16. Петр I и его реформы. Упразднение патриаршества и установление Святейшего Синода.

С XVIII века жизнь россиян меняется коренным образом, и все эти перемены связаны с реформами, которые провел, и в государственном аппарате и в церковном управлении, молодой и энергичный царь – Петр I. Можно по-разному оценивать эти перемены: с одной стороны царь поднял интеллектуальный уровень жителей, в том числе и духовенства, приобщил россиян к достижениям запада и сделал попытку даже его превзойти. Но, пытаясь угнаться за житейскими благами, народ стал терять то, чем так дорожил все это время, то, чем он гордился, и то, что ярко выделяло его из ряда других народов⁸¹ – он стал терять духовность: церковное пение, имевшее в основе знаменный, столповой, путевой и др. распевы стал заменяться партесными⁸² произведениями; церковный канон в русской иконе стал замещаться западной гравюрой; богословское образование также часто ведется по западным, латинским учебникам. И если «первыми влияниями здесь были влияния византийской традиции, то очень скоро она стала все сильнее смешиваться с влияниями западными». Ведь когда, еще с XIV века стали проникать западные влияния, то выяснилось, что своими силами бороться с ними русское православие еще не в силах, так как византийское наследие в русичах воспитало по большей части любовь к молитве и поэтому богослужения могли идти и по пять и по шесть часов, а вот любовь к науке пробудилась только к XVII веку. И именно с этого времени «растет сознание того, что священник должен быть не только совершителем таинств, но и учителем, руководителем, пастырем христианской общины». И когда стали искать учителей для богословских школ, то пришли к выводу, что без латинских учебников не обойтись. И бывало часто так, что когда «православным писателям приходилось бороться против протестантизма, они широко пользовались учеными трудами католиков, а когда нужно было ратовать против последних, они прибегали к помощи сочинений протестантских»⁸³, что в свою очередь неизбежно отразилось на самом богословии многих православных предстоятелей, таких как: Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Платон (Левшин), а позже митр. Макарий (Булгаков) и митр. Антоний (Храповицкий) и др.⁸⁴

Таким образом, изменяется сам стиль жизни и мыслей русского народа. На этой основе и под влиянием протестантских идей образовался кружок вольнодумцев, которые, как и прочие протестанты отвергали почитание святых и мощей, чудеса, пророчества, авторитет Церкви, а также не признавали церковные таинства, не почитали иконы и монашество и вообще отрицали необходимость обрядовую сторону религии, говоря, что Бог «не требует служения рук человеческих» (Деян. 17, 24-25). В ответ на эти и прочие вызовы протестантизма тогдашний митрополит Рязанский и Муромский, местоблюститель патриаршего престола, Стефан Яворский пишет противосектантское сочинение «Камень веры», где, излагая православное учение и защищая обрядовую сторону православия, обличает заблуждения протестантизма, что в свою очередь очень не понравилось царю, мол, это сочинение нарушает дружественные отношения с Западом и его представителями - протестантами.

О широком интересе Петра и к церковной жизни Запада и, в особенности, к Англии, сохранилось довольно много свидетельств. «Он беседовал с самим Кентерберийским и с другими англиканскими епископами все о церковных делах. Архиеп. Кентерберийский и Йоркский назначили для Петра специальных богословов-консультантов. К ним присоединился и Оксфордский Университет, назначивший консультанта со своей стороны»⁸⁵. Видимо под их влиянием у царя появилась мысль и о преобразовании в управлении Русской Церкви. «Знаменитый Лейбниц писал Петру, что хорошее правление может быть только при условии коллегий, которых устройство часов, где колеса взаимно приводят друг друга в движение. Сравнение не могло не понравится Петру, который именно стремился к тому, чтобы Русские люди во всем приводили друг друга в движение, ибо все происходило от разобщенных колес»⁸⁶. И тогда, по настоянию царя, в 1720 собрался собор пастырей русской церкви, где председательствовал и сам Петр I. Признано было полезным поручить управление церковью, вместо па­тріарха, постоянному Собору пастырей. Причины обнародо­ваны следующие: а) Тогда как занятия одного лица могут останавливаться то болезнями, то смертью его, Собор имеет возможность вести дела безостановочно, и ответы на важные сомнения могут быть всегда готовы; б) легче дознать правду Собору многих, чем одному лицу; в) в решениях Собора более может быть беспристрастия, чем в решениях одного лица; г) решения Собора более имеют важ­ности и твердости, и потому охотнее будуть исполняемы, чем решения одного лица; д) и влияние сильных не столько может препятствовать правильным определениям Собора, чем решениям одного лица. Вследствие сего положено было, не изменяя ничего в основаниях церковного пра­влений, открыть постоянный духовный Собор, который с 14 февраля 1721 года стал именоваться святейшим правительствующим Синодом. Это решение было поддержано и Восточными патриархами.

