Лиссабонский договор, как часть национального законодательства стран-участниц Европейского Союза

Проблема соотношения права Европейского Союза и национального права государств-участников занимает одно из ведущих мест в работах юристов, которые рассматривают те или иные правовые аспекты деятельности европейских интеграционных организаций. Актуальность данного исследования вызвана прежде всего появлением нового источника права Европейского Союза – Лиссабонского договора (вступил в силу 1 декабря 2009 года).

Лиссабонский договор лишь недавно занял свое место в иерархии основных договоров Европейского Союза. В связи с чем приспособление к новым требованиям, связанным с развитием интеграционных процессов, требуют трансформации фактически всей системы национального законодательства каждого государства-участника. Такой процесс несомненно сопровождается конфликтами между реформированным правом Европейского Союза и национальным правом государств. Поэтому для выяснения проблемы соотношения Лиссабонского договора с нормами национального законодательства необходимо выяснить правовую природу этого нормативного акта.

Лиссабонский договор является частью права Европейского Союза и имеет все его характерные черты, в частности, наднациональность. В западноевропейской доктрине наднациональность рассматривается как функциональный признак объединения государств, по которой некоторые суверенные права в определенных конституцией отраслях передаются государствами наднациональному органу, причем такой процесс становится необратимым и постепенно перестает зависеть от воли отдельных государств⁶⁰⁴. Рассматривая вопрос о наднациональности основных договоров Европейского Союза судья Суда Европейского Союза Дэвид Эдвард отметил, что «не имея настоящей конституции, Сообщество уже имеет жесткую конституцию в смысле того, что ее правовой порядок признает иерархию норм, в которой право договоров имеет верховенство над национальным правом и подчиняет другие акты Сообщества»⁶⁰⁵. На основании всего выше сказанного можно утверждать, что Лиссабонский договор становится неотъемлемой частью национального законодательства государств-участников Европейского Союза, так как имеет особый признак – наднациональность, что позволяет утверждать об его введении в национальные правовые системы. Нормы рассматриваемого договора в иерархии нормативно-правовых актов национального законодательства занимает наивысшее положение, получая приоритетность даже над конституционными нормами. Поэтому правовые нормы, не соответствующие положениям Лиссабонского договора должны быть изменены или устранены.

Согласно правовой доктрине Европейского Союза противоречия между правовыми нормами Европейского Союза и национального законодательства решаются путем гармонизации и унификации на основании верховенства норм права Европейского Союза.

Необходимость в гармонизации возникает при наличии существенных различий в законодательствах государств-участников относительно регулирования определенных вопросов. Проведение гармонизации законодательств государств-участников Европейского Союза стало возможным, с одной стороны, вследствие передачи институтам Европейского Союза государств-участников части своих суверенных прав в принятии общеобязательных норм законодательного характера, которыми устанавливаются основные, общие для всех государств-участников принципы регулирования той или иной отрасли, а с другой, - вследствие сохранение за государствами-участниками права самостоятельно конкретизировать правила регулирования на национальном уровне⁶⁰⁶.

Вопросам гармонизации посвящена Глава 3 Договора о функционировании Европейского Союза, а также статьи(2, 2В, 2С, 2D, 2E, 2F), где проводится разграничение полномочий между национальными государствами-участниками и наднациональным центром. Гармонизация законодательств государств-участников Европейского Союза начинается с утверждения мер по гармонизации и принятия соответствующей директивы. Неприменение директивы государством-участником Европейского Союза возможно только в определенных Договором о функционировании Европейского Союза случаях и требует, с одной стороны, обоснования оснований не применения директивы, а с другой, разрешения Европейской Комиссии сохранить или ввести национальные положения в регулировании соответствующего вопроса. Способы имплементации гармонизированного законодательства определяются каждым государством-участником в отдельности, исходя из их правовой системы и институтов.

