7. «Родила царица в ночь...»

В 1886 году английский невропатолог Л. Даун впервые описал врожденную болезнь, поражающую, в среднем, од­ного из 600 новорожденных. Больные дети - вялые, с тол­стым, неповоротливым языком, расплющенным носом, уз­кими щелочками глаз. Часто у них врожденные пороки сер­дца и всегда слабоумие. Значительная часть из них - кон­тингент психиатрических лечебниц.

По имени врача, описавшего болезнь, ее до сих пор назы­вают синдромом Дауна. Долго болезнь Дауна считали резуль­татом повреждения плода во время внутриутробного разви­тия. Это оказалось неверным - истинную причину болезни открыл французский ученый Жером Лежен. Он посмотрел под микроскопом множество клеток, взятых у больных детей, и обнаружил, что в них не 46, а 47 хромосом.

Это может быть потому, что в организме женщины при образовании яйцеклетки во время мейоза расхождения ка­кой-либо пары хромосом не произошло. И тогда в яйцеклет­ку попадут две одинаковые хромосомы. В данном случае -

Схема плацентарного барьера в конце 40-й недели внутриутробного развития. Кровеносные сосуды значительно приближены к материнской крови, так как плацентарный барьер истончен. Отсутствует слой В, а все сосуды лежат в зоне, максимально приближенной к поверхности ворсинок.

хромосомы 21-й пары. После оплодотворения их будет уже не две, а три, так как добавится 21-я хромосома отца. По­этому нарушение еще называют трисомией 21 или нерас­хождением по 21-й хромосоме. С возрастом матери повы­шается риск рождения «дауна»: заметили, что у женщин от 19 лет до 21 года на 2500 детей рождается один «даун», а у женщин 45 лет - один на 40 детей. Естественным было пред­положить, что сдвиги в механизме мейоза зависят от гормо­нальных изменений, наступающих с возрастом в организме женщины. Но сейчас известны другие причины. Могут быть нарушены первые этапы дробления зиготы, и тогда одна 21-я хромосома присоединяется к другой (к 15-й или 22-й). Это явление называют транслокацией хромосом. В первом слу­чае (то есть когда в яйцеклетке лишняя 21-я хромосома) болезнь Дауна не наследуется, хотя мать может иметь не­сколько «даунов». Во втором случае аномалия будет пере­даваться из поколения в поколение, дети «даунов» окажут­ся их точной копией, но не все, как это выяснил анализ

Схема плацентарного барьера при гибели плода до рождения. Наруше­но развитие хориапьных ворсинок. Кровеносные сосуды плода расположе­ны на значительно большем расстоянии, чем в норме, так как имеются не только в зоне I, но и во II и III.

родословной семьи с синдромом Дауна, обусловленным транслокацией хромосом¹.

«Дауны» живут по нескольку десятков лет. Лечение их ус­пеха не приносит. Иногда их удается научить читать и писать.

Если в 21-й паре хромосом одна больше другой (это быва­ет, когда одна из хромосом потеряла значительную часть сво­его плеча²), развивается злокачественная болезнь крови -миелоидная лейкемия.

Нерасхождение по 18-й хромосоме (синдром Эдвардса) всегда смертельно. Дети умирают через несколько месяцев после рождения. Они рождаются со множеством дефектов во внутренних органах. У них маленькие глаза, неправильно расположенные уши, короткая грудина, врожденные пороки сердца, недоразвитая скелетная мускулатура, отсутствие шеи, дефекты пальцев. С синдромом Эдвардса рождается один ребенок из 6500. Девочки с синдромом Эдвардса рождаются в два раза чаще, чем мальчики. Как в случае трисомии 21, трисомия 18 зависит от возраста матери: чем старше мать, тем больше вероятность нерасхождения 1-8-й пары хромосом.

Под названием «синдром Патау» известна трисомия 13 (нерасхождение по 13-й паре хромосом). Эта аномалия бы­вает у одного новорожденного из 4600. У детей при синдроме Патау не срастаются верхняя губа и верхнее небо. (При нор­мальном развитии эти части закладываются симметрично с двух сторон и срастаются посредине.) В народе такие анома­лии развития издавна называют «волчьей пастью» и «заячь­ей губой». Они сопровождаются врожденными пороками сер­дца и увеличением числа пальцев до шести (полидактилией). Помимо перечисленных, встречаются и другие нарушения - в развитии ушей, половых желез и т. д. Дети с трисомией 13 рождаются с малой массой тела (менее 2500 г) и погибают, как правило, в первые месяцы жизни.

«Заячья губа» и «волчья пасть» бывают у новорожденных и тогда, когда хромосома 4-й пары частично утратила свое короткое плечо. Такая же аномалия в хромосоме 5-й пары

¹Ш. Ауэрбах, Проблемы мутагенеза. М„ Мир, с. 424, схема, с. 425. ¹ Плечи хромосомы - расстояния от точки, к которой к хромосоме при­крепляется нить центриоли во время деления клетки до ее конца.

приводит к появлению синдрома «кошачьего крика» - этот специфический крик возникает при недоразвитии голосово­го аппарата ребенка.

Интересно, что если, кроме двух обычных хромосом 13-й пары, есть добавочное верхнее плечо от третьей 13-й хромо­сомы, то это не приводит к патологии.

В литературе сообщалось о канад­ской семье, в которой молодая жен­щина в 21 год имела двоих детей и ожидала третьего. У одного из детей была полидактилия, и мать обратилась к врачам с просьбой поставить диаг­ноз до рождения, так как беспокои­лась, что третий ребенок родится с таким же уродством. При обследова­нии оказалось, что развивается девоч­ка, у которой плюс к паре хромосом 13 есть верхнее плечо такой же 13-й хромосомы. Добавочное плечо 13-й хромосомы было обнаружено в клет­ках матери и бабушки (по материнс­кой линии). Так как и мать, и бабушка были здоровы, а генетикам было из­вестно уже более ста случаев, когда у совершенно здоровых людей обна­руживали такое же нарушение в хро­мосомном аппарате, врачи по­рекомендовали не прерывать беременности.

Родилась здоровая девочка. Ког­да ей исполнилось 10 месяцев, ее клетки исследовали и нашли в них до­бавочное плечо 13-й хромосомы, не причинившее ей никакого вреда.

Такие наблюдения заставляют задуматься: очевидно, медицинская генетика еще далеко не все знает. На пути от генов до признаков скрыто много неожиданного и неизвестного...

Множественные уродства бывают у детей, в клетках ко­торых обнаруживается аномальная 18-я хромосома, ут­ратившая свое длинное или короткое плечо. Аномалии лю-

Схематическое изображение двух хро­мосом из разных пар после дифференциаль­ного окрашивания. Вид­ны чередующиеся свет­лые и темные диски разной ширины, со­здающие специфику для каждого плеча хромосомы.

бой пары хромосом от 1-й по 22-ю, как правило, смертель­ны, и развитие плода самопроизвольно прерывается (спон­танный, или самопроизвольный, аборт).

Из общего количества беременностей 30-40 процентов заканчивается спонтанным абортом, и изучение хромосом в тканях абортусов (плодов, прекративших развитие) показа­ло, что почти половина из них имеет аномалии в хромосомах. Чаще всего среди них обнаруживаются трисомии. Их опоз­нают с помощью дерматоглифики (нерасхождения по 21-й, 18-й и 13-й хромосомам меняют рисунки кожи пальцев рук). Встречаются также добавочные наборы хромосом - трипло-идные или тетраплоидные клетки, отсутствие одной Х-хро-мосомы. Другие нарушения в хромосомном аппарате встре­чаются реже.

Схематическое изображение перераспределяющихся хромосом при мейозе. Слева: в норме в каждой зрелой половой клетке остается по одной хромосоме из каждой пары. Справа: иллюстрация к нерасхож­дению хромосом, когда в зрелой половой клетке появляются обе хро­мосомы из какой-либо пары

Изменения в числе половых хромосом не грозят жизни новорожденного, а проявляют себя иначе. Если в яйцеклетке произошло нерасхождение по Х-хромосоме, то после опло­дотворения мужской гаметой с Y-хромосомой в ней будет не 46, а 47 хромосом, причем последняя пара будет пред­ставлена тройкой XXY. Такое сочетание половых хромосом определит у новорожденного синдром Клайнфельтера, ред­кое заболевание, встречающееся только у мужчин, да ина­че и не может быть, так как Y-хромосома определяет мужс­кой пол. (Правда, ее определяющая роль при избыточных Х-хромосомах не так сильна.)

У больных синдромом Клайнфельтера половая система недоразвита. У них высокий голос, женоподобные черты, ин­теллект снижен. Все они бесплодны. Обычно в детстве они ничем не отличаются от своих нормальных сверстников. Раз­личия начинают проявляться в переходный период жизни. Такие юноши могут учиться, получить специальность и быть полезными обществу.

При образовании яйцеклеток нерасхождение по Х-хромо-сомам бывает у женщин от 35 лет и старше.

Другие варианты этих нарушений могут показаться почти фантастическими: 48 хромосом, когда у мужчин вместо обыч­ных XY каждой вдвое больше: XXYY. Или 49- 50 хромосом: XXXXY или XXXXYY. В этих случаях, помимо признаков, ха­рактерных для синдрома Клайнфельтера, добавляются еще и уродства, интеллект снижен значительно больше. Люди с набором хромосом XYY не имеют уродств, но их отличает слабоумие. Все эти нарушения касаются мальчиков.

Девочки тоже могут рождаться с измененным числом по­ловых хромосом. В 1925 году Н. А. Шерешевский впервые описал больную - низкорослую девочку с недоразвитием половых желез и уродством шеи, В 1938 году Тернер опи­сал такую же больную. Поэтому болезнь получила название синдрома Шерешевского - Тернера.

Позже при исследовании хромосомного аппарата ана­логичных больных было установлено, что в их клетках от­сутствует одна из Х-хромосом. Такие больные всегда бес­плодны, но интеллект у них почти не страдает, они учатся, получают специальность.

Если у новорожденной вместо обычных двух три Х-хро-мосомы, то лишняя Х-хромосома никак себя не проявляет, не вызывает патологий, но когда число Х-хромосом возрас­тает вследствие двух или трех добавочнь^ рождаются де­вочки-уроды. Добавочные Х-хромосомы могут появиться в клетках не только в результате нерасхождения при мейозе, но и при переносе целой хромосомы или ее части на хромо­сому другой пары. Такие транслокации могут быть наслед­ственными.

Иногда, изучая хромосомный набор в разных клетках тела человека, исследователь видит, что их там разное число. Одни клетки содержат норму -46 хромосом, другие - 45 или 47. Получается своеобразная мозаика хромосомных комп­лектов, поэтому само явление назвали мозаицизмом. Оно еще недостаточно изучено.

ПСИХОЛОГИЯ БЕРЕМЕННОСТИ

Ж.В. Завьялова

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ПЕРИОДА

БЕРЕМЕННОСТИ И ПРОЦЕССА РОДОВ*

По данным Минздрава России в роддомах растет небла­гоприятная ситуация по увеличению патологии в родах. С другой стороны, по проведенному нами опросу на выборке более 100 беременных женщин и врачей-гинекологов выяв­лено повышенное беспокойство женщин перед предстоящи­ми родами, страхи и волнения, потребность в помощи со стороны при подготовке к родам. Зачастую женщины имеют недостаточное доверие к врачам-акушерам и сильно беспо­коятся о благополучии будущего ребенка. Все это ведет к хроническому стрессовому состоянию беременных женщин.

Подобная обстановка говорит о необходимости психологи­ческой помощи женщинам в период беременности. С дру­гой стороны, невозможно достаточно эффективно и квалифицированно оказать психологическую помощь, рабо­тая с женщинами изолированно и не включая в рассмотре­ние их супругов. Ожидание и подготовка к появлению ре­бенка -это важный период в жизни семьи в целом. Муж так­же имеет свое место и уникальную роль как во время бере­менности, так и в родах. По результатам опроса 50% жен­щин высказываются за участие мужа в родах. В роддомах внедряется практика присутствия мужа на родах. Все это заставляет нас рассматривать данную проблему в русле семейного подхода, согласно которому работу по оказанию психологической помощи в период беременности и родов необходимо проводить с супружескими парами.

* Ж.В. Завьялова. Психологическая составляющая периода бере­менности и родов. М. МГУ. 1995. Рукопись. ВИНИТИ.

На основании результатов современных исследований в акушерстве и гинекологии, в npe-и перинатальной психоло­гии можно сказать, что данная проблема до конца не разра­ботана, имеющиеся данные носят фрагментарный характер. В России проблематика родов и периода беременности изу­чалась с позиций медицины. Несмотря на полученные уни­кальные результаты о психологической составляющей родо­вого процесса, в психологии не было проведено методологи­чески обоснованного научного исследования. Зарубежные исследования по данной теме скорее отвечают практическим нуждам европейских стран и не учитывают своеобразия аку­шерства в нашей стране. Все это явилось побудительными причинами данного исследования.

Была сформулирована следующая цель исследования: изучить психологические особенности семейных пар в пери­од беременности и разработать программу психологической помощи супружеским парам, готовящимся к появлению ре­бенка.

За основные теоретические положения, которые послужи­ли отправным пунктом исследования, были взяты выводы И.З.Вельвовского о нейропсихической составляющей родо­вого процесса и об основных психологических закономернос­тях в период беременности и в родах. Были учтены как разра­ботанная Вельвовским методика психопрофилактической под­готовки к безболезненным родам, так и метод дородовой под­готовки и ведения родов по И.Одену.

И.З.Вельвовским, К.И.Платоновым и коллективом научных сотрудников под их руководством было доказано, что в пери­од беременности происходят изменения в эмоциональной сфере женщины в сторону повышения лабильности. Женщи­на становится более восприимчивой с одной стороны и более подверженной смене настроения с Другой стороны. К концу беременности за несколько дней до родов в мозговых про­цессах беременной происходят следующие изменения. Реак­тивность коры головного мозга значительно уменьшается вплоть до полного ее торможения. Во время всей беремен­ности в подкорковых образованиях увеличивается явление возбуждения, а в коре -увеличивается явление индуциро­ванного торможения. К концу же беременности за 4-7 дней

до родов торможение приобретает характер инертного, застойного типа /4,7/. Кроме того, на материале более 8000 женщин Вельвовский и группа ученых эксперименталь­но доказали, что в родах значительное место принадле­жит психологической составляющей. Так, благодаря гип-носуггестивной психотерапии удавалось вылечивать ток­сикозы беременности, изменять положения плода, сдви­гать плаценту для нормализации ее положения. Характер­но, что столь замечательные результаты зависели не только от гипносуггестолога, но и от женщины, ее на­строя и отношения к беременности. При нежеланной беременности гипнотерапия не оказывала влияния /1/.

Выводы М.Одена также говорят о значительном влиянии психологического состояния роженицы на сам процесс родов. Психологическая зажатость роженицы оказывает отрицатель­ное влияние на родовой процесс тем, что мешает роженице выйти на особый уровень состояния сознания, назовем его медитативно-интуитивным, при котором тело женщины «зна­ет», как себя вести в родах, т.е. в каждый момент времени роженица ведет себя оптимальным для себя способом. Что­бы достичь такого состояния, женщине надо еще до родов вести себя естественно и раскрепощенно, избавиться от за­жимов и страхов, успокоиться. От акушеров, принимающих роды, требуется не мешать роженице, не вмешиваться без особых причин и предоставить рожающей женщине полную свободу. Окружающая обстановка также оказывает влияние на родовой процесс, т.к. влияет на психологическое состоя­ние роженицы. Особое внимание Оден уделяет участию мужа в родах. В настоящее время становится распространенным присутствие, а иногда и активное участие мужа в родах жены. Однако из 20-летней практики и клинических наблюдений М.Одена следует, что участие мужа в родах неоднозначно сказывается на последующих супружеских отношениях. Семейные отношения улучшаются лишь в том случае, если мужчина идет на роды с позитивным моральным настроем и психологически подготовленным. В противном случае роды действуют как проявляющий фактор на супружеские отно­шения, выявляя и обостряя скрытые конфликты и ухудшая семейные отношения.

Учитывая вышеперечисленные научные сведения, а так­же данные о дородовом формировании сенсорных анализа­торов ребенка и о способности эмбриона запечатлевать всю поступающую к нему через сенсорные каналы информацию, были выделены следующие задачи исследования: 1 -разработать психологические тренинги для супружеских пар, готовящихся к рождению ребенка; 2 -изучить личностные особенности беременных женщин, а также психологические особенности супружеских пар в дородовый период; 3 -по­казать характер влияния дородовой подготовки на психоло­гическое состояние женщины в период беременности и в процессе родов.

При разработке психологических тренингов (реализация первой поставленной задачи) в качестве методологической основы были взяты основные положения гуманистической психологии и психотерапии. Они включают следующее. Вос­приятие клиента не как пациента, а как личности с неограни­ченным творческим потенциалом. Недирективное ведение психотерапевтических занятий, следование за клиентом в по­мощи решения его психологических проблем. В связи с этим работа психолога заключается в создании условий наиболее эффективных для предоставления их клиенту. Степень исполь­зования этих условий зависит целиком от клиента. От психо­лога же требуется быть эмпатичным и аутентичным.

Цель цикла психологических тренингов состояла в подго­товке супружеских пар к предстоящим родам. Задачи вклю­чали в себя раскрепощение беременных путем повышения их уверенности в себе, снятия страхов и волнений, осведом­ленности о родах; формирование взгляда на роды как на здо­ровый естественный процесс, являющийся не медицинской проблемой, а частью сексуальной и эмоциональной жизни пары; эмоциональное вовлечение мужчин в проблемы бере­менности и родов; предоставление каждой семейной паре возможности самостоятельно выбрать метод и способ пред­стоящих родов; психологическая помощь в укреплении суп­ружеских взаимоотношений.

Программа психологических тренингов включала 12 заня­тий с супружескими ларами по 2 часа 2 раза в неделю. Каж­дое занятие состояло из 3-х частей; теоретической, практи-

ческой и коммуникативной. Все 3 части не имели резкого разделения одна от другой, а плавно переходили одна в другую. Теоретическая часть состояла из предоставления необходимой информации о родах и ребенке, о возможное-. тях беременной женщины и пары в целом вести здоровый образ жизни и имела вид не столько лекции, сколько отве­тов на вопросы в кругу. Коммуникативная часть состояла из психотерапевтического общения с семьями, обсуждения их нужд и проблем, эмпатического выслушивания их волнений и страхов. На практической части занятия давались специ­альный комплекс упражнений для беременных, релаксиру-ющий гетеротренинг, медитации на создание и укрепление эмоциональной связи с еще нерожденным ребенком у буду­щих родителей. Кроме того, одно занятие было посвящено специально семейному тренингу, одно - телесному тренин­гу, направленному на раскрепощение тела, одно занятие -акватическая подготовка в бассейне либо сауна.

Следует отметить специфический смысл, вкладываемый в понятие роды, при проведении занятий с супружескими па­рами. Согласуясь с положениями гуманистической психоло­гии и современными научными сведениями по данной про­блеме, роды рассматривались как естественный природный процесс и как интегральная часть сексуальной и эмоциональ­ной жизни пары в целом. Мужчине отводилась равноправная с женщиной позиция и свое место, своя уникальная роль в родах. Роды рассматривались в позитивном ключе восприя­тия. Вся информация о родах на занятиях давалась с ориен­тацией на естественные благополучные роды и имеющиеся возможности для этого у каждой супружеской пары. Подоб­ная концепция родов уже несла в себе психотерапевтический эффект.

Для реализации двух других вышеназванных задач исследования были включены в рассмотрение семейные пары, готовящиеся как к родам в роддоме, так и к водным родам на дому. В связи с этим были набраны 2 эксперимен­тальных и одна контрольная группы по 30 пар каждая. Груп­пы однородно подобраны по возрасту, социальному поло­жению и количеству детей. Возраст женщин от 19 до 30 лет, в среднем 22-25 лет, возраст мужей сильно не отличался от

возраста жен. Во всех группах преобладали первородящие. Экспериментальные группы проходили программу дородо­вой психологической подготовки, описание которой было дано выше, контрольная группа - нет. 1-ая экспериментальная группа - семейные пары с первичной мотивацией на род­дом, но имеющие возможность выбора любого варианта родов. 2-ая экспериментальная группа - семейные пары с изначальной мотивацией на домашние водные роды.

Семейные пары всех трех групп прошли психологичес­кое тестирование на определение личностных особенностей и особенностей супружеских взаимоотношений, на выявле­ние уровня личностной тревожности, на отношение к родам и на послеродовые впечатления. Контрольная группа про­ходила двухкратное тестирование: до и после родов, экспериментальные группы - трехкратное: до и после заня­тий и после родов.

В качестве методического оснащения использовалась следующая батарея тестов: 1.16 факторный личностный оп­росник Кеттелла; 2. Методика изучения тревожности Спил-бергера; 3. Методика изучения ценностных ориентации; 4. Методика изучения смысложизненных ориентации; 5. Тест изу­чения супружеских взаимоотношений Т.Лири; 6. Опросник на изучение отношения к родам; 7. Проективный рисуночный тест «Дом-дерево-человек»; 8. Послеродовая анкета.

В ходе исследования по результатам всех трех групп были выявлены следующие личностные особенности бере­менных женщин: 65-80% из них имели повышенную тревож­ность, эмоциональную нестабильность и подозрительность. У мужчин процент тревожных значительно ниже. Почти все женщины страдали от волнений и страхов перед предстоя­щими родами, за здоровье ребенка и за успешность родов, выраженных в той или иной степени. 40% боялись боли. Кро­ме того, первородящие испытывали значительное волнение из-за неизвестности, они лишь смутно представляли себе то, что их ожидает в родах. Все их представления о процес­се родов окрашены в негативные тона. Что касается осо­бенностей супружеских взаимоотношений, то выявлены ча­сто встречающиеся во всех группах нарушения во взаимо­понимании и взаимопринятии (50-60%). Вместе с тем пре­обладают пары с высокой ценностной совместимостью.

Выявлены следующие специфические особенности каж­дой группы. В группе с ориентацией на домашние роды пре­обладают женщины с выраженным фактором новаторства, среди мужчин по сравнению с двумя другими группами так­же выше процент с выраженным фактором новаторства. 100% мужчин и женщин имеют высокий интеллект (в двух других фуппах по 80%). В обеих экспериментальных груп­пах все женщины высказывались о необходимости для себя психологической помощи, в контрольной группе -лишь 70% женщин нуждались в подобной помощи. Хотели бы родить с мужем 100% женщин из группы с мотивацией на домаш­ние роды, 80% женщин с мотивацией на роддом и 40% из контрольной группы. В муже они видели источник мораль­ной поддержки на родах, в которой они так нуждаются.

Согласно третьей поставленной задаче исследования были получены следующие результаты. После занятий психологическими тренингами по подготовке к родам у 95% женщин улучшилось глубинное эмоциональное состояние, уменьшилось количество и интенсивность волнений и стра­хов, связанных с родами. Из них у 40% полностью снялась повышенная тревожность и полностью исчезли страхи и вол­нения. В своих самоотчетах супружеские пары позитивно выс­казывались о занятиях, о том, что нашли в них значительную помощь для себя. Женщины с их слов стали более уверенны­ми в себе, более спокойными, почувствовали моральную го­товность к родам. Мужчины прочувствовали проблемы своих жен, стали ближе к ним. Мужчины из 2-й экспериментальной группы, готовящиеся к домашним водным родам после заня­тий чувствовали себя способными принять роды и не испы­тывали волнения перед родами, а наоборот, морально под­держивали своих жен, активно интересовались их нуждами, стали более заботливыми по отношению к ним. Перед мужчи­нами 1-й экспериментальной группы с первичной мотивацией на роддом и неучастием мужа в родах в ходе занятий остро встала проблема выбора: остаться в пассивной позиции или разделить с женой все ее переживания и подготовку к родам и активно включиться в роды. В связи с проблемой выбора возникла проблема взятия ответственности за роды своей жены. Лишь 17% семейных пар из этой группы сменили моти-

вацию и выбрали совместные роды: кто в роддоме, а кто и дома, однако в любом случае пара сознательно сделала выбор в пользу тех или иных родов. Таким образом, в ходе психологических тренингов каждая супружеская пара про­извела сложную психологическую работу, мужья наравне с женами участвовали в подготовке к родам, что не могло не сказаться позитивно на развитии супружеских отношений. Об этом говорится в их самоотчетах.

В настоящий момент исследовательская работа пока не закончена, нет пока данных после родов для первой экспери­ментальной и контрольной групп. Что касается группы супру­жеских пар, родивших ребенка дома, то у 90% женщин наблюдается позитивное влияние родов на глубинное эмо­циональное состояние: значительное уменьшение или пол­ное исчезновение личностной тревожности на 3-й день пос­ле родов, приподнятое, радостное настроение. 90% женщин родили с коротким труднопереносимым болевым периодом, из них 40% - родили без боли. 60% женщин в родах испы­тывали радость, 90% - рожать понравилось. Все женщины позитивно высказывались о помощи мужа в родах, о его моральной и иногда физической поддержке. Все второродя-щие, первые роды которых проходили в роддоме, высказа­лись о явных преимуществах домашних водных родов, ко­торые им понравились больше традиционных.

Таким образом, на основании уже имеющихся результа­тов можно сделать следующие выводы.

1. В период беременности наблюдается высокий процент женщин с повышенной тревожностью, эмоциональной не­стабильностью, подозрительностью.

2. В период беременности женщины находятся в состоя­нии хронического стресса из-за страхов и волнений о пред­стоящих родах.

3. Выявленная тенденция в супружеских парах наруше­ний взаимопонимания и взаимопринятия и вместе с тем по­вышенной ценностной совместимости может говорить о вре­менном характере подобных рассогласований, как-то свя­занных с периодом подготовки к появлению ребенка.

4. Выявлено позитивное влияние психологической доро­довой подготовки на психоэмоциональное состояние бере­менных женщин.

Все это свидетельствует за необходимость проведения специальной программы психологической помощи с супру­жескими парами, готовящимися к появлению ребенка.

ГГ. Филиппова »

РАЗВИТИЕ РЕБЕНКА В РАННЕМ ОНТОГЕНЕЗЕ И ФУНКЦИИ МАТЕРИ*

ПРЕНАТАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ Первый триместр

1. Развитие чувствительности и нервной системы в этот период происходит необыкновенно интенсивно. Основные структуры головного мозга закладываются на 5 неделе раз­вития, морфофункциональные основы высших нервных фун­кций - в 7-8 недель. С 6 до 8 недель происходит образование центральной и периферической нервной системы. Еще рань­ше - с конца третьей недели - начинает биться сердце эмб­риона. Синтез гормонов начинается со второго месяца, когда закладываются и дифференцируются периферические орга­ны эндокринной системы. Однако связей между периферичес­кими и центральными отделами эндокринной системы еще нет.

Развитие органов чувств и появление чувствительности также отмечается очень рано. В 6 недель начинает функцио­нировать вестибулярный аппарат, в 7,5 недель отмечается ответная реакция на прикосновение к коже в области губ, а в 8 недель появляется кожная чувствительность на всей повер­хности тела, и эмбрион реагирует на прикосновение в любой части тела. Эта реакция представляет собой локальный от­вет, без генерализации возбуждения. Общая генерализован­ная реакция на прикосновения в форме отстранения от ис­точника раздражения возникает позже. В 9 недель появляют­ся вкусовые почки на языке, заглатывание околоплодной жид­кости и попадание ее в желудок. В этом же возрасте функ-

* ГГ. Филиппова. Психология материнства и ранний онтогенез. - М. 1999.

ционирует выделительная система, образуется и выделяет­ся моча. В 10 недель появляется мышечная активность, на­блюдается открывание рта, а в 10,5 недель - сгибание паль­цев рук. В этом возрасте эмбрион активно передвигается в околоплодной жидкости, прикасается к стенке плодного пу­зыря, изменяет траекторию своего движения. В 11-12 не­дель уже есть хватательный рефлекс, а в 13 - сосательный. При прикосновении своего пальца к области рта развиваю­щийся ребенок захватывает его ртом и сосет.

Таким образом этот период в развитии характеризуется возникновением чувствительности и способности переживать в субъективных состояниях внутреннюю и внешнюю стимуля­цию. Регуляция притока стимуляции в мозг начинается прак­тически еще до образования первых структур мозга: биение сердца плода начинается значительно раньше, с 21 дня. Само возникновение первых структур центральной и периферичес­кой нервной системы осуществляется на фоне уже имеющей­ся ритмической стимуляции, которая может служить матери­алом для первого появляющегося в онтогенезе анализатора - вестибулярного. Наличие в 7,5 недель ответа на кожное раздражение является показателем именно кожной чувстви­тельности. Наличие субъективных переживаний от сейсмос-тимулов, возбуждающих вестибулярный аппарат, до настоя­щего времени не стало специальным предметом научных ис­следований, по крайней мере в отношении их представленно-сти в субъективном опыте ребенка. Однако известно, что сей­смическая чувствительность в форме сейсмотаксиса харак­терна для самых ранних уровней развития психики в филоге­незе (простейшие, находящиеся на стадии элементарной сен­сорной психики). Именно при исследованиях этой чувствитель­ности выявлены элементарные формы привыкания и образо­вания временных связей у ресничных инфузорий. Появление у ребенка явной чувствительности в 7,5 недель - это факт наличия, а не момента возникновения ощущения. Проблема возникновения субъективного переживания, которое являет­ся внутренним критерием психики, и ее связь с чувствитель­ностью, как внешним выражением этого феномена, достаточ­но сложна и малоразработана относительно раннего онтоге­неза ребенка. Однако для выделения материнских функций

вполне достаточно, что вестибулярная, кожная, вкусовая и проприоцептивная чувствительность возникает у ребенка за­долго до того, как окончательно формируется вся нейрогумо-ральная основа эмоциональной регуляции.

2-й, 3-й 4-й пункты на этом этапе нужно рассматривать вза­имосвязанно. Возникающие формы чувствительности обра­зуют достаточно богатый, постоянно присутствующий и диск­ретный мир для субъективных переживаний. Видимо, нет ни­каких оснований для утверждения о разделении в субъектив­ном опыте ребенка на этом уровне развития «внешнего и внут­реннего населения», то есть разного по качеству пережива­ния внутренней и внешней стимуляции и локализации внеш­ней стимуляции вне собственного тела. Нет достаточных ос­нований и для утверждения о его способности регулировать за счет собственной активности уровень сенсорной стимуля­ции. Пока речь может идти только о наличии стимуляции, ее дискретном характере, причем как ритмичном, так и не под­верженном закономерностям появления и исчезновения. По­явление реакций отстранения от давления в области тела и, напротив, приближения, захвата ртом и осуществления сосательных движений на стимуляцию области рта позволя­ют предположить два альтернативных субъективных состоя­ния, которые служат основой возникновения в дальнейшем двух первичных эмоциональных состояний - удовольствия и неудовольствия. Наличие подобных состояний, обеспечива­ющих таксисное поведение простейших животных для избе­гания отрицательной стимуляции и достижения и сохранения положительной в филогенезе, рассматривается как появле­ние первичных состояний, аналогичных по функциям эмоци­ям удовольствия и неудовольствия. И в отношении простей­ших, не обладающих нервной системой, и в отношении пер­вых месяцев эмбриогенеза говорить о субъективном харак­тере этих состояний одинаково сложно. Таким образом этот период развития можно охарактеризовать как появление сти­муляции, необходимой для развития мозга и поддержания его в стеническом состоянии, и-субъективного переживания этой стимуляции. Интенсивность этой стимуляции достаточно же­стко ограничена условиями внутриутробного развития и осо­бенностями физиологического развития плода. На развитие

нервной системы в этот период оказывают влияние биохи­мические факторы, поступающие непосредственно в кровь ребенка из крови матери, то есть их наличие не переживает­ся субъективно, а только изменяет процессы метаболизма и могут ощущаться только последствия их воздействия (изме­нение в функционировании физиологических систем, влияю­щее на общее состояние организма; может ли плод субъек­тивно переживать эти состояния в данный период, опреде­ленно сказать невозможно). Поэтому вполне реально пред­положить, что качество субъективного переживания стимуля­ции, воспринимаемой сенсорными системами, которое никак не зависит от активности ребенка и поведения матери, не дол­жно быть дискомфортно (так как поведение избегания по от­ношению к нему невозможно). Значит, именно это качество и интенсивность стимуляции, поскольку они необходимы и дос­таточны для развития мозга и поддержания его уровня воз­буждения, «осваиваются» развивающейся нервной системой, как то качество и интенсивность субъективного состояния, которое в дальнейшем станет «маркером» состояния, кото­рое надо иметь и поддерживать, то есть соматической осно­вой стенической положительной эмоции. Как известно, ей со­ответствует средний уровень плотности нервной стимуляции. Повышение его уровня при увеличении уровня стимуляции за счет возникновения дополнительной стимуляции от кожной чувствительности поверхности тела, возможно, ведет к пре­вышению оптимального уровня и стремлению его уменьшить - отстранению от прикосновения. Эта реакция появляется вторично, после реакции, положительно направленной к раз­дражению - в области рта. Эволюционная необходимость развития положительной эмоциональной реакции на акт со­сания и ее связь с пищевой доминантой обеспечиваются ран­ним развитием вкусовой чувствительности и проприоцептив-ной в области желудка (заглатывание околоплодной жидко­сти с 9 недель) на фоне уже имеющейся положительной ре­акции на тактильное прикосновение в области рта. Первые реакции от кожного прикосновения еще не носят характера избегания. Однако в естественных условиях внутриутробного развития эта стимуляция может возникать только от прикос­новения околоплодной жидкости, которая постоянна и не под-

вержена еще воздействию от сокращений матки, а также от соприкосновения частей тела эмбриона. Эта стимуляция по интенсивности достаточно однородна и также не зависит от активности ребенка и матери. Поэтому она также может вхо­дить в разряд той, которая составляет субъективную основу соматического переживания оптимального состояния для раз­вития мозга. Соприкосновение со стенкой околоплодного пу­зыря и изменение траектории движения отмечается с 10 не­дель. До этого при экспериментальном воздействии, которо­го не возникает в естественных условиях, эмбрион проявляет реакцию отстранения. Таким образом, можно предположить, что интенсивность стимуляции, по крайней мере в кожной чувствительности, обретает уровень, субъективное пережи­вание при котором разделяется на положительное и отрица­тельное. Возможно, именно с этим связано появление чув­ствительности в области рта раньше, чем на остальной по­верхности тела: ведь ее надо «переводить» в механизм соса­тельного рефлекса, а он однозначно должен обладать поло­жительным эмоциональным переживанием. Вся остальная кожная чувствительность должна приобрести способность к дифференцированному различению интенсивности воздей­ствия, на отрицательном полюсе которого слишком большая интенсивность (боль), а на положительном полюсе - малая интенсивность, соответствующая нежному прикосновению. Интенсивность стимуляции и ее роль в возникновении поло­жительной и отрицательной окраски ощущения подробно про­анализированы В. Вундтом и являются проблемой психоло­гии восприятия и психологии эмоций. Эмоциональные пере­живания всех переходных состояний - длительная и полная загадок история развития кожной и проприоцептивной чувстви­тельности до и после рождения. Таким образом, можно ска­зать, что в первом триместре появляется соматическая ос­нова для переживания положительного эмоционального со­стояния, обеспечивающего оптимальный уровень возбужде­ния мозга, соответствующий в дальнейшем стеническим эмо­циям, и появления основы для отрицательного эмоциональ­ного состояния, необходимого для регуляции оптимального уровня стимуляции (уменьшения слишком высокого градиен­та стимуляции). Увеличение стимуляции, если она слишком

мала, пока еще невозможно, так как двигательная актив­ность не подчиняется самостоятельной регуляции, а возбуж­дается от сейсмической стимуляции сердечных сокраще­ний и перемещений плода в плодном пузыре. Уменьшение же ее становится возможным с 10 недель - изменение тра­ектории движения и прекращение стимуляции от прикосно­вения. Можно сказать, что первыми признаками регуляции уровня стимуляции в положительном направлении за счет движений плода являются хватательный и сосательный реф­лексы. Их наличие не может вызывать дискомфорта, так как само возникновение этих рефлексов продлевает стимуля­цию {увеличивает суммарную интенсивность плотности не­рвной стимуляции). Другими словами, к концу третьего ме­сяца можно констатировать не только разнообразные сен­сорные переживания, но и эмоциональные, служащие ос­новой развития эмоций, сопровождающих комфортное и дискомфортное состояние.

2. О структуре деятельности на этом этапе говорить очень трудно, так как проблематично само существование деятель­ности, поскольку деятельность в психологии рассматривает­ся как организация активности субъекта для удовлетворения потребности и выделяется по критерию потребности, для удов­летворения которой она производится. В рассматриваемый период происходят только формирования состояний и меха­низмов, которые будут обеспечивать организацию такой ак­тивности и само переживание напряжения и удовлетворения потребности. Можно говорить только о возникновении субъек­тивных переживаний, которые позднее встроятся в потребно­сти во впечатлениях и пищевую, а также об основах эмоцио­нальных состояний, которые будут сопровождать напряжение и удовлетворение потребности. То есть формируются отдель­ные компоненты как состояний, так и физиологических меха­низмов, не выполняющих еще функций организации активно­сти всего субъекта для изменения субъективного состояния. Однако появление к 10 неделям реакций, аналогичных так-сисному поведению низших животных, позволяет по крайней мере допустить, что начинают связываться в единую триаду отрицательное состояние, положительное и существующий между ними временной промежуток, заполненный проприо-

цептивной стимуляций от собственного движения. Все это по феноменологии аналогично низшему уровню элементар­ной сенсорной психики. Однако нельзя забывать, что в фи­логенезе это устойчивая организация, обеспечивающая эф­фективное решение задач самостоятельной жизнедеятель­ности субъекта, а у ребенка это только этап в развитии со­всем другой организации. Его задачи жизнедеятельности состоят в развитии и решаются за счет функционирования организма матери. Таким образом, по аналогии с выделен­ными в эволюции психики стадиями развития, можно назвать этот период развития структуры деятельности элементарным сенсорным. Особенностью субъективного переживания яв­ляется переживание внешней и внутренней стимуляции как изменение своего субъективного состояния, ориентация на градиент интенсивности стимуляции для ее оценки как поло­жительной, так и отрицательной. Изменение этого градиента собственного субъективного состояния переживается как то, что надо сохранить и продолжить, или то, что надо умень­шить или увеличить. Оптимум состояния соответствует оп­тимуму стимуляции. Этот оптимум и можно определить как состояние комфорта. Вся «деятельность» состоит в измене­нии активности, в результате которой достигается этот опти­мум. Однако, если в филогенезе этот оптимум генетически определен в форме таксиса, то в онтогенезе он «осваивает­ся» развивающимся мозгом на «материале» имеющейся внутриутробной стимульной среды. Эта среда фиксирована в отношении качественных и количественных параметров стимуляции и может быть оценена как эволюционно ожида­емая среда , причем совпадающая с границами жизни субъекта и поэтому абсолютно однозначно обеспечивающая развитие видотипичных особенностей нервной системы че­ловека. Как известно, главной особенностью этого развития является формирование мозга в процессе и на материале поступающей стимуляции. Переживание определенного ка­чества и интенсивности своего субъективного состояния и наделение его статусом «удовольствия» (пока в более об­щей форме состояния комфорта) и «неудовольствия» (со­стояние дискомфорта) формируется таким же путем. Таким образом, этот период развития аналогичен по субъективным

переживаниям низшему уровню элементарной сенсорной психики, но различен в плане наличия деятельности как це­лостной единицы жизнедеятельности. В этом отношении его можно назвать «додеятельностным». Это в корне отличает­ся по логике развития от филогенеза, где само субъектив­ное переживание возникает одновременно с возникновени­ем деятельности при изменении формы субъектно-объект-ного взаимодействия и служит для регуляции этой деятель­ности. У ребенка еще нет взаимодействия с вне существу­ющим объектом, необходимым для удовлетворения потреб­ностей и сохранения целостности субъекта. Однако необхо­димость притока стимуляции для развития мозга является началом образования потребности во впечатлениях, неадек­ватный уровень удовлетворения которой, во-первых, вызы­вает дискомфорт, а во-вторых, побуждает субъекта к актив­ности для изменения этого уровня. На самом деле говорить о субъекте на этой стадии развития без дополнительных ком­ментариев очень трудно. Не вдаваясь в сложную философ­скую и психологическую проблему определения субъекта, поясним, что субъект и организм - не тождественны. Субъект на ранней стадии развития, до появления образа себя, су­ществует в форме и в момент субъективного переживания. На первых этапах развития вся стимуляция переживается как изменение своего состояния, и нет разницы, где источ­ник этой стимуляции. Однако свойство этой стимуляции из­меняться при двигательной активности субъекта, делает возможным расценивать ее как внешнюю по отношению к самому субъекту, как общему субъективному переживанию своего существования, бытия. Поэтому уже на этой стадии развития можно говорить о существовании условий, кото­рые субъекту необходимо поддерживать при помощи своей активности. Никакие другие нужды не подлежат регуляции со стороны активности ребенка: все необходимое поступает с кровью матери. А вот стимуляцию появляется возможность очень рано изменять за счет своей, пока еще непроизволь­ной, но все же активности. Именно поэтому потребность во впечатлениях является действительно первой настоящей потребностью, и активность ребенка, направленная на регу­ляцию этой стимуляции, может быть рассмотрена как эле-

ментарная форма деятельности, в которой есть потребност-ные состояния и их субъективное переживание как напря­жение и удовлетворение этой потребности. Первая такая потребность может быть охарактеризована как потребность в поддержании оптимального стенического состояния моз­га, которое само является физиологической основой потреб­ности во впечатлениях. Придание состоянию удовлетворе­ния этой потребности статуса эмоции удовольствия проис­ходит еще в первый триместр беременности. В дальнейшем оно преобразуется в потребность в положительном (стени-ческом) эмоциональном состоянии, которое первоначально удовлетворяется за счет притока впечатлений, а затем в получении совершенно определенных стимулов, наилучшим образом это состояние обеспечивающих. Включение в этот процесс матери происходит позже. Таким образом, можно говорить о дифференциации потребности в обеспечении оп­тимального уровня возбуждения - в потребность во впечат­лениях и потребность в комфортном эмоциональном состоя­нии, которые первоначально были двумя составляющими одной потребности. Состояние эмоционального комфорта становится ценным как таковое. Дальнейшее развитие на его основе эмоции удовольствия и ее переживание при удов­летворении любой потребности связаны с развитием нейро-гуморальных механизмов эмоций. Соматическое состояние, соответствующее эмоциональному комфорту, также приобре­тает статус потребности ого состояния, что ведет к образова­нию активности для его достижения и поддержания как само­стоятельной деятельности. Таким образом, основа для диф­ференциации потребности во впечатлениях и потребности в эмоциональном комфорте закладывается уже в первом три­местре в процессе дифференциации своих субъективных со­стояний и развития чувствительности.

5. В рассматриваемый период развития функции матери практически совпадают с функциями ее организма. Условия внутриутробного развития жестко фиксированы, изменения в функционировании материнского организма регулируются гор­мональными изменениями.

Возникающие при эмоциональных состояниях изменения ее поведения и гормонального фона матери еще не воспри-

нимаются плодом. Они оказывают обязательное воздействие на организм матери и опосредовано - на физиологическое состояние плода. Первые 4-6 недель самочувствие матери ни физическое, ни эмоциональное не изменятся. Она не зна­ет о своей беременности ни на уровне сознания, ни на уровне самочувствия. Именно в этот период происходит возникнове­ние чувствительности у развивающегося ребенка. Дифферен­циация субъективного переживания стимуляции как положи­тельной и отрицательной к 10 неделям возникает при тактиль­ной стимуляции, которая никак не зависит от матери. В этот период у матери как раз возникают первые соматические пе­реживания состояния беременности и изменения эмоциональ­ного состояния под воздействием гормональных перестроек. И то и другое весьма неблагоприятно переживается, причем не только человеком, но высшими приматами. Адаптивное значение эмоционального и физического самочувствия состо­ит в ограничении контактов с внешней средой, защитой от попадания в организм матери вредных для ребенка веществ, возможно, в очищении организма от шлаков за счет вынуж­денной диеты и поста, ограничении социальных и половых контактов {что необходимо, так как сильно угнетен иммуни­тет), за счет общего понижения эмоционального состояния, раздражительности, сонливости и т.п. Такое достаточно ин­тенсивное негативное состояние, однако, никак не может быть помехой развитию плода. В этом отношении эволюционные механизмы достигают оптимального баланса. Развивающий­ся плод не требует еще больших энергетических затрат от материнского организма, приток стимуляций для развития его мозга достаточен от наличия самой среды и развивающегося организма ребенка, неирогуморальная основа эмоций еще не сформирована и не готова включать в свое функционирова­ние гормональные изменения при эмоциональных пережива­ниях матери. Механические сокращения матки «не доходят» до маленького, свободно располагающегося в ней плодного пузыря. Другими словами, если мать переживает свое состо­яние просто как временное недомогание, то ребенка это прак­тически «не касается». А поскольку это недомогание само регулирует отношения матери с внешним миром, то ее функ­ции состоят в следовании этому своему состоянию.

Многочисленные исследования состояния женщины во время беременности свидетельствуют, что выраженность со­матических и эмоциональных переживаний в первом триме­стре сама по себе не влияет на успешность беременности. Однако эмоциональное отношение женщины к этим состоя­ниям и их когнитивная интерпретация сильно зависят от тако­го фактора, как принятие беременности (желанность бере­менности). Если первое негативное отношение к факту бере­менности в течение первого триместра меняется, то в даль­нейшем это не сказывается на развитии ребенка. Однако чаще всего оно связано с достаточно серьезными личностными и социальными причинами и оказывает сильное влияние на развитие материнского чувства в дальнейшем, когда пережи­вания матери уже небезразличны для развития ребенка.

Другими причинами нарушения течения беременности яв­ляются сильные стрессы или устойчивое состояние тревоги у матери. Они отрицательно действуют на ее собственное фи­зиологическое состояние и таким образом нарушают разви­тие плода за счет биохимических воздействий, наиболее опас­ных в этот период, или вызывают аборт вследствие сокраще­ний матки при сильном стрессе. В природных условиях такое состояние матери может возникать вследствие существенно­го изменения физической и социальной среды, что является неблагоприятным условием для рождения и воспитания по­томства. С эволюционной точки зрения подчинение матери своим состояниям и в этих случаях оказывается адаптивным. Осознание матерью факта беременности и его последствий возникает только на достаточно поздней стадии развития че­ловечества, когда все физиологические механизмы, обеспе­чивающие успешность неосознаваемой беременности, уже полностью стабилизированы. Во всех культурах факт бере­менности расценивается как положительный для общества. Поэтому и женщина должна его оценивать так же. Появление «нежеланной» для общества и женщины беременности так­же достаточно позднее, связанное с исчезновением матриар­хата, явление. Поэтому все традиционные представления о поведении и переживании женщины в первый период бере­менности (да и в остальные) ориентированы на принятие бе­ременности и оценку этого факта как положительного. Ис-

клгочения («незаконная беременность») не должны нарушать регулирующую роль принятых в данной культуре правил поведения беременной женщины. Поэтому возможный про­гноз своего состояния как угрожающего дальнейшему бла­гополучию, а не просто переживание его как временного не­домогания, что возможно только при Наличии сознания, кор­ректируется общим положительным смыслом этого состоя­ния как состояния беременности. Таким образом, возмож­ные последствия сознательной интерпретации своего состо­яния женщиной устраняются при помощи ориентации на образ будущего ребенка и связанные с материнством поло­жительные эмоции. Со стороны ближайшего окружения обес­печиваются большая забота и внимание, снисходительность к состоянию, переживаниям будущей матери.

Можно сказать, что функции матери в первый из анализи­руемых периодов состоят в подчинении своему состоянию и не интерпретации его как угрожающего будущему благополу­чию. На досознательном уровне первое обеспечивается са­мой физиологией беременности, а второго просто нет. На со­знательном уровне второе корректируется при помощи норм и правил поведения, направленных на устранение отрицатель­ных последствий интерпретации своих состояний и осознания беременности.

Второй триместр

1. Основными особенностями развития нервной системы в этот период, интересующими нас для выделения материнс­ких функций, являются две. Первая - это стратегическое из­менение развития мозга по сравнению с остальными прима­тами. С 16 недель начинает формироваться специфически человеческая пространственная организация мозга. Посколь­ку с этого же времени отмечается моторная реакция на звук, то вся специфически человеческая звуковая среда (речевая) становится той внешней стимуляцией, которая участвует в развитии антиципационных механизмов, необходимых ребен­ку для жизни в человеческом обществе после рождения. К пяти месяцам мозг функционирует как целостная система, в 20-22 недели спонтанная электрическая активность мозга уже

может быть зарегистрирована с помощью соответствующей

аппаратуры.

Второй особенностью этого триместра являются форми­рование и функционирование нейрогуморальной системы. На четвертом месяце гипофиз осуществляет синтез гормо­нов, и гипоталамус контролирует функции гипофиза. К пяти месяцам включаются корковые структуры и замыкаются ней-роэндокринные связи. Организм ребенка не только обеспе­чивает собственную гормональную регуляцию, но включа­ется в эндокринную систему матери (при заболевании мате­ри диабетом вырабатываемый эндокринной системой плода инсулин обеспечивает и ребенка, и мать). Таким образом к пяти месяцам центры удовольствия-неудовольствия, нахо­дящиеся в гипоталамусе, включены в общую систему и получают стимуляцию как от соматического состояния са­мого ребенка, так и «напрямую» - от поступающих с кро­вью гормонов матери, образующихся при ее собственных эмоциональных состояниях. Известно, что плацентарный барьер не пропускает адреналин, зато пропускает эндорфи-ны и катехоламины. Поэтому резкий выброс адреналина, характерный для стрессового состояния, действует главным образом на мышцы матки, вызывая их тонус. Это опосредо­ванно воздействует на ребенка за счет изменения давления околоплодной жидкости и кровоснабжения, так как при со­кращении тканей матки сужаются кровеносные сосуды и уменьшается поступление крови в пуповину. Гормональные изменения в крови матери при переживании тревоги или ра­дости прямо воздействуют на гипоталамус ребенка . Пока еще нет достаточных экспериментальных данных о том, с какой интенсивностью переживает этот приток гормонов ре­бенок, хотя самому этому факту уделяется большое внима­ние в некоторых психоаналитических направлениях. Хоро­шо известно из акушерско-гинекологической и бытовой прак­тики, что во второй половине беременности ребенок реаги­рует изменением двигательной активности на эмоциональ­ное состояние матери. Современные исследования прена-тального развития и психологии беременности подтвержда­ют возможность переживания ребенком эмоционального состояния матери двумя рядами фактов. Во-первых, начи-

ная с 22 недель отмечаются адекватные двигательные и эмоционально-выразительные реакции ребенка на положи­тельные и отрицательные стимулы во вкусовой, тактильной, слуховой чувствительностях, а с 26-28 недель мимическое выражение фундаментальных эмоций (радость, удивление, страх, гнев) - по данным внутриутробных кинр- и фотосъемок и у преждевременно рожденных детей. Во-вторых, на раз­витие нервной системы и особенностей эмоциональной сферы ребенка оказывает влияние эмоциональное состояние мате­ри именно во втором и третьем триместрах, в первую оче­редь наличие стрессов, устойчивого состояния тревоги и деп­рессивных эпизодов. Все эти данные свидетельствуют о том, что нервная система и нейрогуморальные механизмы эмо­циональной регуляции обеспечивают возможность эмоцио­нального переживания ребенком своих состояний и состоя­ний матери.

Все формы чувствительности развиты уже к 16 неделям. В 14 недель полностью развиты вкусовая, проприоцептив-ная, тактильная, вестибулярная системы. В 16 недель есть внутреннее ухо и отмечается моторная реакция на звук, ре­бенок слышит не только звуки, возникающие в организме матери, но и из внешней среды. Звуковая среда плода нео­быкновенно богата: сердцебиение матери и шум крови в сосудах (этот ритмичный, слегка шуршащий звук необык­новенно напоминает по ритму и звуковысотным характерис­тикам морской прибой), звуки перистальтики кишечника, пре­образованный костной системой и водной внутриутробной средой голос матери. Во второй половине беременности ребенок находится в постоянной звуковой стимуляции, при­чем очень интенсивной. Уже в этом возрасте его слуховой анализатор выборочно реагирует на высокие и низкие зву­ки: чувствительность к низкочастотным звукам понижена, что защищает ребенка от гиперстимуляции внутриутробной сре­ды. Чувствительность к высокочастотным звукам, которые соответствуют высотным характеристикам человеческой речи, напротив, повышена. Исследования, описанные А.Бер-тин, а также другие данные о реакциях ребенка во второй половине беременности на музыкальную и другую звуко­вую стимуляцию послужили основой для рекомендаций по

организации «пренатального воспитания»: рекомендуется высокочастотная структурированная стимуляция (мелодич­ная песенная и классическая музыка). Возможно, такая из­бирательность создает преддиспозицию для предпочтения ребенком звуковых характеристик женской речи.

Внутриутробно развивается и зрительный анализатор. В 16 недель отмечается движение глаз, в 17 - мигательный реф­лекс, с 26 недель реакция на резкое освещение стенки живо­та матери {зажмуривание, отворачивание головы).

К середине внутриутробного периода хорошо развита дви­гательная активность. Сформированы некоторые рефлексы, сосательный рефлекс представлен уже в форме целостной сенсомоторной координации. В 18 недель ребенок перебира­ет руками пуповину, сжимает и разжимает пальцы рук, дотра­гивается до лица, а чуть позже даже закрывает лицо руками при неприятных звуковых стимулах. Генерализованный ответ в форме реакции удаления или приближения на тактильное раздражение отмечается с 3-4 месяцев. Наблюдения за ре­акциями ребенка с помощью УЗИ, внутриутробной съемки, самоотчеты матерей свидетельствуют, что примерно с 20 не­дель ребенок не только реагирует на прикосновение рук ма­тери (поглаживание, легкое похлопывание, прижимание ла­дони к животу), но и способен включать такое воздействие в свои двигательные реакции. После нескольких недель «обу­чения» ребенок отвечает на тактильную стимуляцию опреде­ленного типа (ритмическое похлопывание в определенной части живота) движением, непосредственно направленным в руку матери. С 24-26 недель возможно обучить его ответу на комплексный раздражитель: пропевание матерью музыкаль­ной фразы и тактильное воздействие. Этот способ, введен­ный датским врачом Францем Вельдманом, получил назва­ние «метода гаптономии» и используется в практике «прена­тального обучения» для налаживания взаимодействия мате­ри с ребенком. Данные, полученные в пилотажном исследо­вании, проведенном с беременными женщинами-студентка­ми в рамках дипломных работ под руководством автора, по­зволили установить, что с помощью такого контакта мать мо­жет не только вызвать ребенка на контакт, но и успокоить его (при резкой внешней стимуляции, под воздействием которой

ребенок ведет себя неспокойно). Такие матери очень тонко различают характер двигательной активности ребенка и бе­зошибочно определяют его эмоциональное состояние. В од­ном таком исследовании мама «научила» ребенка к 7 меся­цам отвечать постукиванием в свою ладонь сначала на про-певание мелодии, сопровождаемой отбиванием рукой такта, а затем только на один из этих стимулов, который она исполь­зовала как для инициации контакта, так и для успокоения ре­бенка при необходимости. Хорошо известно, что беременные женщины активно используют поглаживание живота и «угова­ривание» ребенка, если считают, что он ведет себя неспокой­но. Обычно матери не анализируют специально характер дви­гательной активности ребенка и свое состояние при этом, но при экспериментальной постановке такой задачи достаточно четко описывают и характер шевеления ребенка, и свои пе­реживания при этом {собственные данные автора).

Достижения последних десятилетий по выращиванию преж­девременно родившихся детей начиная с 22 недель свиде­тельствуют, что с этого периода ребенок может успешно раз­виваться вне организма матери, все формы чувствительнос­ти и эмоционального переживания стимуляции у него уже сформированы. Известно, что до возникновения специальных технологий выращивания недоношенных детей вне контакта с матерью родившиеся преждевременно жизнеспособные дети (а этот возраст начинался примерно с 7 месяцев) счита­лись получившими «ранний биостарт» и становящимися впос­ледствии зачастую более способными, чем их вовремя ро­дившиеся сверстники. Современные исследования недоно­шенных детей, напротив, свидетельствуют о значительных проблемах в их развитии. В последнее время это стали свя­зывать с ранней сепарацией от матери, принятой в практике выращивания недоношенных. Это послужило основанием для введения обязательного контакта таких детей с матерью (или другим взрослым), что значительно повышает успешность их развития.

2. По развитию структуры деятельности можно охаракте­ризовать этот период как «сенсорный» (по аналогии с соот­ветствующей стадией развития психики в филогенезе). Теперь по субъективному переживанию и организации двигательной

активности они действительно подобны. Ребенок ориентиру­ется на свои субъективные переживания и при помощи своей двигательной активности регулирует интенсивность поступа­ющей стимуляции: заглатывает больше околоплодной жид­кости или меньше в зависимости от ее вкуса (сладкая или горькая), отворачивается от источника неприятного звука с соответствующей гримасой неудовольствия, выражением страха или приближается и отвечает двигательной реакцией (прикосновение) на прикосновение матери и звук ее голоса, по-разному реагирует на интенсивность и стиль двигательной активности матери. Видимо, ребенок может вполне успешно регулировать общее количество стимуляции, необходимое для поддержания нервной системы в определенном состоянии возбуждения. Его двигательная активность повышается, если мать недостаточно активна (особенно в вечерние часы перед сном матери). Может ли ребенок в этот период, да и вообще до конца внутриутробного периода, переживать стимуляцию в каких-либо сенсорных системах не как свое состояние, а как вне его существующую, сказать невозможно. По крайней мере, в этом отношении речь может идти только о тактильной чувствительности. Скорее всего можно говорить о возникно­вении локализации ощущений на определенных участках тела, что вполне реально именно для вкусовой, кожной и проприо-цептивной чувствительности. Но если вкусовая чувствитель­ность в данном случае охватывает всю площадь перифери­ческого конца анализатора, то в кожной и проприоцептивной чувствительности возможна локализация раздражения по месту и занимаемой площади. Об этом свидетельствуют впол­не адекватные двигательные реакции частей тела ребенка в ответ на раздражение: стимуляция «нелокализованная» (слу­ховая, сейсмическая, от эмоционального состояния матери) вызывает изменение общей двигательной активности, а сти­муляция тактильная - вполне дифференцированный ответ, вплоть до точной ориентации движения (ответное прикосно­вение к руке матери, ощупывание пуповины, сосание пальца или кулачка). Продолжая аналогию с филогенезом, можно сравнить этот период развития с высшим уровнем сенсорной стадии, когда появляется дифференцированное ощущение от поверхности тела и локализованный двигательный ответ на

это раздражение (например, у дождевого червя). Площадь раздраженного участка и комплексность тактильного анали­затора дают возможность анализировать не одно качество раздражителя, а их совокупность (структуру поверхности, упругость, несколько позднее температуру и др.). Это также является отличительной чертой высшего уровня сенсорной стадии психики в филогенезе (ориентация на совокупность свойств среды).

3. В развитии эмоциональных переживаний комфорта и получаемых от собственной активности результатов происхо­дит серьезное изменение. Способность ребенка за счет из­менения своей двигательной активности регулировать уровень стимуляции позволяет предположить, что состояние эмоцио­нального комфорта, соответствующее оптимальному уровню стимуляции для поддержания уровня возбуждения нервной системы, переходит в статус потребности. Одновременно воз­никает «информационное обеспечение» объекта деятельно­сти, удовлетворяющего эту потребность. Постоянное присут­ствие стимуляции от организма матери, воспринимаемое сен­сорными системами и уже «освоенное» развивающимся моз­гом как обеспечивающее необходимый уровень возбуждения, представлено теперь устойчивыми стимулами, знакомыми и постоянно присутствующими, которые и обеспечивают чувство эмоционального комфорта. К ним прибавляется стимуляция от собственной активности. Когда есть дополнительный к «фо­новому» приток стимуляции, ребенок проявляет меньше ак­тивности, поддерживая некоторый ее уровень за счет опре­деленного уровня своей активности. При недостатке этой «до­полнительной» стимуляции от матери он повышает свою соб­ственную активность. Видимо, очень рано в «фоновую» сти­муляцию, помимо стимулов от матери, входит переживание от своих состояний (проприоцептивные, кожные, вкусовые и т.п.). Его изменение при двигательной активности ребенка так­же есть у него постоянно и образует основу потребности в двигательной активности, эту стимуляцию доставляющую. Потребность в движении выделяется в качестве одной из ба­зовых потребностей ребенка. Поскольку ребенок восприни­мает эмоциональное состояние матери непосредственно и может образовывать некоторую связь между поведением

матери и ее эмоциональным состоянием, реально предпо­ложить что уже во втором триместре есть основа для объе­динения переживаний от изменения ее ритма движений, голоса, сердцебиения и т.п. и непосредственно гормональ­ного фона, происходящих при ее эмоциональных пережи­ваниях. Здесь речь должна идти не о процессах научения, а об образовании аффективно-когнитивных комплексов, со­ставляющих психофизиологическую основу эмоциональной окраски ощущений. Такое предположение соответствует современным взглядам на системогенез мозга, а также те­ории сензитивных периодов и соответствии эволюционно ожидаемых условий развития адаптивным задачам этого развития . По крайней мере, избирательность по отноше­нию к стимуляции, обеспечивающей возникновение соот­ветствующих эмоциональных состояний, подкрепленных как собственным переживанием комфорта, так и гормона­ми матери, вполне реальна и подтверждается благотвор­ным влиянием на ребенка после рождения стимулов, «зна­комых» по внутриутробной среде. Таким образом, можно говорить об обеспечении потребностей во впечатлении, эмо­циональном комфорте и двигательной активности потреб-ностными состояниями напряжения и удовлетворения и включения в них «среднего звена» ~ собственной активно­сти ребенка, причем не просто как факт активности, а орга­низованной и достигающей своей цели - изменения и под­держания своего состояния определенного качества. В этом отношении интересными являются данные по внутриутроб­ному развитию близнецов . У них обнаружены внутриутроб­ные тенденции к агрессии и аффектам, которые подтверж­даются в постнатальном развитии. Один из близнецов мо­жет угнетать развитие другого, причем не только за счет более интенсивного роста, но и характером эмоционально­го взаимодействия с ним. Например, при взаимодействии членов тройни двое из них могут изолировать и игнориро­вать третьего. У близнецов отмечается ограничение двига­тельной активности, особенно во второй половине беремен­ности, что рассматривается как сенсорная депривация (в прсприоцептивной чувствительности), отрицательно влия­ющая на развитие нейронных структур мозга.

4. Возможность изменять свое субъективное состояние за счет двигательной активности и переживание при этом соответствующих эмоций могут рассматриваться как нача­ло формирования психофизиологических механизмов буду­щих переживаний успеха-неуспеха достижения целей. На­чало взаимодействия с матерью и переживание ее эмоцио­нальных состояний, причем уже не аморфно, как фона, а определенно, в соответствии с изменением своей двигатель­ной активности и получаемым от соприкосновения со стен­ками матки ощущениями, позволяет говорить об образова­нии аффективно-когнитивного обеспечения переживания ре­зультатов своей активности и включении в эту систему ха­рактерных изменений материнской стимуляции. Можно ска­зать, что на этом этапе развития переживание комфорта-дис­комфорта закрепляется на переживании результатов своей активности и одновременно «принимает» на этот конец «ак­компанемент» от состояния матери. Это самое начало той структуры, которая станет переживанием поддержки извне (от среды, которая пока - организм матери, после рождения стенет самой матерью, а еще позже - внешним миром во­обще) своей активности, гармоничным собственным пере­живаниям своей результативности или дисгармоничным (не-поддерживающим). Очень смело говорить на этом уровне о начале формирования содержаний субъективного опыта, который станет основой качества привязанности, а тем бо­лее стиля мотивации достижений. Однако психофизиоло­гические основы этого развития здесь могут быть обнару­жены.

5. В этом периоде функции матери уже более конкретны. Они определяются не только переживанием своего физичес­кого состояния, но и реакциями на шевеление ребенка. Чув­ствительность ребенка к эмоциональному состоянию матери и ее общей активности прекрасно совпадает с самочувстви­ем женщины во втором триместре. Он считается наиболее комфортным для нее как физически, так и эмоционально. Физическое состояние стабилизируется, самочувствие обыч­но хорошее, бодрое, неприятных ощущений нет. Эмоциональ­ная сфера отличается наличием устойчивого фонового при­поднятого настроения и повышением лабильности и импуль-

сивности. Это позволяет быстро переходить от одного со­стояния в другое, главным образом - из отрицательного эмоционального состояния к устойчивому фоновому поло­жительному. Если раньше предполагалось, что женщина в период беременности должна испытывать только положи­тельные эмоции, то теперь считается, что положительным должно быть общее настроение, а кратковременные отрица­тельные эмоции необходимы для полноценного развития ребенка. Их интенсивность и продолжительность корректи­руется за счет указанных особенностей эмоционального состояния беременной. Ориентация на состояние ребенка обеспечивает своевременное включение «подкрепляющей положительной стимуляции» при стрессовых переживаниях матери. Как видно из анализа развития ребенка, это соот­ветствует логике его развития. Таким образом, функции ма­тери состоят в том, чтобы радоваться жизни и происходя­щим в ее организме событиям (в первую очередь, движени­ям ребенка), но не «выключаться» из внешней жизни. Одна­ко эта внешняя действительность не предполагает серьез­ных событий, провоцирующих устойчивое состояние дис­комфорта и тревоги. Последние могут возникнуть либо по причине самочувствия (что в этом триместре безоснователь­но), либо вследствие изменений условий жизни, в первую очередь социальных. Именно эти причины обнаруживаются при нарушении состояний самок высших приматов во вто­ром триместре беременности. У человека же включается прогноз будущего, зависящий от отношения к беременности. Роль такого прогноза будущих событий в формировании ус­тойчивого фона эмоционального состояния, в первую очередь отрицательного (тревоги), является отличительной чертой человека. Поэтому здесь особое значение имеет общее от­ношение к беременности, обобщенно определяемое как при­нятие или желанность. Именно в этих случаях состояние жен­щины во втором триместре беременности приближается к оптимальному. Особым моментом в этот период является возникновение шевеления ребенка и переживание женщиной этого шевеления. Устойчивые положительные ощущения от шевеления, с точки зрения материнских функций в развитии ребенка, безусловно должны расцениваться как «эволюцион-

но ожидаемые условия развития». Поэтому сам механизм возникновения этих ощущений и придания им положительно-эмоциональной окраски должен иметь специальное эволю­ционное обеспечение.

Третий триместр , ,

1. Развитие нервной системы в последнем триместре ха­рактеризуется дифференциацией филогенетически новых зон коры, ростом ассоциативных систем мозга. Считается, что этот период сензитивен для образования индивидуальных особен­ностей нервной системы, психических особенностей ребенка и даже его способностей. Данные F.J.De-Casper и других ис­следователей показали способность ребенка в последние месяцы внутриутробного развития формировать предпочте­ния к определенным видам звуковой стимуляции: голосу ма­тери, биению ее сердца, характеристикам родного языка ма­тери, более определенной стимуляции: музыкальным и рече­вым фразам, целым мелодиям, стихам, сказкам. Исследова­ния вкусовой чувствительности позволяют предположить, что избирательность к культурным особенностям пищевой сфе­ры также возникает уже в этот период .

2. Относительно структуры деятельности нет оснований предполагать какие-либо изменения по сравнению с преды­дущим периодом, по крайней мере с точки зрения субъектив­ного переживания потребностных состояний и возможностей организации своей активности для их изменения.

3. Функционирование развитого сенсорного аппарата и формирование ассоциативных систем мозга создает основу для образования устойчивого отношения к получаемой инфор­мации. На основании реакций ребенка после рождения на внутриутробные стимулы (успокоение при контакте с матерью до удовлетворения физиологических потребностей, избира­тельное отношение к материнским стимулам, а также внутри­утробным шумам) можно заключить, что у ребенка в конце пренатального периода формируются устойчивый сенсорный образ мира и антиципация его изменений. Образование ин-тегративной антиципационной системы в когнитивной сфере, обеспечивающей адаптацию ребенка к пост-натальной сре­де, экспериментально обоснованное на примере развития

зрения по Е.А. Сергиенко, также подтверждает это положе­ние. Такой сенсорный образ мира уже разделяется на основе субъективного опыта ребенка на стимуляцию, зависящую от его собственной активности, и независимо от нее существую­щую и изменяющуюся. Независимо от активности ребенка существующая сенсорная среда, которая сама по себе явля­лась «материалом» для развития его мозга, так как существо­вала до и помимо самого организма ребенка и не изменя­лась, а именно «осваивалась» развивающимся мозгом, при­обретает значение существования мира вообще. Логично, что потеря этой стимуляции не вписывается в имеющиеся уже антиципационные схемы и служит причиной состояния эмо­ционального дискомфорта после рождения. В естественных условиях немедленное возвращение стимуляции от матери компенсирует этот дискомфорт. Это служит условием форми­рования потребности в восстановлении эмоционального ком­форта как восстановления этого сенсорного мира. В прена-тальном периоде нет разрыва с этой средой, поэтому гово­рить только о формировании потребности в эмоциональном комфорте, обеспечиваемым именно этой стимуляцией, преж­девременно. Но, как было сказано выше, условия для потреб­ности в стеническом состоянии и обеспечении необходимого уровня стимуляции уже есть. Так как уровень стимуляции уже регулируется с помощью собственной активности ребенка, «фоновый сенсорный мир» может в субъективном пережива­нии уже разделяться с той стимуляцией, которая зависит от своей активности. Это лишь преддиспозиция для постнаталь-ного выделения стимуляции от матери, обеспечивающей со­стояние эмоционального комфорта. Однако благотворное влияние контакта с матерью на развитие недоношенных де­тей и избирательность к материнской стимуляции новорож­денных позволяют предположить, что «сенсорный мир мате­ринских стимулов» является основой для формирования по­требности в эмоциональном комфорте и оформляется как отделенный от стимуляции от собственного организма к кон­цу внутриутробного периода. Этот мир вполне определен не только в отношении характеристик самих стимулов, но и в от­ношении их изменяемости, то есть предсказуем, ведь именно этот мир составляет основу формирования антиципационных

схем. Таким образом, в отношении потребности в эмоцио­нальном комфорте речь может идти об образовании стимуль-ной основы объекта, необходимого для ее удовлетворения. 4. Основы развития переживания успеха-неуспеха в этот период связаны с дальнейшим установлением взаимосвязи с матерью на основе ее реакции на шевеление ребенка. Офор­мившийся в субъективном опыте ребенка «сенсорный мир материнских стимулов», представляющий собой основу буду­щего «внешнего населения», приобретает свойство подкреп­лять или не подкреплять переживания ребенка от своей соб­ственной активности и субъективных переживаний, возника­ющих в результате соприкосновения со стенками матки, а поз­же тактильными и слуховыми ощущениями (от прикоснове­ний матери и интонаций ее голоса). Это является аффектив­но-когнитивной основой антиципации поддержки или непод­держки своих состояний со стороны той части субъективного мира, которая не зависит от самого ребенка и при разделе­нии после рождения «внутреннего и внешнего населения» и образования рабочей модели мира «Я -Другой» перейдет на полюс «другой». Таким образом в отношении развития пере­живания успеха-неуспеха появляется основа тех структур, ко­торые будут впоследствии включены в функции социума в формировании самооценки и мотивации достижений.

5. Функции матери на этом этапе состоят в естественном продолжении ее функций на предыдущем этапе. Особеннос­тью является необходимость стабильных реакций матери на шевеление ребенка и ее «аккомпанемента» внешней стиму­ляции. Как показывают исследования пренатального обуче­ния, для образования устойчивой ответной реакции ребенка требуется длительная (4-6 недель) и одинаковая стимуля­ция от матери.

К концу беременности состояние женщины изменяется. Наряду с возрастанием страхов родов и общей тревожности наблюдаются явное сужение интересов, акцентация на пере­живаниях и содержаниях любой деятельности, связанных с ребенком . Общее понижение всей активности к концу бере­менности затрагивает и эмоциональную сферу. В последние недели отмечается как бы эмоциональное отупение. Это за­щищает мать и ребенка от излишних стрессов, опасных в этот

период, и вообще от лишних переживаний. Интересно, что если у человека отмечается возрастание тревожности, при­чем основной причиной оказывается ожидание неблагопри­ятных событий в родах и после них, то у высших приматов -повышение раздражительности по отношению к внешней сти­муляции, в первую очередь в сфере общения. Такое состо­яние обеспечено физиологическими особенностями после­дней стадии беременности: общее расслабление костной и мышечной системы, понижение сензитивности к внешней сти­муляции, резкое увеличение стимуляции от состояния орга­низма, общая физическая усталость. Интерпретация этого состояния как тревоги связана исключительно с прогнозом будущих родов и должна рассматриваться как «приобрете­ние» сознательного уровня⁰развития. Адаптивные механиз­мы состояния конца беременности у животных обеспечива­ют меньший контакт с внешней средой и сородичами, умень­шают риск гиперстимуляции, опасной для преждевремен­ных сокращений матки, а также способствуют нарастанию отрицательного отношения к взаимодействию с членами груп­пы, что необходимо для возникновения агрессии к ним пос­ле родов (для защиты детеныша). Повышение активности в рамках комфортной сферы, связанное у некоторых млеко­питающих и птиц с обустройством гнезда, не характерно для высших приматов, не строящих убежище для выращива­ния потомства. Однако появление сходного периода в тре­тьем триместре беременности у женщин является очень интересным феноменом. Возможно, это способ «перевода» присущей приматам и другим групповым млекопитающим повышения раздражительности по отношению к членам груп­пы в более приемлемое русло, так как у человека суще­ствует наравне с этим противоположная тенденция уси­ления зависимости женщины от членов сообщества, пред­полагающая, напротив, интенсификацию общения. Это можно рассматривать как вариант «смещенной активнос­ти». Содержательная заполненность этого периода у че­ловека характеризуется направлением активности на под­готовку к послеродовому периоду. Традиционное оформ­ление этой активности женщины будет рассмотрено в сле­дующей главе.

Таким образом функции матери в этот период состоят в стабилизации ее положительного отношения к стимуляции от ребенка, ограничении внешней по отношению к интере­сам материнства жизни и опять же подчинении своим соб­ственным состояниям.

ПЯТЫЙ ЭТАП. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С СОБСТВЕННЫМ РЕБЕНКОМ

Этот этап является необыкновенно сложным для разви­тия всех блоков материнской сферы. В нем можно выделить несколько самостоятельных периодов. Часть из них (бере­менность, роды, период грудного вскармливания) обеспе­чена эволюционными психофизиологическими, в том числе и гормональными, механизмами регуляции. Начинается этот этап с момента возникновения чувствительности для ребен­ка и с появления первых признаков беременности для мате­ри. В данном случае речь идет о матери. Пятый этап - это непосредственная реализация матерью своих функций во взаимодействии с ребенком. Эти функции, как было видно ниже, не обязательно связаны с осознанием факта беремен­ности. Однако у человека без этого факта никак нельзя обой­тись. Более того, планирование беременности, ее желанность или нежеланность, представления о ребенке и своем мате­ринстве до беременности, специальная организация зача­тия и т.д. заставляют более внимательно отнестись к перио­дизации этого этапа.

В психологии выделяются разные стадии родительства: принятие решения о рождении ребенка, беременность, пе­риод становления родительства, период зрелого родитель­ства, период «постродительства» (для бабушек и дедушек). В актуальном материнстве выделяются стадия принятия решения о сохранении беременности, период беременнос­ти до шевеления плода, период после шевеления, роды, послеродовой период . В гинекологии и акушерстве выде­ляются три триместра беременности, предродовой период, роды, послеродовой период. Любая периодизация связана с конкретными задачами исследования. Относительно раз­вития материнской сферы поведения можно выделить де­вять периодов пятого этапа, которые и будут рассмотрены ниже. Поскольку в данном случае речь идет о материнской

сфере, субъектом которой является сама мать, то целесооб­разно начать с момента идентификации матерью факта бе­ременности. Переход к следующему этапу материнства свя­зан с утратой ребенком гештальта младенчества. У челове­ка происходит не полная утрата этих качеств, они преобра­зуются в другие возрастные особенности ребенка, еще дли­тельное время ему присущие.

1-й период. Идентификация беременности

Этот период в большинстве случаев начинается и закан­чивается еще до возникновения первых изменений в физи­ческом состоянии женщины и непосредственно связан с осоз­нанием факта беременности. В редких случаях беременность не осознается, несмотря на°уже присутствующий соматичес­кий компонент. Изменение в самочувствии, задержка менст­руации и т.п. могут интерпретироваться как разного рода не­домогания. Вопрос о полном неосознании женщиной своей беременности в таких случаях является очень сложным. Име­ющиеся в литературе данные, особенно касающиеся женщин, отказывающихся от ребенка, свидетельствуют, что речь дол­жна идти о различных формах игнорирования признаков бе­ременности как варианте личностных защитных механизмов. Причины и конкретные проявления этого феномена всегда индивидуальны . В некоторых случаях идентификация бере­менности может произойти через несколько месяцев после зачатия, иногда только после начала шевеления плода.

Обычно предположение о возможности беременности по­является у женщины через 2-3 дня после задержки менстру­ации. Конкретные сроки связаны с четкостью менструально­го цикла. В случаях если беременность планируется и тем более предпринимаются специальные меры для ее наступ­ления (особенно при лечении от бесплодия или при жестком планировании зачатия), возможна идентификация биохими­ческой беременности с помощью соответствующих анализов.

В обычных случаях возникновение первого подозрения уже провоцирует определенные переживания. До подтверждения факта беременности они всегда носят оттенок беспокойства, причиной которого может быть либо страх наступления бере­менности, либо страх ее ненаступления. Какие меры и как

быстро будет предпринимать женщина для уточнения нали­чия беременности, зависит от конкретных условий. Тревога по поводу беременности (как «отрицательная», так и «поло­жительная») чаще всего ведет к наиболее раннему и точно­му установлению факта беременности. В случаях нежела­тельной беременности в сочетании с затруднениями ее пре­рывания возможно, напротив, длительное затягивание под­тверждения беременности. При сочетании желательности бе­ременности, ее естественном наступлении и личностной зре­лости матери она прибегает к специальным мерам (напри­мер, осмотр врача, анализы) через 1-2 недели после появ­ления подозрения на беременность. В наше время популяр­ны стали индивидуальные тесты для определения беремен­ности. Для «оптимальных» случаев характерно использова­ние тестов через 3-4 дня после задержки менструации, пос­ле чего женщина обращается к врачу только через 3-4 не­дели (для постановки на учет в женской консультации). Та­ким образом в среднем эти женщины посещают врача пер­вый раз примерно в 7 недель (от 6 до 8-9, реже до 10-11). Сроки идентификации беременности составляют примерно одну неделю. В большинстве случаев за это время прини­мается решение о сохранении беременности или ее преры­вании. Исследования беременных, отказниц и матерей с детьми разного возраста показали, что момент идентифика­ции беременности очень хорошо помнится, все связанные с ним переживания актуализируются очень точно, вне зави­симости от его давности. Содержание и интенсивность этих переживаний, как будет видно ниже, непосредственно отра­жают значение этой беременности для матери и многие осо­бенности ее материнской сферы. Можно выделить 8 вариан­тов переживания идентификации беременности.

1. Тревожное. При подозрении на беременность возника­ет сильная тревога, которая устойчиво сохраняется до под­тверждения факта беременности и после него, часто даже усиливаясь. Впоследствии характерно яркое сохранение в памяти всех обстоятельств и своих действий, эмоциональное состояние актуализируется легко и отличается живостью и непосредственностью. Женщины склонны подробно и нео­днократно обсуждать причины своих негативных пережива-

ний, оправдывать их неожиданностью, тревогой за сохране­ние беременности (если беременность интерпретируется как желанная). Если беременность нежеланна, то тревога со­провождается другими переживаниями (досада, страх и т.п.).

2. Первая эмоция отрицательная (страх, тревога, ужас, растерянность, разочарование и др.). Она достаточно явно выражена и продолжается до уточнения факта беременнос­ти. После этого происходит смена эмоционального состоя­ния на положительное: удовлетворение от подтверждения планов, радость, приятное удивление. Первые ощущения чаще всего не возвращаются. Средняя выраженность это­го перехода характеризует женщину как достаточно ясно осознающую перемены в жизни и свою ответственность при общем положительном отношении к беременности. Резкая выраженность перехода отражает амбивалентное отноше­ние и наличие некоторых проблем в принятии беременности. Если в дальнейшем признаков амбивалентности не обнару­живается, то это означает, что противоречия получают свое разрешение на этом первом этапе и для их возобновления нужны серьезные причины в дальнейшем.

3. Слабо выраженные отрицательные эмоции, которые обычно не предваряют, а перемежаются с более выражен­ными положительными. Основное состояние можно описать как удовлетворение, радостное удивление, в сопровожде­нии периодически возникающей озабоченности и сожале­ния. После уточнения наличия беременности возникает со­стояние «принятия факта» и сосредоточения на задачах, связанных с беременностью. Особо сильно выраженных положительных эмоций не наблюдается, хотя общая оценка своего состояния явно положительная. Большое значение имеют ожидания близких, отвечая которым женщина часто склонна преувеличивать свою собственную радость. Это наиболее благоприятный вариант переживания идентифика­ции беременности, характеризующий женщину как зрелую, готовую к материнству, понимающую всю важность проис­ходящих а ее жизни перемен и принимающую свою бере­менность как желательную; готовую перестраивать свою жизнь в ориентации на ребенка.

4. Эйфорическое состояние. Все переживания очень силь­но выражены и абсолютно отсутствуют какие-либо признаки

тревоги, озабоченности, сожаления и т.п. Чаще всего такое состояние характерно при недостаточной рефлексии неиз­бежных изменений в жизни, непринятии на себя ответствен­ности, общей личностной незрелости. В этих случаях любое нарушение «идеального течения беременности» (как в отно­шении физиологии, так и внешних условий) ведет к появле­нию страха, резкой смене общего эмоционального состоя­ния. Такие женщины обычно не готовы и к проблемам после­родового периода. Осложнения возникают к концу беремен­ности, когда эти проблемы становятся реальными. На прак­тике не встречается сочетания эйфорического типа иденти­фикации беременности с последующим отсутствием проблем в материнстве.

5. Амбивалентное отношение. Характеризуется периоди­ческой сменой полярных эмоций, затягиванием решения о сохранении беременности. При осознании нежелательности беременности и невозможности ее прерывания возможны депрессивные или аффективные эпизоды, адресация к вне­шним причинам, мешающим принятию беременности. При этом обычны раннее появление соматических ощущений, свя­занных с беременностью, их сильная выраженность. В неко­торых случаях в качестве причин своих состояний и пережи­ваний расцениваются наличие соматических заболеваний, осложняющих беременность, семейные и социальные усло­вия и т.п.

6. Слабо выраженное амбивалентное отношение с нео­правданным затягиванием решения о сохранении беремен­ности. Причинами, мешающими это сделать, могут быть не­достаток денег, «горящая» путевка, заболевание типа просту­ды или просто «некогда было». Такое отношение можно вы­разить фразой: «Когда хватилась, уже поздно было». Послед­ствия могут быть самыми разными, от благополучной коррек­ции в «хороших» условиях (которые индивидуальны для каж­дого случая) до отказа от ребенка, и зависят от конкретной ситуации.

7. Неправдоподобно длительная интентификация бере­менности. Налицо уже все признаки беременности, однако они интерпретируются как отравление, нарушение менстру­ального цикла, грипп и т.п. В таких случаях соматические

ощущения часто бывают смазаны, живот начинает увели­чиваться поздно, женщины говорят, что нарушения цикла у них бывают насто (хотя проверить это невозможно). Под­робное обсуждение обстоятельств и самочувствия женщи­ны позволяет заключить, что подозрения на беременность возникали, но активно подавлялись. Такое состояние чаще всего обнаруживается у женщин, впоследствии отказываю­щихся от ребенка. При сохранении беременности как же­ланной это очень редкие случаи, которые можно оценить как «нетипичные».

8. Аффективно-отрицательное переживание идентифика­ции беременности, устойчиво сохраняющееся вне зависимо­сти от решения о ее сохранении. 8 разных случаях в зависи­мости от обстоятельств и личностных особенностей женщи­ны первые негативные эмоции могут переходить либо в игно­рирование факта беременности, либо в депрессивное состо­яние, либо сохраняется аффективно-отвергающее отношение. Обычно в этих случаях беременность идентифицируется вов­ремя. Исключение составляют редкие случаи поздней иден­тификации, когда уже невозможно прерывание беременнос­ти, из-за нетипичных физических состояний (нарушение цик­ла, продолжение менструаций и т.п.) или у совсем юных бере­менных.

Следует сказать, что переживание идентификации бере­менности не влияет на дальнейшее развитие материнства, а только отражает «стартовое» содержание потребностно-эмо-ционального и ценностно-смыслового блоков материнской сферы.

2-й период. До начала ощущений шевеления

Этот период охватывает вторую половину первого триме­стра и начало второго. Физиологически он характеризуется появлением симптоматики беременности, неприятными фи­зическими ощущениями, изменениями в эмоциональном со­стоянии. Считается, что в первом триместре наиболее выра­жена тревожность, резкая смена настроений, появляется раз­дражительность, снижается общая активность. Физиологичес­кой основой этих изменений является гормональная пере­стройка. Адаптивное значение изменения эмоционального

состояния состоит s ограничении контактов с внешним ми­ром, что способствует сохранению беременности и успешно­му развитию плода на первых неделях, наиболее в этом отно­шении опасных. Такое же поведение наблюдается у всех при­матов. У орангутанов, у которых спаривание не регулируется появлением у самки внешних признаков овуляции и возможно в любое время, описанное состояние самки способствует рас­паду пары или, по крайней мере, прерыванию половых отно­шений.

Беременные женщины по-разному оценивают свои состо­яния, как физические, так и эмоциональные. Некоторые их интерпретируют как усталость, сонливость, желание побыть одной или «сваливают» все на тошноту и дурноту. Другие «цеп­ляются» за каждую внешнюю причину для слез, обид и т.п. Характерные для первого триместра недомогания также оце­ниваются и переживаются по-разному. Этот период для мате­ри весьма существенен в развитии ее материнской сферы. Появление ребенка становится реальным фактом. С другой стороны, еще нет никаких его конкретных признаков. Чувство матери свободно от внешней стимуляции, присущей живому ребенку, и как бы в «чистом виде» отражает все стартовые содержания материнской сферы. Однако она уже имеет воз­можность на своем опыте прочувствовать происходящие из­менения и подготовиться к более серьезным. Можно сказать, что это первый опыт приспособления себя к нуждам будуще­го ребенка, опыт интерпретации своих переживаний с точки зрения себя как матери.