Потеряв своего предстоятеля и молитвенника в лице патриарха, народ потерял и должное почтение в церковной власти и ее иерархам, и уже начинает видеть в них не духовных пастырей и тех, кто молитвенно единит народ с Богом, а лишь «одно из государственных учреждений, в котором организуется его религиозная жизнь и отправляются его религиозные нужды»⁸⁷. Происходит религиозное охлаждение, которое потом вырастет до новой и более страшной реформы – революции и наступления 70-ти тяжелейших лет гонений за веру. Именно в это время, по мнению многих, был заложен камень, который лег в основу новой философии «научного атеизма». Этот камень назывался «религиозная тепло-хладность». «Судорожная эпоха Петра, разметавшая русскую старину в погоне за европейскими новшествами, сменилась господством череды временщиков, мало любивших Россию и еще меньше понимавших неповторимые особенности ее характера и мировоззрения. Едва успевшая передохнуть за время царствования государыни Елизаветы Петровны, страна вновь оказалась ввергнута в водо­ворот религиозных, политических, экономических и военных перемен и нововведений, продолжавших размывать традицион­ные ценности бытия Святой Руси.

Православная Церковь была унижена и ослаблена: ликвиди­рована каноническая форма ее управления (патриархат), изъяти­ем церковных земель подорвано благосостояние духовенства и возможности церковной благотворительности, резко сокращено количество монастырей — светочей христианской духовности и православного образования. Самодержавие как принцип правле­ния (предполагающий религиозно осознанное отношение к вла­сти как к церковному служению, послушанию) все более искажа­лось под влиянием идей западно-европейского абсолютизма… Раскол между массами простого народа, продолжавшими придерживаться традиционных взглядов на жизнь, и его "обра­зованной" (сказать бы — одурманенной!) частью усугублялся засилием среди высшей чиновной бюрократии иноверцев и ино­родцев. В целом, к началу XIX века существенному искажению подверглись основы русского жизнеустройства, те зиждительные силы, которыми Русь утверждалась и крепла: Православная Цер­ковь лишилась своего канонического устроения, Царская власть попала под влияние светского мировоззрения, общенародное всесословное единство оказалось подорванным»⁸⁸. Происходит смещение полюсов в воззрениях на назначение Церкви и государства. Если раньше царь отдавал свое царство на служе­ние Церкви и она была высшей, вечной ценностью, то теперь император отдает Церковь на службу го­сударству, которое становится кумиром… доходит до того, что императора называют уже архиереем, pontifex maximus, по примеру римских императоров. Поскольку император обладает абсолютной влас­тью в Церкви и санкционирует ее (Церкви) кано­ническую жизнь, то, следовательно, Церкви для ре­шения дел не нужны соборы. Свободная соборная воля иерархов упраздняется за ненадобностью.

Церковная реформа Петра и Феофана явилась трагическим исходом их тяжелого духовного забо­левания рационализмом в богословии.

