая своему времени, но совершенно не учитывавшая амбиций российского правящего слоя. Именно это трагическое несоответствие‚ порожденное гатчинской изоляцией и пережитыми душевными волнениями‚ было принято современниками‚ а вслед за ними и историками за «варварскую дикость»‚ даже за сумасшествие. Тогдашние столпы российской общественной мысли (за исключением амнистированного Радищева)‚ испуганные революцией, стояли либо за то‚ чтобы проводить дальнейшие реформы за счет крестьян‚ либо не проводить их вообще. Если бы в конце XVIII века уже существовало понятие «тоталитаризм»‚ современники не задумались бы применить его к Павловскому режиму.  Но политическая программа Павла была не более утопична‚ чем философия его времени. XVIII век – век расцвета социальных утопий. Дидро и Вольтер предрекали создание просвещенными монархами унитарного государства на основе Общественного договора и видели элементы своей программы в реформах начала царствования Екатерины. Если приглядеться‚ действительным сторонником идеи единого равноправного государства явился ее сын‚ ненавидевший французских «просветителей». При этом его политическая практика оказалась не более жестокой‚ чем демократический террор французского Конвента или последовавшие за ним контрреволюционные репрессии Директории и Наполеона.

Первой «жертвой» преобразований уже в 1796-м стала армия. Уже много раз ученые и журналисты разбирали пресловутое «гатчинское наследство»: парады, парики, палки и т. п. Но стоит вспомнить и о распущенном рекрутском наборе 1795 года, половина которого была украдена офицерами для своих имений; о поголовной ревизии ведомства снабжения армии, выявившей колоссальное воровство и злоупотребления, и последовавшем сокращении военного бюджета; о превращении гвардии из придворной охраны в боевую единицу. (На смотр 1797 года был вызван весь личный офицерский состав, что положило конец службе в имениях и записи в полковые списки неродившихся младенцев, вроде пушкинского Гринева.)  Те же бесконечные парады и маневры положили начало регулярным учениям русской армии (что очень пригодилось потом, в эпоху наполеоновских войн), до этого сидевшей на зимних квартирах в отсутствие войны. При Павле солдат, безусловно, больше гоняли на плацу, строже наказывали, но в тоже время их, наконец, стали регулярно кормить и тепло одевать зимой, что принесло императору небывалую популярность в войсках. Но больше всего офицеров возмутило введение телесных наказаний. Не вообще солдатам, а конкретно для благородного сословия. Это пахло нездоровым сословным равенством. Помещиков тоже попробовали прижать. Впервые крепостные крестьяне стали приносить императору личную присягу (раньше за них это делал помещик). При продаже запрещали разделять семьи. Вышел знаменитый указ-манифест «о трехдневной барщине», текст которого, в частности, гласил: «Закон Божий, в Десятословии нам преподанный, научает нас седьмой день посвящать Богу; почему в день настоящий, торжеством веры прославленный и в который мы удостоились воспринять священное миропомазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред Творцом всех благ Подателем подтвердить во всей Империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам…» Хотя речь еще не шла об отмене или даже серьезном ограничении крепостного права, просвещенные земле- и душевладельцы забеспокоились: как может власть, пусть даже царская, вмешиваться в то, как они распоряжаются своей наследственной собственностью? Екатерина такого себе не позволяла! Эти господа пока не понимали, что крестьяне – основной источник государственного дохода, и потому разорять их невыгодно. А вот помещиков не худо бы заставить оплатить расходы на содержание выборных органов местного управления, ведь они состоят исключительно из дворянства. Было и еще одно покушение на «священное право благородного сословия» – свободу от налогообложения. Между тем общее налоговое бремя облегчилось. Отмена хлебной повинности (по свидетельству русского агронома А.Т. Болотова, произведшая «благодетельные действия во всем государстве») сопровождалось сложением недоимок за 1797 год и льготной продажей соли (до середины XIX века соль фактически была народной валютой). В рамках борьбы с инфляцией дворцовые расходы сокращатились в 10 (!) раз, значительная часть серебряных дворцовых сервизов была перелита на монету, пущенную в оборот. Параллельно из обращения за государственный счет была выведена необеспеченная масса бумажных денег. На Дворцовой площади сожгли свыше пяти миллионов рублей ассигнациями. Чиновничество также было в страхе. Взятки (при Екатерине дававшиеся открыто) искоренялись беспощадно. Особенно это касалось столичного аппарата, который сотрясали постоянные проверки. Неслыханное дело: служащие должны не опаздывать и весь рабочий день находиться на своем месте! Сам император вставал в 5 утра, слушал текущие доклады и новости, а потом вместе с наследниками отправлялся ревизовать столичные учреждения и гвардейские части. Сократилось количество губерний и уездов, а