Если до появления возможности осознания беременности все регулировалось внутренними и внешними обстоятельства­ми, то теперь появляется возможность реального развития отношения матери к своему ребенку, так как она знает о его существовании и сроках его появления. В этот период пред­ставления о ребенке не очень конкретны, описание его зат­руднено и обычно носит описание своих эмоций и пережива­ний. Представления о будущем относятся к достаточно по­здним периодам развития ребенка (младенец середины или конца первого года, более старший ребенок вплоть до подро­стка) и зависят от опыта женщины. Многие женщины еще не замечают существенных изменений в своем отношении к жиз-

ни и в интересах. Свое состояние оценивается только с точ­ки зрения самочувствия.

По характеру переживаний симптоматики и эмоциональ­ному состоянию можно выделить следующие варианты:

1. Оптимальный вариант. Эмоциональное состояние харак­теризуется периодическими, недлительными снижениями об­щего физического и эмоционального тонуса, повышенной раз­дражительностью, которые интерпретируются как усталость и следствие соматического недомогания. Источники плохо­го настроения женщина находит в несоответствующих ее состоянию и самочувствию условиях работы, быта, недо­статочно внимательном или, напротив, слишком назойливом, отношении близких. Ребенок представляется в возрасте около года или немного младше, активность по подготовке к ро­дам и материнству слабая, в форме общих планов заняться этим позже.

Соматический компонент выражен достаточно четко, средний по интенсивности. Расценивается как неизбежное, вполне терпимое состояние. Женщина ориентируется на свои состояния с точки зрения того, какие конкретные способы можно использовать для оптимизации самочувствия, и ак­тивно их применяет. Живот обычных по срокам беременнос­ти размеров. Чаще всего соотносится со 2-м и 3-м типами идентификации беременности.

2. Усиленное переживание эмоциональных и соматичес­ких состояний. Все как бы «чересчур». Эмоциональное со­стояние характеризуется раздражительностью, недовольством по отношению к окружающим, требовательностью. Их отно­шение оценивается как недостаточно внимательное, несоот­ветствующее всей тяжести состояний беременной.

Образ ребенка либо отсутствует, либо, напротив, очень конкретен. Он представляется как идеальный младенец, «вы­страданный» матерью.

Физические симптомы переживаются очень тяжело, как страдание, повышена чувствительность к своим состояниям наряду с недоверием к способам их облегчения. Возможнос­ти облегчения физических недомоганий не используются под разными предлогами. Живот нормальных размеров, заметен становится рано, редко бывает больше, чем ожидается по

размеру ребенка и сроку беременности. Сочетается со 2-м, 4-м, 5-м, очень редко 3-м типами идентификации бере­менности.

3. Тревожное переживание состояний беременности с про­гнозированием неблагополучного исхода беременности для себя или ребенка. Любое изменение в состоянии оценивает­ся как угрожающее, женщина постоянно прислушивается к себе, своим ощущениям. Тревожный фон настроения прак­тически постоянный, периоды нормального настроения крат-ковременны и ситуативны. Нередки боли внизу живота, уг­роза выкидыша. Ориентация на неблагоприятные сведения от врачей и близких, игнорирование благоприятных.

Образ ребенка почти отсутствует, часто повторяются фра­зы типа «Главное, чтобы все обошлось, чтобы был здоро­вым». Иногда, при наличии в прошлом опыте встреч с деть­ми-инвалидами (или обладающими другими нарушениями), преследуют представления о возможных увечьях у своего ребенка. Повышается вера в приметы, актуализируются дет­ские страхи перед цыганами, пророчествами и т.п.

Соматический компонент переживается остро, по типу опасной болезни, угрожающей здоровью и благополучию. Живот может быть слишком большой или слишком малень­кий для срока беременности. Сочетается в основном с 5-м и 6-м типами идентификации беременности.

4. Депрессивное состояние, периодически ослабляюще­еся или обостряющееся, практически без «проблесков». Об­щее переживание беременности как обреченности, при этом нередко на словах отношение к беременности и будущему ребенку как сверхценности. Нередки кошмарные сны, пред­ставления о гибели ребенка или своей в родах. Характерно полное отсутствие содержаний, относящихся к послеродо­вому периоду. Ребенок чаще всего вообще никак не пред­ставляется.

Физические симптомы переживаются как тяжелые, му­чающие, не дающие расслабиться, успокоиться. Живот обычно недостаточных размеров по срокам беременности или обычный. Чаще всего сочетается с 5-м и 6-м, реже 8-м типами идентификации беременности.

5. Разные формы отвержения беременности при приня­тии решения о ее сохранении:

а) почти полное отсутствие всей симптоматики, как эмо­циональной, так и физической, вплоть до «наоборот»(состо­яние бодрее и лучше, чем до беременности); живот появля­ется очень поздно, нередко значительно меньше по разме­рам, чем должен быть, при нормальных размерах плода; активное планирование жизни после периода беременности и минимально необходимого для ухода за ребенком; образ ребенка часто вполне четкий, в возрасте далеко послемла-денческом, связан с его социальным статусом, будущими успехами в учебе и т.п.; обычно сочетается с 5-м, 6-м и 7-м типами идентификации беременности.

б) аффективно-отрицательное переживание всех симпто­мов как мешающих, неуместных, ненужных; необходимость подготовки к родам и послеродовому периоду вызывает раз­дражение, много претензий к врачам и близким, что сочетает­ся с несоблюдением элементарных правил режима, питания и т.п.; при этом часто свое состояние интерпретируется как отношение не к ребенку, а к беременности как состоянию; живот обычных размеров; образ ребенка может быть идеаль­ным в будущем, то, какой он сейчас, оценивается как «еще не человек»; обычно сочетается с 5-м, 6-м и 8-м, реже 7-м типами идентификации беременности,

в) особым случаем является устойчивое отрицательное отношение с возобновляющимися попытками прерывания беременности, при этом соматический компонент средне выражен, живот небольших размеров, представления о ре­бенке как нежеланном, наказании; сочетается с 8-м или 7-м типами идентификации беременности.

Все эти типы переживания второго периода беременнос­ти создают индивидуальные условия для следующего, до­статочно серьезного в развитии материнской сферы - нача­ла ощущений от шевеления ребенка.

3-й период. Появление и стабилизация ощущений шевеления ребенка

Первые ощущения шевеления ребенка начинаются в се­редине второго триместра. Этот период является наиболее

благоприятным относительно физического и эмоционально­го самочувствия матери. Стабилизируется гормональный фон, исчезают симптомы недомогания, еще нет ограниче­ния подвижности и увеличения физической нагрузки. Настро­ение становится более устойчивым и в норме переходит от астенического к стеническому. Женщина'уже свыклась с фактом беременности, неизбежностью изменений, у нее было время представить себе не только то, что она теряет, но и то, что приобретет с рождением ребенка. Появление шевеле­ний позволяет конкретизировать образ ребенка и дает бога­тую пищу для интерпретации его субъективных состояний. Сами первые шевеления ребенка слабы и сначала трудно различимы. По своему физическому характеру они относят­ся к приятным ощущениям. Их интерпретация как пугаю­щих или неприятных имеет только субъективные основания. Нередко женщина постоянно вслушивается в свои ощуще­ния с целью «поймать» начало шевеления. Факт начала шевеления и сами шевеления отлично помнятся в течение долгих лет. Исключение составляет общее игнорирующее отношение к беременности. Сроки начала ощущений шеве­ления могут быть от 15 недель до 28 - 30, в среднем 18 - 22 недели Слишком раннее шевеление чаще всего связано с тревожным переживанием беременности, слишком позднее - с игнорирующим. Эмоциональное отношение к шевеле­нию и его физическое переживание весьма точно отражают содержание потребностно-эмоционального и ценностно-смыслового блоков материнской сферы и динамику этого содержания в беременности. Неприятные, а тем более бо­лезненные ощущения от шевеления, как правило, появля­ются в сопровождении других проблем в физическом состо­янии, семейном, социальном положении и т.п.

Помимо общего отношения к беременности и ребенку ощущение его шевелений позволяет матери конкретизировать ее «стартовый» стиль эмоционального сопровождения. Уси­ливающий стиль эмоционального сопровождения выражает­ся в переживаниях тревоги при шевелении, когда женщине постоянно кажется, что ребенок шевелится как-то не так, свои ощущения при этом расцениваются как свидетельство того, что ребенок недоволен, ему плохо, он боится и т.п. Положи-

тельное состояние ребенка реже отмечается и почти не ин­терпретируется. Осуждающий стиль проявляется в том, что мать часто ощущает шевеления как мешающие, не дающие заснуть, испытывает неудобство и стыд от того, что ребенок сильно шевелится в присутствии других людей. В этих слу­чаях она недостаточно четко определяет, что ее поведение служит причиной хорошего или плохого состояния ребенка. При игнорирующем стиле эмоционального сопровождения женщина описывает свои шевеления как физиологические ощущения, без адресации к образу ребенка. Она не может сказать ничего ни о динамике, ни о характере шевеления, не представляет себе, что ребенок переживает, как он дви­гается. Адекватный стиль эмоционального сопровождения характеризуется четкой интерпретацией характера движений ребенка, соотнесением их как со своей активностью и вне­шними событиями, так и субъективными состояниями ребен­ка. Мать использует не просто обращение к ребенку, а впол­не конкретно интонирует свою речь адекватно представляе­мым состояниям ребенка. Она хорошо представляет, как именно двигается ребенок. Интерпретация состояний ребенка в основном положительная, его отрицательное состояние предполагается только в связи с конкретными причинами.

В этот период многие женщины отмечают изменение ин­тересов, концентрацию на задачах беременности и послеро­дового периода, подготовке к материнству. В современных условиях характерным становится поиск дополнительной ин­формации (книги, журналы, курсы для беременных).

4-й период. Седьмой и восьмой месяцы беременности и

Третий триместр беременности как с медицинской, так и с психологической точки зрения, считается достаточно сложным. У женщины несколько ухудшается самочувствие, она быст­рее устает, затрудняется двигательная активность, часто ухуд­шается сон. Отмечается некоторое повышение тревожности, страхов родов, беспокойство по поводу послеродового пери­ода. Наряду с этим ощутимо снижается интерес ко всему, не связанному с ребенком. Повышается активность, связанная с подготовкой к родам и послеродовому периоду. Общее ог-

раничение физической активности и одновременное повы­шение нагрузки переживается по-разному. Некоторые жен­щины стараются использовать этот период, чтобы «набрать­ся сил» перед родами и будущими заботами, связанными с уходом за ребенком. Другие переживают этот период как неприятный, тяжелый, остро реагируют на связанные с боль­шим животом неудобства. Практически во всех случаях к концу этого периода возникает чувство, которое можно вы­разить словами «скорей бы уж все закончилось», но одни его интерпретируют как нетерпение увидеть ребенка, а дру­гие - как избавление от неудобств беременности.

Образ ребенка становится значительно более конкретным, женщины достаточно легко представляют себе его внешний вид, особенности поведения, свои действия с ним. Этому спо­собствует осознание близости рождения ребенка и стремле­ние повысить свою материнскую компетентность. В последние месяцы беременности женщина освобождается от видов де­ятельности, требующих большой физической активности. Общее повышение беспокойства традиционно реализуется в деятельности, связанной с подготовкой к рождению ребенка. Такая деятельность не только заполняет время, но и способ­ствует проработке образа ребенка и представлений о своих материнских функциях. Происходит постоянное общение с другими людьми по этому поводу, обычно с наиболее близки­ми, актуализируются все сформированные до этого представ­ления о ребенке и материнстве. Уменьшение других видов деятельности, исключение тяжелых работ и неприятных впе­чатлений, присутствие родных и близких, повышение их вни­мательности, заботы и т.п. - все это можно в разных формах обнаружить в организации жизни женщины в последние ме­сяцы беременности в традициях и обычаях любой культуры. Такое оформление данного периода способствует положи­тельному эмоциональному означиванию всех содержаний, связанных с ребенком и материнством. При общении с близ­кими, в первую очередь матерью и другими женщинами, про­исходит обмен воспоминаниями, впечатлениями, наряду с советами и прямым обучением в процессе подготовки пред­метов для ухода за ребенком. На самом деле, это настоящая школа подготовки к выполнению материнских функций, под-

крепленная актуальной мотивацией «ученицы». На таком фоне детализируется образ ребенка, что способствует диф­ференциации его активности, своих ощущений и налажива­нию эмоционального взаимодействия. Как известно, практи­чески во всех культурах такие «посиделки» сопровождают­ся пением* В настоящее время хоровое и индивидуальное пение для беременных считается одним из наиболее дей­ственных приемов в подготовке к родам и материнству. Та­ким образом, переориентация активности, концентрация всех содержаний жизни и деятельности на ребенке, проработка своих представлений и переживаний в конкретной деятель­ности и в общении с другими людьми, придание всему это­му положительно-эмоционального фона, прямое обучение -вот то оформление третьего триместра беременности, кото­рое сформировалось в общественном опыте. Все, что тре­буется помимо этого для появления ребенка, является за­дачей других членов семьи.

В течение беременности происходят изменения не толь­ко во внешнем виде и физиологии женщины. Изменяется ее отношение к обществу и семье. Она становится более зави­симой от посторонней помощи, рассчитывает на эту помощь. На ранних стадиях развития человечества и у высших прима­тов будущая мать должна была рассчитывать также и на за­щиту себя и будущего потомства другими членами сообще­ства. Это требует проявлений зависимого поведения, прово­цирующего покровительство и снисхождение от других. У бе­ременных самок отмечаются черты внешнего вида и поведе­ния, сходные с инфантильными: изменение пропорций тела, неуклюжесть движений, эмоциональная лабильность и им­пульсивность, свойственная детенышам, повышенная реак­ция на внешнюю угрозу, появление «детских» интонаций в го­лосе и других особенностей, требование покровительства и т.п. Все это стимулирует соответствующее отношение чле­нов группы. После родов внимание других особей переклю­чается на детеныша, который сам вызывает интерес и стрем­ление защищать его (и самку вместе с ним).

С другой стороны, биологически обусловлено повыше­ние агрессии к другим особям, необходимое для самоза­щиты и защиты своего детеныша. Все самки стадных жи-

вотных, не исключая высших приматов, некоторое время после родов агрессивны к любым внешним воздействиям. Их спасает от ответных мер присутствие детенышей. У че­ловека, напротив, повышение агрессии к близким неадап­тивно, так как предполагается некоторое перераспределе­ние материнских функций практически сразу после рожде­ния ребенка, а вот повышение зависимости и необходимость всестороннего патронажа увеличиваются и становятся бо­лее продолжительными. Таким образом, появление двух альтернативных тенденций (стремление к контакту и агрес­сия) на последних сроках беременности у высших живот­ных ведет к смене объектов этого поведения: стремление к контакту после родов переходит на детеныша, а агрессия -на членов группы. В рассматриваемый период агрессия пока еще обнаруживает себя как тенденция к беспокойству, по­вышению активности, периодической раздражительности к неуместному обращению со стороны других. Состояние бе­ременной самки у стадных животных требует достижения тонкого баланса между тенденцией к зависимости и стрем­лением к контакту, с одной стороны, и тенденцией к агрес­сии - с другой.

Возможность переориентации этих тенденций прослежи­вается уже у высших приматов: самкам может помогать в родах и сразу после них собственная мать, старшая сестра или тетка, а у орангутанов отмечается даже помощь самца. Можно предположить, что традиционная организация актив­ности женщины в последние месяцы беременности и ее эмо­циональное наполнение помогают «перевести» возникающую эволюционно обусловленную тенденцию к агрессии в «нуж­ное русло».

Таким образом, этот период отражает сложную динамику эмоционального состояния во время беременности, подготав­ливающую всю психику будущей матери к выполнению ее функций после родов.

В современной практике обнаруживается разное содер­жание жизни женщин в последнем триместре беременности. Характерно практически для всех повышение внешней актив­ности, которая может быть описана как стремление привести в порядок свои дела и окружение. Образно можно назвать

это время «периодом обустройства гнезда». Разница в том, что приводится в порядок. Как уже ясно, обычно это подго­товка к рождению ребенка. Сюда, помимо приготовления ве­щей и получения необходимой информации, может входить выбор родильного дома, знакомство с разными практиками родов, организация приезда родных или своей поездки к ним на время родов и т.п.

Другим вариантом является повышение активности, на­правленной на содержания, не связанные с ребенком. Чаще всего это стремление закончить учебу, сдать экзамены, за­щитить диплом и т.п. Нередко беременность специально пла­нируется к окончанию учебы, но немного «не вписывается» в задуманные сроки. Иногда странным образом оказывает­ся, что все неотложные дела, связанные с учебой или карь­ерой, концентрируются именно в эти месяцы. Возможны по­явление острой необходимости провести ремонт, обменять квартиру, купить дачу или разобраться в семейных отноше­ниях. Характерно, что все это интерпретируется как необхо­димое для будущего ребенка. Чаще всего объективной не­обходимости для этого нет, и иные женщины прекрасно рас­пределяют свои дела по «традиционному» образцу.

Одним из проявлений такой «смещенной» активности на последних месяцах может считаться поведение женщин, от­казывающихся от ребенка. При игнорирующем стиле пере­живания беременности наблюдается увеличение энергии, про­должение работы буквально до родов, другие «всплески» ак­тивности. Однако женщина оказывается совершенно не гото­ва к рождению ребенка и его буквально не в чем и некуда взять из роддома. В других случаях изменения в активности не выражены, но для рождения ребенка все равно ничего не делается.

Обычно отсутствие, уменьшение или изменение интере­сов, связанных с ребенком сочетается с разными другими проявлениями, свидетельствующими о сниженной ценности ребенка и материнства и высоком напряжении ценностей из других сфер поведения. Эти и другие клинические данные свидетельствуют, что изменение направленности активности беременной в «период обустройства гнезда» отражает дина­мику, происходящую в содержании ее материнской сферы.

5-tf период. Предродовой

Физиологически этот период является очень важным. Про­исходят изменения в тканях, костной системе, обеспечен­ные гормональным фоном и способствующие гибкости и эла­стичности костно-мышечной системы. Одновременно идет накопление энергетических запасов организма для родов и послеродового периода. На поведении и эмоциональном со­стоянии это отражается как снижение активности, общее рас­слабление, некоторое эмоциональное «отупение». Все это влияет и на ребенка. Адаптивное значение этих изменений вполне конкретно. Ограничена активность и способность резкого эмоционального реагирования, что предохраняет от преждевременных родов. Ребенок не страдает от меньшей двигательной активности, хотя его возможности уже серьез­но ограничены тесным пространством матки. У матери сни­жается страх перед родами и растет способность сконцент­рироваться только на одном, доминирующем содержании (точнее, снижение способности переключения и распреде­ления эмоций), что будет совершенно необходимо во время родов и послеродового взаимодействия с ребенком. Жен­щины, тем не менее, наиболее адекватно по сравнению с другими периодами оценивают свои возможности и пред­ставляют ребенка и свои действия с ним. По данным многих исследователей, адекватность представлений матери о ро­дах и послеродовом периоде, своих возможностях и осо­бенностях ребенка является существенным показателем успешного развития ее материнской сферы и дальнейшего благополучного отношения к ребенку.

При неблагоприятной динамике содержаний материнской сферы в беременности, напротив, возрастает тревожность, обостряются физиологические нарушения, женщина прак­тически перестает ориентироваться на свои состояния, пол­ностью полагаясь на мнение врачей. В результате, не заду­мываясь, подчиняется всем рекомендациям, вплоть до сти­муляции родов. В таких случаях чаще всего возникают ос­ложнения в родах и послеродовом периоде, более вероят­ны преждевременные роды. При игнорирующем стиле пе­реживания беременности может не наблюдаться выражен­ного расслабления и снижения эмоциональности, что не от-

ражается серьезно на родовом процессе. Однако у женщин, отказывающихся от ребенка, именно такой стиль пережива­ния беременности часто сочетается с преждевременными родами.

Содержание материнской сферы в течение беременности претерпевает существенное изменение, которое отражается в переживании женщиной симптоматики беременности, в ее внешней активности и психическом состоянии. Все это оп­ределяет индивидуальный стиль переживания беременнос­ти. В него входят физическое и эмоциональное пережива­ние момента идентификации беременности, переживание сим­птоматики беременности, динамика переживания симптома­тики по триместрам беременности, преимущественный фон настроения по триместрам беременности, переживание пер­вого шевеления, переживание шевелений в течение всей второй половины беременности, содержание активности женщины а третий триместр беременности. Наиболее харак­терным является переживание шевеления. Можно описать шесть вариантов стилей переживания беременности.

1. Адекватный. Идентификация беременности без силь­ных и длительных отрицательных эмоций; живот нормальных размеров; соматические ощущения отличны от состояний небеременности, интенсивность средняя, хорошо выражена; в первом триместре возможно общее снижение настроения без депрессивных эпизодов, во втором триместре благопо­лучное эмоциональное состояние, в третьем триместре по­вышение тревожности со снижением к последним неделям; активность в третьем триместре ориентирована на подготов­ку к послеродовому периоду; первое шевеление ребенка ощу­щается в 16-20 недель, переживается положительно-эмо­ционально, приятно по соматическому ощущению; последу­ющие шевеления четко отдеференцированы от других ощу­щений, не характеризуются отрицательными соматическими и эмоциональными переживаниями.

2. Тревожный. Идентификация беременности тревожная, со страхом, беспокойством; которые периодически возобнов­ляются; живот слишком больших или слишком маленьких по сроку беременности размеров; соматический компонент силь­но выражен по типу болезненного состояния; эмоциональ-

ное состояние в первый триместр повышенно тревожное или депрессивное, во втором триместре не наблюдается стаби­лизации, повторяются депрессивные или тревожные эпизо­ды, в третьем триместре это усиливается; активность в тре­тьем триместре связана со страхами за исход беременнос­ти, родов, послеродовой период; первое шевеление ощу­щается рано, сопровождается длительными сомнениями или, напротив, четкими воспоминаниями о дате, часе, усло­виях, переживается с тревогой, испугом, возможны болез­ненные ощущения; дальнейшие шевеления часто связаны с тревожными ощущениями, тревогой по поводу здоровья ребенка и себя, характерны направленность на получение дополнительных сведений, патронаж.

3. Эйфорический. Все характеристики носят неадекват­ную эйфорическую окраску, отмечается некритическое от­ношение к возможным проблемам беременности и материн­ства, нет дифференцированного отношения к характеру ше­веления ребенка. Обычно к концу беременности появляют­ся осложнения. Проективные методы показывают неблаго­получие в ожиданиях послеродового периода.

4. Игнорирующий. Идентификация беременности слиш­ком поздняя, сопровождается чувством досады или непри­ятного удивления; живот слишком маленький; соматичес­кий компонент либо не выражен совсем, либо состояние даже лучше, чем до беременности; динамики эмоционального состояния по триместрам либо на наблюдается, либо отме­чается повышение активности и общего эмоционального тонуса; первое шевеление отмечается очень поздно; после­дующие шевеления носят характер физиологических пере­живаний, к концу беременности характеризуются как дос­тавляющие физическое неудобство; активность в третьем триместре повышается и направлена на содержания, не свя­занные с ребенком.

5. Амбивалентный. Общая симптоматика сходна с тре­вожным типом, особенностью являются резко противополож­ные по физическим и эмоциональным ощущениям пережи­вания шевеления, характерно возникновение болевых ощу­щений; интерпретация своих отрицательных эмоций пре-

имущественно выражена как страх за ребенка или исход беременности, родов; характерны ссылки на внешние об­стоятельства, мешающие благополучному переживанию бе­ременности.

6. Отвергающий. Идентификация беременности сопровож­дается резкими отрицательными эмоциями; вся симптомати­ка резко выражена и негативно физически и эмоционально окрашена; переживание всей беременности как кары, поме­хи и т.п.; шевеление окрашено неприятными физиологически­ми ощущениями, сопровождается неудобством, брезгливо­стью; к концу беременности возможны всплески депрессив­ных или аффективных состояний.

Разумеется, в каждом конкретном случае будут наблюдать­ся индивидуальные особенности, более или менее прибли­жающиеся к описанным.

6-й период. Роды и послеродовой период

В этот период происходит встреча с ребенком, что обес­печивает возможность изменений в содержаниях материнс­кой сферы, в первую очередь во взаимодействии ценности ребенка с «внедряющимися» из других сфер.

Процесс родов и послеродовой деятельности матери тре­бует высокого уровня ее физической, интеллектуальной и эмоциональной активности. Способность расслабляться меж­ду схватками обеспечивает сохранение сил, окончание боле­вых ощущений при потугах и выходе ребенка - способность приступить к послеродовой обработке, эмоциональный подъем создает оптимальный фон для послеродового запе-чатления и образования положительного отношения к ребен­ку. Кросскультурные исследования и данные об эффективно­сти психологической подготовки к родам свидетельствуют, что переживание родов и, в частности болей схваток, зависит от психологического настроя женщины. От того, воспринимает ли она роды как «трудную творческую работу», «неизбежную муку» или «наказание» (которое может с ее точки зрения быть заслуженным или незаслуженным), зависят ее собственные ощущения и успешность родов.

Как уже было отмечено выше, в родах и послеродовом периоде происходит замыкание эволюционно ожидаемых ус~

ловий для матери и ребенка, способствующих образованию эмоциональной взаимосвязи. Для матери эти условия возни­кают и поддерживаются в процессе послеродовой обработки ребенка и прикладывания к груди. Стимуляция от новорож­денного в этих условиях, сопровождаемая физиологически обеспеченным обостренным и положительным эмоциональ­ным состоянием, психологически обусловленная успешным достижением цели после необыкновенно трудной и важной деятельности родов и долгожданной встречей с ребенком, действует как ключевая, способствуя объединению всех сформировавшихся прежде содержаний на этом конкретном ребенке. Женщины в течение долгих лет помнят момент ро­дов, ребенка, детали послеродового периода. Последующие 1,5 суток, которые считаются сензитивным периодом для раз­вития взаимосвязи с ребенком, в эволюционном отношении предполагают непрерывный контакт с новорожденным, на­сыщенный достаточно интенсивной деятельностью матери. Содержанием этой деятельности является бдительное вни­мание, обеспечение физического комфорта и поддержание благополучного эмоционального состояния ребенка за счет самого присутствия матери как ее «сенсорного мира». В со­временных условиях эволюционно ожидаемая стимуляция для матери отсутствует частично или полностью. В лучшем случае она имеет возможность контактировать с ребенком и кормить его, но практически всегда отстранена от обработки ребенка. Изменение эволюционно ожидаемой ситуации в этом периоде для матери состоит в следующем: перерасп­ределение материнских функций, обедняющее стимуляцию, необходимую для возникновения эмоциональной связи с ребенком; «купирование» активной целенаправленной дея­тельности с полноценным операциональным составом, что создает необходимость «приложения» неизрасходованной энергии и нереализованных тенденций достижения цели и их замены другими содержаниями; замещение эволюцион­но ожидаемых впечатлений в сензитивный период обострен­ной чувствительности несоответствующими эволюционной задаче (образованию материнско-детской взаимосвязи); наличие частичной или полной сепарации матери и ребенка, как теперь хорошо известно, отрицательно влияющей на

материнское чувство женщины и психическое развитие ре­бенка. Все эти особенности могут быть по-разному выраже­ны, в зависимости от этого различным будет их вклад в ди­намику развития материнской сферы. В любом случае, сти­муляция от ребенка настолько сильна, что нередко способ­ствует ощутимому изменению имеющихся тенденций.

Однако, как уже было отмечено в предыдущей главе,, ро-держание родового и послеродового периода действует не само по себе, а на фоне уже имеющегося отношения матери к будущему ребенку. В отличие от предыдущего филогене­тического уровня развития психики, у человека временное отсутствие ребенка и изменение в материнских функциях после родов сочетается с сохраняющимся представлением матери о ребенке. Оно частично замещает и восполняет не­достающую стимуляцию, «подправляя» изменение эволю­ционно ожидаемых условий. А как раз это представление наиболее связано с уже имеющимися особенностями мате­ринской сферы роженицы. Это подтверждается данными M.J.Sveida, R.N. Emde и других о том, что особенности ро­дов и послеродового контакта больше значения имеют при нежеланной беременности и других нарушениях материнс­кого отношения и не влияют на развитие взаимодействия матери с ребенком при изначально благополучной беремен­ности и отношении матери к будущему ребенку.

При описании этого периода следует остановиться на осо­бенностях прикладывания ребенка к груди. В традиционных практиках прикладывание к груди является естественным и закономерным этапом послеродового процесса. В настоящее время контакт с ребенком сразу после родов и прикладыва­ние к груди также признаны необходимыми, но еще не везде применяются. Значение послеродового кормления для ребен­ка достаточно ясно: это наилучшие условия для восстановле­ния эмоционального комфорта, освоения новых стимулов от матери, удовлетворения и развития сосательного рефлекса, активизации всех процессов жизнедеятельности. Меньше все­го первые кормления связаны с удовлетворением пищевой потребности. Небольшое количество молозива необходимо главным образом для поддержания иммунной системы ре­бенка. Для матери первые кормления грудью также выполня-

ют несколько функций. Трудно сказать, что здесь важнее. Стимуляция грудных желез способствует выработке моло­ка, сокращению матки после родов, стимуляции физиологи­ческих и эмоциональных состояний, способствующих обра­зованию психологической взаимосвязи с ребенком. Впос­ледствии отхождение молока в процессе кормления сопро­вождается образованием пролактина и окситоцина, которые стимулируют сокращения матки и выработку эндорфинов, которые в свою очередь способствуют переживанию мате­рью удовольствия от акта кормления. Это рассматривается как гормональное обеспечение возникновения и упрочения эмоциональной взаимосвязи матери с ребенком. Образова­ние и поддержание уровня пролактина связано с длитель­ностью акта кормления и перерывами между кормлениями. M.Konner отмечает в этой связи, что в традиционных культу­рах (племена Африки, Новой Гвинеи) ритм кормлений спо­собствует поддержанию постоянного уровня пролактина в крови матери. Соматические ощущения при кормлении сход­ны с таковыми при оргазме, но менее интенсивны и почти не захватывают наружных половых органов. Продолжение сти­муляции эрогенных зон только сокращениями матки без рас­пространения возбуждения на область клитора и влагали­ща, при общем переживании состояния наслаждения («эк­стаз кормления») имеют сложную основу. Как уже обсужда­лось выше, возникающие при кормлении такие ощущения «переводятся» в материнскую сферу за счет присутствия в ситуации ребенка. Способствует этому их постепенное раз­витие в процессе кормлений в первые дни. Изменения в родовых путях препятствуют распространению возбуждения на наружные половые органы при сохранении всех осталь­ных компонентов, в том числе и сокращений матки. Восста­новление слизистой оболочки и кровоснабжения половых органов завершается к тому периоду, когда ситуация корм­ления и сопровождающие ее ощущения и впечатления уже «хорошо освоены» матерью (конец первой недели). Таким образом есть все физиологические и психологические усло­вия для образования нового устойчивого паттерна поведе­ния. Как известно, осложнения с кормлением после родов чаще всего ведут к ограничению грудного вскармливания и

его преждевременному прерыванию. Возникновение полно­ценного переживания кормления происходит далеко не все­гда. Возможно успешное кормление ребенка до конца пер­вого года без каких-либо переживаний, подобных «экстазу кормления». По отчетам матерей, такое состояние чаще все­го сочетается с игнорирующим стилем переживания бере­менности и соответствующим отношением к ребенку в даль­нейшем (разной степени выраженности). Полноценные пе­реживания при кормлении наиболее характерны для гармо­ничных взаимодействий матери с ребенком, сформирован­ных предыдущим адекватным стилем переживания беремен­ности, адекватным и близкими к нему стилями эмоциональ­ного сопровождения матери и устойчивой эмоциональной ценностью ребенка. Но и у них. могут быть отдельные корм­ления без выраженных субъективных переживаний. Для воз­никновения таких ощущений необходим психологический на­строй матери на кормление, отношение к нему как эмоцио­нально-насыщенному, интимному взаимодействию с ребен­ком. Как уже ясно, такое отношение возникает у матери не само по себе, а в сочетании физиологического обеспече­ния, содержания ее материнской сферы и условий родов и послеродового периода. Разумеется, большое значение имеет непосредственная ситуация кормления. Таким обра­зом, этот период является необыкновенно важным для вступ­ления в следующий, совпадающий с периодом новорож-денности у ребенка.

7-й период. Новорожденность

В этот период развитие содержаний потребностно-эмоци-онального и ценностно-смыслового блоков материнской сфе­ры наиболее тесно взаимосвязаны и происходят на фоне об­щей жизненной ситуации. Период новорожденное™ во всех культурах выделяется и оформляется многочисленными пра­вилами, обрядами, поверьями и т.д. Мать и ребенок всегда более или менее строго изолируются от внешнего мира и кон­тактов с другими людьми. Помимо гигиенического значения в этом заложен глубокий психологический смысл. Обеспечива­ется центрация всей жизни матери на ребенке и своих пере­живаниях. Мать и новорожденный всегда территориально

объединены, в некоторых культурах спят вместе, а у арапе-шей (горное племя в Новой Гвинее) материнские функции распределяются между матерью и отцом и в первые недели они спят втроем . В этом племени считается, что родители создают душу ребенка совместно в первые месяцы после рождения. Контакт с другими людьми, помимо членов своей семьи, возможен, когда ребенок начнет улыбаться отцу (то есть по окончании периода новорожденности). В России пер­вые 6 недель мать с новорожденным находились в бане под присмотром повитухи и близких родственниц. В мусульманс­ких традициях мать с новорожденным первые 10 дней счита­ются нечистыми и до них вообще никому нельзя дотрагивать­ся, кроме тех, кто помогал в родах. В первые месяцы мать практически не прерывает контакт с ребенком, позже мате­ринские функции распределяются между другими женщина­ми в семье.

Помимо территориального объединения с ребенком, для матери создаются условия, способствующие приданию всем ее переживаниям положительно-эмоционального значения и закреплению личностной ценности для нее этого периода жиз­ни. Роженица полностью отстраняется от всех дел, кроме ухода за ребенком, или в крайнем~случае может что-то делать по дому, практически не прерывая с ним контакта. В новогвиней­ском племени манус матери разрешается выходить только ночью, чтобы искупаться . Существующие в каждой культуре формы организации послеродового периода способствуют общему положительно-эмоциональному настрою матери, де­лая ребенка основной причиной происходящих в ее жизни приятных перемен. Нередко перед родами мать возвращает­ся в свою родительскую семью и остается там первые меся­цы жизни ребенка, чаще к ней приезжают ее родственницы по материнской линии. В некоторых культурах мать наряжают в девические одежды и причесывают соответствующим об­разом, устраивается торжество, центром которого являются мать и ребенок. Своеобразный возврат в «лучшую пору жиз­ни» происходит за счет присутствия близких людей и концент­рации наиболее приятных воспоминаний и эмоций, связанных с детством и жизнью в родительской семье. В психоанализе принято считать, что в беременности происходит идентифика-

ция матери с ее ребенком, мать как бы возвращается в свое детство, актуализируются ее собственные переживания, что помогает ей после родов достичь необходимой чувствитель­ности к состояниям ребенка. В классическом психоанализе упор делается на актуализацию личностных конфликтов, не разрешенных в детстве, а Д.Винникотт и его последователи видят в этом основу для вхождения матери в специфичес­кое послеродовое состояние,, «первичного материнского чув­ства». Как бы то ни было, этот момент очень верно «ухва­чен» народными традициями, обеспечивающими наилучшие условия для сосредоточения матери на ребенке и своих пе­реживаниях и придании им положительно-эмоциональной окраски и личностного смысла за счет ведущих и ситуатив­ных эмоций.

Помимо такого эмоционального аккомпанемента, на уп-рочениб ценности ребенка и образование конкретно-культур­ного варианта интерференции ее с другими ценностями вли­яет изменение социального и семейного статуса матери в связи с рождением ребенка. Наиболее это выражено в тех культурах, где статус жены и матери является различным. Например, в исламе женщина как жена - сосуд греха, су­щество второго сорта, для нее необходимо руководство муж­чины. Женщина-мать, напротив, высший идеал, эмоциональ­ные связи сохраняются пожизненно именно с матерью, ее статус в семье и обществе очень высок. С рождением ре­бенка она переходит в эту категорию. Кроме семейного и социального статуса, дети обеспечивают и связь с внешним миром, очень ограниченную для женщины в ортодоксаль­ных исламских семьях. В культурах, где женщина ведет более активную социальную жизнь, наличие ребенка мла­денческого возраста служит причиной перераспределения ее жизнедеятельности таким образом, что она обеспечена в большой мере видами деятельности, связанными с личны­ми удовольствиями (уход за ребенком и общение с ним), и ограничена в тяжелых работах. К ней проявляется повышен­ное внимание, обеспечиваются поддержка, защита от не­приятных переживаний, вообще создаются наилучшие ус­ловия.

Описанные условия дают возможность матери сконцен­трироваться на своих переживаниях в процессе взаимодей­ствия с ребенком и кормления, не переориентируясь на тех­ническую сторону, так как у нее всегда есть помощники, кото­рые берут на себя именно эту часть материнских функций. Она также временно свободна от других своих функций жены и хозяйки. Ценность ребенка и своих собственных пережива­ний от взаимодействия с ним свободна от «внедряющихся» и подкреплена общим эмоциональным фоном ситуации. Иначе обстоит дело в нуклеарных семьях Евро-Американского типа, где, напротив, «внедряющиеся» ценности (необходимость выполнять функции жены и хозяйки, ограничение положи­тельных впечатлений вместо их увеличения, недостаточность патронажа и т.д.) имеют все основания для ослабления цен­ности ребенка и мешают матери сосредоточиться на взаи­модействии с новорожденным. Традиционное оформление периода новорожденности создает благоприятные условия для освоения инструментальной стороны операций ухода и операций общения, так как всегда есть рядом опытные и знающие помощники. Мать может плавно перевести свою реакцию на первый компонент гештальта младенчества в эмоциональное отношение к стилю движений ребенка (вто­рой компонент), так как не возникает неуверенности и стра­ха перед движениями ребенка. Такие же условия создают­ся для реакции на третий компонент гештальта младенче­ства (инфантильную результативность). На основе этого фор­мируются стилевые характеристики операционального соста­ва материнской сферы. В операциях ухода большое значе­ние имеют особенности тактильного контакта матери с ре­бенком («холдинг в узком смысле» по Д.Винникотту). На предыдущих этапах развития женщина обычно не имела опыта обращения с ребенком в первые дни и недели после рождения с полной ответственностью за него. Теперь от нее требуется точная идентификация потребностей ребенка, адек­ватная этому организация своих действий и соответствую­щая эмоциональная их окраска (уверенность, бережность, ласковость движений). Эти качества существенным обра­зом зависят от общей материнской компетентности и отно­шения к ребенку. Второе обеспечено типом оформления пе-

риода новорожденности, «накладывающимся» на стартовые содержания материнской сферы, а первое формируется не­посредственно в процессе взаимодействия (разумеется, так­же на уже имеющейся основе). В развитии стиля операций ухода можно выделить следующие этапы, которые в общих чертах стабилизируются к трем неделям:

1. Первые реакции страха, опасения, растерянности или «трепетной осторожности», когда мать мало концентрирует­ся на своих ощущениях от тактильного контакта, а в основном переживает смешанное чувство удивления, восторга или опа­сения и привыкает к внешнему виду и самому существова­нию ребенка. Это может проявляться в разных вариантах, от отношения к ребенку, как «чуду», до панического страха перед ним. „

2. Появление удовольствия от контакта и переход в «лас­ковую осторожность» или «тревожную осторожность» в зави­симости от всей динамики содержаний материнской сферы и условий взаимодействия. На этом этапе возникает тенденция увеличивать или ограничивать тактильный контакт.

3. Появление уверенности в движениях и отделения инст­рументальной стороны операций от эмоциональных пережи­ваний тактильного контакта в субъективном опыте матери. Тактильный контакт приобретает самостоятельный статус ласки. Мать начинает инициировать тактильный контакт, пе­реводя его в средство общения. Обеднение эмоциональной ценности тактильного контакта под влиянием «внедряющих­ся» ценностей (необходимость перераспределения своих ре­сурсов между ребенком и другими функциями в семье и т.п., сниженная ценность ребенка, некомпетентность и т.д.) лиша­ет тактильный контакт в процессе ухода самостоятельной ценности для матери и не способствует формированию его как средства эмоционального общения.

4. Обратное совмещение инструментальной и эмоциональ­ной сторон тактильного контакта, возникновение индивидуаль­ного материнского стиля операций ухода.

Динамика развития стиля операционального состава мо­жет фиксироваться на каждом из этих этапов в зависимости от стартового содержания всей материнской сферы и усло­вий периода новорожденности. Сходная картина существует

относительно операций общения и стиля эмоционального со­провождения. Большое значение здесь имеет развитие ком­петентности матери. Как показали исследования материнско-детского взаимодействия, период новорожденности в этом отношении является решающим. Уже обсуждались связанные с этим позиции Д.Винникотта, М, Кляйн и других исследовате­лей, признающих, что развитие компетентности матери обус­ловлено ее особым состоянием, позволяющим ей идентифи­цироваться с ребенком. В теориях социального научения этот процесс рассматривается как взаимное научение членов ди­ады посылать и распознавать сигналы о своих состояниях в процессе взаимодействия . В отечественных исследовани­ях подробно проанализированы развитие эмоционального взаимодействия, складывающееся к концу периода ново­рожденности , возникновение у матери различения интона­ционной структуры плача ребенка и его использование ре­бенком как средства взаимодействия и другие особеннос­ти. Выше было подробно рассмотрено формирование у ма­тери стиля эмоционального сопровождения. Теперь ясно, что на него влияет, помимо всей истории развития материнской сферы женщины, ситуация периода новорожденности. Су­ществующая в этой ситуации тенденция взаимодействия ценностей стимулирует образование варианта эмоциональ­ного сопровождения относительно именно этого ребенка (в пределах, ограниченных индивидуальными характеристика­ми матери).

Условия периода новорожденности влияют и на другие операции общения (эмоциональное выражение лица матери, глазной контакт, baby tolk). Заинтересованность матери вне­шним видом ребенка, способность и возможность сосредото­читься на его лице и «уловить» свои переживания при этом возникают только в том случае, если мать не отвлекают мыс­ли, далекие от непосредственного взаимодействия. Мать мо­жет заметить изменения в мимике лица ребенка, движениях его глаз, губ. Она старается эти изменения уловить, удержать, стимулировать. Уже к трем неделям у таких матерей хорошо выражено «экспериментирование» с реакциями ребенка во время взаимодействия, которое выражается в изменении по­ложения ее лица, удержании взгляда ребенка и возвращении

своего взгляда, когда ребенок «теряет» глазной контакт, сти­муляции изменений его мимики, которую мать интерпретиру­ет как выражение удовольствия. Для этого требуются время и эмоциональный настрой матери. То же самое относится к речи. Ребенок рано начинает двигать губами и произносить звуки, на которые мать отвечает (помимо общего включения baby tolk в процесс взаимодействия). Уже к двум месяцам можно отметить попытки ребенка изменить движения губ и интонации голоса в процессе речевого контакта матери с ним. Замечая это, мать активно использует новые возможности для расширения средств общения. Появляется возможность ос­воить средства взаимодействия, отъединить свои пережи­вания от задач ухода, что позволяет впоследствии не сме­шивать свое удовольствие от общения с ребенком со зна­чением гигиенических или лечебных процедур. Особенно это важно в тех случаях, когда у ребенка есть проблемы в раз­витии. Акцентация матери на своем удовольствии от контак­та позволяет ей не демонстрировать ребенку свои пережи­вания по этому поводу и не создавать общий неблагоприят­ный фон взаимодействия.

Разумеется, в условия периода новорожденности, поми­мо описанных, входят и особенности ребенка. Однако они имеют значение только в том случае, когда у новорожденного недостаточно или неадекватно выражены «эволюционно ожи­даемые» для матери стимулы. Исследования процесса раз­вития взаимодействия матери с ребенком в этом периоде показывают, что, во-первых, проявления необходимых форм поведения ребенка возникают постепенно и зависят от пове­дения матери, а во-вторых, существуют достаточно широкие индивидуальные границы этих проявлений. Отрицательно вли­яют на динамику развития материнского поведения и ее чувств к ребенку достаточно сильные нарушения во внешнем виде и поведении последнего (уродства, серьезная перинатальная патология, нарушения психики, в том числе и симптомы аутиз­ма, свойственные недоношенным особенности внешнего вида и поведения, в частности непринятие ребенком припегающей позы при взятии на руки, отрицательная реакция на контакт и т.п.).

Все описанные особенности периода новорожденности для матери позволяют ей сформировать основу для налажива-

ния с ребенком тех отношений, которые описываются как симбиоз, диадические отношения, совокупная деятельность. Для матери это представляет собой способность адекватно воспринимать и на эмоциональном уровне переживать со­стояние ребенка. На основе этого понимания и в зависимо­сти от содержания ее материнской сферы мать удовлетво­ряет потребности ребенка, о которых имеет представление (в физическом комфорте и пище), и те, о которых не имеет такого четкого представления и удовлетворяет их как свои (потребность в контакте, эмоциональном взаимодействии). Как уже ясно, для удовлетворения «знаемых» матерью по­требностей ребенка так же необходимы ее собственные, от которых зависит качество ее действий.

В процессе взаимодействия с ребенком и освоения сво­их собственных переживаний стабилизируется и закрепля­ется возникшее еще в беременности отношение к ребенку как части себя, но в то же время самостоятельному суще­ству. В данном случае можно говорить о «симбиотической фазе» и «фазе сепарации» для матери, относительно значе­ния для нее именно этого ребенка. Такое отношение к ре­бенку обсуждается с двух точек зрения: возникновение чув­ства «мой ребенок» и появление отношения к ребенку как самостоятельному субъекту, личности, имеющему право на свои собственные переживания и дальнейшую самостоятель­ность. Возникновение чувства «мой ребенок» В.И. Брутман рассматривает как берущее свое начало в беременности и основанное на сложном комплексе соматических пережи­ваний и представлений женщины о своем ребенке. Уже пред­ставление о ребенке как «части меня», образующееся в процессе смутных неосознаваемых ощущений, имеет ос­нования для выделения его как части, которая затем оформ­ляется в образ ребенка как нечто целостное. В течение бе­ременности женщина «сродняется» с соматически-сознатель­ным комплексом представлений о ребенке, и возникает чув­ство «мой ребенок» и «я - мать этому ребенку». После рож­дения дифференцированность этих представлений, помимо способности к переживанию состояний ребенка, дает воз­можность выделить его как самостоятельного субъекта. Ин­дивидуализация ребенка, отношение к нему как к субъекту

является одной из существенных характеристик материнс­кого отношения. Она позволяет матери приспосабливаться к особенностям ребенка и гибко варьировать режим , ви­деть в ребенке субъекта общения, стимулирует в дальней­шем успешность фазы сепарации и развитие Я - концепции, установление оптимальных детско-родительских отношений в более старшем возрасте .

Нарушения во взаимодействии матери с ребенком в пери­од новорожденное™ имеют последствия не только для ре­бенка, но и для развития материнской сферы. Это касается и последствий сепарации, особенно длительной. Одной из форм такой сепарации является разделение матери с ребенком при преждевременных родах. Необходимые для матери ус­ловия не только нарушаются, но и усугубляются за счет опас­ности для ребенка. В таких условиях нередко резкое ослаб­ление стремления матери к контакту с ребенком, нарушение грудного кормления и т.д.. Другим вариантом, осложняю­щим развитие материнского чувства, является рождение близнецов.

При анализе периода новорожденности необходимо оста­новиться на явлении послеродовой депрессии. Она известна давно, ее описание встречается в медицинских трактатах на­чиная с IV века нашей эры. Послеродовая депрессия в сла­бой форме отмечается почти у 50% женщин, сильно выраже­на в 1% случаев. Послеродовая депрессия может быть вы­ражена в форме редких кратковременных эпизодов или по­стоянно повторяющихся и длительных состояний. Она воз­никает чаще всего в период новорожденности и может длить­ся от 2-3 недель до 5 месяцев. Чаще всего, особенно при слабой и средней выраженности, проходит сама. Физиоло­гическим основанием послеродовой депрессии является гор­мональная перестройка после родов. Однако эта перестрой­ка происходит у всех женщин, а депрессия возникает не у всех. Ее начало и выраженность не зависят от интенсивнос­ти гормонального фона, но существенно зависят от двух сле­дующих факторов: а) индивидуальный стиль переживания женщиной гормональных изменений, сопровождающих раз­ные фазы репродуктивного цикла (депрессивные состояния в пубертате, выраженный депрессивный характер предмен-

струального синдрома, склонность к депрессиям в первый триместр беременности); б) условия беременности и перио­да новорожденное™, способствующие резкому понижению ценности ребенка на фоне сильного напряжения «внедряю­щихся» из других потребностно-мотивационных сфер мате­ри. Явления, поведенчески сходные с послеродовой деп­рессией, наблюдаются и у высших животных, в частности у приматов. В этих случаях мать полностью теряет интерес к детенышам и последние погибают. Обычно это сопровож­дается неблагоприятными для выращивания потомства ус­ловиями во внешней среде или в сообществе. В таких слу­чаях единственная возможность сохранить мать как репро-дуктивно-зрелую особь до «лучших времен» - это избавить ее от потомства. У человека влияния внешних неблагопри­ятных условий, способствующих возникновению депрессии, всегда индивидуальны и выражаются в потере ребенком своей самостоятельной ценности для матери. Однако для нее абсолютно невозможно отказаться от ребенка (в данном случае не имеются в виду женщины, отказывающиеся от ребенка). Особенность послеродовой депрессии состоит в потере (или невозникновении) чувств к ребенку. Помимо фрустрации этого чувства, которое всегда в какой-то мере знаемо и ожидаемо для матери, возникает резкое чувство вины или ущербности, так как неизбежна оценка своего со­стояния по сравнению с имеющимися культурной и семей­ной моделями материнства. При послеродовых депресси­ях, помимо психотерапевтического и при необходимости медикаментозного лечения, обязательно поддерживающее и внимательное отношение членов семьи. Для матери боль­шое значение имеет, если она уверена, что ребенку оказы­вается необходимый уход, он обеспечен любовью и внима­нием, которые она не может ему предоставить.

Описание периода новорожденности показывает его нео­быкновенную важность и значение для развития материнс­кой сферы. Происходит стабилизация всех содержаний; ос­воение и развитие операционального состава; конкретизиру­ется отношение к компонентам гештальта младенчества; воз­никновение переживаний от взаимодействия с ребенком фор­мирует окончательное содержание потребности в материнстве

и потребности в заботе о ребенке; интерференция ценнос­тей, конкретизируясь в условиях периода новорожденнос-ти, приобретает свое устойчивое содержание. Все это со­здает основу для перехода к следующему периоду пятого этапа, на котором мать и ребенок становятся «партнерами», разделяющими между собой совместную деятельность. Основные функции матери на этом этапе - эмоциональное санкционирование целедейственного звена в развитии струк­туры деятельности и формирование у ребенка привязаннос­ти и базовых структур отношения к миру.

8-й период. Совместно-разделенная деятельность матери с ребенком

В этом периоде у матер*и уже есть определенный стиль эмоционального сопровождения взаимодействия с ребенком и устойчивая реакция на первый и второй компоненты геш­тальта младенчества, а также на первый уровень третьего компонента (результаты физиологической жизнедеятельнос­ти ребенка). Все это составляет основу дальнейшего разви­тия ее переживаний и поведения в ситуациях, где требуются ее функции как объекта привязанности и участия в деятель­ности ребенка в качестве эмоционального санкционера ус­пешности достижения целей.

Образование у ребенка к концу первого полугодия объек­та привязанности и соответствующего поведения проявляет­ся в выделении матери среди других людей (имеется в виду не в субъективном мире ребенка, а во внешне выраженном поведении) и обращении к ней за поддержкой. Ребенок раду­ется приходу матери больше, чем другим людям, в ее присут­ствии быстрее успокаивается, к ней обращается при диском­форте или в незнакомой ситуации. Ответное поведение мате­ри обеспечивает уверенность ребенка в ее доступности и адек­ватности ее реакций. Большое значение имеет то, как мать реагирует на обстановку и поведение ребенка, который по­стоянно смотрит на ее лицо и по нему определяет значение ситуации. Здесь стиль эмоционального сопровождения мате­ри формирует у ребенка повышенную тревожность и, возмож­но, чрезмерную зависимость от матери, если она усиливает его отрицательные эмоции, чувство эмоциональной изоля-

ции и избегающей привязанности при игнорирующем и осуж­дающем стиле эмоционального сопровождения. Если у ма­тери адекватный стиль эмоционального сопровождения, то она оказывает ребенку своевременную поддержку, быстро компенсируя его неуверенность и обеспечивая возобновле­ние интереса к окружающему миру. Исследования культур­ных вариантов привязанности показали, что особенности по­ведения матери в ситуациях ухода и возвращения, ее реак­ция на испуг ребенка в новой ситуации и т.п. различаются в разных культурах и ведут к формированию у ребенка соот­ветствующей формы привязанности .

Включение матери в эмоциональное санкционирование целедейственного звена в структуре деятельности ребенка в этом периоде только начинается и происходит в процессе вве­дения поощрения и запрещения активности ребенка. В даль­нейшем, к концу периода, происходит расхождение этой фун­кции в два направления: а) обеспечение ориентации на пред­лагаемые культурной моделью цели и средства удовлетворе­ния потребностей; б) формирование стиля переживания ус­пеха-неуспеха для будущей структуры мотивации достижений. Первое направление активно реализуется в следующем пе­риоде, со второго года жизни, а второе развивается в процес­се ситуативно-делового общения со второго полугодия и до окончания раннего возраста. Поведение матери в этих случа­ях основано на ее реакции на второй компонент гештальта младенчества (инфантильный стиль движений) и формиро­вании отношения к разным уровням третьего компонента -инфантильной результативности. Самые первые регулирую­щие санкции матери проявляются в ее стиле поощрения и запрещения активности ребенка. Этот феномен исследовал­ся Н.Н. Авдеевой, которая показала, что до трех месяцев ре­бенок реагирует с разной интенсивностью положительно как на разрешение, так и на запрещение со стороны взрослого, затем начинает различать эти воздействия и реагировать на них усилением или торможением своей общей активности. В конце первого полугодия младенец начинает вычленять дей­ствия, которые запрещаются или поощряются, а в начале вто­рого активно требует эмоциональной «санкции» взрослого в совместной деятельности. Затем реакции взрослого включа-

ются в процесс ситуативно-делового общения, то есть ис­пользуются непосредственно по назначению. После 8-9 месяцев и более активно к концу первого года ребенок, на основе собственного опыта взаимодействия с миром, сопо­ставляет реакцию взрослого и свои возможности и форми­рует индивидуальные стратегии реакции на запрещение. Функции матери здесь состоят в гибком сочетании поддер­жания общей уверенности ребенка в ее устойчивом благо­желательном отношении, формировании ориентации ребен­ка на ее эмоции в процессе достижения целей и развитии самостоятельности. Это возможно в том случае, если ее собственные переживания соответствуют таким задачам.

В процессе взаимодействия с ребенком в предыдущем периоде у матери есть условия для перевода ее интереса с непосредственного контакта на интерес к активности ребен­ка, а затем результатам этой активности и переживанию ре­бенком полученных результатов. Реакции ребенка в развива­ющемся эмоциональном взаимодействии с матерью интер­претируются ею как то, что ребенок радуется контакту, хочет его и сам проявляет активность для его инициации и продол­жения. Освоенные в процессе эмоционально-личностного общения способы совместного переживания положительных эмоций позволяют матери перейти на следующий этап - раз­делять с ребенком радость от его собственной активности, пока двигательной и связанной с процессом ухода и кормле­ния. Затем яркая ориентация ребенка на действия матери с окружающими объектами, его интерес к предметам, кото­рые держит в руках мать и действиям с ними (начало разви­тия ситуативно-делового общения) служит материалом для перевода интереса матери к совместным действиям с ре­бенком, в которых он ярко демонстрирует особенности сво­ей инфантильной результативности. Переживания самого ребенка от достижения целей и получения ожидаемых впе­чатлений являются мощным подкреплением, ради которого производятся различные эмоциональные игры, забавы и т.п. Успехи ребенка в манипулятивной деятельности, его новые реакции на мир, узнавание предметов и ситуаций и т.п. про­должают этот процесс. Таким образом, в благоприятных ус­ловиях само развитие ребенка обеспечивает перевод инте- реса матери с переживаний от контакта с ним на удоволь­ствие от результатов его активности.

Однако реальная жизнь требует ограничения активности ребенка и введения не только поощрения, но и запрещения его действий и предупреждения их результатов. В зависимос­ти от содержания материнской сферы и особенностей мате­ри нско-детского взаимодействия мать может по-разному ис­пользовать запрещающие и поощряющие санкции. При адек­ватном стиле эмоционального сопровождения, устойчивой ценности ребенка и благоприятных условиях взаимодействия мать в первые месяцы подкрепляет любую активность ре­бенка, к трем месяцам, когда ребенок уже может что-то схва­тить сам, перевернуться и т.п., организует его окружающее пространство так, чтобы ничего опасного не могло произой­ти. В таких условиях необходимости для запрещения, кото­рые ребенок в этом возрасте воспринимает как обобщен­ную отрицательную оценку своей активности и себя, просто не возникает. Возможен только «перехват» действий ребен­ка и направление их в другую сторону, но не запрещение. Позже мать начинает включать запрещение, но, избегая неприятных для нее отрицательных реакций ребенка, сразу переключает его активность, используя имеющуюся у него тенденцию предпочтения предметов, с которыми она сама действует. На этой основе формируется эмоциональное обес­печение ситуативно-делового общения, и матери становят­ся интересными действия ребенка, она создает условия для их результативности. Это позволяет ей, с одной стороны, поддерживать его инициативу, а с другой стороны - отно­ситься к «нарушению запретов» так, чтобы обеспечить бе­зопасность ребенка и не ограничивать его самостоятельность. Освоенные уже способы распределения своих эмоций, пе­реключения активности ребенка и т.д. позволяют не ужесто­чать меры воздействия. В этом возрасте (во втором полуго­дии) перераспределение материнских функций уже более широко используется, в традиционных культурах большую часть времени ребенок проводит с теми, у кого нет других задач и интересов, кроме участия в его деятельности (стар­шие или младшие члены семьи). Это позволяет матери вклю­чаться при необходимости для"обеспечения функций объек-

та привязанности и только частично - во взаимодействие ребенка с предметным миром.

При игнорирующем или осуждающем стиле эмоциональ­ного сопровождения мать своим отношением обесценивает достижения ребенка для него самого, ей мешают его движе­ния и их результаты, она не старается заранее организовать ситуацию взаимодействия так, чтобы не возникало необходи­мости запрещающих санкций. Активность ребенка становит­ся не желанной, а, напротив, докучливой. Мать старается по возможности заменить себя дублерами или игрушками. В ре­зультате она не имеет возможности освоить удовольствие от постоянно меняющихся способностей ребенка. Чем стар­ше он становится, тем больше ресурсов (физических и эмоциоьных) требуют от нее, результаты деятельности pe6t, ка, а потребности в них для себя нет. В таких случаях мать чаще использует запрещения, чем поощрения. Стиль зап­рещений может быть разным, от механического ограниче­ния активности ребенка, неподкрепления его инициативы до прямого наказания. В конце первого года резкое повыше­ние активности ребенка воспринимается матерью как непос­лушание, своеволие, капризы. Как показало исследование Н.Н. Авдеевой, у детей, в зависимости от стиля поведения взрослых (использования поощрения и запрещения), раз­вивается стратегия ориентации на подкрепление своей ак­тивности (ориентация на поощрение и поддержку) или угне­тение инициативности, ориентация в регуляции своего пове­дения на запреты. Последнее характерно для детей, воспи­тывающихся в детских закрытых учреждениях. Это уже имеет прямое отношение к формированию основ мотивации достижений. Исследования более старших детей показыва­ют, что в условиях строгой регламентации поведения взрос­лыми, недостаточной поддержки собственной активности ребенка снижены мотивация на успех, самооценка, уровень притязаний.

Таким образом, к концу первого года стабилизируется стиль поведения матери не только в отношении ее функций как объекта привязанности, но и в эмоциональном санкциониро­вании деятельности ребенка. В следующем периоде эти ее особенности реализуются во введении культурных норм и правил поведения, а также создают основу для развития ново­го интереса к ребенку как субъекту собственного отношения к миру, развивающейся личности.

9-й период. Возникновение интереса к ребенку как личности

Этот период приходится на второй год жизни ребенка. Фун­кции матери здесь довольно сложные. Первое полугодие вто­рого года для ребенка считается сензитивным для изменения формы привязанности. Это связано с необходимостью ново­го отношения матери к его активности, сочетанию обеспече­ния безопасности и самостоятельности. Излишняя тревож­ность и ограничение активности ребенка ведут к тому, что его вера в надежность мира и защиту матери могут поколебать­ся. Нечувствительность матери к проблемам ребенка, возни­кающим в связи с расширением его взаимодействия с миром, когда он вынужден сам справляться со своими страхами и фрустрациями, способствует развитию избегающей привязан­ности. Функции матери требуют от нее теперь гораздо боль­ше ресурсов и включенности в деятельность ребенка, в пер­вую очередь игровую. Здесь все большее значение приобре­тает перераспределение материнских функций в семье. Для матери должна быть возможность развивать свой интерес к внутренней субъективной жизни ребенка, без ущемления ос­тальных ее интересов, которые теперь, после окончания груд­ного кормления и актуализации других задач жизнедеятель­ности, становятся более явными. Участие матери в играх ре­бенка и его действиях с предметами дает ей возможность уви­деть изменения в его способностях и реакциях на свои ре­зультаты. Теперь он уже сам ставит цели и добивается их до­стижения. Имея собственную модель этого его поведения, мать подкрепляет или не подкрепляет поведение и пережива­ния ребенка, продолжая свою функцию эмоционального сан-кционера в новых условиях его самостоятельной деятельнос­ти. Для этого у нее должны быть мотивация участия в игро­вой деятельности ребенка и интерес к его собственным спо­собам постановки и решения игровых задач. Раскрывая для себя его постоянно изменяющийся внутренний мир, мать, во-первых, начинает видеть в ребенке растущую и развивающуюся личность, а во-вторых, у нее появляется интерес к его индивидуальному, самостоятельному пути развития. Она по­зволяет ему быть не «запрограммированным» и научается получать удовольствие именно от этих новых для нее измене­ний в ребенке. Если ей удается сформировать такое отноше­ние, то она находит единственно верный для ее ребенка спо­соб воспитания при введении правил и норм поведения, со­ответствующих ее культурной модели. Как было отмечено выше, в каждой культуре есть принятые способы воспита­ния. Но каждый раз они должны быть претворены в жизнь в соответствии с индивидуальными особенностями ребенка. Все это возможно при благоприятном развитии в предыду­щих периодах. Устойчивая ценность ребенка и адекватный стиль эмоционального сопровождения матери, базирующий­ся на стартовой положительной реакции на все компоненты гештальта младенчества, сформированные на всех этапах онтогенеза материнской сферы, обеспечивают возможность развития личностного отношения к ребенку и поддержания его эмоционального благополучия практически при любых условиях. Другие варианты содержания материнской сфе­ры более подвержены модификациям в зависимости от ус­ловий актуального материнства. Эти модификации каждый раз индивидуальны и не могут быть строго типологизированы. Причины нарушений материнско-детских отношений и прогноз их развития должны строиться с учетом всех осо­бенностей онтогенеза материнской сферы матери и особен­ностей ее взаимодействий с ребенком.

Ю. И. Шмурак

ПРЕНАТАЛЬНАЯ ОБЩНОСТЬ¹

Не только медики и физиологи, но даже психологи сегод­ня по большей части не видят во внутриутробной жизни никакого психологического содержания. Ни отечественные, ни зарубежные психологи никогда не пытались представить плод в утробе матери как объект какого-то целенаправлен­ного воспитательного воздействия. А между тем развитые практики пренатального (предшествующего рождению) вос­питания существуют во многих, если не в большинстве тра­диционных культур. И когда обнаружилось, что никакие тех­нологические усовершенствования в акушерстве и гинеко­логии не способны ни снизить перинатальную патологию, ни усилить привязанность матери к младенцу, - на новом уров­не возродился интерес к этим полузабытым народным прак­тикам. На Западе (прежде всего в США и Франции) это про­изошло в начале шестидесятых годов, в России - в середи­не восьмидесятых, и в обоих случаях это, видимо, было прямо связано с более широкими общественными переме­нами.

Несколько поколений людей, рожденных в больнице, акку­мулировали в себе опыт страха, переживание опасности, бук­вально «с молоком матери» впитали «обученную беспомощ­ность». Между тем, известно, что приспособительные систе­мы укрепляются, когда человек переживает чувство ответст­венности, и угнетаются чувством беспомощности. В обществе появился «спрос» на «сознательных» родителей и сознательно рожденных детей с такими «функциональными органами», которые избавляют младенца от врожденного страха анниги­ляции, позволяют развивать исходное доверие к миру и лю­дям, и, соответственно, психическую активность.

Однако психологической концепции беременности пока нет.

Возникает парадоксальная ситуация: пренатальное воспи­тание - и вполне успешное - реальный факт, но что собст­венно подвергается воздействию, с какой целью, какие меха­низмы при этом затрагиваются, - не известно ни психологии, ни философии.

НЕСКОЛЬКО ПЕРВИЧНЫХ ПОНЯТИЙ

В первую очередь, видимо, необходимо четко выделить и описать сам объект воспитания. Но этому препятствует пол­ная неразработанность в психологии соответствующих поня­тий. Поэтому чисто эмпирически введем понятие «пренатальной общности» как объекта пренатального воспитания. Пренатальная общность ограничена во времени зачатием и рож­дением и включает в себя вое связи и отношения с миром, реальные и воображаемые, в которых находится женщина, ожидающая ребенка. Следует отметить, что границы прена­тального возраста (зачатие - рождение) задаются существу­ющей культурой и не являются раз и навсегда жестко определенными. Представитель мистической школы Т. Сарай-даркан в своем докладе о сознательном зачатии на Конгрес­се пренатальной психологии в 1985 году утверждал, что при­сутствие человека в мире начинается за год до зачатия.

Мы можем воспользоваться понятиями из концепции раз­вития субъективности. Согласно этой концепции, развитие ребенка представляет собой чередование относительно ста­бильных периодов (периодов становления) с критическими периодами. Это справедливо для развития и «детско-взрослой общности» (событийности, т.е. системы отношений, связывающих ребенка со взрослыми), так и для развития внутреннего мира (субъективности) ребенка. При становле­нии общности преобладают процессы отождествления, при становлении субъективного мира - процессы дифференциа­ции, обособления. Эта концепция позволяет избежать искус­ственного разделения пренатальной общности на «мать», «плод», «семью», «пренатального инструктора» и рассмат­ривать то, что происходит до рождения, целостно - с точки зрения происходящих внутри общности процессов. С позиции внешнего наблюдателя, в психологическом мире матери

ребенку как самостоятельному субъекту нет места. Но при этом ничто не мешает матери субъективно разделять себя и ребенка, мыслить его как «моего ребенка», а не «мою бере­менность». Период, когда в «событии» общности преобла­дают механизмы отождествления, а во внутреннем мире ма­тери идут процессу обособления, осознание Себя беремен­ной, мы будет называть «до-коммуникативным». Его вре­менные границы размыты. Наши наблюдения за беремен­ными в Центре психического здоровья АМН СССР в 1988-1989 годы, подтвержденные данными истории болезни и ин­дивидуальными картами беременной, показывают, что у тех женщин, у которых стимулируется реализация самобытнос­ти и принятие позиции матери, коммуникативный период (ощущение, что ребенок двигается) наступает на две-четы­ре недели раньше принятого срока (двадцать две недели для первородящих), притом, что структурно и функциональ­но эмбрион оснащен для этого гораздо раньше.

Необходимо ввести еще одно различение. Мы будем говорить о «присутствии» субъективности ребенка в субъективности матери и о развитии в сторону обособления, а также о «присутствии» ребенка и матери в «событии». Та­ким образом, существуют три критических перехода, три точки, в которых внутриутробная жизнь как психологичес­кий феномен становится доступна наблюдению. Это, во-пер­вых, сам процесс рождения, во-вторых, процессы превра­щения внутреннего мира «женщины с животом» или «с бо­лезнью» во внутренний мир будущей матери, в-третьих, про­цесс развития коммуникации между ребенком, увеличиваю­щим спектр движений, и матерью, которая, с одной стороны, создает совершенно новую программу реагирования, а с другой - продолжает накладывать на движения ребенка име­ющиеся у нее эмоциональные и поведенческие стереотипы.

Первый аспект - аспект рождения - изучается с относи­тельно недавнего времени, Он отражен в работах Станисла­ва Грофа и Фредерика Лебойе. Второму аспекту наиболь­шее внимание уделял психоанализ. Третий аспект изучался в основном в рамках эмбриологии. Психологическому изу­чению процессов коммуникации во внутриутробном перио­де посвящена книга Томаса Верни «Тайная жизнь нерож­денного ребенка».

КРИЗИС РОЖДЕНИЯ

Кризис рождения вносит в жизнь ребенка резкую поляр­ность: прошлого и настоящего, радости и страданий, света и темноты. Все описания отражают острые, насильственные, извне вовнутрь направленные катастрофические изменения. Вместе с тем внутриутробный ребенок не является пассив­ным. Рождение - активный процесс и с точки зрения биоло­гии, поскольку гормоны, запускающие схватки, вырабатыва­ются в теле ребенка, и с психологической точки зрения, по­скольку внутриутробный младенец к моменту рождения обла­дает большим опытом «приучения» к будущим схваткам.

Изменение характера «событийности» задано разницей в скорости роста тела ребенка и плодных оболочек. Тело рас­тет, а пространство сжимается. Он «приучается» группиро­ваться, сгибать позвоночник, ограничивать свои движения, поскольку чрезмерная атака на границу становится фактом сознания его матери, от которой он получает обратную связь. Вначале «Я» ребенка ограничивается еще не «другим», а лишь физическими границами тела. «Другой» появляется в акте, в котором движение ребенка соединяется с чувствами или иным ответом матери. Активность рождения концентри­рует в себе весь опыт усилий, которые были позитивно санк­ционированы в период внутриутробного развития.

Рождающийся человек резко закрывает глаза (он умеет открывать их с шести месяцев внутриутробной жизни), обож­женные ярким светом, он оглушается громкими командами акушерки и звоном инструментов, он не слышит привычных голосов матери и отца, его кожа, знакомая с прикосновения­ми амниотической жидкости и плодных оболочек, встречает грубые ткани, его легкие обожжены воздухом. «Первый крик - это крик «Нет!». - пишет Лебойе в книге «Рождение без насилия» - Это потрясение человека, которого убивают, на­силуют. Это страстный, пылкий отказ от того, что на самом деле называют жизнью.» Поза эмбриона с согнутыми пле­чами, опущенной головой, подтянутыми коленями семан­тизируется как унижение и избегание в момент, когда аку­шер, держащий ребенка за ногу вниз головой, и сила тяготе­ния требуют, чтобы ребенок развернулся.

Наблюдения показывают, что различия между новорожденными обнаруживаются на стадии этого первого выбора - одни разворачиваются, распрямляются, выгиба­ются, приобретая новый опыт и одновременно средства действия в новом мире, другие возвращаются в привыч­ную эмбриональную позу, и всю последующую жизнь воз­вращение в положение «символического узника материн­ского лона» будет преимущественным и наиболее вероят­ным способом реагирования.

Исход «кризиса новорожденности» зависит, таким образом, не только от программы материнского ухода, но и от того, что приобрел ребенок в процессе рождения и во время внутриут­робной жизни. Технологизированная система родо­вспоможения предъявляет ко всем новорожденным равно вы­сокий уровень требований, она рассчитана на отбор «победи­телей». «Зона ближайшего развития» конкретного ребенка, появляющегося на свет в данный момент, совершенно игнори­руется, т. е. условия, при которых он проявит максимум своих возможностей, остаются неизвестными.

Какова же та мера помощи, которую может оказать взрос­лый (мать, акушер) будущему ребенку, и как различить эту меру в недифференцированном поведении рождающегося человека? Ф. Лебойс описал идеальное рождение. Он гово­рит о языке понимания, о том, что при создании новой общно­сти должно учитывать обретения прежней, пренатальной - медленный ритм, привычка к свету, рассеянному плодными оболочками, приученность к приглушенным голосам, связан­ность пуповиной. Всю эту обстановку можно воспроизвести при рождении. Новорожденного можно поместить вначале на животе матери, затем в ванну с подогретой водой, можно осу­ществить «лотосовое рождение», т.е. не обрезать пуповины, пока она не станет бесполезной. Этот постепенный, в ритме самого ребенка, переход означает признание его самоценно­сти, подобно тому, как признали в эпоху Возрождения цен­ность детства.

В современном акушерстве новая для ребенка среда стро­ится не по законам уподобления, а на основе противостоя­ния, борьбы, по «мужским законам».

Отражение насильственной, обижающей, репрессивной

по своей природе обстановки рождения человека весьма своеобразно исследовал Гроф. Он систематизировал и обоб­щил эмбриональные переживания пациентов, находящих­ся в измененном состоянии сознания. В совместной с Крис­тиной Гроф работе «Сияющие города и адские муки» он опи­сал процесс рождения так, как он видится изнутри и сохра­няется в бессознательном в виде «перинатальных матриц», на основе которых в течение жизни конденсируется весь последующий опыт. В первой фазе, соответствующей рег­рессу к началу родового процесса, «океаническое чувство» единства сменяется всеобъемлющим беспокойством и ощу­щением опасности для жизни. Вторая фаза, совпадающая с первой клинической стадией родов, - это время, когда «существование кажется лишенным смысла», происходит концентрация на роли жертвы, невозможности спастись и безысходности. Третья перинатальная матрица, соотносяща­яся со второй стадией родов, воплощается в переживаниях напряжения, борьбы, сопротивления, ярости, сильного воз­буждения. Четвертая матрица (третья клиническая стадия родов) переживается как максимум боли, смерть и повтор­ное рождение. Страдания и агония доходят до переживания разрушения.

Важно отметить, что на разных стадиях рождающийся ребенок может иметь средства, позволяющие перейти от положения жертвы к активным действиям. Эти способы и средства зависят от меры помощи матери. Например, заме­чено, что у женщин, имевших в дородовом периоде рас­стройства невротического уровня, эмоциональные наруше­ния, осложнения в отношениях с другими людьми, ослабля­ется сократительная деятельность матки, не выражена до­минанта дна. А когда у рождающегося ребенка нет средств для освоения новой стадии рождения, возможен регресс к предыдущей. Например, при ослаблении сократительной деятельности матки активность ребенка угнетается.

КОММУНИКАТИВНЫЙ ПЕРИОД

В какой же момент изменяется форма совместного бы­тия? Некоторые авторы считают, что все контрасты возника­ют в момент первого вдоха, при первом разрыве зависимо-

сти дыхания; до того, как кровоток изменит свое направле­ние, существует психофизиологическая неразделенность. Другие видят сигнал изменения того, что мы здесь называ­ем «со-бытийностью», в движении плода. В чреве матери жизнь ребенка делится на два неравных периода, когда в результате различия в скорости роста тела-ребенка и плод­ных оболочек появляется новый фактор - граница, предел для движений, и вместе с ней - ограничение свободы. Гра­ница принадлежит не только миру бытия, но и субъективно­му миру матери. С этого момента начинается «совместная деятельность» матери и ребенка, ребенок двигается, мать ощущает эти движения и дает ему обратную связь - внача­ле только тем, что замечает или игнорирует эти движения, затем посредством гуморальной регуляции негативно или позитивно санкционирует те или иные движения, затем появляется возможность прикоснуться, обратиться, иссле­довать тело ребенка через свой живот.

Первичная адаптивная система ребенка (структуры древ­нейшего мозга и нейроэндокринная система), в свою очередь, стимулирует развитие сенсорики. Есть сведения, что ла­теральная часть гипоталамуса содержит специфические клет­ки, преобразующие сенсорные связи между стимулами в чув­ство удовольствия.

Зрелость первичной адаптивной системы зависит от эмоци­ональной среды матери, от ее образа жизни. Общая для ма­тери и ребенка адаптивная система угнетается чувствами бес­помощности и бесполезности, утратой любви, чувством покор­ности и поражения и укрепляется противоположными - от­ветственностью, руководством, чувством творчества, победы.

Чем разнообразнее воздействие на ребенка на этом эта­пе, тем больше дифференцированна его экспрессия, тем • больше стимулов он начинает «узнавать» после рождения. Т. Верни отмечает также важность регулярно организованной психологической среды, которая позволяет ребенку выделять повторяющиеся воздействия, «систематизировать» их. Таким образом возникает целостная программа, в которой в живой нерасчлененности присутствует и воздействие матери, и по­ведение ребенка. Ему же принадлежит наблюдение, что внутриутробный младенец предпочтительнее и быстрее осваивает те воздействия, которые обращены непосредствен­но к нему. Мать, субъективно обособляя ребенка, вступая в отношения с ним как с «Другим», соединяет его с миром, готовит предпосылки для его связей с будущей средой. Каждая волна материнских гормонов выводит внутриутроб­ного младенца из обычного состояния, он начинает «ощу­щать», что произошло нечто необычное, и пытается «понять», что именно.

Понимание обеспечивается самим совершением движе­ния. Некоторые движения, относящиеся к экспрессии, наблюдались с помощью кинокамеры, вживленной в стенку матки.

Выяснилось, что пятимесячный эмбрион слышит громкие крики, пугается, «сердится», «грозит», реагирует на слова и ласки, изменяет поведение в зависимости от настроения ма­тери.

Предпосылки этого многообразия закладываются еще в до-коммуникативный период, когда мать непосредственно не ощущает присутствие ребенка как отдельного существа. На втором месяце внутриутробной жизни развивается централь­ная (ЦНС) и периферическая нервная система, полутораме­сячный эмбрион реагирует на боль, отстраняется от света, направленного на живот матери, на прикосновение к подо­швам, в шесть-семь недель возникает орган вкуса (позднее он начинает ощущать вкус и запах околоплодных вод - важ­ность этого фактора в коммуникации впервые отметили мик­ропсихоаналитики).

Эмбрион способен реагировать на настроение матери еще до появления ЦНС, когда его клетки способны улавливать изменения в составе крови. С шести месяцев, согласно Вер­ни, берет свой отсчет интеллектуальная и эмоциональная жизнь ребенка. Его поведение в этот период изменяется в от­вет на голос матери и отца, эмбрион способен увязать свое поведение со знакомым голосом, способен даже к опережаю­щему отражению в своем поведении; он «знает», какие дви­жения вызовут чувство удовольствия, какие-неудовольствия. Мать активно интерпретирует поведение ребенка как свои­ми чувствами, так и поведением. Подобные случаи интерпре­тации мы наблюдали, исследуя психологические предпосылки нарушения психического здоровья у младенцев. Одна будущая мама интерпретировала чрезмерные движения своего ребенка словами «хулиганит», «безобразничает» и надевала бандаж, а другая трактовала сильные толчки как «ему не хватает воздуха, он хочет погулять» - и выходила на свежий воздух. Кроме того, шестимесячный эмбрион, испытывая давление амниотической жидкости, сворачива­ется, переворачивается вниз головой; он умеет сосать па­лец, закрывает руками лицо, когда мать волнуется. Семиме­сячный эмбрион не просто воспринимает звуки, но отвечает на них, толкая именно в переднюю часть живота.

Таким образом, коммуникативные средства имеют биоло­гическую природу, но отбор их, несомненно, отражает при­сутствие в их развитии «культурного» влияния, в частности, установок и интерпретаций матери.

Дополнительным аргументом в пользу «рефлексивной», а не только химической природы реакций ребенка на внешние стимулы, является тот факт, что ребенок отвечает на стиму­лы, которые нейтральны для матери и не нарушают ее гор­монального баланса.

ДОКОММУНИКАТИВНЫЙ ПЕРИОД: ФАНТАЗИИ БЕРЕМЕННОСТИ, СТАНОВЛЕНИЕ ПРЕНАТАЛЬНОГО МАТЕРИНСТВА

Неосознаваемое влияние матери на пренатальную сре­ду возможно через подавленные чувства. Например, когда ребенок является нежеланным для кого-либо из членов се­мьи; этот факт известен матери, она избегает думать об этом, но подавленный гнев и обида проникают во внутренний мир пренатальной общности.

Когда мы рассматривали пренатальную общность с пози­ции внешнего наблюдателя, то выделяли границы между раз­личными сменяющими друг друга формами «события» в течение внутриутробной жизни. Аналогичные границы долж­ны существовать и на другом «полюсе» - между сменяю­щими друг друга формами субъективности - при переходе от субъективности матери к предпосылкам субъективности ребенка. Для обозначения этих форм субъективности будем употреблять термин «присутствие». «Присутствие» субъективного мира матери и предпосылки субъективного мира ребенка обнаруживаются в тех областях, с которыми тради­ционно имеет дело психоанализ - в сновидениях, телесных симптомах, чрезмерных, неадекватных реальности чувствах и т. п.

Форма и содержание «присутствия» закладываются задолго до наступления реальной беременности - еще в детстве и воплощаются в так называемых фантазиях бере­менности. Фантазии беременности были обнаружены 3. Фрейдом у взрослых пациентов, мужчин и женщин. Они появляются в раннем детстве, подвергаются изменениям в ходе развития и влияют на последующее поведение (не толь­ко репродуктивное) больше, нежели реальные знания паци­ента о зачатии, вынашивании, рождении. Фантазии относи­тельно беременности являются повсеместными, составля­ют основной момент детской поглощенности и имеют свою историю. Они не относятся к какой-либо одной стадии инди­видуального развития, а видоизменяются вместе с переме­нами в жизни и сознании ребенка. Анна Фрейд впервые клас­сифицировала эти фантазии, описала условия, при которых происходит замена одних фантазий другими и связала их символическим рядом «грудь-фекалии-пенис-младенец». Она сделала акцент на том, что каждый из этих символичес­ких объектов, проявляющихся в фантазиях беременности, являлся в свое время частью «Я» и претерпел в результате взаимоотношений с другими людьми болезненное отделе­ние от «Я». Она также подчеркнула, что Эдипова стадия, являясь первой групповой, т.е. подлинно социальной стади­ей, перерабатывает в фантазиях беременности более ран­ние стадии, и предмет фантазирования приобретает челове­ческие черты, черты ребенка, черты «Другого». К 9-11 го­дам у ребенка есть уже все психологические средства для того, чтобы стать матерью или отцом, чтобы психологически принять ребенка, - остается только освободиться от инцес-туозных объектов любви.

Наиболее крупное исследование психологического содержания беременности принадлежит Елене Дойч. В двух­томном труде «Психология женщины» она исследовала, в частности, связь детских переживаний и фантазий беремен-

ности у матери с самочувствием, эмоциональной жизнью и практическим поведением беременной, т. е. то, как «присут­ствие» проявляется в жизни и пренатальной общности.

Е. Дойч подробно описала и природу и содержание конк­ретных форм «присутствия» детского опыта матери в теку­щей беременности и попыталась увязать «присутствие» мате­ри и «присутствие» плода. С точки зрения психоанализа, та­кой единицей совместного «присутствия» в докоммуникативном периоде вполне может выступать болезненный симптом. В некоторых из таких симптомов больше заметно присутст­вие эмбриона, например, в телесных симптомах (тошнота, оте­ки и т. п.) - они отражают переход «присутствия» ребенка в «присутствие» матери, т. е. их появление предшествует ощущению матери. Другие, эмоциональные: страхи, возбуж­дение, угнетенность и т. п. - отражают обратный переход, воз­никая вначале как некое общее эмоциональное беспокойство, которое лишь позже находит себе подходящий объект, раз­личный в различных культурах. Так, в одних странах преобла­дает страх покалечения ребенка при родах, а в других - страх перед насилием. В этом классе симптомов ребенок вторичен, реактивен. Обращаясь к медицине, мать стремится избавить­ся от симптома, с которым, как считает Дойч, связан негатив­ный опыт из ее собственного детства. Но тем самым она стре­мится сохранить беременность лишь как факт органический, но избавиться от субъективного мира беременности, отказать­ся от обратной связи, избежать осознания реальности дан­ной беременности, отказаться от разведения прошлого и на­стоящего опыта. Стремление перепоручить медицине воздей­ствие на свой субъективный мир означает одновременно от­каз от исследования и переживания опыта данной беремен­ности; откладывается превращение «больной» в мать. Это регрессивное решение влияет на поведение плода, который уже начал двигаться, хотя мать пока не замечает этого: его активность уже угнетается и селектируется посредством чувств, вынесенных из раннего детства матери.

Обнаружив чрезмерную склонность беременных к регрес­сивному оживлению своего раннего опыта, психоаналитики по-разному объясняли это явление. Ференци, например, пытался объяснить происходящее через извечную борьбу сил жизни и

смерти, внутриутробный младенец описывается им как «эн­допаразит», эксплуатирующий тело матери. Одновременно возникал вопрос о том, что может уравновесить, окультурить разрушительные влияния, т. е., по сути, о пренатальном вос­питании. Е. Дойч считала, что негативное влияние раннего детского опыта компенсируется «материнскостью» (Mothering), источник которой - в мазохистической любви, жертвенности и самоотдаче.

Внутри психоанализа проблема воспитания матери и пло­да так и не была разрешена, поскольку возник замкнутый круг понятий, в котором все позитивное имело биологическую при­роду и являлось только «культурной упаковкой» для выраже­ния тех же разрушительных тенденций (например, «материнскость» Е. Дойч - окультуренный мазохизм).

Кроме симптомов, отражающих соприкосновение субъек­тивности матери и «субъективности» внутриутробного младен­ца, существуют группы симптомов, за которыми стоит некая «недифференцированная субъективность»; в ней можно усмот­реть присутствие только субъективного мира матери или иск­лючительную «субъективность» ее неродившегося ребенка.

Первый вариант (группа симптомов, условно названная «отвержение») включает в себя ряд проявлений, начиная с откровенно злобного отвержения беременности и будущего ребенка и заканчивая таким образом жизни, когда женщина, вполне осознавая себя беременной и принимая беременность, тем не менее ведет себя так, как если бы она не была бере­менной, нередко подвергая опасности здоровье и жизнь буду­щего ребенка. Второй вариант, который мы называем «безмя­тежным симбиозом», характеризуется сверхзаинтересованно­стью в рождении ребенка: хорошее безмятежное состояние сопровождает всю беременность, отношение к будущему младенцу исключительно позитивное, но при этом будущая мать мало озабочена предполагаемыми потребностями ребенка, которого она вынашивает.