Источниками унифицированного права обычно является международно-правовой акт универсального или регионального характера, но унифицированные нормы также могут содержаться в регламентах Европейского Совета и Европейской Комиссии. Регламенты применяются для правового регулирования деятельности Сообществ в наиболее сложных для интеграции сферах. Они действуют непосредственно, и не могут быть изменены государствами участниками и полежат единому применению во всех государствах-участницах. Ян Кропхоллер в своем исследовании унифицированных норм отметил, что: «унификация – это установление единой нормы, которая единообразно применяется не менее чем в двух государств»⁶⁰⁷.

Таким образом, единообразное применение унифицированных норм в различных государствах-участницах Европейского Союза является ключевой характеристикой унификации.

Унификацию и гармонизацию следует разграничивать по цели регулирования: целью унификации является единое применение нормы права, а гармонизации – установление единого результата действия нормы права. Именно прямое применения унифицированных норм в разных государствах-участницах является ключевой характеристикой унификации, и в этом заключается ее отличие от гармонизации, которая направлена на установление единого результата регулирования.

На основании всего выше указанного следует отметить, что Лиссабонский договор устанавливает основные положения не конкретизируя их. Нормы этого договора имея характер прямого действия не могу быть одинаково применены в различных правовых системах государств-участниц Европейского Союза. Поэтому используются такие инструменты интеграционных процессов как гармонизация и унификация. Именно гармонизированные и унифицированные нормы вводят в национальное законодательство положения Лиссабонского договора устраняя коллизии и пробелы в реформированном законодательстве государств-участников.

Таким образом, с принятием Лиссабонского договора интеграционные процессы в Европе вышли на новый уровень: Европейский Союз наделяется международной правоспособностью, четко разграничиваются полномочия Европейского Союза и государств-участниц. Но проблемные вопросы по согласованию норм Лиссабонского договора с нормами национального законодательства неизбежны. Европейский Союз уже имеет определенный опыт в устранении коллизионных норм путем гармонизации и унификации. Но углубление интеграционных процессов в Европейском Союзе позволяет говорить о необходимости разработки новых способов преодоления правовых коллизий между нормами права Европейского Союза и его государств-участниц.

Шарипова Л.С.

ГОУ ВПО «Башкирский государственный университет»

H-T

«Проблемы защиты прав ребенка в период вооруженных конфликтов»

Дети, как никто другой, оказываются в уязвимом положении перед лицом вербовки на военную службу и вовлечения в военные действия. Дети-солдаты являются жертвами, участие которых в вооруженном конфликте серьезно сказывается на их физическом и эмоциональном состоянии. Они нередко подвергаются злоупотреблению, большинство из них становятся свидетелями смерти, убийств и сексуального насилия. Многие из них участвуют в убийствах, большинство испытывает серьезные и продолжительные психологические последствия. Вооруженные конфликты влекут за собой разруху, в результате чего многим детям не остается иного выбора, как скитаться по улицам, попрошайничать или браться за любую, часто тяжелую и плохо оплачиваемую работу только для того, чтобы выжить.⁶⁰⁸

По Конвенции о правах ребенка «ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее»⁶⁰⁹. Так же в Конвенции оговаривается что:

1) государства-участники обязуются уважать и обеспечивать соблюдение норм международного гуманитарного права;

2) что государства-участники принимают все возможные меры для обеспечения того, чтобы лица, не достигшие 15-летнего возраста, не принимали прямого участия в военных действиях;

3) что государства-участники должны воздерживаться от призыва любого лица, не достигшего 15-летнего возраста, на службу в свои вооруженные силы. При вербовке из числа лиц, достигших 15-летнего возраста, но которым еще не исполнилось 18 лет, государства-участники должны стремиться отдавать предпочтение лицам более старшего возраста;

4) что согласно своим обязательствам по международному гуманитарному праву, связанным с защитой гражданского населения во время вооруженных конфликтов, государства-участники обязаны принимать все возможные меры с целью обеспечения защиты затрагиваемых вооруженным конфликтом детей и ухода за ними.