стало быть, и количество бюрократов, необходимых для заполнения соответствующих мест. Православная Церковь тоже получила определенные надежды на религиозное возрождение. Новый император, в отличие от своей матери, был неравнодушен к Православию. Его законоучитель и духовный наставник будущий митрополит Платон (Левшин), венчавший потом Павла на царство, так писал о его вере: «Высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами». По некоторым свидетельствам, император нередко проявлял черты прозорливости под видом юродства. Так, известен из мемуарной литературы случай, когда Павел Петрович повелел отправить в Сибирь офицера, неудовлетворительно выступившего на военных маневрах, но, склонившись на просьбы окружающих о помиловании, все-таки воскликнул: «Я чувствую, что человек, за которого вы просите, – негодяй!». Впоследствии открылось, что этот офицер убил собственную мать. Еще один случай: офицер-гвардеец, имевший жену и детей, решил овладеть увозом молодой девушкой. Но та не соглашалась ехать без венчания. Тогда товарищ этого офицера по полку переоделся священником и разыграл тайный обряд.  Через некоторое время оставленная с прижитым от соблазнителя ребенком женщина, разузнав, что ее мнимый муж имеет законную семью, обратилась с жалобой к государю. «Император вошел в положение несчастной, – вспоминала Е.П. Янькова, – и положил замечательное решение: похитителя ее велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющею право на фамилию соблазнителя и дочь их законную, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что “так как он имеет склонность к духовной жизни, то и послать его в монастырь и постричь в монахи”. Офицера отвезли куда-то далеко и постригли. Он был вне себя от такой неожиданной развязки своего легкомысленного поступка и жил совсем не по-монашески, но потом благодать Божия коснулась его сердца; он раскаялся, пришел в себя и, когда был уже немолод, вел жизнь самую строгую и считался опытным и весьма хорошим старцем». Все это, правда, не помешало Павлу принять титул главы католического Мальтийского ордена. Однако сделано это было не только по политическим соображениям. Это была попытка воскресить в рамках ордена (кстати, никогда до этого не подчинявшегося папе Римскому) древнее византийское братство святого Иоанна Предтечи, из которого и возникли когда-то иерусалимские «госпитальеры». Кроме того, стоит отметить, что Мальтийский орден в целях самосохранения сам отдал себя под покровительство России и императора Павла. 12 октября 1799 года в Гатчину торжественно были принесены святыни ордена: десница святого Иоанна Крестителя, частица Креста Господня и Филермская икона Божией Матери. Всеми этими сокровищами Россия обладала вплоть до 1917 года. Вообще Павел – первый император, смягчивший в своей политике линию Петра I на ущемление прав Церкви во имя государственных интересов. Он прежде всего стремился к тому, чтобы священство имело более «соответственные важности сана своего образ и состояние». Так, когда Святейший Синод сделал представление об избавлении священников и диаконов от телесных наказаний, император утвердил его (оно не успело вступить в законную силу до 1801 года), продолжая придерживаться практики восстановления подобных наказаний для дворян-офицеров. Предпринимались меры к улучшению быта белого духовенства: состоящим на штатном жаловании были увеличены оклады, а там, где не было установлено жалование, на прихожан возложили заботу по обработке священнических наделов, которую можно было заменить соответствующим хлебным взносом натурой или денежной суммой. В 1797 и 1799 годах штатные оклады из казны на духовное ведомство по годовым государственным сметам были увеличены вдвое против прежнего. Казенные дотации духовенству, таким образом, достигли почти одного миллиона рублей. Кроме того, в 1797 году были удвоены участки земли для архиерейских домов. Дополнительно (впервые со времен екатерининской секуляризации!) архиереям и монастырям были отведены мельницы, рыбные ловли и другие угодья. Впервые в истории России были узаконены меры для обеспечения вдов и сирот духовного сословия. При императоре Павле военное духовенство было выделено в особое ведомство и получило своего главу – протопресвитера армии и флота. Вообще для поощрения к более ревностному исполнению своего служения императором были введен порядок награждения духовных лиц орденами и знаками внешнего отличия. (Сейчас этот порядок глубоко укоренился в Церкви‚ но тогда он вызвал некоторое смущение.) По личному почину государя был учрежден и наградной наперсный крест. До революции на обратной стороне всех синодальных крестов стояла буква «П» – инициал Павла Петровича. При нем были также учреждены духовные академии в Петербурге и в Казани и несколько новых семинарий. Неожиданно получил часть гражданских прав и такой большой слой российского общества‚ как раскольники. Государь впервые пошел на компромисс в этом вопросе и позволил лояльно настроенным старообрядцам иметь свои молельные дома и служить