Очевидно, что в этом варианте чаще будет встречаться пассивная небрежность, скорее небрежное бездействие, приносящее вред или недостаточное для принесения замет­ной пользы (например у лежащей на диване с детективом в руках женщины ребенок как минимум недополучает сенсорной стимуляции). В этом варианте обособляющие тенден­ции накапливаются, откладываясь на послеродовой пери­од. Ребенок, который не приобрел до рождения опыта взаи­модействия с границами «Другого», поскольку знал лишь безграничное слияние, не вырабатывает и исходного дове­рия к миру. Он полон страха, ему нечего «сказать» матери своим поведением, потому что он и она - это один субъект, он не может коммуницироввть свой опыт, потому что его опыт не означен и не структурирован как «его».

И опыт «симбиоза», и опыт внутриутробного «отверже­ния» не дают сформироваться базисному доверию (Эриксон). Психодинамический подход связывает с нарушением базисного доверия нарциссическое развитие личности.

Обособление усиливается еще и тем, что у матери, пере­жившей безмятежную или отвергаемую беременность, неред­ко развивается послеродовая депрессия, ребенок вызывает разочарование, раздражение; подавление этих чувств обес­силивает женщину и сокращает время и интенсивность кон­такта с младенцем.

Таким образом, «задача», которую докоммуникативный пе­риод ставит перед будущей матерью, состоит в том, чтобы постепенно выделить в своем субъективном мире место для своего ребенка.

Другой феномен, указывающий на интенсивную работу психики над образом «Я» и «Другой» - увеличение сновид-ческой продукции.

У беременных по сравнению с небеременными сновидчес-кая продукция увеличивается в десятки раз, сны становятся ярче, усиливается чувственный компонент, непосредственное переживание соучастия, более 40% сновидений касается ре­бенка - по сравнению с 1% в контрольной группе небере­менных. Этот факт подтвержден Е. Дойч и М. Маркони, ко­торая а своей книге «Девятимесячный сон» систематизиро­вала сновидения пациентки в течение всей беременности. Яр­кость и необычное обилие сновидческой продукции, по на­шим собственным данным, соответствуют снижению антиреп­родуктивных проявлений.

С увеличением объема сновидческой продукции уменьша­ется число жалоб на межличностные отношения, соматиче-

ские симптомы и снижение настроения. При исследовании явное содержание сновидений в 75% случаев отражало негативные события, дурные предчувствия и тяжелые эмо­ции, т. е. служило разрядкой стремления к отвержению. Сно­видение перерабатывает опыт матери, осуществляет про­цесс «отвязывания» ребенка, которого она вынашивает, от символического ребенка внутри нее самой.

Описывая беременных, которые вели себя пассивно, отно­сились пренебрежительно к своим потребностям, жили так, как будто беременности не существует, и не проявляли инте­реса к будущему ребенку, Е. Дойч высказала догадку о влия­нии на беременность собственного эмбрионального опыта женщины. В семидесятые годы итальянский психоаналитик С. Фанти обнаружил у своих пациентов подобные феномены и обосновал существование еще одной стадии психического развития человека - эмбриональной.

Эта концепция дала возможность, во-первых, связать все последующие стадии с общим источником, и, во-вторых, вы­двинуть идею о том, что женщина, забеременев, «вспомина­ет» и воспроизводит на органическом уровне свое состояние как плода, а в психологическом - состояние своей матери: здесь мы опять сталкиваемся с попыткой психоаналитиков развести аспекты бытия и сознания.

В рамках микропсихоанализа были разработаны специаль­ные методики оживления, коррекции и интерпретации прена-тального опыта. В частности, пациент вместе с аналитиком рассматривает свидетельства жизни до его рождения (планы домов, фотографии родителей, кино- и фотоматериалы) и со­общает при этом о чувствах своих родителей и окружении до того, как он появился на свет. Вопрос о достоверности этого опыта для Фанти не имел значения - ему важно было лишь чувство достоверности у пациента.

Другой путь осмысления пре- и перинатального опыта пред­лагает С. Гроф через непосредственное переживание этого опыта в сеансе голотропного дыхания.

Примерно в одно время Гроф и Фанти поставили вопрос о том, какой конкретный механизм связывает пренатальный опыт с прижизненным. Гроф считает, что во время рождения закладываются системы конденсированного опыта, «трав-

матические воздействия более поздних ситуаций возникают в результате реактивации определенных сторон, психологическо­го воспоминания процесса рождения». Ребенок, приобретаю­щий во время рождения опыт избегания или сопротивления, аналогичным образом будет действовать в новых ситуаци­ях. Человек приходит в жизнь с опытом рождения, а к рожде­нию - с опытом присутствия в пренатальной общности.

РАЗВИТИЕ СИСТЕМ ПРЕНАТАЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ

Вопрос о том, является ли вынашивание воспитанием, т.е. происходит ли при этом опосредованное включение бу­дущего человека в общество, решался в разные элохи по-разному.

Первый этап, который мы будем называть семейным пре-натальным воспитанием или пренатальным воспитанием в малых сообществах, продлился в Европе до начала XVII века. Пренатальное воспитание не было частью обществен­ной практики, не было массовым, государственным, а осу­ществлялось сообразно потребностям малых сообществ. В закрытых сообществах лидеры думали о будущих поколе­ниях, проверяли и отбирали по тем физическим и нравствен­ным критериям, которые вырабатывались в этом сообще­стве и поддерживали его целостность. Те, кто не проходил испытания, получали запрет на вступление в брак. В Древ­нем Китае, например, существовала система эмбриональ­ного воспитания «тай-кье». Индийская традиция Чарака Сам-хита применяла прослеживание плода в течение третьего и четвертого месяца, а начиная с седьмого - ежемесячно. В дореволюционной России, особенно в северных регионах (Вологодская, Новгородская губернии) существовал свод правил и примет, регулирующих поведение беременной. Содержание пренатального воспитания состояло в переда­че способов для саморуководства женщины во время бере­менности и родов, а с другой стороны, создавало некую временную общность и ставило женщину в особое положе­ние в семье. При низком уровне развития медицины особый акцент делался на способности женщины родить самостоя­тельно, полагаясь на собственную интуицию и образ проис­ходящего с ней, сформированный повитухой.

Второй этап в развитии пренатального образования насту­пил в XVII веке, «когда мужчина-медик основал акушерские училища, ввел в практику положение роженицы лежа на спи­не». С этого времени берет отсчет технологизированный «мужской» образ пренатального воспитания. Пассивность и зависимость женщины во время вынашивания и родов подвергали анализу с точки зрения различных концепций -этнографических, психоаналитических, культурологических. Важно отметить, что пренатальное воспитание прекратило свое существование как отдельная практика, на смену ему пришло родовспоможение с его собственным образом рождающегося человека как организма, как лишенного переживаний. Родовспоможение стало обязательной прак­тикой, через которую проходили все женщины. Прочие прак­тики являлись факультативными. В частности, когда в соро­ковых годах психоанализ проявил интерес к беременным, лишь очень небольшое число беременных имело возмож­ность и пожелало посещать психоаналитические сеансы.

В нашей стране, начиная с пятидесятых годов, репрес­сивный стиль пре- и перинатальных отношений воспроизво­дили и поддерживали Школы будущей матери, которые от­крылись в этот период при каждой женской консультации и ставили целью передачу знаний о внутриутробном разви­тии. Действительным результатом взаимоотношений женщи­ны с врачом (до настоящего времени занятия в таких шко­лах ведут врачи-гинекологи) являлось принятие позиции «сни­зу», передача ответственности медицине, страх перед ро­дами, беспомощность и непонимание связи с собственным опытом, утрата интуиции. Ребенок виделся как объект мани­пулирования. Поведение и чувства матери, направленные на будущего ребенка, складываются в соответствии со сте­реотипами общественного сознания. Эти стереотипы поддер­живались законодательно и обеспечивали вовлечение и са­мой женщины, и ее ребенка в систему тоталитарных отно­шений, облегчали раннюю разлуку, делая ее безболезнен­ной, и ранний переход к общественному воспитанию в дет­ских садах и яслях.

Кризис «медицинского этапа» пренатального воспитания на Западе обнаружился на тридцать лет раньше, чем в на-

шей стране, - на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов. Этому способствовали не столько мировоззренческие, сколь­ко практические проблемы, упоминавшиеся в начале статьи. В поисках выхода прогрессивные медики обратились к гумани­тарным областям - психологии и философии. Возникла не­традиционная практика, в которой прежде всего была восста­новлена фигура пренатального наставника, был сделан ак­цент на его индивидуализированной связи с будущей матерью, на создании специфической пренатальной среды, в которой происходила кристаллизация ее индивидуальности.

Возрождение пренатального воспитания как особой обла­сти образовательной практики относится уже к третьему эта­пу, который мы будем называть «альтернативным». Отсчет этого этапа следует вести с 1962 года, когда Мишель Оден организовал в акушерской клинике в Пицивьерсе (Франция) первый Центр пренатальной подготовки. В настоящее время во всем мире действуют различные центры пренатальной под­готовки, существуют разветвленные службы «естественного деторождения», которые предлагают юридическое, медицин­ское, тренировочное, психолого-консультативное обслужива­ние. В Англии действует около десяти, в США около тридцати таких организаций, в Дании, Голландии такая служба - часть официального государственного пренатального сервиса. Не­которые организации, например, Международная организация домашнего деторождения, Международная ассоциация обу­чения деторождению, «Международное Возрождение» не только представляют собой мощное движение за улучшение детского и материнского здоровья, но и воспроизводят качест­венно иные по сравнению с традиционными «репрессивны­ми» или «опекающими» связи в общности «мать-плод-прена-тальный наставник». Возрождение пренатального воспитания происходит и в рамках различных духовных и религиозных организаций. Следует отметить Национальную ассоциацию пренатального образования (ANEP) во Франции, строящую свою работу на идеях О. М. Айванхова о совершенствовании человека и фактически действующую благодаря поддержке Ассоциации Всемирного Белого Братства, Общество биоге­нетического здоровья в США, Мистическую школу сознатель­ного зачатия и беременности.

Нетрадиционное пренатальное воспитание включает в се­бя, во-первых, подготовку к естественному рождению с це­лью смягчить критический разрыв для матери и ребенка и обеспечить «паузу», во время которой мать и ребенок при­обретают возможность преодолеть психологическую разде-ленность (к конкретным техникам относятся «лотосовое» рождение - без обрезания пуповины, прикладывание к груди сразу после рождения, ритм обстановки рождения, максималь­но приближенный к ритму внутриутробной жизни, и т.п.). Вто­рой важный момент - это развитие способности матери по­лучать информацию о состоянии и поведении ребенка во вре­мя беременности (при помощи техник из арсенала различных духовных практик-медитаций, упражнений, музыки, манипу­ляций с освещением и т. п.). Третья часть пренатального вос­питания - это целенаправленное формирование способности матери изменять свое эмоциональное состояние и переда­вать его ребенку. Четвертая составляющая пренатального воспитания касается тесного контакта будущей матери с дру­гими беременными и с пренатальным наставником.

В отличие от Запада, где кризис в акушерстве был вызван противоречиями между высокоразвитой технологией и хрони­ческой нерешенностью репродуктивных проблем, в нашей стране кризис начался «сверху», вследствие резких перемен в самой социальной ситуации. Начиная с 1982 года, на­двигается демографическая катастрофа, достигшая к 1990 году уровня депопуляции. В середине восьмидесятых годов женщины получили законное право не разлучаться с ребен­ком до достижения им трехлетнего возраста. Внутренняя про­тиворечивость ситуации обнаружилась тогда, когда матери, получив относительную свободу от материальных ограниче­ний и социально культивируемого пренебрежения к беремен­ности и раннему периоду жизни, предпочли в большинстве своем оставаться дома с ребенком. Оказалось, что физиче­ское присутствие и гигиенический уход за «младенцем» не обеспечивают существования взаимобезопасной и взаимораз-вивающейся общности. Поскольку отсутствие пренатального опыта общения не осознавалось как источник проблем, после­довало, с одной стороны, дальнейшее сокращение рождаемо­сти, увеличившееся в связи с нарастанием социальных про-

блем, с другой - массовое обращение к различным нетра­диционным направлениям медицины, внутри которых и ста­ло развиваться в нашей стране альтернативное пренаталь-ное воспитание.

К «медицинской» мотивации присоединилась «психологиче­ская», поскольку поиск оздоровительных систем, внедре­ние в них и принципы оздоровления, предложенные Б. и Л. Никитиными, И. Марковским, требовали активного отноше­ния и ответственности. Воссоздание пренатальной культуры в России можно датировать 1982 годом, когда И. Марковс­кий прочел цикл лекций о водном рождении в клубе «Здоро­вая семья». Затем у И. Марковского появились последова­тели - Татьяна и Алексей Саргунас, ныне члены мировой организации «Аквакультура для Терапии, Экологии и Изуче­ния» (WATER) и действительные члены организации «Вод­ное рождение». С 1985 года началась работа по консульти­рованию пар вначале по вопросам самостоятельного рож­дения и оздоровления, а далее все более смещаясь в сто­рону пренатальной подготовки, к 1986 году сложился Клуб здоровой семьи «Возрождения» при МЖК «Сабурово» в Москве. В начале 1990 года из «Возрождения» выделился творческий коллектив «Наутилус» под руководством М. Трунова и начал функционировать в составе малого пред­приятия «Экология семьи», а также творческий коллектив «Аква», директором которого стала Татьяна Саргунас - сна­чала в составе МП «Контекст», а с осени 1992 - как само­стоятельное предприятие. Одновременно возникло ТОО «Стихиаль» (директор О. Тютин), которое совместно с науч­но-практической и социальной фирмой «Контекст» учредило Шелтозерский центр гуманистических новаций «Айно», опи­рающийся в работе на местные традиции (г. Петрозаводск).

На сегодняшний день существует свыше десяти организа­ций, занимающихся в числе прочего пренатальным воспита­нием. Кроме упомянутых, можно назвать такие, как «Аква­марина» (Москва), «Афалина» и «Кенгуру» (Ярославль), «Дельфа» (Тверь), «Воскресение» (Москва) и другие. Для всех источником был клуб «Возрождение».

На начальных этапах своего развития нетрадиционное пре-натальное воспитание концентрировалось на самих родах и

находилось в конфронтации с официальной медициной. Это определяло личностные особенности участников, посеща­ющих занятия:

В 1988-1989 годах в рамках исследования, проводимого клиническим отделением психопатологии младенческого воз­раста, Центром психического здоровья АМН СССР, обследо­вались супружеские пары, посещавшие занятия. Сохранивши­еся протоколы позволяют говорить о преобладании тех же типов, о которых упоминали в интервью врачи из отделения патологии беременности. Эти типы получили условные назва­ния «протестные» и «зависимые». Для женщин, обративших­ся к нетрадиционному пренатальному воспитанию в 1985-1989 годах, сам факт обращения был протестом, внутри которого проявлялись такие качества, как ревностная приверженность именно этому типу пренатального воспитания. Из числа «вы­пускников» рекрутировались новые наставники, т.е. система воспроизводила сама себя. Второй тип - женщины, которые показали себя неуверенными и сомневающимися в своих спо­собностях самостоятельно родить и воспитывать ребенка в первые месяцы, часто высказывали сомнения в дейст­венности методов, применяемых пренатальными инструктора­ми, были критичны к новой информации (например, сомнева­лись, действительно ли во время медитации они видят своего ребенка или это результат внушения) - не выталкивались си­стемой, но именно для них и ради них лидеры пренатального воспитания совершенствовали методы передачи знаний и организации процесса понимания.

Таким образом, действительно произошел переход от отбо­ра, характерного для закрытых, самовоспроизводящихся сис­тем, к воспитанию, предполагающему открытость системы и постоянный приток новых людей, новых Знаний и методов.

На сегодняшний день можно отметить некоторое разли­чие между существующими пренатальными центрами. Неко­торые из них более закрыты. Отбор там осуществляется на основе приверженности к той или иной идеологии (например, «Воскресение» строит пренатальное воспитание на основе православия), иногда критерием отбора выступают условия контракта, по которым пренатальный наставник не обязуется выезжать на роды (например, в «Наутилусе»). Другие не

заявляют принципов отбора, но имеют отличия, благодаря которым будущая мама может осуществить выбор. Напри­мер, в «Стихиале» активно используются методы пренаталь-ного воспитания, восходящие к языческим культам народов Севера России и Карелии, и большое внимание уделяется проработке психологических проблем матери и отца. Эта ор­ганизация чаще всего сотрудничает с психологами.

К открытым следует отнести центр родительской культуры «Аква», поскольку в работе «духовных акушерок» Татьяны Саргунас и Юлии Фокиной ярко выражены ненасильствен-ность, внимание к возможностям женщины, выбор для нее своеобразной «зоны ближайшего развития», обязателен мо­мент укрепления уверенности через переживание будущей матерью ее собственного успеха и силы. Это особенно касает­ся тех ситуаций, когда будущая мать открывает в себе самой способность к пониманию и позитивной интерпретации пове­дения своего ребенка и к разрешению актуальных проблем. Много внимания уделяется самостоятельной работе в семье, где постепенно фокусируется пренатальная ситуация. Пре-натальный наставник выполняет роль временного посредника в отношениях семьи с будущим ребенком, посредника, усту­пающего свое место по мере того как наполняется содер­жанием общность «мать-дитя». В каждой из упомянутых сис­тем новые «духовные акушерки» рекрутируются из числа вы­пускников. Стать инструктором пренатальной подготовки оз­начает прежде всего создать свою собственную концепцию внутриутробного воспитания человека.

Во всех центрах приблизительно одинаковое содержание. Курс включает в себя темы, связанные с перинатальным опы­том самой беременной, при этом используются мягкие техни­ки изучения собственного перинатального опыта; целый комп­лекс физических упражнений на основе йоги, мантры и меди­тации с целью представить себе своего ребенка, почувство­вать его присутствие; будущие мамы под руководством пре-натального инструктора что-нибудь делают для будущего ребенка, например, вышивают «обережную» сорочку; в не­которых группах используется совместное пение, которое впер­вые применил Мишель Оден, указавший на связь между пени­ем, дыханием и раскрытием родового канала во время родов.

К сожалению, опыт пренатального воспитания мало отра­жается в публикациях. Мы уже отмечали брошюру Т. и А. Саргунас, несколько публикаций в периодических изданиях.

В последние полтора-два года, несмотря на сокращение числа рождений, наблюдается приток пар в систему прена­тального воспитания. Этому способствует то обстоятельство, что пренатальныё центры функционируют как хозрасчетные или на средства спонсоров, что позволяет им рекламировать свою деятельность в печати и на телевидении, увеличивает­ся контакт с зарубежными центрами пренатального воспита­ния, появляются литература, видеокассеты, фотоальбомы. Одни системы все больше открываются, другие закрываются и концентрируют свой опыт.

Одновременно отмечаются попытки сотрудничества с медициной. Так, например, в ноябре 1992 года Центральный институт акушерства и гинекологии заказал Коммерческо-бла-го-творительному центру программу пренатального воспита­ния. Фирма «Нина-Благовест» (директор Н. А. Чичерина) предлагает программу пренатального центра, предполагает­ся, что этот центр будет функционировать как отделение французской ANEP. Привлекательность его для населения состоит в том, что к участию привлекаются врачи. Рост мас­совости в сфере пренатального воспитания остро ставит про­блему психолого-педагогической экспертизы и юстификации подобных инновационных проектов. Тем более, что при тиражировании, а также при перенесении опыта из другой куль­туры неизбежно происходит редукция личностного компонен­та в общности «будущая мать - пренатальный наставник». Период такого рода массовости еще не начался, но уже по­явились его признаки, например, союз с бюджетными струк­турами (женскими консультациями, Институтом акушерства и гинекологии, больницами и т. п.), отчуждение «педагогическо­го коллектива» от воспитуемых в процессе работы, смеще­ние акцента от изменения мировоззрения в самом процессе взаимоотношений к технологии воздействия, и главное, иерархическая модель, позиционное неравенство. (Позици­онное неравенство отличается от ролевого, поскольку роль пренатального наставника еще не выкристаллизовалась, по­добно роли учителя, она еще не обладает признаками роли,

усвоенными участниками воспитательного процесса, следо­вательно, на эту ролевую неопределенность будут мощно про­ецироваться все привычным отношения: «ребенок-родитель», «врач-пациент», «учитель-ученик». Для того чтобы сделать эти проекции осознанными и использовать их для осозна­ния всеми участниками пренатальной общности своего опыта, необходима психотерапевтическая работа как с инструкто­рами, так и с беременными.) Если собственная позиция пре­натального инструктора и педагога пренатального центра не рефлексируется, общность будет иметь тенденцию к регрес­су, а не к развитию. Настало время тщательно готовить пре-натальных инструкторов, обеспечивать им доступ к научной информации и поддержку психологической науки.

Т. Саргунас, А. Саргунас

БЕСЕДЫ С И. ЧАРКОВСКИМ*

ПЕРВАЯ БЕСЕДА

Так получается, что в любой области, будь это искусст­во, техника и т.д., люди учатся на лучших образцах. Давай­те посмотрим, что происходит с сенситивными людьми. Вот, например, моя первая жена была очень мнительная. Я как-то взял медицинскую энциклопедию и стал читать вслух, она вдруг говорит: «Ой! Здесь болит, ой, тут болит, и здесь, и тут». В общем, все что я зачитывал, все «болело». Потом я догадался через какое-то время и сказал себе «стоп». Я про себя читаю и спрашиваю: «А что еще болит?» И у нее начинает «болеть» все, то что в энциклопедии, т.е., она мог­ла даже описывать историю развития этих «болезней». Вот, например, сенситив сидит перед больным человеком и «вхо­дит» в его состояние, и у сенситива начинает также «бо­леть» то, что и у больного, и, когда болезнь снимается у одного, автоматически проходит и у другого. Или же сенси­тив видит стрессовую ситуацию, которую этот человек пере­жил когда-то, например, кого-то били, кошку задавили ма­шиной, ужас какой-то, тогда он понимает причину психичес­кой травмы, а следствие этого - болезнь. Все это прихо­диться «снимать». Теперь вот что получается, когда талант­ливые и восприимчивые, сенситивные юноши и девушки попадают, например, в медицинский институт, их сразу же заваливают патологией. У них еще не оформилось противо­ядие против патологической информации, а их уже учат па­тологии. Ко всему прочему, у них здоровье надорвано, эк­замены ведь и т.д., надрывается и психика. Им ведь дают такой объем работы, который ни один нормальный человек выдержать не может. У них происходит энергетическое обе-

* Т. Саргунас, А. Саргунас. Аква. Беседы с И. Чарковским. - М. 1992.

сточивание, и далее они уже сами становятся распростра­нителями патогенной заразы. Когда такие врачи смотрят бе­ременную женщину, они видят заболевания, которые дей­ствительно могут начать развиваться, потому что они сами подвержены всем этим вещам. Они заранее программиру­ют, планируют болезнь. Получаются страшные вещи, и во­лосы дыбом от этого становятся. Кстати, к этому я пришел не путем теоретических домыслов. Родителям же говорю, чтобы к врачам поменьше ходили, чтобы те не знали о Вас, ну если и знали, то так, потихоньку и боже упаси; чтобы ни­чего им не рассказывали, не показывали. Мне звонят порой и плачут, а я чувствую, что на ребенка навесили чужерод­ное поле, и когда оно снимается, ребенок сразу же переста­ет кашлять, орать и прочее. Я родителей ругаю и выясняет­ся, что они были там-то, о том, о сем беседовали, то-то ска­зали и их здоровый ребенок контактировал с мамой, у кото­рой больной ребенок. Такая мама страдает и мучается, и когда мать здорового ребенка рассказывает ей и показыва­ет, что нужно делать, чтобы ребенок выздоровел, естествен­но, у той возникает инстинктивная зависть, разные ее оттен­ки, тут и начинается... У детей, особенно младенцев, очень незащищенное поле, они очень сильно подвержены таким воздействиям, мыслям, эмоциям, т.е. они сенситивны, и это я уже точно знаю. Кстати, их очень легко лечить, если иметь сильное и хорошее поле. Например, я просто «обрубаю» все эти связи, а родителям говорю, что все эти болезни -чушь собачья, что ребенок здоров, и тогда начинается зак­ладка хорошей информации, и система начинает развивать­ся в нормальном направлении. Если мне доверяют мама и папа, я беру младенца и погружаю его в ледяную воду, в прорубь. Для многих это кажется совершенно невероятным, и, если ребенок после этого выздоравливает, то в дальней­шем начинают верить любому моему слову. На самом же деле, здесь никакого чуда нет.

Во что превратилась медицина? Огромная армия медра­ботников учится на патологии, культивируя и развивая ее, и что с этим делать, неизвестно. Например, больница. Это не место для больного, и если туда положить человека еще бо­лее или менее здорового, то в больнице он начинает учиться

болеть. Режим там безобразный, и вместо того, чтобы куль­тивировать двигательную активность, культивируется постель­ная пассивность. Если попадется среди врачей сострада­тельный и сенситивный человек, то он практически умертв-ляется очень быстро, или же черствеет.

В области педиатрии, врач посмотрел ребенка - «что-то, где-то там, вроде бы, неладно, давайте серию лекарств вго­ним». Последствия такого «лечения» никого не волнуют. А я говорю: «Это живые люди, да Вы что, с ума сошли?». Телепа­тическое распространение этой патогенной заразы совершен­но реально.

Теперь давайте посмотрим работу хороших сенситивов, которые действительно лечат. Они говорят, что это за ерунда такая, будете делать to-tq, то-то, тогда будете абсолютно здоровы. Если есть нарушения в поведении, обязательно ска­жут. Эти сильные люди снимают первопричины болезней, и здесь, действительно, идут чудеса. С младенцами дело обсто­ит гораздо проще. Как правило, очень трудно работать не с ребенком, а с родителями, и часто мешают выздоровлению именно они.

- Часто родители неграмотны - они сами не воспитаны?

Марковский. Неграмотны, это еще ничего, а вот когда очень грамотные, например, медики, тогда совсем плохо. Потому что они уже выучили и знают кучу разновидностей за­болеваний, и какие «ужасы» ожидаются. И вот эти «ужасы» начинают интенсивно работать, и ребенок всему этому обу­чается, как у заик учатся заикаться, также и ребенок в обще­стве профессоров медицины... Конечно, есть исключения. Например, Бехтерев был могучий мужик, который ликвидиро­вал многие первопричины болезней просто своим присутстви­ем. Сейчас я расскажу историю. Так вот, к нам пришла сосед­ка, ребенок у нее стал мочиться в детском саду. Мальчишкам скучно, вот они и бегали в тихий час в туалет, мол, можно пой­ти, и тут ничего не сделаешь. Воспитательницам в конечном счете надоело все это, и они говорят: «Мы Вам сейчас поза-шиваем эти дела». Понимаете? А девочке захотелось по-настоящему, но она уже боится. Я смотрю эту девочку и вижу яркий образ, что такое, даже передернуло, что все у нее там- нитками перешито вдоль и поперек. Потом, в ре-

зультате подобного страха уже идет нарушение функций мочевого пузыря и т.д. Женщины вообще сенситивны, осо­бенно в период беременности. Если она что-то услышала, какую-то информацию, раз! - и на себя это наложила и «от­рабатывает». Поэтому-то роддом в современном состоянии является источником смертельной опасности для женщин, особенно сенситивных, потому что они легко внушаемы, от­крыты. Там лежат и бабы, которым на все и на всех напле­вать, такая заложила себе за воротник и будет с трупами рожать, наплевать. Есть и тонкие, здесь уже другое дело. Теперь о детях. Наташа, например, рассказывала, что ребе­нок боялся родиться, потому что боялся женщины «с чер­ными глазами», однако эта женщина не принимала роды, а была старшей в обслуживающем медперсонале. Наташа почувствовала, что ребенок упирается и не хочет рождаться, а на него жмут со всей силой. Одним словом, постановка медицинской практики должна подвергнуться резкой крити­ке, и нужно искать выход из тупика.

Теперь о спорте. В спорте имеются образцы для подража­ния. Один что-то толкнул, другой кого-то ударил, бросил, тре­тий сколько-то пробежал, то есть, существует модель, по ко­торой можно строить себя, и такая модель реально работает. Множество людей, которые раньше мало,что могли делать, вдруг начинают бегать. Старики бегают, те, которые ходить не могли, а теперь по 10 километров пробегают. Почему? Потому что все бегут, создается мощное общее биополе, они к нему подключаются, потом опыт этот переносят в по­вседневную жизнь, и организм переходит на более высо­кий уровень.

С младенцами получаются такие же чудеса. Сначала я брал в высшей степени развитых младенцев, хорошо трени­рованных. Потом добивался максимального проявления их возможностей, далее по их примеру, по отснятым кинофиль­мам, обучал других. Родителям говорил, что у них точно такие же дети, хотя, конечно, такого исходного уровня другие дети не имели, но, тем не менее, получались чудеса. Почему? По­тому что у младенцев такие мощные резервные возможнос­ти, что даже обыкновенные дети подтягивались до уровня хорошо тренированных детей, потому что женщины в период

беременности видели крепких, здоровых детей и ориенти­ровались именно на них.

Например, женщина не знала, что у нее дела, конечно, хуже, более того, что она «ни в какие ворота не лезет», но, по своей «безграмотности и невежеству», в отличие от про­фессора педиатрии, который знал, что дети это делать не могут, и делать это нельзя, воспринимала все как норму. Женщина начинала работать, тренироваться и у нее все получалось, отсюда пришло открытие внутриутробного пси­хического тренажа. То есть, младенец, который там еще сидел, в утробе, уже знал, к чему готовиться, потому что женщина полностью включилась в эту программу, и ребе­нок сразу же выходил на определенный уровень.

Теперь относительно родовой деятельности. Необходи­мо выбрать женщин, которые смогли бы продемонстриро­вать образцовые роды, чтобы это все красиво и правдиво заснять на киноленту. Больше того, на первых порах можно это даже немножко улучшить с помощью искусства кино и т.д., для того, чтобы дать идеальную модель, программу, которая должна быть нормой, к которой нужно стремиться. Ведь женщине на самом деле, не нужно знать никаких па­тологий, ей это не пригодится, кино же имеет огромную силу. В дальнейшем можно показать следствия таких программ, т.е. ребенок будет сильный и красивый, потому что мама в период беременности занималась правильными движения­ми, дыханием и т.д., и вследствие таких тренировок созда­ла такого ребенка. Здесь не открывается чего-то такого но­вого, все давно уже найдено, и эти программы уже сейчас работают практически. Уже много женщин, которые родили, так сказать, «по кинофильмам». Например, муж никогда в родах не принимал участие, вообще о родах ничего не знал и был художником или музыкантом, и тем не менее успеш­но принимал роды у своей жены. Вследствие этого ребенок родился без стрессов, это видно, он хорошо раскрыт.

- Что подразумевается под словом «раскрыт»?

Марковский. Когда берешь его в руки, а он измучен­ный, или, например, когда ребенок спит, и «весь мир его» или наоборот, он забитый, напряженный. При погружениях

под воду эта тоже хорошо видно. Это чувствуется сразу, хотят трудноописуемо, трудно подбирать терминологию.

Так вот, одна семья, они этнографы, занималась усилен­но дыханием, для родов подобрали определенную музыку с определенной ритмикой, очень интересной. У них ребенок ногами выходит. Муж принял его, развернул как надо, даже травм никаких не было.

- Они рожали в воде?

Чарковский. Да. Об этом случае мне сообщили потом, я их не знал. Они как-то были на моей лекции и видели филь­мы о родах в воде. Там ведь все так просто, что даже аку­шерка ничего не делает, дети сами рождаются.

- Акушерки и так ничего не делают.

Чарковский. Нет, почему же, они мешают иногда, на­пример, при нормальных родах. Важно то, что женщина в воде может принять любую позу. Когда у Вас начинает бо­леть зуб, Вы начинаете бегать, искать что-то, и здесь жен­щина инстинктивно, находит удобную позу, нагнется туда, руки так, ноги сюда. Случалось, когда женщина рожает в воде, а ей предлагали покинуть аквариум. Попробовала и сразу же «ой-ой» - обратно в воду, в воде, без всяких объяс­нений, просто лучше. У меня такие случаи были, например, был и глубокий аквариум с теплой водой, высотой где-то метр двадцать, кажется.

- Вы говорите, «был»?

Чарковский. Утащили его. Так вот, когда женщина поки­дала аквариум, схватки становились болезненнее. Букваль­но, минуты три побыла «на суше» и сразу обратно, потому что боль снимается значительно, то есть, схватки в воде значительно менее болезненны.

ВТОРАЯ БЕСЕДА

Окружающая действительность, школьные занятия, круж­ки всякие, так сказать, вся эта бестолковая суета очень силь­но мешают развитию детей. Для сенситивных детей, есте­ственно, общество должно создавать такие же условия, как скажем, для музыкантов, для каких-то философов и т.д., с тем чтобы этим детям общество не мешало в развитии сен-

ситивных способностей, ведь наши школы и университеты, они практически уничтожают эти способности, а не развива­ют их. Вот такая социальная проблема существует для де­тей, рождающихся под водой, и ее нужно обозначить.

Удивительно, что такие дети контактируют не только с дельфинами, китами, но у них очень сильные контакты и с птичками, с насекомыми, с цветами, с деревьями и т.д. То есть, эти рождающиеся существа очень сильно чувствуют окружающий мир, они чувствуют, когда совершаются какие-то злодеяния против Земли-планеты, и, конечно, болезнен­но реагируют.

Теперь мы можем перескочить на диагностику. Вот эти дети, скорее еще внутриутробные плоды, информируют бу­дущую мать о каких-то несчастьях, которые случаются, на­пример, с дельфинами. Таких случаев очень много. В ка­кой-то период времени ребенок начинает чувствовать, и тог­да мать через него начинает видеть. Конкретный случай: какое-то судно отлавливает дельфинов (их отлавливают с нехорошими целями), просто люди, которые это делают, делают не то, что нужно. И вот группа дельфинов попадает в сеть, и мать, которая медитирует, начинает это видеть. А сигнал дал плод, и она это знает, потому что с ним общает­ся. Тогда она звонит отцу, и они думают; что же сделать. И тогда она видит это судно, которым управляет один чело­век, и в какой-то момент она воздействует на него так, что он немного теряет сознание и освобождает цепь, этот трос, и дельфины в этот проход выходят. Причем отец может это не видеть, но он обладает большей энергетикой, а управля­ют им плод и мать.

Скажем, есть такие случаи. Вот эта женщина рожала в воде. Они художники и, кстати сказать, они помогали Дже-ри, они видели все это, в Ленинграде это было. Они очень активно помогают развитию таких способностей. Так вот мама рассматривает различные картины, и в какой-то момент она чувствует, что рассматривает уже не сама, а в зависимости от того, что хочет ее будущий ребенок. Вот она останавли­вает внимание на египетских пирамидах, и ребенок может полчаса, час тихонько «сидеть». А когда, например, она

смотрит современную живопись, то он бунтует, ему она не нравится. Или этот плод в какой-то момент...

- Простите, я не понял. В это время кончаются шевеления? Марковский. Тут даже не шевеления. Мать практически его видит и чувствует его состояние. Я тут должен сказать, что большинство родителей, дети которых занимаются таки­ми делами, не хотят, чтобы их имена были широко извест­ны, потому что это создает на какой-то период сложность, даже большую опасность.

Вот еще один случай с этой же семьей. Однажды отец идет домой (очень много таких случаев), вдруг возвращается и поворачивает за угол, не зная почему (здесь идет влияние плода), видит: цветы продают. Покупает хризантемы и прино­сит их домой. Когда он их принес, мама говорит, что хотела как раз позвонить, чтобы он купил хризантемы, потому что ребенок хочет, чтобы были хризантемы. Он ставит их в вазоч­ку, и... плод наслаждается цветами. То есть, практически, он управлял поведением отца таким образом.

Есть еще девочка, которая родилась тоже в воде, ей сей­час 4 годика, и мы ее назовем, например, Маша, тогда ей было 2 годика, а ее братику 7-9 лет. Братику не разрешали ходить через улицу. И вот сидит Маша и сообщает: «Сере­жа пошел к Володе». Значит, Сереже будет нагоняй, потому что Володя живет через улицу, потому что ему запрещено туда одному ходить. Или скажем, Маша с мамой едут до­мой, ей здесь уже 2 с половиной годика, она и говорит: «А бабушка уже приехала». Как раз в это время мама думает: «Хорошо бы приехала бабушка, чтобы мы успели телевизор посмотреть или что-нибудь еще там». Машенька телепатиче­ски улавливает мысли. Есть еще дети, рожденные под во­дой, и они, будучи постарше, бывают обычно возмущены, почему мама говорит им два раза одно и тоже, то есть мама сначала подумала о чем-то (ребенок уже «слышит»), а че­рез некоторое время она уже говорит. Но с возрастом эта система перестает работать, и механизм отключается.

То есть, я хочу сказать, что современное образование мешает развитию таких парапсихических способностей. Да, кстати сказать, мама этой девочки недавно звонит вся в сле­зах и говорит, что ее ребенка в детском саду считают ненор-

мальным, потому что она, Машенька, практически ни с кем не разговаривает, отворачивается от воспитателей, они ей просто не нравятся, или она не знает, о чем с ними можно разговаривать, потому что она видит, что там нет никакого содержания. Сложностей с такими детьми много.

Эти дети не только родились в воду, но и научились под водой задерживать дыхание на 1,5-2 минуты, кто и поболь­ше, т.е. овладевают дыханием, пранаямой. Нужно сказать о тренировках таких детей. Если мама во время беременности занимается задержками дыхания, то она уже рождает натре­нированного ребенка, и далее после рождения тренировки должны продолжаться. Ребенок должен научиться нырять и сосать под водой. Для того, чтобы мама была готова к этому, она должна во время беременности четко представлять, как ребенок после рождения может ее сосать под водой, больше того, она должна сама нырять и сосать под водой соску, да-да, совершать сосательные движения под водой. Можно со­сать молоко, соки, тогда ребенок в утробе поймет, что это можно делать. Такая внутриутробная тренировка имеет ог­ромное значение, ведь в зависимости от того как мать на­строена и какое дала ему образование, ребенок легко или более трудно входит в эту методику. Причем нужно знать, что это делается не только для физкультуры, но и для раскрытия внутреннего видения, «третьего глаза», т.е. тех способностей, которые сейчас называются «паранормальными». Трениров­ку можно осуществлять и с помощью тренажеров, которые, я надеюсь, будут в ближайшее время изобретены. К настояще­му времени эти тренажеры не изобретены лишь потому, что человек, например, не изобретает специальных скороварок, чтобы жарить тараканов. Многие не понимают необходимость тренировать детей по данной методике. Мы изобретаем все­возможную ерунду, а такие вот нужные вещи почему-то не делаем. Такие тренажеры, все-таки, необходимы, но их нуж­но сочетать с духовным развитием, с пониманием подсозна­тельных моментов, с желанием человека плавать и задер­живать дыхание.

Есть самые элементарные вещи. Допустим, сначала но­ворожденный плавает при поддержке кругами по ванне. В определенном месте закрепляем душик, из которого льется

водичка. После того, как ребенок освоил это упражнение, можно переходить к погружениям круглосуточно и даже во сне. Ребенок осваивает пранаямы, и задержка дыхания все увеличивается и увеличивается. Но для того, чтобы ребенок самостоятельно погружался под воду, он должен погружать­ся вслед за движущейся соской. Сосочка .прикрепляется, как показано на этом рисунке, и ребенок плывет за ней. Если он не плывет за ней, тогда она фиксируется на резиночках. Но я еще раз хочу сказать, что тренажеры не достаточны для проработки подсознания.

- Они будут вредны? Чарковский. Да.

- Может сейчас вообще не нужно говорить о тренажерах и использовании их для неподготовленного ребенка?

Чарковский. На какой-то период у меня тоже был такой взгляд, но то, что делают сейчас с детьми без тренажеров, в миллион раз хуже. Карусель или «американские горки» -это ведь тоже тренажеры, они тренируют вестибулярный ап­парат. Мы трясемся в автобусе, здесь тоже своеобразный тренажер. Весь мир - это тренажер. Тренажеры можно осу­ществить таким образом, чтобы они обеспечивали столь по­степенную последовательность упражнений и столь длитель­ную их повторяемость, что даже малоспособный ребенок высоко продвинется. Если мы сотни раз будем проводить ребенка под душиком, и на него сотни раз будет литься во­дичка, с ним ничего страшного не случится. Конечно же, если ребенок плачет, то все эти упражнения прекращаются. Повторяю, очень важно научиться ребенку есть в воде. К сожалению, большинство родителей не может осилить тре­нировку с едой, им кажется, что еду нужно «предоставить ребенку, как дар», а не как поощрение за его активность. У меня подходы совершенно другие. Почему я так много ны­рял и «мучил» детей? Не потому что у меня садистские на­клонности, а потому что знал, что в ряде случаев все это является единственным шансом при спасении ребенка от тяжелейших недугов, включая и черепно-мозговые травмы, пневмонии, различные отиты, так как задержка дыхания яв­лялась спасительной для ребенка. Однако, здесь важно не

только количество погружений, ребенок еще ориентируется на то, кто его погружает. Поэтому мама, обучающая своего ребенка всем этим вещам, должна уметь медитировать. Если во время купаний мама представляет себя дельфи­ном, то тем самым она подключает информационные пото­ки дельфинов к ребенку, который воспринимает уже их опыт, и ему есть у кого поучиться. Если же мама лишает ребен­ка связи с дельфинами и замыкает связь на самой себе, то она автоматически замыкает его на свою собственную па­тологию.

ТРЕТЬЯ БЕСЕДА

Вы родили ребенка, в условиях силы тяжести его мозг бу­дет раздавлен. Женщина в период беременности уже конст­руирует мозг ребенка и уже заранее создает ограниченные программы. Понимаете? А у нас работают инстинкты запрета на водную среду, страх. Первый глупый вопрос, который вы задали: «А зачем ребенка кормить в воде?». Я сейчас скажу «зачем». Вот вы имеете шарик, воздушный шарик, и вы его, фу! - надуваете водой. На суше он пук! - и лопнул, а в жидко­сти вы его можете кидать, двигать, и ничего с ним не слу­чится. Вы попробуйте это сделать. Точно так же и ребено­чек, когда, вы его в жидкости кормите, он может в 1,5 раза больше есть, но нужно его кормить не для того, чтобы у него рос живот, а для роста мозга. Когда мы его рождаем, у него четверть веса - это мозг. Вы можете родить ребенка, по сво­им потенциям превышающего Леонардо да Винчи. Но для того, чтобы это случилось, необходимо большую часть вре­мени находиться беременной женщине в воде, так, чтобы она сама быстрее приобщалась к Аква-культуре. Вы може­те медитировать в ванне, представляя, как Ваш ребенок там развивается. Вы должны прорабатывать водные програм­мы, представлять, что ребенок рождается со способностью к динамике сосудов. Ведь при погружении ребенка под воду (родившегося ребенка) происходит спазм сосудов и кисло­род питает только мозг, появляется способность несколько минут находиться под водой. Находясь там, он активно ус­ваивает пищу, его кишечник вырабатывает необходимое

количество кислорода, и он может свободно там находить­ся. Когда ребенок поднимется на поверхность и вдохнет... все в общем получается, как у китообразных, понимаете? Все эти механизмы в человеке давно заложены, они просто не включены в работу. Так же, как в нас заложено много всего, например, писать картины, сочинять музыку и т.д., а мы реализовываем только такие программы, как, например, за «чекушкой» очередь отстоять.

Находясь в состоянии невесомости, ребенку легче вклю­чить плавательные механизмы, переработку пищи и вырас­тить больший мозг, и комплексы координации быстро вклю­чаются в наземные условия. Происходит мобилизация функ­ций мозга. Здесь не только идет мощное развитие мозга, он активно строит ткани организма и может, как говорится, хо­рошо себя обслужить.

Ребенок рождается с мозгом, скажем 400 грамм, а у взрос­лого человека он 1,5 килограмма, то есть мозг вырастает в 3 раза, но он может вырасти и в 4 раза, если мы сможем со­здать условия для такого бурного строительства. Многие спра­шивают: «Зачем нам такой большой мозг?». Те, которые так говорят, пусть остаются такими, какими являются, и мы с ними дискутировать не будем. Понимаете, животный мир так устро­ен - у кого больше относительный размер мозга, тот более гениален, и человек, по сравнению с обезьяной, - гений. И существа, прошедшие программы, которые я предлагаю, бу­дут гениальными по сравнению с нами. Вы ничего не слыша­ли о детях «по Хейнсу»?

Например, Вам сказали, что Ваши кости могут быть гиб­кие, эластичные, и вы это приняли, поверили в это, и у Вас эта программа включилась и начала работать. Ваши тазовые ко­сти действительно становятся более эластичными. Если же таз эластичный, то головка, которая будет проходить, может иметь больший размер мозга, и мозг не будет ущерблен. Если Вы будете сосредотачиваться на вашем будущем ребенке, то у него вместе с вами заработают другие программы и... поезд пойдет не в тупик, а по другому пути, важно вовремя стрелку перевести, и он пойдет по пути развития большего мозга. Да, об этих программах Вы не рассказывайте кому по­пало «налево и направо», потому что Вам их быстро заменят.

Животные, которые живут по этим программам, имеют воз­раст в 1,5-2 раза больший. А у детей, обучающихся по та­ким программам, раскрываются парапсихические возмож­ности. Вы скажете: «Зачем, мол, это? Ребенок будет стра­дать». Ничего подобного! Например, сравниваешь поэтов, музыкантов, шизофреников, которые страдали от, якобы, на­личия таких способностей. Нет. Они просто энергетически очень загрязнены, у них и энергетика слабее. Дело вот в чем: развитие таких способностей должно быть гармонично связано с развитием общей энергетики. Ведь алкоголики видят сцены из Темного Мира и впоследствии сходят с ума, но эти сцены так же реальны, как, скажем, крокодилы, змеи и т.д. Алкоголики слабее энергетически. Но ведь есть и Выс­шие Сферы, и сильный гармоничный человек, спускаясь вниз не боится подобных сцен, он обладает определенной энер­гией, он защищен.

Относительно же вышесказанных программ, их не нуж­но обсуждать с людьми, которые далеки от всего этого. Их уровень пока недостаточно высок, и они будут автоматичес­ки мешать, не отдавая себе в этом отчета. Все эти «водные программы» открываются людям, духовный опыт которых немножко выше. Если Вы, например, курице скажете, что лучше нестись в воде, то она в это не поверит, и кошка тоже не поверит.

Значит так... что Вам нужно делать. Первое - больше ныряйте, задерживайте дыхание; второе - пытайтесь увидеть своего будущего ребенка, его формирование, и все, что уви­дите, записывайте. Очень важно делать записи. Когда Вы пи­шите, Вы фиксируете это в ментальном плане, бумажку Вы можете сжечь, а план этот останется. Когда же Вы зафикси­ровали свои успехи на листке, считайте, что Вы зафиксирова­ли это в Общем Плане. Такой труд не пропадет даром. Мо­жет, у Вас есть какие-то вопросы. Вы не стесняйтесь.

- Мне хотелось вот что спросить. Вот закладывается у ребенка энергетика, и нужно довести это до конца. Будет в нем все заложено, а куда же это будет направлено?

Чарковский. Вас беспокоит, что Вы не сможете выпол­нить всю программу?

- Нет. Я беспокоюсь вот за что... Когда в человеке много

заложено, но не направлено в нужном направлении, то это может принести вред и ему, и окружающему, если не по­мочь ему воспитанием каким-то. Ведь это же страшно на самом деле.

Чарковский. Ну, здесь страшного-то ничего нет. Все бу­дет так, как должно быть.

- Не то, что страшно, но если в нем будет заложена ог­ромная энергия...

Чарковский. В Ваших возможностей сделать так, чтобы он родился с большими потенциями и организовать его фор­мирование таким образом, чтобы он и в социуме должно их проявил. Понимаете, если человек с большой энергетикой, с крепкой волей...

- Волей-неволей все проявится, а в хорошем ли? Чарковский. В хорошем.

- Но ведь он будет развиваться по другой программе, чем...

Чарковский. Понимаете, Вы даете жизнь новому чело­веку, а не рожаете для самой себя исключительно.

-Сможем ли мы понимать друг друга?

Чарковский. А почему же не сможете? Тянитесь к нему и учитесь у него. Если Вы к нему будете прислушиваться, и он Вас будет понимать. Практически, дети нас образовыва­ют. Они ведь воплощаются с новыми программами, и мы не должны им мешать. Нам нужно и самим дальше развивать­ся, давая то, что можем дать. Понятно?

- Понятно.

Чарковский. Так вот, если ребенок знает, что Вы ему обеспечите роды в воде, то у него происходит большее пи­тание мозговой ткани, и мозг начинает развиваться лучше, чем если бы он рождался в условиях наземной среды. Если у Вас есть контакт с дельфинами, то они обеспечивают пре­бывание вашего ребенка в жидкостной среде во время ро­дов и далее. Можно родить ребенка с большим мозгом, и его череп может не быть таким жестким. Когда Вы рожаете ребенка в жидкость, он может позволить себе не иметь жес­ткий череп, ведь жесткий череп труднее родить. Так получа­ется, что если мы с вами сидим в воде, то наше тело практи­чески ничего не весит, и мы можем родить хоть кита. Одна­ко, для нас вода - это сразу же - акулы, пираньи, крокодилы и т.д., страх в общем. Но когда мы выходим на контакт с дельфинами, то практически все страхи, связанные с водой.

снимаются, больше того, они как бы берут нас в свою стаю, и мы можем даже получать информацию о жизни Океана.

ЧЕТВЕРТАЯ БЕСЕДА

Погружения ребенка под воду начинаются с того момен­та, как Вы его родили. Или же Вы осваиваете погружения с грудью, но обычно у женщин не хватает на это терпения. Тогда делается специальная соска, которую вам уже нари­совали, делается шапочка для ребенка, как у вело­сипедистов, и эта сосочка на резиночках привязывается к ней. Сейчас я скажу, для чего это все нужно. Во время по­гружений под воду у ребенка наступает гипоксическое со­стояние, и он компенсирует это тем, что пьет молоко из бу­тылочки с соской. Ребенок голоден, у него пищевой центр возбужден, тогда Вы его сажаете в воду и начинаете погру­жения. Он, конечно, же испытывает некоторые неприятнос­ти, но они компенсируются сосанием молока, вашего моло­ка, и тогда он не будет орать. Потом вырабатывается реф­лекс. На животных показано, что ныряние без еды приводит к гораздо меньшим успехам, примерно 30 % успеха, с едой же - 100 % будет. Но женщины не соображают и ничего не хотят понимать, здесь они ведут себя, как самки, и работа­ют на древних инстинктах, которые от животных идут, они сами не знают, почему они не могут понять таких простых вещей. Поэтому здесь мужик должен все подготовить.

Дети, которые ныряют с такими сосками, могут к 4-6 ме­сяцам затаивать дыхание на несколько минут, на 3-4 мину­ты, но поскольку мужики ничего не делают, а женщины по­добны стаду баранов, особенно, если эти стада возглавля­ют какие-нибудь академики...

Нужно знать, что сейчас рождается новое поколение де­тей, именно через это поколение идет новая информация.

Так вот, когда Вы сделаете эту сосочку и привяжете ее к шапочке и т.д., и когда Вы будете погружать ребенка под воду, тогда он будет делать глотательные движения под во­дой. Когда головка ребенка проходит в очередной раз под душиком, то ребенок инстинктивно задерживает дыхание. Если же он вдохнул в это время, то несколько капель во­дички ничего ужасного не сделают. Пресная вода попадает

в носоглотку и вызывает легкое раздражение, поэтому ре­бенок начинает плакать, но будучи голодным, вместо того, чтобы орать, он будет мирно сосать свою сосочку с молоч­ком, и скандала не будет. Если этого не делать, а делать так, как все делают, то купание не будет доставлять удо­вольствие никому. Ну, один раз так искупали, ну, два, три, десять раз, потом... стресс. Короче говоря, ребенку все это не нравится и это отпечатывается в психике.

Потом, мамы выдумывают различные глупости, мол «со­ски не нужно, мы мол грудью кормим». Грудью так грудью, хорошо, сидите в воде. В конечном итоге и грудью не кормят, потому что понимаете, «там холодно», некогда им и т.д. Если грудью кормить, то мама должна в воде кружиться, вер­теться, плавать, нырять. С соской же все гораздо проще. Проводки под душиком нужно выполнять сотни раз, и этот нехитрый тренажер нужно сделать быстро, пока ребенок не вырос. Обычно, люди долго собираются, а потом начинают задавать глупые вопросы, и приходится тратить кучу време­ни на повторение одного и того же и для каждого в отдель­ности. Вот Вы говорите, что ваши друзья знают эту систему, это хорошо, но тогда нужно приходить сюда уже подготов­ленными, как, например, к министру приходят...

Да, когда Вы начинаете погружать ребенка под воду, тогда начинает действовать соска, и он получает пищу. В конце кон­цов, ребенок начинает понимать, что только под водой он что-то получит. Когда он становится постарше, он уже сам начи­нает нырять за соской. Всему этому можно научить ребенка в ванне. Ясно? Иначе разговаривать не о чем, потому что уро­вень понимания, какой у вас всех, меня не устраивает. Ну лад­но, еще раз о методике. Все очень просто. Вы сотни, сотни раз делаете проводки под душиком, затем сотни погружений под воду в один заход. Дети вообще могут нырять круглые сутки при определенной подготовке. Ребенку Вы должны вну­шать, что погружения подводу -благоприятная йоговская пра-наяма. Монахи ведь молятся 23 часа 50 минут в сутки. Де­сять минут спят, а остальное время посвящают Богу. Также можно войти в определенный уровень вибраций, и тогда ре­бенок ныряет круглые сутки. Например, тибетцы закладыва­ют молитвы в барабаны, можно заложить молитву в своего

ребенка, тогда свободно можно его погружать, поднимать, погружать, поднимать, тогда ребенок выходит на ритмические задержки дыхания, на высокие уровни сознания.

Все эти занятия проводятся параллельно с медитациями на дельфинов. Вы представляете, что ребенок - это дель-финчик, что вода имеет синее свечение (Вы должны учить­ся видеть воду). Зачем это нужно? Например, заходит ба­бушка, одним словом человек, который против таких заня­тий, который боится всего этого, тогда он начинает бессозна­тельно отравлять эту воду своими отрицательными эмоция­ми, и вода, которую Вы видели золотой, станет отравлен­ной, когда, например, неподготовленный человек будет смот­реть на ныряющего ребенка. Этот человек наваливает весь негативный опыт отношениям воде, который был принят им по наследству, а положительного у него нет, и он отравляет эту воду. Ребенок, находясь в такой воде, может заболеть вследствие психической отравы. Вода накапливает энерге­тику, и когда Вы будете купать ребенка, то его поле должно быть защищено вами. Никто не должен знать о детях, кото­рые ныряют с задержкой дыхания по несколько минут.

У вас сейчас вырабатывается и молоко, и Вы можете его наполнять энергетикой определенного качества, подходящей для перечисленных программ. Даже сейчас, мы с вами об­щаемся, и ребенок уже знает, какая жизнь ему предназначе­на. Вы сейчас сами должны нырять с соской и сосать под водой соки; морковный, капустный и т.д. Вы задерживаете дыхание и представляете, что ребенок ваш тоже это делает, и он будет это делать, он обучается уже сейчас. Эти после­дние 2 месяца он будет тренироваться, и когда родится, родится, например, уже перворазрядником, которого можно взять в мою «сборную». А если Вы родите новичка, то я с ним работать не буду, времени не будет заниматься, поезд уже ушел. Так как Вы путешествовали во время беременно­сти в горах, на ребеночка шла космическая информация, он более просвещен, вообще у него будут хорошие потомки, просто замечательные.

Когда Вы будете работать в ванне, Вы можете предста­вить серебряную купель, и вода, которая идет через кран, будет насыщаться космической энергетикой. Это очень важ-

но, потому что в такой воде ребенок может нырять очень долго, при условии, если Вы ее подготовите должным обра­зом. Далее будете переходить к прохладной воде. Напри­мер, если Вы почитаете Библию, крещение проводилось в освященной холодной воде. Ледяная вода имеет отличную структуру. Жрецы в древности вылечивали- многих погруже­нием в ледяную воду на значительное время. Происходит вхождение в состояние анабиоза. Когда ребенок погружает­ся в такую воду, душа его покидает тело и отправляется в путешествие, потом она возвращается обратно. Эти состоя­ния очень важны для ребенка. Накапливается опыт вхожде­ния в эти состояния и выхода из них, опыт же проявится в дальнейшем в более старшем возрасте. Одним из опытов вхождения в такие состояния является опыт йогов, но мож­но это практиковать гораздо раньше, пока ребенок не утра­тит этих возможностей в результате нашего дикого образо­вания, которое ломает все напрочь. Такие способности дол­жны быть нормой, а пока они для нас являются чудом. По­мню случай на Севере. Приехала пара молодая, поговори­ли, выпили, ну и ушли потом, Бог с ними. Потом через 5 часов родители их прибежали, мол, пропали они. Их нашли, замерзли они, не дошли до дому. Женщина была беремен­на, потом отогрели ее и ничего, родила, все нормально, она была образованная советская женщина, член профсоюза... Я вот о чем хочу сказать, есть такие аборигены Австра­лии и т.д., они собирают всяких червячков, еще что-то там такое. Вот заморозки стукнули, кто-то прилег и замерз (ле­док там), потом солнышко пригрело, все оттаяло, встал и дальше пошел. То есть, у них нет страха перед замерза­нием, они не знают его, у них все хорошо: упал и заснул, как и мы - выпьем, выйдем куда-то и упадем. Так что, если Вы будете заниматься купанием в холодной воде, Вы долж­ны знать, что ребенок входит в такие состояния и также вы­ходит из них. Европейские дети это тоже могут, если евро­пейский родитель не испорчен. Это оккультные состояния, и наука, которая поумней, изучает их. В глубокой древности погружение в ледяную воду являлось средством для вхож­дения в эти состояния, и такой путь более оправдан, потому

что он не разрушает тело. Погружая ребенка в ледяную воду, можно видеть своим внутренним зрением эти необычные процессы.

ПЯТАЯ БЕСЕДА

Во время беременности информация о том, что ребенок будет рожден в водную среду, неполностью овладевает пло­дом. Ведь у него, у плода, есть, как у нас с вами, инерт­ность. Он не воспринимает такую информацию на все 100 %, у него всегда есть выбор: или так, или иначе. Допустим, происходит внутриутробная мутация, реализуются програм­мы закладки большего мозга, и выскакивает такой мутант. В случае гравитационного удара он погибнет и не выживет. Но проработка вот таких программ, которую мы с Вами осуще­ствляем, в общем все это прокладывает дорогу тем буду­щим женщинам, матерям, эмбрионам и плодам, которые учатся на Вашем опыте и видят, что можно это сделать. Тем самым будет наращиваться общее биополе, общий эгре-гор. Тогда можно будет с такими предпосылками размах­нуться на больший мозг. Люди решили: «Ага, если мы ро­дим в воде, значит сразу родим гения». В принципе это воз­можно, но, как правило, такие психически продвинутые ге­нии нежизнеспособны, и общество их быстро ломает, и это, как правило, сумасшедшие. Если же иметь большие и на­стоящие цели, то срывов не будет и все трудности можно переносить довольно легко.

Кстати сказать, к родам в воде, вообще к родам, нужно готовиться заранее. Например, Вы женаты и планируете ма­лыша. Во время родов головка малыша трудно, туго проре­зывается. Так вот, в древнееврейских семьях девочкам ра­стягивали промежность. Она становилась гибкой и эластич­ной. Вы думаете, почему евреи такие умные? Вся техника настолько проста и элементарна, до безобразия. А сколько несчастных женщин рвутся во время родов? Но вот возьми­те узбечек, у них нет разрывов, потому что они сидят вот так, со скрещенными ногами, почти в «лотосе».

- Вы сказали, что в еврейских семьях девочек таким мас­сажем готовят к деторождению. А может, это связано и с другим? Нам известно, «то еврейские парапсихологи «рабо-

тают» на свадхистане-чакре. Поэтому, растягивая промеж­ность девочкам, они готовят таким способом агентуру ев­рейского парапсихологизма для соответствующей деятель­ности.

Марковский. Может это и так, но эта профилактика не исключает лучшие роды. Дело вот в чем. Я просматривал нашу литературу, нашу организацию и т.д., все сделано для того, чтобы ребенок рождался с травмой. Как будто специ­ально! Потому что уже хуже ничего придумать нельзя. Нуж­но за это дело браться самим, так как нелепо думать, что кто-то позаботится о том, чтобы мои дети рождались здоро­выми. Никто не думает, всем на это наплевать.

- А Вы?

Марковский. Вы напрасно думаете, что я могу что-то из­менить. Я могу ругаться, чтобы люди начали шевелиться. Нуж­но знать точно, что вся эта деятельность не случайна, и так само- собой все это бы не выстроилось. Где-нибудь да было бы нарушено, если бы не какая-то сила.

- Может быть проблема в обслуживании. Обслуживать же всех очень сложно?

Марковский. Нет! Обслуживать всех не нужно. Вот Вас не нужно было обслуживать, Вы сами родили, и Вы не одни такие.

- Расскажите, пожалуйста, о Крещении.

Марковский. Например, есть разные случаи. Находят де­тей, которые сутки пролежали в ледяной воде, потом их смог­ли оживить. Был случай, когда женщина закрыла своего ре­бенка в холодильнике, а потом отец положил его в чемодан, унес за город и бросил. Какой-то пьяница обнаружил и побе­жал в милицию. Ребенок в замороженном состоянии нахо­дился около суток. Но нашлась женщина-врач, которая его оживила. В прошлом знахари оживляли детей, погружая их в ледяную воду, прорубь. Для чего они это делали? Бывает, ребенок рождается с накрученной на него порчей, навешен­ной темными людьми. Тогда его вводили в состояние анабио­за, этим занимались знахари. Потом они «раскручивали» эти влияния, распутывали связи и убирали их, ребенок в это вре­мя находится в анабиозе. Когда знахарь справляется со сво­ей задачей, то уже после он оживляет ребенка, вдувает свою психическую энергию. Эти вещи я видел, когда еще ребенком

был, прабабка у меня занималась подобными делами. Тог­да я задался вопросом: оживляют ли своих детенышей сам­ки животных? Можно научить самку нырять в прорубь за едой. В результате таких плаваний у нее сильно повышает­ся энергетика. Когда она плавает со своим детенышем, он входит в состояние анабиоза. Если после этого Вы будете обогревать его батареей или феном, он не оживет. Когда же мать его начинает облизывать, то тогда он оживает. Это под­тверждено экспериментами. Есть люди, которые могут вхо­дить и выходить из анабиоза, пользуясь специальными ме­тодами, они имеют доступ в свою потустороннюю жизнь. Крещение, про которое Вы спрашивали, связано как раз с этим, но так как это - таинство, то мы знаем о нем лишь миллионную часть. Но мы знаем совершенно точно, что на высоких уровнях культуры детей погружали под воду на­долго. Для разного уровня посвящения Крещение проводи­лось по-разному.

Мне написали об одном случае. Женщина не хотела иметь ребенка и всячески его вытравливала, но он родился. Она его стала купать в ледяной веде для того, чтобы он подхватил воспаление легких. Она его купала-купала, а он не заболеет никак. По ее соображениям это были сверхкупа­ния, но ребенку было как раз. Он становился здоровее и здоровее. То есть, если бы она его так не купала, то он мог бы стать инвалидом, дебилом или еще...

- Здоровым преступником?

Чарковский. Не знаю, но это уже другой вопрос. Так вот, такие охлаждения стимулируют деятельность надпочеч­ников - жизненно важных желез внутренней секреции, что ведет к улучшению общего состояния. Дело в том, что жен­щина, которая оживила ребенка после милиции, не совсем обычная. Многие врачи обладают сенситивными возможно­стями, но сами не знают об этом. Они делают все то, что и другие врачи, но у одних дети умирают, а у других нет. Они делают какие-то процедуры, но ребенок выживает благода­ря мощному полю этих врачей. Вы знаете больше о такой системе знаний, чем медики, но их большинство, и они не активно этим пользуются. Ясно? Теперь, я Вас хотел взять в Ленинград, но смотрю, Вы недостаточно готовы. Надо гото-

вить себя - не просто купаться в ледяной воде с детьми, а нужно быть психически подготовленным.

- Родители должны сами купаться в ледяной воде, что­бы они знали эту «петрушку»?

Марковский. Необязательно. У меня есть такие родите­ли, которые не знают, но готовы и купают своих детей. Хо­лоднея вода замедляет дыхание, плюс гипоксия. За счет этого ребенок очень быстро входит в анабиоз, как рыбки и лягушки. По он не просто засыпает, а переходит в другие состояния. У ребенка пробуждается память опыта прошлых жизней и своего внутриутробного существования. В психи­ческом отношении внутриутробный период более важен, чем вся последующая жизнь. Человек в этот период своего раз­вития медитирует постоянно, у него огромный мозг, он полу­чает уже обработанную пищу и находится в состоянии близ­ком к невесомости. Матка является как бы резонатором свя­зи с Космосом, и через таких детей идет новая информация, новые идеи и программы на родителей. Когда женщина име­ет ребенка, тогда она имеет посвящение. Младенцы посвя­щают родителей. Мадонна, богородица и т.д., все эти вещи не случайны. У многих народов, если женщина еще не ро­дила, значит ее ранг ниже. Женщина-мать - это более высо­кий духовный уровень. Женщина при родах получает по­священие. Но при родах с травмой память положительного опыта всех этих состояний отшибается. Ребенок, предчув­ствуя это, практически готовится к смерти перед рождением. Он попадает в каторжные условия. Иногда дети не хотят рож­даться, они упираются и им не хочется, вследствие этого тяжелые роды. В случае рождения в водную среду опасе­ний умереть нет. Есть постепенный, плавный переход. Ре­бенок располагает предшествующим наработанным опытом рождения других. Причем такой опыт мог быть не опублико­ван в газетах и журналах и т.д., но плоды, которые развива­ются следом, информацию опытов собирают телепатически. Далее, идет дискуссия между матерью и плодом. Плоды считывают эмоции матерей и оценивают их способность к родам. Они стимулируют роды в воде. Давайте еще погово­рим о холоде, о погружениях в прорубь...

- В связи с последними ленинградскими событиями?

Марковский. Ленинградские события случились потому, что там появилась почва для произрастания этих вещей. Важ­ность ленинградских событий в том, что это стало достояни­ем широкой аудитории, и это уже не задушить. Культурный уровень, все-таки, растет, несмотря ни на что. Появляется все больше людей, которые учатся управлять определен­ным видом энергий, людей определенного духовного уров­ня, способных нести на своих плечах Культуру. Нельзя ска­зать, что мы такие же, как, например, в 13-м году.

Так вот, погружение новорожденных в прорубь существо­вало испокон веков, но это не отмечено в печати, хотя извес­тно. Мы все время с наукой ругаемся, но необходимо идти на сближение, необходима поддержка. Ведь среди ученых есть достаточное количество умных людей, контакт с ними необ­ходим. Такие исследования нужно запустить в различных ин­ститутах. Вот Александр Ильич, профессор, скоро академи­ком будет наверно, так вот он считает чрезвычайно важным развиваться а условиях холода. Так же, как человеку нужно бегать, голодать, так же нужно и подвергаться воздействи­ям холода. Это необходимо исследовать на животных. Со­баки, живущие в деревнях, спят на снегу, и доживают до 23. Домашние собаки живут мало. И мы ведь с Вами тоже домашние. Я адаптировал ряд животных к холодной воде, и, что выяснилось. Они прогрессируют. Новорожденные входят в состояние анабиоза и выходят из него легче, чем взрослые.

Теперь, Леша, почему я на Вас все время ругаюсь. Дело в том, что у детей формируется боязнь к воде, но она может быть индивидуальным опытом, а не опытом видовым, и эта боязнь может быть скомпрометирована. Ребенок не будет боятся воды, если он получает в воде подкрепление. Дети могут научиться спать в воде. Но дети спят в воде тогда, когда создается дельфинье биополе. Я рассказывал, что если сильные женщины и мужики заплывают с ребенком в откры­тое море ночью, даже хорошо тренированнный младенец не спит - страшно. А с дельфинами спят. Биополе дельфина снимает страх, и, когда дельфины берут ребенка в свою стаю, стрессов никаких нет. Когда беременная женщина ходит с младенцем, у дельфина есть связь с ним. Живот не мешает,

связь идет насквозь. У дельфинов развиты те системы, кото­рые у нас еще недоразвиты, например, видение внутренних органов и т.д. А младенец, находящийся в стадии водоплава­ющего существа, понимает язык дельфина лучше, чем мате­ри. Мать зачастую тянет ребенка в другую сторону, так как мы не можем, иногда, найти общий язык со стариками (хотя гово­рим на одном языке). У Вас с Таней это не удалось, она, все-таки, на дельфинов не вышла, поэтому роды получились не экстракласс. Однако, сам факт родов в воде - величайшее дело. Когда человек входит в контакт с дельфинами, контакт устанавливается и дельфины берут его под свою опеку, тогда женщина может родить в воде. Когда женщина может родить в воде, тогда пересматривается программа ребенка. Он рож­дается с плавательными рефлексами, задерживает дыхание и может сосать маму под водой. Между прочим, я на Вас кричу, а Вы знаете почему? У Вас не проработаны эти системы, и Вы внутренне, подсознательно, упираетесь и ищите все возмож­ные случаи, чтобы не выполнять эти программы: книга написа­на неубедительно, папа на работе, бабушки нам мешают и т.д. В общем, случаи всегда находятся.

Дальше происходит следующее. Мы приходим к кому-ни­будь в гости, и ребенок нас боится. Да? А у меня уже есть наблюдения, что женщины, которые родили в воде и прорабо­тали эти программы, их дети чужих не боятся, они подходят к чужому, как к своему папе, то есть, они любят всех. У таких детей включены те программы, которые есть у дельфинов. А дельфины дружелюбны, даже если человек их истязает, гадо­сти делает, убивает на глазах у всех. Дельфины не могут враж­дебно отвечать на это, несмотря на то, что они энергичные, сильные, они ведь не идиоты, у них память колоссальнейшая. Наши «родные» мартышки, они то и дело одно и то же бубнят, а дельфины... Когда дельфину дали задание ни разу не повто­рить одного и того же элемента в движении, а все время но­вые комбинации, он не сделал ни одного повторения, то этот... Он был в восторге.

- Кто, Джон Лилли?

Марковский. Нет, не Лилли, Лоренц был в восторге, лау­реат Нобелевской премии. Речь идет о том, что у них колос­сальнейшая память.

- Но ведь дельфины не вегетарианцы? Марковский. Да, они едят рыбку, а мы едим друг друга,

понимаете? Вы съедаете рыбку, она в Вас прорастает, она выходит на более высокий энергетический уровень. Рыбка должна быть счастлива от этого. Также, если Вы яблочко едите, без особой разницы. А дельфины вынуждены есть рыбку, и тут уж их нельзя обвинить в этом. А у народов ост­рова Пасхи есть интересные легенды и мифы, там умершие дети превращались а рыбок определенной породы, и их никто не ел. Там были ясновидящие, которые говорили: «Это -Ваши дети». Население не ело этих рыбок, хотя все занима­лись рыболовством. Но когда культурный уровень упал, они стали есть эту породу рыб, в которых заложена эта инфор­мация, то есть стали кушать детей.

- У австралийцев немного иначе. Для того, чтобы родился ребенок, нужно было отцу поймать рыбку, чтобы будущая мать ее съела и поместила у себя в животе.

Марковский. Это очень интересно. В книге «Мифы и ле­генды острова Пасхи» есть следующее: ребенок умер, и женщина положила его на берег, его взяла волна, и он зак­ричал: «Мама!» Мать подбежала и вытащила. Когда выта­щила, он снова стал умирать, она положила его обратно в воду, он снова закричал. На третий раз он ожил окончатель­но. Таких легенд очень много, они повторяются у разных народов. Другой вариант легенды, когда женщина много раз подносила ребенка к воде, а потом он на глазах превраща­ется в рыбку, и потом, скажем, этих рыбок есть не стали. Таких легенд много, и они связаны с оживлением через вод­ную среду.

Мы поговорим еще немножко о дельфинах. Я хотел бы, чтобы Вы проработали чуть-чуть эти программы в себе. От дельфинов ребенок наследует высокие нравственные, духов­ные качества. Если взять крыс и посмотреть на их жизнь, то им несчастным, действительно нужно быть агрессивными, потому что иначе им придет конец. Хищники, хорек, напри­мер, тоже несчастны. Пойдём выше, выше... Если сейчас трудящийся будет слишком добрый, его съедят его же, если можно так сказать, «братья по разуму», и все на этом кончит­ся. Теперь еще выше. Эволюция вида. Вид сам себя уничто-

жит, если это качество, например, агрессивность, оставит в себе. Лоренц и другие исследователи искали, каким обра­зом можно снять агрессивность с человека. Вы знаете, что Макбет всех детей отравила, Эдип убил отца и т.д. Эта сви­стопляска идет с давних времен, и сейчас, также, все «пре­красно». Государства уничтожают государства. Дали авто­мат - хорошо, танки - хорошо, газовые камеры - хорошо, а атомную, водородную, нейтронную бомбу? Все. Кончилась эволюция вида. Есть ли выход из этого всего? Есть! Дельфи­ны снимают агрессивность, потому что не обладают ею, они даже не убивают своих преследователей. Дельфины могут оказать решающее влияние на эволюцию человечества.

- Необходимо быть рядом с дельфинами? Марковский. Не обязательно. Они выходят на связь на

значительном расстоянии, они медитируют.

- Нужно принять, что дельфины - не животные, а суще­ства высокого интеллекта.

Чарковский. Да. Они существа с высоким уровнем иерархии, у них колоссальнейшая связь с Космосом, и кос­мическая информация идет через них мощным потоком. Еще вот что. Все колдуны, знахари, маги имели своих животных, через которых получали знания определенного качества, они через них работали (носорог, крокодил, змея и т.д.). Есть данные, что женщины, которые рожали в воде, приезжают к морю, на юг, и если у них проработаны некоторые програм­мы, то дельфины приплывают к их детям. Например, входит в море одна женщина с ребенком, она плохо видит и не поймет в чем дело. Ее чуть не сшибают мужики, а толпы народа бегут на берег. Оказалось, что дельфины заплыли за буйки (чего обычно не случается) и приветствуют ребенка, которому помогали и которого программировали. У них был с ним контакт, когда она родила его в Москве. Многие жен­щины приезжают на юг на неделю, почему? Их что-то тянет туда. Дети ведут их к своим дельфинам, чтобы им всем мож­но было встретиться. Такие дети обладают большей энерге­тикой, большими психическими данными и физическими тоже. Если пойдет «атомная реакция», и эти программы ос­воят все больше и больше людей, то такие дети смогут взять верх над этой гонкой вооружений. Поэтому создание такой Новой Расы является исключительно важным.

В. Рыжков

КРИЗИС БЕРЕМЕННОСТИ¹

Ряд ученых говорят в своих работах по психологии об «утробном влиянии» и что его след остается в детях. Мно­гие такого рода интуитивные мысли основаны на действи­тельных наблюдениях. Например, дети, рожденные вне бра­ка, часто несчастливы, особенно в обществе, которое при­стально следит за соблюдением морали.

Психологи на практике столкнулись с пренатальными ин-граммами, записями боли и бессознательного состояния, и инграммами рождения, как с фактами живой природы. То, что психологи «старой школы» проходили по поверхности этих инграмм и проникали в пренатальную область без осо­бого успеха, еще не значит, что пренатальные инграммы не­возможно обнаружить, просто в них не видели большой цен­ности и мало о них задумывались. Проблема была более сложной: трудности заключаются в нахождении реактивно­го банка, закупоренного «бессознательностью», в которую никогда прежде не проникали с осознанием самой этой «бессознательности». Открытие реактивного банка привело к открытию пренатальных (внутриутробных) инграмм, кото­рые сильно отличаются от «пренатальной памяти».

Дальнейшие исследования показали, что клетки эмбриона фиксируют его ощущения. Потом обнаруживалось, что фик­сация начинается уже в клетках зиготы, то есть с момента зачатия. Тот факт, что тело содержит память о зачатии, кото­рое является действием выживания высокого уровня, име­ет очень мало общего с инграммами. Большинство пациен­тов очень удивляются, когда обнаруживают себя плаваю­щими по каналу или ожидающими соединения с чем-то. Просто существует память.

* 6. Рыжков. Практическая психология женских кризисов. - СПб. 1998.

Те, кто считают, что было бы прекрасно возвратиться в утробу матери, должны рассматривать утробную жизнь бо­лее внимательно. Но жизнь в утробе не производит впечатле­ние рая, даже если она представлена поэтически. Действи­тельность показывает, что три человека и лошадь, собрав­шиеся в одной телефонной будке, имели бы немногим мень­ше места, чем эмбрион. В утробе матери неудобно и опасно. Мама чихнет, а зародыш получает удар, который погружает его в «бессознательность», Мама слегка задевает угол сто­ла, и голова ребенка оказывается вмятой внутрь. Мама стра­дает запорами, и при ее потугах ребенка сплющивает. Папу одолела страсть, и ребенок во время полового акта чувствует себя словно в работающей стиральной машине. Мама зака­тывает истерику - ребенок получает инграмму. Папа бьет маму - ребенок получает инграмму. Будущий старший братик пры­гает на мамином колене - ребенок получает инграмму. И так далее.

Нормальные люди имеют десятки пренатальных инграмм. Их может быть больше двухсот. И каждая из них аберрирую­щая, каждая содержит боль и «бессознательность».

Инграммы, полученные зиготой, являются потенциально наиболее аберрирующими, так как они полностью реактивны. Те, которые получены эмбрионом (после трех месяцев), сами по себе были бы достаточными, чтобы отправить людей в сумасшедшие дома. Инграммы, полученные утробным пло­дом, аберрируют довольно сильно.

Зигота, зародыш, плод, младенец, ребенок, взрослый - это все один человек. Время считается великим лекарем. На со­знательном уровне это может быть истиной. Но на реактив­ном уровне время-это ничто. Инграмма, независимо от того, когда она получена, настолько сильна, насколько она рести-мулирована, т.е. происходит реактивизация памяти прошлого из-за условий и обстановки в настоящем времени, в большой степени похожих на обстоятельства прошлого.

Отсюда следует, что ребенок в утробе матери не имеет малейшего представления о смысле сказанных слов. Будучи организмом, он познает, что некоторые вещи обозначают оп­ределенные опасности. Но этим ограничивается значение за­писей. Ум должен более или менее сформироваться до того,

как инграмма начинает оказывать действие на аналитичес­ком уровне.

Пренатальный ребенок, конечно, в состоянии испытывать ужас. Когда родители или гинеколог, делающий аборт, пыта­ется до него добраться, чтобы уничтожить его, он испытыва­ет страх и ощущает боль.

Однако этот ребенок имеет некоторое преимущество. Ок­руженный амниотической жидкостью, получающий питание от матери, легко реформируясь физически в стадии роста, ре­бенок «ремонтирует» громадное количество повреждений. Способность к восстановлению в утробном состоянии тела наиболее высока. Повреждение, которое искалечило бы но­ворожденного младенца на всю жизнь и убило бы взрослого, запросто исправляется плодом в животе матери. Конечно, повреждение оставляет инграмму, она подробно записана со всеми данными, речью и эмоциями, но умертвить эмбрион трудно, и это главное.

Общество, которое подавляет секс как зло и которое на­столько ненормально, что каждая женщина может сделать аборт, обрекает себя на постоянно увеличивающееся коли­чество безумных. Это научный факт, что попытка сделать аборт - наиболее важный фактор патологии. Ребенок, от ко­торого хотели избавиться, обречен всю жизнь жить со своими убийцами, он их реактивно узнает как убийц на протяжении своего болезненного и незащищенного детства! Он необык­новенно привязан к бабушкам и дедушкам, до ужаса напуган наказаниями, легко заболевает и болеет более долго. Не существует гарантированного метода аборта. Пользуйтесь противозачаточными средствами, а не вязальными спица­ми или спринцовкой для контролирования количества насе­ления. Если ребенок уже зачат, то независимо от морали и материальных условий, будущие отец и мать, замышляю­щие избавиться от ребенка, идут на убийство, которое ред­ко удается, А если оно не получилось, закладывают фунда­мент для детства, наполненного недугами и болью. Тот, кто замышляет аборт, действует против всего общества буду­щего, любой судья или врач, рекомендовавший аборт, дол­жен быть моментально лишен положения и практики незави­симо от «причины» рекомендации.

Многие миллиарды долларов, которые ежегодно тратит Америка на содержание сумасшедших домов и тюрем, тра­тятся прежде всего из-за попыток абортов, сделанных сексу­ально ненормальными матерями, воспринявшими беремен­ность как проклятие.

Роды - это одна из самых примечательных инграмм с точ­ки зрения инвазивности. Мать и ребенок получают одинаковую инграмму, которая отличается только местом расположения боли и глубиной «бессознательности». Все, что доктора, сес­тры и другие люди говорили матери во время родов и сразу после них, записывается в реактивном банке, создавая иден­тичные инграммы у матери и ребенка.

Если врач зол или в отчаянии, эмоциональный тон родов может вызвать серьезные осложнения. И вообще, если док­тор разговаривает, его слова воспринимаются в полном, ре­активном значении и матерью, и ребенком.

Ребенок, к несчастью, вынужден принимать драматизации от своих родителей. Исключительно замечательное зрелище представляет ребенок-клир: он - человек! Одно чувство дру­жеского расположения к людям может провести его сквозь любые неприятности. Испорченный ребенок - тот, с решени­ями которого никогда не считались, тот, у кого украдена неза­висимость. Ласка не может испортить ребенка так же, как ведро бензина не в состоянии погасить солнце.

Начало и конец «детской психологии» заключаются в том, что ребенок - это человек, он имеет право на чувство соб­ственного достоинства и самоопределение. Ребенок аберри­рованных родителей - проблема, вызванная инвазивностью аберрации (отклонение от рационального поведения) и тем, что ему отказано в праве драматизировать или противоре­чить. Чудо заключается не в том, что дети - это проблема, а в том, что они действуют нормально, потому что из-за инва­зивностью, наказаний и запрета самоопределения современ­ным детям отказано во всем, что необходимо для создания рациональной жизни. А ведь они - будущая семья и буду­щая раса.

Цикл жизни, который считается «нормальным» (со­временный средний уровень) или психозным, описать просто. Он начинается с большого количества инграмм перед рож-

дением, и их становится больше в зависимом и беззащит­ном состоянии ребенка после рождения. Различные наказа­ния записываются как локи, т. е. аналитические моменты, которые рестимулируют ощущения прошлого, являются включениями для инграмм. Входят новые инграммы, кото­рые втягивают в действия более старые. Собирается боль­ше и больше новых локов. Болезни и аберрированность действий устанавливается окончательно к 40-50 годам.

И отнюдь не влияние «биологической любви» заставляет мать играть такую важную роль в жизни человека. Просто мать механически является общим знаменателем всех пре-натальных инграмм ребенка. Такие инграммы гораздо более серьезны, чем полученные после рождения. Любая такая инграмма содержит мать или мать вместе с другим челове­ком, но мать в ней всегда присутствует. Поэтому ее голос, ее высказывания, ее действия оказывают огромное влия­ние на еще не родившегося ребенка.

Неправда, что эмоции передаются эмбриону через пу­повину, как предполагают люди, когда слышат о прена-тальных инграммах. Эмоции передаются другим типом волн {скорее электрическим, чем механическим). Какой это тип -неизвестно. Поэтому каждый, кто проявляет эмоции вблизи беременной женщины, передает их непосредственно ребен­ку. Эмоция матери таким же образом воспринимается реак­тивным умом ребенка.

Не имеет значения, обладает эмбрион аналитическими способностями или нет - это не влияет на его вос­приимчивость к инграммам. Ведь пренатальная инграмма -это всего лишь инграмма. Только когда ребенок получает удар или испытывает боль вследствие высокого давления крови, или оргазма, или из других источников, он впадает в «бессознательное» состояние. Будучи «без сознания», он получает все ощущения, слова из окружения матери в виде инграмм. Мощь аналитического мышления не имеет с ними ничего общего. Если ребенок «не аналитичен», это не пред­располагает его к инграммам. Если ребенок испытывает боль или он «без сознания», то он, скорее всего, получит инграм­мы. Наличие или отсутствие «аналитической силы» не влия­ет на то, будет ли ребенок получать инграммы.

Утренняя рвота, кашель, все монологи (мать разговари­вает сама с собой), шум улицы, домашние звуки и т. д. -все доходит до ребенка, находящегося в «бессознатель­ном» состоянии, когда он физически травмирован. Ранить ребенка очень просто. Он не защищен сформировавшимся костным скелетом, не обладает свободой передвижения. Вот он там. Когда что-то ударяет или давит на него, его клетки и органы оказываются травмированными. Проведите простой эксперимент, и вы поймете, какое большое значение имеет мобильность. Лягте на кровать, опустите голову на подуш­ку, попросите кого-нибудь положить ладонь на ваш лоб. Поскольку вы не мобильны, давление ладони на лоб будет значительно большим, чем если бы вы стояли. Ткани тела матери и жидкость, которой окружен ребенок, создают незначительный буфер. Во время травмы околоплодная жид­кость матери, будучи несжимаемой средой, сжимает ребен­ка. Положение ребенка далеко не безопасно. Когда неза­долго до родов мать нагибается, чтобы завязать шнурок на ботинке, ребенок может получить серьезные повреждения.

Напряжение при поднятии тяжестей беременной женщи­ной особенно опасно для ребенка. Если случайно мать на­летит на угол стола или на какой-нибудь другой предмет -это может размозжить ребенку голову. Но его способность «восстанавливать» свой организм, как уже отмечалось, пре­восходит все известное в этом роде. Голову ребенка может сплющить, но чертежи все еще там, вместе со строитель­ным материалом, поэтому возможна починка. В принципе ребенок может пережить любые самые серьезные травмы. Вопрос только в том, будут ли эти травмы иметь высокие аберрирующие свойства как инграммы.

Если муж разговаривает во время полового акта, каждое слово будет инграммным. Если он бьет мать, то эти побои, как и все, сказанное им и ею, становятся частью инграммы.

Если женщина не хочет ребенка, а мужчина хочет, ре­бенок позже будет реагировать на него как на защитника и может даже получить нервное расстройство в связи со смер­тью отца. Если женщина хочет ребенка, а мужчина - нет, то расчеты на предмет защитника меняют полярность. Это так­же относится к случаю, когда присутствует попытка или уг­роза аборта, если она содержится в инграмме.