Эту конвенции на данный момент подписали все государства мира, кроме США и Сомали. Не ратифицировали около 25 государств, в основном это страны 3-го мира, либо те страны, где проходят вооруженные конфликты на данный момент. То есть не приняли её именно те страны, которые заинтересованы в том, чтобы существовали дети-солдаты по ряду причин: вербовка детей намного дешевле, они легко поддаются идеологической пропаганде, манипулированию и эксплуатации со стороны взрослых, вербовка детей становится элементом простого расчета в балансе «спроса» и «предложения».

Эти страны своими национальными законодательствами устанавливают возраст ребенка до 15 лет. Тем самым, в случае участия в вооруженном конфликте «детей-солдат» освобождая себя от ответственности перед мировым сообществом. Вовлекая ребенка в жестокий мир человекоубийства, ненависти, насилия, голода; отнимая при этом у них детство и убивая в них личность. Возникает пробел в праве, где возраст ребенка устанавливается 18 лет, а ряд стран вовлекают в «мир войны» детей с 15 лет.

Международное сообщество пытается бороться с этой проблемой. Осознавая, что права детей нуждаются в особой защите. Будучи обеспокоены пагубным воздействием вооруженных конфликтов на детей, а также их долгосрочными последствиями для прочного мира. Отмечая принятие Статута Международного уголовного суда, и, в частности, квалификацию в нем в качестве военного преступления действий, связанных с призывом на военную службу или мобилизацией детей, не достигших 15-летнего возраста, или с их активным использованием в военных действиях в рамках как международных, так и немеждународных вооруженных конфликтов. Считая, что в целях содействия более эффективному осуществлению прав, признанных в Конвенции о правах ребенка, необходимо усилить защиту детей от участия в вооруженных конфликтах. В 2000 году был принят Факультативный Протокол к Конвенции о правах ребенка⁶¹⁰, касающийся участия детей в вооруженных конфликтах, где так же главным вопросом является возраст ребенка. Защита ребенка во время войны также регламентируется международным гуманитарным правом (МГП)⁶¹¹, которое обязательно для соблюдения, как государствами, так и неправительственными вооруженными группировками. Например, привлечение детей к военной службе вызывает серьезную озабоченность Международного Комитета Красного Креста. Важнейшим приоритетом для организации является предотвращение таких случаев. Это делается двумя способами - посредством выработки четких правовых стандартов и осуществления деятельности на местах.

В заключение хотелось бы отметить, что нет простого ответа на вопрос о том, как обеспечить эффективную защиту детей, и действия всех этих разных сил не могут быть сведены к одному общему знаменателю. Требуется разнообразие взаимодополняющих действий. Таких, как принятие, Протокола к конвенции, по которому возраст ребенка будет считаться до 18 лет. Немаловажно, чтобы в этом Протоколе были строго оговорены санкции за нарушения норм. Затем соблюдение норм международного права, его принципов; поддерживать действия ООН, МККК. Будущее ребенка должно охраняться государством, всем миром, и оно должно оставаться главной ценностью мирового сообщества. Дети не должны быть привлечены к участию в вооруженных конфликтах, тем более с 15 лет.

Автор: Шмаков Р.В.

студент IV курса юридического факультета

Коломенского института (филиала)

ГОУ ВПО «Московский государственный открытый университет»

Тема: «Доктринально-теоретические и нормативно-правовые подходы к разрешению коллизий норм международного и внутригосударственного права»

H-1-T

Процесс реализации права на протяжении многих лет вызывал множество проблем, что породило весьма большое количество дискуссий в научных кругах. Проблемы пробельности и коллизионности, на наш взгляд, одни из наиболее острых и злободневных в процессе реализации права, на современном этапе развития правовой мысли. И если во внутреннем праве проблемы коллизионности просто неизбежны, то в процессе применения норм международного права национальным правоприменителем возникает еще большее количество сложностей.