в них по древнему обычаю. Старообрядцы (разумеется, далеко не все) в свою очередь готовы были признать синодальную Церковь и принять от нее священников. В 1800 году окончательно было утверждено положение о единоверческих церквях. Возродились и петровские традиции сотрудничества с купечеством. Учреждение коммерц-коллегии в конце 1800 года выглядело как начало глобальной реформы управления. Еще бы‚ ведь 13 из 23 ее членов (больше половины!) выбирались купцами из своей среды. И это в то время‚ когда дворянские выборы были ограничены. Естественно‚ Александр‚ придя к власти (между прочим‚ с лозунгом конституции) отменил это демократическое распоряжение одним из первых. Но никому из наследников Павла и в голову не пришло отменять важнейший из принятых им государственных актов – закон 5 апреля 1797 года о престолонаследии. Этим законом была наконец закрыта роковая брешь‚ пробитая Петровским указом 1722 года. Отныне наследование престола (только по мужской линии!) приобретало четкий юридический характер‚ и никакая Екатерина или Анна не могли уже претендовать на него самочинно. Значение закона столь велико‚ что Ключевский‚ к примеру‚ назвал его «первым положительным основным законом в нашем законодательстве»‚ ведь он, укрепляя самодержавие как институт власти‚ ограничивал произвол и амбиции отдельных личностей, служил своеобразной профилактикой возможных переворотов и заговоров. Разумеется, рядом с серьезными нововведениями можно заметить и громадное количество подробно расписанных мелочей: запрещение некоторых видов и фасонов одежды, указания, когда горожане должны вставать и ложиться спать, как надо ездить и ходить по улицам, в какой цвет красить дома… И за все нарушения этого – штрафы, аресты, увольнения. С одной стороны, сказались роковые уроки Теплова: император не умел отделить мелких дел от крупных. С другой, то, что кажется нам мелочами (фасон шляп), в конце XVIII века имело важную символическую нагрузку и демонстрировало окружающим приверженность к той или иной идеологической партии. В конце концов, «санкюлоты» и «фригийские колпаки» родились отнюдь не в России. Пожалуй, главная отрицательная черта Павловского правления – неровное доверие к людям, неумение подбирать друзей и соратников и расставлять кадры. Все окружающие – от наследника престола Александра до последнего петербургского поручика – были под подозрением. Император менял высших сановников так быстро, что они не успевали войти в курс дела. За малейшую провинность могла последовать опала. Впрочем, император умел быть и великодушным: из тюрьмы был освобожден Радищев; ссора с Суворовым закончилась тем, что Павел просил прощения (а потом произвел полководца в генералиссимусы); убийце отца Алексею Орлову было назначено «суровое» наказание – идти несколько кварталов за гробом своей жертвы, сняв шляпу. И все же кадровая политика императора была в высшей степени непредсказуемой. Самые преданные ему люди жили в той же постоянной тревоге за свое будущее, что и записные придворные негодяи. Насаждая беспрекословное подчинение, Павел часто терял честных людей в своем окружении. На смену им приходили подлецы, готовые выполнить любой поспешный указ, окарикатурив императорскую волю. Сначала Павла боялись, но потом, видя бесконечный поток плохо исполнявшихся указов, начали над ним тихонько посмеиваться. Еще 100 лет назад насмешки над подобными преобразованиями дорого бы обошлись весельчакам. Но Павел не имел такого непререкаемого авторитета, как его великий прадед, в людях же разбирался хуже. Да и Россия была уже не та, что при Петре: тогда она покорно сбривала бороды, теперь возмущалась запрещением носить круглые шляпы. Вообще все общество было возмущено. Мемуаристы потом представили это настроение как единый порыв, но причины возмущения были часто противоположны. Боевые офицеры школы Суворова были раздражены новой военной доктриной; такие генералы, как Бенигсен, беспокоились о сокращении своих доходов за счет казны; гвардейская молодежь недовольна новым строгим уставом службы; высшая знать империи – «екатерининские орлы» – лишены возможности смешивать государственные интересы и личную выгоду, как в былые времена; чиновники рангом пониже все же воровали, но с большой оглядкой; городские обыватели злились на новые указы о том, когда они должны гасить свет.  Тяжелее всего приходилось просвещенным «новым людям»: они не могли смириться с возрождением самодержавных принципов, слышались призывы покончить с «азиатским деспотизмом» (попробовал бы кто заявить такое при Петре!), однако многие ясно видели несправедливости предыдущего царствования. Большинство из них все-таки было убежденными монархистами, Павел мог бы найти здесь опору для своих преобразований, надо было только дать больше свободы в действиях, не связывать руки постоянными мелкими распоряжениями. Но царь, не привыкший доверять людям, вмешивался буквально во все. Он один, без инициативных помощников, хотел управлять своей империей. В конце XVIII века это было уже решительно невозможно.