Если мать получила травму, а отец проявляет сильное волнение по поводу ее благополучия, инграмма включит все это в свое содержание, и ребенок получит инграмму сочув­ствия. Следовательно, отныне лучший способ выживания для него - патетическое поведение во время собственных травм и даже попытки сделать так, чтобы с ним происходи­ли травмы.

Беременная женщина должна быть окружена заботой об­щества, которому небезразлична судьба будущего поколения. Женщине надо помочь встать, если она упала, но молча. Нельзя ожидать от нее, что она будет носить тяжести. Не тре­буйте от нее участия в половом акте, ибо во время беремен­ности половой акт - это инграмма в ребенке.

Существует огромное количество беременностей, о ко­торых никто не догадывается. Насильственный половой акт, использование растворов для спринцевания и про­тивозачаточных средств (которыми пользуются женщины, не знающие о своей беременности), напряжение мышц живота во время испражнений, падения и несчастные случаи могут объяснить большое количество выкидышей, которые проис­ходят в период до первой менструации после зачатия. В са­мом начале развития зародыш не очень жизнеспособен, и его можно серьезно травмировать действиями, которые мать по­считала бы за пустяки. После первой пропущенной менструа­ции опасность выкидыша уменьшается, и его можно ожидать, только если ребенок является генетическим уродом или про­изведена попытка аборта. Генетические отклонения больших размеров являются такой редкостью в процентном отноше­нии, что ими можно пренебречь.

Внутриутробная мембрана, за которой находится жидкость и развивающийся зародыш, может быть неоднократно повреж­дена, и жидкость выйдет после первой пропущенной менст­руации, а ребенок все равно выживет. 20-30 попыток аборта -это не так уж необычно для аберрированной женщины, и каж­дый раз можно повредить мозг и тело ребенка.

Ребенок до рождения не зависит от стандартных вос­приятий своих органов чувств. Инграммы - это не вос­поминания, а записи на клеточном уровне. Поэтому ребенку не нужны барабанные перепонки, чтобы записать инграмму.

Известны кейсы, где механизмы звукозаписи, которые уже развились у ребенка, были уничтожены попытками абортов. Инграмма все равно была записана. Клетки восстановили слуховой аппарат, который должен был стать источником зву­ка в стандартных банках, и подшили свою информацию в ре­активный банк.

Следовательно, мать должна чрезвычайно хорошо к себе относиться, окружающие должны относиться к ней очень вни­мательно и быть хорошо информированы о необходимости сохранять тишину во время стрессовых ситуаций и несчаст­ных случаев. В связи с тем, что нет возможности определить точно, когда началась беременность, а также в связи с высо­ким потенциалом аберрации в инграммах зародыша на на­чальной стадии развития, совершенно очевидно, что обще­ство обязано улучшить отношение к женщинам, если оно хо­чет сохранить психическое здоровье детей.

Женщины до какой-то степени потеряли свою ценность в нашем обществе по сравнению с другими обществами в ис­тории человечества. Их все время побуждают к соревнова­нию с мужчинами, что абсолютно бессмысленно. Уровень деятельности у женщин и у мужчин одинаково высок. Боль­шое количество современных катаклизмов нередко возникает из-за неспособности понять важность роли женщины как жен­щины и разграничить сферы деятельности женщин и мужчин.

Поразительный научный факт - самые здоровые дети рож­даются у самых счастливых матерей. Например, роды для клированной матери - несложное дело. Только инграммы ро­дов у матери делают их трудными. Клированная мать не нуж­дается в анестезии. И это хорошо, так как анестезия произво­дит ошеломляющий эффект на ребенка, и инграмма, когда она рестимулирована, развивает в ребенке тупость. Счастли­вая женщина имеет очень мало неприятностей с родами. И даже несколько инграмм, которые все же возникают, несмот­ря на все предосторожности - ничто, если общий тон матери достаточно высок.

Существует три типа любви между мужчиной и женщиной: первый подходит под закон дружбы и является нежностью, с которой люди относятся друг к другу; второй - это половой выбор и является настоящим притяжением взаимной сексу-

альности между партнерами; третий - это принудительная «любовь», не продиктованная ничем более разумным, чем отклонения от норм поведения.

Обычно в супружестве реактивных умов обнаруживается, что когда оба партнера очищены от аберрации, жизнь стано­вится более чем терпимой, так как люди часто испытывают естественное расположение друг к другу, даже если сексуаль­ного притяжения между ними не было. Восстановление суп­ружества путем клирования партнеров может не привести к той великой любви, которую воспевали поэты, но оно, по край­ней мере, может привести к высокому уровню уважения и со­трудничества в достижении общей цели - сделать жизнь дос­тойной жизни. И во многих супружествах после того, как парт­неры стали клирами, под грязными лохмотьями аберрации было обнаружено, что они действительно любили друг друга.

Андре Бертин

ВОСПИТАНИЕ В УТРОБЕ МАТЕРИ*

ВОСПИТАНИЕ В УТРОБЕ МАТЕРИ, ИЛИ РАССКАЗ ОБ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ

Приводя своего очередного ребенка в детский сад и бе­седуя с воспитателем или заведующей, которых матери зна­ют уже на протяжении многих лет, они, как правило, сооб­щают им сведения, касающиеся младенчества, родов или беременности. Я часто отмечала взаимосвязь между опре­деленными событиями, происходившими во время беремен­ности, или самочувствием матери в этот период и какими-то отклонениями, чем-то необычным, по их собственному мне­нию, в характере или поведении ребенка.

Результаты исследований, проведенных за последнее де­вятилетие учеными разных специальностей, подтверждают наличие этой взаимосвязи и указывают на ее важность.

В 1982 г., оставив основную работу, я установила тесный контакт с врачами, медсестрами педиатрических отделений, акушерами, преподавателями учебных заведений различно­го уровня и родителями, наблюдавшими вышеуказанную взаимосвязь в процессе профессиональной деятельности или непосредственно в рамках семьи. Мы пришли к выводу о не­обходимости создания Национальной ассоциации пренаталь-ного воспитания (НАПВ), которая должна была стать мости­ком между проводимыми исследованиями и супружескими

парами и матерями.

Ассоциация несет ответственность за распространение информации путем организации конференций и симпозиумов, целью которых является ознакомление с ней специалистов, работающих с будущими родителями, молодых людей или лиц,

А Бертин. Воспитание в утробе матери. Ленинград. 1991.

не получивших знаний подобного характера в процессе обу­чения.

Кое у кого разговор о пренатальном воспитании может вы­звать чувство удивления и даже тревоги - неужели дело дошло до того, что уже устанавливаются какие-то нормати­вы и разрабатываются программы, регламентирующие раз­витие эмбриона и плода? Конечно, нет. Нормативы и про­граммы имеют отношение к обучению, а не к воспитанию.

Воспитание можно определить как «предоставление подходящих условий и средств, способных обеспечить фор­мирование и развитие человека». Действительно, мы воспи­тываем живое существо, подразумевая под этим его форми­рование и развитие в процессе развертывания движения жизни внутри него самого. Это имеет место благодаря тому физи­ческому, эмоциональному и ментальному материалу, который оно получает извне, т. е. из окружающей среды.

После рождения ребенка процесс воспитания характери­зуется тремя последовательными этапами - впитывание ин­формации, подражание и личный опыт. В период внутриут­робного развития опыт и, вероятно, подражание отсутствуют. Что касается впитывания информации, то оно максимально и, как мы увидим далее, протекает на клеточном уровне.

Ни в один из моментов своей дальнейшей жизни человек не развивается столь же интенсивно, как в пренатальном пе­риоде, начиная с клетки и превращаясь всего через несколь­ко месяцев в фактически совершенное существо, обладаю­щее удивительными способностями и неугасимым стремле­нием к знанию.

Мы не можем отрицать важность воспитания ребенка, особенно в первые годы жизни, равно как и эффективность самовоспитания, когда взрослый человек берет на себя от­ветственность за собственное развитие путем упорной рабо­ты над собой. Однако мы уверенно заявляем, что ни первое, ни второе не оказывают того фундаментального воздействия, которое присуще пренатальному воспитанию.

Новорожденный уже прожил девять месяцев, которые в значительной степени сформировали базу для его дальней­шего развития.

Пренатальное воспитание несет в своей основе мысль о

необходимости предоставления эмбриону и затем плоду са­мых лучших материалов и условий. Это должно стать частью естественного процесса развития всего потенциала, всех спо­собностей, изначально заложенных в яйцеклетке.

Нам часто задают один и тот же вопрос: для кого предназ­начен процесс воспитания - для матери или для ребенка? Ответ прост: для обоих. Результатом существующего сим­биоза является следующая закономерность: все, через что проходит мать, испытывает и ребенок. Мать - это первая вселенная ребенка, его «живая сырьевая база» как с мате­риальной, так и с психической точек зрения. Мать является также посредником между внешним миром и ребенком. Че­ловеческое существо, формирующееся внутри матки, не вос­принимает его напрямую. Однако оно непрерывно улавли­вает ощущения, чувства и мысли, которые вызывает у ма­тери окружающий мир. Это существо регистрирует первые сведения, способные определенным образом окрашивать будущую личность, в тканях клеток, в органической памяти и на уровне зарождающейся психики.

Этот факт, заново открытый недавно нашей наукой, на са­мом деле стар как мир. Женщина всегда интуитивно ощуща­ла его важность. Это все больше начинают понимать и отцы. Для древних цивилизаций значимость периода беременности была абсолютно непреложной истиной. Египтяне, индийцы, кельты, африканцы и многие другие народы разработали^свод законов для матерей, супружеских пар и общества в целом, которые обеспечивали ребенка наилучшими условиями для жизни и развития.

Более тысячи лет тому назад в Китае существовали пре-натальные клиники, где будущие матери проводили период беременности, окруженные покоем и красотой.

Научные исследования современности, проводимые в четырех различных областях, сконцентрированы на возмож­ных факторах, играющих роль в воспитании плода еще в ут­робе матери. К ним относятся :

- сенсорные способности плода, изучаемые специалис­тами самого разного профиля;

- эмоциональный след, обнаруженный психологами и психоаналитиками;

- способность элементарных частиц, составляющих ато­мы, молекулы и живые клетки, записывать информацию как область интересов физиков;

- действие морфогенетических полей, выдвинутое в ка­честве гипотезы одним из английских биологов.

УДИВИТЕЛЬНЫЕ СЕНСОРНЫЕ СПОСОБНОСТИ ПЛОДА

Группа французских специалистов различного профиля опубликовала результаты исследования, свидетельствующие о наличии у плода активной сенсорной системы. Напомним, что органы чувств и соответствующие центры мозга развива­ются уже к третьему месяцу. На протяжении последующих шести месяцев они совершенствуются и специализируются в соответствии с выполняемыми функциями.

Зрение, которое невозможно без света, находится в со­стоянии временного бездействия. Плод просто воспринимает слабый оранжевый свет, да и то лишь при непосредственном освещении живота матери. Обоняние, функционирующее толь­ко при наличии воздуха, также бездействует до момента рож­дения.

Вкус уже хорошо развит, плод даже демонстрирует предпочтение одного другому. Ежедневно он поглощает оп­ределенное количество амниотической жидкости. Добавление к ней сахара путем введения его раствора заставляет плод с «жадностью» проглатывать двойную порцию. При исполь­зовании горького раствора количество потребляемой жидко­сти крайне мало. Более того, удалось получить изображе­ние плода с гримасой недовольства, являющейся следстви­ем отрицательных вкусовых ощущений. Внутриматочная жидкость подвержена влиянию всего, что съедает и выпи­вает мать. Это способствует привыканию плода к вкусу той пищи, которую он будет потреблять после рождения и кото­рая характерна для региона проживания родителей. Приве­дем пример, когда малютка-индианка была удочерена суп­ругами из Парижа в возрасте трех месяцев. Начав получать твердую пищу, она упорно отказывалась от риса, при­готовленного по различным рецептам европейской кухни, однако с удовольствием ела рисовое блюдо, потребляемое в пищу ее матерью во время беременности.

На сегодняшний день наиболее широко изучены чувстви­тельность и слух. Говоря о чувствительности, мы имеем в виду кожный покров. Кожа плода подвергается непрерыв­ному воздействию мышц матки и брюшной стенки. Франц Вельдман, врач из Дании, разработал метод установления связи с плодом на эмоциональном уровне. Гаптономия дает возможность поддерживать глубокий контакт между отцом, матерью и плодом через брюшную стенку.

Что касается слуха, имевшего, по мнению наших предшественников, тесную связь с мудростью, поскольку в его основе лежит только восприятие, то здесь есть много моментов, способных вызвать неподдельное изумление.

Внутреннее ухо, воспринимающее звуки и передающее сигналы в мозг, формируется в конце шестого месяца. Одна­ко Жану Фейжу удалось получить выраженные моторные ре­акции в ответ на раздражитель у плода в возрасте пяти меся­цев. Доктор Томатис описывает случай с Одилью, маленькой девочкой, страдавшей аутизмом (погружение в мир личных переживаний). Ему удалось снять развившиеся нарушение путем использования английского языка в проводимых бесе­дах. Дело в том, что мать девочки, работавшая в начале бе­ременности в фирме по импорту-экспорту, использовала для общения исключительно английский язык. Вполне возможно, что плод воспринимает вибрации всеми своими клетками не­посредственно с момента зачатия, сохраняя всю информа­цию в памяти.

Мари-Луиза Аучер, певица, ставшая впоследствии преподавателем, пришла к исключительно интересному вы­воду после наблюдения за семьями профессиональных вока­листов, постоянно упражняющихся дома. Матери, имевшие сопрано, рожали детей с хорошо развитой верхней частью тела. Они без труда могли поставить пальцы в положение, которое наблюдается при щипке (большой палец находится напротив всех остальных). Это свидетельствовало о раннем развитии сенсомоторной координации. Напротив, дети отцов с глубоким басом появлялись на свет с хорошо развитой ниж­ней частью тела. Они рано начинали ходить. Однако гораздо более интересным фактом, нежели это до некоторой степени эфемерное свидетельство раннего развития, является то, что

и впоследствии они оставались неутомимыми ходоками.

Пытаясь понять данный феномен, Мари-Луиза Аучер организовала проведение работ в ряде университетов и боль­ниц Парижа, в которых приняли участие известные специали­сты. Они были поражены влиянием звуков, составляющих гам­му, и их соотнесенностью с определенными участками основ­ного энергетического меридиана, хорошо известного специа­листам в области акупунктуры.

Бесспорным фактом является существование вибрацион­ного резонанса между звуком и определенным позвонком, а также парой симпатических и парасимпатических ганглиев. При стимуляции одной из энергетических точек, одного из не­рвных центров, данный процесс распространяется также и на области, которые они иннераируют. Это приводит к динамиза­ции всей ЦНС, включая мозг

На основании своих наблюдений Аучер пришла к выводу о важной роли звука. Работая в так называемом «поющем» родильном доме Мишеля Одена, она проводила занятия по хоровому пению, которые посещали будущие отцы, матери, а также их дети, если таковые уже имелись.

Аучер считает, что «хоровое пение улучшает самочувствие и укрепляет нервы матери, которая производит на свет здо­ровых, спокойных ребятишек, способных быстро и легко адаптироваться в самых различных ситуациях». Последнее - признак устойчивого психического равновесия, качество огромной важности для мира, в котором они будут суще­ствовать.

Если отцы регулярно разговаривают с плодом во время беременности, то почти сразу же после рождения ребенок будет узнавать их голос. Часто родители также отмечают, что дети распознают музыку или песни, услышанные в пренаталь-ном периоде. Причем они действуют на малышей, как пре­красное успокоительное средство, и могут быть успешно ис­пользованы при сильном эмоциональном напряжении.

Что касается действия голоса матери, то оно настолько велико, что доктору Томатису удается снимать напряжение у детей и взрослых и возвращать им состояние равновесия про­стым прослушиванием его записи, сделанной через жидкую среду. В данном случае пациенты воспринимают голос так,

как воспринимали его , находясь в утробе матери и плавая в амниотической жидкости. Этот возврат к пренатальному периоду, характеризующемуся безопасностью, дает возмож­ность как молодым, так и пожилым пациентам установить новый контакт с первичной энергией и устранить нежелатель­ные явления.

Плод также воспринимает музыку, которую слушает мать во время концерта. Он избирательно реагирует на его про­грамму. Так, Бетховен и Брамс действуют на плод возбужда­юще, тогда как Моцарт и Вивальди успокаивают его. Что ка­сается рок-музыки, то здесь можно сказать только одно: она заставляет его просто бесноваться. Было замечено, что бу­дущие матери часто вынуждены покидать концертный зал по причине непереносимых страданий, испытываемых от бурно­го движения плода. Таким образом, они должны слушать иную, более структурированную музыку.

Постоянное слушание может стать подлинным процес­сом обучения. В своем интервью телевидению американс­кий дирижер Борис Брот ответил на вопрос о том, где он научился любить музыку, следующим образом. «Эта любовь жила во мне еще до рождения». Знакомясь с определенны­ми произведениями впервые, он уже знал партию скрипки еще до того, как переворачивал страницу партитуры. Брот не мог объяснить причину этого явления. Как-то раз он упо­мянул об этом при матери, которая в прошлом была виолон­челисткой. Она посмотрела свои старые программы и обна­ружила, что сын знал наизусть именно те произведения, ко­торые она разучивала, будучи беременной.

Это доказывает существование процесса непрерывной регистрации и запоминания. О подобном феномене расска­зывали Рубинштейн и Менухин. Если бы только мы могли спро­сить об этом Моцарта!

Никто не возьмет на себя смелость утверждать, что мать, часто слушавшая музыку или много игравшая на каком-то музыкальном инструменте во время беременности, обязатель­но произведет на свет композитора, музыканта-виртуоза или певца. Несомненно одно — он будет восприимчив к ней и к различным звукам. Кроме возможного формирования опре­деленных способностей, мать безусловно привьет ребенку

вкус к музыке, что значительно обогатит всю его последую­щую жизнь.

Однако развивающееся существо запоминает не только сенсорную информацию, но и хранит в памяти клеток сведе­ния эмоционального характера, которые поставляет ему мать.

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ СЛЕД .

Психологи и психиатры выявили наличие еще одного существенного фактора: качества эмоциональной связи, су­ществующей между матерью и ребенком. Любовь, с кото­рой она вынашивает ребенка; мысли, связанные с его появ­лением; богатство общения, которое мать делит с ним, ока­зывают влияние на развивающуюся психику плода и его клеточную память, формируя основные качества личности, сохраняющиеся на протяжении всей последующей жизни. Опрос 500 женщин показал, что почти 1/3 из них никогда не думала о вынашиваемом в чреве ребенке. Дети, которых они произвели, имели при рождении вес, не достигавший средних показателей, у них чаще наблюдались различные серьезные нарушения в работе пищеварительного тракта и нервные расстройства. В раннем возрасте такие дети плака­ли намного больше. Они также испытывали определенные трудности в процессе адаптации к окружающем и к жизни, к сожалению, у ученых пока еще не дошли руки до изучения их реакций в возрасте полового созревания и в период зре­лости. Таким образом, матери расплатились за незнание того факта, что питательной средой для развития являются их собственные чувства и мысли, а потребность в любви воз­никает еще до рождения.

В июле 1983 г. доктор Верни, психиатр из Торонто, орга­низовал проведение Первого американского конгресса по пре- и перинатальному воспитанию, в работе которого уча­ствовали многие специалисты из европейских государств и Канады. Был сделан ряд интересных сообщений о взрос­лых, причиной страдания которых была сохранившаяся в подсознании информация о событиях, происходивших с ма­терью во время беременности. Рассмотрим в качестве при­мера случай с мужчиной, который испытывал внезапные при­ливы жара, сопровождающееся страхом смерти. Психиатр ввел его в гипнотическое состояние и прокрутил в обратном

порядке всю его предыдущую жизнь. Вспоминая девятый, восьмой месяцы внутриутробного развития, этот человек чувствовал себя абсолютно нормально. Когда подошла оче­редь седьмого месяца, его голос вдруг резко прервался, лицо исказила гримаса ужаса, появилось ощущение внут­реннего жара. Психиатр прекратил работу, сняв гипнотиче­ское воздействие. Беседа с матерью поставила все на свои места. Женщина призналась, что на седьмом месяце, буду­чи в состоянии депрессии, она пыталась прервать беремен­ность, парясь в горячей ванне. С тех пор прошло 30 лет, мать забыла о трудных временах. Однако клеточная память сына сохранила не только ощущение чрезмерного жара, но и мысль о смерти, которая присутствовала в сознании мате­ри. Именно это и явилось причиной страдания уже взросло­го человека.

Для того чтобы понять сущность подобных феноменов, обратимся к исследованиям, проведенным доктором Леви­ным, специалистом в области хирургической стоматологии из Манчестера. В течение ряда лет он собирал молочные зубы, которые затем изучались с помощью электронного микроскопа.

Зубы - это архив нашего организма. Подобно геологу, определяющему возраст пласта, мы можем точно датировать временную принадлежность каждого слоя эмали. Доктор Ле­вин был первым специалистом, обратившим внимание на се­роватую линию, которую он назвал неонатальной. По его мне­нию, она является отражением родовой травмы. Отсутствие неонатальной линии в ряде случаев свидетельствует о том, что рождение происходило в самых благоприятных условиях. Однако, к сожалению, это лишь исключение, а не правило.

Слои эмали, расположенные ниже этой линии, отражают период, предшествовавший рождению. Доктору Левину уда­лось выявить некоторые часто встречающиеся аномалии, а иногда и четко видимые пустоты. Что же блокировало про­цесс формирования молочных зубов и, возможно, мягких тка­ней и органов на более или менее продолжительный период? Доктор Левин пригласил для совместной работы психолога, в обязанности которого входило проведение бесед с матерями маленьких пациентов. Итогом исследований стал вывод о

существовании четкой взаимосвязи между вышеуказанны­ми аномалиями и сильным стрессом, пережитым матерями во время беременности.

При стрессе наш организм, в частности, наши надпочеч­ники начинают вырабатывать катехоламины, или так назы­ваемые стрессовые гормоны, которые помогают нам спра­виться с возникшей ситуацией. Эти гормоны проникают че­рез плацентарный барьер и оказывают воздействие на плод, формируя физиологическое состояние, отражающее состо­яние матери. Однако оно гораздо сильнее и имеет боль­шую значимость, поскольку у взрослого человека за вре­мя его жизни развиваются защитные реакции, отсутствую­щие у плода.

Однако если здесь, в этом зале, сегодня присутствуют беременные женщины, то им° не следует испытывать особую тревогу по этому поводу, поскольку речь идет об очень силь­ном стрессе. Мы не берем в расчет быстро проходящее чув­ство тревоги, например, из-за вмятины в крыле автомобиля. Ребенок подвержен воздействию только сильного стресса, глубоких и длительных переживаний. К ним можно отнести, к примеру, плохие взаимоотношения между супругами, которые, повторяясь, превращаются в застывшую модель общения. Кроме того, следует помнить, что будущие матери обладают тем, что доктор Верни называет защитным щитом, предохра­няющим ребенка любовью к нему. Она способна прикрыть плод от вредного воздействия даже в очень тяжелых, экстре­мальных ситуациях.

В тех случаях, когда мы испытываем чувство радости, сча­стья, процветания, наш мозг секретирует эндорфины, или гор­моны «счастья». Они способны сообщать ощущение покоя или радости бытия плоду. Если он часто испытывает эти со­стояния в утробе матери, то они запоминаются и, вероятно, определенным образом окрашивают характер будущего муж­чины или женщины.

На конгрессе в Торонто была также рассмотрена пробле­ма обратного действия, т.е.- плода на мать. Например, счита­ется, что беременность при диабете характеризуется опре­деленной степенью риска. Однако в ряде случаев наблюда­лось улучшение самочувствия женщин, что было обуслов-

лено секрецией инсулина из поджелудочной железы плода. Специалисты в области гомеопатии отмечают влияние бере­менности на общее состояние здоровья матери. Наблюде­ния за ребенком после рождения свидетельствуют о нали­чии тесной взаимосвязи между этим фактором и состояни­ем плода. Это подтверждается восстановлением естествен­ных реакций у матери после родов.

Имеет ли место обратное действие на психологическом уровне? Определенные факты позволяют дать утвердитель­ный ответ на этот вопрос. Мы здесь можем привести (как ради развлечения, так и в качестве информации к размыш­лению) случай с матерью Наполеона. Именно и только во время этой беременности у нее появилась страсть к военному делу, посещению полей сражений, разработке стратегических планов, которая прошла сразу же после рождения будущего императора. Я не рискну комментировать этот факт, а просто сообщаю вам о нем в том виде, как он описан историками.

СХОДСТВО МЕЖДУ ПЕРИОДОМ ВНУТРИУТРОБНОГО РАЗВИТИЯ И ПРОЦЕССОМ ГАЛЬВАНОПЛАСТИКИ

Период внутриутробного развития подчиняется основным законам любого процесса формирования, воспитания, взра­щивания (питание, дыхание и т.д.) или процесса обмена ин­формацией.

Предположим, что мы хотим нанести покрытие на печат­ную схему для компьютера. Мы укрепляем ее на катоде (-), который является принимающим полюсом батареи. На ано­де (+) или излучающем полюсе той же батареи устанавли-

вается пластина из золотой фольги. После этого катод и анод погружаются в раствор соли золота. Под воздействием тока, генерируемого источником питания, происходит высвобожде­ние ионов золота из раствора, которые оседают на схеме. Регенерация раствора осуществляется за счет пластины из золотой фольги. Таким образом, имеет место перенос ионов золота с фольги (+) на печатную схему (-) через присутствую­щий раствор.

Приведенный выше рисунок свидетельствует о том, что эти же процессы протекают и во время беременности.

Выше мы привели еще один, менее технический рису­нок, который стал эмблемой Национальной ассоциации пре-натального воспитания.

Ознакомившись с рисунками, мы находим здесь те же элементы:

принимающий полюс (плод и генетические факторы);

излучающий полюс (мать с ее организмом, чувствами, мыслями и духовностью, если она развита);

проводящая среда (кровь матери и ее энергетическое поле, которые передаются плоду);

источник энергии, питающий все эти элементы (солнце -универсальная батарея, без которой жизнь на земле невоз­можна).

Таким образом, мы видим, что жизненные силы работа­ют на всех уровнях.

1 Организм ребенка полностью формируется из матери­алов, которые поставляет организм матери. Свойства пер­вого обусловлены составляющими этого материала.

2 Эмоции матери передаются плоду посредством гор­монов и по энергетическим каналам, оказывая либо поло­жительное, либо отрицательное влияние на его психизм.

Работы специалистов в области теоретической медици­ны, объясняющие пути записи информации на клеточном уровне, позволяют также предположить, что психологичес­кая среда матери влияет на внутренние свойства клеток ребенка.

ЗАПИСЬ ИНФОРМАЦИИ НА КЛЕТОЧНОМ УРОВНЕ

Жан Шарон, французский физик, считает, что элементар­ные частицы, составляющие атомы, молекулы и живые клет­ки, подчиняются как законам физики, так и основным зако­нам физиологии. Они способны хранить в своей памяти ин­формацию об окружающей среде, а также воспроизводить ее по собственному желанию и передавать какие-то сведе­ния другим частицам. Запись информации, запоминание и передача - свойства психики. Жан Шарон утверждает, что каждая элементарная частица имеет своего «психического двойника».

Следовательно, информация, носителем которой он яв­ляется, определяет вибрационные характеристики элемен­тарной частицы.

Дэвид Бом, работавший в Англии с Эйнштейном, Джеф­фри Чью и Фритджоф Каира из США, а также многие другие ученые доказывают верность этого постулата с помощью математических расчетов. Информация о психике, мыслях и чувствах матери, получаемая формирующемся существом, определяет вибрационные свойства его клеток. Таким обра­зом, все, через что мы проходим, записано в хромосомах клеток. В частности, это касается половых клеток, составля­ющих генетический капитал ребенка.

ВЛИЯНИЕ МОРФОГЕНЕТИЧЕСКИХ ПОЛЕЙ

Дальнейший свет на происходящее проливают иссле­дования Руперта Шелдрейка, английского биолога, работа­ющего в содружестве с различными специалистами. Он от­метил, что изучаемые физиками четыре разновидности по­лей не могут объяснить причины появления и постоянства форм как живой, так и неживой материи. Согласно теории формативной причинности существует еще одно, пятое поле, которое Шелдрейк называет морфогенетическим. Именно оно генерирует волны, определяющие поле объекта.

Существующие формы имеют устойчивую взаимосвязь с соответствующей энергетической компонентой вышеука­занного поля, характеризующейся определенной вибраци­ей. По мнению Шелдрейка, мысли и чувства - это энергети­ческие формы, находящиеся в постоянном резонансе с вол­ной соответствующей длины, которая является одной из со­ставляющих космического поля, пронизывающего каждого из нас. Таким образом, любой поступок, любая мысль или чувство связаны с волной вполне конкретной формы. Энер­гетический обмен осуществляется по бороздкам, называю­щимся креодами (creode). При неоднократном повторе это­го обмена бороздки углубляются и придают определенную устойчивость как полю, так и состоянию сознания, посте­пенно моделируя психику и даже физическую структуру, о чем свидетельствует психоморфология.

СОЗНАТЕЛЬНОЕ, ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПЛОДУ ВО ВРЕМЯ БЕРЕМЕННОСТИ

Все сказанное выше свидетельствует о том, что бере­менная женщина, как никто другой, является средоточием различных энергий, структурирующих материю.

Она носит в себе проект нового существа. Поступки, мысли и чувства женщины являются причиной образова­ния или притяжения вполне определенных типов энергии. Она может либо отмахнуться от этого факта, либо принять решение приложить, по возможности, все силы, чтобы на­править свою психическую или физическую энергию по наи­более удобному для ребенка руслу. Данное решение также

касается окружающих людей как членов семьи, так и обще­ства в целом.

Внутриутробный период развития подобен процессу галь­ванопластики. Если будущая мать знает об этом и старает­ся исключить из своей жизни все негативные моменты, то она как бы привносит в свое тело, сердце и сознание «кусо­чек золотой фольги». Другими словами, она предоставляет формирующемуся ребенку наилучший физический матери­ал и самую качественную информацию, существующую на сенсорном, эмоциональном и ментальном уровнях. При тес­ном содружестве с природой женщина становится еще од­ним сознательным создателем ребенка, которому она пре­доставляет наилучшие шансы из всех существующих

Не слишком ли честолюбивые устремления? Да - если рассматривать проблему с точки зрения цели, и нет - если иметь в виду простоту и легкость средств ее достижения. Здесь нет четко разработанных и обязательных методов, по­скольку это противоречило бы самой сути воспитания, кото­рое можно рассматривать как пробуждение. Будущая мать просто источает любовь, задействует свой творческий по­тенциал. Здесь нет также и готового перечня рецептов. Мы просто пытаемся дать почувствовать дух, атмосферу, кото­рая может быть создана, и выдвигаем несколько предложе­ний, касающихся физического, эмоционального и менталь­ного уровней.

Физический уровень. Рассмотрим идею сознательного отношения к питанию. Мы все знаем о важности выбора здо­ровой, полезной пищи и сбалансированного меню. Однако механизм приема пищи ведет лишь к потреблению хими­ческих элементов, которые всасываются в желудке и пище­варительной системе. Однако в летнее время фрукты, ово­щи и злаки накапливают значительное количество солнеч­ной энергии, которая может быть утилизирована в процессе тщательного и медленного пережевывания. Об этом гово­рят все специалисты по диетпитанию. Кроме того, вы сами наверняка не раз убеждались в эффективности подобного потребления пищи. Когда вы немного устали, попробуйте съесть какой-нибудь, даже не очень сладкий фрукт, напри­мер яблоко, и к вам вернется энергичность. Пищевые про-

дукты требуют переваривания, только тогда содержащиеся в них вещества попадут в ваши клетки. Солнечная же энер­гия, проникающая через рот и передающаяся непо­средственно нервной системе, принесет вам немедленное чувство облегчения. Глубокое дыхание поможет удержать и распределить эту энергию. Наконец, если будущая мать испытывает в процессе еды радость, чувство благодарнос­ти к природе за ее бесценные дары, то она приносит тем самым огромную пользу ребенку как в эмоциональном, так и в физическом плане. Кроме того, она воспитывает в нем положительное отношение к пище.

Эмоциональный уровень. Эмоции и пространство харак­теризуются очень тесной взаимосвязью. Несчастье, ду­шевная боль вызывают ощущение сжатия сердца, нехват­ки воздуха. Такие отрицательные эмоции, как страх, рев­ность, злоба, приводят к появлению чувства тяжести, пло­хого самочувствия и закрепощения. Радость заставляет наше сердце петь. Например, когда мы влюблены, нам легко и хорошо. Кажется, что за спиной выросли крылья, нас переполняет энергия, мы готовы обнять весь мир. Очень полезно культивировать в себе подобное состояние счас­тья и внутренней свободы, передавая его ребенку, кото­рый зафиксирует в своих клетках это ощущение неизбыв­ной радости.

Музыка, пение, поэзия, искусство, природа помогают дости­жению данного внутреннего состояния и воспитывают в ре­бенке чувство прекрасного. Здесь важную роль начинает играть и отец. Отношение к жене, беременности и ожидае­мому ребенку - главный фактор, формирующий у него ощу­щение счастья и силы, которое передается ему через уве­ренную в себе и спокойную мать.

Однако жизнь иногда нарушает эту идиллическую картину, поскольку в ней могут иметь место стрессы (например, автомо­бильная катастрофа), серьезные ситуации (увольнение с ра­боты отца) или тяжелая утрата близких. Что же следует де­лать в этих трудных обстоятельствах? Самое разумное -попытаться справиться с ними. Матери обладают тем, что доктор Верни называет защитным щитом ребенка: любовью к нему.

Многие женщины говорят о том, что во время беремен­ности у них появлялся рефлекс защищать своего ребенка, как существо, уже рожденное. По этой причине они созна­тельно подавляли в себе все нежелательные эмоции. Эти будущие матери разговаривали с ребенком, объясняли ему происходящее, успокаивали его. В это время ребенок "за­писывал" на клеточном уровне информацию о том, что в жизни есть взлеты и падения, которые можно всегда преодолеть. Таким образом, закладывалась основа сильного, выносли­вого человека.

Ментальный уровень. Женщины обладают хорошо разви­тым воображением. Они могут успешно использовать его при формировании ребенка. Людям с богатым воображени­ем часто сопутствует выражение "без царя в голове". В по­добном контексте оно обозначает пустую мечтательность или необузданную фантазию, выраженные в большей или мень­шей степени. Однако мы имеем в виду воображение творца, творческий потенциал нашего сознания. Если воображение направлено на такие категории, как красота, интеллигентность, доброта, мудрость, то оно способно творить чудеса.

Например, мать может работать с яркими цветами, т.е. но­сить с собой предметы или листы бумаги, окрашенные в раз­ный цвет, использовать их в интерьере. Кроме того, она мо­жет рассматривать семь цветов спектра, образующихся при преломлении луча солнца в призме, и мысленно представ­лять себе, что они вливаются в клетки ее будущего ребенка. Это наиболее чистые и мощные по своему воздействию цве­та, потому что свет - это жизнь.

Каждый из семи цветов связан как с психическим, так и с физическим планами. Таким образом, беременная женщина, работающая с данными цветами, способствует их совершен­ствованию и у себя, и у ребенка.

Она может также попытаться зримо представить себе те качества, которые она хотела бы видеть в ребенке. Будущая мать с помощью воображения может нарисовать себе карти­ны проявления этих качеств в детском возрасте, в период полового созревания и в момент зрелости. При этом не сле­дует сосредоточиваться на половой принадлежности, которая формируется в момент зачатия. Подобная визуализация -

это осознанное влияние на силы подсознания з целях их активизации и воплощения в жизнь.

Однако здесь следует проявлять большую осторожность, чтобы избежать навязывания каких-то своих скрытых жела­ний. Дети не должны быть средством компенсации неудач родителей или достижения их амбициозных притязаний. Они -свободные существа, обладающие правом на собственную жизнь. Главная задача заключается в том, чтобы заложить в них основу высоких качеств общего характера, которые дети смогут развить в последующем.

Несмотря на занятость, матери и отцы должны находить время (лучше всего какой-то конкретный час) для «свида­ния» со своим будущим ребенком, разговора с ним. Имен­но в этот момент они могут рассказать ему, с каким нетерпе­нием ожидают его появления на свет и какой он здоровый, красивый, благородный, великодушный и сильный...

Хотим подчеркнуть, что природа отблагодарит мать за ее сознательные усилия. Форма благодарности может быть са­мой различной и проявляться:

1) в значительном уменьшении трех отрицательных момен­тов, присущих беременности, т.е. чувства усталости, беспокой­ства, страха. Под влиянием положительных мыслей они мо­гут исчезнуть полностью оставив вместо себя ощущение уверенности, радости и гордости;

2) естественным завершением осознанной и полной свет­лых ощущений беременности будут {при отсутствии каких-то неожиданностей) роды, проходящие также осознанно, под контролем и с чувством радости и полного единения с ребен­ком;

3) ребенок, выношенный подобным образом, будет легко поддаваться воспитанию и, по всей вероятности, обладать всеми свойствами, которые могут удовлетворить родителей;

4) мать также только выиграет от осознанного отношения к формированию ребенка, поскольку она будет как бы вновь воссоздавать и самое себя как с точки зрения тела, так и состояния сознания. Это будет настоящий ренессанс.

Национальная ассоциация пренатального воспитания занимается распространением накопленных знаний на про­тяжении пяти лет. Некоторые пары, уже имеющие детей, вы-

разили желание попробовать себя в новой роли сознатель­ных творцов. Позднее они рассказывали нам, что испытали необычное и неизведанное ранее, что их последний ребенок сильно отличается от всех остальных детей и что взаимоот­ношения между ними и им складываются значительно легче, хотя они более глубоки по содержанию. Кроме того, эти пары утверждают, что они сами многому научились, а их жизнь ста­ла богаче и насыщеннее.

Итак, я изложила наиболее важные моменты, касающие­ся периода внутриутробного развития. Если я не очень уто­мила вас, то мне хотелось бы сказать несколько слов и о зачатии, истинном моменте зарождения нового существа.

ЗАЧАТИЕ

То, что я собираюсь сейчас сказать, еще не подтвержде­но результатами лабораторных исследований. Далее вы пой­мете, почему. Однако наши знания об энергетических по­лях и записи информации на клеточном уровне позволяют нам по крейней мере задуматься об этом.

Каждая клетка воспринимает доходящую до нее инфор­мацию и передает ее другим клеткам. Если это так, то заро­дыш, появляющийся в момент оплодотворения, будет хранить все полученные им данные и затем передавать их образую­щимся клеткам, т.е. всему организму ребенка.

При совокуплении мать и отец испытывают достаточно сильные ощущения и чувства, генерируя мощное поле, кото­рое заставляет вибрировать каждую клеточку их тела, вклю­чая гаметы, образующие при слиянии зародыш. Эта вибра­ция имеет исключительно важное значение. Давайте рассмот­рим два экстремальных случая.

1. Представим себе пару, которая в один из субботних вечеров после хорошей выпивки, ссоры, а может быть, и драки ищет примирения в спальне. Они сильно рискуют со­здать существо, предрасположенное к похотливости и на­силию, поскольку ему передаются вибрации родителей.

2. На противоположном конце шкалы расположим пару, вступающую в половой контакт, испытывая глубокое чувство любви друг к другу и полностью осознавая важность пережи­ваемого момента. До этого они читали, рассматривали раз-

личные работы по искусству, слушали хорошую музыку, что повлияло на качество их вибраций, которые стали намного сильнее тех, что были присущи им от природы. Данная пара имеет все шансы на рождение ребенка, не обладающего по­роками.

Народная мудрость гласит, что дети любви - прекрасные дети. Когда наступает посевная, садовники отбирают семена и готовят почву. Думающие люди, желающие зачать ребенка, убедятся в качестве «семян», постараются подготовить по­чву наилучшим образом, т.е. будут вести здоровый образ жизни и достигать определенного психологического настроя. Они могут также попытаться «оросить» почву с помощью гомео­патии и установить, насколько это возможно, преграду на пути наследственных нарушений.

В момент зачатия мать и отец «играют одинаково важ­ную роль. Однако на протяжении последующих девяти ме­сяцев «главной исполнительницей» становится мать. Слова «мать», «матушка» и «материя» имеют один корень, потому что в древности уже хорошо сознавали, что именно женщи­на и только она обладала властью над живой материей ре­бенка.

Эта власть настолько велика, что она может уменьшить влияние негативных и усилить воздействие положительных элементов в генетическом капитале.

Мы все разделяем ответственность за то, что природа воз­лагает на женщину, родителей. Мы все - партнеры, несу­щие определенную степень ответственности за приходяще­го в этот мир ребенка. Мы обязаны помогать ему и его роди­телям, пробуждая общественное сознание и заставляя ра­ботников социальных служб реагировать на происходящее путем принятия соответствующих мер.

Если бы вместо увеличения числа тюрем и больниц прави­тельство всех стран попыталось устранить или смягчить по­следствия убогой и тяжелой жизни, обратившись к первопри­чине и больше заботясь о беременной женщине, которой сле­дует разъяснить ее роль и создать условия, необходимые для реализации возложенных на нее задач, то мы могли бы полу­чить более хорошие результаты при меньших финансовых затратах.

Всего через несколько поколений нам удалось бы значительно уменьшить число детей с физическими недо­статками, а также преобразовать в лучшую сторону физи­ческий статус и психику как мужчин, так и женщин. И тогда каждый, став сильнее, устойчивее и увереннее в себе, бо­лее открытым для других людей и проявлений самой жизни, может надеяться на создание светлого мира на планетар­ном уровне, где любой человек найдет свое место и будет счастлив.

Мечта... Но она может стать реальностью завтра, если каждый мужчина, каждая женщина, любой специалист, на­правят свои усилия на ее конкретное воплощение.

В. Лосева, А. Луньков

СТРАХИ ВОКРУГ БЕРЕМЕННОСТИ*

СТРАХИ ПЕРЕД БЕРЕМЕННОСТЬЮ

Почти каждая женщина, готовящаяся стать матерью, мо­жет испытывать многообразные, хотя в то же время и типич­ные, страхи. К наиболее распространенным относятся боязнь выкидыша, страх родить ребенка с физическими или психи­ческими отклонениями, страх-перед самими родами, страх перед сексом в период беременности, страх перед движени­ями плода или же, наоборот, перед отсутствием таковых. Вра­чи в женских консультациях часто оставляют женщину наеди­не с ее страхами, а иногда даже способствуют их усилению, говоря: «Вы не должны волноваться, так как Ваши волнения могут повредить развитию плода». В результате женщина не перестает испытывать страхи, но пытается их просто пода­вить, что, естественно, плохо получается. В итоге она испы­тывает чувство вины за свой страх, что не улучшает ее состо­яние. И круг замыкается...

Страхи до беременности встречаются реже и могут возни­кать в случаях, когда беременность планируется. Но, несмот­ря на это, мы хотели бы рассмотреть и те, и другие страхи, поскольку ориентация «планирование семьи» становится все более распространенной. Наша задача дать будущей матери информацию и рекомендации, которые позволили бы ей са­мостоятельно разбираться в своем состоянии и находить из него положительный выход.

Итак, чего же может бояться будущая мать еще до того, как почувствует себя беременной?

Об этих страхах говорят редко, поскольку считается, что потребность иметь детей - естественное биологическое стремление женщины. Возможно, такие страхи не встреча-

* Психологическая консультация. 1997. № 1.

лись бы вообще, если бы женщина была только частицей природы, только «организмом», «особью», но не личностью. Однако вся предыстория личностного развития будущей ма­тери может привести к тому, что наступление беременности она будет рассматривать не как удовлетворение своих потреб­ностей, но какжизненный кризис. А кризис, как известно, свя­зан с повышением неопределенности будущего, неуверенно­стью в себе при столкновении с этой неопределенностью, не­доверием к своим силам и возможностям.

Но кризис, вместе с тем, это и возможность выработать новое, более зрелое отношение к жизни, основанное на дове­рии к себе и возросшем самоуважении, и, как ни странно, почувствовать даже лучше, чем до наступления кризисной ситуации, поскольку реальный положительный опыт преодо­ления трудностей дает новую внутреннюю опору. Но в любом случае наступление кризиса говорит о нежизнеспособности прежних, не всегда осознанных жизненных установок.

Эти установки, заставляющее женщину бояться беременности, имеют два основных источника: воспитание в родительской семье и, как ни парадоксально, послушное ус­воение некоторых предрассудков, кочующих по психолого-педагогическим и популярным медицинским изданиям под видом «научных истин». Наверное, настал момент перечис­лить эти ограничивающие представления и рассказать буду­щей матери, почему они не верны и, несмотря на это, столь живучи.

Итак, сначала приведем типичные установки, которые буду­щая мать могла усвоить от своих родителей.

«Прежде, чем заводить детей, надо прочно стоять на но­гах в материальном и профессиональном отношении».

Пропаганда такой установки позволяет родителям до бесконечности продлевать у дочери ощущение собственной незрелости и нереализованности. Ведь критерий зрелости, на котором основана подобная директива, достаточно расплыв­чат, и родители получают возможность бесконечно поднимать планку от «окончания института» до «защиты диссертации» и далее. А критерий стабильного материального положения определить в наше время еще труднее. Кроме того, в такой, установке есть и скрытый смысл. После рождения ребенка

никакой профессиональный рост уже невозможен, а мате­риальное положение, скорее всего, улучшаться уже не бу­дет. Поэтому положение необходимо как бы только для того, чтобы его «сохранить», хотя такая установка - наилучший путь к потере профессиональных навыков, так как невозмож­но сохранить что-либо, не развиваясь хотя бы в плане под­держания интересов к жизни за пределами семьи.

«Ты сама еще ребенок; как же ты можешь воспитывать детей?»

Первая часть этой фразы - безусловная истина для каж­дого из нас, поскольку мы храним в себе внутреннего ребен­ка всю жизнь. А вот вторая часть фразы присоединена к пер­вой исключительно в целях манипуляции и управления для демонстрации родительского превосходства. Было бы неле­по предполагать, что наилучшими матерями становятся те, кто утратил контакт со своим внутренним ребенком, игнори­рует его существование или жестко подавляет его. Именно контакт с нашей внутренней детской частью позволяет нам чувствовать нужды реального ребенка, ставить себя на его место и развивать в себе то, что называется материнской интуицией. А признание права на некоторые «детские жела­ния» у себя самой позволят избежать излишней критичности и бессмысленной требовательности к маленькому ребенку. Кроме того, именно в ходе воспитания своего ребенка все мы получаем как бы шанс пройти вместе с другим существом по всем стадиям развития, не только помогая ему взрослеть, но и одновременно осознавая при этом как воспитывали нас са­мих. Это позволяет самим родителям освободиться от нега­тивных установок, вынесенных из собственной родительской семьи, делая многое по-новому, не так, как их родители. Имен­но в реальном опыте взаимодействия со своим ребенком мать только и может стать зрелым человеком, ведь, помогая дру­гому, мы помогаем и себе тоже.

Напомним, что нельзя выработать у себя нужных качеств «заранее», «впрок», не ставя себя в те ситуации, где они мо­гут понадобиться.

«Ты - эгоистка, а мать должна уметь жертвовать всем ради детей».

Повторение таких фраз родителями приводит к тому, что

женщина, обнаружив в себе любое, самое невинное жела­ние будет рассматривать это как признак неспособности быть матерью. Ведь скрытый смысл этой фразы - «мать должна полностью забыть о своих желаниях и стать орудием испол­нения желаний ребенка». Если довести эту мысль до логи­ческого конца, то самой лучшей матерью является самая не­счастная, самая неудовлетворенная, самая «жертвенная». Но в этом случае ребенок научится как раз двум вещам, вряд ли «запланированным» матерью при его воспитании: либо тому, как самому «стать несчастным», но уже без посторонней по­мощи, либо тому, как эксплуатировать «жертвенных», то есть тех, чей уровень самоуважения зависит исключительно от ко­личества и масштаба принесенных жертв.

Кроме того, жертвенная мать формирует у ребенка чув­ство вины, не всегда осознанное. Это может сделать его «козлом отпущения» в кругу сверстников. Приведем конк­ретный пример.

На консультацию пришла мать с пятилетним сыном. Она жаловалась на то, что ребенка в детском саду «все бьют», «сваливают на него все проступки, а он не может постоять за себя или хотя бы сказать, что он не виноват».

Первое, что бросилось в глаза - это разительный контраст между внешним видом мальчика и матери. Мальчик был одет в очень дорогие, «фирменные» вещи и пугливо прятался за спину матери. Она же была одета подчеркнуто бедно и старо­модно, на лице у нее застыла маска несчастное™, но при этом говорила она с большим напором и в интонации речи чувство­вались большие претензии к миру в целом. Она как бы гово­рила не только словами, но и всем внешним видом: «Я всем пожертвовала ради него».

А как Вы думаете, уважаемый читатель, может ли ребе­нок пяти лет понять, почему окружающие люди, видя его вме­сте с матерью, смотрят на нее с состраданием? Единствен­ная мысль, которая автоматически приходит в его голову: «Ее все жалеют, потому что я плох, во мне что-то не так». Есте­ственно, что постоянное «беспричинное» чувство вины при­водит к готовности принять любое наказание. Ведь, как изве­стно, наказание снижает чувство вины и приводит к некоторо­му облегчению.

Оборотной стороной медали здесь является бессозна­тельный расчет такой матери: «За то, что я тебе отдала всю свою жизнь, ты мне отдашь свою. Ты же видишь, насколько мир опасен для тебя, поэтому только со мной ты сможешь чувствовать себя в безопасности». Такому ребенку будет трудно в дальнейшем создать свою семью, поскольку он будет воспринимать это как измену матери.

Поэтому для любого ребенка, начиная с четырех-пяти лет, важно видеть, что мать может получать удовольствие от удовлетворения своих желаний, не связанных с ним. Именно через пример матери он получает право тоже получать удо­вольствие от удовлетворения своих желаний, не связанных с нею, и не испытывать при этом чувства вины.

«Не торопись заводить детей. Поживи в свое удоволь­ствие» .

Скрытый смысл этой фразы - «когда появятся дети - удо­вольствия кончатся». Или: «Наличие детей только отнимает силы, но не прибавляет их». Особенностью матерей, сооб­щающих своим дочерям такую директиву, является то, что они часто рассказывают им, как они волновались и беспокоились, сколько тревог и страха они вынесли, пока дети были малень­кими. Как говорится, это правда, но не вся правда. Такие ма­тери почему-то упорно «не помнят» о том, получали ли они что-то от существования ребенка, кроме тревог и беспокой­ства.

Когда их дочери становятся постарше, такие матери продолжают управлять ими через предъявление собственной тревожности и беспокойства и нередко вместо поддержки в важный момент жизни дочери лишь усиливают у нее чувство страха. Например, дочь готовится к экзамену, а мать пьет ва­лерьянку, приговаривая: «Я так волнуюсь за тебя».

Если в предыдущем случае семейное воспитание осуществлялось в основном через чувство вины, то в этом все многообразие эмоциональной жизни сводится к страхам и избавлению от них.

Дочь тоже обучается «тревожиться за мать» и за других близких. Поскольку «количество» тревоги, которое может вы­носить отдельный человек, ограниченно и все оно уже акку­мулировано вокруг матери, то единственным способом, за-

щищающим от роста тревоги, является не иметь близких вообще. Поэтому появление ребенка - это появление ново­го повода для страха, а если детей не будет, то и страха не будет.

Дочь уже убедилась, что у матери нет других радостей, кроме «спокойствия», когда на какое-то время для страха нет поводов. Тогда «пока нет ребенка, я ничем не беспокою свою мать». Может быть, это имела в виду мать, когда говорила: «Поживи в свое (и мое) удовольствие».

Разумеется, все описанные директивы даются родителя­ми своим дочерям с благими намерениями, а не с целью на­нести им вред. И мы совсем не стремимся дать будущим ма­терям повод для обвинения будущих бабушек и «разборок» с ними. В самом деле, какие бы директивы Вы ни получали в детстве, если Вы их осознали и нашли им альтернативу, вре­да они Вам не принесут. Думать по-другому - значит призна­вать бесконечность власти родителя над нами. А это, в свою очередь, приводит к нереалистичной гиперответственности за всю жизнь будущего ребенка. Или: «Если все мои проблемы и трудности связаны с тем, как меня воспитывали, то и все проблемы моего ребенка будут связаны с тем, как я его вос­питаю». Или, что уж совсем нелепо: «Если все несчастья ре­бенка - по моей вине, то и все счастье - благодаря мне». А это не просто чрезмерное самомнение, это отрицание за ре­бенком права на свободу саморазвития. Так же как Вы в со­стоянии переосмыслить свой детский опыт, так и он будет в состоянии переосмыслить Ваши ошибки.

Поэтому настоящая подготовка к материнству состоит не в том, чтобы послушно следовать зачастую нереалистичным требованиям родителей, врачей, педагогов и других «просветителей», а в том, чтобы заново переосмыслить свой собственный, пусть и небольшой, жизненный опыт. И вооб­ще, работа ума - наилучшее средство против страхов.

СТРАХИ ВО ВРЕМЯ БЕРЕМЕННОСТИ

Итак, женщина почувствовала себя беременной и столкну­лась с новым для себя комплексом переживаний. Эти пережи­вания проистекают из двух источников: с одной стороны, раз­вивающийся плод уже с первых дней беременности оказыва-

ет влияние на эмоциональный мир матери, а с другой, мать часто оказывается во власти эмоций, обусловленных ее соб­ственными представлениями о беременности и родах, а так­же влиянием на нее близких.

То, что эмоциональное состояние матери влияет как на процесс беременности, так и на роды, было известно уже первобытному человеку. И дело не в том, чтобы повторять эту банальную истину еще раз, а в том, чтобы дать будущей матери конкретные советы, как сохранить благоприятный ду­шевный настрой на всех этапах беременности и максимально использовать уникальные возможности этой жизненной фазы не только ради обеспечения благоприятных условий для раз­вития плода, но и для собственного личностного роста и раз­вития супружеских отношений.

Надо сказать, что современной женщине труднее сохра­нить эмоциональный настрой в ходе беременности, чем жен­щине из архаического племени, слабо затронутого современ­ной цивилизацией. И дело не в том, что у женщины, «близкой к природе», беременность и роды всегда протекают без ос­ложнений. Если бы это было так, то в традиционной медици­не всех народов не было бы разработано столько средств помощи беременной и рожающей женщине. Дело в другом. Отсутствие медицинской технологии и инструментария побуж­дало людей больше доверять естественным силам природы, разрабатывая особую культуру психологической поддержки и самоподдержки беременной женщины. Можно сказать, что ставка на медицинскую технологию ослабила способность женщины доверять своей интуиции и опираться на внутрен­ние источники энергии. А это, в свою очередь, усилило чув­ства неуверенности, тревоги и беспомощности и связанной с ними вины. Ведь в наше время все знают об отрицательном влиянии негативных эмоций матери на развитие плода. До­бавьте сюда еще усилия санпросвета, издающего для жен­ских консультаций плакаты устрашающего содержания, и Вы поймете, что современной женщине сохранить душевное спо­койствие во время беременности становится все труднее. Но и это еще не все.

На будущую мать обрушивается такой поток медицинской информации, содержащей в основном ограничения, которые

трудновыполнимы в реальности (особенно касающиеся пита­ния, физических нагрузок и образа жизни), что, продолжая привычный способ существования, она неминуемо оказы­вается во власти чувства вины, не вполне осознавая, что полностью выполнить все медицинские рекомендации не может ни одна женщина. Сразу напомним, что даже если Вы в чем-то совершили ошибку или оказались во времен­ной стрессовой ситуации, то важно быть убежденным в том, что у плода имеется достаточно защитных сил, чтобы нейт­рализовать негативные последствия. И Ваша вера в это -лучшая поддержка для него.

Надо сказать, что природа предусмотрела систему многоступенчатой защиты беременной женщины и плода от влияния временных негативных факторов. Но вот об этом-то беременная женщина, как правило, и не узнает.

Такую информацию не почерпнешь в женской консульта­ции. Ее можно получить в группах подготовки к родам, клубах сознательного родительства, а также в недавно вышедших книгах. Например, таких, как: Дассано-Марконе М. «Девятимесячный сон: Сны в период беременности». - М., 1993; Бертин А. «Воспитание в утробе матери». - М., 1992; Дик-Рид Г. «Роды без страха». - СПб., 1996.

А теперь вернемся к страхам и другим отрицательным эмо­циям, возникающим во время беременности. Все, наверное, слышали фразу, что мать и плод находятся в неразрывном единстве и все, что испытывает мать, непосредственно пере­дается плоду. Отсюда часто делается вывод, что тревожность и страхи матери всегда передаются плоду, который страдает от этого. К счастью для них обоих, это не всегда так, как пока­зали исследования последних лет, проведенные микропсихо­аналитиками С. Киссинджером, С. Фанти и др.

Дело в том, что представление о симбиотическом един­стве матери и плода, беспроблемном «рае» внутриутробного существования оказалось несоответствующим действитель­ности. С первых часов своего существования Эмбрион пред­ставляет собой самостоятельное существо, а не часть ма­теринского организма. Он обладает особым составом бел­ков и вызывает со стороны организма матери естественную реакцию отторжения, как и против любого инородного тела.

Но у Эмбриона достаточно защитных сил, чтобы противо­стоять этому отторжению. Поэтому микропсихоаналитики заменили понятие «внутриутробного симбиоза» на понятие «внутриутробной войны», в которой периоды перемирия, достижения временного равновесия постоянно нарушаются периодами дисбаланса в силу самого роста плода. В пери­оды нарушения равновесия, когда плод растет особенно интенсивно, проявляя свою активность и жизнеспособность, мать может испытывать приступы беспричинной тревожности, раздражительности, подавленности, агрессивности, что яв­ляется отражением в ее бессознательном иммунных и ней­рохимических реакций, связанных с «победой» плода.

Иными словами, когда мать не может найти в реальной жизни причин для своего беспокойства, эта причина может быть обнаружена в весьма положительных для развития пло­да факторах его роста.

Поскольку мать считает такие свои состояния «беспричин­ными», то она опасается делиться ими со своими близкими и врачами, боясь услышать, что «Вам нельзя волноваться, так как этим Вы вредите Вашему будущему ребенку». В итоге она пытается подавить эти страхи, отчего они, конечно, не исче­зают, а становятся более длительными, хроническими, созда­вая пониженный фон настроения, чувства вины и подавлен­ности. Хотя минимума позитивной информации о причинах ее беспокойства достаточно, чтобы ее успокоить.

Беременные женщины часто спрашивают: «Все говорят разное, а кому доверять - я не знаю». Здесь работает общее правило, относящееся не только к периоду беременности, но и ко всей последующей жизни. Доверять можно тому, кто все­ляет уверенность и готов тебе помочь, а не тому, кто вселяет в других беспомощность и страх.

Это касается и повседневного общения беременной женщины. Ей желательно избегать людей и разговоров, вы­зывающих отрицательный настрой и тревожное фантазиро­вание. Кстати, навык ставить фильтр для защиты себя от не­гативной информации и людей, желающих вызвать у Вас от­рицательные чувства и состояния, необходим не только бе­ременной, но и любому человеку. А развитие в себе способ­ности к позитивному творческому воображению, беэуслов-

но, окажет положительное влияние на развивающийся плод. Поэтому многие специалисты по пренатальнои психологии и педагогике рекомендуют беременной каждый день, хотя бы по несколько минут, представлять себе позитивные мораль­ные и психологические качества будущего ребенка или об­суждать это с мужем. При этом не рекомендуется представ­лять себе ребенка определенного пола или внешности, а думать о достоинствах, которые украсят любого человека независимо от его пола, профессии и интересов.

Как показали последние исследования, тренировка позитивного воображения оказывает благотворное влияние не только на ход беременности, но и на процесс родов, здо­ровье матери и ее отношения с ребенком в дальнейшем.

Но существуют стрессы, которые действительно могут негативно отразиться на развитии плода. Это относится преж­де всего к хроническим конфликтным ситуациям в семье, причем именно к тем, где женщина чувствует себя жертвой, а не просто активно отстаивающей себя стороной. Если уж конфликта невозможно избежать во время беременности, то желательно, чтобы женщина в них помнила о необходимос­ти активной защиты себя и будущего ребенка, а не занима­ла пассивно-страдающую позицию ради «мира любой це­ной». В таких ситуациях часто может быть полезна помощь психолога-консультанта или совместное с мужем посеще­ние групп по подготовке к родам.

Часто возникает вопрос о допустимости интимных отно­шений в период беременности или даже в период грудного вскармливания. Конечно, каждая пара решает этот вопрос индивидуально, но укажем сразу, что утверждения о «вре­де» для плода интимных отношений между будущей мате­рью и отцом беспочвенны. Если, конечно, нет серьезных медицинских противопоказаний, круг которых невелик.

Важно, чтобы будущая мать отчетливо понимала, что ее ответственность за развитие плода велика, но не абсолют­на. Иллюзия полного контроля над развитием плода мало чем ему может помочь, но легко спровоцирует у матери чув­ство вины и сомнения в правильности своих действий. Из­вестно, что человек может только предполагать, а вот кто располагает - это каждый решает для себя сам. Кто верит в медицину, а кто во что-то еще...

СТРАХИ ПЕРЕД РОДАМИ

Выше мы показали, что далеко не все страхи беременной женщины относятся непосредственно к ситуации родов. Неко­торые из них связаны с опасениями своей несостоятельности в роли матери и обусловлены особенностями семейного воспитания, другие же относятся- к самому периоду беремен­ности и вынесены из чтения научно-популярных книг, авторы которых соревнуются в способах запугивания будущей мате­ри, пытаясь создать у нее чувство, что она отвечает абсолют­но за все в развитии будущего ребенка. Удивительно, что ав­торы мало или ничего не говорят при этом о природных за­щитных механизмах как самой матери, так и ее будущего ре­бенка, позволяющим нейтрализовать негативные факторы внешней среды и внутреннего состояния. А ведь именно та­кая информация не только помогает снизить тревожность, но и развивает доверие к высшим силам природы, освобождая тем самым от излишней, обессиливающей гиперответствен­ности.

Существует психологический закон: взятие на себя излиш­ней ответственности за то, на что мы повлиять не можем, ли­шает даже имеющихся сил, а принятие адекватной ответствен­ности за то, что находится в пределах нашего контроля, со­единенное с умственными и активными действиями, умножа­ет силы. И здесь нельзя не вспомнить основоположника фило­софии и практики естественных родов английского акушера Грантли Дик-Рида, который писал: «Многие трактуют роды и материнство как чисто механическое, материалистическое зрелище, без духовных ассоциаций... Мое учение абсолютно противоположно этому. Я верю в закон природы и силу Бога. Я не воспринимаю человека как всевластное существо, на самом деле я осознаю себя как малую частицу взаимосвя­занного Целого. Для меня рождение нового человека - это событие, больше всего приближающее человечество к духов­ному и метафизическому миру. Это момент, когда появляется новая жизнь, а с нею и новые возможности. Когда я вижу ре­бенка, рожденного счастливой, здоровой матерью, т.е. ста­новлюсь свидетелем лучезарного сияния, которое уносит ее в мир загадочный, только ей принадлежащий, я говорю себе:

«Только идиот думает, что он может сделать что-либо без ведущей руки Господа».

В современном общественном сознании странным обра­зом сосуществуют две противоположные точки зрения. Пер­вая из них состоит в том, что роды - естественный процесс и что женщина самой природой создана для материнства. Дру­гая же состоит в том, что для их нормального протекания тре­буются сложнейшие формы медицинского вмешательства. И при этом мало кто прямо формулирует вопрос - могла ли при­рода сделать так, чтобы для реализации ее же законов тре­бовались столь искусственные средства? Дело, конечно, не в отсутствии внешней помощи рожающей женщине, которая существует столько, сколько существует человечество, а в том, чтобы эта помощь была согласована с законами приро­ды, а не «преодолевала» их за счет будущего здоровья мате­ри и ребенка.

Сам характер помощи, оказываемой при родах, отражает установки цивилизации относительно ценностей и смысла человеческой жизни. Если воспринимать роды как чисто физиологический процесс, то, естественно, в родильном уч­реждении будет создана обстановка максимально приспособ­ленная для применения медицинских процедур и минималь­но - для проявления человеческого участия и поддержания эмоционального благополучия. Поэтому сама атмосфера медицинских учреждений, насыщенных медицинской аппара­турой и инструментами, о назначении которых женщина мо­жет только догадываться, провоцирует у нее чувство напря­жения, беспомощности и страха. «Если все это тут находит­ся, то оно возможно понадобится мне, значит, я нахожусь в предельно опасной ситуации». Только для незначительного количества женщин, свято верящих в чудеса современной медицинской технологии, созерцание подобной обстановки повышает чувство безопасности. Для большинства же более приемлемой оказывается обстановка, приближенная кдомаш-ней, которая создается во всех наиболее современных ро­дильных центрах по всему миру.

В современном обществе женщина может выбирать усло­вия, в которых она проживет столь значимый момент своей жизни. Монополия государства на доступ к человеческому

телу, к счастью, закончилась. И здесь существуют различ­ные возможности: роды в традиционных условиях родиль­ной палаты, вызов врача на дом, роды в присутствии мужа или других близких, готовых оказать эмоциональную под­держку, выбор форм и объема медицинского вмешательства, помощь духовной акушерки, а также другие варианты, со­ответствующие национальным, религиозным или иным цен­ностям и традициям.

Поэтому, если страх перед родами связан с неприятием какой-то конкретной обстановки, то его вполне можно преодо­леть за счет поиска альтернативных вариантов для себя. Важ­но, чтобы будущая мать остановилась именно на наилучших для нее условиях.

Но в каких бы условиях ни протекали роды, этот процесс потребует от женщины большого напряжения, и поэтому ей стоит заранее эмоционально и интеллектуально подготовить себя к деятельному участию в нем. Кстати, такая позиция противостоит самоощущению пассивной жертвы и позволяет эффективно преодолеть напряжение и страх.

При этом страх перед болью является наиболее распространенным и типичным. Этот страх выступает в двух основных формах: как страх перед неизвестностью у впер­вые рожающей женщины и как страх повторения ужасных переживаний при повторных родах, если первые происходили при недостаточно благоприятной обстановке.

И в том, и в другом случае способ противодействия будет одинаковым - начать надо с интеллектуальной подготовки и с самообразования. Желательно посещать курсы или прочитать книги, в которых процесс родов описывается как естествен­ный и позитивный для женщины. Особенно рекомендуем кни­гу Г. Дик-Рида «Роды без страха» {СПб., 1996), которая ра­зошлась миллионными тиражами по всему миру и помогла тысячам женщин, в том числе и тем, кто уже имел негативный опыт первых родов. Важно освоить методы мышечного рас­слабления и правильного дыхания, которые пригодятся Вам в любом случае, в какой бы обстановке не начались роды, а знание того, что происходит на каждом этапе родов, позволя­ет правильно интерпретировать свои ощущения и избавит от чувства неопределенности.

Доказано, что эмоция страха приводит к мышечному напряжению, а мышечное напряжение усиливает боль и само по себе является ее источником. Вот почему овладение на­выками мышечного расслабления является столь важным -только тогда женщина сможет помочь сама себе, а это дает ей чувство уверенности и контроля над ситуацией.

Нам могут возразить, что даже в Библии есть слова, указы­вающие на неотвратимость боли и мук при родах. Ведь в Кни­ге Бытия 3:16 Господь говорит Еве; «...умножу скорбь твою в беременности твоей, в муках будешь ты рожать детей». Совре­менные библиографические исследования древнееврейских и греческих манускриптов показали, что слово, переведенное в данном случае как «мука», еще 16 раз используется в Биб­лии в значении «труд, работа, усилие», а для обозначения «боль, мука» используются другие слова. В переводах, оче­видно, сказалось собственное отношение переводчиков к ро­дам, как к мучительному процессу.

Г. Дик-Рид доказал, что при правильном отношении к ро­дам они могут превратиться для каждой женщины и ее семьи в радостное и торжественное событие.

Р. Равич

КАК РОДИТЬ ЗДОРОВОГО РЕБЕНКА¹

Женщина, ожидающая ребенка, должна понимать всю меру ответственности, которая лежит на ней в этот период. В равной степени это относится и к членам ее семьи, осо­бенно мужу, если он хочет иметь крепкое потомство. Конеч­но, необходимо сразу же обратиться в женскую консульта­цию и встать на учет, но исключительно важно осознать, что без участия самой женщины в процессе подготовки к здо­ровым родам никакой самый замечательный акушер-гине­колог не сможет предотвратить патологию. Родить здорового ребенка - это совместная задача, в решении которой врач участвует как советчик и помощник, но делать все для сво­его будущего ребенка должна сама женщина. Она должна постоянно следить за собой, ее здоровье должно быть в наи­лучшем состоянии, максимально приближенном к норме. Для здоровой женщины беременность и роды - естественный процесс, это не болезнь, сопровождаемая плохим самочув­ствием, а особое состояние, требующее серьезного и ответственного отношения.

Знаменитого немецкого врача в начале века молодая жен­щина спросила: «Профессор, что мне делать, чтобы у меня родился здоровый ребенок?» Посмотрев на нее, он ответил: «Вы опоздали на 25 лет». Вопрос о том, как конкретно следует заботиться о здоровье девочек, чтобы готовить их к пред­стоящему полноценному и здоровому материнству, выхо­дит за рамки этой работы, здесь мы хотим обсудить - что должна знать и что должна делать взрослая женщина, что­бы ее беременность прошла без осложнений, и как она дол­жна готовиться к рождению ребенка в современных услови­ях. Круг обсуждаемых вопросов включает психологическую подготовку, рациональное питание, физическую активность, движение и отдых, психофизическую установку и другие факторы, важные для обеспечения здоровья беременной женщины.

'Семья и школа. 1998.

ПРАВО РЕБЕНКА - БЫТЬ ЖЕЛАННЫМ

Стала банальной истиной идея теской взаимосвязи психи­ческого и физического состояния человека, но ни в один пе­риод жизни психосоматика не играет такой существенной роли, как во время беременности. Уравновешенное, оптимистичес­кое настроение женщины значительно облегчает течение беременности. Главное условие спокойного состояния - это желание женщины иметь ребенка. Неотъемлемое право каж­дого ребенка - право быть желанным. Ребенку необходима мать, иначе он не может выжить, но и женщине, чтобы пол­ностью ощутить себя женщиной, необходимо стать мате­рью, испытать все радости, страдания и трудности, без кото­рых ее жизнь неполна. Даже в тех случаях, когда обстоятель­ства складываются против рождения ребенка (а обстоятель­ства всегда препятствуют всему новому), женщина должна тщательно взвесить все доводы. Ничто не может повлиять на ее будущую жизнь, психику и здоровье так отрицательно, как первыйаборт.

Если женщина решилась завести ребенка, очень важно с первых же дней радоваться ему. Желанный ребенок всегда здоровее, крепче, радостнее смотрит на жизнь, увереннее себя чувствует, он доброжелателен к людям и жизни, настро­ен на победу, и все это потому, что его мать с улыбкой привет­ствовала его первые толчки и с надеждой ждала его появле­ния. Для женщины с доминантой здоровой беременности го­раздо легче отказаться от вредных привычек, перестроить свой режим, с легкостью отрешиться от излишних развлече­ний, потому что на первом месте для нее в иерархии жизнен­ных ценностей - здоровье и благополучие ее будущего ре­бенка.

И наоборот - если женщина ведет себя до последних дней беременности как ни в чем не бывало, не собирается прекра­щать ни курение, ни всевозможные развлечения, хождения в бесконечные гости с выпивкой и обжорством, если она со­всем не обращает внимания на состояние своего здоровья... за все это, в конечном счете расплатится ребенок. Иногда дети страдают всю жизнь из-за преступного легкомыслия матерей. Самое важное - с первых же дней беременности соблюдать

правила гигиены. Именно так можно обеспечить уже в пер­вые месяцы формирование здорового и полноценного эмб­риона, начинать заботиться о своем здоровье в конце бе­ременности, когда плод уже практически вызрел,- пожа­луй, поздновато. По мнению многих специалистов, даже отпуск был бы крайне важен как раз в самом начале бере­менности - именно с точки зрения охраны здоровья и ма­тери и ребенка.

Проведенные в лаборатории возрастной физиологии и патологии под руководством профессора И.А. Аршавского опыт с кроликами показали, что экспериментально вызыва­емые неврозы у на ранних стадиях беременности приводи­ли к тому, что потомство рождалось с серьезными дефекта­ми конечностей, заячьей губрй, пороками сердца и пр. Если же неврозы вызывались на поздней стадии беременности, это приводило к рождению физиологически незрелых, ослаб­ленных особей. Именно физиологическая незрелость явля­ется основным поставщиком таких будущих заболеваний, как рак, сердечно-сосудистые и другие недуги! (И.А. Аршавс-кий). В детстве такие физиологически незрелые дети часто болеют, хуже развиваются, подвержены простуде и более ослаблены, чем их сверстники.

Когда ребенок уже зачат, мы не можем изменить его на­следственные характеристики, но мы можем приложить макси­мум усилий для благоприятного течения беременности. Од­ним из необходимых и существенных условий надо признать здоровый психологический климат в семье. Новую зарожда­ющуюся жизнь надо встречать и приветствовать с радостью и надеждой. Если же во время беременности, особенно на ранних стадиях, в семье возникает нервная, напряженная обстановка - то ли из-за нежелательного «прибавления», то ли в связи с бытовыми трудностями и перегрузками,- у женщи­ны может появиться угроза выкидыша, которая отнюдь не всегда обусловлена только физиологическими причинами. Чаще всего это проявления ярко выраженного эмоциональ­ного стресса. Поскольку нервная система - самое уязви­мое место у современного человека, будущая мать должна сделать все возможное, чтобы с самого начала охранять нервную систему ожидаемого ребенка.

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ БУДУЩИХ МАЛЬЧИКОВ, БУДУЩИХ ДЕВОЧЕК И БУДУЩИХ МАТЕРЕЙ

«Стресс и угроза выкидыша при беременности мальчика­ми отмечались в 2 раза чаще, чем при беременности девоч­ками. Если учесть, что мальчиков, больных неврозами, в два раза больше, чем девочек, это указывает на большую чувствительность мальчиков к стрессу вообще и на относи­тельно меньшую биологическую выносливость». Очень мно­гие женщины мечтают родить мальчика, тем важнее их мобилизация на положительные эмоции, на радостное ожи­дание, на преодоление страха. «Отрицательное отношение к беременности и несоответствие пола ребенка ожидаемо­му родителями - пишет А. И. Захаров - встречалось в 68% случаев и часто имело последствием заболевание детей неврозом страха. Таким образом, невроз страха в большей степени, чем остальные неврозы, является откликом на нежелательность детей и патологию их вынашивания».

В первые три месяца беременности женщина должна при­слушиваться к себе и делать то, что диктует ей тело. Напри­мер, токсикоз - первый сигнал протеста организма против нездоровой диеты, лекарств, алкоголя, сигарет, консервов. Беременная женщина, сознательно относящаяся к зреющей в ней новой жизни, должна постоянно помнить, что форми­рующийся эмбрион исключительно чувствителен к химика­там и вредным веществам.

В последние годы доказано также пагубное влияние рент­геновского и радиационного облучения на плод. Поэтому жен­щины должны знать, что «просвечивание» следует делать только при крайней необходимости, лишь по назначению вра­ча и как можно ближе к сроку родов.

Необходима разработка специального курса занятий с бе­ременными, рассчитанного на все девять месяцев. Главный элемент, который необходимо включить в такой курс,- пре­одоление страха. По большей части страх - следствие того, что женщина, впервые собирающаяся рожать, прислушива­ется к россказням, на которые так охочи досужие старушки. Страх приносит не только неприятные психические пережи­вания, ко может и физически наносить серьезный вред ор-

ганизму. Недаром Конрад Лоренц писал: «Страх во всех ви­дах является, безусловно, важнейшим фактором, подрываю­щим здоровье современного человека, причиняющим ему повышенное артериальное давление, сморщивание почек, ранние инфаркты и другие столь же прекрасные пережива­ния» (К_; Лоренц. «Восемь смертных грехов человечества»). Знание истинных фактов, правильная психофизическая под­готовка к родам позволят женщине почувствовать уверенность в своих силах, осознать, что она делает все необходимое, что­бы обеспечить малышу наилучший старт в жизни.

Исследования показали, что у неподготовленных женщин вследствие страха, обладающего парализующей силой, за­медляется и затрудняется сам процесс родов, так как специ­фические мускулы, которые заранее не были натренированы на расслабление в нужный момент, сжимаются и как бы «за­талкивают» ребенка обратно. Поэтому так важно заранее обу­чать женщин умению расслаблять и напрягать нужные муску­лы, довести аутотренинг до автоматизма; это поможет в пер­вую очередь избавиться от страха. Современные женщины так увлеклись эмансипацией, что совершенно забыли ту ве­ликую истину, что материнство и отцовство - замечательная профессия. Чтобы стать и быть достойной матерью в наше сложное и стремительно меняющееся время, необходимо много знать и многому учиться.

Именно поэтому главное для беременной женщины - по­ложительная установка, внутренний наказ, задание на вына­шивание и рождение здорового ребенка. Радостное ожида­ние нового человека, пожалуй, не менее важно, чем соки, фрукты и витамины.

Если женщина нервничает, устала, возбуждена, ей нужно лишний раз отдохнуть, полежать или же пройтись по свежему воздуху, послушать успокаивающую музыку, полюбоваться на красивый закат. Вообще в период беременности следует ис­пользовать любые средства, чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь, снимать напряжение и усталость - не прибегая к ле­карствам, особенно психотропным. Неоценимую помощь здесь может оказать аутотренинг.

Психическая саморегуляция особенно важна в период под­готовки к родам и во время самого процесса родов. Украин-

ский институт усовершенствования врачей с целью обезболи­вания родов включил в комплекс ранней дородовой подго­товки программу аутогенной тренировки. Эффект был по­трясающим: из 180 родов 178 прошли совершенно безбо­лезненно.

Женщина, ожидающая ребенка,- это мост между прошлым и будущим, и вся ее воля должна быть мобилизована на веру, надежду и любовь к этому будущему. Женщина в течение всей беременности должна разговаривать со своим малышом (не обязательно вслух), гладить его, успокаивать, если он слиш­ком «брыкается».

Чтобы избежать в дальнейшем проявлений ревности и соперничества со стороны старших детей, те должны зара­нее знать о том, что семья готовится к приему нового члена, они должны принять участие в заботах о матери во время ее беременности. Замечательно, если мать позволяет погладить ей живот, особенно когда уже чувствуется, как ребенок тол­кается внутри. Приучение старшего ребенка заранее к буду­щему малышу служит не только профилактикой невротических реакций, но и одной из самых эффективных форм полового воспитания, когда девочка с детства осознает свою предназ­наченность для продолжения рода, а мальчик - свою ответ­ственность перед женщиной.

ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ БУДУЩЕЙ МАТЕРИ

Будущая мать должна помнить, что рождение ребенка - естественный, нормальный процесс, для которого ее организм будет прекрасно подготовлен, если она сумеет правильно выполнять свои обязан­ности по отношению к нему и тем самым по отно­шению к своему будущему ребенку. Если женщина свою часть работы сделает хорошо, Природа вер­шит остальное и таким образом обеспечит безопас­ные и легкие роды.

(Маргарет Брэди. «Как легко родить здоро­вого ребенка»).

1. Положительный эмоциональный настрой на здоровую беременность и благополучные легкие роды, на крепкого, фи­зиологически зрелого ребенка.

2. Создание благоприятных условий для рождения ре-

бенка, психологических, эмоциональных, социальных, фи­зических и экологических.

3. Употребление здоровой, естественной, натуральной пищи с максимальным насыщением витаминами, микроэлемен­тами, минеральными солями, соки, фрукты, овощи, нерафи­нированные крупы и хлебобулочные изделия из нерафиниро­ванной муки, орехи, мед, молочнокислые продукты, яйца, мясо, рыба, свежая и сухая зелень, бобовые и пр., цветочная пыльца, апилактоза. Стремление максимально избегать вред­ной для женщины и ее будущего ребенка пищи - соль, ра­финированный сахар, копчености, солености, маринады, кон­сервы, безалкогольные напитки, продукты, содержащие консерванты и химические красители, продукты из рафини­рованной муки, рафинированные жиры.

4. Добиваться регулярной и эффективной работы всех органов выделения (кожа, легкие, печень, почки), без лекарств очищающих организм от продуктов метаболизма.

5. Избегать вредных привычек: употребления алкоголя, курения, наркотиков, пассивного курения (как минимум за год до зачатия).

6. Активно пользоваться естественными друзьями чело­века: солнцем, воздухом, водой в разумных количествах. Здо­ровый сон, здоровая одежда, обувь.

7. Ежедневная физическая активность, ходьба, посильная гимнастика, массаж и самомассаж для оптимальной психофизической подготовки к мягким родам.

8. Занятия аутотренингом и медитацией - чтобы овладеть умением расслабляться, это потребуется в процессе родов. Обучение навыкам снятия стрессов и умению полноценно отдыхать.

9. Предродовое воспитание будущего ребенка: медитация, речевое общение, красивая классическая музыка, краси­вые картины, красивая природа, красивая и умиротворен­ная домашняя обстановка, чтение детских стихов и пр.

10. Участие мужа: забота, помощь, внимание, разговоры о будущем ребенке, совместные прогулки и совместный от­дых на свежем воздухе, обучение мужа приемам массажа и помощи беременной жене, совместная психофизическая под­готовка к мягким родам, участие мужа (по возможности) в

процессе родов; импринтинг (первое запечатление новорож­денного) включает механизм безоговорочной любви со сто­роны отца.

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ЕЩЁ НЕ РОЖДЁННОГО РЕБЁНКА

Развитие ребенка от слияния двух микроскопических кле­ток до полностью сформировавшегося миниатюрного человеческого существа, активного, энергичного, барахта­ющегося или умиротворенно плавающего в жидкой прена-тальнои среде и чувствующего себя комфортно и в полной безопасности,- одна из великих тайн жизни

Рост идет гигантскими темпами. На 12-й неделе плод до­стигает всего 9 сантиметров в длину, на 20-й - 20 сантимет­ров, на 28-й - 35 сантиметров. Это начало жизнеспособнос­ти, если ребенок рождается преждевременно, его уже мож­но выходить. На 40-й неделе от макушки до пят его рост составляет в среднем уже 50 сантиметров.

К третьему месяцу внутриутробного развития у нерож­денного ребенка развиваются все системы, необходимые для жизнеобеспечения после родов. Остальные шесть ме­сяцев эти системы созревают и учатся работать совместно под руководством главного «компьютера», управляющего жизнедеятельностью человека, - его мозга. К концу бере­менности у ребенка даже появляются подкожные жировые отложения, обеспечивающие ему сохранение тепла.

Хотя кажется, что именно в последней трети беременнос­ти ребенок растет быстрее всего, на самом деле это обман­чивое впечатление. По сути - первый месяц самый актив­ный: в это время рост увеличивается в 10 000 раз! На вто­ром месяце - только в 74 раза. В последние месяцы ско­рость развития снижается до 0,3. В среднем вес ребенка в момент рождения колеблется от 3 до 3,5 кило: при этом маль­чики чуть тяжелее, девочки. Конечно, есть множество фак­торов, влияющих на вес ребенка: уровень достатка семьи и тем самым питание матери, расовые признаки, рост и вес родителей, количество детей, рожденных прежде, физичес­кая активность матери, предрасположение к крупным детям - все имеет значение.

Самое поразительное - это тот неоспоримый, доказан­ный наукой факт, что не рожденный ребенок, находящийся в чреве матери, уже обладает чувством прикосновения, слы­шит, реагирует на большое давление, громкие звуки, сосет и глотает и даже улыбается!

Еще древние целители хорошо знали, что не только у но­ворожденного, но и у еще не родившегося ребенка имеется сознание, но только сейчас чудеса медицинской техники по­зволили изучить тайную жизнь младенца в чреве матери. Вы­яснилось, что младенец может чувствовать и понимать свои чувства, ощущения и эмоции-и все на гораздо более ранних стадиях внутриутробного развития, чем еще не так давно счи­талось.

Исследования показали, что к шестой неделе эмбрион уже может двигаться, брыкается, отец или мать наклоняются к животу и говорят: «Умница, толкайся еще, хороший ребе­нок» или что-то вроде этого.

Существуют около дюжины различных программ образо­вания нерожденного ребенка. Разработаны даже специаль­ные пояса для беременных, в которые вмонтированы пленки с записями, которые, по утверждению изобретателей, дают возможность парам рожать «эмоционально уравновешенных детей с высоким уровнем коэффициента интеллектуального

развития».

Сюзан Лудингтон-Хоэ, директор Ассоциации стимулиро­вания образования младенцев, в книге «Как иметь более умного ребенка» подчеркивает: если и нельзя пока считать полностью доказанным, что специальные пренатальные за­нятия улучшают интеллект ребенка, бесспорно, однако, что эти занятия значительно укрепляют эмоциональную связь матери и отца (если он принимает в них участие) с ребен­ком. Такие дети более активны, они улыбаются, садятся, начинают ходить и говорить раньше, и у них более глубокие узы любви с родителями.

Каковы бы ни были жизненные обстоятельства, домаш­ние дрязги, конфликты и взаимоотношения, отсутствие денег, трудности с продуктами - каков бы ни был наш тяжкий быт, все-таки, будущие мамы, прошу вас, пожалуйста, выкраивай­те каждый день хоть несколько минут, чтобы подумать о веч-

ном, о доброте, послушать красивую музыку, доставить себе маленькое удовольствие, порадоваться какому-нибудь пу­стяку: красивому облаку, детской улыбке, смешному котен­ку - всякая радостная и добрая минута многократно усилит­ся и станет частью существа вашего будущего ребенка.

Разговаривайте с ним, посылайте ему ваше тепло, вашу улыбку, вашу нежность. Представляйте себе его - как он рас­тет в вашем гостеприимном доме. Вот у него впервые заби­лось сердце: пожелайте ему крепкое и выносливое сердце. Вот он толкается - «Смотри, у меня уже есть ножки и ручки». В ответ пожелайте ему, чтобы ноги его держали крепко на земле и руки были умелыми. Каждый день хоть пять минут представляйте себе своего ребенка, разговаривайте с ним, сосредоточивайте на нем все свои мысли, всю свою любовь.

Этот тайный диалог идет на самом деле все время: об­мен чувствами и ощущениями. Просто мы, в силу своего неумения сосредоточиться, не можем это почувствовать как следует. Но если будущая мать, ежедневно сосредоточи­ваясь на мыслях о своем ребенке, прислушивается к нему, проникает мысленно в его тайную жизнь, концентрирует на нем все свое внимание, тренирует свое воображение, разговаривает с ним, передает ему свое тепло, ласку и не­жность, то она создает глубочайшие взаимоотношения со своим будущим ребенком, устанавливая с ним пренаталь-ные узы любви.