В данной работе предпринята попытка изучения основных подходов к преодолению коллизий между национальным и международным правом, на основе анализа доктринальных положений, выработанных в теории права, а также международных и внутригосударственных нормативных актов, в том числе и Конституции. Такой анализ должен строится не только на изучении правовой базы, но и правоприменительной практики, сложившейся в России.

Есть основания полагать, что рассмотрение подобной проблемы необходимо начинать с анализа доктринально-теоретических аспектов. Стоит заметить, что проблема приоритетности должна рассматриваться исходя из приверженности к концепции примата международного или национального права, что позволит сформулировать универсальный подход во внутригосударственной правоприменительной практике к определению статуса норм международного права. Отметим, что в теории выработано два основных подхода к данной проблеме, это так называемая монистическая и дуалистическая концепции.

Монистическая теория исходит из того, что различия между национальным и международным правом нет, и более того, они представляют единую систему, которую можно обозначить термином «режим». Весьма интересна по этому вопросу была позиция известного специалиста в области международного права Ф. Мартенса, который указывал на то, что международное право обладает лишь относительной самостоятельностью⁶¹². На наш взгляд такой подход остается весьма справедливым. Противоположной точки зрения придерживались сторонники дуализма, которые считали, что международное право регулирует исключительно межгосударственные отношения, а внутригосударственное право – внутригосударственные, образуя в процессе их осуществления две различные правовые системы. В свете этого видный немецкий ученый Г. Трипель писал: «Международное и внутригосударственное право суть не только различные отрасли права, но и различные правопорядки. Это два круга, которые тесно соприкасаются, но никогда не пересекаются.⁶¹³

Справедливости ради стоит сказать, что такой подход слишком резко разделил международное и внутригосударственное право. Если принять за истину такой подход к рассмотрению решения, то можно сделать определенный вывод: «поскольку такое полное или частичное признание не имело места, то государственные суды не могут считаться связанными международным правом по той причине, что оно per se не имеет ни какой власти над этими судами». Из всего выше сказанного следует, что если норма внутригосударственного права находится в несомненном противоречии с нормой международного права, то государственные суды обязаны применить первую, что неприемлемо, по мнению ряда специалистов.

Попытаемся охарактеризовать ситуацию вокруг проблемы примата международного права и его влияние на вопрос о приоритетности норм. Отметим, что в настоящее время в Российской Федерации многие ученые и политики, в том числе и глава государства, говорят и примате международного права. Вызывает определенные сложности и проблема ограничения суверенитета, о которой часто говорят в свете упомянутых нами дискуссий. Но при этом можно сделать вывод о том, что данная концепция весьма прочно занимает свои позиции в правовой системе большинства государств, что является весьма адекватной реакцией на глобальные мировые процессы.

Так, Конституция Российской Федерации в ст. 15, утверждает, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в качестве составной части правовой системы Российской Федерации. Они действуют на основе принципа непосредственности действия международно-правовых норм. Определенную сложность вызывает и правовой статус таких норм, источник в котором они должны быть закреплены. Попытаемся внести некоторую ясность в решение данного вопроса. О нормах договорного характера говорится и Пленум Верховного Суда Российской Федерации в Постановлении № 8 от 31 октября 1995 г. “О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия” высказал мнение, что “суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом. В этих случаях применяются правила международного договора”.

Но при этом остается весьма неясным положение остальных норм, не закрепленных в договорах, но обладающих статусом общепризнанных.

Обратим внимание и на тот факт, что при толковании самой Конституции могут возникнуть определенные неясности. Например, в ст.17 Конституции РФ, особое внимание уделяется общепризнанным принципам и нормам международного права в сфере прав человека. При этом ст. 17 Конституции РФ может исключать из круга применяемых норм любые международные договоры (если под общепризнанными понимать нормы лишь обычного права) либо договоры регионального характера (если под общепризнанными понимать только нормы универсального характера, например Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г.), а это вступает в противоречие с положениями статей 2 и 18 Конституции РФ.