«Инуде прелазя», рационализм, как тать, продол­жал и далее, после Петра, окрадывать русскую душу. Тогда, вместо живого религиозного опыта, состав­ляющего неотъемлемый элемент церковного бытия, в религиозном сознании народа наметилась тенден­ция к рассудочному восприятию богооткровенных догматов веры, вместо руководства соборным разу мом—управление по образцу государственному, и, как неизбежный результат, вместо верности тради­циям—вольнодумство. Происходившее под воздей­ствием этих факторов опустошение внутреннего ре­лигиозного содержания в жизни русского общества привело к образованию в его высших сферах того духовного вакуума, который по закону компенса­ции заменило психологическое начало (пиетизм и сентиментализм) и внецерковный мистицизм (ма­сонство). К прежней безжизненной схоластике при­соединился бессильный мечтательный морализм. Эти новые веяния стали особенно заметны во вторую половину века, и их влияния не избежали даже са­мые значительные личности⁸⁹.

Поэтому «XIX век — один из самых сложных, запутанных, значительных и интересных в судьбе России. Это зо­лотой век не только русской литературы, но и рус­ской философии и искусства. Это время широкого развития, поляризации и органического смыкания различных религиозных, философских и социальных учений и течений, время поисков и разочарований, тревог и надежд. Это время, когда для одних от­крылся путь религиозного восстановления, путь в Церковь, — «религиозный апокатастасис мысли и воли», а другие вступили на путь в безверие и даже прямое богоборчество. По удачному выражению Гершензона, это время «великого ледохода русской мысли».

Мистические течения, масонские ложи, Библей­ское общество, Отечественная война 1812 года, Священный Союз, декабристы, Пушкин и прп. Сера­фим Саровский, славянофилы и западники, идеа­листы сороковых и реалисты шестидесятых годов, теократические и универсалистические мечтания и великие научные открытия, мессианизм и позити­визм, гуманизм и нигилизм, народничество и соци­ализм, эсхатологизм и странничество, А.Хомяков и митрополит Филарет⁹⁰, Достоевский и Вл. Соловьев, Л.Толстой и Амвросий Оптинский, Чайковский и Фет, Тютчев и Бородин, Римский-Корсаков и «пе­редвижники», — даже этот самый краткий перечень названий и имен говорит об интенсивности твор­ческого порыва и многообразии духовных исканий прошлого столетия. «Этими и такими именами обо­значается и по ним провешивается магистраль рус­ской культуры».

Это время самоотверженного труда многих миссио­нерских обществ, расцвета различных благотворитель­ных и филантропических учреждений, время начала экуменических контактов, когда вместо прежней от­чужденности и враждебности в отношениях между раз­личными конфессиями господствующим стал ирони­ческий, дружелюбный дух, благодаря которому стали возможны взаимообщение и даже с отдельными кон­фессиями переговоры о соединении.

Это время становления и развития новой бого­словской науки, процветания духовных школ и свет­ской религиозной философии. «Никогда еще Свя­щенное Писание не исследовалось с такой тщательностью и не изучалось так всесторонне; ни­когда история Церкви не разрабатывалась с таким неутомимым прилежанием и не давала таких блес­тящих результатов; никогда догматы христианства, его мораль, его обрядность, его формы управления и самая сущность религии вообще не изучались во всех их формах с такой основательностью, как в минувшем веке».

Но в общей пестрой философско-общественной мозаике XIX века на фоне десятилетий русской романтики и идеализма (20-50-годы); большого общественного и социально-политического возбуждения, решительных сдвигов и глубочайших переслаиваний всего русского общества, так называемых «великих реформ», а затем и «обратного хода», и времени религиозной тоски и боли, духовного возвращения культурной элиты в Церковь, происходит возбуждение плоского, невежественного рацио­нализма, нравственного и эстетического отрыва и рас­пада⁹¹.

И как итог, «в последней четверти XIX в. марксисты — Энгельс и К. Каутский выступили с утверждением, что Хрис­тос вообще не существовал, христианство явилось без Христа, оно выросло из движений римского пролетариата. По почину марксистов, некоторые ученые конца XIX и начала XX в. также стали оспаривать исторический характер личности Иисуса Христа. Между ними приобрел печальную известность даже не богослов по образованию Артур Древе (Art. Drews. Die Christusmythe, 1910), а затем Робертсон, Кальтгоф и другие. Но воззрение, отрицающее бытие Христа, есть исключительное явление, о котором до конца XIX в. ничего не знали. В течение же 19 веков Иисус Христос считался, конечно, за историчес­кую личность⁹².