Имеется колоссальное количество доказательств того, что эмоциональная жизнь матери сильно влияет на плод. «Это совершенно точно: эмоции беременной женщины в форме химических элементов и гормонов посылаются к нему че­рез кровообращение матери, через плаценту в кро­вообращение плода» (Эшли Монтегю).

Беременная женщина должна понять удивительный факт: плод - это активная личность. «Это совсем не инертный пас­сажир, плод в значительной степени командует беременнос­тью. Именно плод гарантирует успех эндокринной системы в процессе беременности и вызывает многочисленные изме­нения в физиологии материнского организма, чтобы приспо­собить его в качестве подходящего для себя дома. Именно плод решает, как ему лучше лежать и каким образом выхо-

дить на свет. Даже в процессе родов плод не является пол­ностью пассивным - как его механистически относящиеся к родам профессионалы сравнивали с пастой, которую выдав­ливают из тюбика, или пробкой, которая вылетает из бутыл­ки с шампанским» (Альберт В. Лили).

Сондра Рэй в книге «Идеальное рождение» советует. «При­касайтесь к своему животу и говорите: «Детка, слушай вни­мательно. Я - твоя мать, говорю тебе: иди путем красоты, божественности и правды в своей жизни. Я хочу, чтобы ты был прекрасным физически, эмоционально, интеллектуально и духовно. Ты должен всегда пытаться быть добрым, любя­щим и полезным людям. Ты должен быть смелым и бес­страшным. Не позволяй другим людям неправильно обра­щаться с тобой. Что бы ни случилось в твоей жизни, ты бу­дешь радостен, ты должен быть всегда радостен и всегда распространять радость вокруг себя. Ты будешь смелым и бесстрашным в работе по созданию нового мира».

Может быть, вы, юная мама, придумаете другие слова, но попробуйте каждый день выкроить тихую минуту сосредо­точения и разговаривать со своим будущим ребенком. Тог­да после рождения ваш эмоциональный контакт будет при­носить вам глубокое удовлетворение и радость.

В равной степени это относится к будущему отцу. Если муж хочет, чтобы ребенок не плакал, услышав незнакомый голос после рождения (а исследования показали, что новорожден­ный резко пугается и плачет, услышав чужой мужской го­лос), он должен класть руку на живот жены каждый день и говорить: «Привет, малыш, я - твой папа, жду тебя с радос­тью, мы будем друзьями», или что-нибудь вроде этого. Изу­чая новорожденных, чьи папы благоразумно заранее учи­лись любить своего малыша и разговаривали с ним до рож­дения, исследователи были изумлены, убедившись, что «не­разумные» новорожденные поворачивали голову в сторону мужского голоса, уже хорошо знакомого им заранее, и не плакали, а улыбались. Уважаемые будущие папы, если вы хотите быть любимыми своими детьми, учитесь сами выра­жать эту любовь к своим будущим детям. И выражать ее не просто нежными словами, обращениями к будущему ребен­ку, но и каждодневной заботой о своей беременной жене.

Г. В. Скобло, О. Ю. Дубовик

СИСТЕМА «МАТЬ-ДИТЯ» В РАННЕМ

ВОЗРАСТЕ КАК ОБЪЕКТ

ПСИХОПРОФИЛАКТИКИ*

Влияние матери на состояние психического здоровья ре­бенка стало пристально изучаться с 20-х годов нашего века. Известны классические работы R. A Spitz 30-40-х годов, где описано возникновение тяжелой депрессии у младенцев из-за разлуки с матерью; исследования J. Bowlby, посвящен­ные изучению последствий материнской депривации для формирования характера и личности ребенка; работы М. Rutter о различных аспектах материнско-детских связей и многие другие. К настоящему времени в зарубежной детс­кой психиатрической литературе тема «мать-дитя» является одной из самых приоритетных. Установленным фактом считается, что адекватное материнское отношение являет­ся залогом эмоциональной уравновешенности ребенка, со­здания у него чувства безопасности и доверия к окружающим людям и к миру в целом, что служит основой для нормально­го психического развития и функционирования.

В отечественной детской психиатрии уже в первые годы ее становления также уделялось внимание разработке этой проблемы. Однако, начиная с конца 30-х годов, изучение вопросов этого круга попадает под официальный запрет, так как в них усматривалась прямая связь с психоанализом.

Возможность рассмотрения роли семьи и родителей, в том числе матери, в происхождении психических расстройств у детей реально появляется лишь в 60- 70-х годах. В пер-

Социальная и клиническая психиатрия. 1992. № 2.

вую очередь в этом аспекте исследовались поведенческие отклонения в препубертатном и пубертатном возрасте, час­то являющиеся наиболее ярким результатом негативного семейного влияния. В дальнейшем нарушенный семейный фактор всесторонне изучался в качестве одного из основ­ных патогенетических звеньев многих пограничных, в том числе психосоматических, нарушений у детей.

Вместе с тем в отечественной психиатрии остается ма-лоразработанной проблема взаимоотношении в системе «мать-дитя» и их роль в этиопатогенезе психических нару­шений у детей первых лет жизни. Это объясняется а первую очередь тем, что психопатология раннего возраста являет­ся достаточно новой областью детской психиатрии. Только в последнее десятилетие стало уделяться непосредственное внимание изучению диады «мать-дитя» в периоде раннего детства; этот фактор стал выделяться в качестве ведущего в генезе ряда психических нарушений преимущественно пограничного круга.

Учитывая доминирующую роль матери в жизни маленько­го ребенка, а также важность раннего этапа онтогенеза для нормального психического развития и здоровья ребенка в будущем, адекватное функционирование системы «мать-дитя» в первые годы жизни приобретает особое значение. С одной стороны, искажение материнско-детских взаимоотно­шений может оказаться пусковым или осложняющим факто­ром психопатологических расстройств, возникающих непосредственно в самом раннем детстве. Наряду с этим, нарушения диадического взаимодействия в раннем возрасте можно рассматривать и как предрасполагающий фактор пси­хических отклонений в более старших возрастах. В этих слу­чаях регистрацию неадекватного материнского отношения в первые годы жизни ребенка надо считать прогностически неблагоприятным моментом.

Задачи первичной профилактики, в свете сказанного, ви­дятся в как можно более раннем выявлении нарушенного материнского отношения и его коррекции; в задачи вторич­ной профилактики должна входить комплексная реабилитация (медицинская, психологическая, педагогическая, социальная) обнаруженных диадических отклонений уже при наличии у

ребенка психопатологических расстройств с целью умень­шения риска отдаленных последствий. При этом необходимо соблюдать принцип комплексного подхода к проведению психопрофилактической работы, осуществляя ее как с ребен­ком, так и с его матерью, как с единой взаимодействующей системой.

Представленный взгляд на проблему материнско-детских взаимоотношений в раннем возрасте в ее психопрофилакти­ческом аспекте лег в основу целенаправленного изучения вопросов становления и функционирования системы «мать-дитя», которое проводится в рамках лонгитудинального ис­следования психического здоровья детей раннего возраста в отделе детской психиатрии НИИ профилактической психиат­рии НЦПЗ РАМН. В исследовании принимают участие детс­кие психиатры, психологи и невропатологи, а также общие («взрослые») психиатры. К настоящему времени под наблю­дением находится 50 детей раннего возраста и их семьи.

Динамическое наблюдение осуществляется с 2-го триме­стра беременности среди контингента первородящих замуж­них женщин, состоящих на учете по поводу беременности в районной женской консультации и согласившихся участвовать в данном научном исследовании. Обследование беременных и их мужей проводится психологом (тестовая оценка осо­бенностей личности и внутрисемейных отношений) и психи­атром (клиническая диагностика психического состояния ро­дителей и клинико-генеалогического фона семьи). Детские невропатолог и психолог начинают обследование детей с ме­сячного возраста, детский психиатр - со 2-го месяца.

Психологами для оценки психического развития младен­цев используется отечественный метод дифференцирован­ной качественно-количественной диагностики развития детей 1 года жизни; в последующем проводится традиционная патопсихологическая диагностика развития. Квалификация неврологического состояния базируется на принятых в отече­ственной детской неврологии критериях. Квалификация пси­хического неблагополучия осуществляется как на синдромаль-ном, так и на симптоматическом уровне.

На первом году жизни ребенка проводится 4-5 плановых обследований каждым из специалистов, на втором и треть-

ем году - по 2 обследования; кроме этого, практически все дети обследуются дополнительно по мере активного обраще­ния матерей. Как наиболее информативная, используется форма домашнего обследования. После рождения ребенка его родители, а более всего мать, продолжают наблюдаться психологом и психиатром.

Непосредственное изучение становления и функциони­рования диады «мать-дитя» проводится как психологами (тестовая оценка по специальным опросникам), так и детс­кими психиатрами (клинический аспект).

Применение комплексного подхода к проблеме в данном исследовании позволило выделить основные факторы, влия­ющие на этот процесс. К ним отнесены:

1) личностно-характерологические особенности матери;

2) наличие у женщины психической патологии до бере­менности (клинического и субклинического уровня);

3) психическое и физическое (соматическое) состояние матери во время беременности, родов и первых лет жизни ребенка и их динамика;

4) желательность или нежелательность беременности и степень «готовности к материнству» (термин впервые употреблен в неопубликованном исследовании психолога О. А. Копыл);

5) взаимоотношения матери с другими членами семьи (отец, дедушки, бабушки);

6) система взглядов матери на уход и воспитание ребен­ка в раннем детстве (сложившаяся в результате существовавших отношений с собственной матерью в дет­стве, чтения научно-популярной литературы, рекомендаций родственников, знакомых и т. д.);

7) психическое и физическое состояние самого ребенка;

8) наличие сепарационных моментов в жизни ребенка (ста-ционирование с изоляцией от матери, переход в дом бабуш­ки, поступление в ясли и т. д.);

9) социальный статус матери и семьи в целом.

Взаимодействие вышеперечисленных факторов опреде­ляет формирование стиля материнско-детских связей, при нарушении которых каждый из названных факторов должен

являться предметом клинического анализа и при необходимо­сти коррекционной работы.

Наши наблюдения свидетельствуют, что признаки искаже­ния матери нско-детских взаимоотношений проявляются оп­ределенными клиническими феноменами и регистрируются как со стороны матери, так и со стороны ребенка. Так, недоста­точность материнского отношения диагностируется на осно­вании следующих признаков:

1) недостаточное понимание матерью биологических по­требностей ребенка и низкое качество их удовлетворения, что проявляется в неполноценной организации ухода (т. е. систе­мы гигиенических и оздоровительных мероприятий) и режима (соблюдение интервалов между кормлениями, регулирование периодов сна и бодрствования), в особенностях процесса вскармливания, а также проявляется в недостаточном разли­чении матерью выразительных сигналов ребенка в отношении его потребностей;

2) неадекватное эмоциональное отношение к ребенку, ко­торое может быть выявлено анализом субъективно выска­зываемого отношения к нему (преобладание отрицательных или нейтральных характеристик), а также клиническим наблю­дением за поведением матери, ее мимикой, жестами, интона­цией при общении с ребенком или его обсуждении;

3) малое количество контактов с ребенком, их непродол­жительность и качественные нарушения (малая степень так­тильного и позитивного эмоционального взаимодействия, глаз­ного контакта и др.);

4) низкое качество стимуляции психического развития ре­бенка, определяемое отсутствием или недостаточностью орга­низации стимулирующей среды и опережающей инициативы матери в общении с ребенком;

5) определенные поведенческие установки матери (малое число поощрений, большое количество запретов и т. д.), так­же нарушающие нормальное развитие ребенка.

Нарушенное материнское отношение, как правило, вызы­вает определенные особенности психического реагирования у ребенка, которые могут достигать патологической степени. Патогенное значение искаженного материнского отношения зависит от его силы и от особенностей индивидуального реа-

гирования ребенка. Наиболее уязвимыми в этом плане ока­зываются дети с такими биологически обусловленными со­стояниями как невропатия, минимальная мозговая дис­функция, генетическая предрасположенность к эндогенным психическим болезням, соматическое нездоровье и некото­рыми другими.

У детей, испытывающих недостаток материнского чувства, возможно клиническое выявление феномена особого (иска­женного) отношения к своим матерям. Оно проявляется либо в резко выраженной степени сензитивности к матери, ее ис­ключительном предпочтении, либо в игнорировании матери, либо в негативном отношении к ней с элементами агрессии. Для выделения феномена особого отношения к матери кли­ническому анализу подвергаются эмоциональные реакции ребенка при общении с матерью, частота обращений к ней за помощью и способы этих обращений, степень авто­номности поведения ребенка в присутствии матери, харак­теристика его поведения в условиях экспериментальной кратковременной сепарации (реакция на уход, отсутствие и возвращение матери).

Наше исследование обнаружило нарушения материнско-детских взаимоотношений более, чем в половине обследован­ных семей. В ряде случаев эти нарушения носили достаточно устойчивый характер, а в большинстве - проявлялись непосто­янно.

Р.Ж. Мухамедрахимов

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

И ПРИВЯЗАННОСТЬ

МАТЕРЕЙ И МЛАДЕНЦЕВ

ГРУПП РИСКА*

Экспериментальные исследования последних двадцати лет позволили получить данные о направленности младен­ца на взаимодействие с матерью или другим близким и уха­живающим человеком, описать вызванное младенцем по­ведение матери, рассмотреть собственно процесс взаимо­действия. В отличие от сложившегося к 1970-м гг. традици­онного рассмотрения развития как результата однонаправ­ленного влияния родителей на ребенка, новые данные по­зволили понять влияние младенца на поведение матери и роль взаимодействия в развитии ребенка. Появилось осно­вание рассматривать развитие с более широких теоретичес­ких позиций в сложной системе матери и младенца, членов семьи и младенца. Настоящая работа является продолже­нием представления данных литературы по взаимодействию и привязанности матери и младенца и посвящена особенно­стям протекания взаимодействия и формирования привязан­ности у младенцев и матерей групп риска

МЛАДЕНЦЫ ИЗ ГРУППЫ РИСКА

В ряду особых, трудных для установления взаимодей­ствия и способствующих формированию сложных взаимо­отношений с матерью выделяют младенцев с «трудным тем­пераментом» (difficult temperament), представителей групп риска по медицинским показателям, младенцев, испытав-

* Вопросы психологии. 1998. № 2.

ших нежелательные условия пренатального развития, рож­дения или постнатального развития.

Темперамент. «Трудный» темперамент был выделен как синдром характеристик, включающий высокий уровень ак­тивности, интенсивные эмоциональные реакции, сложности приспособления и в целом негативное настроение. Данные литературы показывают, что, несмотря на предположение о неблагоприятном влиянии такого младенца на взаимоотно­шение с родителем, прямой связи между темпераментом ребенка и различиями в поведении родителя не обнаруже­но. Оказалось, что связь между темпераментом и последу­ющим родительским поведением может быть результатом процедур измерения темперамента, большинство которых основано на отчете матери, или может быть скорее след­ствием, чем причиной материнского поведения. К примеру, неуступчивость, гнев или недостаток уверенности у ребенка могут быть результатом поведения матери, а не темпера­мента ребенка. Исследования, в которых характеристики младенца описываются объективным наблюдателем неза­висимо от восприятия ребенка родителем и до момента воз­можных влияний их взаимоотношений, показывают слабую связь между неонатальными характеристиками и развитием отношений родителя и ребенка. Авторы предполагают, что без влияния на родителя других факторов риска биологи­чески опосредованные характеристики младенца не ведут к изменению отношений. К примеру, обнаружено, что усиле­ние нечувствительности матери к 12 мес. зависело одно­временно как от отрицательных пренатальных отношений, так и от увеличенной раздражительности новорожденного. Ненадежная, небезопасная привязанность раздражительного младенца к матери формировалась в случаях, когда матери испытывали недостаток социальной поддержки.

Карающее родительское поведение матерей-подростков, испытавших отвержение в собственном детстве и ограни­ченную поддержку со стороны близких, проявлялось вне за­висимости от раздражительности младенцев. В то же время при одном и том же карающем поведении родителей дети, оцененные в три месяца как раздражительные, были более неуступчивы, менее уверены и чаще сердились по сравне­нию с менее раздражительными младенцами.

Таким образом, при всей сложности отношений в паре родитель - ребенок результаты исследований обнаруживают, что при определенных условиях характеристики темперамен­та ребенка могут влиять на взаимодействие матери и мла­денца.

Преждевременно родившиеся младенцы. В первые ме­сяцы жизни эти младенцы часто менее живы, отзывчивы, бо­лее раздражительны и сонны, их плач может отличаться от плача вовремя родившихся детей. Двигательная координация бедна, руки и ноги двигаются дезорганизованно, с частыми подергиваниями и вздрагиваниями. Такой младенец может ча­сто открывать рот, выкрикивать, улыбаться или гримасничать, у него наблюдается рефлекторная улыбка. Поведение недо­ношенных младенцев непоследовательно: они могут быть чрезмерно суетливыми или проводить много времени во сне, не дают ясных сигналов о том, когда хотят есть или спать, а также о чрезмерности или недостаточности стимуляции. Они более беспокойны, отводят взгляд, меньше улыбаются во время взаимодействия лицом к лицу.

В 3 и 5 мес. при взаимодействии с матерью у таких мла­денцев наблюдается меньшая согласованность аффективной вовлеченности и ритмов социального взаимодействия, чем в диадах с вовремя родившимся ребенком. Было обнаружено, что недоношенные младенцы реже вступают во взаимодей­ствие, чем доношенные. Недоношенные и переношенные младенцы менее внимательны к сигналам матери, проявля­ют меньше положительных чувств и соответственно получа­ют меньше радости в ранних взаимодействиях с нею по срав­нению с вовремя рожденными детьми.

Особенности непоследовательного поведения преждевре­менно родившегося младенца вводят родителей в замеша­тельство и огорчают, они испытывают тревогу, связанную с проблемами выживания и развития ребенка. Родители могут избегать ребенка или, наоборот, имеют тенденцию компенси­ровать изменения поведения недоношенных младенцев, вес­ти себя более активно и, несмотря на несоответствие своего поведения сигналам младенца, перестимулировать его, еще более ухудшая поведение ребенка и увеличивая свою соб­ственную фрустрацию. Со временем взаимодействие между

недоношенными младенцами и родителями меняется. Так, было обнаружено, что если в 4 мес. взаимодействие характе­ризовалось интенсивной вовлеченностью матери и ограни­ченной отзывчивостью младенца, то в 8 мес. - меньшей вни­мательностью и вовлеченностью матери и более живым, от­зывчивым поведением младенца, к двум годам матери преж­девременно родившихся младенцев меньше стимулирова­ли младенца по сравнению с матерями вовремя родивших­ся детей. Это явление очевидного «перегорания» родителя в течение первого года взаимодействия с ребенком получи­ло подтверждение и в других работах.

Несмотря на изменения раннего взаимодействия матери и младенца, к концу первого года жизни различия аффектив­ных выражений и видов привязанности у доношенных и недо­ношенных младенцев оказались незначимыми. Получены про­тиворечивые данные, свидетельствующие, с одной стороны, о том, что большее число младенцев с небезопасной привя­занностью тревожно-сопротивляющегося типа обнаружено среди детей, тяжело болевших в пренатальный период, а с другой - о том, что недоношенные более, чем доношенные младенцы, относятся к группе с безопасной привязанностью. По сравнению с менее больными в перинатальный период детьми, тяжело больные недоношенные младенцы проявили большую чувствительность к стрессовому возбуждению. Од­нажды возбужденные, они менее способны понижать уровень состояния стресса.

По свидетельству автора одного из наиболее полных об­зоров литературы, к настоящему времени не существует дос­таточной информации, позволяющей обобщить столь проти­воречивые данные различных исследований. Однако очевид­но, что преждевременно родившиеся младенцы не являются • гомогенной группой, и что существуют более уязвимые с точ­ки зрения нарушения развития подгруппы высокого риска, такие, например, как младенцы с тяжелыми респираторными заболеваниями. Надежность, безопасность привязанности младенца и матери в таких случаях может быть более сла­бой. В то же время ранние проблемы могут быть преходящи­ми, если мать приспосабливается к характеристикам недоно­шенного младенца и способна установить сензитивный, взаи-

монаправленный стиль общения. Различия между недоно­шенными и доношенными младенцами могут быть менее оче­видными, если недоношенные дети воспитываются в семь­ях, имеющих эмоциональные ресурсы для компенсации на­рушения взаимодействия у младенцев. Но значимые разли­чия аффективных проявлений и качества привязанности мо­гут сохраняться, если преждевременно родившиеся младен­цы, особенно с высоким биологическим риском, воспитыва­ются в семьях социального риска.

Младенцы с особыми потребностями. Сравнение иг­рового взаимодействия в контрольной группе матерей и здо­ровых младенцев и в группе матерей и младенцев с особы­ми потребностями показало, что если в первом случае мате­ри подстраивают свое поведение под способности и пове­дение ребенка, то во втором наблюдается дефицит поддер­жки независимой или инициированной младенцем игры, на­много более частое инициирование игры самой матерью. Авторы относят такое поведение матерей детей риска к по­ведению контролирования взаимодействия и связывают его с восприятием матерями особенностей своих младенцев.

Сравнение взаимодействия матерей и детей без отстава­ния в развитии, а также матерей и детей с синдромом Дауна не показало различий в частоте участия во взаимодействии, однако если в первой группе взаимодействие направлялось чаще ребенком, то во второй группе - матерью. Несмотря на то что число вокализаций младенцев с синдромом Дауна ока­залось столь же велико, как и в контрольной группе, взаимо­действие в этом случае характеризовалось меньшим соблю­дением очередности и большим числом одновременных во­кализаций.

Анализ взаимодействия матери и младенца в ситуации свободной игры показал, что матери детей с отставанием в умственном развитии воспринимали себя как пытающихся изменить поведение младенцев более часто, чем это делали матери нормально развивающихся детей. Было обнаружено, что младенцы с отставанием в развитии меньше отвечали на инициации матерей и, по сравнению с контрольной группой, вдвое меньше инициировали взаимодействие. Автор подчер­кивает, что по сравнению с результатами наблюдений диад

мать - младенец без отставания в развитии матери детей с особыми потребностями были более доминирующими, а сами дети - менее вовлеченными во взаимодействие.

Среди причин меньшей взаимности поведения и боль­шего доминирования матери в парах мать - младенец с от­ставанием в развитии выделяют особенности характеристик младенцев риска. Получены данные, подтверждающие пред­положение, что реплики младенцев с задержкой в развитии менее часты и более тонки, что может вести к случайному и менее ориентированному на сигналы младенца поведению со стороны матери. Так, уже в ранних работах было обнару­жено, что в группе из десяти пар матерей и слепых младен­цев только две матери были способны самостоятельно, без помощи персонала установить хорошую тактильную комму­никацию с детьми. Автор объясняла это тем, что, по сравне­нию со здоровыми детьми, слепые младенцы были менее отзывчивы, меньше вокализовали и медленнее обучались локализации объекта по звуку. Обзор литературы, в которой сравнивались младенцы без отставания в развитии и мла­денцы с синдромом Дауна, показал значимые различия в проявлениях темперамента, взгляда глаза в глаза, вокали­зации, расстоянии между младенцем и матерью. По мне­нию автора, эти данные подтверждают связь различий со­циального взаимодействия в диадах мать - младенец без отставания в развитии и мать - младенец с особыми потреб­ностями с различиями характеристик самих младенцев. Ис­следование игрового поведения шестидесяти младенцев с органическими поражениями головного мозга и отставани­ем в развитии и их матерей показало, что многие виды мате­ринского поведения, которые были связаны с положитель­ным или отрицательным функционированием ребенка в по­знавательной области, схожи с поведением матерей и их связью с функционированием детей без отставания в разви­тии. Так, чувствительность к состоянию ребенка, удоволь­ствие от взаимодействия, отзывчивость и соответствующее обучающее поведение у матерей были положительно свя­заны с результатами оценки уровня развития детей, тогда как директивность и контролирующее поведение матерей, нечувствительность к интересам ребенка - отрицательно.

Матери младенцев, имеющих наиболее высокие оценки по шкале Бейли, были больше заняты поддержкой иницииро­ванных детьми действий, чем руководством ими.

Проблема подстраивания является одной из основных во взаимодействии матери и младенца с особыми потребностя­ми. Имеются данные, что в нормальных диадах с развитием младенца очередность взаимодействия увеличивается, тог­да как относительная частота одновременной вокализации уменьшается. При анализе вокального взаимодействия ма­терей и младенцев с синдромом Дауна была обнаружена тен­денция одновременных вокализаций по сравнению с соблю­дением очередности взаимодействия в диадах мать - младе­нец нормального развития. С увеличением возраста диады, которые включали младенцев с особыми потребностями, ста­новились менее успешными во взаимной адаптации и регуля­ции вокального поведения. Эти факты свидетельствуют об искажении процесса взаимодействия в парах мать - младе­нец с особыми потребностями уже в течение первых шести месяцев и дополняют данные об асинхронности вокального взаимодействия в парах, включавших детей с синдромом Да­уна второго года жизни.

Было обнаружено также, что вокальное взаимодействие матерей и годовалых младенцев с отставанием и без отста­вания в развитии одинаково успешно. Однако когда младен­цы с задержкой в развитии были разделены на две подгруппы с высокими и низкими оценками развития по шкале Бейли, то оказалось, что нарушение различения наличия или отсутствия вокализации матери у детей второй подгруппы влияло на стиль взаимодействия матерей, могло вести к случайным и менее соответствующим сигналам ребенка ответам.

Серии исследований показали нарушения, которые случа­ются в процессе раннего взаимодействия, когда мать неспо­собна прочесть сигналы своего ребенка и обеспечить опти­мальную стимуляцию. Такие нарушения раннего взаимодей­ствия связаны с последующими поведенческими и эмоцио­нальными проблемами в школьном возрасте, включая гипе­рактивность, ограниченность внимания, нарушение взаимо­действия со сверстниками, эмоциональные нарушения, диаг­ностируемые как депрессия. Обнаружено, что младенцы вы-

сокого риска меньше глядят на матерей, улыбки и вокализа­ции случаются реже, они беспокоятся и плачут чаще, чем нор­мальные младенцы. Большие проявления негативных аф­фектов у младенцев высокого риска вместе с повышенной частотой сердечных сокращений приводят к выводу о пере­живании ими стресса в процессе взаимодействия с мате­рью. Автор считает, что выделенные поведенческие и физи­ологические изменения у младенцев риска могут отражать повышение возбуждения вследствие информационной пе­регрузки, чрезмерной стимуляции. По мере того как родите­ли становятся более чувствительными к сигналам младен­цев и лучше предсказывают результаты их поведения, они становятся и более уверенными в себе как в родителях.

Стимулирующее поведение матери может быть опреде­лено как перестимулирующее, переконтролирующее и пере­доминирующее, если оно ведет к неуловимым или сильным сигналам отрицания взаимодействия у младенца. В естествен­ных попытках вызвать у младенца положительный аффект матери часто проводят слишком большую стимуляцию и под­вергают младенца стрессу. Одно из объяснений такого пове­дения состоит в том, что усиление фрустрации в случае ми­нимального ответа младенца ведет к раздражительности ма­тери Другое объяснение связано с тем, что матери становят­ся более активными, возможно, для того, чтобы компенсиро­вать относительную неактивность младенцев, сохранить не­которое подобие протекания взаимодействия. Третье связа­но с желанием матери, чтобы ребенок вел себя как сверстни­ки, и с попытками поощрить это более частым моделирова­нием поведения. Еще одна интерпретация поведения матери состоит в том, что представление матери о своем младенце как о слабом и с задержкой в развитии ведет к чрезмерной протекции, а в крайнем варианте - к чрезмерно контролирую­щему родительскому поведению.

МАТЕРИ ИЗ ГРУППЫ РИСКА

Депрессия. В целом эмоциональное развитие детей, вос­питанных депрессивными матерями, менее благоприятно, чем развитие детей нормальных матерей или матерей с другими диагнозами. Нарушения раннего взаимодействия младенцев

и депрессивных матерей ведут впоследствии к проблемам развития у ребенка.

Исследование женщин с симптомами послеродовой деп­рессии показало, что в процессе спонтанных взаимодействий лицом к лицу их младенцы ведут себя менее позитивно по сравнению с младенцами недепрессивных матерей, и пока­зывают небольшое изменение поведения при взаимодействии с матерью в ситуации симуляции депрессии. Наоборот, в си­туации взаимодействия с симулирующей депрессию матерью младенцы недепрессивных матерей либо пытались восста­новить более позитивное взаимодействие, либо переживали стресс, отворачивались в сторону, протестовали.

В общем, поведение и эмоциональное состояние младен­цев отражают поведение и состояние их депрессивных мате­рей. В спонтанных взаимодействиях депрессивные матери показывают вялые аффекты, меньший уровень активности и меньшее число ответов, соответствующих поведению младен­цев. У депрессивных матерей наблюдаются больше отрица­тельных выражений лица и совсем немного положительных. Они меньше вокализуют, смотрят и прикасаются к своим мла­денцам , меньше имитируют и играют, выражения лица более нейтральны, однако они смотрят и говорят со своими мла­денцами так же много, как и в контрольной группе.

В процессе спонтанных взаимодействий младенцы депрес­сивных матерей были менее активны, обнаруживали меньше выражений удовлетворения, больше суеты. При взаимодей­ствии лицом к лицу с депрессивными матерями младенцы показывали больше отрицательных выражений лица и мало положительных, часто отводили взгляд, проявляли протест и меньший уровень активности по сравнению с поведением детей в нормальной группе матерей и младенцев. Результа­ты исследований приводят к заключению, что младенцы деп­рессивных матерей также развивают депрессивный стиль реагирования. Однако не известно, являются ли депрессив­ные аффективные проявления у младенцев результатом от­ражения поведения матерей или результатом минимальной стимуляции со стороны матерей.

Оценка поведения детей неонатального возраста показа­ла, что новорожденные депрессивных матерей имеют мень-

ший уровень активности и менее отзывчивы на социальную стимуляцию. Такие изменения в поведении новорожденных могут быть результатом как генетически опосредованной пе­редачи депрессивного статуса от матери к ребенку, так и испытания повышенного стресса в течение беременности. Было выдвинуто предположение, что проблемы раннего вза­имодействия матери и младенца усиливаются при преды­дущем неблагоприятном влиянии на плод эмоционального состояния матери.

Младенцы депрессивных во время беременности матерей, проявлявших в новорожденный период уменьшение активно­сти и ограничение ответов на социальную стимуляцию, в воз­расте 3-х мес. сохраняют это поведение, показывают меньше выражений удовольствия и более беспокойны в процессе вза­имодействия. Поскольку пренатальная депрессия матери про­должается и после рождения ребенка, то в поведении матери наблюдается меньше положительных выражений лица, она менее активна со своим младенцем, меньше имитирует и иг­рает в игры. Однако по-прежнему не ясно, является ли про­явление депрессии у младенца результатом длительной экс­позиции депрессии матери или присуще ему от рождения.

Младенцы депрессивных матерей подавлены даже в том случае, если их матери не ведут себя в депрессивном стиле. Несмотря на то что многие исследователи выделяют в деп­рессивном поведении родителя неактивность и отдаленность, некоторые матери в большей степени проявляют навязыва­ющий стиль взаимодействия. Вне зависимости от того, явля­ются ли депрессивные матери отдаленными или навязываю­щими, их младенцы, по-видимому, более отвечают на нега­тивное поведение матерей, в то время как младенцы недеп­рессивных матерей более отзывчивы на положительное ро­дительское поведение, таким образом в обоих случаях отра­жая или подражая доминантному настроению своих матерей. В одном из исследований показано, что у депрессивных ма­терей процент времени раздражительности или невовлечен­ности во взаимодействие с младенцем был намного больше, а игры - намного меньше, чем у здоровых матерей. В свою очередь, младенцы депрессивных матерей больше проявля­ли протест или смотрели в сторону и меньше - вниматель-

ность, мало играли по сравнению с младенцами не депрес­сивных матерей. Столь подавленное поведение младенцев не ограничивается лишь взаимодействием с депрессивны­ми матерями. Так, оценка взаимодействия трехмесячных младенцев с недепрессивными женщинами была низкая и похожая на оценку их взаимодействия с депрессивными матерями. Результаты показывают, что депрессивный стиль взаимодействия младенцев распространяется на их взаи­модействие с недепрессивными взрослыми. Вне зависи­мости от причин постоянство проявления такого взаимодей­ствия с разными партнерами является очень тревожным моментом.

Исследование женщин - представительниц низких соци­альных слоев, имевших множество проблем, включая высо­кий уровень хронической депрессии, показало, что в течение взаимодействия лицом к лицу они проявляли больше способ­ностей к изменению, чем ожидалось. Не все были одинаково угнетены и молчаливы, однако проявления положительных аффектов и отзывчивость в целом были ниже, чем у нормаль­ных матерей. Некоторые из матерей данной группы показали высокий уровень вовлеченности во взаимодействие, но про­являющуюся в первую очередь в форме навязывания пове­дения или раздражения, чего не наблюдалось у нормальных матерей. При наблюдении в естественной ситуации и спон­танном взаимодействии с детьми раздраженные и депрессив­ные матери проявляли тенденцию избегать своих младенцев, мало инициировали взаимодействие. В свою очередь, мла­денцы также были угнетены и редко проявляли положитель­ные эмоции. При наблюдении в домашних условиях, когда младенцам было уже 12 ме$., та же группа женщин показала значительно больше скрытой враждебности и препятствий целенаправленному поведению младенцев по сравнению с контрольной группой нормальных матерей.

Обобщение результатов этих исследований обнаружива­ет, что существуют несколько паттернов взаимодействия деп­рессивных матерей и их младенцев, отличающихся, возмож­но, в зависимости от различий тяжести депрессивного состо­яния, хроничности и других факторов риска. Один характери­зуется выравниванием аффекта, социальным отдалением и

понижением уровня энергии. Другой - более явным отрица­тельным аффектом и сопровождается враждебностью и по­мехами в процессе взаимодействия. Возможна еще одна под­группа матерей, в которой поведение их чередуется от не­вовлечения во взаимодействие к навязыванию и перести­муляции.

Таким образом, депрессивный родитель характеризует­ся недостаточно соответствующим сигналам ребенка взаи­модействием, может быть эмоционально отдален, вражде­бен, не всегда доступен. Все эти изменения поведения ро­дителя могут задерживать развитие у младенца ощущения контроля, удовольствия, чувства безопасности в отношени­ях. Дополнительно ребенок может находиться под влияни­ем депрессивных чувств и. раздражительности через рас­пространение негативных аффектов родителя.

Исследование развития детей первого года жизни у мате­рей, больных шизофренией, показало, что нарушение соци­ального развития младенцев начинает проявляться с пятого месяца и характеризуется снижением эмоциональной выра­зительности при взаимодействии с матерью и другими взрос­лыми людьми. Отмечается, что у младенцев, матери которых больны шизофренией, сопровождающейся длительными деп­рессивными состояниями, улыбка не становится средством инициации общения. Клинические исследования детей роди­телей больных шизофренией показали, что патологические реакции на стрессовые ситуации, обусловленные ■биологичес­кими и социальными факторами, наблюдаются на всех эта­пах раннего онтогенеза. Наиболее общими и характерными особенностями младенцев этой группы риска являются де­фициты развития в эмоциональной сфере, в общении и дви­гательной области.

В сравнительном исследовании родительского поведения больных женщин различных групп было показано, что матери с невротическими депрессивными расстройствами развива­ют своих детей хуже, чем матери с шизофренией или личнос­тными расстройствами. Если у первой группы матерей были обнаружены значительные различия по сравнению с конт­рольной группой здоровых матерей, то у группы матерей, боль­ных шизофренией, различий оказалось немного. Истории ро-

дов и функционирование новорожденных младенцев мате­рей с невротическими депрессивными расстройствами были хуже. Эта группа матерей показала наименьшую вовлечен­ность во взаимодействие с детьми в возрасте 4-х мес, их младенцы были наименее общительны. В 12 мес. различий между группами обнаружено не было, однако в 30 мес. не­вротически депрессивные матери сообщали о своих детях как о менее сотрудничающих, более депрессивных и эмо­ционально более эксцентричных. Авторы предполагают, что аффективные качества отношения родителя и ребенка, осо­бенно депрессия и отчужденность, могут оказывать наибо­лее заметное влияние на взаимодействие матерей с их мла­денцами. Однако в целом на развитие ребенка большее вли­яние оказывает тяжесть и длительность материнской психо­патологии, чем специфический диагноз.

Исследования показывают, что дети первого года жизни подвергаются риску развития и возникновению проблем, свя­занных с нарушениями в эмоциональной сфере, формирова­нием небезопасной привязанности и сниженным уровнем фун­кционирования в познавательной области в случае, если по крайней мере один из родителей имеет психиатрическую ис­торию депрессии. Младенцы из семьи с родителем с бипо­лярными аффективными нарушениями имеют еще больше проблем. Несмотря на меньшую вовлеченность во взаимо­действие со сверстниками, они проявляют по отношению к ним более частую и интенсивную агрессию, по сравнению с контрольной группой детей. Дети из таких семей сильнее рас­страиваются во время конфликтов, вовлекая в него других, и проявляют мало удовольствия после разрешения конфликта. Те же дети проявляют больше страха в ситуациях свободной игры, больше гнева в ситуациях свободной игры, при тести­ровании, в ответ на подход незнакомца.

Проявления небезопасной привязанности чаще наблюда­ются среди детей матерей с большей депрессией, чем детей матерей с небольшой депрессией или без нее. Более того, атипичная небезопасная привязанность, в которую младенец смещается от тревожно-избегающего или тревожно-сопротив­ляющегося поведения, была обнаружена у матерей с тяже­лой депрессией. В то же время есть дети депрессивных ма-

терей, у которых небезопасная привязанность не обнаруже­на, и дети нормальных матерей, которые характеризуются как небезопасно привязанные.

Несмотря на то что существуют значительные основа­ния говорить о генетическом компоненте депрессивных рас­стройств, особенно в случае биполярного маниакально-деп­рессивного заболевания у родителя, большая часть исследо­вателей описывают множество причин аффективных наруше­ний у младенцев. Среди них выделяют уязвимость младенца, возникающую вследствие изменения поведения и нарушения отношения родителя и ребенка. Предварительные данные показывают, что развитие младенца может пойти по нормаль­ному пути в случае, если мать выздоравливает от постродо­вой депрессии. Так, показано, что матери, находящиеся в со­стоянии депрессии в течение первых шести месяцев после родов, имеют младенцев, которые развивают депрессивный стиль взаимодействия. Однако если к 6-ти мес. мать выходит из состояния депрессии, то и младенцы не депрессивны. Эти данные свидетельствуют как о глубоком влиянии депрессии матери на поведение младенцев, так и о гибкости и способ­ности младенцев к адаптации. Не удивительно, что настрое­ние младенца может измениться в соответствии с изменени­ем настроения матери. В других случаях вмешательство, осу­ществляемое матерью с психическим заболеванием, способ­ствует развитию младенцев. В целом матери детей с наиболь­шими достижениями в развитии проявляют больше положи­тельных аффектов, эмоционально доступны, меньше уходят в себя, имеют друзей, более способны любить и проявляют активное желание поделить заботу о своих детях с другими воспитывающими ребенка взрослыми.

Плохое родительское обращение. Плохое обращение представляет собой нарушение основной родительской фун­кции - защиты ребенка. Оно выделяется в каждой культуре и может включать в себя множество различных форм поведе­ния, включая физическое насилие (избиение), пренебреже­ние (не обеспечение адекватной пищей, медицинским уходом, присмотром со стороны взрослого). В некоторых случаях сюда включают использование матерью незаконных лекарств, нар­котиков в течение беременности. Несмотря на то что различ-

ные виды плохого обращения по-разному могут повлиять на развитие ребенка, трудно очерчивать виды плохого обраще­ния, поскольку часто физическое насилие, пренебрежение и дурное эмоциональное обращение происходят одновремен­но. У подвергавшихся плохому обращению детей наблюда­ются недостаток иммунизации, беспорядочное лечение бо­лезней, из-за неадекватного питания и пренебрежения ро­дителями физическим уходом у них может быть слабое здо­ровье, анемия. Хотя реальное плохо обращающееся лицо является, вероятно, значимым для ребенка с точки зрения отношений привязанности, большинство исследований не об­ращают на него внимание и фокусируется на отношении матери и ребенка. Очевидно, что такие жизненные ситуа­ции, как бедность, недостаток социальной поддержки, дру­гие источники хронического стресса, могут настолько исто­щить психологические ресурсы родителя, что в этом слу­чае возможны пренебрежение заботой о детях, насилие. Однако большинство родителей, испытывающих высокий уровень стресса, не обращаются плохо со своими детьми. Сравнение переживающих сильный стресс родителей, ко­торые проявляли или не проявляли плохое обращение по отношению к своим детям, показало, что такое нарушение родительского поведения более вероятно, если родители переживали насилие в своем собственном детстве или со стороны супруга и если социальная поддержка была неудов­летворительная.

Исследование социальных связей матерей, сообщивших о плохом обращении с детьми и плохой заботе, показало, что адекватно ведущие себя матери имели намного больше под­держки и долгие, более удовлетворяющие социальные отно­шения, чем матери с плохим обращением к детям. Однако не все семьи плохого обращения были изолированы, некоторые из них имели широкие социальные контакты, но не формиро­вали взаимных, долговременных отношений. Пренебрегавшие детьми матери имели главным образом кратковременные дружеские отношения, нечастые контакты с друзьями, очень частые контакты с родственниками и были неудовлетворены зависимостью от их поддержки. Многие плохо обращающие­ся с детьми родители сообщали об опыте подобного обраще-

ния в детстве. Исследователи данного вопроса приходят к заключению, что серьезные изменения родительского пове­дения редко возникают без неблагоприятного детства. Воп­рос о том, почему в одних семьях из поколения в поколение наблюдается плохое обращение с детьми, а в других нет, почему некоторые дети, выросшие в условиях плохого об­ращения со стороны родителей, ведут себя таким же обра­зом, тогда как их братья и сестры не ведут, требует дополни­тельного объяснения.

Анализ исследований личности плохо обращающихся с детьми родителей показал сложность выделения стойкого набора черт. Более того, обнаружено, что существует лишь ограниченная связь между чертами личности и актуальным поведением родителя. В одной из работ рассматривались ха­рактеристики родителей до рождения детей, испытавших впос­ледствии плохое обращение. Оценка матерей этой группы, плохо обращавшихся с детьми в пренатальный период разви­тия и в 3 мес. показала более высокую агрессию, оборони-тельность, тревожность, меньшую социальную желательность, меньшее поощрение взаимности и меньший уровень интел­лекта по сравнению с матерями, которые обеспечивали за­боту и уход за детьми, несмотря на бедность и стресс. Мате­ри с дурным поведением отрицательно реагировали на опыт беременности и при описании себя с большей вероятностью пользовались выражениями пренебрежения. Обзор исследо­ваний плохо обращавшихся с детьми отцов показывает схо­жесть их профилей личности с профилями проявлявших та­кое же поведение матерей. Важными детерминантами нару­шения родительского поведения были социальная изоляция, бедное взаимное приспособление супругов, неуправляемый стресс, низкая самооценка, история плохого обращения в собственном детстве.

Попытки ранней идентификации родителей, у которых по­тенциально возможно плохое обращение с детьми, были по­строены на результатах обсуждавшихся выше исследований и с точки зрения статистики были успешны. Однако необходи­мо отметить высокую вероятность обманчивости полученных данных. Как указывают авторы, фактически плохое обраще­ние с ребенком является относительно редким, детермини-

рованным множеством факторов случаем, а по характерис­тикам личности и опыту детства плохо обращающиеся с деть­ми родители частично совпадают с непроявляющими такого поведения родителями.

Существуют данные о том, что плохо обращающиеся с детьми родители проявляют отклоняющееся родительское поведение и аффект во многих других обстоятельствах. По сравнению с воздерживающимися от такого поведения роди­телями эти матери проявляют больше гнева и раздражения, меньшую симпатию в ответ на показ видеофильмов с плачу­щими младенцами. Более вероятно, что они неправильно идентифицируют показанные на слайдах различные эмоцио­нальные выражения лиц младенцев.

Показано, что такие матери проявляют тенденцию край­ней нечувствительности к ним в раннем возрасте, чаще пре­пятствуют целенаправленному поведению младенцев и про­являют больше скрытой враждебности. У них наблюдается уменьшение взаимодействия, включая большее физическое расстояние от ребенка, отсутствие аффективного выражения, долгие паузы между инициациями разговора и уменьшение контакта глаз. По сравнению с ними матери с нормальным родительским поведением более отзывчивы, показывают бо­лее любящее поведение, проявляют удовольствие и чуткость к целям младенцев. Плохо обращающиеся со своими детьми матери отличаются от родителей с нормальным поведением методами контроля над детьми в дошкольном возрасте, ис­пользуя больше команд, утверждая власть и меньше прояв­ляя позитивно ориентированные стратегии контроля. Было показано, что при использовании различных способов взаи­модействия их поведение более навязчиво и непостоянно, аффективные проявления уплощены, попытки получить со­гласие ребенка менее гибки.

Некоторые исследователи предполагают, что особеннос­ти младенца, такие, как недоношенность и трудный темпера­мент (и наблюдаемые в этом случае раздражительность, неяс­ность сигналов), могут способствовать проявлению у родите­ля плохого обращения. Было выдвинуто предположение, что недоношенный ребенок и связанные с ним проблемы ухода могут сильно истощать ограниченные ресурсы некоторых

матерей, что причины нарушения отношения находящихся в стрессовом состоянии родителей к детям могут быть свя­заны с ранним, длительным отделением недоношенных де­тей от матерей. Несмотря на то, что данные о влиянии отде­ления на последующее родительское поведение по отно­шению к недоношенным детям недостаточно убедительны, существуют факты о том, что короткий интервал между рож­дением и первоначальным контактом вовремя родившегося ребенка и матери уменьшает последующие родительские стрессы.

В одном из исследований новорожденные родителей рис­ка плохого обращения с детьми в случайном порядке были определены либо в группу младенцев, остающихся с матеря­ми, либо в контрольную группу детей, которых сразу после рождения отделяли от матерей на период времени до 12 ч. Впоследствии было обнаружено, что если в первой группе матерей плохое обращение наблюдалось только в одном слу­чае из 143, то во второй группе - в 9 случаях из 158. Авторы пришли к заключению, что ранний контакт с новорожденным ребенком положительно влияет на предрасположенных к пло­хому обращению родителей. Вероятно, для матерей с более значительными ресурсами родительского поведения не со­ставляет больших трудностей адаптироваться к раннему от­делению младенцев.

Обнаружено, что плохо обращающиеся с детьми родите­ли описывают их как более раздражительных и трудноуправ­ляемых. Возможно, что дети, с которыми плохо обращались, посылают неясные социальные сигналы и имеют низкую от­зывчивость. По сравнению с детьми контрольной группы де­тей их описывают как значительно более агрессивных, фрус-трированных, неуступчивых, с меньшим проявлением поло­жительных аффектов.

В последнее время число систематических наблюдений за испытавшими плохое обращение с младенцами растет и вклю­чает исследования качества привязанности, взаимодействия родителя и ребенка в лабораторных условиях или дома, ис­следования его поведения в дошкольных учреждениях. Пре­обладающее число исследований показывает, что плохое об­ращение не связано с небезопасной привязанностью к мате-

ри, если источником плохого обращения была не биологи­ческая мать, а другое лицо. Большинство исследователей обнаружили увеличение числа небезопасной привязаннос­ти избегающего типа, тогда как другие - больше случаев небезопасной привязанности тревожно-сопротивляющегося типа или определили для описания младенцев, испытавших плохое обращение, необходимость новой, атипичной клас­сификации как избегания, так и сопротивления.

Таким образом, поведение привязанности у младенцев этой группы по сравнению с поведением привязанности у де­тей в условиях менее нарушенных отношений может быть организовано настолько по-другому, что обычная классифи­кация не подходит. Некоторые испытавшие плохое обраще­ние младенцы способны формировать с родителями отноше­ния безопасной привязанности, хотя со временем эти отно­шения могут быть нестабильными. Не ясно, что значит иметь безопасную привязанность при таких условиях, насколько ус­ловия плохого обращения изменяют чувство безопасности.

Обнаружено, что маленькие дети, испытавшие плохое об­ращение со стороны родителей, с большей вероятностью от­вечают на фрустрацию агрессией, более агрессивны со свер­стниками. Они набрасываются или угрожают напасть на близ­ких и ухаживающих за ними людей, что не наблюдалось ни у одного из детей контрольной группы. Дети, с которыми плохо обращались, избегают других детей и близких, ухаживающих за ними взрослых намного чаще детей контрольной группы. В одном из исследований взаимодействия детей в дошкольном учреждении было выделено пять пар, в которых один из де­тей эксплуатировал другого или делал его жертвой (например, наносил удар, когда партнер показывал болезненную зону; демонстрировал сарказм, унижение и враждебность к друго­му; ложился поверх партнера и не позволял ему встать). Было определено, что в каждом из случаев насилующий другого ребенок имел опыт плохого обращения со стороны своего родителя.

Наблюдение в детских садах показало, что не испытавшие плохого обращения дети второго года жизни из неблагоприят­ных, находящихся в условиях стресса семей, отвечали на стра­дание ровесников с интересом и беспокойством, эмпатией или

печалью, что соответствует данным исследований непере-живших плохого обращения детей среднего класса. Одна­ко ни один из детей того же возраста, имевших опыт отрица­тельного родительского поведения, не проявлял беспокой­ства на страдание другого ребенка. В таких случаях более вероятным поведением для них было физическое нападе­ние, страх или гнев, чего не наблюдалось в первой группе. Значительно меньшее число испытавших плохое обраще­ние детей проявляли к переживающим горе сверстникам попеременно то нападение, то попытки утешения. Существу­ют данные, что у детей второго года жизни, которые имели опыт плохого родительского обращения, развивается изме­ненная система понимания самих себя (self system) увидев себя в зеркале с румянами_она носу, они проявляли нейт­ральный или отрицательный аффект, тогда как большинство детей реагировало положительно. Дальнейшие исследова­ния показали, что эта группа детей меньше говорила о сво­их чувствах или о чувствах других.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В течение последних лет проведено значительное число экспериментальных исследований социально-эмоционального развития младенца в процессе раннего взаимодействия с наиболее близким человеком. Считается, что вследствие ин­дивидуальных генетических особенностей, различий прена-тального и перинатального опыта младенцы от рождения от­личаются друг от друга по чувствительности и отзывчивости на стимуляцию. Матери научаются читать социально-эмоци­ональные проявления младенцев (выражения лица, жесты, вокализации, изменения взгляда и т.д.), изменять поведение и в процессе взаимодействия поддерживать интерес ребен­ка, модулировать стимуляцию, подстраиваясь под индивиду­альный уровень возбуждения и стимуляции младенцев, В слу­чае, если такое происходит, младенец более отзывчив, нала­живается оптимальное гармоничное взаимодействие, аффек­тивное поведение и физиологический ритм матери и младен­ца синхронизируются.

Данные экспериментальной психологии развития младен­цев показывают, что от рождения ребенок настроен на вое-

приятие социальных сигналов, среди множественных сти­мулов окружающей среды предпочитая сигналы, идущие от человека, от наиболее близкого - матери, от рождения чувствительная мать изменением поведения организует сен­сорный мир ребенка, сама (ее запах, прикосновения, голос, лицо и т.д.) является его сенсорным окружением, «первич­ным объектом. Используя представления Б. Г. Ананьева о сенсорно-перцептивных характеристиках индивидуального развития человека, можно сказать, что мать создает усло­вия для развития «сенсорной организации» младенца, «оп­тимальные условия нервно-психического здоровья» чело­века в этом возрасте. Мать или другой наиболее близкий человек предоставляет младенцу сенсорно-перцептивный опыт, который относится «к коренным феноменам жизнедея­тельности, связанным с глубокими слоями целостной струк­туры человеческого развития и личности», является осно­вой индивидуального развития ребенка, этапом развития Я в первые месяцы жизни («the sense of an emergent self»). С этих позиций нарушение взаимодействия с наиболее близ­ким человеком является для младенца не только социаль­ной депривацией, но и сенсорным дефицитом, не только риском отставания в социально-эмоциональном развитии,, но и риском нарушения психического здоровья.

Нарушение взаимодействия у матерей и младенцев высо­кого риска может быть связано с особенностями предъявле­ния социальной стимуляции, изменением чувствительности, нарушением приема и обработки социальной информации, взаимного поддержания оптимального для каждого партнера уровня возбуждения. Матери испытывают затруднения в вы­явлении и определении значения поступающих от младенцев с особыми потребностями сигналов, в определении актуаль­ного уровня возбуждения и предъявлении индивидуального для каждого ребенка оптимального уровня стимуляции. Низ­кие уровни стимуляции не вызывают ответов, а высокие мо­гут вести к отводу взгляда и беспокойству младенцев. При нарушении взаимодействия с неотзывчивым или избегающим ребенком с особыми потребностями мать отстраняется, либо чрезмерно активна. В последнем случае поведение родителя и ребенка проходит по замкнутому циклу, матери становят-

ся более активными по мере того, как младенец остается неактивным и неотзывчивым. Активность родителя контрпро­дуктивна, так как ведет к меньшему, а не большему ответу со стороны младенца. Схожие модели поведения наблюда­ются во взаимодействии матерей и младенцев с синдромом Дауна, церебральным параличом, преждевременно родив­шихся младенцев, слепыми, глухими, аутичными.

В соответствии с предлагаемой моделью.организации вза­имодействия в системе мать - младенец дезорганизация, асинхронность взаимного поведения и ритма матери и мла­денца, нарушение модулирования стимуляции и подстраи-вания под уровень возбуждения наблюдаются и в тех слу­чаях, когда мать эмоционально недоступна и неотзывчива, например при депрессии, шизофрении или других ведущих к отдаленности от ребенка расстройствах и заболеваниях. Предпочитаемый матерью или другим близким и ухаживаю­щим за младенцем человеком уровень возбуждения и сти­муляции может значительно отличаться от необходимого для ребенка. В случае взаимодействия с младенцем взрослого из группы риска резервы для изменения предпочитаемого уровня стимуляции могут быть весьма ограничены , что ве­дет к трудностям подстраивания под потребности ребенка. Лишаясь в лице неотзывчивой матери важного внешнего источника регуляции стимуляции, депривированный младе­нец оказывается не в состоянии изменением своего поведе­ния влиять на поведение матери, развивать или поддержи­вать необходимые для него стимуляцию, уровень и ритм возбуждения. В этом случае может наблюдаться подстраи-вание ребенка под стимуляцию, предпочитаемую матерью. Обнаружено рассогласование между потребностями само­го ребенка и удовлетворением этой потребности со стороны первичного окружения - матери. Система мать - младенец функционирует не на основании партнерства и приоритетов ребенка, а исходя из приоритетов матери.

Опыт междисциплинарного, центрированного на семье обслуживания матерей и младенцев групп риска показыва­ет, что достижение значительных положительных изменений поведения матерей и младенцев возможна при организации программы раннего вмешательства и создании условий для оптимального функционирования системы мать - младенец.

В.И. Брутман, М.Г. Панкратова, СИ. Ениколопов

ЖЕНЩИНЫ, ОТКАЗЫВАЮЩИЕСЯ ОТ СВОИХ НОВОРОЖДЕННЫХ ДЕТЕЙ*

Проблема социального сиротства -дна из острейших для России. С каждым годом все увеличивается число детей, оставшихся без попечения родителей. Ухудшается их здо­ровье, и что самое печальное - постоянно растет число бро­шенных новорожденных младенцев - наиболее чувствитель­ных к отрыву от биологической матери. По нашим данным, только в Москве за последние 6 лет число детей, оставших­ся без попечения родителей и поступивших в городские дома ребенка, увеличилось с 23 до 48%, т. е. в 2,1 раза (при од­новременном уменьшении рождаемости в 1,5 раза). Около половины (от 35 до 50%) таких детей - это «отказные» и «подкидыши». Ежедневно в московских родильных домах в 1991 г. возникало 1-3 ситуации, связанные с отказом от новорожденного. В 1992 г. из одного родильного дома, наи­менее благополучного по социальному составу контингента, было переведено в больницы на второй этап реабилитации 113 новорожденных, от которых отказались их матери сразу после родов. В 1993 г. число «отказных» младенцев в этом родильном доме возросло уже до 156.

. Одним из главных драматических результатов социаль­ного сиротства является физическое и психическое не­благополучие детей, рано оставшихся без родителей и со­держащихся в домах ребенка.

Наши исследования (архивные материалы родильных домов, полученные методом случайной выборки) показы­вают, что более 35% (!) нежеланных беременностей недона­шивается (4,0% в популяции), отмечаются высокая частота патологии беременности и родов. Так, одно только прежде-

* Вопросы психологии. 1994. № 5.

временное излитие околоплодных вод наблюдается более чем в 60% случаев. Более 50% новорожденных рождается с признаками внутриутробной гипоксии. Почти 45% даже до­ношенных «отказных детей» появляются на свет с явле­ниями функциональной и морфологической незрелости. Этот показатель в популяции - не более 10%. Более¹ чем у поло­вины таких «отказных» новорожденных обнаруживаются симптомы нарушения мозгового кровообращения, и они нуж­даются в интенсивном лечении сразу после рождения (для сравнения: в популяции число таких младенцев составляет

14,8%).

К сожалению, проблема отказов от материнства остается по-прежнему малоизученной. На сегодняшний день мы очень мало знаем о механизмах формирования этого процесса, о комплексе социальных, психологических и патологических факторов, подталкивающих женщин к отказу от новорожден­ных детей. Многие годы наше государство, вкладывая ог­ромные средства в содержание, лечение, обучение детей-сирот, до конца не осознавало острой необходимости прак­тических шагов но предупреждению социального сиротства.

Наше комплексное исследование посвящено изучению причин отказов от материнства. Его главной задачей явля­ется разработка адекватных превентивных и реабилитаци­онных программ для групп риска с угрозой отказа от ребен­ка. С этой целью в родильных домах Москвы проводится обследование «отказниц» с изучением социальной ситуации, в которой они находятся, их психологического и психиатри­ческого портретов.

Настоящая публикация основана на результатах изуче­ния некоторых социально-психологических параметров 42 женщин разного возраста. Большую часть составляют мо­лодые девушки - от 15 до 19 лет (60%). Как правило, они не замужем, многие живут с родителями, а некоторые, кроме того, с братьями или сестрами. Понятно, что при таких усло­виях мнение родителей о судьбе только что родившегося ребенка имеет важнейшее, а часто и решающее значение, которое может проявляться как в тех случаях, когда отноше­ния с родителями «хорошие» (35%), так и тогда, когда - «пло­хие» (15%). Меньшую часть составляют женщины зрелого

возраста, в том числе старшей возрастной группы - свыше 30 лет (15%).

Из данных литературы известно, что большинство мате­рей, отказывающихся от своих детей, воспитывались в неста­бильных семьях и с раннего детства имели негативный опыт межличностных взаимоотношений. Личность многих «жен­щин, не готовых к эффективному материнству», формирова­лась в своеобразной субкультуре агрессии, часть из них в детстве страдали от унижающего достоинство угнетения, холодного отношения со стороны свои родителей. Был об­наружен статистически достоверный рост серьезных психи­атрических и интеллектуальных расстройств у молодых жен­щин, выросших «в злобной, обижающей, жестокой семье». С этим связывают также возрастание преступности и агрес­сивности этих женщин по отношению к своим детям. Такие матери должны рассматриваться как жертвы недостаточной социализации в раннем возрасте, «недостаточной затрону-тости процессом гуманизации». Насилие, издевательства над девочкой со стороны матери закладывают у нее искажен­ный образ материнского поведения и тем самым нарушают готовность женщины к эффективному материнству. Многие из женщин, бросающие своих детей, как бы повторяют приобретенный в детстве дефектный стереотип поведения матери.

Наши наблюдения в целом подтверждают эти выводы. Так, будущие «отказницы» чаще всего воспитывались в не­полной семье, однако и они часто находились в неблагопо­лучной, психотравмирующей среде. Очень редко женщины характеризовали отношения в родительской семье как хо­рошие. В большинстве семей дочерей «воспитывали» гру­бостью, криком, а часто и побоями. Таких семей, по нашим данным, не менее 58%. При этом били детей 1% отцов и, что особенно показательно, 13% матерей. Хорошо извест­но, какое важное значение имеет образ собственной мате­ри для формирования психологических установок на мате­ринство у молодых женщин. В этом отношении «отказни­цы» с детства приобретали негативный опыт. Около трети из тех, кто жил с матерью, отмечали плохие с ней отноше­ния. В 60% случаев матери женщин-«отказниц» категори-

чески отказываются помочь своей дочери в воспитании но­ворожденного.

Ситуации с отцами еще хуже. Прежде всего, как уже от­мечалось, многие росли вообще без отца. Развод родите­лей пришлось пережить в детстве (до 12 лет) 18% женщин. В сохранившихся семьях обстановка была далеко не все­гда благополучной, и 23% оценивают свои отношения с от­цами как плохие, а иногда очень плохие. Злоупотребляли алкоголем 38% отцов (в популяции около 5%), а «случалось выпить лишнего» - 63%.

В целом ряде работ отчетливо продемонстрировано край­не отрицательное влияние низкого материального достатка, культурного уровня воспитывающей семьи на формирова­ние ролевых основ личности девочки, что в итоге негативно сказывается на качестве ее будущего материнства.

Результаты наших исследований указывают на то, что большинство будущих «отказниц» (75%) в детстве были, по их словам, «сыты и одеты, хотя не имели ничего сверх это­го», но у 6% таких семей едва хватало на еду. Более трети семей были обеспечены ниже среднего уровня. Свои жи­лищные условия большинство респонденток считали сред­ними. Плохими их назвали 6% опрошенных, хорошими-11%. При этом 11%^кженщин жили в коммунальной квартире, 30% не имели своего места (угла, комнаты) для учебы и игры. В половине семей случались драки, скандалы.

Ранее проведенные исследования показали, что помимо экономического положения на качество материнства влияет образованность женщины. Было установлено, что большин­ство «отказниц» имели низкое общее и профессиональное образование, редко получали престижные должности и со­ответственно имели низкий социальный статус.

К аналогичным выводам подводит и наше исследование. В силу молодости, но еще более в силу личностных особен­ностей образование наших респонденток оказалось довольно низким. Около половины их окончили ПТУ, немногим более трети удалось окончить техникум или получить среднее об­разование. Более того, 11% женщин не смогли «вытянуть» больше 4 классов. Продолжали же учебу только 6% обсле­дованных.

Обращает на себя внимание также крайне неблагополуч­ная ситуация с источниками доходов и соответственно с материальным достатком «отказниц». Только 18% из них до настоящей беременности постоянно работали, остальные не работали по разным причинам (искали работу, ссылались на плохое здоровье и т. д.), а 12% откровенно заявили, что и не собираются работать. Большинство «отказниц» не имели ни­какой определенной профессии или специальности. Около половины их находились на иждивении родителей, родствен­ников и друзей. Подрабатывали, когда была возможность, и перепродавали вещи и продукты 5%. При этом 45% счита­ли, что хотя они не голодают, но совершенно не имеют де­нег на одежду; 15% сообщили, что им не хватает денег во­обще, и 25% хотели бы иметь дополнительные доходы на развлечения и дорогие вещи; 55% «отказниц» считали свое материальное положение ниже среднего в стране, и никто не оценивал его выше среднего, а средний уровень, как изве­стно, таков, что позволяет не голодать, но ничего сверх это­го. В такой ситуации появление ребенка неизбежно приведет к еще большему снижению уровня жизни. Отсюда, есте­ственно, что мотив материальной необеспеченности зани­мает важное место в ряду других мотивов. На него ссылает­ся 50% опрошенных.

Анализируя актуальную семейную ситуацию женщин, отказывающихся от своих детей, зарубежные исследова­ния обнаружили, что главным фактором, предшествующим отказу от ребенка, являются нестабильность и угрожающий распад собственной семьи «отказницы» и неполная семья. В 1972 г. Бельгийский комитет по социальным проблемам жен­щин описал три основные категории бросающих матерей: I категория, наиболее классическая, - отец ребенка бросил беременную будущую мать; II - замужняя женщина рожает ребенка от внебрачной связи; III - беременная женщина с низкой социальной и моральной приспосабливаемостью и с низкой социальной ответственностью.

В наших исследованиях среди «отказниц» большинство никогда не были в браке - 60%, замужем - 10%; 20% живут в незарегистрированном браке и 10% - разведены; 35% живут без родственников, 15% проживают с мужем. Никто

не живет с родителями мужа. При этом доля живущих вме­сте с матерью довольно большая - 45%. В старшей группе женщин имеются дети от мужа, у молодых детей нет.

Прежде чем приступить к анализу мотивов отказа от ре­бенка, необходимо остановиться на особенностях психоло­гического портрета «отказниц». Еще в 30-е гг. при изучении психологического состояния женщин, отвергающих своих детей, у них были обнаружены эмоциональная и психологи­ческая незрелость, неготовность к браку в силу эмоциональ­ной неустойчивости и эгоцентризма. Это встречается у жен­щин, которые в детстве сами подвергались психологичес­кой депривации и агрессии или которым не удалось раз­решить свои детские или пубертатные конфликты. Такие лица бывают сосредоточены лишь на своих проблемах, для них характерно переживание чувства несправедливости и недо­статка любви. Иногда у них отмечается чрезмерная зависи­мость от матери или отца, а у некоторых неясное стремле­ние ко все новым эмоциональным переживаниям. Очень часто это приводит женщин к многочисленным сексуальным связям, которые из-за незрелости личности они не способ­ны продолжить и в которых они не находят эмоционального удовлетворения.

С этого времени очень мало нового прибавилось в на­ших знаниях о психологическом портрете «отказницы». Бо­лее поздние исследования также подтвердили наличие у женщин, бросивших своего ребенка, психологической не­зрелости, эмоциональной неустойчивости и неспособности к позитивной связи с ребенком. Авторы считают, что в такой ситуации сам ребенок как бы демонстрирует матери непри­емлемые для нее самой ее собственные черты. Результаты наших исследований, полученных методом структурирован­ного психологического интервью в сочетании с психологи­ческим тестированием по методам Люшера, Кеттелл Розен-цвейга и рисуночным тестом, показывают, что среди «отказ­ниц» очень часто встречаются эмоционально незрелые лич­ности, которых отличает аффективная несдержанность, низ­кая толерантность к стрессам, эгоцентризм и независимость. Видимо, поэтому среди мотивов отказа от ребенка значи­тельный вес (42%) имеет мнение родителей: «Я не могу прий­ти к родителям с ребенком, не имеющим отца».

Личностная незрелость отражается на качестве социали­зации. Обратимся к ответам «отказниц», характеризующим ценностные ориентации. Является ли работа для них необ­ходимой частью жизни или только неизбежным злом. Наи­более частым ответом был такой: «Надо работать в меру и зарабатывать столько, чтобы обеспечить себя необходимым» (35%). Другая часть опрошенных считает, что надо работать много, зарабатывать, чтобы покупать все, что захочется; 10% хотели бы возможности вообще не работать, 5% - иметь такую работу, чтобы она не была очень утомительна, но оп­лачивалась очень хорошо. И только 0,29% опрошенных женщин считают, что можно не гнаться за большим заработ­ком, если работа соответствует склонностям и интересам. Независимо от реального значения последнего утвержде­ния оно не полностью согласуется с их же выборами наибо­лее важных жизненных целей. Иметь интересную работу, позволяющую проявить способности, хотят 20% опрошен­ных, и получить образование - 10%. Таким образом, значи­тельная часть опрошенных последовательно декларирует одобряемые обществом ценности.

Исследование показало, что такие женщины ощущают чувство пустоты вокруг себя. Их отличает неспособность контролировать свои влечения, импульсы. Это делает их чрезмерно конформными, обнаруживает у них обостренную потребность в привязанности, «принятии», в позитивном от­ношении к себе. Видимо, поэтому выявляется следующий парадокс: оставляя своего ребенка, обрекая его на сомни­тельное существование, большинство «отказниц» демонст­рируют тем не менее общепринятые нормы и установки. Наиболее важное место для «отказниц» занимают такие же­лания, как счастливое супружество, семейная жизнь - 40%, воспитание хороших детей и обеспечение их будущего -25%. Для себя лично бездетность планируют только 1% оп­рошенных; 50% собираются иметь одного ребенка, двоих -10%, а троих - 20%. Меньшее место, хотя и довольно зна­чительное, у группы ценностных ориентации, означающих гедонистское, потребительское отношение жизни. Так, хоте­ли бы «иметь много денег, чтобы позволить себе все луч­шее, что есть в жизни», 15%, «иметь много друзей и знако-

мых» - 20%, развлечения, возможность весело проводить

время» - 5%.

Незрелость суждений «отказниц» проявляется в особен­ностях оценки их социальных связей. Так, находясь в слож­ной социальной ситуации - без мужа, с низким качеством поддержки собственной нестабильной семьи, в узком круге близких друзей (30% из них имеют близких друзей, 25% не доверяют своим друзьям настолько, что ничего не знают о ребенке, 10% друзей относятся к проблеме безразлично, и ни у кого из друзей не являются намерения помочь в воспи­тании ребенка), большинство респонденток считает свои от­ношения с окружающими вполне хорошими и «в общем уда­ется ладить» - 25%. Проявления антагонизма встречаются значительно реже- «меня чарто не понимают»- 15%, «меня часто обижают» - 5%, «мне нет дела до людей» - 5%,

Психологическое интервью установило, что принятие ре­шения отказаться от новорожденного у этих женщин возни­кает, как правило, задолго до рождения ребенка. В это вре­мя женщины обычно переживают тяжелый психологический кризис, имеющий в разных случаях свое содержание. Од­нако общим для всех является борьба мотивов - когда ин­стинктивному стремлению женщины к материнству и давле­нию общественной морали противостоит недоверие к своим силам и возможностям. Так, обращает на себя внимание тот факт, что недовольны собой 60% опрошенных, не удовлет­ворены, как складывается жизнь в целом, 75%. Это бывает связано не только с реальными трудностями, но и с мнимы­ми переживаниями физической или моральной несостоятель­ности, с ощущением неспособности и нежеланием преодо­левать жизненные трудности. Видимо, поэтому наиболее частыми ссылками на непосредственные причины отказа являются материальные условия (нет жилья, денег и т. д), они составляют 50%. За ними следуют ссылки на молодой возраст и на то, что бросил отец ребенка (по 20%). Опреде­ленное значение имеют осуждение родителей (25%) и сове­ты друзей не обременять себя ребенком (10%), «ребенок помешает мне жить так, как я хочу» (15%). К этому прибав­ляются переживания актуальных личных конфликтов, неудач с прерыванием беременности, тягостное ожидание момента, когда придется объявить об отказе в семье и в родиль­ном доме. Тяжелыми травмами (особенно для юных) стано­вятся психологический прессинг в родительской семье, скло­няющей ее к отказу от ребенка, а также унижающее досто­инство отношение со стороны профессионально и психоло­гически не подготовленного персонала в родильных домах. Вот тот неполный комплекс факторов, который очень часто становится причиной тяжелых депрессивных состояний и обострений психических заболеваний.

В целом материалы указывают на две группы мотивов отказа от ребенка. Одна из них - это трудная житейская си­туация (отсутствие денег, жилья, неприятие родителей, кате­горический отказ мужа от ребенка). Другая более комплекс­ная и сложная, которая включает помимо социальных зна­чительные психологические и психопатологические пробле­мы. Следует, однако, отметить, что граница между этими двумя группами нерезкая. Во всех случ'аях крайне необхо­димым является консультация юриста, помощь социальных служб, психологов, а иногда и психиатров. Если говорить об общегосударственном уровне, то проблема касается не толь­ко «отказниц», но и большинства женщин, имеющих малень­ких детей, так как в настоящее время они являются неза­щищенной и в то же время самой нуждающейся в защите группой населения.

И последнее. Так как решение отказаться от своего ре­бенка обычно возникает задолго до родов, то вся социаль­ная и психологическая ситуация во время беременности способствует тяжелому психологическому травмированию женщины, что является угрозой не только для ее психичес­кого здоровья, но, что более драматично, для здоровья бу­дущего ребенка. Отсюда следует необходимость как мож­но более раннего выявления среди беременных женщин с риском отказа от материнства и оказания им адекватной пре-натальной поддержки, включающей комплекс социальных, психологических и медицинских мер.

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ

ПСИХОЛОГИЯ БЕРЕМЕННОСТИ

С. Гроф

ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В СЕАНСАХ*

Основные характеристики перинатальных переживаний и их фокус сосредоточены на проблемах биологического рож­дения, физической боли и агонии, старения, болезни и дрях­ления, а также умирания и смерти. Потрясающее столкнове­ние с этими критическими аспектами человеческого существо­вания и глубокое осознание бренности и непостоянства жиз­ни человека как биологического существа неизбежно сопро­вождается мучительным экзистенциальным кризисом. Благо­даря этим переживаниям индивидуум приходит к пониманию, что не важно, что он делает в этой жизни, - он не может избежать неизбежного: он должен будет покинуть этот мир, оставив все, что накопил и достиг и к чему он эмоционально привязан. Сходство между рождением и смертью, поражаю­щее пониманием того, что начало жизни есть то же самое, что и ее конец - главная философская тема, сопровождаю­щая перинатальные переживания. Другим важным следстви­ем потрясающего эмоционального и физического столкнове­ния со смертью является открытие областей духовных и ре­лигиозных переживаний, которые оказываются внутренней частью человеческой личности и не зависят от культурных и религиозных основ индивидуальности и любого вида про­граммирования. В моем опыте каждый, кто достиг этих уровней, начинает отчетливо видеть уместность духовных и религиозных сфер в универсальной схеме вещей. Даже твердокаменные материалисты, позитивистски ориентиро­ванные ученые, скептики и циники, бескомпромиссные ате­исты и антирелигиозные крестоносцы, подобные философам-марксистам, неожиданно начинают интересоваться духов-

* С. Гроф. Области человеческого бессознательного. М. 1994.

ными поисками, после того как столкнулись с этими уровня­ми переживаний.

Чтобы избежать непонимания, необходимо подчеркнуть, что столкновение со смертью на перинатальном уровне при­нимает форму глубокого непосредственного переживания предсмертной агонии, сложной, имеющей эмоциональные, философские и духовные, а также явственно физиологичес­кие грани. Осознание умирания и смерти в этих ситуациях передается не только символическими средствами. Специфи­ческое эсхатологическое содержание мыслительных процес­сов и виденье умирающих людей, разлагающихся трупов, гро­бов, кладбищ, катафалков, похоронных кортежей возникают в качестве характерных сопутствующих обстоятельств и ил­люстраций этого переживания смерти; однако самой его ос­новой является действительное чувство безусловного биоло­гического кризиса, которое часто смешивается с действитель­ным умиранием. Нередко бывает, что индивидуум, вовлечен­ный в такое переживание, теряет критическое отношение к тому, что он находится на психоделическом сеансе, и убеж­ден, что стоит лицом лицу с неминуемой смертью.

Свидетельства серьезного кризиса имеют не только субъективный характер. Эпизоды умирания и рождения (или повторного рождения) часто весьма драматичны и имеют много биологических проявлений, очевидных даже для внеш­него наблюдателя. Человек может часами испытывать мучи­тельные боли, с искаженным лицом хватая воздух ртом и раз­ряжая огромное количество мускульного напряжения в раз­личных судорогах, дрожи и сложных скручивающих движени­ях. Цвет лица может изменяться от темно-бордового до смер­тельно бледного, пульс весьма ускоренный и нитеподобный, частота дыхания меняется в широких пределах; слюна может быть густой, и часто имеет место тошнота с сильной рвотой.

Как оказывается, эти переживания некоторым, не совсем ясным на настоящей стадии исследования образом, связаны с обстоятельствами биологического рождения. Часто испы­туемые относятся к ним как к совершенно определенным пе­реживаниям своей родовой травмы. Тот же, кто не проводит этой связи, а истолковывает свою встречу со смертью и пе­реживания смерти-рождения в рамках чистой философии и

духовности, чаще всего демонстрируют кластер физичес­ких описанных ранее симптомов, которые интерпретируют­ся как производные биологического рождения. Они также принимают позы и совершают сложную последовательность движений, удивительно похожих на совершаемые ребенком на разных стадиях родов. Помимо этого такие субъекты ча­сто сообщают о видении эмбриона, плода и новорожденно­го или идентификации с ними. Столь же общими являются и различные аутентичные неонатальные чувства и поведение, а также виденье женских гениталий и грудей.

В связи с этими наблюдениями и другими клиническими свидетельствами я обозначил вышеприведенные феномены как перинатальные переживания. Все еще остается неуста­новленной причинная связь между действительным биологи­ческим рождением и матрицами бессознательного для этих переживаний. Однако представляется уместным назвать этот уровень бессознательного ранкианским; с некоторой моди­фикацией концептуальная конструкция Отто Ранка полезна для понимания рассматриваемых феноменов*. Перинаталь­ные переживания являются выражением более глубокого уровня бессознательного, который явно лежит за предела­ми досягаемости классической фрейдовской техники. Явле­ния, принадлежащие к этой категории, не описывались в психоаналитической литературе и не рассматривались в те­ориях аналитиков-фрейдистов. Более того, классический фрейдовский анализ не дает объяснений таким пережива­ниям и не предлагает адекватной концептуальной конструк­ции для их интерпретации.

В психолитическом лечении с применением ЛСД у психи­чески больных эти уровни обычно достигаются после значи­тельного числа сеансов психодинамического характера. В процедуре у лиц без серьезных эмоциональных проблем перинатальная феноменология обычно возникает раньше. В психоделической терапии, где применяются высокие дозы ЛСД, а сеансы отличаются большой глубиной, перинаталь-

* Венский психиатр Отто Ранк, отошедший от основного потока ортодоксального подчеркивал в своей книге «Травма рождения» (1927) основополагающее значение перинатальных переживаний.

ные элементы часто наблюдаются в первой или во второй сессиях. Это имеет место и в случаях нормальных доброволь­цев, людей, умирающих от рака и психически больных. По не совсем ясным в настоящее время причинам оказывает­ся, что алкоголики и наркоманы имеют более простой дос­туп в перинатальную область бессознательного, нежели ин­дивидуумы с психоневротическими проблемами, особенно со значительным компонентом навязчивых состояний в их клинической симптоматологии.

Психотерапия с помощью ЛСД - не единственная ситуа­ция, которая может способствовать проявлению перинаталь­ных переживаний. Иногда этот уровень бессознательного мо­жет быть задействован силами как изнутри организма, так и извне. Однако происходящие при этом процессы еще недо­статочно поняты современной психиатрией. Клиницисты мо­гут наблюдать перинатальные элементы в разнообразных пси­хотических состояниях, особенно при навязчивых состоя­ниях и шизофрении. Но перинатальных переживаний могут быть найдены и вне рамок психопатологии. Подобные пере­живания наблюдались и описаны психотерапевтами различ­ной ориентации, использующими технику выражения пере­живаний как у нормальных людей, так и невротиков. Эти способы включают биоэнергетику, подходы, основывающи­еся на традиции Райха, гештальт-терапию, конфликтные груп­пы, сеансы марафона и голый марафон Поля Биндрима.

Многочисленные дополнительные примеры можно найти и в атропологической и этнографической литературе. С неза­памятных времен во многих древних и так называемых «при­митивных» культурах существовали мощные процедуры, ко­торые, как выясняется способствовали таким переживаниям как у отдельных индивидуумов, так и у целых групп. Такие про­цедуры имели место почти исключительно в закрытых кон­текстах или же в специальных случаях, таких как ритуалы вхож­дения или посвящения, или как предмет ежедневной прак­тики в экстатических религиях. Техника, наработанная в этих культурах, захватывает широкий диапазон методов, начи­ная от использования психоактивных веществ растительно­го и животного происхождения, трансовых танцев, голода­ния, шока и физических пыток, лишения сна, и до детально

проработанных духовных практик, подобных тем, что разви­ты в индуистской и буддистской традициях. Перинатальные переживания представляют собой весьма важный перекре­сток между индивидуальной психологией и транспер­сональной психологией или же между психологией и психопатологией, с одной стороны, и религией, с другой. Если мы мыслим их как относящиеся к индивидуальному рождению, они по-видимому, принадлежат к структурам ин­дивидуальной психологии. Некоторые другие аспекты, од­нако, придают им весьма определенный трансперсональный привкус. Интенсивность этих переживаний превосходит все, что обычно рассматривается как предел выносливости ин­дивидуума. Часто они сопровождаются идентификацией с другими личностями или с борющимся и страдающим че­ловечеством. Более того, другие типы явно трансперсональ­ных переживаний, таких как эволюционная память, элемен­ты коллективного бессознательного и некоторые архетипы Юнга, нередко составляют неотъемлемую часть перинаталь­ных матриц. Сеанс ЛСД на этой стадии обычно имеет до­вольно сложный характер, включая комбинацию отчетливо субъективных переживаний с явными трансперсональными элементами.

В этой связи представляется уместным упомянуть катего­рию переживаний, которые представляют собой переходную форму между фрейдовским и психодинамическим уровнем и ранкианским уровнем. Это повторное переживание травма­тических воспоминаний из жизни индивидуума, которое носит скорее физический, а не психический характер. В типичном случае такие воспоминания включают в себя угрозу выжива­нию или телесной целостности, вроде серьезных операций или болезненных и опасных ранений, тяжелых болезней, особен­но связанных с трудностями с дыханием (дифтерия, коклюш, пневмония), случаи угрозы утонуть и эпизоды жестоких физи­ческих пыток (помещение в карцер концлагеря, операция «промывания мозгов» и техника допросов, применявшаяся нацистами, а также плохое обращение в детстве). Эти воспо­минания определенно индивидуальны по природе, и одна­ко, тематически они тесно связаны с перинатапьными пере­живаниями. Иногда оживление памяти о физических трав-

мах как о более поверхностных гранях родовой агонии про­исходит одновременно с перинатальными явлениями. На­блюдения, полученные при ЛСД-психотерапии, показывают, что память соматической травматизации играет существен­ную роль в психогенезисе различных эмоциональных нару­шений, особенно в случаях депрессии и-садомазохизма; однако эта концепция все еще не признана и не исследова­на сегодняшними школами динамической психотерапии.

Элементы обширного и сложного содержания сеансов ЛСД, отражающих этот уровень бессознательного, возника­ют, как представляется, в виде четырех типичных кластеров, матриц или паттернов переживания. Пытаясь найти простое, логичное и естественное объяснение этому факту, я был по­ражен глубокими параллелями между этими паттернами и клиническими стадиями прохождения родов. Ввести такое отношение четырех категорий явлений с последовательными стадиями биологического родового процесса и с пере­живаниями ребенка в перинатальный период оказалось весь­ма полезным принципом как в теоретических рассмотрениях, так и в практике ЛСД-психотерапии. Поэтому для краткости я называю четыре основных матрицы переживания ранкианс-кого уровня Базовыми Перинатальными Матрицами (Б1 -IV). Следует еще раз подчеркнуть, что на настоящей стадии знания это нужно рассматривать как весьма полезную мо­дель, не обязательно включающую в себя причинную связь.

Базовые Перинатальные Матрицы являются гипотетичес­кими динамическими управляющими системами, функциони­рующими на ранкианском уровне бессознательного подобно тому, как СКО действуют на фрейдовском психодинамичес­ком уровне. Они имеют собственное специфическое содер­жание, а именно, перинатальные явления. Последние содер­жат две важные грани или два компонента: биологический и духовный. Биологический аспект перинатальных переживаний состоит из конкретных и довольно реалистических пережива­ний, связанных с индивидуальными стадиями биологических родов. Каждая стадия биологического рождения, вероятно, имеет специфическую духовную дополнительную составля­ющую: для более мятежного внутриутробного существова­ния - это переживание космического единства; начало ро-

дов параллельно переживанию чувства всеобщего погло­щения (universal engulfment); первая клиническая стадия родов, сжатие в закрытой маточной системе, соответствует переживанию «нет выхода» или аду; проталкивание через родовые каналы во второй клинической стадии родов имеет свой духовный аналог в борьбе между смертью и вторым рождением, метафизическим эквивалентом завершения ро­дового процесса и событий третьей клинической стадии ро­дов является переживание смерти Эго и повторного рожде­ния. Помимо этого специфического содержания следует от­метить, что основные перинатапьные матрицы функциони­руют как организующий принцип для материала других уров­ней бессознательного, а именно для СКО-систем, а также для некоторых видов трансперсональных переживаний, ко­торые иногда появляются одновременно с перинатальными явлениями, такими как архетип Ужасной Матери или Вели­кой Матери, отождествление с животными, или филогенети­ческие переживания.

Индивидуальные перинатальные матрицы имеют фиксированные связи с определенными типичными катего­риями воспоминаний из жизни субъектов; они связаны также со специфическими аспектами активности фрейдовских эро­генных зон и со специфическими психопатологическими син­дромами и психиатрическими нарушениями (смотри синопти­ческую парадигму на сводной таблице). Глубокая параллель между физиологическими активностями в последовательных стадиях биологических родов и паттернами активности в раз­личных эрогенных зонах, в особенности при генитальном оргаз­ме, оказывается, имеет большое теоретическое значение. Это позволяет перенести этиологическое ударение в психогене­зисе эмоциональных нарушений с сексуальности на перина­тальные матрицы, не отвергая и не отрицая многих основных фрейдовских принципов. Даже в столь широких рамках пси­хоаналитические наблюдения и понятия остаются полезными Для понимания явлений, происходящих на психодинамичес­ком уровне, и их взаимоотношений.

С. Гроф

ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ МАТРИЦЫ ВЛИЯНИЯ, ФОРМИРУЮЩИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ*

БАЗОВАЯ ПЕРИНАТАЛЬНАЯ МАТРИЦА I

ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО С МАТЕРЬЮ (ВНУТРИУТРОБНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ ДО НАЧАЛА РОДОВ)

Под наблюдением психотерапевта и специально обучен­ной медсестры этот мужчина, психиатр, в свои тридцать лет с небольшим был введен в измененное состояние, в котором он медленно, но основательно продвигался в мир, существу­ющий в глубочайших тайниках его сознания. Сначала он не заметил никаких изменений в восприятии и эмоциях - были лишь едва заметные физические симптомы, заставившие его подумать, что он заболевает гриппом. Он ощущал недомога­ние, озноб, странный привкус во рту, легкую тошноту и дис­комфорт в кишечнике. По телу волнами пробегала судорога, и он начал покрываться потом.