Для внесения определенной степени ясности в вопрос относительно статуса международных норм договорного характера и общепризнанных норм и принципов международного права не обладающих таковым, обратимся к ст. 38 Статута Международного Суда, из смысла которой вытекает, что обычная норма и договорная норма международного права обладают равной юридической силой, равным правовым статусом. Это означает, что договорная норма может отменить обычную норму, а последняя, имеет возможность изменить или прекратить действие соответствующей договорной нормы международного права.

Из сказанного выше следует. Что в случае коллизии между нормой международного права и национального законодательства должна применяться норма международного права.

Правильность позиции приоритета норм международного права подтверждает и практика Конституционного суда РФ. Из выше сказанного следует, что проблема разрешения коллизий между нормами международного и национального права должна осуществляться на основе анализа Конституции РФ с учетом концепции примата международного права, и в пользу общепризнанных норм и принципов международного права, так и без учета таковых.

Надежда Яновская

Российский университет дружбы народов

Москва, Россия

H-T

Избежание коллизий в Международном уголовном кодексе Германии

Международное право традиционно определялось как право, регулирующее взаимоотношения между государствами. Международные трибуналы долгое время существовали для урегулирования споров между государствами. Отдельная личность стала рассматриваться как объект международного права и международного уголовного процесса лишь относительно недавно. До Нюрнбергского процесса индивидуальная ответственность за совершение международных преступлений определялась исключительно национальными институтами, наделенными властными полномочиями.

Зачастую система и деятельность национальных судебных органов не могут или не хотят привлекать к ответственности тех, кто виновен в совершении геноцида, военных преступлений и преступлений против человечества.

В связи с этим, куда добавляется еще тенденция к интернационализации индивидуальной ответственности за ряд тяжких преступлений, выявляется тот печальный факт, что государства часто оказываются неспособны привлечь нарушителей к ответственности.

Такая проблема в Федеративной Республике Германия решилась после опубликования в г. Бонн и введения в действие 30 июня 2002 года Международного уголовного кодекса (МУК).

По не случайному стечению обстоятельств на следующий день (1 июля 2002 года) вступил в силу Римский статут Международного уголовного суда (МУС) после ратификации 60 государствами. А это значит, что начало официального действия МУС Германия встречала уже с собственным Кодексом, где кодифицировала и детально регламентировала основные положения и ответственность за основные и самые беспощадные преступления по МГП.

Законом Федеративной Республики Германия для введения Международного уголовного кодекса был создан самостоятельный Международный уголовный кодекс, который отразил развитие международного гуманитарного права и международного уголовного права.

Цель принятия данного Кодекса – гармонизация материального уголовного права Федеративной Республики Германия с Римским статутом Международного уголовного суда, придание эффективности борьбе с преступлениями, выделение наиболее опасных преступлений – геноцид, преступления против человечества и военные преступления – в отдельный международный кодифицированный акт. Это значит, что появилась отличие от национального Уголовного кодекса Германии: теперь Международный уголовный кодекс Германии обеспечивает принцип универсальной юрисдикции, который может быть применен к этим трем видам преступлений. В результате, наиболее опасные преступления сохраняются в юрисдикции судов Германии независимо от места преступления или национальности жертв.

Следует обратить внимание, что немецкие законодатели одно преступление не включили в МУК, не смотря на то что, оно фигурирует в Римском статуте. Речь идет о преступлении агрессии, по поводу которого в статье 5 (2) Статута указывается, что МУС будет обладать юрисдикцией в отношении данного преступления, как только будет принято положение, которое будет содержать определение преступления агрессии и излагать условия, в которых МУС осуществляет юрисдикцию касательно этого преступления⁶¹⁴.

Немецкие же законодатели не перенесли агрессию (агрессивную войну) в МУК, а оставили ее в национальном Уголовном кодексе (УК) в разделе I⁶¹⁵ Особенной части.