Убедившись в том, что с ним ничего не происходит, он стал нетерпеливым и забеспокоился по поводу возможного грип­па. Он рассуждал, что, наверно, это неподходящее время для такой работы, и решил закрыть глаза и более тщательно пронаблюдать, что будет дальше.

В тот момент, когда он закрыл глаза, он почувствовал, что переместился на какой-то другой, более глубинный уро­вень сознания, который для него был совершенно новым. Он испытывал странное ощущение уменьшения в разме­рах, его голова становилась как бы значительно больше ту-

С. Гроф. Холотропное сознание. М. 1ЭЭ6.

ловища и конечностей. Затем он понял, что пришедшая ему в голову мысль о гриппе, которой он поначалу испугался, теперь превратилась в целый комплекс токсичных влияний, отравляющих его - не взрослого человека, а эмбриона. Он ощущал себя подвешенным в жидкости, содержащей вред­ные вещества, которые попадали в его тело через пупови­ну, и был убежден, что все это является ядовитым и враж­дебным. Он мог попробовать на вкус эти отвратительные вещества, напоминающие странное сочетание йода и разлагающейся крови или протухший бульон.

По мере того как все это происходило, взрослая часть его - та часть, которая была специалистом-медиком и все­гда гордилась тем, что обладает устоявшимся научным ми­ровоззрением, - как бы со> стороны наблюдала за эмбрио­ном. Жившему в нем ученому-медику было известно, что атаки токсинов на этой сильно уязвимой стадии жизни исхо­дят из материнского тела. Время от времени он мог разли­чать эти вредные вещества: иногда ему казалось, что это какие-то специи или пищевые ингредиенты, не подходящие для зародыша, иногда сигаретный дым, который должно быть вдыхала его мать, а порой и алкоголь. Он также начал осоз­навать эмоции своей матери - иногда это было чем-то вроде беспокойства или гнева, а иногда чувств, связанных с бере­менностью и даже сексуальным возбуждением.

Идея о том, что в эмбрионе может существовать функционирующее сознание, противоречила всему - этому его учили в медицинской школе. Однако возможность осозна-вания тонких нюансов взаимодействия с матерью в этот пе­риод жизни поразила его. И все же он не мог отрицать конк­ретной природы этих переживаний. Все это сталкивало живу­щего в нем ученого с очень серьезными противоречиями; все, что он переживал, противоречило тому, что он «знал». За­тем перед ним предстало разрешение конфликта, и все вдруг прояснилось: не нужно подвергать сомнению испытываемые переживания, надо просто пересмотреть свои научные убеж­дения. Ведь то, что ему стало известно, в ходе истории слу­чалось со многими людьми!

Пройдя через нелегкую борьбу, он отказался от аналити­ческого мышления и принял все, что с ним происходило.

Симптомы гриппа и нарушения пищеварения исчезли. Те­перь казалось, что его соединили с воспоминаниями безмя­тежного периода внутриматочной жизни. Его визуальное поле становилось чище и ярче, и им все больше овладевал экстаз. Это выглядело так, словно с него чудесным образом сняли и уничтожили многослойную грязную.паутину. Перед ним поднялся занавес, и он оказался окутан блистающим светом и энергией, струящейся тонкими вибрациями через все его существо.

На одном уровне он все еще оставался эмбрионом, переживающим абсолютное совершенство и блаженство хо­рошей матки, или новорожденным, сосущим молоко из даю­щей жизнь груди. На другом же уровне он становился всей Вселенной. Он был очевидцем зрелища макрокосма с бес­численными пульсирующими галактиками. Иногда он нахо­дился снаружи, наблюдая эти явления в качестве зрителя, а иногда сам становился ими. Сияющие и захватывающие дух космические картины переплетались с переживанием столь же чудесного микрокосма - танца атомов и молекул, а за­тем появления биохимического мира и раскрытия происхож­дения жизни и отдельных клеток. Он чувствовал, что впер­вые в своей жизни переживал Вселенную такой, как она есть - как непостижимую тайну и божественную игру энергии.

Это богатое и сложное переживание длилось, как ему ка­залось, вечность. Он обнаружил, что колеблется между пе­реживанием себя как страдающего, изможденного эмбрио­на и состоянием блаженного и безмятежного внутриматоч-ного существования. Время от времени вредные воздей­ствия принимали форму архетипических демонов или злых существ из сказочного мира. К нему потоком начали прихо­дить озарения относительно того, почему дети так восхища­ются мифологическими историями и их персонажами. Неко­торые из этих озарений несли в себе гораздо более широ­кий смысл. Тоска по состоянию полного осуществления всех желаний, такому, какое можно пережить в хорошей матке или в мистическом экстазе является, как оказалось, основ­ной побуждающей силой каждого человека. Он узрел, что тема такой тоски выражена в развитии сюжетов сказок в сто­рону счастливого конца. Он увидел это в мечте революцио-

нера об утопическом будущем, в стремлении художника получить признание и одобрение, а также в амбициях, каса­ющихся власти, положения и известности. Ему стало со­вершенно ясно, что здесь находился ответ на главную ди­лемму человечества. Желание и нужду, стоящие за этими тенденциями, никогда нельзя удовлетворить даже самыми великими достижениями внешнего мира. Единственный спо­соб получить удовлетворение - это вновь соединиться с этим местом в нашем бессознательном. Внезапно он понял, что проповедь многих духовных учителей состоит в том, что дей­ственной может быть только одна революция - внутреннее преображение каждого человека.

Во время эпизодов переживания положительных воспо­минаний своего эмбрионального существования он испы­тывал чувство единства со всей Вселенной. Здесь было Дао, Запредельное, и Тат твам аси (Ты есть То) из Упанишад. Он потерял ощущение своей индивидуальности. Иногда это пе­реживание было неосязаемо и не имело содержания, а иног­да оно сопровождалось множеством красивых видений -архетипических райских образов, Рога изобилия, Золотого века или девственной природы. Он становился то рыбой, плавающей в кристально-чистой воде, то бабочками, порха­ющими над горными плато, то чайками, устремляющимися вниз, чтобы пронестись над гладью океана. Он становился океаном, животными, растениями, облаками - то одним, то другим, а иногда и всем вместе одновременно.

Дальше не случилось ничего особенного, за исключением того, что он начал ощущать себя единым с природой и Все­ленной, купаясь в золотом свете, который постепенно уга­сал. Он оставил эти переживания и неохотно вернулся к своему обыденному состоянию сознания. Сделав это, он убедился в том, что с ним произошло нечто чрезвычайно важное и что это для него никогда больше не повторится. Наряду с глобальным пониманием жизни, для описания ко­торого не находилось слов, он обрел новое чувство гармо­нии и по-новому воспринял себя.

На протяжении многих часов после этого переживания он был абсолютно убежден в том, что состоит из чистой энер­гии и духа, ощущая, что теперь ему трудно полностью

придерживаться прежних убеждений относительно своего физического существования. Позднее, к вечеру того же дня, у него появилось глубокое чувство полного исцеления и воз­вращения в тело, которое функционировало совершенным образом.

У психиатра, пережившего все это в последующие ме­сяцы, вопросов появилось больше, чем ответов. По всей видимости, было бы легко отклонить большую часть пере­житого им, если бы его переживание было исключительно интеллектуальным. Интеллектуальное понимание могло прий­ти из книг и фильмов. Но произошло нечто большее. Его переживания более чем что-либо носили еще и чувствен­ный характер. Это были необычные физические ощущения, наполненные соприкосновением со странными структурами, со светом и тьмой жизни. Он ощутил болезнь, вызванную токсинами, бомбардирующими его в чреве матери, а затем непостижимое очищение.

Разумеется, некоторая информация об этой сфере могла прийти из книг, которые он читал, или фильмов, которые он смотрел, но каков же был источник его тончайших ощуще­ний? Откуда ему могли быть известны ощущения эмбрио­нального периода его жизни? Очевидно, сознание обеспе­чивало его удивительно подробной, сложной и конкретной информацией, о которой ему даже не приходилось мечтать. Он ощутил Дао - единство со Вселенной. Он почувствовал растворение эго и слияние со всей жизнью. Но если все это верно, он должен оставить все свои убеждения в том, что наш ум может обеспечивать нас воспоминаниями только тех событий, которые мы непосредственно переживали в пери­од, следующий за рождением.

Откуда бы мне так много знать о вопросах, приходящих в голову этому психиатру? Но я знаю, поскольку описанные выше переживания являются моими собственными. Однако я также обнаружил, что эти переживания при глубоком ис­следовании сознания не являются уникальными и вполне обычны. Мое же повествование представляет собой особый набор человеческих переживаний, имевших место в сотнях аналогичных сеансов с другими людьми, свидетелем кото­рых мне приходилось быть на протяжении последних трид­цати с лишним лет.

БИОЛОГИЧЕСКИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ БПМ-1

Основные характеристики этой матрицы, а также вытека­ющие из нее образы отражают естественный симбиоз между матерью и ребенком, имеющий место в период его внутриут­робного развития. Важно помнить, что в это время мы на­столько тесно связаны с матерью, что почти являемся орга­ном ее тела. При этом условия для ребенка близки к идеаль­ным. Плацента постоянно снабжает его кислородом и пита­тельными веществами, необходимыми для роста, а также удаляет все ненужные продукты. Околоплодными водами эмбрион защищен от громкого шума и толчков, а в материнс­ком теле и матке поддерживается относительно постоянная температура. Там присутствует атмосфера безопасности, за­щищенности и мгновенного удовлетворения всех нужд и без всяких усилий.

Картина жизни в утробе матери может показаться весьма безоблачной, но это не всегда так. В наиболее удачных слу­чаях оптимальные условия нарушаются лишь изредка и на короткое время. Например, мать может съесть какую-то пищу, которая потревожит эмбрион, выпить алкоголь или выкурить сигарету. Она может провести некоторое время в очень шум­ном окружении или создать дискомфорт для эмбриона и для себя, проехав в машине по неровной дороге. Как и любой человек, она может простудиться или заболеть гриппом. Вдобавок к этому, половая активность, особенно в последние месяцы беременности тоже может в некоторой степени ощу­щаться эмбрионом.

В худших случаях жизнь в материнском чреве может вы­зывать чрезвычайные неудобства. На существование эмбри­она могут воздействовать перенесение матерью тяжелых ин­фекционных заболеваний, заболевания эндокринной систе­мы и обмена веществ, а также сильный токсикоз. Здесь можно даже упомянуть о «токсичных эмоциях», таких, как сильное беспокойство, напряжение или вспышки гнева. На качество беременности могут повлиять связанные с рабо­той стрессы, хронические интоксикации, пагубные привыч­ки или жестокое обращение с будущей матерью. Ситуация

может оказаться настолько плохой, что становится неизбе­жен выкидыш. Во время углубленной эмпирической работы люди открывали для себя некоторые моменты, считавшие­ся семейными тайнами, такие, например, как тот факт, что они были нежеланными детьми и мать пыталась избавиться от плода на ранних стадиях беременности. .

В современном акушерстве наши негативные пережива­ния, относящиеся к эмбриональному периоду, считаются важ­ными только с физической точки зрения, то есть только как потенциальный источник биологических поражений тела, а если наблюдается их влияние на психологическое развитие ребенка, то оно рассматривается как результат некоего орга­нического поражения мозга. Однако переживания, описанные людьми, сумевшими вновь пройти через этот уровень в нео­бычных состояниях сознания, почти не оставляют сомнений в том, что на сознание ребенка даже на ранних стадиях эмбри­ональной жизни оказывает влияние широкий диапазон вред­ных воздействий. Если это так, то мы должны были бы при­нять, что также, как существует «хорошая» и «плохая» грудь, существует «хорошая» и «плохая» матка. В-этом случае по­ложительные переживания в матке играют важную роль в развитии ребенка, то есть, по меньшей мере, они так же важ­ны, как и положительные переживания, связанные с кормле­нием грудью. Во время необычных состояний сознания мно­гие люди чрезвычайно ярко описывают свои переживания на­хождения в матке. Они переживают себя очень маленькими, с характерной для эмбриона непропорционально большой головой по сравнению с телом. Они чувствуют окружение око­лоплодной жидкости, а иногда даже и присутствие пуповины. Если человек воссоединяется с теми периодами эмбрио­нальной жизни, где не было беспокойств, то такое пережива­ние ассоциируется с блаженным состоянием сознания, где между субъектом и объектом не возникает ощущения двой­ственности. Это то «океаническое» состояние, в котором нет границ и в котором мы не проводим различий между нами самими и материнским организмом или между нами самими и внешним миром.

Это переживание себя в качестве эмбриона может раз­виваться в нескольких направлениях. Океанический аспект

эмбриональной жизни может способствовать возникновению отождествлений с различными водными жизнеформами, та­кими, как киты, дельфины, рыбы, медузы или даже водо­росли. Ощущение нахождения вне границ, переживаемое нами в материнской утробе, также может способствовать появлению чувства единства с космосом. Можно отожде­ствиться с межзвездным пространством, с различными кос­мическими телами, с целой галактикой или же со Вселенной во всей ее полноте. Некоторые отождествляются также с переживанием астронавтов, плавающих в невесомости и прикрепленных к «материнскому кораблю», обеспечивающе­му ему жизнь «шлангом-пуповиной».

Тот факт, что хорошая матка безоговорочно удовлетворя­ет все нужды эмбриона, является основой символизма, та­кого, как нескончаемые дары «Матери-природы», выражаю­щиеся в красивой, безопасной и сытой жизни. Когда мы в необычных состояниях переживаем себя эмбрионом, то эти переживания могут внезапно смениться великолепными ви­дами тропических островов с пышной растительностью, фруктовых садов, полей со зреющей кукурузой или ухожен­ных огородов, расположенных на террасах Анд. Еще одной возможностью является то, что эмбриональное пережива­ние раскрывается в архетипические сферы коллективного бессознательного, и вместо неба астрономов и природы био­логов мы сталкиваемся с небесными сферами и райскими садами из мифологий различных культур мира. Таким обра­зом, символизм БПМ-1 как в сокровенном смысле, так и ло­гически сплетает воедино различные эмбриональные, океа­нические, космические, природные, райские и божествен­ные элементы.

СОСТОЯНИЕ БЛАЖЕНСТВА И КОСМИЧЕСКОГО ЕДИНСТВА

Переживания БПМ-1 обладают сильными мистическими обертонами; они ощущаются как священные или святые. Здесь, во избежание религиозного жаргона, возможно, наи­более точно подошел бы используемый Юнгом термин ну-минозный. Когда у нас бывают такого рода переживания, то нам кажется, что мы встретились с измерениями реальности,

относящимися к высшему порядку. Этот важный духовный аспект БПМ-1, часто описываемый как глубокое чувство кос­мического единства и блаженства, тесно связан с пережи­ваниями, которые могут возникать у нас во время пребыва­ния в хорошей матке - с покоем, умиротворенностью, без­мятежностью, радостью и блаженством. Наше обыденное восприятие пространства и времени, как нам кажется, уга­сает, и мы становимся «чистым бытием». Передать это со­стояние словами невозможно. Можно лишь сказать, что оно «неописуемо» или «невыразимо».

Описания космического единства часто изобилуют пара­доксами, нарушающими аристотелевскую логику. Например, в повседневной жизни мы принимаем тот факт, что вещи, с которыми мы сталкиваемся, не могут одновременно быть ими самими и не быть ими самими, или же то, что они не могут быть чем-либо еще, кроме того, чем они являются. «А» не может быть «не А» или «Б». Однако переживание космичес­кого единства может «ничего в себе не содержать, хотя и ох­ватывать все существующее». Или в то же самое время, ког­да наше сознание расширилось настолько, что могло бы ох­ватить всю Вселенную, мы можем ощущать себя «не имею­щими эго». Мы можем испытывать застенчивость и ущемлен-ность из-за своей незначительности, однако чувствовать при этом свою значимость и важность, доходящие иногда до отож­дествления себя с Богом. Мы можем воспринимать себя как существующих и в то же время несуществующих и видеть все материальные объекты пустыми, а саму пустоту наполнен­ной формой.

В этом состоянии космического единства мы ощущаем обладание прямым, непосредственным и немедленным дос­тупом к знанию и мудрости вселенской значимости. Это обыч­но не означает конкретной информации с техническими де­талями, которую можно применить на практике, а скорее включает в себя сложные прозрения в природу существо­вания. Они, как правило, сопровождаются чувством убеж­денности в том, что это знание в конечном итоге более уме­стно и «реально», чем способность восприятия и убежде­ния, присущая нам в повседневной жизни. В древних ин­дийских Упанишадах говорится об этих глубоких проникно-

вениях в основные тайны бытия как о «знании Того, что дает знание всего».

Экстаз, связанный с БПМ-1, можно назвать «океаническим блаженством». Далее в разделе о БПМ-111, мы встретимся с совершенно иной формой экстаза, связанной с процессом смерти-возрождения. Я придумал для этого термин «вулка­нический экстаз». Он дикий, «дионисийский», ему присущи всепоглощающие волны взрывной энергии и сильные позы­вы к лихорадочной деятельности. Напротив, океаническую энергию БПМ-1 можно назвать «аполлоновской» - наряду с безмятежностью и умиротворенностью она включает в себя спокойное растворение всех границ. Когда же мы закрываем глаза и отгораживаемся от всего остального мира, она прояв­ляется как независимое внутреннее переживание, наделен­ное ранее описанными мною характеристиками. Когда же мы открываем глаза, она превращается в ощущение слияния или «становления единым» со всем, что мы воспринимаем вок­руг себя.

В океаническом состоянии мир предстает во всей красоте и в неописуемом сиянии. Необходимость в рассуждениях за­метно уменьшается, и Вселенная становится «не загадкой, которую надо разгадывать, а переживаемой мистерией». Най­ти что-либо негативное, касающееся жизни становится поис­тине невозможным. Абсолютно все кажется совершенным. Но в этом чувстве совершенства содержится противоречие -то, что однажды Рам Дасс очень кратко выразил словами, услышанными от своего гуру с Гималаев: «Мир абсолютно совершенен, включая твое собственное недовольство им, а также все то, что ты пытаешься сделать, чтобы изменить его». В переживании океанического блаженства весь мир кажется нам дружественным местом, где мы можем без вся­кого риска принимать детскую, пассивно-зависимую уста­новку. В этом состоянии зло кажется эфемерным, неумест­ным или даже несуществующим.

Эти ощущения океанического блаженства близко соот­носятся с «пиковыми переживаниями» Абрахама Мэслоу. Он охарактеризовал их следующим образом: ощущение це­лостности, единения и слияния; отсутствие усилий и легкость; полное использование своих возможностей; свобода от бло-

ков, заторможенности и страхов; спонтанность и выразитель­ность; бытие здесь и сейчас; бытие с чистой душой и ду­хом; отсутствие желаний и нужд; одновременное проявле­ние инфантильности и зрелости и неописуемая красота. В то время как мои наблюдения океанического блаженства осно­ваны преимущественно на переживаниях/с которыми я стол­кнулся в эмпирической работе, направленной на регрессию, описания Мэслоу отражают его изучение спонтанных пико­вых переживаний, происходящих в жизни взрослых. Столь яркие параллели между этими двумя областями указывают на то, что некоторые из наших самых мощных побуждаю­щих сил уходят корнями в далекое прошлое - намного глуб­же, чем это изначально считалось психологами.

СТРАДАНИЯ В «ПЛОХОЙ» МАТКЕ

До сих пор мы исследовали сложный символизм, свя­занный с «хорошей» маткой или безмятежными внутриут­робными переживаниями. Пренатальные беспокойства име­ют свои отличительные эмпирические характеристики, и если они не являются экстремальными, такими, как внезапный выкидыш, попытка аборта или серьезные токсичные состоя­ния, то их симптомы относительно незаметны. Обычно их легко можно отличить от более драматических и неприятных проявлений, связанных с процессом рождения, таких, как образы войны, садо-мазохистские сцены, ощущение уду­шья, агонизирующая боль, давление, сильная тряска и спа­стические сокращения больших мышц. Поскольку большин­ство внутриутробных беспокойств имеет в своей основе хи­мические изменения, то преобладающими темами здесь являются загрязненная или опасная окружающая среда, отравление, а также различные негативные влияния.

Чистая океаническая атмосфера может стать темной, мрачной и зловещей, и может показаться, что в ней скрыва­ется множество подводных опасностей. Некоторые из этих опасностей предстают в виде гротескных творений приро­ды, другие в виде омерзительных, агрессивных и недобро­желательных демонических призраков. Человек может отож­дествляться с рыбами и другими водными жизнеформами,

которым угрожает загрязнение рек и океанов промышлен­ными отходами, или с невылупившимся цыпленком, над которым, перед тем как ему появится на свет, нависла угро­за задохнуться от собственных экскрементов. Аналогичным образом видение звездного неба, характерное для пережи­ваний «хорошей» матки, может затянуться уродливой плен­кой или туманом. Видимые беспокойства имеют сходство с искажением изображеня при неисправности телевизоров.

Сцены загрязнения воздуха промышленными выбросами, химическая война, токсичные отходы, а также отождествле­ние с заключенными, умирающими в газовых камерах конц­лагерей, принадлежат к характерным переживаниям «плохой» матки. Можно также почувствовать осязаемое присутствие злых сущностей, влияние внез_оемных цивилизаций и астроло­гические поля. Растворение границ, создающее чувство мис­тического единства с миром во время безмятежных эпизодов внутриутробной жизни, сменяется теперь ощущением замешательства и угрозы. Мы можем почувствовать себя от­крытыми и уязвимыми перед грозными атаками, а в своей крайней степени это переживание приводит к параноидаль­ным искажениям восприятия мира.

ДВЕРИ В ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ

Как мы увидели из открывающего эту главу рассказа, пренатальный мир БПМ-1 часто служит входом в транспер­сональные сферы психики, которые мы опишем дальше бо­лее подробно. Отождествляясь с переживаниями либо хо­рошей, либо плохой матки, мы можем также переживать особые трансперсональные явления, имеющие с этими со­стояниями общие эмоции и физические ощущения. Иногда в этих переживаниях можно уйти во времени далеко назад и увидеть эпизоды из жизни наших человеческих и живот­ных предков; кроме этого могут возникнуть кармические моменты и «флэши» из других периодов человеческой ис­тории. Порой мы можем превзойти ограничения, отделяю­щие нас от остального мира и почувствовать слияние с дру­гими людьми, группами людей, с животными и растениями и даже с неорганическими процессами.

Особый интерес среди этих переживаний представляют впечатляющие встречи с различными архетипическими суще­ствами, особенно с благостными и гневными божествами. Состояния океанического блаженства часто сопровождают­ся видениями божеств, дарующих счастье, таких, как Богиня Мать-Земля и различные другие аспекты- Великой Матери-Богини, Будда, Аполлон и т. д. Как уже упоминалось, пере­живания внутриутробных беспокойств часто связаны с демо­нами из различных культур. В продвинутой эмпирической ра­боте у участников часто бывают откровения, вызывающие сочетание переживаний хорошей и плохой матки с яркими прозрениями, которые позволяют им увидеть назначение всех божеств в космическом порядке.

Объединение переживаний хорошей и плохой матки мож­но проиллюстрировать на примере фрагмента из сеанса, в котором один человек по имени Бен, переживая эпизоды сво­ей внутриутробной жизни, рассказывал о встречах с архети­пическими существами. Эти переживания привели его к не­скольким замечательным прозрениям, касающимся божеств и демонов индийского и тибетского пантеонов. Он неожиданно увидел поразительную связь между состоянием Будды, вос­седающего на лотосе и пребывающего в глубокой медита­ции, и состоянием эмбриона, находящегося в хорошей матке. И хотя спокойствие, безмятежность и удовлетворенность Буд­ды не тождественны блаженству эмбриона, они, словно явля­ясь «высшей октавой» этого состояния, разделяют с ним важ­ные черты. Демоны, окружающие Будду и потенциально угрожающие его покою, как это изображается в индийской и тибетской живописи, явились Бену, представляя его беспокойства, связанные с БПМ-1.

Среди демонов Бен смог выделить два различных вида. Кровожадные, открыто выражающие агрессию, свирепые демоны с клыками, кинжалами и копьями символизировали боли и опасности процесса биологического рождения, а омер­зительные, вероломные и коварные представляли вредные влияния внутриутробной жизни. На другом уровне Бен пе­реживал также то, что, по его убеждению, являлось воспоми­наниями из прошлых воплощений. Ему казалось, что эле­менты его «плохой кармы» вошли в его жизнь в виде эмбри-

ональных беспокойств, родовой травмы и негативных пере­живаний, связанных с кормлением грудью. В переживани­ях «плохой» матки, травмы рождения и «плохой» груди он видел точки трансформации, через которые кармические вли­яния входили в его настоящую жизнь.

Психологические и духовные аспекты БПМ-1, как правило, сопровождаются характерными физическими симптомами. В то время как переживания хорошей матки приносят ощуще­ние хорошего самочувствия, проживание внутриутробных травм включает в себя множество неприятных физических проявлений. Наиболее распространенными среди них являют­ся симптомы, напоминающие сильную простуду или грипп, -боли в мышцах, озноб, дрожь и ощущение общего недо­могания. Нередко возникаютта,кже симптомы, ассоциируемые с похмельем, такие, как головная боль, тошнота, бурление в животе и газы. Это может сопровождаться неприятным при­вкусом во рту, который люди описывают по-разному: разлага­ющаяся кровь, йод, металлический привкус или просто «яд». В своих попытках подтвердить эти переживания мы часто об­наруживаем, что во время беременности мать болела, непра­вильно питалась, работала или жила в токсичной среде или имела привычку употреблять алкоголь и другие вещества.

ТАМ, ГДЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА СОЕДИНЯЮТСЯ С ПЕРИНАТАЛЬНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

Вдобавок ко всем вышеописанным аспектам, БПМ-1 не­сет в себе также весьма интересные ассоциации с воспоми­наниями из постнатальной жизни. Положительные аспекты этой матрицы представляют собой естественную основу для записи из нашей жизни всех переживаний удовлетворенно­сти (позитивные СКО). Во время систематической эмпири­ческой работы люди часто открывают глубокую связь меж­ду океаническим блаженством БПМ-1 и воспоминаниями сча­стливых периодов младенчества и детства, таких, как без­заботные и радостные игры со сверстниками или эпизоды гармоничной семейной жизни. Пылкие любовные романы и отношения между влюбленными, где присутствуют чувствен­ные и сексуальные наслаждения, также связываются с по-

ложительными эмбриональными периодами. В работе с глубокими переживаниями люди часто сравнивают океа­ническое блаженство хорошей матки с определенными формами экстаза, которые мы можем переживать, став взрослыми.

Многие переживания, связываемые с этой матрицей, могут быть вызваны красивыми видами природы, такими, как красочные восходы и закаты, спокойствие океана, зах­ватывающее дух величие снежных вершин или таинствен­ность Северного сияния. Аналогичным образом размыш­ление о непостижимой тайне звездного неба, нахождение возле гигантской секвойи, которой три тысячи лет, или со­зерцание экзотической красоты тропических островов мо­гут пробудить чувства, тесно-связанные с БПМ-1. Похо­жие состояния сознания могут вызываться человечески­ми творениями высокой эстетической и художественной ценности, такими, как вдохновенная музыка, великие жи­вописные полотна или архитектура древних дворцов, хра­мов и пирамид. Образы такого рода нередко спонтанно появляются в сеансах, управляемых первой перинаталь­ной матрицей. В то время как позитивные переживания в нашей взрослой жизни могут вызвать в нас воспомина­ния хорошей матки, негативные переживания могут спо­собствовать воспоминаниям, связанным с внутриутробны­ми беспокойствами. Здесь, например, у нас могут воз­никнуть переживания желудочно-кишечного дискомфор­та, вызванные пищевым отравлением или состоянием по­хмелья, или недомогание, связанное с вирусными инфек­циями. Загрязненные воздух и вода, а также употребле­ние различных токсичных веществ являются дополнитель­ными факторами. Косвенным образом тот же эффект мо­жет давать вид погубленной и зараженной природы, про­мышленные свалки и помойки. Очень сильно напоминает ситуацию нахождения в матке опыт подводного плавания. Невинная красота коралловых рифов с тысячами разно­цветных тропических рыбок может пробудить чувство оке­анического блаженства в матке. Тем же самым образом погружение в мутную и загрязненную воду и встречи с подводными опасностями могут воссоздать психологичес-

кую ситуацию плохой матки. Если нашу ситуацию оценить с этой перспективы, то за несколько последних десятиле­тий мы несомненно преуспели в том, что изменили состоя­ние биосферы Земли в сторону плохой матки.

НОВАЯ ФАЗА НАЧИНАЕТСЯ

Каковы бы ни были переживания нахождения в матке, настает время, когда эта ситуация идет к завершению. Эмб­рион должен подвергнуться феноменальному переходу из симбиотического водного организма к совершенно иной форме жизни. Даже самые благополучные роды могут пока­заться тяжким испытанием, поистине героическим путеше­ствием, связанным со значительными эмоциональными и физическими напряжениями."С началом родов, во вселен­ной ребенка внутри матки возникают серьезные беспокой­ства. Первые признаки этих беспокойств едва заметны и проявляются в виде гормональных влияний. Однако вместе с сокращением шейки матки они становятся все более яв­ными и механическими. Эмбрион начинает испытывать силь­ный физический дискомфорт и ситуацию критического поло­жения. С первыми сигналами начала процесса рождения перед сознанием эмбриона предстает совершенно новый ряд переживаний, полностью отличных от того, что ему пришлось переживать до этого момента. Эти переживания связаны с БПМ-И - потерей амниотической вселенной и вовлечение в процесс рождения. Эта фаза ранней драмы жизни является предметом обсуждения следующей главы.

ВАЗОВАЯ ПЕРИНАТАЛЬНАЯ МАТРИЦА II

ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ

Вскоре после того, как начался сеанс, он обнаружил, что входит в безоблачный мир удовлетворенного младенца. Он стал все воспринимать, чувствовать и ощущать по-младен­чески. Это переживание было невероятно реальным и досто­верным; у него даже появились слюноотделение и отрыжка, а его губы непроизвольно совершали сосательные движения. Это перемежалось со сценами из мира взрослых, больший-

ство из которых было наполнено напряжением и конфликта­ми. Контраст между незатейливым миром ребенка и трудно­стями зрелого возраста был мучительным и, как казалось, соединял его со страстным желанием вернуться в свое пер­воначальное младенческое бытие. Он видел сцены религи­озных и политических собраний, где толпы людей искали утешения в различных организациях и идеологиях. Внезап­но он понял, что же они в действительности ищут: они были движимы внутренней тоской и тем же самым желанием, ко­торое испытывал он по отношению к первоначальному пе­реживанию океанического блаженства, познанному им в чреве матери и у ее груди.

Казалось, что окружающая его атмосфера становится зло­вещей и наполненной невидимыми опасностями, и вдруг он ощутил, как вся комната начала вращаться и его затянуло в самый центр угрожающего водоворота. Здесь он вспомнил бросающее в дрожь описание похожей ситуации в рассказе Эдгара По «Низвержение в Мальстрем». В то время, когда стало казаться, что все предметы в комнате начали вра­щаться, ему пришел в голову еще один литературный об­раз - циклон, уносящий Дороти прочь от однообразной жиз­ни в Канзасе и отправляющий ее в путешествие, полное уди­вительных приключений, как это описано в «Чудесной яще­рице Оз» Франка Баума. У него не было сомнений на тот счет, что его переживание также походило и на вхождение в кроличью нору, описанное в «Алисе в Стране Чудес», и он с огромным трепетом ожидал, какой же мир он найдет с об­ратной стороны зеркала. Казалось, над ним сомкнулась вся Вселенная, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить это апокалиптическое поглощение. Погружаясь все глубже и глубже в лабиринт своего бессознательного, он ощутил наплыв беспокойства, переходящего в панику. Все стало мрачным, гнетущим и ужасающим. Казалось, что весь мир обрушился на него всей своей тяжестью, - так ощущалось невероятное гидравлическое давление, угрожающее раско­лоть его череп и превратить его тело в крошечный плотный шарик. Ощущаемый дискомфорт превратился в боль, а боль переросла в агонию; муки усилились до такой степени, что каждая клетка его тела чувствовала, что ее словно вскрыва­ют дьявольской бормашиной.

ПОГЛОЩАЮЩЕЕ ЧРЕВО

Приведенные выше описания иллюстрируют то, как взрос­лый человек может переживать начало процесса рождения. Здесь также показано, как память об изгнании из чрева ма­тери и об отправлении навстречу трудностям, с которыми встречаешься в родовом канале, может слиться с ситуаци­ями взрослой жизни и разделить с ними определенные важ­ные качества. Биологической основой БПМ-II является пре­кращение пребывания в материнской утробе и столкнове­ние с сокращениями матки. Сначала эти изменения преиму­щественно химические, а затем они принимают механичес­кий характер. Роды предвещаются гормональными сигна­лами и другими химическими изменениями в организме матери и ребенка. Вскоре за этим следует интенсивная мы­шечная деятельность матки.

Та же самая матка, которая во время нормальной бере­менности была относительно спокойной и предсказуемой, теперь совершает сильные периодические сокращения. Весь прежний мир эмбриона неожиданно рушится и сокрушает его, вызывая беспокойство и огромный физический диском­форт. Каждое сокращение сжимает маточные артерии и пре­пятствует прохождению потока крови между матерью и эмб­рионом. Для эмбриона эта ситуация является тревожной, поскольку она означает прекращение снабжения кислоро­дом и питанием, обеспечивающих ему жизнь, а также пре­рывание столь значимой связи с материнским организмом. В это время шейка матки все еще закрыта. Сокращения, закрытая шейка матки и неприятные химические изменения - все это создает невыносимую и угрожающую для жизни среду, кажущуюся безвыходной для эмбриона. Неудиви­тельно, что с этой матрицей так тесно связаны смерть и рож­дение.

Время, проводимое в этой трудной ситуации, для каждо­го человека свое. Для некоторых это обходится минутами, а для других длится многие часы. Такое тупиковое положение до того момента, как шейка матки раскроется, является обыч­ным делом, но в некоторых случаях процесс родов может задерживаться и на более поздних стадиях и не проходить

так, как нужно. Для этого существует множество причин: либо таз матери слишком узок, либо сокращения матки недостаточны, или же раскрытию шейки матки препятствует плацента. Бывают случаи, когда ребенок слишком большой или когда он принимает неправильное положение, затрудня­ющее роды. Все эти обстоятельства делают процесс рож­дения более длительным и трудным и, разумеется, что еще более травмирующим образом, чем обычные роды, влияют на ребенка. Все эти факторы находят прямое выражение в эмпирических сеансах, во время которых человек пережи­вает свое рождение.

Биологические события - это не единственное, что опре­деляет переживание нами этой матрицы. В рассказах людей, проходивших сеансы и семинары, отмечается, что мы можем также пережить страх и смущение неопытной матери или же негативное и крайне амбивалентное ее отношение к ребенку. Это способно сделать данную фазу еще более трудной для них обоих. Противоречивые эмоции матери могут нарушить физиологическое взаимодействие между сокращениями матки и раскрытием шейки матки. А это, в свою очередь, может задержать роды и внести в естественную динамику их про­цесса множество осложнений.

ЗАПИРАНИЕ ВО ВРАЖДЕБНОМ МИРЕ

Субъективно переживание начала родов несет в себе сильную тревогу и ощущение нависшей угрозы. Кажется, что вся наша Вселенная находится в опасности, но источ­ник этой угрозы остается тайной, ускользающей от наших попыток постичь ее. Поскольку первоначальные изменения по своей природе являются химическими, они могут ощу­щаться как болезнь или интоксикация. В крайних случаях человек может ощущать паранойю или чувствовать себя во враждебном окружении. В попытках найти объяснение, он может приписать ощущения угрозы ядам, электромагнитно­му излучению, злым силам, тайным организациям, или даже влияниям внеземных цивилизаций. Спонтанные появления воспоминаний, включающих в себя внутриутробные беспо­койства или начало выхода из матки, являются, как оказы­вается, важными причинами параноидальных состояний.

По мере развития и углубления переживаний угрозы у человека может возникнуть видение гигантского водоворо­та, ощущение нахождения в нем и безжалостного затягива­ния в самый его центр. Также может показаться, что земля разверзлась и поглощает невольного путешественника в темные лабиринты жуткого подземного мира. Еще одна раз­новидность тех же самых переживаний - это ощущение того, что тебя пожирает архетипическое чудовище, ловит ужаса­ющий спрут или огромный тарантул. Это переживание мо­жет достигать фантастических масштабов, словно туда за­тягивает не только тебя одного, но весь мир. Вся атмосфера в целом напоминает апокалипсис, разрушающий спокойный внутриутробный мир и сменяющий океаническую и косми­ческую свободу эмбриона агонией при попадании в ловуш­ку и ощущением поглощения неизвестными внешними си­лами.

Человек, переживающий полное развитие БПМ-И, ощу­щает себя помещенным в клетку вызывающего клаустро­фобию мира кошмаров. Визуальное поле становится тем­ным и зловещим, и общая атмосфера напоминает невыно­симые душевные и физические муки. В то же самое время полностью теряется связь с линейным временем, и все происходящее кажется вечным и словно не имеющим кон­ца. Под влиянием БПМ-И человек выборочно настраивается на самые худшие и безнадежные аспекты существования; он начинает осознавать населяющее его психику мрачные, чудовищные и злые аспекты Вселенной. Вся наша планета кажется апокалиптическим местом, наполненным ужасом, страданиями, войнами, эпидемиями, катастрофами и стихий­ными бедствиями. В то же самое время в человеческой жизни невозможно найти никаких положительных аспектов, таких, например, как любовь и дружба, достижения в области на­уки и искусства или красота природы. В этом состоянии че­ловек видит красивых детей, играющих друг с другом, и думает о том, как они состарятся и умрут, а увидев восхити­тельную розу, представляет себе, как через несколько дней она завянет.

БПМ-И в самом мистическом смысле соединяет людей со страданиями мира и помогает им отождествиться со все-

ми принесенными в жертву, попранными и угнетенными. В глубоких необычных состояниях, управляемых этой матри­цей, мы действительно можем переживать себя тысячами молодых людей, погибших во всех войнах человеческой истории. Мы можем отождествиться со всеми заключенны­ми, страдающими и умирающими в тюрьмах, камерах пы­ток, концентрационных лагерях или психиатрических боль­ницах мира. Среди тем, чаще всего связанных с этой мат­рицей встречаются сцены голода, а также дискомфорта и опасности, исходящих от мороза, льда и снега. Это, как ка­жется, связано с тем фактом, что при сокращениях матки прерывается снабжение ребенка кровью - той кровью, кото­рая для него означает питание и тепло. Еще один типичный аспект БПМ-lf - это атмосфера Нечеловеческого, гротескно­го и причудливого мира автоматов, роботов и механических устройств. Образы человеческих безобразий, уродств и бес­смысленного карточного мира притонов также принадлежат характерному символизму этой матрицы.

БЛМ-1! сопровождается самыми разными физическими проявлениями. Сюда относятся напряжение всего тела и поза, выражающая ощущение того, что тебя надули и/или вверг­ли в бессмысленную борьбу. Человек может ощущать чрез­вычайное давление на голову и тело, тяжесть в груди и раз­нообразные комбинации физических болей. Голова при этом наклонена вперед, челюсти сомкнуты, подбородок прижат к груди, руки чаще всего сложены на груди, а пальцы крепко сжаты в кулаки. Колени часто бывают согнуты, а ноги при­жаты к животу, что завершает картину позы эмбриона. В кож­ных капиллярах могут появиться кровоподтеки, образующие на различных участках красные пятна.

ТАМ, ГДЕ НАЧАЛО И КОНЕЦ СТАНОВЯТСЯ ОДНИМ

Люди, которые, как правило, настраиваются на БПМ-Н, имеют тенденцию видеть человеческое существование пол­ностью бессмысленным. Они могут чувствовать, что, посколь­ку все непостоянно, жизнь в самой своей основе лишена ка­кого-либо смысла, любые старания во имя какой-то цели наи­вны, пусты и в конечном итоге являются обычным самообма­ном. С этой точки зрения любые усилия, стремления или

мечты о будущем попросту обречены на провал. В крайних случаях человеческие существа представляются не чем иным, как вызывающими жалость вечными жертвами, уча­ствующими в донкихотских битвах против сил, больших, чем они сами, и не имеющих никакого шанса победить.

Во время рождения нас выбрасывает в мир, где нет вы­бора, и мы можем быть уверены только в одном - в том, что однажды умрем. Старая латинская пословица очень точно выражает это положение человека Mors certa hora incerta (Смерть неизбежна, неведом лишь час). Над нашей голо­вой нависает призрак смерти, постоянно напоминая о брен­ности существования. Мы приходим в этот мир голыми, в боли и страданиях, ничего не имея и в большинстве случа­ев таким же образом и уходим из него. Все, что бы мы ни делали в нашей жизни или°с нашей жизнью, это не меняет основополагающего уравнивания. Это самое жестокое и обескураживающее сообщение БПМ II.

Переживания этой матрицы типично открывают глубокую связь между агонией рождения и смерти. Видение сход­ства между этими двумя ситуациями обычно вызывает чув­ство крайнего нигилизма и приводит к экзистенциальному кризису. Нередко это отражается в видениях, показываю­щих бессмысленность и абсурдность жизни и тщетность любых попыток что-либо изменить. Перед нами могут пред­стать картины жизни и смерти королей, выдающихся полко­водцев, пленительных кинозвезд и других людей, добивших­ся необычайной известности и удачи. Когда приходит смерть, эти люди ничем не отличаются от других. Это глубокое экзи­стенциальное откровение, которое человек осознает через данную матрицу, часто помогает ему понять глубочайший смысл такого выражения, как «Ты есмь прах и в прах обра­тишься» или «Так исчезает слава мира сего».

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ

И КУЛЬТУРНЫЕ ОТРАЖЕНИЯ БПМ-И

Удивительно отметить глубокие параллели между способ­ностью восприятия, впечатанной в человеческое сознание во время «безвыходной» стадии рождения, и философией пи­сателей-экзистенциалистов, таких, как Серен Киркегор, Аль-

берт Камю и Жан-Поль Сартр. Эти философы мучительно ощутили и ярко выразили основные темы данной матрицы, так и не сумев увидеть единственно возможное решение -духовное раскрытие и преображение. Многие из людей, встретившихся в своей психике с элементами БПМ-И, ощу­щали глубокую связь с экзистенциальной философией, ко­торая мастерски изображает безнадежность и абсурдность этого состояния. Сартр для одной из своих самых знамени­тых пьес выбрал название «Выхода нет». Стоит упомянуть, что на жизнь Сартра важное влияние оказал вызвавший затруднения и неудачно завершившийся психоделический опыт с веществом под названием мескалин, активным алка­лоидом из мексиканского кактупа пейот, используемого в таинствах индейцев. В личных записках. Сартра отмечено, что его сеанс был сосредоточен на переживаниях, которые четко связывались с БПМ-И. Обнаруживается, что на симпто­мы страдания людей, такие, как депрессия, потеря инициа­тивы, ощущение бесцельности, отсутствие интереса к жиз­ни и неспособность чему-либо радоваться, как правило, ока­зывает влияние этот аспект бессознательного. Даже тем из нас, кто не испытал клинических депрессий, известны по­добные чувства - изоляции, отчуждения, беспомощности, безнадежности, и даже метафизического одиночества. Боль­шинство из нас познали также чувство неполноценности и вины, когда обстоятельства нашей жизни, как казалось, под­тверждали, что мы бесполезны, ничего не стоим и просто никуда не годимся. Эти чувства зачастую совершенно не стыкуются с вызвавшим их событием, и осознавание прихо­дит только тогда, когда проходит достаточно времени, чтобы обеспечить нас мерой объективности. И все же, когда мы переживаем эти эмоции, мы бываем убеждены, что они уме­стны и оправданны, даже если достигают метафизических размеров описанного в Библии первородного греха. Однако мысль о возможности того, что эти чувства могут быть свя­заны с тем, что оставлено в нашем сознании БПМ-И, нам в голову не пришла.

Переживания БПМ-И лучше всего можно охарактеризо­вать следующей триадой: страх смерти, страх никогда не вернуться назад и страх сойти с ума. Мы уже обсудили это

преобладание темы смерти, куда часто включается чувство, что наша жизнь находится под серьезной угрозой. Посколь­ку это чувство присутствует, ум способен изобретать вели­кое множество историй, дающих происходящему рацио­нальное «объяснение», - надвигающийся сердечный при­ступ или удар, «передозировка» психоделического веще­ства, если таковое принималось, и многое другое. Клеточ­ная память о рождении может проявиться в настоящем со­стоянии сознания с такой силой, что человек без всяких со­мнений убеждается в том, что над ним нависла биологичес­кая смерть.

Потеря ощущения линейности времени, связанная с этой матрицей, может привести к убеждению, что этот невыноси­мый момент будет длиться вечно. Этот вывод в плане пони­мания вечности содержит в себе ту же ошибку, что и ошибка, присущая традиционным религиям, где вечность понимается скорее не как переживание нахождения вне времени в смыс­ле окончательного выхода за его пределы, а как интервал времени. В БПМ-И это чувство полной безнадежности и мысль о «невозвращении» попросту принадлежат к эмпири­ческим характеристикам этого состояния и исход этого пе­реживания непредсказуем. Парадоксально то, что самым быстрым выходом из этой ситуации является полное приня­тие безнадежности столь неприятного положения, что в дей­ствительности означает сознательное принятие изначальных ощущений эмбриона.

Мир БПМ-И с присущим ему всепроникающим ощуще­нием опасности, космического поглощения, абсурдного и гротескного восприятия мира и потери линейности времени настолько отличается от повседневной реальности, что, ког­да мы встречаемся с ним, нам кажется, что мы находимся на грани помешательства. Мы можем ощутить, что утратили контроль над психикой или же перешагнули через грань и находимся под угрозой навсегда остаться психопатом. Про­зрение по поводу того, что крайняя форма этого пережива­ния всего лишь отражает травму начальных стадий рожде­ния, иногда может помочь нам справиться с ситуацией, а иногда нет. Облегченный вариант этого состояния - наше убеждение в том, что через переживание БПМ-П мы обрета-

ем полное и окончательное понимание абсурдности существования и того, что мы больше никогда не сможем вернуться к снисходительному самообману, который требу­ется для преуспевания в этом мире.

ДУХОВНЫЕ ОБРАЗЫ И ПРОЗРЕНИЯ, СВЯЗАННЫЕ С БПМ-П

Так же как и первая перинатальная матрица, БПМ-И обла­дает богатыми духовными и мифологическими измерения­ми. Архетипические образы, выражающие качество пере­живаний, принадлежащих этой категории, можно найти в любых культурах мира. Мотив невыносимых духовных и физических страданий, которые никогда не прекратятся, на­ходит свое выражение в образах ада и преисподней, присутствующих в большинстве культур. И хотя специфика этих образов в разных культурных группах может отличать­ся, большинство из этих образов обладает важными сход­ствами. Они являются негативными двойниками и полярны­ми противоположностями различных раев, которые мы об­суждали в связи с БПМ-1. Атмосфера этой мрачной преис­подней подавляюща. Природа там отсутствует, а если и имеется, то испорченная, зараженная и опасная. Это зава­лы и зловонные реки, дьявольские деревья с шипами и ядо­витыми плодами, области, покрытые льдом, пламенеющие озера и реки крови. Человек может стать свидетелем, а иног­да и участником пыток и претерпевать острую боль от уда­ров кинжалами, копьями и вилами демонов, кипеть в котлах или замерзать в холодных местах, ощущать, как его душат и давят. В аду есть только негативные эмоции - страх, отча­яние, безнадежность, вина, хаос и замешательство. _и Мучительные архетипические образы представляют веч­ные страдания и проклятие. Особенно тесно соприкасались с этим измерением древние греки. Их трагедии, выстроен­ные вокруг тем, связанных с вечными проклятиями, с ви­ной, переходящей из поколения в поколение, и невозмож­ностью избежать своей судьбы, в точности отражают ат­мосферу БПМ-И. Персонажи греческой мифологии, символизирующие вечные муки, изображены почти что ге­роями. Например, Сизиф, находясь в царстве теней, тщетно

пытается толкать огромный камень в гору, но, каждый раз теряя его, он вновь обретает надежду добиться успеха. Ик-сиона прикрепляют к горящему колесу, вращающемуся в преисподней целую вечность. Тантала изводят муками жаж­ды и голода, когда он стоит в пруду с чистой водой, а над его головой свисают роскошные грозди винограда. Проме­тей же страдает, прикованный к скале и терзаемый орлом, который пожирает его печень.

В христианской литературе БПМ-И нашла свое отраже­ние в «темной ночи души», предсказанной такими мистика­ми, как св. Иоанн Креститель, который видел в ней важную стадию своего духовного развития. Здесь особенно умест­на история об изгнании Адама и Евы из рая и о происхожде­нии первородного греха. В Книге бытия Бог особым обра­зом связывает эту ситуацию с муками рождения, когда за­вещает Еве: «В болезни будешь рожать детей». Потеря бо­жественной сферы описана в истории Падения Ангелов, ко­торая привела к созданию полярности между небесами и адом. Христианские описания ада показывают особую связь с переживаниями БПМ-И.

В необычных состояниях у многих людей бывают про­зрения по поводу того, что религиозные учения об аде резо­нируют с переживаниями БПМ-П, и это придает на первый взгляд неправдоподобным теологическим понятиям оттенок правдоподобности. Этой связью с ранними бессознатель­ными воспоминаниями можно объяснить почему образы ада и преисподней воздействуют на детей так же сильно, как и на взрослых. Описание Библией мученических пыток Иова и страдания, отчаяние и унижения распятого на кресте Хри­ста тесно связаны с БПМ-П.

В буддийской духовной литературе символизм БПМ-М обнаруживается в рассказе о «Четырех знаках непостоянства» из жизнеописания Будды. Это относится к четырем событи­ям, оказавшим влияние на Будду Гаутаму и предопределив­шим его решение оставить семью и свою жизнь в королевс­ком дворце и отправиться на поиски просветления. Во вре­мя путешествия за пределами города перед ним предстали четыре сцены, которые произвели на него неизгладимое впе­чатление. Вначале он увидел беззубого дряхлого человека,

у которого были седые волосы и сгорбленное тело, - так выглядела встреча Будды Гаутамы со старостью. Далее он столкнулся с лежащим в придорожной канаве человеком, тело которого было истерзано болью, и это представляло его встречу с болезнью. Третьей была встреча с человечес­ким трупом, давшая ему полное осознание существования смерти и непостоянства. И последним событием была его встреча с бритоголовым монахом, облаченным в коричнева­то-желтую робу и излучавшим нечто такое, что, казалось, превосходило все страдания, унаследованные плотью. Это явило собой мгновенное осознание непостоянства жизни, факта смерти и существования страдания, давшее Будде Гаутаме импульс к отречению от мира и к отправлению в духовное путешествие.

В эмпирической работе с БПМ-И люди часто сталкивают­ся с кризисом, сходным с тем, что пережил Будда после «Четырех знаков непостоянства». Во время таких эпизодов бессознательное снабжает человека образами старости, бо­лезни, смерти и непостоянства, окончательно предопреде­ляющими экзистенциальный кризис. Он видит пустоту без­духовной жизни, ограниченной искусственными удовольст­виями и мирскими целями. Это откровение является важ­ным шагом к духовному раскрытию, которое начинается с раскрытием шейки матки, когда безвыходная ситуация БПМ-И меняется.

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ БПМ-П

Люди часто относят «ЛЗ» Данте к драматическому опи­санию БПМ-М. Всю «Божественную комедию» в целом они рассматривают как рассказ о преображающем путешествии и духовном раскрытии. К другим произведениям, передаю­щим ощущения этой сферы, относятся романы и рассказы Франца Кафки, отражающие глубокую вину и мучения, ра­боты Федора Достоевского, наполненные описаниями душев­ных страданий, безумия и бесчувственной жестокости, а также те места в очерках Эмиля Золя, где описываются са­мые мрачные и отталкивающие аспекты человеческой при­роды. Элементы второй перинатальной матрицы присутствуют в рассказах Эдгара По, например в «Колодце и маятнике».

Проклятие «Летучего голландца» и Вечного жида Агасфера, обреченных всю жизнь скитаться по миру, также является удачным примером из области литературы.

Живопись, отражающая атмосферу БПМ-И, включает в себя образы ада в христианском, мусульманском и буддий­ском искусстве, а также изображение Христа в терновом вен­це, восхождение на Голгофу и распятие. К этой категории определенно принадлежат кошмарные создания причудли­вого мира Иеронима Босха, образы ужасов войны Франсис-ко Гойи и многие другие образы, созданные сюрреалиста­ми. Особенно впечатляющи полотна Гансруди Гигера, швей­царского художника, поистине являющегося гением в пери­натальной сфере. Его образы чередуются между БПМ-И и БПМ-Ш (обсуждаемой в следующей главе), представляя символизм этих перинатальных матриц в поразительно яв­ной и узнаваемой форме. Гигер был также награжден Золо­тым Оскаром за свои образы персонажей к фильму «Чужой», вызывающие ужас и содержащие в себе яркие перинаталь­ные черты. Для фильма «Чужие», являющегося про­должением первого фильма, он создал фантастический ар-хетипический образ Пожирающей Матери - ужасной пауко­образной самки неземного происхождения со своим дья­вольским инкубатором. Многие из перинатальных тем мож­но также обнаружить в фильмах Федерико Феллини, Ингма-ра Бергмана, Джорджа Лукаса, Стивена Спилберга и мно­гих других режиссеров.

БПМII И РОЛЬ ЖЕРТВЫ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

Как и БПМ-1, эта матрица воссоединяет с воспоминания­ми более поздних периодов жизни, обладающими качества­ми, похожими на описанные здесь переживания. Записан­ные в памяти события, которые тесно связаны с БПМ-П, -это различные неприятные ситуации, где мы ощущаем себя в опасности и лишенными надежды, где на нас навалива­ется чудовищная разрушительная сила и подчеркивается наша роль беспомощных жертв. Особенно значимы воспо­минания тех случаев, в которых физическое здоровье и вы­живание находилось под угрозой, будь то хирургическое вме­шательство, физическое посягательство, автомобильная

катастрофа, или увечье, полученное на войне. По причине их сходства с определенными аспектами родовой травмы эти воспоминания имеют тенденцию записываться в память таким образом, что стыкуются с БПМ-11.

Когда мы переживаем подобные травмирующие собы­тия, то событие, происходящее в настоящем, относит нас назад к соответствующему перинатальному материалу, ак­тивизируя тем самым нашу старую душевную и физичес­кую боль.Теперь мы реагируем не только на настоящую си­туацию, но и на раннюю, коренную травму нашей жизни. Этим можно объяснить глубину психологического пораже­ния, а также длительные негативные воздействия, такие, как последующие войны, стихийные бедствия, нахождение в концлагерях или захват террористами. Эти ситуации явля­ются не только травмирующими сами по себе, что и без того достаточно серьезно, но и лишают жертв защиты, которая обычно ограждает их от болезненных элементов бессозна­тельного материала, затаившегося в их психике. Для того чтобы эффективно работать с этими состояниями, необхо­димо создать поддерживающую окружающую среду и ис­пользовать методы, позволяющие людям переживать и прорабатывать не только относительно недавние травмы, полученные в зрелом возрасте, но и лежащие в основе пер­вичные воспоминания о принесении в жертву, связанные с БПМ-П.

На более тонком уровне вторая перинатальная матрица может также включать в себя воспоминания о тяжелых пси­хологических травмах, в частности о разлуке, отвержении, лишениях, событиях, подрывающих душевное равновесие, а также о ситуациях, где человека ограничивают и подавляют сначала в его родной семье, а потом и в жизни вообще. Таким образом, нахождение в роли жертвы в своей семье, в классе, в интимных отношениях, на рабочем месте и в обществе уси­ливает и закрепляет память о безвыходной стадии рождения и делает ее более психологически уместной и доступной для сознательного переживания БПМ-11 связана также с различ­ными неприятными ощущениями и напряжениями в тех час­тях тела, которые Фрейд называл эрогенными зонами, или зонами удовольствия. На оральном уровне эти ощущения

могут выражаться в виде жажды и/или голода, в анальной области в виде неприятных ощущений в прямой кишке и зад­нем проходе, связанных с запором, колитом или геморроем, в мочеполовом тракте в виде сексуальных расстройств или боли, вызванной инфекцией или хирургическим вмешатель­ством, а также проблемами с мочеиспусканием.

ПРОХОЖДЕНИЕ ИЗ АДА В ЧИСТИЛИЩЕ

Каждое маточное сокращение на этой стадии родов про­талкивает головку ребенка в шейку матки, все больше рас­ширяя ее. Когда шейка матки окончательно раскрывается и головка ребенка опускается в область таза, то происходит великая перемена не только в биологическом, но и в пси­хологическом переживании "рождения. Безвыходная ситуа­ция БПМ-И сменяется медленным прохождением по родо­вому каналу, характеризуемым БПМ-Ш. В следующей главе мы будем исследовать богатый и красочный мир БПМ-Ш и его значение для нашей жизни как в индивидуальном, так и в коллективном смысле.

БАЗОВАЯ ПЕРИНАТАЛЬНАЯ МАТРИЦА III

БОРЬБА СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ

И хотя он в действительности никогда четко не видел родового канала, он ощущал его сокрушительное давле­ние на голову и все тело и каждой своей клеткой знал, что вовлечен в процесс рождения. Напряжение достигало та­ких масштабов, что он даже не мог представить, что че­ловек способен это выдержать. Он ощущал безжалост­ное давление на лоб, виски и затылок, словно оказался в стальных тисках. Напряжение в его теле вызывало ассо­циацию с грубой механической обработкой; ему казалось, что его пропускают через чудовищную мясорубку или через гигантский пресс с зубцами и цилиндрами. В его уме промелькнул созданный Чарли Чаплиным в фильме «Новые времена» образ человека, ставшего жертвой мира технологии. Казалось, что через его тело проходят неве­роятные энергии, которые конденсируются и высвобож­даются в виде мощных разрядов.

Он испытывал удивительное смятение чувств. Он зады­хался, испытывал страх и делался то беспомощным, то сви­репым и странным образом сексуально возбужденным. Еще одним важным аспектом его переживания было чувство пол­ного замешательства. Ощущая себя младенцем, вовлечен­ным в жестокую борьбу за выживание, и осознавая, что сей­час должно произойти его появление на свет, он переживал себя также своей разрешающейся от бремени матерью. Интеллектуально он знал, что, будучи мужчиной, он никогда не сможет родить ребенка, однако чувствовал, что каким-то образом пересек этот барьер и Невозможное стало реаль­ностью. Несомненно, он соприкоснулся с чем-то изначаль­ным - с древним женским архетипом рожающей матери. Образу его тела были присущи большой живот беременной, а также женские гениталии со всеми нюансами биологичес­ких ощущений. Он чувствовал себя побежденным из-за не­способности отдаться этому стихийному процессу - дать рождение и родиться самому, явить на свет ребенка и само­му явиться на свет.

Из недр его психики появился огромный резервуар чудо­вищной агрессии. Казалось, что космическим хирургом был внезапно вскрыт абсцесс зла. Им овладел человековолк, или берсерк; доктор Джекил превращался в мистера Хайда. По­добно тому как ранее он не мог видеть различие между рож­дающимся ребенком и рожающей матерью, теперь он видел множество образов, в которых убийца и жертва были пред­ставлены в одном лице. Он чувствовал себя беспощадным тираном, диктатором, подвергающим своих подчиненных не­мыслимым жестокостям, но в то же время он был революци­онером, ведущим яростную толпу к свержению тирана. Он был хладнокровно совершающим убийства бандитом и полицейс­ким, убивающим преступника именем закона. Однажды он переживал ужасы фашистских концлагерей. Открыв глаза, он увидел себя офицером СС. У него возникло глубокое ощуще­ние того, что он - нацист и он - еврей были одним и тем же человеком. Он мог ощутить в себе и Гитлера и Сталина и в то же время чувствовать полную ответственность за все злоде­яния человеческой истории. Он видел, что проблема челове­чества заключается не в жестоких диктаторах, а в Скрытом

Убийце, которого каждый из нас, если только заглянет в себя поглубже, обнаружит в своей душе.

Затем это переживание качественно изменилось и достиг­ло мифологических масштабов; вместо зла человеческой ис­тории он ощутил атмосферу колдовства и присутствие демо­нических элементов. Его зубы превратились в длинные клы­ки, наполненные каким-то таинственным ядом, и он почувство­вал себя зловещим вампиром, летающим на больших, как у летучей мыши, крыльях по ночному небу. Вскоре это пере­живание обернулось дикими, возбуждающими сценами ведь­мовских шабашей. В этом вызывающем сомнительные чув­ства ритуале все запрещенные и подавленные импульсы, казалось, всплыли наружу и начали действовать. В то вре­мя как демоническое качество постепенно исчезало из его переживания, он продолжал чувствовать огромное сек­суальное возбуждение и был вовлечен в бесконечные не­мыслимые оргии и сексуальные фантазии, в которых играл сразу все роли. На протяжении всех этих переживаний он продолжал одновременно быть ребенком, проталкивающим­ся через родовой канал, и рожающей матерью. Ему стало вполне ясно, что секс и рождение глубоко связаны друг с другом, а также что в ситуации в родовом канале присут­ствует важная связь с сатанинскими силами.

Он боролся и сражался во многих разных ролях со множе­ством различных врагов. Порой он задавал себе вопрос, при­дет ли этим лишениям конец. Затем в его переживания во­шел новый элемент. Все его тело покрылось какой-то биоло­гической грязью, липкой и скользкой. Он не мог сказать, были ли это околоплодные воды, слизь, кровь или вагинальные выделения. Казалось, что та же гадость набралась ему в рот и даже в легкие. Он задыхался, давился, строил гримасы и плевался, пытаясь удалить это из организма и с кожи. В то же самое время он получил сообщение, что ему не нужно бо­роться: процесс обладает своим собственным ритмом, и все что ему нужно сделать, так это подчиниться. Он вспомнил множество ситуаций из своей жизни, где он ощущал необхо­димость бороться и сражаться, а оглянувшись на прошлое, оказывалось, что в этом вовсе не было необходимости. Это выглядело так, словно он каким-то образом был запрограм-

мирован рождением видеть жизнь более сложной, чем она есть на самом деле. Казалось, это переживание поможет рас­крыть ему глаза, что сделает его жизнь более легкой и безза­ботной, чем прежде.

ОПАСНОЕ ПРОХОЖДЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ

Как видно из описанного выше примера переживаний, связанных с БПМ-llt, эта матрица является чрезвычайно ди­намичной и богатой как положительными, так и отрицатель­ными образами. На биологическом уровне она имеет неко­торые общие черты с БПМ-Н, в частности продолжение со­кращений матки и общее ощущение ограничения и сжатия. Как и в предыдущей стадии, каждое сокращение препятству­ет снабжению эмбриона кислородом. Дополнительным ис­точником ощущения удушья может быть пуповина, пере­крученная вокруг шеи или зажатая между головкой ребенка и стенкой таза.

В то время как между данной и предыдущей матрицами наблюдаются определенные сходства, обязательно следует упомянуть и о присутствующих здесь значительных различи­ях. В предыдущей матрице шейка матки закрыта, а теперь она открыта и позволяет эмбриону продвигаться по родовому каналу. И хотя борьба за выживание продолжается, теперь появилось чувство надежды и вера в то, что этой борьбе при­дет конец.

На этой стадии головка младенца втискивается в отвер­стие таза, которое настолько узко, что даже при нормальных обстоятельствах продвижение проходит медленно и затруд­нительно. Мускулатура матки очень сильна: сила ее сокраще­ний колеблется от 50 до 100 фунтов. Это создает атмосферу конфликтующих и дисгармоничных энергий и сильное гидрав­лическое давление. Организм матери и организм ребенка все еще тесно связаны друг с другом на многих уровнях; возмож­но, по этой причине между ними происходит сильное отожде­ствление, как это отражено в приведенном выше рассказе. В записи этой матрицы в памяти ощущение границы между нами самими и матерью у нас отсутствует. Здесь нет ни физическо­го, ни психологического разделения. Мать и ребенок все еще являются одним сознанием. Таким образом, можно испы-

тать все чувства и ощущения ребенка и при этом полнос­тью отождествиться с рожающей матерью, а также соеди­ниться с архетипом рожающей женщины.

ПЕРЕЖИВАНИЕ РОЖДЕНИЯ И СЕКСУАЛЬНОСТЬ

Помимо переживаний сильной физической боли, тревож­ности, агрессивности, странного чувства возбуждения и дви­жущей энергии, эта матрица характеризуется сексуальным возбуждением, что, несомненно, является самым неожидан­ным аспектом всего процесса рождения. Понятно, что это заслуживает объяснения, ибо содержит в себе важные до­воды для понимания тех моментов, которые представляют собой весьма странные формы сексуального поведения лю­дей. Нетрудно заметить, что поскольку в процессе родов сильно задействованы области гениталий, то в переживания матери могут включаться сексуальные моменты. Более того, накопление и высвобождение напряжения в данном процес­се следует естественному циклу, очень сходному с сексу­альным оргазмом. Многие из женщин, роды которых прохо­дили идеально, часто описывают это как самое сильное сек­суальное переживание в своей жизни. Но намного труднее понять или даже поверить в то, что роды вызывают сексу­альные чувства у самого ребенка. Однажды Зигмунд Фрейд потряс мир своим заявлением об открытии того факта, что сексуальность начинается не в возрасте половой зрелости, а в младенчестве. Но здесь нас просят развить воображение еще больше и принять тот факт, в нас присутствуют сексуаль­ные чувства еще до того, как нам родиться! Наблюдения людей, переживающих в необычных состояниях сознания БПМ-III, обеспечивают нас четкими данными, подтверждаю­щими, что это действительно так. Эти свидетельства наво­дят на мысль о том, что в человеческом теле затаен меха­низм, переводящий чрезвычайное страдание (особенно если оно связано с удушьем) в возбуждение, напоминающее по форме сексуальное. Об этом механизме рассказывали па­циенты, имеющие садо-мазохистские наклонности, а также бывшие военнопленные, подвергавшиеся пыткам, и люди, которые пытались повеситься, но остались в живых. Во всех этих ситуациях агонию можно близко соотнести с экстазом,

ведущим к трансцендентным переживаниям, как в случае флагеллантов и религиозных мучеников.

Но что все это означает в терминах повседневной реаль­ности? Для начала важно понимать, что наше первое пере­живание сексуальности случилось в опасном, угрожающем жизни контексте. Наряду с этим, там присутствовали также переживание страдания и постоянной боли и чувство тревоги и слепой агрессивности. Вдобавок к этому, во время про­хождения через родовой канал ребенок соприкасается с раз­личными биологическими продуктами, включая слизь, кровь, а возможно, с мочой и калом. Эта связь в сочетании с дру­гими элементами образует естественную основу для разви­тия различных сексуальных расстройств и отклонений в даль­нейшей жизни. Усиленные травмирующими переживаниями младенчества и детства, переживания БПМ-Ш могут стать почвой для развития сексуальных нарушений, а также для насилия, садомазохизма, ассоциаций сексуальности с мо­чой и калом и даже криминальной сексуальности.

ТИТАНИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ТРЕТЬЕЙ МАТРИЦЫ

Как, и другие матрицы, БПМ-Ш имеет свой символизм, включающий мирские, мифологические и духовные темы. Они подразделяются на пять различных категорий: агрессивные, садомазохистские, сексуальные, демонические и скатологи-ческие. Однако всем им присущ один и тот же мотив: столкно­вение со смертью и борьба за рождение. Наиболее часто на­ряду с архетипическим символизмом, описанным в начале главы, переживания третьей матрицы представляют собой смесь связанных с рождением ощущений и эмоций.

Возможно, наиболее поразительным аспектом этой мат­рицы является атмосфера титанической борьбы, нередко достигающей размеров катастрофы. В ней четко отражаются колоссальные конфликтующие энергии, вовлеченные в про­цесс рождения, которые мы пытаемся разрядить. Эти пере­живания могут достичь невероятной силы, казалось бы пре­вышающей все то, что в состоянии вынести человек. Человек способен пережить такие последовательности событий, где энергия, чрезвычайно сконцентрированная и сосредоточен­ная, протекает сквозь тело подобно электрическому току. Эта

энергия может создавать пробку или короткое замыкание, распространяя огромное напряжение во все части тела, ко­торое затем может взрывным образом разрядиться. Для мно­гих людей это ассоциируется с образами современной тех­нологии и разрушениями, производимыми человеком, - ги­гантскими электростанциями, кабелями высокого напряжения, ядерными взрывами, запуском ракет, артиллерийским об­стрелом, воздушными налетами, и другими сценами войны. Другие эмпирически переживают разрушительные сти­хийные бедствия, такие, как взрывы вулканов, ужасные зем­летрясения, неистовые ураганы и смерчи, захватывающие электрические бури, кометы и метеоры, а также космичес­кие катаклизмы. Здесь мы можем вспомнить о таких катаст­рофах, как последний день Помпеи или извержение вулка­на Кракатау. Несколько реже в этих образах отражается разрушительная сила воды; сюда включаются сцены зло­вещих океанских штормов, огромных волн, вызванных при­ливом, наводнений, или разрушений дамб с последующим затоплением целых городов. Некоторые люди описывали мифологические образы, такие, например, как гибель Атлан­тиды, конец Содома и Гоморры или даже Армагеддон.

ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ КОРНИ НАСИЛИЯ

Агрессивные и садомазохистские аспекты третьей перинатальной матрицы, являются, как это представляется, неизбежными следствиями, вытекающими из ситуации, с ко­торой ребенок встречается в родовом канале. Направленная наружу агрессия отражает биологическую ярость организма, выживанию которого грозит удушение. Она необъяснима с точки зрения психологии и уж конечно не имеет никакого эти­ческого смысла. Это сравнимо с тем состоянием сознания, которое бы проявилось у любого из нас, если бы нас погрузи­ли в воду, лишив тем самым дыхания. Когда данный аспект матрицы активизируется в необычных состояниях сознания, он находит свое выражение в многочисленных сценах войн, революций, избиений, бойни, пыток и различного рода зло­употреблений, в которых мы играем активную роль.

Существует также связанная с этой матрицей форма аг­рессии, направленной внутрь, которая обладает качеством

саморазрушения. Эта выраженная в саморазрушительных фантазиях и импульсах агрессия, по всей видимости, яв­ляется интернализацией сил, изначально угрожавших нам снаружи - сокращение матки и сопротивление в родовом канале. Память о таких переживаниях живет в нас в виде ощущения эмоционального и физического ограничения и неспособности полностью радоваться жизни. Иногда она обретает форму жестокого, внутреннего судьи, требующе­го наказания, - той безжалостной части суперэго, которая может двигать человека к крайностям саморазрушения.

Здесь я хотел бы отметить некоторые важные разли­чия между переживаниями, связанными со второй и тре­тьей матрицами. В то время как в БПМ-И мы являемся исключительно жертвами, в БПМ-111 мы можем поочеред­но отождествляться то с жертвой, то с преступником. Вдо­бавок к этому, иногда мы можем быть зрителями, наблю­дающими эти сцены снаружи, как это описывается в при­веденном выше рассказе человека, одновременно пере­живавшего себя и евреем-жертвой и нацистским палачом. Люди, соприкоснувшиеся с этим аспектом процесса рож­дения, часто рассказывали о своих отождествлениях с жестокими милитаристскими лидерами и тиранами, таки­ми, как Чингисхан, Гитлер, Сталин, и даже с более совре­менными массовыми убийцами.

Садомазохистские ассоциации этой матрицы отража­ют связь между вызванной и причиненной болью, страда­ниями и сексуальным возбуждением, которые обсужда­лись выше. Этим объясняется характерное для садома­зохизма переплетение сексуальных чувств и боли. Садизм и мазохизм никогда не существуют как явления, полнос­тью отдельные друг от друга; напротив, они переплетены в человеческой психике и представляют собой две сторо­ны одной медали. Как можно догадаться, в образы, свя­занные с садомазохистскими переживаниями, включают­ся сцены изнасилования, сексуальных убийств и садома­зохистских практик, состоящих как в жестоком обраще­нии с другими, так и в подвержении жестокому обраще­нию самого себя.

АГОНИЯ И ЭКСТАЗ РОЖДЕНИЯ

По мере того как сила переживаний, связанных с этой матрицей, увеличивается, эмоции и ощущения, бывшие из­начально полярными противоположностями (например, боль и удовольствие), начинают сливаться. В конечном итоге они могут слиться в единое недифференцируемое состояние со­знания, содержащее всевозможные измерения человечес­ких переживаний. Мучительные страдания и изысканные удо­вольствия становятся одним и тем же; обжигающий жар ощу­щается как леденящий холод; жестокая агрессия и страст­ная любовь сливаются воедино; агония смерти становится экстазом рождения. Когда страдание достигает своего апо­гея, ситуация странным образом прекращает нести в себе качество страдания и агонии. Вместо этого сама сила дан­ного переживания преобразуется в дикий экстатический во­сторг, который можно описать как «дионисиев», или «вулка­нический» экстаз.

Вулканический экстаз или восторг может принять даже трансцендентные масштабы. В отличие от океанического бла­женства, связанного с БПМ-1, этот вулканический тип включа­ет в себя огромное взрывное напряжение, обладающее как агрессивными, так и саморазрушительными элементами. Эта форма экстаза может переживаться при родах, катастрофах или в ритуалах, использующих мучительные процедуры, та­кие, скажем, как практика флагеллантов или танец Солнца у американских индейцев, в котором человек добровольно под­вергается сильной физической боли в течение продолжитель­ного времени. Определенный уровень вулканического эк­стаза может достигаться в церемониях аборигенов, куда включаются танцы и громкая возбуждающая музыка, или в их современных копиях - определенных рок-концертах.

Сексуальные аспекты БПМ-111 обычно переживаются как обобщенный эротизм, ощущаемый не только в области ге­ниталий, но и во всем теле. Многие люди утверждают, что этот экстаз похож на начальную фазу сексуального оргаз­ма, хотя превышает его в тысячу раз. Однако в данном слу­чае эти ощущения могут продолжаться в течение длитель­ного периода, сопровождаясь неистовыми эротическими

образами. Отраженная здесь сексуальность характеризует­ся огромной силой инстинктивного побуждения и не имеет определенной цели или стремления. Разумеется, это не тот эротизм, который мы переживаем в романтических отноше­ниях с глубоким взаимным уважением, пониманием и чув­ством любви, доходящими в сексуальном союзе до куль­минации. Здесь делается акцент на эгоистическом удовлет­ворении примитивных сексуальных побуждений, часто со­держащих в своей природе отклонения от нормы, без како­го-либо малейшего уважения к партнеру.

Образы и переживания БПМ-111 часто обладают порнографическими чертами или связывают секс с опасно­стью и безнравственностью. В этот период люди могут отож­дествиться с владельцами гаремов, сутенерами и прости­тутками или с любым из множества исторических и леген­дарных сексуальных персонажей, как, например, Казакова, Распутин, Дон-Жуан или Мария-Тереза. Они могут обнару­жить, что являются очевидцами или участниками сцен, про­исходящих в Сохо, Пигаль, и в других знаменитых районах с «красным светом». Поскольку эта матрица содержит так­же динамический духовный аспект, то мы можем столкнуть­ся здесь с противоречивыми на первый взгляд переживани­ями, связывающими секс с запредельностью. Здесь мы можем обнаружить ритуалы плодородия, фаллические культы и храмовую проституцию.

То, что, по всей видимости, является самым странным в смысле переживаний БПМ-111, так это эмоциональная бли­зость смерти и сексуальности. Казалось бы, угроза смерти стирает любые возбуждающие чувства, однако тот момент, где эта матрица имеет отношение к противоположному, ви­дится истинным. Наблюдения из клинической психиатрии, переживания людей, которых истязали в концлагерях и тюрь­мах, и документы Международной амнистии подтверждают тот факт, что между сексуальным экстазом, рождением ре­бенка и чрезвычайной угрозой неприкосновенности тела и выживанию существует тесная взаимосвязь. В процессе смерти-возрождения мотивы, относящиеся ко всем этим трем областям, чередуются или даже сосуществуют в различных сочетаниях.

СТОЛКНОВЕНИЯ С ГРОТЕСКНЫМ, САТАНИНСКИМ И СКАТОЛОГИЧЕСКИМ

Иногда аспекты БПМ-111 переживаются в карнавальной атмосфере, наполненной яркими красками, экзотическими костюмами и возбуждающей музыкой. Характерное сочета­ние мотивов смерти, макабра и гротеска с радостным и праз­дничным является весьма точным символическим выраже­нием состояния сознания, непосредственно предше­ствующего возрождению. На этой стадии сексуальные и агрессивные энергии, бывшие подавленными в течение дол­гого времени, высвобождаются и память о явной угрозе ос­лабляет свою власть над телом и психикой. Популярность Марди Грае и других подобных событий вызвана тем фак­том, что, кроме предоставления развлечений и контекста для высвобождения запертого напряжения, они позволяют нам в глубине нашей психики соединиться с архетипом возрож­дения.

Переживания, происходящие на заключительной стадии процесса смерти-возрождения, дают также интересные про­никновения в суть определенных форм колдовства и сатанин­ских практик. Борьба в родовом канале может ассоциировать­ся с видениями, напоминающими ритуалы Черной мессы и ведьмовские шабаши. Вторжение сатанинских элементов в это особое время связано, по всей видимости, с тем фактом, что БПМ-111 разделяет с этими ритуалами странное сочетание эмо­ций и физических ощущений. Наряду с сексуальным воз­буждением, борьба в родовом канале включает в себя не­стерпимую боль, а также встречу с кровью и физиологичес­кими выделениями. Это может близко подвести ребенка к смерти, однако содержать обещание освобождения и пере­хода к другому существованию. Все эти элементы тесно переплетены с образом служения Князю Тьмы. Связь меж­ду такими практиками и перинатальным уровнем бессозна­тельного должна быть принята во внимание в любом серь­езном исследовании извращений сатанинского культа - яв­ления, казалось бы, привлекающего внимание как профес­сионалов, так и обычной публики. Еще одно важное пере­живание той же категории - это обольщение злыми силами,

мотив, который можно найти в духовной литературе многих религий мира.

По причине того, что на завершающих стадиях родов новорожденный тесно соприкасается с выделениями тела, а иногда даже с мочой и калом, скатологические впечатления являются неотъемлемой частью БПМ-Ш. В процессе смерти-возрождения скатологические столкновения могут быть во многом преувеличены и включать все продукты, которые мо­жет предложить биология. Поскольку при рождении мог иметь место хотя бы минимальный контакт с этими материалами, человек, переживающий этот аспект, может увидеть себя ползающим по канализационным системам и валяющимся в грязи, пьющим кровь или получающим удовольствие от сцен гниения и разложения.

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ И ДУХОВНЫЕ ТЕМЫ

Особенно богаты и разнообразны мифологические и ду­ховные аспекты этой матрицы. Титанический аспект может быть выражен в архетипических образах противоборства сил добра и зла или в разрушении и сотворении мира. Еще од­ной формой борьбы за обретение равновесия между доб­ром и злом является архетипический Страшный Суд. Агрес­сивные сцены часто связываются с образами разрушитель­ных божеств, таких, как Кали, Шива, Сатана, Коатлнкуэ или Марс. Особенно характерно сильное отождествление с ми­фологическими персонажами, представляющими смерть и перерождение, которые можно найти в каждой крупной куль­туре: Осирис, Дионис, Персефона, Вотан, Бальдер и многие другие. В нашей культуре вариацией на эту тему является история смерти и воскрешения Иисуса Христа. Часто у лю­дей, встречающихся с БПМ-Ш, бывают видения распятия или же они сами полностью отождествляются с распятым Христом. Также эта стадия изобилует сценами жертвоприно­шения и самопожертвования, сопровождающимися соответ­ствующими божествами, в частности ацтекскими и майянс-кими.

Наряду с видениями сцен вакханалий здесь могут присутствовать образы мужских и женских божеств, связан­ные с сексуальностью и деторождением. Я уже упомянул о

мотивах, сочетающих в себе духовность и сексуальность, таких, как ритуалы плодородия, фаллические культы, хра­мовая проституция, ритуальное изнасилование и ритуалы або­ригенов, в которых подчеркиваются чувственные и сексуаль­ные аспекты. Скатологические мотивы выражены в мифоло­гии такими образами, как царь Авгий или Тласольтеотль, По-жирательница Грязи, - ацтекская богиня деторождения и плот­ской похоти.

Переход от БПМ-Ш к БПМ-IV часто ассоциируется с ви­дениями уничтожающего пламени. Это пламя разрушает все, что в нашей жизни является растленным и загнивающим, подготавливая нас к обновлению и возрождению. Интерес­но, что на соответствующей стадии родов многие матери ощущают, что их гениталии охвачены огнем. Переживая это состояние в пассивной роли, люди могут почувствовать, как их тела горят или что они проходят через огонь очищения. Это особенно удачно выражено в мифе о Фениксе, сказоч­ной птице из египетской легенды, которая, достигнув пяти­сотлетнего возраста, сжигает себя на погребальном костре. Затем из его пепла восстает другой Феникс. Очищающий огонь также характерен для религиозных образов чистилища.

БПМ-Ш И ИСКУССТВО

Возможно, что начиная с зари человеческой истории переживания БПМ-Ш являлись неиссякаемым источником вдохновения для художников многих жанров. Эти примеры столь многоплановы, что здесь можно предложить лишь скуд­ный выбор. Атмосфера сильных эмоций, граничащих с поме­шательством, мастерски изображена в романах Федора Дос­тоевского, а также во многих пьесах Уильяма Шекспира, в частности в «Гамлете», «Макбете» и «Короле Лире». Диони­сиев элемент и жажда власти отражены в философских тру­дах Фридриха Ницше. Рисунки дьявольских военных машин, выполненные Леонардо да Винчи, кошмарные видения Фран-сиско Гойи, связанное со смертью искусство Гансруди Гигера и целые школы сюрреалистической живописи являются ве­ликолепными визуальными представлениями БПМ-Ш. Ана­логичным образом оперы Рихарда Вагнера наполнены мощ­ными секвенциями, выражающими атмосферу этой матри-

цы. Среди них - оргиастические сцены на горе Венеры из оперы «Тангейзер», магические огненные секвенции из «Валь­кирий», и в особенности принесение в жертву Зигфрида и сожжение Вальгаллы в заключительной сцене «Гибели бо­гов». Сочетание высокой драмы, секса и насилия, характер­ное для этой матрицы, является формулой успеха для мно­гих современных кинорежиссеров.

СВЯЗЬ С ПОСТНАТАЛЬНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

Как и другие перинатальные матрицы, БПМ-Ш имеет осо­бую связь с постнатальной жизнью. Для людей, бывших сви­детелями или участниками войны, воспоминания о реальных ужасах смешиваются с титаническими, агрессивными и ска-тологическими аспектами этой матрицы. И наоборот, пере­живание войны в реальной жизни может активизировать в бессознательном соответствующие перинатальные эле­менты, которые позднее могу" привести к серьезным эмоци­ональным проблемам, что свойственно для солдат, видев­ших много сражений. Особая форма возбуждения, смешан­ная со страхом и опасностью, связывает БПМ-Ш с захваты­вающими, но опасными ситуациями, такими, как прыжки с парашютом, автомобильные гонки, катание с «американских горок», экзотические приключения на охоте, бокс и борьба. Эротические аспекты БПМ-Ш связаны с СКО, включающи­ми в себя сильные сексуальные переживания в особых об­стоятельствах, например, изнасилование, прелюбодеяние и другие сексуальные приключения, связанные с высоким риском, а также посещение «красных кварталов». Скатоло-гическая грань связывается с принудительным приучением к туалету, детским недержанием мочи и кала, посещением помоек, свалок и других нечистот, а также наблюдение сцен разложения или выпадения из тела внутренностей во время войны и при автомобильных катастрофах.

Переживания БПМ-Ш сопровождаются также особыми проявлениями фрейдовских эрогенных зон. Они связаны с широким диапазоном действий, приносящих внезапное об­легчение, удовольствие и расслабление после длительного напряжения и стресса. На оральном уровне в эти действия включаются откусывание, разжевывание и глотание пищи,

а также очищение через рвоту. В анальной области в них включаются естественные процессы дефекации и испуска­ния газов; в уретральной области - мочеиспускание после длительной задержки. И наконец, явления, соответствующие гениталиям, - это сексуальный оргазм, а также ощущения, встречающиеся у женщин на второй клинической стадии родов.

Третья матрица представляет огромный резервуар про­блематичных эмоций и неприятных ощущений, которые мо­гут в сочетании с более поздними событиями младенчества и детства способствовать развитию разнообразных наруше­ний. Среди них - определенные формы депрессии и состоя­ний, включающих в себя агрессивность и неистовое, само­разрушающее поведение. 8 этой матрице содержатся так­же корни сексуальных расстройств и отклонений, неврозы навязчивых состояний, фобии и истерические проявления. Что касается того, какие из множества возможных форм эмоциональных расстройств проявятся на самом деле, так­же определяется природой дальнейших биографических переживаний, которые могут выборочно усилить агрес­сивные, саморазрушительные, сексуальные или скатологи-ческие аспекты БПМ-Ш.

БОРЬБА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ

Как только агонизирующая борьба за выход из родового канала начинает приближаться к завершению, напряжение и страдание достигают своего апогея. За этим следует подоб­ное взрыву высвобождение - младенец наконец вырывает­ся из тазового отверстия на свободу и делает свой первый вдох. Обычно этот момент содержит в себе обещание ог­ромного облегчения, но та степень, с которой это на самом деле происходит, зависит от особых, связанных с рождени­ем обстоятельств, таких, как возможность удачного контак­та с матерью, связь через зрительный контакт, и других фак­торов. Аспекты, переживаемые при этом переходе, являют­ся центральной темой следующей главы.

БАЗОВАЯ ПЕРИНАТАЛЬНАЯ МАТРИЦА-IV

ПЕРЕЖИВАНИЕ СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ

Душа видит и вкушает изобилие, бесценные богат­ства, находит себе тот отдых и покой, какой только пожелает, и понимает любые непостижимые тайны Бога... Она чувствует подобную Божьей величествен­ную власть и силу, превосходящую любую другую власть и силу; она вкушает чудесные сладости и духовные на­слаждения, находит истинный покой и Божественный свет, и имеет высокие переживания знания Бога...

Св. Хуан де па Круз, «.Духовная песнь»

Он начал переживать сильное замешательство. По нему проходили волны жара, и он вспотел. Он начал ощущать дрожь и тошноту. Почти внезапно он оказывался на верши­не «американских горок», затем, постепенно срываясь в пропасть, терял контроль и устремлялся вниз. Ему пришла s голову аналогия этой ситуации с заглатыванием бочки с динамитом с уже зажженным запалом. Бочка вот-вот долж­на взорваться, а он ничего не может с ней сделать. Это ему совершенно неподвластно.

Последнее, что он мог вспомнить, когда скользил по «американским горкам», это грохот музыки, звучавшей с та­кой силой, словно на него надели тысячу наушников. Его голова была огромной, и он ощущал, что имеет тысячу ушей, где в каждом слышалась разная музыка. Это было величай­шим замешательством, которое ему доводилось когда-либо испытывать. Он умирал прямо здесь, и ничего не мог с этим поделать. Единственное, что ему оставалось, - идти навстре­чу этому. В него проникали слова «доверие» и «повинове­ние», и вдруг, подобно вспышке, он ощутил, что больше не лежит на кушетке и не имеет своей обычной личности. В один момент перед ним пронеслись несколько сцен.

В первой сцене он погружался в болото, заполненное отвратительными существами. Эти существа приближались к нему, но не могли до него добраться. Лучше всего он мог

описать катание на «американских горках» и полную поте­рю контроля, сравнивая это с ходьбой по чрезвычайно сколь­зкой поверхности. Сначала была какая-то твердая поверх­ность, а затем все становилось нетвердым, скользким и не за что было ухватиться; он падал, погружаясь все дальше и дальше в забвение. Он умирал.

Вдруг он оказался посреди площади средневекового го­рода. Площадь была окружена фасадами готических собо­ров. Он видел их гаргульи, расположенных на венчающих карнизах животных, людей, каких-то существ в виде полу­людей-полуживотных, дьяволов и духов. Все они - а он ви­дел их как персонажей картин Иеронима Босха - выходили из своих соборных ниш. Они шагали ему навстречу!

Как только все эти существа стали протискиваться к нему, он начал испытывать сильную агонию, боль, панику, ужас и страх. Между его висками ощущалась линия давления, он умирал. Затем он умер. Смерть полностью наступила тогда, когда давление в его голове окончательно его переполнило и он был унесен великим потоком в другой мир.

Новый мир, с которым он встретился, нисколько не был похож на предыдущие. Теперь паника и ужас ушли. Здесь были новые страдания, но в них он был не одинок. Каким-то образом он участвовал в смерти всех людей. Он начал пе­реживать Христовы страдания. Он был Иисусом, а также был Каждым, и все они совершали свой, подобный погребаль­ной процессии путь на Голгофу. В это время в его пере­живаниях больше не было замешательства. Его видение было совершенно ясным.

Ощущаемая им печаль была просто мучением. Затем он начал осознавать выступившую на оке Божьем крова­вую слезу. На самом же деле он не видел ока Божьего, а видел слезу, и она начала проливаться на весь мир, посколь­ку сам Бог участвовал в смерти и страданиях всех когда-либо живших людей. Процессия продвигалась к Голгофе, и там его распяли вместе с Христом; он был всеми людьми. Он был распят и умер.

После того, как каждый умер, он услышал музыку, са­мую возвышенную из всей, которую ему когда-либо прихо­дилось слышать. Он слышал голоса поющих ангелов, и все умершие люди начали медленно подниматься. Это было по­добно рождению; смерть на Кресте свершилась, а затем раздался свистящий звук, словно с Креста¹ сорвался ветер и устремился в иной мир. Все вокруг него начали подни­маться, и толпы людей образовали гигантские процессии, идущие к огромным соборам, наполненным светом свечей, золотом и благовониями. В это время чувство личности у него отсутствовало. Он присутствовал во всех процессиях, и все процессии присутствовали в нем. Он был каждым муж­чиной и каждой женщиной.

Вместе со всеми окружавшими его людьми он начал подниматься к свету, все выше и выше, проходя мимо ве­личественных белых колонн. Толпы людей оставили позади себя голубые, зеленые, красные и пурпурные краски и золо­то соборов и одеяний. Все они розовели в белизне, двига­ясь между огромными чисто-белыми колоннами. С высоты доносилась музыка, все пели, а затем пришло видение. Это видение не было похоже ни на что виденное ранее; оно об­ладало особым качеством, убеждающим его в том, что оно было ему даровано. Его коснулась плащаница Христа. Од­нако она коснулась не только его; скорее она коснулась всех людей, и вместе с тем, в прикосновении ко всем, она косну­лась его.

Одновременно с прикосновением плащаницы произош­ло несколько событий. Он стал очень маленьким - таким же маленьким, как клетка, таким же крошечным, как атом. Все люди выражали смирение и кланялись. Он наполнился по­коем и чувством радости и любви. Он окончательно возлю­бил Бога. Пока все это происходило, прикосновение плаща­ницы казалось подобным прикосновению провода с высо­ким напряжением. Все взорвалось, и этим взрывом отбро­сило людей в место, высочайшее из всех, - в сферу абсо­лютного света. Неожиданно все умолкло. Музыка прекрати­лась. Все звуки исчезли. Это было подобно нахождению в центре источника энергии, подобно бытию в Боге - не про­сто нахождением в присутствии Бога, но пребыванием в Боге, участием в Боге.

Это длилось недолго (хотя на протяжении всего пережи­вания он осознавал, что время ничего не значит), и он начал опускаться вниз. Мир, в который они теперь опускались, не был похож ни на один другой из когда-либо им увиденных -это был мир великой красоты. Там величественно пели хоры, и во время пения «Священных песнопений», «Славы в выш­них к Богу» и «Осанны» был слышен голос Оракула: «Ниче­го не желай, ничего не желай», «Ничего не ищи, ничего не ищи».

В этот период его посетили многие другие видения. Одно, главное, видение включало в себя то, как он смотрел сквозь землю на основание Вселенной. Он опустился в глубины и открыл ту тайну, что превозносила Бога как из глубин, так и с высот. И в преисподней -также можно было узреть свет. Преисподняя была наполнена множеством камер с заклю­ченными. Когда он проходил через эти камеры, двери от­крывались и узники выходили славить Бога.

Еще одно впечатляющее видение этого сеанса - фигу­ра, идущая по широкой, красивой реке, протекающей по большой долине. На водной глади медленно и плавно теку­щей реки цвели кувшинки. Долина была окружена очень вы­сокими горами со множеством стекавших с них ручьев. Вдруг донесся голос: «Река жизни течет в уста Божьи». Он очень хотел оказаться в этой реке и не мог сказать, гуляет ли он по реке или же сам является ею. Река текла, и текла она в уста Бога. Толпы людей и стаи животных - все твари Божьи - сливались ручьями в главный поток реки жизни.

Как только сеанс приблизился к концу, он снова очутился в той же комнате, где все начиналось, и продолжал ощу­щать трепет, смирение, покой, благость и радость. Он был четко убежден, что пребывал с Богом в центре вселенской энергии. У него все еще оставалось чувство, что вся жизнь - это одно, и что река жизни в самом деле течет в уста Бо­жьи, и что между людьми нет различия, будь то друзья или враги, черные или белые, мужчины или женщины, - все яв­ляется единым.

Описанное выше является рассказом священника о се­ансе с глубокими переживаниями, в котором он встретился с четвертой перинатальной матрицей. И хотя его образы и

символизм были явно христианскими, те же самые сущнос­тные темы во время переживания БПМ-IV вновь и вновь посещают людей различной религиозной и этнической при­надлежности. Темы смерти и возрождения выступают здесь на первый план как противоборство между гневными демо­нами и божествами, как отождествление .со страданиями всего человечества и откровение по поводу самой природы Вселенной. Как и другие матрицы, БПМ-IV, является соче­танием воспоминаний самых основных биологических со­бытий, связанных с рождением, и их духовных и мифологи­ческих параллелей.

БИОЛОГИЧЕСКИЕ РЕАЛЬНОСТИ

Биологическая основа БПМ-IV - это кульминация борь­бы в родовом канале, сам момент рождения, а также ситуа­ция, следующая сразу же за рождением. Путешествие по родовому каналу приближается к концу, и появляются на свет голова, плечи, а затем и все тело. (Разумеется, при обратном положении плода первыми появляются ноги.) Все, что остается от изначального союза с матерью, - это соеди­нение посредством пуповины. В конечном итоге пуповину перерезают, биологическая связь - единство с материнс­ким организмом - навсегда разрывается.

Когда мы делаем первый вдох, наши легкие и дыхатель­ные пути раскрываются; кровь, снабжавшаяся кислородом и питанием и очищавшаяся от токсичных продуктов через материнское тело, теперь перенаправляется в легкие, желу­дочно-кишечную систему и почки. С завершением этого ос­новополагающего физического акта отделения мы начина­ем свое существование в качестве отдельной анатомичес­кой единицы.

Поскольку физиологический баланс снова устанавлива­ется, эта новая по сравнению с двумя предыдущими стади­ями - БПМ-11 и БПМ-111 - ситуация несет в себе значительное облегчение. Однако, по сравнению с тем, как все обстояло до начала процесса рождения (БПМ-1), некоторые условия здесь хуже. Биологические нужды, которые удов­летворялись автоматически, пока мы находились в полном союзе с материнским телом, теперь приходится удовлетво­рять самостоятельно. В течение пренатального периода чре­во постоянно обеспечивало безопасность; после того как мы

родились, защищающая фигура матери присутствует не всегда. Мы больше не ограждены от перепадов температу­ры, беспокоящих шумов, изменения интенсивности света или от неприятных тактильных ощущений. Наше благополу­чие теперь зависит от качества материнской заботы, но даже самая лучшая мать не может воспроизвести условия хоро­шей матки.

СМЕРТЬ, ВОЗРОЖДЕНИЕ И ЭГО

Как и в случае первых трех матриц, люди при пережива­нии этой, последней, часто соприкасаются с весьма точны­ми подробностями переживания своего настоящего рожде­ния. Не имея прежде никаких интеллектуальных знаний об обстоятельствах их рождения, они могут обнаружить, что родились при помощи щипцов, или в обратном положении, или с пуповиной, обвитой вокруг шеи. Часто эти люди могут узнать, какая анестезия использовалась при родах. Несколь­ко реже они в подробностях переживают особые события, происходившие после их рождения. Во многих случаях у нас есть возможность проверить точность таких сообщений.

БПМ-IV также обладает отличительным символическим и духовным измерением. Психологически переживание момен­та рождения принимает форму опыта смерти-возрождения. Теперь страдания и агония, с которыми мы столкнулись в БПМ-tl и БПМ-111, доходят до кульминации в виде «смерти эго» - переживания полной аннигиляции на всех уровнях: физическом, эмоциональном, интеллектуальном и духовном.

Согласно фрейдистской психологии, эго является той ча­стью нас, которая позволяет нам правильно воспринимать внешнюю реальность и успешно функционировать в повсед­невной жизни. Люди, имеющие такое представление об эго, часто взирают на его смерть как на пугающее и страшно негативное событие - как на потерю возможности функцио­нировать в этом мире. Однако то, что в этом процессе поисти­не умирает, так это та часть нас самих, которая придержи­вается параноидального в своей основе взгляда на себя и на окружающий нас мир. Алан Уотс называл этот аспект, подразумевающий чувство абсолютной отделенности от всего остального, «эго, заключенным в кожу». Этот аспект

состоит из внутреннего восприятия нашей жизни, которое мы усвоили за время борьбы в родовом канале и в различ­ных болезненных столкновениях после рождения.

В этих ранних ситуациях нам кажется, что над нами смы­кается враждебный мир, изгоняя нас из единственной изве­стной жизни, и вызывая душевную и физическую боль. Эти переживания выковали в нас «ложное эго», продолжающее воспринимать мир враждебным и выносящее это отноше­ние в дальнейшие ситуации, даже когда обстоятельства со­вершенно не требуют этого. Эго, умирающее в четвертой матрице, отождествляется с принуждением быть всегда силь­ным, сохранять контроль и быть постоянно готовым к воз­можным опасностям, даже к тем, которые мы никогда не смогли бы предвидеть, а также к чисто воображаемым. Это дает нам возможность почувствовать, что обстоятельства никогда не бывают благоприятными, что все время чего-то недостает и что мы должны гоняться за различными проек­тами, чтобы что-то доказать себе или другим. Таким обра­зом, уничтожение ложного эго помогает нам развивать бо­лее реалистичное видение мира и строить такие стратегии приближения к нему, которые наиболее соответствуют ему и оправдывают себя.

Переживание смерти эго, отмечающее переход от БПМ-III к БПМ-IV, как правило, драматично и катастрофично. Нас могут одолевать образы из прошлого и настоящего, и, оце­нивая их, мы можем почувствовать, что все, что мы ни де­лали, было неправильным и что мы являемся абсолютными неудачниками. Мы убеждены в своем жалком положении и бессилии и в том, что никакие наши действия не смогут из­менить ситуацию. Нам кажется, что весь наш мир рушится и мы теряем все значимые отправные точки в нашей жизни - личные достижения, возлюбленных, поддерживающие системы, надежды и мечты, что все обращается в ничто. Путь к свободе от переживаемого отчаяния и безнадежнос­ти лежит через смирение - через то самое, с чем борется наше эго. Переживание полного личного смирения является необходимой предпосылкой для соединения с трансперсо­нальным источником. Выздоравливающим алкоголикам и наркоманам это известно как момент, когда человек призна­ет полное бессилие и открывает Высшую Силу.

После того как мы ударяемся о дно, нас неожиданно приковывает видение ослепительно белого или золотого све­та сверхъестественного сияния и красоты. Здесь присутству-

ет ощущение расширяющегося вокруг нас пространства, и мы испытываем преисполненность чувством освобождения, избавления, спасения и прощения. Мы чувствуем очище­ние, словно только что избавились от всех тягот нашей жиз­ни - вина, агрессивность, тревожность и другие формы бес­покоящих чувств как бы исчезают- Мы можем почувство­вать, как нас переполняет любовь к нашим братьям-людям, высокое понимание теплоты человеческого контакта, соли­дарность со всей жизнью и чувство единства с природой и Вселенной. Высокомерие и оборонительная позиция по­степенно исчезают, стоит лишь нам обнаружить силу сми­ренности, подсказывающую нам служить людям. Высокие амбиции, а также стремление к материальному благополу­чию, статусу и власти вдруг начинают казаться детской, абсурдной и бесполезной суетой.

МИФОЛОГИЯ СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ

Когда мы, будучи взрослыми, в терапии, направленной на регрессию, в психодуховном кризисе или усиленной ме­дитации сталкиваемся с БПМ-IV, то это, как правило, не ог­раничивается переживаниями биологических и эмоциональ­ных аспектов рождения. Тема смерти-возрождения включа­ет в себя множество других типов переживания, разделяю­щих то же самое качество эмоций и ощущений. Типичным образом мы видим сочетание первоначальных воспомина­ний о рождении, символические образы рождения, сцены из человеческой истории, отождествление с различными жи­вотными и мифологические секвенции. Все это может пере­плетаться с воспоминаниями более поздних событий, отра­жающих параллели между БПМ-IV и определенными типа­ми переживаний в нашей жизни.

Духовный и мифологический символизм, связанный с БПМ-IV, изобилен и разнообразен, и, так же как в других матрицах, здесь могут приходить образы из различных куль­турных традиций. Смерть эго может переживаться как при­несение себя в жертву индийской богине Кали или ацтекско­му солнечному богу Уицилопочтли. Или же человек может отождествляться с младенцем, брошенным своей матерью во всепожирающее пламя библейского Молоха вместе с дру­гими детьми, встретившими свою смерть в этом ритуале жертвоприношения. Я уже упоминал о легендарной птице

Феникс как о древнем символе возрождения. Видения этой мифологической птицы или отождествления с ней - частые события в необычных состояниях. Также возможны пережи­вания духовного возрождения в виде союза с особыми бо­жествами, например, с ацтекским Кетцалькоатлем, египетс­ким Осирисом или Адонисом, Аттисом и Дионисом из гре­ческой традиции. Как было проиллюстрировано в рассказе, открывающем данную главу, отождествление со смертью и воскресением Иисуса Христа - это одна из самых распрос­траненных форм переживаний, связанных с БПМ-IV. Блажен­ство, связанное с этим неожиданным духовным открытием, изобилующим поразительными прозрениями, можно отнес­ти к прометеевскому экстазу.

ПРАЗДНОВАНИЕ МИСТЕРИИ ПУТЕШЕСТВИЯ

Человек, прошедший невероятные испытания второй и третьей матриц и радующийся переживанию возрождения, связанному с четвертой матрицей, обычно испытывает чув­ство ликования. Это может воплощаться в героических пер­сонажах из мифологии, таких, как святой Георгий, поражаю­щий Змея, Тезей, побеждающий Минотавра, или младенец-Геракл, разделывающийся с удавами, напавшими на него при рождении. Одни люди рассказывают о видении ослепи­тельного света со сверхъестественным излучением боже­ственного разума, или о переживании Бога как чистой ду­ховной энергии, пронизывающей все вокруг. Другие описы­вают полупрозрачную небесно-голубую дымку, красивые радуги или захватывающее видение замысловатых узоров, напоминающих павлиньи перья. Там могут быть величествен­ные образы явлений божественных сущностей с чертами ан­гелов и других небесных существ. Это время также весьма подходит для появления Великой Богини-матери из различ­ных культур, излучающей любовь и защиту, - Девы Марии, Исиды, Кибелы или Лакшми.

В некоторых случаях духовное возрождение может быть связано с особыми переживаниями - союз Атмана-Брахма-на, описанный в древних индуистских текстах. Здесь чело­век ощущает глубокую связь со своей самой сокровенной духовной сущностью. Иллюзия индивидуального «я» (джи-ва) увядает, и человек радуется воссоединению со своим божественным «Я» (Атман), которое является также Вселен-

ским «Я» (Брахман), космическим источником всего бытия. Это прямой и непосредственный контакт с Вездесущим, с Богом, или с тем, о чем в Упанишадах говорится как о Тат твам аса («Ты есть То»). Это осознавание фундаментальной тождественности сознания индивидуума с творческим прин­ципом Вселенной является одним из наиболее глубоких пе­реживаний, какие только может иметь человек. Духовное возрождение, как оно переживается через БПМ-IV, может вновь привести к океаническому блаженству БПМ-1, и по­средством этого мы ощутим космическое единство.

Этот символический союз с матерью, который, как пра­вило, следует за переживанием возрождения («хорошая» грудь), очень близок к переживанию безмятежного суще­ствования внутри матки («хорошая» матка); они часто чере­дуются или даже сосуществуют. Переживание БПМ-IV мо­жет сопровождаться чувствами слияния со всем остальным миром, напоминая таким образом переживание единства, которое мы обсуждали в контексте БПМ-1. В этом состоянии окружающая нас реальность обладает качеством божествен­ного. Когда мы чувствуем единение со всем существую­щим, то над всеми остальными интересами одерживает верх понимание ценности естественной красоты и простой, есте­ственной жизни. Мудрость учителей и философских учений, подчеркивающая эти ценности (философские труды Жан-Жака Руссо, Ральфа Уолдо Эмерсона и Генри Дэвида Торо, а также учения даосизма и дзен-буддизма), кажется, гово­рит сама за себя и является неоспоримой.

При самых идеальных обстоятельствах смерть эго и возрождение могут иметь далеко идущие и часто продол­жительные последствия. Это освобождает нас от паранои­дальной, самооборонительной позиции по отношению к миру, которую мы можем иметь в результате определенных ас­пектов нашего рождения и последующих болезненных пе­реживаний. Нам кажется, будто с нас срывают фильтры и искажающие линзы, ограничивающие наше восприятие себя и мира. Вместе с переживанием возрождения все наши сенсорные проходы внезапно раскрываются. Виды, звуки, запахи, вкусы и тактильнью ощущения - все это предстает намного более сильным, живым и приятным. Мы можем вдруг почувствовать, что как бы видим мир впервые. Все вокруг нас, даже самые обычные и знакомые сцены, кажутся нам

необычайно будоражащими и вдохновляющими. Люди рас­сказывают при этом о совершенно новых путях к тому, как научиться ценить своих возлюбленных, наслаждаться зву­ками музыки, красотой природы и прочими удовольствия­ми, которые дарит нам мир.

Высшие побуждающие силы, такие, как стремление к справедливости, правильное понимание гармонии и красо­ты и желание творить ее, терпимость и уважение, возник­шие по отношению к другим людям, а также чувство любви, становятся в нашей жизни все более важными. И более того, мы воспринимаем их как непосредственное, естественное и логичное выражение нашей истинной природы и вселенского порядка. Их невозможно объяснить в терминах психологи­ческих защит, таких, как фрейдистское «формирование ре­акции» (казаться быть любящим, когда на самом деле ис­пытываешь агрессию и ненависть) или «сублимация» при­митивных инстинктивных побуждений (затрата длительного времени на помощь другим как способ справиться с сексу­альным напряжением). Интересно, что между этим новым осозмазанием и тем, что Абрахам Мэслоу называет «мета-ценностями» и «метамотивациями», существуют поразитель­ные параллели. Он регулярно наблюдал подобные переме­ны в людях, имевших спонтанные мистические или «пико­вые переживания». Такого рода положительные последствия больше всего ощущаются в течение нескольких дней или даже недель после духовного прорыва и имеют тенденцию со временем угасать; однако, на более тонком уровне они навсегда преображают человека.

Человек, удачно завершивший процесс смерть-возрож­дение, испытывает чувство глубокого расслабления, тихого наслаждения, безмятежности и внутреннего покоя. Правда, в некоторых случаях этот процесс не следует своим пол­ным курсом, и результаты во временном состоянии напоми­нают манию. Подразумеваемый человек может ощущать чрезмерное возбуждение, гиперактивность и эйфорию, доходящие до абсурда. Например, после незавершенного прорыва в БПМ-IV и первого натиска космических прозре­ний некоторые люди начинают носиться туда-сюда и кри­чать о своих открытиях, пытаясь поделиться ими со всеми подряд. А кое-кто может считать их прозелитическими, тре-

бовать особых почестей, пытаться устраивать празднования и строить грандиозные планы по изменению мира.

Это часто случается в спонтанных психодуховных кри­зисах, где понимание, поддержка и руководство, как прави­ло, недоступны. Когда открытие своей божественности оста­ется привязанным к эго тела, то оно вместо искреннего мис­тического прозрения может принять форму психотической мании величия. Этот вид поведения указывает на то, что человек не соединился полностью с БПМ-IV и должен прорабатывать и интегрировать некоторые проблематичные элементы из БПМ-111. После того как эти остаточные негатив­ные аспекты БПМ-ill полностью разрешены, возрождение переживается в своей чистой форме, как тихий восторг с безмятежностью и покоем. Это состояние является вполне удовлетворительным и самодостаточным и не требует ника­ких немедленных действий.

ТАМ, ГДЕ НАСТОЯЩЕЕ СОЕДИНЯЕТСЯ С БУДУЩИМ

Общие знаменатели, связывающие воспоминания из бо­лее поздней жизни с переживаниями БПМ-IV, включают в себя элементы побед, успехов в трудных делах и удачный выход из опасных ситуаций. Мы неоднократно видели, что, переживая момент рождения, многие люди проигрывают в памяти конец войны или революции, выживание в катастро­фе или преодоление главного препятствия. На другом уров­не они могут также напомнить о расторжении неудачного брака и о начале новых любовных отношений. В некоторых случаях в виде сжатого пересмотра могут воспроизводить­ся целые серии последующих успехов в жизни.

Как представляется, легким рождением закладывается программа легкого преодоления всех трудных жизненных ситуаций. Различные осложнения, такие, как продолжитель­ные и болезненные роды, использование щипцов или силь­ная анестезия, по всей видимости, предопределяют нали­чие жизненных проблем, связанных с различными планами на будущее. То же справедливо и в отношении стимулиро­ванных, преждевременных родов и кесарева сечения.

В терминах фрейдовских эрогенных зон БПМ-IV связы­вают с удовольствием и удовлетворением, следующими за высвобождением напряжения. Таким образом, на оральном уровне физический аспект этого состояния напомнил бы уто-

ление жажды и голода или облегчение, ощущаемое нами, когда мы устраняем сильный дискомфорт в желудке при помощи рвоты. На анальном и уретральном уровнях это выглядит как удовлетворение, вызванное дефекацией и мочеиспусканием после длительной задержки. На гениталь-ном уровне это состояние соответствует удовольствию и расслаблению после хорошего полового оргазма. Для ро­жающей же женщины это было бы оргазмическим высво­бождением, которое может переживаться сразу же после разрешения от бремени.

ДРУГИЕ МИРЫ -ДРУГИЕ РЕАЛЬНОСТИ

Та область бессознательного, которую мы связываем с этими четырьмя перинатальными матрицами, представляет интерфейс между нашей индивидуальной психикой и тем, что Юнг называл коллективным бессознательным. Как мы уже увидели, переживания, связанные с матрицами, часто сочетают в себе воспоминания различных аспектов биоло­гического рождения с последовательностью событий из человеческой истории или мифологии и отождествление с различными животными. Эти элементы принадлежат к транс­персональным владениям - сфере новой картографии, про­легающей за пределами биографической и перинатальной сфер. Эта самая спорная в настоящее время область изуча­ется современными исследователями сознания.

Трансперсональные переживания поставили под сомне­ние убеждение в том, что человеческое сознание ограниче­но диапазоном наших чувств и средой, в которую мы вош­ли, появившись на свет. В то время как традиционная пси­хология утверждает, что наше ментальное функционирование и наши переживания являются прямым результатом спо­собности мозга к отбору, определению смысла, и хранению информации, собранной нашими чувствами, трансперсональ­ные исследователи выдвигают свидетельства наличия при определенных обстоятельствах доступа к фактически неис­черпаемым источникам информации о Вселенной, которые могут иметь аналоги в физическом мире, а могут и не иметь. Эту удивительную область мы будем исследовать в следу­ющем разделе книги.

ПСИХОАНАЛИЗ

БЕРЕМЕННОСТИ

С. Фанти

УТРОБНАЯ ВОЙНА¹

Оплодотворенное человеческое яйцо является результа­том цитоплазматического и ядерного слияния гамет: яйца и сперматозоида.

Ультрамикроскопическая эмбриология и молекулярная биология доказывают, что с самого начала ИДЭ находится в полном распоряжении человеческого существа, развитие ко­торого основывается на:

а) биологической нейтральности яйца и сперматозоида;

б) случайном характере их встречи;

в) их жизненно необходимой клеточной агрессивности.

Яйцо является единственной человеческой клеткой, кото­рую можно различить невооруженным глазом. Ее сферичес­кая форма и диаметр в 120 микрон делают ее похожей на точку над i. Ее объем в 10 000 раз превосходит объем спер­матозоида. Что касается ее структуры и метаболизма, то в их основе лежит по сути дела самозащита: а) две защитных обо­лочки окружают ядро: corona radiata, составленная из короны клеток, которые склеены между собой гликопротеиновым ге­лем, и прозрачной оболочки, представленной плазматической стекловидной мембраной толщиной в 20 микрон; б) ци­топлазма заключает в себе огромные питательные запасы, среди которых преобладают белки и жиры. Эти защитные меры, однако, не препятствуют тому, что яйцо умирает через двадцать четыре часа (в среднем), если остается неоплодот-воренным. Для того, чтобы клетка выжила, необходимо, что­бы установилась диплоидность, которая была присуща ей самой до ее овуляции.

Длина сперматозоида - 60 микрон. Его структура напоми­нает трехступенчатую ракету в миниатюре: а) головка, где содержатся наследственные факторы, покрыта как броней

* С. Фанти. Микропсихоаналиэ. - М. 1995.

шлемовидной мембраной (акросома) и наполнена энзима-тическим динамитом; б) промежуточная, средняя ступень и энергетический резервуар состоят из митохондриального завитка, который окружает неподвижную часть нити спер-мия; в) хвостовой отдел, состоящий из подвижной части нити, действует как хвост у головастика и служит двигате­лем.

Лишь некоторым из 300 миллионов сперматозоидов, выбрасываемых при одной эякуляции, удается достичь ме­ста оплодотворения: внешнюю треть (со стороны яичника) одной из двух фаллопиевых труб. И действительно, несмот­ря на высокую степень специализации своей клеточной энер­гии, почти все сперматозоиды погибают в пути. Подобное массовое погибание происходит по нескольким причинам:

а) привыкшие к щелочной среде семявыносящих протоков, сперматозоиды плохо переносят кислую среду влагалища;

б) даже если перед ними есть надежда трехдневного суще­ствования, их скорость, равная двум миллиметрам в мину­ту (это поразительно при таком масштабе) очень быстро ис­черпывает их силы; в) лишенные ведущего органоида, оп­ределенной траектории и собственной цели, они легко теря­ются в лабиринте слизистой оболочки влагалища; г) по­скольку женская зародышевая клетка не испускает направ­ляющего sex appeal'a, сперматозоиды могут пройти мимо, не заметив ее, и даже попасть в брюшную полость.

И только выживший несмотря ни на что и совершенно случайно оплодотворяющий сперматозоид, наконец, прони­кает сквозь яйцевую оболочку corona radiata. Благодаря энзимам, разрушающим его акросому, начинается химичес­кий forcing (форсирование), типичный для бактерий. Ферменты гиалуронидаза и трипсина растворяют защитные слои яйца и сперматозоид проникает в нее. Когда спермий приближа­ется к плазменной мембране, реакция типа антиген-антите­ло (система фертилизин-антифертилизин Ф. Лилли) пытает­ся агглютинировать его. Эта реакция не в состоянии сдер­жать напор сперматозоида и тот проникает в яйцо. Вопреки тому, что мы думали в течение очень долгого времени, спер­матозоид не довольствуется тем, что инжектирует свое ядро внутрь клетки, а проникает в него полностью.

В момент проникновения сперматозоида, по яйцу пробе­гает «электрическая дрожь» (Л. Кадмор), оно переживает физикохимический переворот, вследствие которого террито­рия половой клетки становится неприступной для других спер­матозоидов. Сжимаясь, цитоплазма освобождает место для околоклеточного водного пространства, которое играет роль (да-да!) заводи и напоминает фантастическую морскую лучи­ну, необходимую для развития человеческого организма. Иначе говоря, без морской среды нет человеческого суще­ства!

Гаплоидные наборы хромосом женской и мужской (гамет) сливаются, образуя первое диплоидное ядро. И вот здесь опять происходит нечто фантастическое: это диплоидное ядро ока­жется точно таким же во всех клетках взрослого организма.

Обладающее своим ИДЭ с анцестральными матерински­ми и отцовскими зарядами, оплодотворенное яйцо начинает передвигаться по направлению к матке за счет: а) перетони-альной жидкости, истекающей из отверстия трубы; б) мышеч­ных сокращений трубы; в) движений ворсинок мерцательного эпителия. По пути к матке яйцо начинает дробиться: в нем насчитываются 2 клетки тридцать часов спустя после опло­дотворения, 4 - еще через двадцать часов и 8 на шестидеся­том часу.

На четвертый день 16 клеток, из которых состоит теперь яйцо, образуют меленькую ягоду тутового дерева, называю­щуюся морула. Эта морула совершает переход из трубы в матку и, свободно плавая в ней, продолжает делиться.

На пятый день 150 зародышевых клеток образуют бласто-цисту (от греческого blastos = росток, зародыш и cystos = кис­та, пузырь), в котором находятся: а) зародышевый пузырек, представляющий собой клеточную массу, при последующем делении которой образуется наибольшая часть эмбриона (че­тырнадцать недель спустя он начинает называться плодом); 6) трофобласт, представляющий собой единый клеточный слой, который окружает зародышевую почку; в) бластоцель или бластокистовая полость, в процессе органического мик­ропсихоанализа которой выявляется ее определяющая роль.

Спокойствие этих первых пяти дней обманчиво. И действитель­но, во время своей «одиссеи» оплодотворенное человечес-

кое яйцо рискует погибнуть в девяти случаях из десяти. Причины ее гибели {это происходит незаметно для женщи­ны) еще плохо изучены. Однако, не вызывает сомнения одно: литические механизмы вступают в действие, когда сохране­ние особи оказывается под угрозой клеточной патологии, прежде всего, связанной с генетическими аберрациями. Эта особенность зародыша подтверждает одну очень важную мысль, появившуюся в процессе микропсихоанализа: по­пытка индивидуального уничтожения часто скрывает попыт­ку коллективного сохранения.

Кроме того, она подтверждает, что происходящие (оба) от влечения к смерти-жизни, со-влечения разрушения и со­хранения: а) неотделимы от их происхождения: совлечение сохранения является в определенной мере разрушительным, а совлечение разрушения - сохраняющим; б) часто функ­ционируют взаимодополняющим образом благодаря взаи­мозаменяемости своих характерных обязанностей; в) обла­дают индивидуальным динамизмом, подчиняющимся кол­лективной совокупности.

Итак, на пятый день, оплодотворенная яйцеклетка чудом превратилась в бластоцисту. Начиная с этого момента, матка становится полем битвы и останется им до конца беременно­сти. Вот почему, вопреки тому, что обычно рассказывают, ут­робная среда во время беременности далека от того, чтобы быть средой ласки; матери чудом удается избежать клеточ­ного взрыва своего маточного отростка, который выходит из нее, избежав или приняв на себя психобиологические, ею на­несенные, удары.

Но давайте изучим это состояние войны во время бере­менности более подробно.

Приблизительно на седьмой день начинается процесс имплантации яйца в матку. В продолжение семидесяти двух дней, пока он длится, бластоциста отчаянно пытается «уст­роить себе гнездо» в стенке матки, дабы поместиться в нем. Это происходит потому, что в отличие от яиц пресмыкающих­ся и птиц и некоторых млекопитающих, таких, как яйцекладу­щие ехидны, утконосы, человеческое яйцо лишено большого запаса питательных веществ. Оно быстро начинает чувство­вать недостаток питательных веществ и выживает только в

том случае, если прикрепится к материнской ткани. Таким образом, на восьмой день человеческая бластоциста - это людоед.

И гораздо более существенно, чем в обычном смысле этого слова, поскольку это зародышевое людоедство предвосхища­ет на клеточном уровне символическое пожирание тотемичес-кого отца. Приведенная ниже последовательность сжато из­лагает процесс антропофагии, который осуществляется эмб­рионом в лоне своей матери: обернутые в бластоцисту клет­ки размножаются - и образуют трофобласт - в котором обра­зуются ворсинки хориона - они проникают между стенками матки - и разрушают их посредством апкалинового энзимо-лиза - остатки которого пожираются ими - и когда этот не совсем специфический способ питания оказывается не­достаточным, трофобласт начинает свою плацентную специализацию - ворсинчатые периферийные клетки теряют свои мембраны и образуют синцититрофобласт, то есть про-топлазмовый слой, усеянный ядрами - который дифферен-циирует периферийные микроворсинки (щеткообразные края) -те «ввинчиваются» в соединительную материнскую строму -так, что участок соединения с матерью превращается в кро­вавые озера - и затем, на двадцатый день эмбрион омывает­ся в материнской крови и питается ею, в то время как она пытается затянуть рану, которую он ей нанес.

В то время как некоторые эмбриологи (такие, как А. Дол-ландер и Р. Ортман) подчеркивают разрушительную функцию трофобласта, другие (такие, как Д. Стак) ее минимизируют. Микропсихоаналитики, в свою очередь, не только признают эмбрионную агрессивность, направленную на мать, но и вы­являют ее клеточную основу (такой, какой она предстает, в частности, при каннибализме эмбрионов близнецов, что мо­жет породить нормального индивидуума, призрачное проис­хождение которого часто остается непознанным) и затем за­ново определяют ее согласно нейтральной энергетике ИДЭ.

Неискоренимая смертная ненависть некоторых анализи­руемых к своим матерям представляет собой несомненно фиксацию именно тех дней. С другой стороны, как это выяв­ляется в течение долгих сеансов, взрослый человек хранит в глубине своего бессознательного воспоминание о том, как

они пожирали свою мать и уливались ее кровью. Для того, чтобы пережить эту кровавую эмбриональную эпопею, он не скупится на выдумки и пытается пожирать своих со­племенников и замещающих их фигур. И не изнутри боль­ше, а снаружи. И больше не в роли «эндопаразита», а в роли «эктопаразита» (Ференци). Вот почему менструальные выделения иногда вызывают у таких субъектов (речь может идти здесь как о женщине, так и о мужчине) самое настоя­щее извращение вкуса, такую ненасытную потребность в отношении несъедобного, что перед ней не могут устоять никакие социорелигиозные предписания и медицинские и ги­гиенические советы:

Фразы, которые часто повторяются: «... и потом!... если я хочу поцеловать ее там, где у нее месячные, я же не прошу чего-то особенного...» - « мое наслаждение достигает сво­его апогея, когда... у нее между ног... я приподнимаю свое лицо, все в крови...» - «... я люблю лизать женщин, когда у них месячные... они мне говорят, что я не один такой...» -« ... проститутки-проститутки!... моей жене никогда не понять, что я упивался бы ее менструациями... и что если бы я не делал этого время от времени, то сошел бы с ума...»

С иммунологической точки зрения эмбрион является чужеродным телом, начиная с самых первых, предпринятых им попыток имплантироваться в стенку матки. Биологические приказы его отцовских генов (скорее родственных) безоста­новочно возбуждают иммуноцитарную систему его матери, которая отвечает ударом на удар и вырабатывает антитела, прикрепляющиеся на трофобласте. Затем они благоприятству­ют лизису и, следовательно, фагоцитозу. Отсюда, для того, чтобы сдерживать антигенные атаки эмбриона, мать тоже при­бегает к своим каннибалистическим средствам. И мы попадем в ловушку, если не признаем, что первой реакцией матери в отношении своего ребенка являются попытки отторжения.

Согласно принципам иммунологии при беременности -речь идет о тех принципах, которые проэкспериментярованы в лабораториях Инсерм или группой Реклина в Бостоне-эм­брион должен был бы быть ликвидирован полностью. Если же ему удается выжить, то этим он обязан изощренности кле­точного и ядерного характера своих защитных механизмов,

говоря о которых, мы не можем не вспомнить о раке: его трофобласт выделяет иммунозадерживающую секрецию, ингибирующую выработку материнских антител и токсичное вещество, парализующее фагоцитоз. Может быть, эта эмб-рионная стратегия объясняет вспышки некоторых неопла-зий (например, неоплазию Ходжкина: рак ганглиев при бере­менности)? Во всяком случае, развитие человеческого оп­лодотворенного яйца можно отождествить с процессом раз­вития злокачественной опухоли.

Даже если определенный modus vivendi, иммунологичес­кий или нет, устанавливается, насколько кажется, между эмб­рионом и матерью, симбиоз их попыток и их со-влечений раз­рушения-сохранения является обманчивым. Взаимная терпи­мость их Оно очень непрочна,⁰ чему являются свидетельством попытки матери символически освободиться от маточного отростка, когда у нее бывает рвота. Modus vivendi матки и пло­да походит больше на ультраспециализированную таможен­ную систему, чем на мирный свободный обмен. Доказатель­ством тому - плацента, которая для плода играет роль легко-го-почки-кишечника-печени-эндокринной железы, соотнося, но не смешивая, материнскую и эмбриональную кровь. И действительно, они все время отделены друг от друга пла­центой, как перегородкой, которая достигает огромной (при таком масштабе) толщины: 2 микрона - содержащей в себе (это можно рассмотреть в электронный микроскоп): а) эндо­телий эмбриональных капилляров (длина которых более пя­тидесяти километров); б) их основную мембрану; в) состоя­щий из тонких волоконцев слой; г) вторую основу; д) синцити-отрофобластовую цитоплазму.

Толщина и структурная специфичность этой преграды та­ковы, что для того, чтобы состоялся обмен между матерью и плодом, необходимо прибегнуть к исключительно изощренным механизмам. Среди них можно выделить три основных:

а) пиноцитоз, представляющий собой вариант фагоцито­за. Он обеспечивает улавливание сложных протеинов, жиров, некоторых антител... и силой заставляет их проникнуть внутрь клетки;

б) простая диффузия, зависящая только от градиента ча­стичного давления вещества. Она имеет место: 1) в направ-

лении от матери к плоду, если речь идет о кислороде и элек­тролитах; 2) в направлении от плода к матери, если речь идет об углекислом газе и содержащих азот остатках, вклю­чая мочу;

в) облегченная диффузия, при которой вступает в действие избирательная проницательность плаценТной мембраны и ее энзиматическая деятельность, а также процессы активного переноса абсорбции и секреции. Это касается аминокислот, большей части белков и сахара, некоторых жиров, кальция, железа, витаминов...

Сложность этих механизмов показывает, насколько клеточ­ная идэическая стратегия стремится к поддержанию нормаль­ного функционирования синапса между плодом и матерью. Например,говоря об облегченной диффузии, нужно заметить, что некоторое количество белков и жиров материи сначала сводится под воздействием энзим к простым элементам, которые, активно направленные к прохождению сквозь пла-центную мембрану, вновь синтезируются в белки и жиры в плоде.

Необходимо совершить усилие (без него не обойтись при микропсихоанализе) по воображению в конкретных формах этой бесконечной работы по диффузии, не забывая о том, что она подчиняется законам клеточного биоэлектричества и, следовательно, должна удовлетворять изменениям потен­циала различных слоев плацентной мембраны.

В заключение, то, что мать и плод выживают в этом внутриутробном конфликте, похоже на чудо. С другой сторо­ны, согласно акушерской казуистике, одна беременность из пяти является «в высшей степени опасной» и может закон­читься абортом. Это так, поскольку плод является ультрачув­ствительным рецептором материнской психосоматики и ок­ружающей среды.

Технические приемы, устанавливающие это, многочислен­ны (фетоскопия, аминоскопия, пункция амниотической жид­кости, экография, электрокардиография, кардиотохография...) они содействуют развитию эмбрионологии поведения. Эмб-рионология поведения подтверждает гипотезы, выдвинутые в 1942 году Л. Зонтагом; отсюда мы узнаем, что влияние, оказываемое матерью на плод, выходит далеко за рамки пе-

редачи ему повышенного давления, диабета, токсемии, крас­нухи, токсоплазмоза, сифилиса...

Мать передает плоду свое психическое состояние (со­знательное и бессознательное), свои страхи и тревоги. Она как бы подчиняет его своим ощущениям-восприятиям и сво­им биологическим функциям. Мы знаем также, в частности, благодаря работам А. Лилса и С. Смита, что плод является очень верным экологическим барометром. Он реагирует на шум, на загрязнение, на условия освещения, температуры, атмосферного давления...

Сексуальность беременной женщины подвергает воспри­имчивость и повышенную чувствительность плода суровому испытанию. Это подтверждается не только в процессе мик­ропсихоанализа беременных женщин, но и с любым анализи­руемым в ходе изучения первоначальных признаков в рамках идэического толкования того или иного сновидения. В отли­чие от других самок млекопитающих, которых беременность освобождает от сексуального желания, беременная женщи­на часто становится очень активной в сексуальном плане по­средством: а) освобождения от страха (очень поверхностно­го, если не сказать, сознательного, поскольку это ее первое физиологическое желание) забеременеть; б) общего повыше­ния эрогенной возбуждаемости; в) специфической интенси­фикации генитального наслаждения; г) акцентирования ам­бивалентного эдипова желания вернуться в материнское лоно; д) возрождения древнейших признаков прасцены (совокупле­ния родителей) и обоих родителей в одном лице; с) ослабле­ние садико-анального табу, что позволяет, следовательно, прибегать к практике содомии. Вот почему дома свиданий, проститутки которых находятся на последних месяцах бере­менности, пользуются таким успехом, и вот почему, в более общем плане, беременная женщина оказывает на многих мужчин исключительно сильное сексуальное влияние.

Одна анализируемая: «... Это произошло дней за пят­надцать до моих родов... мой муж несколько раз брал меня... иногда я опиралась на локти и колени... иногда лежала на боку... никогда еще ощущение его пениса в моем влагали­ще не приносило мне такого наслаждения... может быть, это было по причине его необычайно сильного желания?...

или потому, что ребенок шевелился во мне?., я чувство­вала очень хорошо их обоих, их обоих одновременно...

(помолчав минуты две, продолжает):

... внезапно... он ввел свой пенис в мое анальное отвер­стие... я была парализована... я застонала... вены на вис­ках чуть не лопнули... глаза вылезли из орбит...

... я вся вспотела... но это был не пот... что-то более густое... нечто более обильное, гораздо более обильное... я была вся как в мыле... маслянистая... нет!... я была какой-то клейкой массой...

... я была не просто как бы разбита вдребезги... каждый член моего тела жил своей собственной жизнью... жил для себя... между ними, ничего... мои сочленения больше не фун­кционировали... если мне хотелось пошевелить рукой, то двигалось только плечо...

... я не знаю, что... пена, какая-то секреция вытекала у меня изо рта, из влагалища... я икала, потому что мой муж и мой ребенок сжимали меня с обеих сторон...

(помолчав минуты две, продолжает):

... и тут же мое тело как бы встало на дыбы, все тело стало жестким как одеревенело... у меня прервалось дыха­ние... мой муж испугался и перестал... у меня вышли экск­ременты... и я, собравшись в комок, в один огненный комок вверху влагалища... потеряла сознание...»

Если понимать описанный этой моей анализируемой па-раксизм наслаждения, как обострение и заразительность сек­суальности при беременности, необходимо учитывать и дру­гие факторы, кроме тех, о которых я только что упомянул. Эти факторы находятся в прямой связи с Оно. Функциониро­вание со-влечений разрушения-сохранения повышает его чув­ствительность, что, в свою очередь, толкает беременную жен­щину к нейтральной идэической энергетике и к влечению смер­ти сообразно с принципом постоянства пустоты, за которые она крепко цепляется. Женщина осуществляет это действие на основе некоторых особенностей женской почвы.

а) восстанавливая эмбриональную эквивалентность сво­их тканей (в частности, пельвия) и своих клеток; б) объединяя в одно целое свои телесные отверстия (в частности, аналь­ное и влагалище).

Состояние клеточного слияния, которое характеризует психосексуальность беременной женщины, охватывает плод, вздрагивающий при малейшем желании или половом акте, русские ученые установили, что он улыбается, морщит лоб, сжимает кулачки или сосет палец, когда женщина находится в состоянии удовлетворенного желания. Ничто не ускользает от внимания его идэической сейсмографии. Плод неизменно регистрирует любое возбуждение, мастурбацию, феллацию, влагалищный или анальный коитус материи. Случается так, что спазмы матки, обусловленные материнским оргазмом, сжимают его с такой силой, что он подает регистрируемые признаки сердечной недостаточности. Иногда это приводит к выкидышу плода. Короче говоря, материнская сексуальность ставит под опасность его жизнь. Но мать, несмотря на это, не лишает себя сексуального наслаждения. По этому поводу материал сеансов является стереотипным: ни одна женщина не лишает себя наслаждения из внимания к ребенку, которо­го она носит в своем лоне.

Находясь в плодном пузыре, плод в одинаковой мере подвергается воздействию со стороны отца, который входит в мать. Удары пениса, введенного во влагалище или аналь­ное отверстие матери, оставляют след в памяти клеток пло­да, ставя ее в зависимость от сознательных и, прежде всего, бессознательных движений пениса, воспринимаемых как на­силие со стороны отца. Таким образом, плод понимает (уже тогда!), что отец - это соперник, от которого можно было бы освободиться, что это противник, которого при случае можно было бы убрать. Извращенные в процессе эволюции следы такого неравного и давнего сражения остаются в человеке навсегда:

Фразы, которые постоянно повторяются: «... Это неясное чувство быть чьей-то жертвой...» - «... мне удалось уце­леть при каком-то таинственном покушении...» - «...как будто кто-то обидел меня, но я ничего об этом не помню...» ~ «... у меня впечатление, что кто-то когда-то нанес мне неизгладимое оскорбление...» - «... это ощущение - я чув­ствую его всем телом - того, что кто-то нанес мне смер­тельный удар...»-«...меня хотели убить, когда-то... очень-очень давно...»

Согласно учению Фрейда мы привыкли схематически раз­делять психосексуальное развитие ребенка на оральную, анальную и фаллическую стадии. С точки зрения микропси­хоанализа, эти три стадии нужно считать вторичными и более поздними. И действительно, маточная война дает нам понять, что плод:

а) участвует в любовных утехах (и сражениях) своей мате­ри и, через нее, в любовных утехах и битвах ее партнера;

б) отвечает на любую малейшую деталь материнской лсихосексуальности клеточным эротизмом;

в) таким образом одновременно с их реактивизацией в матери, в нем наблюдаются либидные импульсы: оральные, садико-анальные, фаллические и генитальные.

Эти импульсы психосексуальности плода складываются в то, что мы называем стадией посвящения. Мне могут возра­зить, что я злоупотребляю словом «стадия», уподобляя его организации либидо плода в соответствии с определенным видом объективного отношения. Но это было бы возражение дурного тона, поскольку синхронно вибрируя с предметным заполнением со стороны матери (как это подчеркивается В. Бионом) и смешивая филогенетические представления-аффекты (как это дает понять в своей работе «Психизм пло­да» А. Расковский), плод: а) придает форму своему Оно; б) устанавливает свои первые со-влеченческие связи, начи­ная с влечения к смерти-жизни; в) организует отогенетичес-кий уровень своих иконических экранов; г) преобразует свои психобиологические сущности в сущности психические и соматические; д) ставит онтогенетические вехи своего бес­сознательного. Таким образом, стадия посвящения - это агрессивно-сексуальное ученичество, на которое мать тол­кает свой плод.

Стадия посвящения, со своими психобиологическими импульсами:

а) превращает проекцию в самый первоначальный онтогенетический механизм. Этот механизм, скопированный с псевдоподического динамизма ИДЭ, является первой фор­мой отношения с внешним миром. Она наблюдается раньше, чем идентификация, причиной существования которой явля­ется эта форма отношения. Кроме того, она регулирует ее

различные модальности на основе вытеснения. Вот то но­вое определение, которое дает микропсихоанализ (воспро­изводя, с другой стороны, некоторые выводы, сделанные в свое время П. Шильдером): можно инкорпорировать-интер-нализовать-интериоризовать-интроектировать только то, что было первоначально проектировано;

б) открывает собой новый клеточный тип отождествления с агрессором, в котором мы обнаруживаем: 1) активный и разрушительный компонент, открытый Анной Фрейд; 2) пас­сивный и сохраняющий компонент, предложенный Ференци;

в) закладывает основы проекций-идентификаций, от кото­рых будут зависеть психобиологическое развитие и функцио­нирование человеческого существа;

г) выделяет из призрачного хаоса прасцену и придает ей статус прожитого;

д) направляет классические стадии детской сексуальнос­ти, которые - и теперь мы гораздо лучше понимаем это - при­сутствуют и накладываются друг на друга еще до рождения;

е) определяет характерные особенности (включая призрач­ные и онеирические) взрослой сексуальности и их тесную связь с агрессивностью.

Процитирую здесь слова А. Гезелля: «Дородовая орга­низация закладывает основы всей последующей жизни, но она также является конечным результатом долгого процес­са развития в далеком прошлом... Новорожденный - это очень старый старик, уже прошедший большую часть свое­го развития». Отсюда и в течение почти девяти месяцев он сидел в ложе - да что я говорю! - он сидел в первом ряду... и когда ребенок появляется на свет, он уже знает все об агрессивной и сексуальной жизни.

И поэтому случается очень часто слышать из уст анализи­руемого намеки на эту стадию посвящения:

Одна анализируемая: «... открытая или закрытая дверь, это мне ничего не говорит... приоткрытая дверь приво­дит меня в состояние ужаса...

(помолчав минут пять, продолжает):

... мне часто снилось, что я играла в прятки со своими братьями и сестрами... и я пыталась спрятаться в шка-Фу— в шкафу, стоящем в спальне... моих родителей?., и

тут приходил мой отец... может быть, он пытался выг­нать меня из шкафа?., в этом шкафу... сколько раз я чуть не умерла со страха!., хотел ли он наказать меня побоя­ми?., как мне вспомнить об этом?..

{четыре недели спустя):

... шкаф в моих сновидениях... - это, вероятно, поло­вой орган моей матери?..

(помолчав минуты две, продолжает):

... когда я была в лоне моей матери... во мне запечат­лелись все ее совокупления... с моим отцом или с каким-нибудь другим мужчиной... как мне было почувствовать это?., нарушал ли он просто мое спокойствие?..

... или же этот мужчина хотел выбросить меня из лона моей матери?., были ли они заодно?., ведь ее резкие спаз­мы сжимали меня как тиски...

(помолчав минуты две, продолжает):

...от всего этого, наверно, меня ужасно трясло... од­нажды мой отец сказал мне: «когда я был молодым, я не просто брал женщин, я пробивал их насквозь...» ... кста­ти, не знаете ли вы, может очень сильный мужской поло­вой орган приоткрыть шейку матки беременной женщи­ны?., матку беременной женщины, из которой течет... беспрестанно течет...

(помолчав минуты две, продолжает):

... тогда я думаю, что мы все оттуда выходим... все!...»

И вот, вопреки этим научно обоснованным аргументам относительно внутриутробной агрессивности и несмотря на фантастические фотографии, опубликованные Л. Нильссоном в 1965 г., врачи, физиологи и психоаналитики продолжают повторять, что плод находится в материнском чреве в со­стоянии «блаженства» в течение всех девяти месяцев бере­менности. И каково же было мое удивление, когда я услы­шал о том, что М. Балинт дает следующее определение от­ношению между плодом и матерью: «гармоническое слия­ние путем взаимопроникновения». И каково же было мое разочарование, когда я увидел, что П. Гринакр все еще топ­чется на гипотезе «внутриутробной несовместимости»! Со своей стороны, микропсихоаналик устанавливает, что

а) гармонии между матерью и ее плодом не существует;

б) наоборот, для их отношений характерны попытки вза­имного разрушения;

в) несмотря на свою жестокость, в маточной войне рож­дается жизнь, благодаря тому, что влечение к смерти оказы­вает случайное влияние на созидательную идэическую от­носительность пустоты:

Психоаналитик: «... каким чудом взрослому пришлось бы так страдать от страха, если бы в чреве своей матери он уже не переживал бы его?., параноидно-шизоидный страх и депрессивный страх проявляются гораздо рань­ше, чем грудному ребенку исполняется шесть месяцев... они предшествуют страху родовой травмы... как предпо­лагал Крапф, лет тридцать назад, в своей работе о регу­лировании кислорода у плода...

(помолчав минут пять, продолжает):

... ваша «злая-добрая грудь», дорогая Мелания, восхо­дит к эмбриональной жизни!., с другой стороны, вы сами уже предчувствовали это в своей работе «Зависть и бла­годарность»...

(помолчав минуты три, продолжает):

... пребывая в матке, плод находится в постоянной опасности... и если вдруг мать заинтересуется им, то это лишь ради того, чтобы удостовериться в собствен­ном выживании... перед лицом разрушительных атак пло­да, материнские попытки самосохранения преобразуют­ся в попытки отторжения...

... здесь и кроются настоящие корни синдрома брошен­ного ребенка... обусловленного ненасытной агрессивнос­тью, связанной с внушающей страх неуверенностью са­моуничижения... что позднее выстраивается в определен­ную структуру на основе прожитого эмбрионом чувства отталкивания со стороны матери... «Невроз брошенно­го» Жермэн Ге - это всего лишь проявление a posteriori... проявление того, что уже по-настоящему пережил бро­шенный матерью плод...

... по-моему, каждый плод является брошенным из-за клеточной несовместимости... и отчаянно борется за вы­живание... и когда он станет взрослым, он снова почув­ствует себя брошенным, перипетии судьбы напомнят ему о том, что его когда-то бросили...»

ДЕТСКАЯ ВОЙНА

В течение 266 дней (согласно норме МОЗ) - иными сло­вами, с момента оплодотворения яйцеклетки и до заверше­ния беременности - происходит одно из самых удивитель­ных явлений во Вселенной:

оплодотворенное человеческое яйцо, становясь зароды­шем, а затем плодом вновь проделывает всю эволюцию от протозоа до метазоа и от беспозвоночного до позвоночного, а затем проходит все стадии развития человека.

. И вот наступает момент родов: в этой ожесточенной битве невозможно предсказать ни одного удара, ни одного захвата, ни одной передышки. Плодо-материнские попытки и со-вле-чения разрушения-сохранения действуют заодно, сопрягая свой агрессивный динамизм. Будучи далеко непредсказуе­мым, исход этого сражения является идэически алеаторным, даже если в значительной мере он зависит от: а) реакций плода перед лицом сокращений матки; б) лредлежания плода в срав­нении с материнским тазом; в) от отношения между размера­ми плода и размерами таза матери.

Как только разорвется пузырь с околоплодными водами,. достаточно одного мгновения, чтобы произошло удивитель­нейшее явление:

при рождении, как при коротком замыкании, пролетают миллионы лет, что понадобились для совершения перехода от жизни в воде к жизни на земле.

Когда новорожденный делает первый вздох, он - на ост­рие ножа: его дыхательная система, как дерево расправляет свои ветви, его легкие, до тех пор будучи склеенными, напол­няются воздухом. И тогда он издает свой знаменитый первый крик, истинное выражение влеченческой амбивалентности: а) крик жизни, празднующий свою победу над множеством опас­ностей, таящихся в матке и над преградами узкого прохода через кости;

б) крик смерти, в котором находит свое выражение ужас перед неизвестным, в виду своей полной психобиологичес­кой уязвимости.

Однако, подобная амбивалентность не подтверждает те­ории невроза Ранка, которую ученый основывает на «трав-

ме рождения» относительно «состояния наслаждения, в ко­тором плод пребывает в материнском лоне».

С точки зрения микропсихоанализа, рождение представ­ляет собой скорее освобождение, чем травму.

И действительно:

а) мать и зародыш-плод находятся на ножах с момента зачатия до момента родов. Сами того не желая? Сами того не замечая? Возможно! И все-таки, на ножах. В подобном глу­боко враждебном контексте рождение представляет собой для плода единственную возможность выжить. Таким образом, становится понятным, почему так мало успеха получили не­которые акушерские приемы, направленные на то, чтобы смяг­чить переход плода из лона матери во внешний мир, и заклю­чающиеся в откладывании перерезания пуповины на некото­рое время и в создании обстановки, воспроизводящей среду матки (полумрак, тишина, физиологическая температура, тес­ный телесный контакт с матерью...);

б) созревший плод, запаздывающий появиться на свет, ставит под угрозу свою жизнь. Если период беременности превышает на пятнадцать дней установленные сроки, то эта излишняя продолжительность приводит, по причине недоста­точности в питании посредством плаценты, к синдрому бо­лезни плода: нарушается его рост (прежде всего, рост голов­ного мозга), а также сами роды значительно усложняются;

в) к огромному удивлению экспериментаторов электро-эн-целографические исследования показали совсем недавно, что почти все плоды находятся в состоянии сна во время родо­вых схваток и самих родов;

г) несмотря на то, что плод находится в состоянии полней­шей зависимости и умирает, если его бросить на произвол судьбы, внешний, окружающий его мир не является для него совершенно незнакомым. Он уже научился узнавать его и оценивать тысячи таящихся в нем опасностей, еще будучи в утробе своей матери (в частности, в течение стадии посвя­щения), поскольку воспринимал и регистрировал проникав­шие сквозь нее внешние стимулы.

Будучи все время начеку, ставший теперь грудным мла­денцем новорожденный, меряется силами с жизнью. Дела­ет свои первые попытки жить, которые - пока - в конце кон-

цов, сводятся к его матери, поскольку он еще не осознает себя вне матери. Плод сравнивает каждую свою клетку по отдельности и все вместе одновременно с тем, что я назы­ваю материнской географией, т.е. с телом матери, которую он теперь изучает снаружи. Согласно мнению социобиоло-гов Э. Уильсона и Р. Трайверса, это сравнение обусловлено и тщательно отрегулировано генетически. Агрессивный по­тенциал матери точно указывает грудному ребенку, насколько далеко он может продвинуться вперед в ходе своих непре­станных атак и когда он должен приостановить их.

Отношения между матерью и грудным ребенком настоль­ко сложны и многообразны, что вне долгих сеансов невозмож­но составить себе о них точное мнение. По этому поводу, как и по многим другим темам, главный козырь микропсихоана­лиза заключается в изучении фотографий (диапозитивов, фильмов и других аудиовизуальных документов). В то время как Шонди, как он сам объяснял мне в 1953 году использует в своем проекционном тесте стандартные фотографии для того, чтобы установить «формулу влечений» индивидуума и огра­ничить «семейное бессознательное», я пользуюсь личными фотографиями анализируемого, а также фотографиями его родственников и друзей. Анализируемый комментирует их, рассматривая каждую деталь - одну за другой - в электри­ческую лупу и через увеличивающий проектор. Без такой тех­ники мы сможем увидеть то, что изображено на фотографии так, как если бы мы рассматривали содержимое капли воды без микроскопа! С другой стороны, анализируемый очень ско­ро сам удостоверяется в этом: изучение фотографий всей его жизни - это один из необходимейших инструментов его мик­ропсихоанализа. Он понимает, что если, как говорят китайцы, изображение «переворачивает вверх дном бессознательное» (В. Бснжамин) лучше, чем тысяча слов, то один час времени «потраченного» на изучение фотографии, может дать резуль­тат, равный тому, что достигается в течение целого сеанса. И, именно под «воздействием невысказанного, которое хочет высказаться...» между анализируемым и фотографией, с ко­торой он как бы сдирает кожу, возникает своего рода пупови­на (Р. Барт). Итак, именно изучение собственных фотографий в младенчестве открывает анализируемому глаза на истин-

ный размах войны, которую вели между собой его мать и он сам. Прежде всего, он осознает, что это была неравная и ве­роломная со стороны матери борьба. Он оказывается перед лицом «ложного присутствия» матери, которому я дал следу­ющее определение: ложное присутствие это отсутствующее отношение матери, прежде всего, бессознательное, к своему грудному ребенку.

Мать наносит своему ребенку обиды с завидным постоян­ством и изощренным коварством, исподтишка, гораздо чаще, чем это можно было бы предположить. Эти обиды - выраже­ние глубоко эгоистической или пронизанной духом соперни­чества агрессивности матери, которая:

а) возобновляет утробную войну;

б) образует структурную пару месть-возмещение, услож­ненную неврозом тревоги-чувства вины;

в) в зависимости от почвы участвует в создании предпси-хотического или психотического расстройства;

С технической точки зрения ложное присутствие матери проявляется с особой четкостью при рассмотрении фотогра­фий, изображающих кормление младенца молоком из буты­лочки:

Анализируемый: «...Я же так хорошо знал эту фотогра­фию... я так любил ее ... и вдруг - какое горестное чув­ство!., какое безутешное страдание... какая безграничная

тоска...

{рыдания, перемежающиеся бесконечно повторяющими­ся, подобными вышеприведенным, жалобами):

... Боже мой... как я надоел своей матери... как же я ей надоел... каким изнуряющим бременем был я для нее!., ка­кой тяжелой и лишней кажется эта бутылочка с молоком!., почему она отворачивается от меня?., она, наверное, смот­рит телевизор?., кажется, что она даже не замечает, что соска выскользнула у меня изо рта... какой же я несчаст­ный!,, я так безуспешно пытаюсь добраться до молока, а оно для меня недостижимо!..

(помолчав минуты две,продолжает):

... у меня мурашки бегут по спине от этого ее усталого безразличия... у меня кровь стынет в жилах от этой невыра­зимой усталости... я ясно вижу, что она хочет убить меня...

(помолчав минуты две, продолжает):

... мне чудом удалось спастись... какойужас!.. какая мер­зость!., как я ее ненавижу!..

... какое счастье, что я понял это здесь... если бы этого не произошло... еще сегодня... я не знаю, чтобы я сделал!,.».

Кроме изучение фотографий иногда свободные ассоциа­ции позволяют достичь того, что ложное присутствие прояв­ляется весьма четко. И это становится особенно очевидным в контексте материала перенесения:

Часто повторяющиеся фразы: «... Если мы проделаем только пять сеансов на следующей неделе, вы меня боль­ше не увидите!..» - «... я никогда не допущу, чтобы вы от­менили сеанс только потому, что он приходится на Новый год!..» - «... Если бы Вы отменили сеанс из-за моего пове­дения, я бы покончил с собой...» - «... с меня хватит, я не могу больше выпрашивать у вас христа-ради еще один се­анс...» - «... я вас до смерти ненавижу за то, что у другого Вашего анализируемого больше сеансов, чем у меня...».

Существует еще один агрессивный тип поведения матери со своим грудным ребенком. Это безумное присутствие, ко­торому я дал следующее определение: безумное присутствие - это в разной степени сознательное зверское отношение матери к своему грудному ребенку.

Оно особенно хорошо просматривается, даже если про­является очень кратковременно, во взгляде женщины, кор­мящей грудью своего ребенка. Далекий, остекленелый или блуждающий взгляд безумной женщины в сумасшедшем доме. Являясь нарцистической проекцией ИДЭ, он выражает звер­скую агрессивность самки по отношению к своему детенышу, которую ей с трудом удается сдерживать. Вот почему безум­ное присутствие:

а) приводит грудного младенца в непосредственное соприкосновение с пустотой;

б) увеличивает его близость с ней;

в) таким образом, вызывает в нем структурное образова­ние иконических экранов, т.е. создание системы отношений энергетической защиты от пустоты между тремя уровнями Образа (онтогенетическим, филогенетическим и₍идэическим).

Ставя грудного младенца в зависимость от вездесущей

пустоты, безумное присутствие сказывается, прежде всего, на физиологическом уровне. Конечно, безумное присутствие может предрасположить индивидуума к распаду невротичес­кого ядра и его психотизации в соответствии со своей интен­сивностью, моментом возникновения и почвой грудного мла­денца. В ходе долгих сеансов и только «сдирая кожу» со сво­их фотографий, изображающих его в момент кормления гру­дью, анализируемый открывает для себя (и без направляющих указаний микропсихоаналитика) безумное присутствие мате­ри. Это приводящее его в недоумение и часто пугающее от­крытие должно быть переработано в течение известного пе­риода времени, прежде чем анализируемый осознает, а за­тем признает пустоту:

Анализируемая: «... На этой фотографии мне нет и ме­сяца... моя мать кормит меня грудью... вся ее поза выра­жает удовольствие... гордость от того, что она кормит и ограждает от любых опасностей свое дитя... она не­жно смотрит на меня...

... однако... теперь я разглядываю эту же самую фото­графию в не очень сильную лупу... и я читаю в ее глазах какой-то странный блеск недоверия... будто она боится, что я нападу на нее... будто она боится, что я укушу ее... нет никакого сомнения - она настороже... и готова отве­тить на удар...

... возьмем более сильное увеличительное стекло... невероятно!., у нее совсем другой взгляд!., какой ужас!., у нее взгляд смертельно раненного зверя!., умирающего зве­ря!., у нее глаза уже не от мира сего... ах, вот это что!., у нее пустые глаза сумасшедшей... без любви и без ненавис­ти... потухшие глаза... до ужаса безразличные...

(помолчав минут пять, продолжает):

... в чем здесывопрос, в пустоте или в безразличии?., я больше не знаю...».

Рассматриваемая при помощи микропсихоаналитической техники иконография грудного младенца представляет собой неизмеримый научный интерес. Например, благодаря ей ста­новится возможным различить - как у матери, так и у ребенка - бессознательные признаки детоубийственной потребности, о которой говорит Д. Блок. С другой стороны, она должна по-

мочь углубить изучение многих педиатрических синдромов в специфическом контексте бессознательной агрессивности матери по отношению к своему ребенку вместо ласки и люб­ви к нему. Таким образом, некоторые расстройства, вызван­ные кормлением молоком из бутылочки (гастроэнтерит, брон­хит, менингит, астма, экзема ... мгновенная-смерть), можно объяснить только ложным присутствием матери, которое уси­ливает химическую устойчивость искусственного молока и его иммунологические недостатки или плохое усвоение жиров, железа, кальция. Кроме того, некоторые «психотические рас­стройства» грудного младенца в этом свете оказываются объективными «соматическими эквивалентами депрессии» (Р. Спиц), вызванные безумным присутствием в сочетании с осо­бенной почвой.

Ложное и безумное присутствие доказывают, что грудно­му младенцу приходится завоевывать ценой больших усилий победу за победой над своей матерью, которая по-прежнему представляет для него наибольшую опасность. Почти до трех­летнего возраста он постоянно обнаруживает и оценивает эту опасность, развивая и оттачивая тем самым свои органы чувств. Вот почему в течение этого периода времени, когда ребенок не спит, он держит все свои чувства в состоянии бое­вой готовности или, если прибегнуть к термину экспе­риментальной психологии, находится в состоянии «вниматель­ного бодрствования». Можно было бы подумать, что он не закрывает глаз безо всякой причины или же пассивно наблю­дая за игрой света и тени, а на самом деле он бдительно сле­дит за внешними проявлениями самых благих и потому са­мым коварным образом замаскированных агрессивных наме­рений своей матери.

Точно так же, даже зная, что грудной младенец обладает очень сильно развитыми аудитивными способностями, здесь мы открываем, что он обладает особенной чувствительнос­тью к звукам низкой частоты. И в этом нет ничего удивитель­ного, поскольку, находясь в утробе своей матери, он разли­чал ее голос только на низких частотах. И нет ничего удиви­тельного в том, что утробная война обусловила у него немед­ленную ассоциацию звуков низкой частоты с агрессивностью. Вот почему в ходе микропсихоанализа тональность голоса

анализируемого понижается по мере того, как углубляется обработка его невротического ядра. И как только оно ликви­дируется, голос его" вновь устанавливается на средних час­тотах.

В своей работе я все время придавал огромное значение интонациям и модуляции голоса анализируемого. В ходе дол­гих сеансов, так же, как и свободные ассоциации, они явля­ются явными признаками бессознательного. Кроме того, пред­ставляют собой ценный критерий состояния невроза и его излечения. Этот критерий является еще более ценным и бе­зошибочным, поскольку, повторяю, находится в непосред­ственной связи с утробной войной:

Психоаналитик: «... Голос человека выдает его настрое­ние, его чувства, его усталость или напряжение... все это знают... но долгие сеансы... и, прежде всего, тщатель­ное прослушивание записей незаменимы при изучении го­лоса... по голосу микропсихоаналитик может проверять свое обратное перенесение, судить о целесообразности и эффективности предпринятых мер... что же касается анализируемого, интонация его голоса совершенно точно указывает на какой глубине сейчас ведется работа... и его модуляции являются чувствительным барометром вытеснения...

(помолчав минуты три, продолжает): ... а кроме того, с некоторых пор я начинаю испыты­вать большее доверие к «ассоциациям голоса», чем к «ас­социациям идей»... как и взгляд, слова могут лгать... но только не голос... каждый голос - единственный в своем роде... и я все больше в этом убеждаюсь... голос - это сиг­нал Оно, который выражается через бессознательное».

Говоря о мире чувств и о вызываемых ими реакциях, мне хотелось бы сделать уточнение по поводу улыбки грудного младенца в микропсихоаналитическом ключе. Поскольку, даже если прошло уже тридцать лет с тех пор, как Р. Спиц описал Улыбку как спонтанный психомоторный вид деятельности, и Десять лет прошло с тех пор, как нейрофизиологи сновиде­ния (в частности, О, Петр-Каданс) доказали, что у новорож­денного наблюдается парадоксальный сон, многие психологи продолжают утверждать, что «настоящая улыбка у ребенка

появляется только через несколько недель после рождения» (С. Тревартен) и что она выражает состояние блаженства, вызванное материнской лаской. Теперь же, и опять-таки бла­годаря изучению собственных фотографий в младенчестве, анализируемый в ходе долгих сеансов открывает для себя, что улыбка:

а) уже присутствует в момент рождения; б) но очень час­то представляет собой при сильном оптическом увеличении ужасную гримасу, такое искажение черт лица, которое не предвещает ничего доброго. Создается впечатление, что улы­бающиеся грудные младенцы поджидают удобного случая для того, чтобы отомстить матери:

Врач: «... знаменитая ангельская улыбка младенца по­является у него совсем не для того, чтобы сделать при­ятное ... мать, которая думает, что это так... а они ду­мают, что это так... могла бы с таким же успехом вооб­разить себе, что море синее ради ее прекрасных глаз...

... как пение птицы, улыбка - это сигнал тревоги... сиг­нал к мобилизации влечений разрушений-сохранения... ког­да грудной ребенок улыбается, он устанавливает тем са­мым границы своей территории ...он дает знать, что он здесь... у себя дома... что теперь придется с ним счи­таться... и делить с ним жизненное пространство под угрозой лишиться его совсем... когда мать вступает в игру с ним... и тоже улыбается... она делает это не по­тому, что хочет сделать приятное своему ребенку... а затем, чтобы заявить ему о своих преимуществах и пре­рогативах...

... и я бы не колеблясь поддержал идею о том, что... улыбку порождает естественная взаимная агрессивность, существующая между матерью и ребенком...».

Поскольку детская война ставит ребенка в отношение противоборства не только с матерью, но и с окружающим его миром, он никогда не складывает оружия. Исходя из энергетической канвы ИДЭ и под влиянием влечения смер­ти-жизни младенец оттачивает свои агрессивные и сексу­альные совлечения, находясь в постоянном контакте с ок­ружающей средой. Тогда Оно уступает часть самого себя для того, чтобы образовать Я, и отсюда Сверх-Я:

а) Я образовывается как защитная «буферная» инстан­ция и пытается приспособить Оно к внешнему миру, т.е. под­чинить его принципу действительности. Его поверхностная часть, т.е. та, что может стать сознательной, представляет собой видимый фасад индивидуума, тот фасад, который он показывает самому себе и которым поворачивается к обще­ству, чтобы завоевать его симпатию. Поскольку Оно постоян­но его пришпоривает, Я беспрестанно придумывает все но­вые и новые уловки. Когда поражают бессознательную часть Я, его ответом является тревога, которая затем метаболизи-руется, причем, на это уходит большая часть энергии;

б) Сверх-Я образует запрещенную инстанцию и пытается создать мораль. Т.к. Оно подгоняет и Сверх-Я, Сверх-Я пыта­ется избежать его ловушек и перевоспитать Я. Оно и Я под­вергаются постоянному обвинению - сознательному и, преж­де всего, бессознательному - со стороны Сверх-Я, что выли­вается в чувство вины, которое затем метаболизируется на психосоматическом уровне, причем, это тоже стоит затрат энергии.

Воинственная ультраспециализация, которую представля­ют собой эти инстанции, - не роскошь, поскольку теперь ре­бенок будет иметь дело со всей семьей в полном составе. Дело в том, что с завидным упорством, которого никто и нич­то не может изменить, его коварные враги не упускают слу­чая устроить ему западню и нанести ему жестокий удар. Их стратегия -сознательная и бессознательная, произвольная и непроизвольная - разворачивается на двух фронтах:

а) на соматическом фронте. Не задерживаясь долго на микротравмах, которых родители и родственники беспрестанно наносят ребенку с неслыханным коварством, я хотел бы лишь подчеркнуть, что: 1) каждый год 100 тысяч детей бывает за­мучено до смерти своими родителями; 2) ежегодно 10 милли­онов детей бывает изуродовано на всю жизнь по вине своих родителей:

Психиатр: «... в 1974 году в Женеве состоялся междуна­родный симпозиум по изучению увечий, нанесенных роди­телями своим детям... доклады, сделанные педиатрами, психиатрами, психологами, социологами, юристами пока­зали, что синдром избиваемого родителями ребенка отнюдь не редкость в медицинской практике... что дети, забитые насмерть своими родителями, тоже далеко на редки... что зверство родителей очень часто прорыва­ется наружу безо всякого предлога... и что причина разру­шения существует сама по себе... короче, ребенка изби­вают ради того, чтобы его избить, ребенка убивают ради того, чтобы его убить... в соответствии с неизменным стереотипом... и с неумолимым бесчувствием... (помолчав минуты две, продолжает): ... хотя и бесполезно приходить от этого в ужас... но многие проблемы до сих пор остаются неразрешенными... например, как объяснить, что 80% избиваемых родителя­ми детей нет и трех лет, что мальчиков избивают гораз­до более жестоко, чем девочек... что мать с особой жес­токостью избивает недоношенного ребенка, ребенка с врожденными физическими и умственными дефектами?.. ... как бы из злости от того, что ребенок был ею изуве­чен еще во время беременности...

...и, прежде всего, как объяснить, что эта агрессив­ность проявляется независимо от социального и культур­ного уровня?..

(помолчав минуты три, продолжает): ... и тут мне в голову приходит мысль... ядро отноше­ний между матерью и ребенком должна составлять нена­висть... питаемая чем-то вроде нейтрального асексуаль­ного садизма...».

б) на уровне психическом. И здесь тоже цифры более, чем красноречивы: 1) ежегодно 10 миллионов детей продается своими родителями; 2) 100 миллионов детей бродяжничает и побирается по миру, потому что их покинули родители. И кроме микропсихоаналитика никто не может измерить истин­ный размах умственной жестокости нормальных родителей. Судя по материалу долгих сеансов, можно придти к выво­ду о том, что нормальные родители располагают двумя сред­ствами для того, чтобы нанести незаживающие раны психиз­му ребенка: 1) doubble bind или двойная связь, состоящая из противоречивых и несовместимых требований, одновремен­но предъявляемых ребенку; 2) взаимное непонимание и враж­да между собой, что противопоставляет их ребенку. Несмот-

ря на то, что dubble bind часто принимает невинные формы совершенного садизма, прежде всего, раздоры между ро­дителями лишают ребенка устойчивого ориентира, который раскалывается надвое, и, следовательно, ребенок ищет убе­жища в душевном расстройстве; это можно рассматривать как последнюю сознательную попытку сохранить свою лич­ную цельность и семейный союз:

Анализируемая: «... Я до сих пор чувствую незаживаю­щую рану, которую мне нанесли мои родители... их посто­янные ссоры между собой... у меня до сих пор звучат в ушах: «иди туда... иди туда... убей ее... разорви ее на кус­ки, съешь ее... уничтожить ее, пусть она сдохнет... сдох­нет... чтобы я могла жить...»

(помолчав минуты две, продолжает):

... эта месть... эта месть...

(помолчав минут пять, продолжает):

... до сих пор аборт приводил меня в ужас... казался мне преступлением... мне хотелось быть женщиной-самкой... мне хотелось окотиться как кошка...

... а сегодня... если выбирать между таким преступле­нием, как аборт, и таким, как жизнь в семье, я предпочи­таю первое... и теперь мне хотелось бы закричать об этом на все четыре стороны... закричать о том, что живущие вместе члены одной семьи - преступники... и меня удивляет, что так мало молодых людей убивает собственных родителей...».

ВЗРОСЛАЯ ВОЙНА

У человеческого существа не так много возможностей для того, чтобы катаболизировать скрытую ненависть (а понимать ее нужно без каких-либо назидательных намерений), которая накопилась в нем в течение утробной и детской войн. При причине Сверх-Я, стремящегося контролировать невероятные ухищрения, на которые идет Оно, человек вряд ли может вы­местить ее на своих родителях или родственниках. Таким об­разом, сначала он пытается обратить месть против себя са­мого, что вызывает в нем почти полную гамму переживаний (к тому же он очень активно действует в этом смысле, при-

чем, никто не сомневается в этом ни на йоту) или кончит жизнь самоубийством.

Все больше и больше подростков и во все более и более раннем возрасте выбирают самоубийство как освобождение, поскольку они не способны разрешить психосоматически аг­рессивную фиксацию своей утробно-детской сексуальнос­ти. Без каких-либо различий - расовых или половых, вопре­ки некоторым статистическим данным - самоубийство все чаще становится основной причиной смерти у молодых лю­дей. Вот два примера самоубийства подростков, которые я взял из своего дневника:

Париж. Единственная встреча с шестнадцатилетним Д., которая состоялась по просьбе родителей. Его тело было найдено некоторое время спустя в Сене:

«... Есть ли что-нибудь более омерзительное, чем жизнь?., думать, что мы живем, когда разговариваем с кем-нибудь или когда кто-нибудь разговаривает с нами... думать, что мы живем, когда едим или пьем... когда сме­емся или плачем... как долго еще придется разыгрывать этот фарс перед другими?... как долго еще придется вы­носить жизнь ради других?., неужели то, чем мы живем, -это жизнь?

... слушать, подчиняться, следовать за кем-нибудь по' какому-то пути?., заниматься своим делом?., каким де­лом?... думать, формулировать... быть правым или не­правым... какая разница?., и все что-то говорят... может быть, гораздо больше правды в том, чтобы ничего не говорить... зарабатывать себе на жизнь..., как, зачем?.. (помолчав секунд тридцать, продолжает): ... мой отец зовет меня... вы слышите его?., вы слы­шите этот голос?., я ненавижу свое имя... страшно не­навижу... что мешает моему отцу сдохнуть?., он делает то, что может... и делает совсем не то... ... моя мать - это совсем другое дело... (помолчав минуты две, продолжает): ... мне ничего не интересно... когда я сижу на уроках, у меня встает... я зеваю... у меня опять встает... я очень устаю...

... я вас не буду смущать, если я буду ласкать себя?., мне не нравится слово «онанировать»... ласкать себя здесь... так, как я это делал сотни раз, когда бывал один... если же я буду заниматься этим перед вами, я одержу верх над самим собой...

... и смогу преодолеть то, что меня всегда сковывало... я смогу, наконец, сделать подарок... себе, вам...

(помолчав минуты две, продолжает):

...когда гомосексуализм настоящий, у него больше нет названия...».

Токио. Я только что вошел к С. Она молча протягивает мне руку. Я никогда не забуду ее огромных черных глаз. Очень худая. Молча пристально смотрит на меня как на вещь. На ковре разбросаны книги. Я заметил потом, что она хорошо знала их. Селин, Достоевский... Мы провели вместе час. Она неподвижна. Ее блестящие глаза не отрываясь следят за мной. Я собираюсь уходить, когда она решительным жестом кладет мне на руку свою длинную и холодную руку: «Я долж­на увидеть вас еще раз.» Ей шестнадцать лет. Она приходит ко мне, и мы идем в театр Но или в бистро «У Вийона». В этом французском бистро в центре Токио мы слушаем Мо­царта, Баха, Дебюсси целый вечер. Она продолжает смотреть на меня, не говоря ни слова. Однажды она протягивает мне записку:

«Я бываю с вами, потому что люблю бывать с вами. Не беспокойтесь так. Воля здесь ни при чем. Я уже разработала план своей смерти. Я рассматриваю в свое удовольствие свою собственную гибель. И в этом нет ничего удивительного».

Она положила мне руку на запястье: «Вы не могли бы ли­шить меня девственности прежде чем, я умру?» Глядя на по­чти вонзившиеся мне в кожу ногти и на покрасневшую от моей крови руку, она спокойно добавила: «Не смогли бы вы это сделать ударом ноги мне между ног? Одним ударом ноги раз­нести мне живот... разбить его вдребезги, чтобы оттуда посы­палось все его содержимое?..».

... Однажды она не пришла на свидание... У нее на посте-пи, в изголовье, нашли «Чуму»... Я сказал об этом Камю, и тот ответил мне: «Что же делать, когда происходят такие тра­гические случаи?»

Что же делать, если еще вдобавок мы знаем с научной точностью, что наибольшая часть этих юных самоубийц пред­ставляет собой единственных подростков, которые не лгут? И, действительно, не остается ничего иного сделать, как при­знать, что самоубийство ничего не меняет. Ни для самоубий­цы, ни для кого-либо вообще. Т.к. с сугуба идэической точки зрения, признав, что удавшаяся попытка по существу ничем не отличается от неудавшейся, самоубийство - это нейтраль­ная попытка. Я выразил бы это так: а) самоубийство - это удавшаяся попытка уничтожить страх смерти вплоть до ее отношения со страхом пустоты; самоубийство - это неудав­шаяся попытка уничтожить Образ вплоть до его идэического уровня.

Самоубийство по большей мере может вызвать на мгно­вение процесс обратного движения (в смысле возврата к пус­тоте и исключительно в сравнении с построением психобио­логических сущностей) психики и соматики. Это чрезвычайно относительный процесс, поскольку он автоматически заменя­ется созидательной функцией пустоты, которая по воле слу­чая делает конкретными колебательные интерференции ИДЭ, начиная с минеральных и растительных, животных и челове­ческих потенциальных возможностей. Итак, что же может быть более бесполезным, с идэической точки зрения, чем са­моубийство?! В ходе микропсихоанализа^постоянно повторя­емая людьми в угнетенном состоянии духа фраза: «Нет ниче­го, ради чего стоило бы жить!» превращается в иную: нет ни­чего, ради чего стоило бы покончить с собой!

Взрослый человек обычно сводит счеты со своей утроб-но-детской жизнью, прибегая к приему, который гораздо боль­ше подражает псевдоподическому динамизму ИДЭ, чем са­моубийство, а именно, к проекции. Он бессознательно выби­рает замещающих родительскую инстанцию лиц, используя их как козлов отпущения. Затем этот скрытый бунт уступает место потребности в отмщении, и используя инкогнито, пред­ложенном ей проекцией, месть разражается со всей безгра­ничной и неукротимой яростью, характерной для ИДЭ. Таким образом, превратившись в исполнителя своей собственной идэической непримиримости, человек убивает по одной-един-ственной причине: только потому, что он должен убивать.

Убивать - это неизбежный закон ИДЭ, психобиологичес­кая необходимость. Представляет ли собой эта нейтральная агрессивность нечто присущее человеческой природе или она характерна для всего живого рода? Самые последние ис­следования доказывают, что любое намерение убить у жи­вотных (включая и излишние, кажущиеся необоснованными убийства) связаны с выживанием индивидуума или особи. Таким образом, вместе с Э. Фроммом, различающим «злую агрессивность» человека и его «страсть к уничтожению» и простую животную агрессивность, направленную на выжи­вание, я предлагаю сделать следующий вывод: за исклю­чением человека ни одно животное не убивает ради убий­ства как такового.

Врач: «... Количество животных... подобных ему или нет... которых человек истребил и продолжает истреб­лять... переходит все воображаемые границы... конечно, мы давно знаем, что бесчисленное количество животных су­ществует только для того, чтобы их пожрали другие жи­вотные... которых в свою очередь пожрут третьи... одна­ко, настало время признать, что ни одно животное не уби­вает так много, как человек...

... повторять, что эта жестокость необходима для выживания... и что без нее человек бы погиб уже на одной из ранних стадий человеческой эволюции - типичная ложь...

(помолчав минуты две, продолжает):

... правда заключается в том, что наш ИДЭ, ИДЭ homo sapiens'a испытывает тоску по пустоте... роль царя при­роды, которую играет человек, лишь маскирует слепое желание уничтожения... желание, которое не имеет ниче­го общего с нами... и существует само по себе, независи­мо от нашей воли...

(помолчав минуты две, продолжает):

... с другой стороны, человек смутно ощущает... и это ощущение рождается как бы внутри каждой клетки... что он появился на свет вопреки самому себе... и что он про­должает жить по воле случая...

... и... я даже добавил бы так, в насмешку... что в теле человека достаточно глицерина, чтобы сфабриковать не­сколько килограммов взрывчатки...

... вот что не дает мне покоя...».

Многие этнопсихоаналитические данные проясняются при изучении их в свете нейтральной агрессивности ИДЭ. Напри­мер, становится понятным почему: а) основной антропологи­ческий признак человека - убивать - стал его основным табу: не убий! б) универсальность этого табу современна появле­нию самого человека, как это доказывает изучение И. Эйбл-Эйбесфельдтом первобытных племен; в) это табу неизбежно приговорено к неэффективности, потому что оно противоре­чит типичному, идэическому желанию; г) необходимость в на­рушении этого первобытного табу тяготит человека и за­ставляет его чувствовать себя виноватым, причем, его Оно на психобиологическом уровне знает, что тот, кто не убивал, -это всего лишь потенциальный убийца.

То, что разрушительные явления преобладают в челове­ческом сообществе, совершенно совпадает с идэической точ­кой зрения на агрессивность. И действительно, увеличивая индивидуальную агрессивность, связывая ее синергически и многократно ускоряя ее фиксацию, сообщество людей совер­шенно естественно выполняет роль катализатора колебаний ИДЭ. Если бы безусловно это было не так, тогда было бы возможным существование общества без убийств. А в нашей истории нет примера такого общества, нет вплоть до иск­лючения, подтверждающего правило. Вот почему я отнюдь не преувеличиваю, если утверждаю, что

а) убийство - это идэическая константа любой цивилиза­ции и непременное условие перехода от одной цивилизации к другой;

б) взрослая война, за исключением параноической обра­ботки горя, о которой говорит Ф. Форнари, зиждется на том, что я бы назвал коллективным навязчивым повторением, ко­торое подчиняется универсальному нейтральному динамиз­му ИДЭ и сообразуется с влечением смерти согласно прин­ципу постоянства пустоты;

в) человек отнюдь не убивает по уважительным полити­ческим, идеологическим и религиозным причинам, которые он сам себе придумывает. И ни по причине «излишней пре­данности», и ни потому, что его якобы толкает на убийство «гипнотическая власть слова», как утверждает А. Кестлер.

И было бы ошибочным продолжать верить в то, что человек сначала создает более или менее четкую идею, а затем уби­вает или позволяет себя убивать, защищая её. ИДЭ, став­ший человеком, не только насмехается над политическими и идеологическими изменениями и религиями, но и облича­ет их повседневность, т.е. разоблачает их крайнюю относи­тельность и полнейшую несостоятельность.

Если постоянно повторяющаяся разрушительная деятель­ность человека до настоящего времени оказывала только временные и местные эффекты, то теперь, насколько кажет­ся, она превратилась во все нарастающую идэичёскую кол­лективную эскалацию. Возможность мгновенной глобализа­ции разрушительных попыток означает, что все или почти все может быть окончательно уничтожено. Кроме того, сверх­державы располагают детально разработанными планами уничтожения Земли. Оптимизм Тейлора по поводу того, что атомная бомба сможет умерить агрессивность человека, тро­гательно наивна:

Физик: «... Только что создана еще одна, новая бомба... разрушительная сила которой в 1 000 раз превышает силу той, что была сброшена на Хиросиму... да нет, в милли­он... или в миллиард раз... это верно, в миллион миллиар­дов раз более разрушительная... как зулу, возвращающие­ся восвояси после сражения мы по пальцам будем пере­считывать оставшихся в живых... один, два, три.., мно­го людей... дойдя до трех, наше воображение, так же, как и их воображение, исчерпывает свои возможности...

... короче! «не убий!» - со времен пращи и камня... по­зволило нам дойти до атомной бомбы... о которой гово­рят, но которую никогда не применят... никогда, потому что у нас есть нечто другое, то, о чем мы никогда не говорим, но обязательно применим... (помолчав минуты три, продолжает):

... для человека, который в течение десяти тысяч войн замучил и уничтожил 4 миллиарда человек... столько же, сколько сейчас живет на Земле!., неизбежная гибель чело­вечества никого больше не удивляет... вот почему в то время как готовится эта новая катастрофа, все лишь бесплодно критикуют друг друга, протестуют против ничтожных бесполезных вещей...

...все это должно соответствовать обету, который не может быть совершенно бессознательным... никогда еще в обществе идея смерти не была такой захватыва­ющей... и никогда еще не была такой очевидной...

... смерть?., ну, так что же ... человек настолько чув­ствует себя под постоянной ее угрозой.-., и он настолько измучен этим ощущением... что даже желал бы, чтобыэта угроза скорее осуществилась... и, если возможно, в косми­ческом масштабе... в таких размерах, чтобы пламя, в ко­тором горел древний Рим, или едкий дым современных кре­маториев вызвали бы только улыбку...

(помолчав минут пять, продолжает):

... и скоро, очень скоро наступит это время!., этим периодическим предсказаниям конца света скоро наступит конец..., т.к. даже если, в сравнении с потенциалом ИДЭ, человеческие попытки ничего не изменили... их взаимодей­ствия удваивают агрессивность... вплоть до того, чтоона ускользает из-под какого бы то ни было контроля... (помолчав минут пять, продолжает):

... преступность среди молодежи, как мы ее называем... в ожидании того, что эти юноши превратятся в закончен­ных террористов... они - ничто иное¹ как прототипы этой цепной идэической реакции агрессивности... их разруши­тельное безумие исходит из самого сущего ИДЭ... кото­рый образует пустоту, распространяя нечто вроде нейт­ральной анархии, у которой нет будущего...

...не являются ли орды новых варваров, возникающих повсеместно, предвестием новой катастрофы? если это на самом деле произойдет, мы получим явное доказатель­ство динамической относительности ИДЭ... которое про­должало бы действовать здесь и там... так или иначе...».

Случайные интерференции идэических колебаний и происходящее наугад устройство попыток предъявляют лю­дям счет в один и тот же срок. Поскольку каждая клетка и каждая психическая инстанция имеют возможность функцио­нировать как самостоятельный идэический взрыватель агрес­сивности, то можно представить себе потенциальный размах предстоящей психобиологической революции. И насколько трагической она будет, если мы знаем, что настоящий раз-

рушительный разгул представляет собой - в том, что каса­ется ИДЭ - всего лишь невинную перепалку забавы ради. Движимое более или менее бессознательным паническим чувством все возрастающее число людей пытается узнать, что происходит в них самих. И тут они замечают, что они при­способлены к этому не больше, чем несколько мгновений назад, в каменном веке к изготовлению каменных орудий.

И здесь тоже, как кажется, опять наступает черед микропсихоанализа. Преимущество, которое дает нам знание пустоты-ДНВ-ИДЭ и идэического Оно по отношению к бес­сознательному позволяет нам выработать научный подход к агрессивности, и, прежде всего, позволяет дать ей новое энер­гетическое определение в нейтральных терминах. Позволяет определить агрессивность в том же порядке, что и сновиде­ние, от которого она зависит, и сексуальность, которая явля­ется ее естественным физиологическим выходом: агрессив­ность - это деятельность, а не влечение или инстинкт.

Она выражает идеосинкразическое функционирование шарнира Оно, то есть такую синергию между нейтральной энергетической канвой попыток и динамизмом совлечений, какую психобиологические, психические и соматические сущ­ности стремятся объединить в достижение общей цели ауто-или гетеронасилия:

Психиатр: «... Агрессивность - это один из камней преткновения... каждый предлагает свою теорию... в 1971 г. более двух тысяч аналитиков обсуждали эту проблему на международном конгрессе в Вене... даже спокойная Анна Фрейд не смогла примирить спорящих...

... агрессивность - это инстинкт?., сексуального по­рядка?., влечение?.. Оно, Я или того и другого вместе?., защитный механизм?., реакция разряда... присущая либи-дозному заполнению?., движущая сила?., рефлекс?., обус­лавливает ли она сама себя?., переплетение Эроса и Тана-тоса, в котором превалирует Танатос?.. естественная судьба влечения смерти?., и так далее...

(помолчав минуты две/продолжает):

... нейрофизиологи агрессивности периодически появ­ляются на первых страницах журналов... заголовки кото­рых можно сжато изложить следующим образом: «Аг-

рессивность, наконец, обуздана...» и под таким заголов­ком картинка, на которой изображен Дельгадо, мгновенно останавливающий быка посредством дистанционной элек­тростимуляции специфической зоны головного мозга... в этих статьях мы открываем, что у кошек есть мимика, и у обезьян тоже, если подвергнуть их особым лабора­торным опытам...

... скоро не останется ни одного института экспериментальной психологии и ни одного медицинского училища, где бы не было исследователей, специализирую­щихся в изучении агрессивного поведения... благодаря их работам топография основных центров агрессивности головного мозга теперь известна... центры боковой час­ти гипоталамуса и центры средневентральной части tegmentum'a межуточного мозга являются центрами раздражения... в то время как средневентральные цент­ры zunomojumvcu, среднедорсальные таламуса и серое цен­тральное вещество межуточного мозга являются цент­рами торможения...

(помолчав минуты две, продолжает):

... но по мере того, как движется вперед техника ис­следования головного мозга, эти центры множатся... вне­запно мы открываем, что нервная организация агрессив­ности гораздо сложнее системы пирамидных и экстрапи­рамидных проводящих путей... и, наконец, если нейрофи­зиологам и удалось классифицировать определенные ана­томические пути агрессивности... то они вот-вот ус­кользнут из-под их власти...

... работа, посвященная Лаборитом агрессивности, демонстрирует эту неудачу, постигшую нейрофизиоло­гов... таким образом, когда он пытается подвести био­логические основы под агрессивное поведение, ему прихо­дится следовать окружным путем, ведущим через архаи­ческий мозг рептилий Макпина... и затем теряется в лим-бической системе и в «эффективности» врожденных и специфических схем... впрочем - и это предал - в оглавле­нии его книги нет вообще слова «агрессивность»!..

(помолчав минуты две, продолжает):

... бихевиористы и необихевиористы тоже интересу­ются агрессивностью... но их опыты, тесты... разрабо-

танные в лаборатории и проведенные на определенных группах населения и представленные в статистической интерпретации... не оказывают большой помощи в углуб­лении знаний об агрессивном поведении, они приводят к решительно бесплодной объективности, включая то, что подтолкнуло Долларди к теории фрустрации-агрессии...

... этологи публикуют почти везде с большим увлече­нием проведенные исследования... самое большое досто­инство их заключается в том, что они разграничивают инфра- и интерспецифическую агрессивность ... и пока­зывают, какую роль каждая из них играет в выживании индивидуума и особи...

... но большинство из них увязает в генетически предопределенном агрессивном инстинкте... который при нравоучительных намерениях становится «неизбежным злом»... и это еще более горестно, потому что их объяс­нения часто следуют психоаналитическим путем... для Лоренца, например, агрессивность функционирует инстин­ктивно, начиная с постоянной и специфической энергии, которая накапливается постоянно до тех пор, пока не до­стигнет критического порога разряжения... и тогда, эта «гидравлическая модель» напоминает принцип постоян­ства и удовольствия...

(помолчав минуты три, продолжает.):

... вот до чего дошли наши ученые... в конечном итоге, они - благонравные философы... которые ставят перед собой вопрос о том, являются ли агрессивными пожираю­щий своего укротителя лев и склевывающая своего червя курица... и для того, чтобы ответить на этот вопрос, превращаются в юристов международного права... подво­дя законодательную основу под вооруженную агрессию, под косвенную экономическую, психологическую агрессию, под осуждение и угрозу осуждения агрессора...

(помолчав минуты две, продолжает;:

... верно, что за пределами микропсихоанализа любое понимание явления агрессивности является иллюзорным... как можно придти к научному пониманию агрессивности, не прочувствовав и не познав ее - в ходе долгих сеансов!., при анализе взаимного переплетания, наложения одной на

другую, тысячи разломов и разрывов своих собственных попыток... это взрывающиеся каждая по отдельности пе­тарды... и наполняющие тайком пустоту, которая могла бы поддержать траекторию какой-нибудь другой случай­ной попытки... которая в свою очередь снова могла бы кануть в пустоту...

(помолчав минут пять, продолжает):

...отныне для меня агрессивность располагается на уровне энергетики нейтральных попыток...

... и я думаю, что таким образом мне удалось преодо­леть свою самую большую трудность... которая заключа­лась в уподоблении ИДЭ агрессивному инстинкту...».

Если вспомнить, что а) попытка представляет собой сово­купность элементарных попыток в процессе взаимодействия; б) элементарная попытка представляет собой совокупность идэических колебаний в процессе интерференции; в) каждая элементарная попытка или колебание пересекают туда-сюда траектории других элементарных попыток и колебаний, то ста­нет понятным, что эти взаимодействия-взаимоинтерференции-взаимопересечения включают в себя явления идэического вмешательства, т.е. явления нейтральной агрессии энергии в процессе психоматериальной и психобиологической организа­ции. Агрессивность, основанная на динамизме, который ес­тественно пересекается с элементарной попыткой и идэичес-ким колебанием, действует, мобилизуя всю силу ИДЭ и сооб­разовываясь с принципом постоянства пустоты. Отсюда мож­но с уверенностью утверждать - прибегая к формулировке, которая подходит ко всем трем войнам (утробной, детской, взрослой), что агрессивность - это динамические связыва­ющее звено между энергетикой ИДЭ и влечением смерти.

Агрессивность действия? Конечно.. Но не в том смысле, который придавал ей Адлер, согласно которому агрессивность -это иногда инстинкт, иногда влечение. И не в том смысле, как ее понимал Фрейд, который сделал из концепции действия «универсальный и необходимый для всех влечений атрибут», связанный со «способностью привести в действие двигатель­ную систему». Однако, интересно заметить, что, в конце кон­цов, Фрейд уподобляет агрессивность толчку влечений и, та­ким образом, приближается к пониманию агрессивности как

неотъемлемой части идэической универсальной дея­тельности.

С точки зрения микропсихоанализа и сообразно опреде­лению деятельности совлечения вступают в действие а posteriori и имеют второстепенное значение несмотря на то, что они стремятся привлечь идэическую энергетику агрессив­ности к достижению той же психобиологической цели. Специ­фические агрессивные совлечения, т.е. те, что обладают сво­ей собственной целью, непосредственно связанной с общей целью деятельности, представляют собой:

а) совлечение разрушения, направленное на уничтожение источника со-влечений или внутреннего объекта. Это со-вле-чение управляется самим человеком и, прежде всего, явля­ется саморазрушительным. Неудача в достижении первичной цели (что происходит гораздо чаще, чем это дает понять клас­сический психоанализ) облегчает проекцию этого совлечения на внешний объект и стремится свести его к динамизму само­сохранения;

б) со-влечение сохранения, направленно на сохранение источника со-влечений или внутреннего объекта путем разру­шения - частичного или полного - любого внешнего противо­действующего объекта. Оно сводится, таким образом, к ди­намизму разрушения в целях обеспечения экономического гомеостазиса самого человека;

в) со-влечение агрессии, которое в сочетании с со-влече-ниями разрушения и сохранения ставит себе на службу сек­суальность. Оно направлено на внешний объект, случайно оказываясь в прямой или символической связи с сексуаль­ным совлечением.

Подводя итоги можно сказать, что будучи нейтральной и относительной по отношению к идэической сущности, агрес­сивность:

а) возникает вопреки самой себе по воле энергетики ИДЭ, которая объединяет ее с влечением смерти;

б) сохраняется благодаря силовым линиям сети, которую образуют идэически колебания и попытки;

в) черпает свою нейтральною универсальность вдоль этих энергетических линий, а также свою внутренне присущую аспецифичность и свою аморальность;

г) основывает на этом безразличие между разрушением и сохранением, что характерно для ее совлеченческого фун­кционирования, которое создается по мере того, как образу­ются лсихобиологические структуры совокупностей попыток.

Сможет ли изменить судьбу человека микроанализ, даю­щий агрессивности новое, созданное на основе идэической нейтральности, определение? На коллективном уровне име­ет значение только эффективность внутренних психических изменений. На индивидуальном уровне - у него все козыри. (Однако, нельзя упускать из виду, что индивидуальные со­членения разрушения-сохранения имеют коллективные корни, с которыми те находятся в постоянном осмосе). Как бы то ни было, уметь понимать всю подноготную моментов раз­рушения-сохранения, характерных для агрессивности, на мой взгляд, является просто элементарным приличием... И кро­ме того...

Знание пустоты и знание энергетической модели ДНВ-ИДЭ позволяет выявить три уровня воздействия их на агрессивность:

а) на уровне ДНВ-ИДЭ. Это предполагает вмешательство в гранулярную энергетику. Итак, поскольку первичная эволю­ция располагается по эту сторону нашего психоматериально­го мира, на нее невозможно оказывать непосредственное вли­яние. А можно ли делать это через пустоту в качестве посред­ника, поскольку она располагается непрерывно по ту и дру­гую сторону условной границы? Может быть, но пока мы не располагаем возможностями, чтобы проверить это. Зато мож­но было бы представить себе, что ИДЭ начинает случайно актуализировать неизвестные доселе возможности попыток, повышая тем самым сохраняющую роль агрессивности. По­добное идэическое изменение, если мы захотим его так на­звать, могло бы стать настоящим шансом выживания только в том случае, если оно психически стабилизируется (в представ­лениях, аффектах, призраках). Или же биологически (посред­ством генетики). Из того, что мы знаем об эволюции, для подоб­ной стабилизации потребовалось бы несколько поколений;

б) на уровне идэических колебаний. В этом случае все за­висит от пустоты, находящейся в процессе психоматериаль­ной организации. Несмотря на то, что многим лауреатам Но­белевской премии удалось сфотографировать пустые про-

странства (сфотографировать «то, чего не существует!») меж­ду частицами электромагнитной волны; несмотря.на то, что им удалось уничтожить эту волну, бомбардируя пустые про­странства; физика и химия в настоящее время гораздо мень­ше овладели пустотой, чем микропсихоанализ. И дейст­вительно, не только психическая бомбардировка пустоты име­ет место в ходе каждого долгого сеанса, но микропсихоана­лиз умеет еще и искусно управлять ею. Под этим углом зре­ния серия направленных на идэическую энергетику агрес­сивности микропсихоанализов смогла бы привести к психи­ческим изменениям, создавая посредством общения меж­ду бессознательным и сознательным нечто вроде клона с контролируемой разрушительной силой;

в) на уровне попытки. Чем бы ни вдохновлялся психо­анализ, сознает он это или нет, предметом его исследова­ний является совокупность пЪпыток, которые в свою оче­редь образуют психобиологические сущности и создают признаки совлечений. Однако, только микропсихоанализ изучает попытки как таковые и следует в своем изучении за ними по ту сторону бессознательного и Оно, вплоть до их безличной энергетической канвы. Таким образом, в то вре­мя как классический психоанализ работает над агрессивно­стью, условная организация которой выражается в представ­ленных им аффектах, микропсихоанализ доходит до самой сердцевины универсальной нейтральной агрессивности и даже способен вызвать психобиологическое изменение аг­рессивной экономики: иначе говоря, микропсихоанализ в состоянии продлить жизнь индивидуума. Как я только что сказал, вызванные подобными изменениями последствия на коллективном уровне возможны, но их весьма трудно оце­нить.

Пункты б) и в) могли бы дать некоторую неясную надеж­ду на выживание человечества. Со своей стороны, микро­психоаналитики, как кажется, обладают монополией. На пси­хическое постоянство, гораздо более трезвое и ясное, чем религиозное терпение, которое заставляет фанатически пе­реживать катакомбы, арены с дикими зверями и священные войны. Здесь же речь идет о постоянстве приносить в жер­тву на этой Земле скорее самого себя, чем кого-либо дру­гого, если это необходимо. Того другого, кто в силу обстоя­тельств еще не научился этой новой жертвенности.

Динора Пайнз

БЕРЕМЕННОСТЬ И МАТЕРИНСТВО*

БЕРЕМЕННОСТЬ И МАТЕРИНСТВО: ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ФАНТАЗИЙ И РЕАЛЬНОСТИ

Для многих женщин беременность и деторождение ста­новится колоссальным сдвигом к зрелости и повышению са­мооценки; однако другие не приходят к здоровому реше­нию в этой сфере, а находят лишь патологический путь, кон­чающийся потенциально вредоносными и нагруженными виной отношениями мать-дитя. Ситуацию беременности у очень молодых женщин и особенности раннего периода от­ношений мать-дитя ярко обрисовали нам Бибринг и соавт., Бенедек и другие авторы. Изучив эти работы и соотнеся их с собственным опытом психоаналитического и психотера­певтического лечения беременных и молодых матерей, я пришла к предположению, что в ряде случаев возможно предвидеть патологический исход и, следовательно, своев­ременным вмешательством предотвратить послеродовую депрессию.

Первая беременность - время стресса, в особенности для молодой женщины, у которой психическое равновесие, необходимое для того, чтобы иметь дело с непрестанными требованиями беспомощного, зависимого человечка, еще не установилось надежно. Одна из наиболее выразитель­ных черт, на которые надо обращать внимание во время ана­лиза беременных, это возврат ранее вытесненных фантазий в предсознание и сознание и судьба этих фантазий после рождения реального ребенка. Нелегкие конфликты, принад-

* Д. Пайнз. Бессознательное использование своего тела женщи­ной. СПб. 1997.

лежащие прошедшим стадиям развития, оживают, как это бывает в любой кризисной точке человеческой жизни, и мо­лодая женщина должна заново приспосабливаться к свое­му собственному внутреннему миру и к внешнему объект­ному миру. В это время она нуждается в эмоциональной и физической поддержке и заботе, чтобы она, в свою очередь, могла помочь своему ребенку и облегчить ему вхождение в жизнь. Суть этой адаптации женщины на пути к зрелости состоит в достижении устойчивого и удовлетворительного баланса между бессознательными фантазиями, мечтами и надеждами и реальностью отношений с самой собой, му­жем и ребенком.

Беременность, в особенности первая,- кризисная точка в поиске своей женской идентичности, ибо это точка, из ко­торой нет возврата, независимо от того, рождается ли в дол­жный срок ребенок, случается выкидыш, или делают аборт. Беременность подразумевает конец существованию женщи­ны как независимого отдельного существа и начало непре­менных и бесповоротных отношений мать-дитя. Одна из обя­зательных внутрипсихических задач первобеременной вклю­чает внутреннее, физическое и ментальное приятие того, что можно назвать ее образом своего сексуального партнера. Это влечет за собой слияние новых либидинозных и агрес­сивных чувств с теми, которые уже заложены в женщине опытом детства, в особенности ее отношениями с родителя­ми и сиблингами и отношением к своему собственному телу.*

К счастью, беременность - не статичное состояние, а непрерывный физиологический и эмоциональный процесс, включающий в себя либидинозное заполнение образа (катек-сис) развивающегося и изменяющегося плода, который спер­ва является невидимой частью материнского тела и продол­жением ее Собственного Я. Этот катексис плода должен по­зднее быть переведен на реального живого младенца, когда тот родится и станет отдельной частью объектного мира и продолжением как самой матери, так и ее сексуального

* Следует, однако, отметить, что другие равно важные задачи, входящие в подготовку к рождению и вскармливанию ребенка, такие как изменение межличностных отношений, не обсуждаются в данной статье.

партнера. Таким образом, от молодой матери требуется не только достичь этой ступени, но и доказать свою способ­ность делить подобные эмоционально нагруженные отноше­ния с отцом ребенка.

Для женщины, которая ожидает первенца, беременность доказывает ее половую принадлежность- и видимым обра­зом заявляет внешнему миру, что она состояла в сексуаль­ных отношениях. Психологически это подтверждает, что она обладает сексуально зрелым телом, способным к репродук­ции, но это вовсе не означает, что она имеет равно зрелое эмоционально Эго, способное к принятию ответственности и требований материнства. На женщину, а возможно и на ее окружающих, ложится дополнительное бремя: гормональ­ные изменения, которые сопровождают беременность, при­носят с собой непривычные колебания настроения и физи­ческий дискомфорт.

Для будущей матери такая огромная перемена, физичес­кая и эмоциональная, является нормальной критической пе­реходной фазой и, следовательно, сопровождается ожив­лением конфликтов и тревог прошлого, которые утяжеляют ее ношу. Как бы сильно ни идентифицировались ее муж и семья с ней в это время, изменение эмоциональной жизни матери семейства ведет также к перемене внутрисемейных отношений, так что каждая беременность и рождение ре­бенка должны неизбежно сопровождаться нормальным се­мейным кризисом и заканчиваться абсорбцией нового чле­на семьи.

Беременность - самое серьезное испытание отношений матери и дочери: беременная женщина должна играть роль матери для своего ребенка, оставаясь ребенком для своей матери. Ранняя детская идентификация беременной с мате­рью вновь пробуждается и сравнивается ею с реальностью отношений со своим ребенком. В то же время, вместе с но-вонайденным пониманием задач, которые ставит материн­ство, отношения беременной с ее матерью могут реально измениться и стать более зрелыми. Так жизнь может разре­шить проблему старой амбивалентной идентификации, да­вая дорогу новому и более мирному отношению к матери.

Беременность доказывает и укрепляет успешное дости­жение женской сексуальной и полоролевой идентичности, тогда как процесс создания новой формы объектных отно­шений - материнство - может начаться только тогда, когда ребенок отделяется от материнского тела и вливается в объек­тный мир. Ребенок, таким образом, соединяет в себе часть материнских образов Собственного Я и ее сексуального парт­нера, но матери также предстоит увидеть в нем отдельного индивида. Этот сложный процесс внесения необходимых изменений в образ ребенка - одна из главных задач, с кото­рыми должна справиться молодая мать.

Для целей настоящей статьи девять месяцев нормальной беременности разделены на три этапа.

ПЕРВЫЙ ЭТАП

От зачатия до шевеления плода приблизительно четыре с половиной месяца.

Физиологию этого этапа отличает высокий уровень про­гестерона, что ведет к физическому недомоганию и измене­ниям в телесном Эго беременной, таким как увеличение мо­лочных желез, тем самым пробуждая у нее фантазии и ощу­щения, порожденные в свое время подростковыми телесны­ми изменениями. Наблюдаются характерные быстрые коле­бания настроения и воскрешение прежних тревог. У некото­рых женщин с самого начала этого этапа возрастает пас­сивность и появляется ощущение высшей удовлетворенно­сти и наслаждения: либидинозное заполнение Собственно­го Я увеличивается за счет либидо, отобранного у внешнего мира. У других в это время наступает легкая депрессия и усиливается физическая активность - в связи с особыми женскими проблемами или потому, что беременная пытает­ся отрицать новое ощущение собственной пассивности.

Некоторым женщинам, по-мужски активным в работе, бы­вает трудно принять усиление зависимости от мужа, неиз­бежное при беременности и вскармливании. Если при этом они фрустрированы в выбранной ими карьере или не могут следовать собственным интересам, они иногда чувствуют зависть к мужу из-за того, что он может свободно занимать­ся своими делами или интеллектуальной деятельностью. Дру-

гим бывает трудно принять свое тело, изменяющееся по мере увеличения срока беременности. По моему опыту, жен­щины, которые ощущали неприязнь к своей подростковой полноте и стыдились ее, испытывают особые трудности в адаптации к тому, что их «разнесло».

Для некоторых женщин плод является- катексисом с мо­мента подтверждения беременности, как ребенок, имеющий определенную внешность и даже определенный пол, тогда как для других - плод составляет часть их тела, от которой можно избавиться с той же легкостью, как от аппендикса. По моему мнению, этот фактор имеет диагностическую ценность, когда встает вопрос о прерывании беременности, так как в первом случае есть вероятность при аборте по терапевтическим пока­заниям расплатиться за него патологической скорбью и деп­рессией.

К концу первого этапа часто наблюдается выраженный регресс к оральной стадии, включая тошноту, рвоту и стрем­ление к специфическим видам пищи. Женщинам часто труд­но в это время готовить на семью, и у домашних и мужа появляется отличная возможность поддержать жену и об­легчить ей жизнь. В своих фантазиях беременные часто идентифицируются с плодом. Молодая женщина, радостно предвкушающая рождение первенца, вынесла на анализ ряд сновидений, в которых становилась все моложе, по мере увеличения срока беременности. В самом конце, незадолго до родов, она видела себя во сне младенцем, сосущим грудь, тем самым соединяя образ Собственного Я как мате­ри и образ Собственного Я как новорожденного ребенка.

ВТОРОЙ ЭТАП

Второй этап беременности с самого начала отмечен необходимостью взглянуть в глаза реальности, так как ребе­нок начинает шевелиться, тем самым заставляя признать, что его, хотя и скрытого в убежище материнского тела, следует признать отдельным человеческим существом со своей соб­ственной жизнью, которой мать управлять не может. Многие женщины пережили момент невыразимого вневременного погружения в свой внутренний мир, когда их дитя впервые пошевелилось; и однако даже самой.желанной беременности

сопутствует пробуждение тревоги. Когда до сознания мате­ри доходит, что в конце концов ребенок станет частью внеш­него мира, в ней просыпается страх перед отделением от объекта и страх кастрации. Самой примечательной чертой, наблюдаемой на этом этапе, является оживление регрессив­ных фантазий, которые были бы сильнейшим нарушением у других пациенток, но преобладают и обычны в аналитичес­ком материале беременных. Такое впечатление, что брыка­ющийся малыш прибавляет Это защищенности, так что ра­нее вытесненным первичным фантазиям позволяется легко всплыть в сознание. Сексуальные теории детства сочетают­ся с сознательными и бессознательными фантазиями, где плод, например, представлен как прожорливое деструктив­ное создание внутри материнского тела. Позднее оживают анальные детские сексуальные теории, где плод - что-то гадкое и грязное, что матери необходимо изгнать из своего тела. Некоторых женщин беспокоит любое незначительное изменение самочувствия. Высокообразованная женщина, отлично зная о том, что носит ребенка, вынесла на анализ вытесненные воспоминания и фантазии, относящиеся к ее детскому стыду, отвращению и страху в период, когда она страдала глистами. Психотичная пациентка утверждала, что ее увеличившийся живот полон газов и кала в результате запора, а когда ей предъявили ребенка после родов, наста­ивала, что это ее экскремент. Подобные примитивные фан­тазии можно наблюдать и у пациенток, не страдающих пси­хозом.

Ближе к родам для матери нормально воображать плод в виде новорожденного, а когда срок разрешения становит­ся еще ближе, она может воображать его неким идеальным малышом или ребенком постарше, часто тем самым иде­альным существом, которым хотела быть сама.

На этом этапе часто происходит вступление в «тайное общество женщин» с его ритуалами и старушечьими сказ­ками, а мужчины иногда видятся непрошеными гостями, спо­собными повредить ребенку. Многие женщины удержива­ются от полового акта на этом этапе, хотя и остаются либи-динозно активными, как будто старые фантазии о том, что

секс нанесет ущерб их телу, оживают, подразумевая, что сексуальная активность так же потенциально повредит ре­бенку, как вредила в фантазии его матери.

Беременная женщина, чьи фантазии о половом акте были агрессивной садистической природы, позволяла своему мужу совершать анальный половой акт, хотя это и не входило в ее привычки, так как боялась, что трение пениса о стенки влага­лища повредит мозг ребенка. Некоторые женщины боятся не только полового акта, но и акушерского осмотра, словно рука акушерки может повредить ребенку, как ранее они бессозна­тельно боялись (из-за чувства вины), что мастурбация вре­дит их собственному телу. В аналитической ситуации этому соответствует подавление и отрицание материала, относяще­гося к беременности, словно предъявление ребенка аналити­ку также подразумевает опасность. -

Фантазии о том, что плод - потенциально опасное, про­жорливое создание, приходят в голову даже самым рассудоч­ным пациенткам. Возможны и фобические страхи: например, что от клубники, съеденной матерью, у ребенка будут роди­мые пятна. Определенные виды пищи считаются полезными ребенку, а другие - вредными, без всяких разумных доказа­тельств, даже вопреки медицинским свидетельствам проти­воположного. Доводы рассудка тут бесполезны, даже са­мые интеллектуальные из женщин в это время вновь по-детски верят в волшебство. Одна очень образованная, но недалекая женщина регулярно во время беременности хо­дила в музей созерцать прекрасные картины, чтобы родить красивого ребенка. Ее сознательная фантазия состояла в том, что поступая так, а также думая только о прекрасном, она сделает ребенка совершенным.

Испытывая толчки старых фантазий и неразрешенных кон­фликтов прошлого, Эго нуждается в дополнительной под­держке окружающих, особенно Эго первобеременной, для которой ее переживания новы и непривычны. В этом случае роль реальной матери женщины мне кажется очень важной, а ее поддержка - бесценной. Если реальной матери нет, муж может взять на себя поддерживающую материнскую роль, в дополнение к роли отца-защитника. Неоценимую помощь могут оказать прочие члены семьи и друзья. Какой бы ни

была ситуация внешней поддержки, в ней, тем не менее, присутствует особая психическая реальность, основа кото­рой - первичные, младенческие отношения будущей мате­ри с ее матерью. Эти отношения могли быть конфликтными и тем самым предопределить конфликтность будущего материнства дочери. Таким образом, материнство - это опыт трех поколений. Вопрос состоит в том, будет ли беременная женщина во внутрипсихическом плане идентифицировать­ся со своей интроецированной матерью или же будет сопер­ничать с ней и достигнет успеха в своем желании быть луч­шей матерью для своего ребенка, чем была (по ее ощуще­ниям) ее мать для нее самой.

ТРЕТИЙ ЭТАП

Третий и последний этап беременности отличают теле­сный дискомфорт и усталость по мере приближения родов. Так как возрастает потребность беременной в материнском внимании, то, по моему опыту, у нее воскресают и воспоми­нания о соперничестве с сиблингами. В случае, если она является единственной дочерью, соперничество может сме­ститься на родственников или друзей. У молодой женщины, которая ожидала ребенка одновременно со своей золовкой, были повторяющиеся сновидения о том, что она родила круп­ного красивого мальчика, а золовка - безобразную девочку.

В этот же период имеют место характерные колебания настроения: от радости - потому что ребенок вот-вот станет реальностью, до различных сознательных и бессознатель­ных тревог всех беременных (о возможности смерти от ро­дов, о том, нормален ли ребенок и не повредят ли его во время родов). Как бы сильно ни успокаивал женщину вне­шний мир, страхи упорствуют, словно в игру вступило ста­рое чувство вины и шепчет ей, что ничего хорошего из нее не выйдет. И однако она одновременно испытывает нетер­пение, стремится завершить свою задачу и родить. На этом этапе превалируют фантазии об изгнании из тела, а некото­рые женщины испытывают радостное возбуждение от того, что снова смогут играть активную роль при родах и оставить вынужденно пассивную роль беременной. Самые

рационалистичные женщины могут утратить контроль во вре­мя родов и упиваться катарсическои свободой выражения всяческих агрессивных чувств и порывов, им доступных, как бы в оргастическом состоянии. Однако чувство вины проявится снова в первом же вопросе, который неизменно задает после родов каждая мать: «Что с ребенком?»

Реальность ребенка входит в сознание матери и внешне­го мира только когда появляется головка. По моему опыту, мать очень подбадривает к продолжению родов ответ внеш­него мира (сестер и врачей) на реальность ребенка. Любо­пытство, касающееся его внешности, помогает преодолеть тревогу, которая в противном случае может вызвать вялость потуг.

ПОСЛЕ РОДОВ

После родов наступает период приспособления к чувству опустошенности и ощущению пустоты в том месте, где был ребенок. Матери опять требуется изменить образ своего тела, чтобы чувствовать себя целой и не пустой внутри, прежде чем произойдет сживание с реальным рождением ребенка и признание его как отдельного человека, и, кроме того, ей одновременно необходимо с этим реальным ребенком совместить того, который был столь сокровенной частью ее тела. Матерей нередко неприятно удивляет, что они не ощу щают немедленного прилива всепоглощающей материнс­кой любви к ребенку, которого им показывают. Таким обра­зом, возбуждение и облегчение от родов часто сменяется периодом упадка и депрессии, как это бывает после дол­гожданного успеха. Однако с помощью и при поддержке мужа и семьи, эти трудности можно преодолеть. Фантазии беременности и даже тяготы родов быстро вытесняются и забываются, и, к счастью, отношения мать-дитя могут щед­ро вознаградить за все и удовлетворить их обоих.

Я бы хотела теперь обратиться к отклонениям от нормы у некоторых пациенток, к тем случаям, когда в ранних отно­шениях матери и младенца просматривались патологичес­кие черты, обязанные отчасти фантазиям, которые мать не вытеснила, но продолжала отыгрывать, а отчасти конфлик-

там ее прошлого, которые не были разрешены и, сле­довательно, влияли на настоящее. В ткань конфликта впле­тались как позитивные, так и негативные образы Собствен­ного Я и своего мужчины, а также продолжение амбивален­тных отношений к родителям и сиблингам в раннем детстве. В подростковом возрасте растущее осознание своей те­лесности стимулирует неодолимый порыв испробовать ее, чтобы доказать себе свою ценность через физическую при­влекательность или испытать возбуждение, потому что дру­гой признает твое тело источником наслаждения. Важным обстоятельством при этом является то, что телом пользуются для защитного отщепления и обхода мыслительного процес­са (то есть происходит подмена обдумывания телесными ощущениями, будь то агрессия или удовольствие) или даже как средством избежать депрессии или вины. У пациенток такого рода поэтому налицо расщепление различных аспек­тов образа Собственного Я, напоминающее симптомы депер­сонализации, наблюдаемые у некоторых больных. Одна мо­лодая пациентка так отзывалась о себе. «Мое тело - гуля­щее, но в душе я девственна как первый снег». Изучая исто­рии болезни молодых женщин, чей промискуитет имел ком-пульсивный характер, легко заметить, что желание иметь ребенка играет очень малую роль в их материале, хотя одна пациентка, у которой не наступала беременность в течение пяти лет при отсутствии контрацепции, забеспокоилась о своей фертильности. Когда же она забеременела, тревога улеглась и самооценка восстановилась, она тут же приготови­лась делать аборт. У этих девушек тело служит для поиска вымышленного объекта (который они никогда не обретают в актуальном опыте), поиска, основанного на фантазии, что он, этот объект, будет их опекать, баюкать и кормить. Гени-тальная сексуальность для них - расплата, и совершенно очевидно, что такие девушки отнюдь не наслаждаются про­никновением в их тело, но получают бесконечное удоволь­ствие от предварительной игры, в которой оживают догени-тальные переживания. В своем воображении они младен­цы, и это может служить одной из причин того, что они вовсе не хотят забеременеть. Если же это происходит, им бывает чрезвычайно трудно дать ребенку ту любовь и заботу, кото-

рой они сами недополучили, как они считают. У этих деву­шек наблюдаются высоко агрессивные садистические на­клонности, направленные против сексуального партнера, а если такая девушка становится матерью, эти наклонности начинают играть роль в ее адаптации к реальности младен­ца и могут сместиться на ребенка, особенно на мальчика.

Первую группу случаев составляют девушки, очень рано вступившие в половую жизнь и забеременевшие. В ответ на требования реальности материнства в их распоряжении име­лись лишь неадекватные ресурсы подросткового, неустойчи­вого Эго. Мы знаем, что у нормального подростка повышены регрессивные тенденции и оживлены старые конфликты. Та­ким образом, в случае, если к этой норме добавляются нор­мальные фантазии беременности, мы получаем жесткую па­тологию.

СЛУЧАЙ ТЕРРИ

Терри, очень хорошенькая девушка, была приемной до­черью пожилой пары. Единственное, что ей рассказали о ее матери, это то, что мать была гулящей и родила Терри в семнадцать лет. Сама Терри была непослушным ребенком, испытывала терпение своих приемных родителей (ей нужно было проверить, сильно ли они ее любят), в шестнадцать лет сбежала из дому и загуляла. К семнадцати годам она забеременела и спокойно готовилась отправиться в дом не­замужних матерей, где можно родить И оставить ребенка на усыновление Во время беременности она была бодра и ве­села, достигнув своих главных целей: она установила свою сексуальную принадлежность, идентифицировалась со сво­ей матерью и обратила пассивность в активность, отдавая на усыновление своего будущего ребенка. Она отрицала, как во сне, реальность беременности и приготовилась от­дать ребенка через несколько недель после родов. И нико­го не оказалось рядом, чтобы подготовить ее к материнству! После родов картина драматически переменилась. Терри ошеломила реальность хорошенькой маленькой дочки, с которой она сильнейшим образом отождествилась, она была глубоко ранена тем, что ей пришлось пойти на удочерение, потому что она никак не могла содержать ни себя, ни ребен-

ка и не сделала к этому никаких приготовлений. Долгие годы она горевала о дочке, беспокоилась о ее судьбе, а в дни ее рождения и на Рождество погружалась в глубокую депрессию.

СЛУЧАЙ ДЖЕННИ

Дженни, студентка двадцати трех лет, страдала от жесто­кого невроза характера с истерическими и фобическими сим­птомами. Она была очень зависимой от мужа и требователь­ной, а он любил ее и старался удовлетворить ее требова­ния, включая взрывы истерической ярости против него, слу­жившие ей защитой против всепоглощающего страха, кото­рый охватывал ее всякий раз, когда он оставлял ее одну. Ее отношения с матерью складывались нелегко с самого ран­него детства, и она полностью отвергла мать, оставив дом в семнадцать лет. За время лечения ее фобические симпто­мы значительно ослабели, улучшилась успеваемость, а ее муж смог сделать большой шаг в своей профессии, как толь­ко ее требования к нему изменились. В конце концов они решили завести ребенка и оба бурно радовались, когда Дженни забеременела. Ее беременность протекала спокой­но, муж присутствовал при родах и значительно помог ей во всех отношениях. Они оба радовались новорожденной, и весь процесс способствовал взрослению Дженни, ее пре­вращению в зрелую женщину, принимающую свою роль. Она стала преданной и понимающей матерью и женой и, в конце концов, примирилась с родителями.

Но к несчастью для себя она открыла, что беременность имеет для нее дополнительное преимущество - она ни на миг не остается одна. Ей захотелось быть беременной, но не нести ответственности за будущего ребенка. Вопреки советам врачей она вновь забеременела через несколько месяцев после рождения дочки, и вскоре исследование пока­зало, что на этот раз у нее будет двойня. Несмотря на зна­чительный телесный дискомфорт, она была бодра и весела всю беременность и у неё установились хорошие отноше­ния с ребенком, мужем и даже матерью. Однако когда жизнь потребовала кормить близнецов и старшую девочку, она ста­ла впадать в депрессию под этим бременем. Муж не мог ей

помогать, так как ему приходилось ради денег работать боль­ше. Она стала боятся своих маленьких и голодных близне­цов, и вскоре стала полностью неспособна их кормить из-за оживления своих старых садистских фантазий. Требователь­ные прожорливые близнецы стали представлять собой для нее орально-садистские аспекты ее образа-Собственного Я. В результате под грузом вины и тревоги у нее наступил пси­хотический срыв, она была госпитализирована, но так и не оправилась и в итоге покончила с собой. Таким образом, в истории Дженни был зрелый шаг к укреплению Эго во время ее первого материнства, но она оказалась неспособна зак­репиться на этой позиции под грузом дополнительного бре­мени - выкармливания других детей.

СЛУЧАЙ РУТ

Рут, интеллигентная женщина двадцати пяти лет, с выс­шим образованием, пришла для прохождения анализа пос­ле года семейной жизни с ласковым, по-матерински внима­тельным мужем. Она искала помощи от истерической тре­воги, которая проявлялась, в основном, в уверенности, что она заболеет раком матки и умрет. Это заставляло ее боять­ся сношения, потому что она была убеждена, что сперма содержит канцерогены. Она придумывала разные магичес­кие ритуалы, чтобы избежать опасности, включая регуляр­ные посещения гинеколога-мужчины, на приеме у которого, сопротивляясь введению зеркала, испытывала боль и орга­стический спазм. Мать Рут страдала от астмы, у нее часто бывали ночные приступы болезни, и это провоцировало фан­тазию девочки о том, что матери по ночам причиняет ущерб половое сношение. Отец Рут, агрессивный, нетерпеливый человек, покончил с собой незадолго до смерти матери Рут. Рут вышла замуж уже после ее смерти. В курсе анализа ее чувства тревоги и вины перед родителями были прорабо­таны, включая ее оральную фантазию о том, что она, нахо­дясь в утробе матери, пожирала ее изнутри и повредила матку. Она больше не была фригидной с мужем и в конце концов забеременела.

Во время беременности ожили ее старые бессознатель­ные фантазии, центром которых была тревога, что ребенок

будет пожирать ее и принесет ей вред, какой она, в своей фантазии, принесла матери. Первые три месяца беременно­сти чувства торжества и удовлетворения (поскольку она до­казала, что может, как и ее покойная мать, забеременеть и иметь ребенка) поддерживали в ней мирное равновесие. Од­нако на втором этапе беременности, когда ребенок зашеве­лился, у нее снова появились, бок о бок с сильным чув­ством реальности, ранее подвергнутые анализу деструктив­ные фантазии: плод был для нее ее ребенком и продолжени­ем ее реального Собственного Я, но был и продолжением ее фантазийной идентификации с плодом-пожирателем. Де­структивные фантазии не были всепоглощающими, как это было в начале анализа, когда она даже не осмеливалась размышлять о беременности и материнстве. На третьем эта­пе беременности она была в приподнятом настроении, не только от ожидаемого возобновления активности, которую подразумевает изгнание ребенка из тела, но и от агрессив­ного желания поскорее избавиться от этой вредоносной репрезентации ее садистских желаний по отношению к ма­тери. Этот материал был успешно проработан, а с рождени­ем ребенка фантазии претерпели вытеснение - Рут стала преданной, счастливой матерью, наслаждалась жизнью со своим мужем и высоко ценила его. Без помощи анализа у нее никогда бы не возникло намерения забеременеть и она, возможно, была бы в жестокой депрессии и кончила само­убийством, как ее отец.

СЛУЧАЙ ЕВЫ

Ева обратилась за помощью по совету матери, которая много лет назад была моей пациенткой и получала поддер­живающее лечение, когда по неосторожности заберемене­ла в немолодом возрасте. Сперва она хотела сделать аборт, но потом передумала и при врачебной поддержке выносила и родила сына, к которому Ева ее страшно ревновала, хотя ей к тому моменту было уже десять лет и она, как могла, прятала ревность за маской материнской заботливости. У матери были проблемы при воспитании мальчика, но они были успешно преодолены, и сын доставлял ей много радости.

Ко времени обращения Ева бьша беременна в третий раз. Она вышла замуж в девятнадцать лет и, хотя была пер­вое время фригидна, с помощью понимающего мужа суме­ла создать счастливую семью. От первого ребенка - девоч­ки, она была в восторге, так как малышка представила со­бой для нее образ красивой девочки, которой она была сама, да и оставалась. Поэтому она любила и ценила дочку как продолжение Собственного Я. Второй ребенок - мальчик, родился с мягкой формой младенческой экземы, и это от­пугнуло ее. Хуже того, грудничком он был плаксивым и тре­бовательным, а выучившись ходить, не отцеплялся от мамы и все равно был несчастным. К своему горю, Ева компуль-сивно отвергала этого ребенка, наказывая его за малейшую оплошность, и была не в состоянии ласкать его, несмотря на большие усилия следить за собой. Забеременев в третий раз, Ева испугалась, что если и третий ребенок будет маль­чиком, это вынудит ее отвергнуть и его, и по совету матери обратилась ко мне. Интересно было видеть, как трудности матери в отношениях с сыном повторяются у дочери; дей­ствительно, по мере увеличения срока беременности у Евы нарастала неизбежная погруженность в процесс и влекла за собой уменьшение внимания к внешнему миру, а потому -нарастали требования сына, и ее тревожило, что к сыну она все больше испытывает неприязнь и раздражение, в то вре­мя как с дочкой она терпелива.

В курсе анализа было проработано соперничество с млад­шим братом, и отношения Евы с сыном улучшились. Чем больше она открыто проявляла любовь к нему, тем меньше он становился требователен и зависим, делая большие шаги к самостоятельности, что очень радовало маму и бабушку. Тогда стало ясно, что мальчик не только представлял собой образ соперника из детства: его экзема оживила более ран­ние ее фантазии о своем теле. Мать ее была тяжело больна язвенным колитом во времена раннего детства Евы, и это отразилось на фантазиях Евы о деторождении: она и ее брат - анальные, грязные и позорные продукты болезни матери. Экзема сына, которую она уравнивала с грязью, не только возродила в ней отвращение, которое она чувствовала к боль­ному телу матери, но и породила тревогу, что болезнь матери повторилась у нее и сказалась на внешности ребенка.

Именно сильнейшая материнская забота о своем ребен­ке заставляла Еву чувствовать, что ее отвержение сына не согласуется ни с ее образом Собственного Я как женщины, ни с ее воспоминаниями о своей матери. Она поняла, что если не положит конец своей компульсивной агрессии, то может повредить и ему, и следующему ребенку, а она этого не хочет. Ее доверие к матери подвигнуло ее искать помощь там же, где в свое время получила эту помощь мать.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Задача, которую предстоит выполнить беременной и мо­лодой матери, это соединение реальности с бессознатель­ными фантазиями, надеждами и мечтами. Кроме того, ей предстоит впервые встретиться с требованиями беспомощ­ного зависимого создания, которое представляет собой для нее сильно катектированные области Собственного Я и не-^ Я, а также многие конфликтные отношения прошлого. Зада­ча может оказаться непосильной, особенно для юной, нео­пытной женщины. В это время поддержка от окружения бес­ценна, особенно поддержка от мужа, матери или любого значимого и заинтересованного лица. Поскольку вмешатель­ство врача в критический момент может быть именно такой ценнейшей помощью, особенно при отсутствии адекватной поддержки со стороны семьи, то, видимо, было бы полезно помнить об этом факторе не только в пренатальный и пост-натальный период, но также и при оценке возможного воз­действия аборта по медицинским показаниям, чтобы пре­дупредить и смягчить последующую депрессию. Подобным вмешательством также можно избежать передачи следую­щему поколению нагруженных виной отношений мать-дитя, которые эмоционально депривируют младенца, лишая его надежного и приносящего удовлетворение жизненного фун­дамента. Следует, однако, подчеркнуть, что некоторые из рассмотренных случаев заставляют нас понять: какой бы адекватной ни была поддержка от окружения, тяжесть не­разрешенных конфликтов требует иногда психоаналити­ческого или психотерапевтического вмешательства для до­стижения успешного их разрешения.

ПОДРОСТКОВАЯ БЕРЕМЕННОСТЬ И РАННЕЕ МАТЕРИНСТВО

Просто удивительно, что, несмотря на успехи контрацеп­ции и доступность искусственного прерывания беременнос­ти, значительное число девушек-подростков все-таки бере­менеют и становятся малолетними матерями. Для многих из них нормальные кризисы развития подросткового и юношес­кого возраста, вслед за которыми наступает кризис первой беременности и материнства, способствуют дальнейшему психическому взрослению. Но для других эти кризисы, ско­рее всего, оживляют первичные тревоги и конфликты, при­надлежащие предыдущим фазам развития, что приводит к регрессу. Для некоторых из этих молодых матерей рожде­ние реального ребенка оказывается гибельным. Физичес­кая зрелость, наступающая в пубертате, предлагает им аль­тернативное средство для разрешения психических конф­ликтов и утверждения своей женственности. Хотя желание девушки испытать, что такое беременность, можно рассмат­ривать как часть нормального девического развития, даль­нейшее продвижение к зрелости -это желание принести миру нового человека и достичь зрелого Эго-идеала. Девушки-подростки, о которых я говорю, по всей видимости, делают только первую часть этого шага развития. В данной статье я остановлюсь на бессознательных конфликтах некоторых незрелых молодых женщин, которые не позволили им стать достаточно хорошими матерями.

ЗРЕЛОЕ РАЗВИТИЕ И ОТНОШЕНИЯ С МАТЕРЬЮ

Этапы зрелости жизненного цикла описаны Эриксоном. Из них основными вехами на пути становления зрелой жен­ской личности являются: 1) уникальные изменения женско­го тела в пубертате, приводящие к психологическому рывку юности; 2) первая беременность и 3) рождение ребенка. Каж­дый шаг взросления, инициированный изменениями тела, не­избежно сопровождается нормальным эмоциональным кри­зисом постольку, поскольку во внутреннем и внешнем мире должны быть изменены либидинозные, агрессивные и нар-

циссические компоненты отношений к Собственному Я и к объекту. Каждый кризис может или облегчить психический рост, или выдвинуть на передний план фиксацию на ранней фазе развития. По моему мнению, решающую роль здесь играет то, какая у моЪодой женщины была мать (насколько она спо­собна была быть матерью) и каким образом она относилась к своей женственности и к женственности своей дочери. Как мы уже знаем, развитие зрелой женской личности {базирующее­ся на доэдипальном развитии здорового ощущения Собствен­ного Я и здоровых объектных отношений, а также на прочном ощущении полоролевой и сексуальной идентичности) вклю­чает в себя не только идентификацию с внутренним образом матери, но еще и противоположную задачу всей последую­щей жизни: отделение от матери и индивидуализацию.

ЮНОСТЬ

М.Лафер и Э.Лафер считают главной функцией развития в юности установление окончательной сексуальной органи­зации. Образ тела теперь должен включать физически зре­лые гениталии. Они рассматривают различные юношеские задачи развития - изменение отношений к эдипальному объекту, к сверстникам и к своему телу - скорее как подраз­делы ведущей функции развития, а не как отдельные зада­чи. Девушка может пройти через трудные испытания в под­ростковом возрасте, если ее доэдипальные отношения с матерью не привели к прочному ощущению Собственного Я и своей половой принадлежности. Всплеск эмоциональ­ных регрессивных тенденций и подъем на поверхность не­разрешенных конфликтов прошлого могут затормозить про­движение к эмоциональной зрелости и психическому взрос­лению. В подростковом возрасте самооценка особенно за­висит от внешности и образа Собственного Я, отраженных в позитивном и негативном ответе равных субъекту фигур. Однако, хотя только что обретенная зрелость и сексуальная отзывчивость тела молодой женщины вводит ее в мир взрос­лой сексуальности, она может также толкнуть ее к тому, что­бы начать использовать свое тело для защиты от неразре­шенных эмоциональных конфликтов гораздо более раннего этапа жизни. Как мы увидим в следующей главе «Влияние

особенностей психического развития в раннем детстве на течение беременности и преждевременные роды», секс мо­жет стать способом достижения душевного равновесия и понимания, идущим скорее от желания пережить вновь до-эдипальное ощущение материнской ласки, чем от стремле­ния к взрослым сексуальным отношениям.

У таких девушек наблюдаются сильные агрессивные и са­дистские чувства к матери - фактор, который усложняет нор­мальный подростковый процесс отделения от нее. Таким об­разом, амбивалентность по отношению к матери может раз­решиться скорее негативным образом, чем позитивным (лю­бовью к ней). Предшествующие конфликты детства, касаю­щиеся идентификации с матерью, в пубертате оживают и по­лучают подкрепление, осложняя последующий этап первой беременности, на котором впервые возможно достижение идентификации (физически и эмоционально) со взрослым Эго-идеалом.

ПЕРВАЯ FFPEMEHHOCTb

Первая беременность женщины - это опыт переживания глубокой биологической идентификации со своей матерью, что может реактивировать сильнейшие амбивалентные чув­ства. Для молодой женщины, чья мать была «достаточно хорошей», временная регрессия к первичной идентификации со щедрой жизнедающей матерью и с младенческим Собственным Я - приятная фаза развития, на которой дости­гаются дальнейшая зрелая интеграция, повышение само­оценки и духовный рост.

Но для других, чьи амбивалентные чувства к матери не получили разрешения, а по отношению к Собственному Я, к своему сексуальному партнеру или важнейшим фигурам про­шлого доминируют негативные чувства, неизбежная регрес­сия беременности облегчает выход на поверхность ранее неразрешенных конфликтов, против которых до сей поры су­ществовала защита. Беременная женщина часто проециру­ет на плод амбивалентные или негативные стороны Собствен­ного Я и свои внутрипсихические объекты, словно плод яв­ляется их продолжением. Отсюда следует, что особое эмо­циональное состояние при беременности, в котором моло-

дая женщина может идентифицировать себя со своей мате­рью (и, следовательно, с желанием стать матерью младен­цу), входит в конфликт с ее идентификацией с плодом, кото­рая, естественно, усиливает универсальное инфантильное желание снова стать объектом материнской заботы. Новое появление в сознании беременной ранее вытесненных: фан­тазий, которые я описывала более подробно в другом мес­те, тоже следует принять в расчет, так как женщине пред­стоит интегрировать их с реальностью ребенка, как только он появится на свет. Ибо новые объектные отношения, кото­рые начнут развиваться только с рождением ребенка, будут зависеть не только от самого ребенка, его пола, внешности и поведения (влияющих, конечно, на мнение матери о Соб­ственном Я и о своем умении,заботиться о ребенке), но и от конкретных переживаний матери во время беременности и родов, этих важных этапов на пути материнского узнава­ния: ребенок вне меня и есть тот плод, который когда-то был столь сокровенной частью моего тела.

Адаптация к этому ребенку требует достижения устойчи­вого и достаточного баланса между тем, что пережила мать ранее в качестве объекта материнской заботы, ее бессозна­тельными фантазиями, надеждами и мечтами о своем ребен­ке и реальностью ее отношения к Собственному Я, своему сексуальному партнеру и ребенку. Если психическое рав­новесие матери реорганизуется и кризис разрешается до того, как она столкнулась с реальностью новорожденного, то исходом временного регрессивного состояния беремен­ности становится дальнейший шаг к зрелости, но если этого не происходит, нездоровым и даже патологическим реше­нием проблемы становятся вредоносные и нагруженные ви­ной отношения мать-дитя.

В случае девушки-подростка, чья амбивалентность по отношению к матери осложнила как эмоциональную иденти­фикацию с ней, так и надлежащее отделение от нее и инди­видуализацию, преждевременное использование (в попыт­ках разрешить эту проблему) своего физиологически зрело­го тела и присущей ему сексуальности может привести к формированию незрелых объектных отношений. Если этот кризис еще более осложнен требованиями беременности и

материнства, ею будет найдено, скорее, патологическое решение, и мы увидим не здоровое развитие в зрелую мать, а столкнемся с искажениями материнства.

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕЛА КАК АЛЬТЕРНАТИВНОГО СРЕДСТВА ПРИ ОТДЕЛЕНИИ-ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ И ПРОДВИЖЕНИЕ К ПСИХИЧЕСКОЙ ЗРЕЛОСТИ

Желание маленькой девочки идентифицировать себя со своей матерью можно наблюдать в ее играх и фантазиях задолго до появления физической возможности иметь ре­бенка. Чувство принадлежности к своему полу устанавли­вается в раннем детстве; сексуальная идентификация во мно­гом выясняется к началу юности. Когда девушка-подросток взрослеет, она входит в важный новый этап отделения-ин­дивидуализации. Сильнейшим образом оживает сексуаль­ность и влечет ее к первому половому акту, который под­тверждает ее право брать на себя ответственность за свою сексуальность и право на свое собственное взрослое тело, отдельное от материнского. Здесь, как и на каждой пере­ходной фазе жизненного цикла, телесные изменения (изме­нения в нарциссизме, в объектных отношениях, в определя­емых культурой образцах полоролевого поведения и в спо­собах выражения своей сексуальности) непременно влияют на образ Собственного Я и изменяют его.

Винникотт подчеркивал важность роли воспитывающего окружения, которое обеспечивает ребенку мать, на первич­ных стадиях развития Эго. То, как именно мать физически и эмоционально обращается с телом младенца и его нарож­дающимся Собственным Я, входит в состав опыта этого ребенка и его сознательные и бессознательные фантазии. Внутренний образ матери, создающийся при этом, и есть тот образец, с которым дочь всю жизнь стремится как иден­тифицироваться, так и отойти от него. Только на этом раннем этапе маленькая девочка имеет возможность интроециро-вать ощущение их с матерью взаимного телесного удовлет­ворения. Если в младенчестве девочка не получала удов­летворения от матери или не ощущала, что удовлетворяет ее, она никогда не сможет восполнить этот базальный про-

бел (отсутствие первичных устойчивых ощущений телесно­го благополучия и благополучного образа своего тела), если она не жертвует своим нормальным стремлением к позитив­ному эдипальному исходу. Более того, она может так и ос­таться с образом Собственного Я: «Я не приношу удовлет­ворения ни другим, ни себе», который сохраняется неизмен­ным в Истинном Я, неважно, насколько сильно ее взрослый опыт не подтверждает этот образ. Ее продвижение к диф­ференцированной сексуальной идентичности, такой же, как у матери, и все же отдельной, также требует интернализа-ции женского тела матери и идентификации с ним. В эди-пальных желаниях родить отцу ребенка мы уже можем ус­мотреть отделение от матери и попытки маленькой девочки идентифицироваться с ней.

Биологический пубертат требует от девушки изменить об­раз своего тела: образ ребенка предстоит превратить в об­раз взрослой женщины, у которой есть груди и гениталии. Она должна признать в своем влагалище способность вме­щать пенис мужчины (в фантазии - сексуального партнера матери) и согласиться с дальнейшей возможностью бере­менности.

По моему впечатлению, те девочки-подростки, которые не испытали в свое время достаточно хорошего материн­ства, могут использовать свое тело, пытаясь снова стать мла­денцем: они гоняются за миражом утраченного нарцисси-ческого состояния. Кроме того, они надеются, родив ребен­ка, обрести в нем свое Идеальное Я. У этих девочек, я по­лагаю, была мать, которая умела заботиться только о теле дочери и не могла вместить ее тревоги и аффекты. М.М.Р.Хан утверждает, что во взрослой жизни такие девушки исполь­зуют в объектных отношениях сексуальную активность вза­мен возможностей Эго,- и я разделяю этот взгляд, ибо сек­суальность в пубертате и ранней юности основана на опыте младенческих отношений с матерью.

КЛИНИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ

Случай г-жи X.

Госпожа X. первый раз стала матерью в шестнадцать лет. Она обратилась за помощью к аналитику после того, как ее младший ребенок попал на лечение в детскую воспитатель­ную клинику (child guidance clinic). Г-жа X была в жестокой

депрессии, говорила, что ее брак развалился, и чувствова­ла, что больше так жить не может. Она была первым ребен­ком и единственной девочкой в семье, у нее было три млад­ших брата, за которыми она часто - с досадой - присматри­вала. Ее мать была жесткой и сердитой и не ценила женщи­ну ни в себе, ни в дочери. Между ними не могло существо­вать ни отношений, где удовлетворение дается другому, ни отношений, где оно получается от другого, и девочка не могла любить ни материнское, ни свое тело. Отец г-жи X., грубый и скандальный, больше любил своих приятелей, чем жену и маленькую дочь, так что она не могла обратиться и к нему за защитой и любовью. Девочку не подготовили к тому, что у нее будут менструации, и она сочла, что это ее экскремен­ты, грязные и болезненные, а мать закрепила это впечатле­ние, настаивая, чтобы девочка пользовалась старыми тряп­ками, вместо того, чтобы покупать гигиенические пакеты. Таким образом ее женственность, ее образ своего тела и ее сексуальность были с самого начала крепко привязаны к стыду и ненависти к себе. Мы можем предположить, что и мать не любила ни себя, ни свое тело. Г-жа X. всегда чрезвы­чайно ревновала мать к своим младшим братьям, которых, как она чувствовала, мать любила больше просто потому, что они были мальчиками. Ненависть матери отдалила г-жу X. от нее на этом этапе жизни.

Приобретения пубертата позволили ей по-новому распо­рядиться своей жизнью. В четырнадцать лет она научилась пользоваться своим телом и сексуальностью. Для подъема самооценки и для того, чтобы ощущать себя любимой, она вступала в половые гетеросексуальные отношения, играя при этом всегда соблазняющую, активную роль. Физически зре­лое тело г-жи X. и ее возраст дали ей возможность прикрыть сексуальным возбуждением душевную пустоту и боль. Создавалось впечатление, что она адекватно взрослеет, вы­полняя нормальные задачи развития подростка. Она взяла на себя ответственность за свое зрелое тело и взрослую сек­суальность и экспериментировала с этим новым отношением к мальчикам своей возрастной группы. Бессознательно она искала объект, который бы любил ее и поднял бы ее само­оценку, так как сама она не умела любить ни себя, ни других.

Она плохо успевала в школе и все сильнее обращалась к промискуитету как средству обойти свои трудности в учебе _и в осмыслении мира.

Когда г-жа X. в шестнадцать лет забеременела, ее мать страшно рассердилась и велела делать аборт. Семнадцати­летний отец ребенка настаивал на свадьбе, но несмотря на это мать со злобой гнала дочь от себя. После венчания г-жа X. и ее муж уехали. Беременность была трудная, тревожная, но наконец родилась девочка. И здесь юный муж помогал и поддерживал ее, заменив ей тем самым ей мать, отвергшую дочь. Их взаимное сексуальное наслаждение сгладило ее неудовлетворенность своим телом и собой как женщиной. Поскольку муж нянчился с ней, она, в свою очередь, могла нянчить свою малышку - не „только как свое дитя, но и как свое Идеальное Я, которое никогда не видело материнской ласки. Второй ребенок, мальчик, быстро последовал за пер­вым, но семейная жизнь г-жи X. ухудшилась, и она стала фри­гидной. Поскольку г-жа X. всегда пользовалась своим телом, чтобы выразить сознательные и бессознательные чувства, ей было трудно одновременно быть матерью ребенку и оставать­ся сексуальным партнером мужа. В ответ на фригидность жены, которую он не мог ни понять, ни изменить, г-н X., чув­ствуя себя эмоционально кастрированным, постоянно стре­мился доказать ей свою потенцию. Хуже того, поскольку его любовь к ней всегда выражалась через секс, она теперь отвечала на это злостью, считая, что он не понимает ее пер­вичной потребности - в защите и любви, а не в сексе. Вы­тесненные проблемы, которые предшествовали ее первой беременности и сопровождали и ее, и рождение первенца, повторились и в этой беременности, поскольку не были ре­шены и проработаны. Г-жа X. радовалась телу своей дочур­ки, как если бы оно было ее собственным, и эта ситуация взаимного удовлетворения смягчила ее базальный взгляд на себя и свою мать как на неудовлетворительную пару. Так как она перестала ценить своего мужа и сердилась на него за непонимание ее потребности в поддержке, отношения с ним не могли больше поддерживать в ней предыдущее ощущение своей взрослой личности как привлекательной женщины. Она регрессировала к своему базальному взгля-

ду на Собственное Я как на неудовлетворяющий и неудов­летворенный объект. В этом плане ее брак повторил ее доэ-дипову ситуацию. Ее сын, который теперь был для нее жи­вым доказательством ее греховной сексуальности, стал вместилищем для негативных сторон ее Собственного Я, маленьким жадным позорищем, которым-она ощущала себя в детстве и продолжала ощущать в браке. Детская ревность к братьям и нежелательные аспекты мужа были смещены ею на ребенка, и мальчик стал объектом нелюбви и агрес­сии. Казалось, что она не видит в этом ребенке отдельной личности со своими правами, а ее Идеальным Я он не мог стать, как ее дочка, потому что был мальчиком, что ей са­мой было недоступно. Мы поняли в ходе нашей совместной работы, что поскольку мысль, символизация и фантазия были недоступны г-же X., то, став матерью, она стала плохой ма­терью из своего собственного детского опыта, оставаясь при этом эмоционально ребенком. Ее брак воспроизводил те­перь ее доэдипову ситуацию, словно муж был той самой матерью, которая заботилась лишь о ее теле, но не о чув­ствах.

В курсе ее анализа стало ясно, что г-жа X. не может по­чувствовать и принять ничего доброго, хорошего и приятно­го. Она постоянно критиковала мужа и сына, ради повыше­ния своей очень низкой самооценки. Проецируя на них обо­их все то, что ей не нравилось в самой себе, она могла по­зволить себе продолжать с ними жить. При переносе она видела аналитика как критикующую и наказывающую фигу­ру, и любая зависимость или достижение внутреннего оза­рения вели к постоянным угрозам бросить анализ, как если бы анализ и привязанность к аналитику тоже были чем-то слишком хорошим и приятным. Ее жизнью управляло чув­ство стыда, и главной чертой в переносе был тоже стыд. Стало видно, что ее агрессивные попытки пристыдить мужа и сына были попытками превратить пассивность в активность, поднять самооценку и тем самым избежать депрессии.

В курсе анализа взгляд г-жи X. на Собственное Я начал изменяться. Ее зависть к аналитику и острая наблюдатель­ность позволили ей научиться с большим уважением относить­ся к собственному телу. Это улучшение мнения о себе отра-

зилось на ее внешнем виде и одежде, как и в ее попытках загладить свое предыдущее враждебное поведение с мужем и сыном. Как только повысилась ее самооценка, она смогла вынести на анализ как свою интенсивную мастурбацию, кото­рая никогда не снижалась с раннего детства, так и отыгрыва­ние своих мастурбационных фантазий, которые всегда воз­буждали ее и приносили удовлетворение. В своих фантазиях в детстве, замужестве и в процессе анализа, она всегда была эксплуатируемой рабой. Кроме того, она отыгрывала тему депривации, воруя продукты в магазинах по дороге на ана­литическую сессию. Ее очень возбуждала опасность: она вот-вот попадется, но все-таки оказывается хитрее продавщиц. Всплыло, что в раннем детстве она таскала молоко из кухон­ного буфета, пока мать кормила грудью младших братьев. При переносе она ощущала каждую интерпретацию, кото­рая ей помогала, украденной у аналитика-матери и у других пациентов-сиблингов. Анализ зависти к матери в раннем детстве и (при переносе) к способности аналитика давать ей что-то ценное, помогли проработке некоторых из этих ее про­блем.

Как только к г-же X. вернулась способность думать, она вернулась к работе и хорошо с ней справлялась. Она те­перь могла позволить себе ощущать аналитика заботливой фигурой, которая не бросит и не выгонит ее за плохие по­ступки, как ее мать отвергла ее: в детстве ради братьев, и вновь - во время первой ее беременности, когда г-же X. так нужна была забота и ласка, словно она опять стала младен­цем. Забота, которую она получала в процессе анализа, по­могла ей больше заботиться о своем ребенке. Она также смогла выразить свое удовольствие через вновь разрешен­ное себе желание наслаждаться своей женственностью и женской ролью, и произошли некоторые изменения в ее семейной жизни. Ее муж отвечал усилением ответственнос­ти за семью, а она смогла позволить себе насладиться за­ботой о себе и больше не чувствовала себя рабой. Она смог­ла также позволить своей матери участвовать в некоторых из вновь обретенных семейных радостей и к своему и мое­му удивлению обнаружила, что ее мать в свое время тоже забеременела в шестнадцать лет {моей будущей пациент-

кой) и ей тоже пришлось выйти замуж по этой причине.

По моему опыту, многие пациентки, входя в заключитель­ную фазу анализа, высказывают сильное желание зачать ре­бенка, как бы заканчивая (в своей фантазии) анализ эквива­лентом рождения менее конфликтного Собственного Я. К кон­цу анализа и у г-жи X. возникло сознательное желание зачать последнего ребенка, чтобы это стало исходом вновь обре­тенных удовлетворяющих и любовных отношений с мужем. Но тут она узнала, с яростью и болью, что теперь беременна ее дочь - в шестнадцать лет, как она сама. После многих кон­фликтов г-жа X. решила удовлетвориться ролью молодень­кой бабушки.

Случай г-жи А.

Г-жу А. удочерили в очень раннем возрасте, и у нее было счастливое детство, пока не умерла ее приемная мать. Де­вочка изо всех сил стремилась быть матерью для своей ма­тери во время ее смертельной болезни. Ей было десять, когда она осталась одна с неадекватным отцом, находящимся в жестокой депрессии. В день смерти приемной матери она настояла, чтобы отец сводил ее к той, которая ее родила. Эта женщина, к удивлению девочки, жила неподалеку и в то время нянчила ее брата. Все надежды девочки найти новую мать были разбиты - эта женщина очевидным образом не хотела иметь ничего общего с дочерью. Итак, обе матери покинули ее, и она осталась одна, с болью и злобой на жен­щин. Социальные работники поместили ее в интернат, так как отец был неспособен ни воспитывать ребенка, ни вести хозяйство. Она часто сбегала домой к отцу, пока наконец не стала достаточно большой, чтобы уйти из интерната и вер­нуться к нему насовсем. Пубертат и юность дали ей новые возможности строить свою жизнь. Она натащила домой без­домных животных, словно они были утерянными сторонами ее Собственного Я.

Еще в интернате (где она не могла учиться, поскольку ее разум был блокирован) она пользовалась своим телом, что­бы обрести любовь и поднять самооценку. Она сознательно желала, чтобы какой-нибудь мальчик любил и обнимал ее, что нормально для девочки-подростка, но кроме того, она бес-

сознательно хотела воскресить все младенческие телесные удовольствия, словно мальчик был ее матерью. В то же вре­мя ей нужен был мужчина, чтобы удерживаться от угрожаю­щей сексуальной привязанности к своему одинокому отцу. Позднее она говорила мне во время анализа, что использо­вала свое красивое юное тело, чтобы спровоцировать отца показать ей свой пенис. Как отец он провалился, и тогда она принялась опекать его, словно сильная мать, которая обере­гает отца и маленькую девочку от отыгрывания их бессознательных инцестуозных желаний.

Физически зрелое тело г-жи А. и ее возраст способствова­ли тому, чтобы сексуальное возбуждение заполнило душев­ную пустоту и вытеснило боль. Казалось, что она адекватно продвигается к зрелости, выполняя нормальные задачи раз­вития подростка. Она взяла на себя ответственность за свое зрелое тело и взрослую сексуальность, экспериментировала с новым отношением к мальчикам своей возрастной груп­пы, и внешне освобождалась от инфантильных пут, привя­зывавших ее к отцу. Бессознательно ее эксперименты со своим телом были безнадежным поиском утраченной при­емной матери, которую она не смогла никем заменить, и их ранних аффективных отношений. Каждого сексуального парт­нера она бросала столь же жестоко, как бросили ее обе ее матери. В конце концов, соблазнив одного молодого чело­века, она забеременела, и он, к ее удивлению, женился на ней. Теперь у нее был мужчина, который любил ее, и в ее фантазиях, представлял собой и покойную мать и ее сексу­ального партнера - здравствующего отца. Надо сказать, что моя пациентка искала кого-нибудь, кто бы любил ее, так как сама себя она любить не умела. Беременность заставила ее почувствовать, что она теперь зрелая женщина, как ее физическая мать, и пробудила в ней восхитительные фанта­зии о возвращении в утробу, словно она сама была плодом внутри своего тела. Теперь ее пустующее тело заполнилось, и ее стремление к покойной матери несколько ослабло, так как она ожидала ребенка," который всегда будет с ней и бу­дет ее любить. Когда дитя зашевелилось, она не могла боль­ше отрицать, что надвигается отделение от него, неизбеж­ное после его появления на свет, и слегла с депрессией.

Она ощущала, что будет снова одна, так же, как она была одинока и заброшена после того, как смерть разделила ее с матерью, ибо рождение - это отделение, и смерть тоже, и потому они тесно связаны в нашем внутреннем мире. Таким образом, первая беременность г-жи А., фаза дальнейшего развития в жизненном цикле женщины, стала для нее нача­лом упадка.

Для г-жи А., чей сын родился, когда ей было семнад­цать, материнство обернулось бедствием. Она часто катала сына в коляске мимо дома своей «настоящей» матери, на­деясь, что та выйдет посмотреть на внука и поможет дочери стать матерью, но чуда не случилось. Оставаясь с ребен­ком одна, г-жа А. принималась бить его, стоило ему запла­кать, впадая в панику при его требованиях, которых она ни­когда не могла ни понять, ни удовлетворить. Чувство к ре­бенку, изначально амбивалентное, обернулось скорее нена­вистью, чем любовью.

В ходе нашей совместной работы мы поняли, что теперь она как бы стала плохой матерью из своего прошлого, оста­ваясь при этом эмоционально ребенком. Для этого ребенка внутри нее собственный сын по многим причинам представ­лял собой соперника. Он, во-первых, представлял собой об­раз брата, о котором физическая мать заботилась, отверг­нув дочь. Далее: поскольку муж был для нее фигурой мате­ри, ей не нравился его интерес к ребенку, и она завидовала той безусловной любви, которую сын получал от отца. Лю­бое агрессивное чувство, которое возникало в ней к мужу или отцу, она смещала на своего ребенка мужского пола. Она бросала сына при любой возможности. Она бросала его, поскольку ощущала себя дважды брошенной плохими мате­рями, ибо для десятилетнего ребенка смерть матери озна­чала, что мать ее бросила. Но более всего сын представлял собой те стороны ее Собственного Я, которые она в себе не любила. Г-же А. случалось намочить постель вплоть до бе­ременности, но тут подобные эксцессы прекратились, так как она ощущала, что мать должна быть чистоплотной. Став чистоплотной, она стала фригидной, потому что генитальная сексуальность ассоциировалась у нее с грязью и испраж­нениями. Ребенок, следовательно, был для нее конкретным

доказательством ее. грязной сексуальности, и, вдобавок, лишил ее наслаждения сексуальностью. Рядом с ней, вне ее, был беспомощный младенец, плачущий, описанный и закаканный, прямо как ее внутренний ребенок, которого она ненавидела. Она очень старалась заботиться о сыне, но с самого начала она не только ненавидела в нем эти свои черты, но еще и ненавидела его за одиночество и изоляцию - домашний арест, под которым она оказалась из-за него. Рождение ребенка повторило тревожные хлопоты и изоляцию времен болезни приемной матери, а ребенок еще и пред­ставлял собой эту ее мать, приучившую ее к чистоплотнос­ти. Иногда эти чувства выходили из-под контроля, и она била ребенка. Но частью она была еще и идентифицирована со своей хорошей приемной матерью, так что чувствовала себя виноватой и подавленной, когда ее что-то толкало побить малыша. Муж г-жи А. настоял, чтобы она обратилась за по­мощью. В результате лечения она начала понимать, кого ребенок представляет собой для нее и что она проецирует на него. Это помогло ей увидеть сына самого по себе, уви­деть в нем реального ребенка. Перенос г-жи А. был подчер­кнуто лишен аффектов. Она являлась с равнодушной улыб­кой, одетая в черную кожаную мотоциклетную одежду, час­то с каской на голове. Много раз я чувствовала сильный гнев, когда она рассказывала мне, на вид совершенно бес­чувственно, о своем поведении, из-за которого маленький мальчик получал травмы. Он падал у нее с лестницы, она распахивала дверь у него перед носом, зная, что он к ней подползает. Однажды она принесла его с собой, и я была свидетельницей ее скверного обращения с ребенком. Мои сильнейшие контрперенесенные чувства - гнев на пациент­ку за ее бесстрастную жестокость и страх за ребенка - по­зволили мне осознать, что для пациентки во мне воплоти­лась живая физическая мать пациентки, злая, отвергающая и жестокая и нашла внешнее воплощение эмоциональная смерть в душе г-жи А ее доброй приемной матери, которая могла бы смягчить эти ее нападки на сына. Г-жа А. словно утратила эту часть себя. Разобравшись в тяжелом положе­нии пациентки, я научилась становиться для нее материнс­кой фигурой, которая эмоционально «держит на ручках» ее

перепуганное незрелое младенческое Собственное Я, тем самым давая ей возможность защитить сына от собствен^ ных же завистливых и садистских нападений. Моя тревога за ребенка отражала ее тревогу за него. Испытав эту трево­гу, я смогла не только соприкоснуться с ее отчаянием и с бедственной безвыходностью ее ситуации, но и поняла, что никто другой не мог бы поддержать ее младенческое Соб­ственное Я, как могла бы это сделать ее хорошая мать - в ее психике не было жизнеспособной альтернативы отверга­ющей злой матери и травмированному ребенку. Когда мы проработали эти проблемы, которые привязывали ее настоя­щее к грузу прошлого, переменилась валентность ее отно­шения к ребенку. Она смогла сдерживать свою фрустрацию и ярость, и так как она больше не была беспомощно раз­давлена собственной виной, то смогла установить более нежные отношения с ребенком. Оплакав приемную мать, она вновь обрела способность пользоваться своим разумом и вернулась в колледж закончить образование.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Клинический материал моих пациенток, матерей-подрос­тков, служит иллюстрацией к теме данной статьи. Я хочу подчеркнуть, что на первый взгляд поведение обеих этих молодых женщин было нормальным раннеюношеским по­ведением, но при пристальном рассмотрении нарушения ока­зывались куда глубже, чем казалось сначала. Обе они сло­мались психически на этапе беременности, и их ранние от­ношения мать-младенец были серьезно расстроены.

Проблемы переноса и контрпереноса, вошедшие в ана­лиз этих пациенток, позволили увидеть, что в их душевной жизни не было жизнеспособной альтернативы отвергающей матери и отвергнутому ребенку. Обе пациентки экстернали-зовали грубую, карательную фигуру Супер-Эго (проецируя ее на аналитика) и отыгрывали ее же, отвергая и наказывая своих детей. И однако также необходимо понять, что тайное удовольствие от психического вмещения, объектом которо­го они обе ощущали себя в аналитической ситуации, вызы­вало у них сильную тревогу (остаться во вместилище, как в ловушке, навсегда), и в случае г-жи X. эта тревога подска-

зывала ей сердитые угрозы и неоднократные уходы. Г-жа А. ушла, когда стали всплывать ее позитивные чувства. Мой контрперенос был важным орудием, позволившим мне по­нять эти проблемы. Сначала моим ответом было чувство гнева и возмущения жестокостью этих матерей к своим детям. Мне было очень неприятно, что я так сильно сержусь на своих пациенток и так сильно их осуждаю. Я осознавала, что мне очень хочется срочно восстановить душевное рав­новесие, наказав пациенток вербально. Но тщательное отслеживание собственных реакций и напряженные стара­ния прорабатывать свои чувства, дабы остаться на аналити­ческих позициях, привели меня к убеждению, что в обоих случаях пациентки сильнейшим образом активизировали мои материнские чувства. Я была поставлена перед выбором линии поведения. Я могла повторить грубую установку ка­рающей и отвергающей матери из внутреннего мира моих пациенток и садистски напасть на их уязвимое инфантиль­ное Собственное Я. Или же я могла защитить их от того, что возбуждало во мне их поведение, и, поступая так, понять на собственном опыте, как трудно это было для них - защитить собственных детей от садистского повторения их соб­ственной инфантильной ситуации (с плохой матерью). Так проблемы переноса и контрпереноса отражали трудные от­ношения пациенток с их матерями, отношения, в процессе которых инфантильные аспекты личности пациенток не были «растворены» (не получили разрешения) и успешно интег­рированы в их взрослое Собственное Я.

И наконец, может быть не лишено интереса замечание, что обе пациентки имели опыт работы с психоаналитиками-мужчинами. Г-жа А. большую часть времени молчала, и те­рапия, по-видимому, никак на нее не повлияла, а г-жа X. испытала сильнейшим образом эротизированный перенос, который напугал ее и заставил уйти. Мне кажется, важным фактором при проработке некоторых из их проблем был тот факт, что я - женщина. Я конкретно предоставляла им обе­им более доброжелательную фигуру матери, которую они могли интроецировать и с которой они могли себя идентифи­цировать. Кроме того, мне кажется, что я как женщина-ана­литик/мать могла также дать каждой из них позволение на­слаждаться ее телом женщины и ее сексуальностью - по­зволение, которого им ни в коем случае не давали их враж­дебные матери.

ВЛИЯНИЕ ОСОБЕННОСТЕЙ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ В РАННЕМ ДЕТСТВЕ НА ТЕЧЕНИЕ БЕРЕМЕННОСТИ И ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЕ РОДЫ

Фрейд, человек и мужчина своего времени, верил, что наступление беременности исполняет основное желание каждой женщины. Мужчина дарит ей ребенка, и это воз­мещает ее неисполнимое желание иметь пенис. Мой опыт аналитика не подтверждает этот взгляд. Этот опыт привел меня к убеждению, что существует заметное различие между желанием забеременеть и желанием подарить миру нового человека и стать ему матерью. Ибо первичные тре­воги и конфликты, произрастающие из пожизненной зада­чи женщины - достичь отделения от матери и индивидуа­лизации - могут неожиданно быть обнажены опытом пер­вой беременности и материнства.

Тема данной статьи - трудности, связанные с иденти­фикацией женщины с внутренним образом своей матери, идентификацией, которой беременность дает телесное под­крепление. Я также собираюсь остановиться на оживле­нии у беременной инфантильных фантазий о себе как пло­де в теле своей матери, которые активируются ее нарцис-сической идентификацией с конкретным плодом, реально зреющим в глубине ее тела. Физически симбиотическое состояние беременности параллельно эмоционально сим-биотическому состоянию будущей матери, а присущие последнему идентификации женщины с ее собственной матерью и с Собственным Я как с плодом могут реактиви­ровать напряженно амбивалентные чувства. Если так, то беременность предоставляет будущей матери возмож­ность решить: жить плоду или умереть. Анализ пациент­ки, которая неоднократно позволяла себе забеременеть, но затем прерывала беременность, послужит нам иллюст­рацией к данной теме. Проблемы переноса и контрпере­носа, с которыми я встретилась, проводя ее анализ, отра­жали трудные отношения пациентки с ее матерью, в про­цессе которых, инфантильные аспекты ее Собственного Я не были успешно «растворены» (не получили разреше­ния) и не интегрировались в ее взрослое Собственное Я.

ПЕРВАЯ БЕРЕМЕННОСТЬ

Бибринг и соавт. пишут: «Особая задача, которую над­лежит разрешить беременности и материнству, лежит в сфе­ре распределения и сдвигов между катексисами представ­ления о Собственном Я и представления об объекте». Для некоторых женщин беременность может стать одной из наи­более обогащающих стадий их жизненного цикла, ибо когда же еще человек чувствует себя Богом, как не тогда, когда со­здает новую жизнь? Понятно, что для молодой женщины, чья мать была «достаточно хорошей», временная регрес­сия как к первичной идентификации со всемогущей, плодо­витой, жизнедающей матерью, так и к идентификации с мла­денческим Собственным Я (словно беременная становится собственным ребенком) - это приятная фаза развития, на которой возможны дальнейшее взросление и созревание Собственного Я. Для других женщин неизбежная при бере­менности и рождении ребенка регрессия может стать болез­ненным и пугающим переживанием. Оживают инфантиль­ное желание слиться с матерью и страх перед этим желани­ем, которые и были причиной частичной неудачи дифферен­циации Собственное Я/объект. На этом пути фантазии о пер­вичном единстве матери и младенца не могут быть успешно интегрированы со взрослой реальностью, где дифференци­ация Собственное Я/объект является первостепенной.

ИНФАНТИЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ ИМЕТЬ РЕБЕНКА

Детское желание идентифицировать себя с первичным объектом - могущественной доэдилальной матерью - на­мечается в игре и фантазии задолго до наступления реаль­ной возможности стать матерью.

Знание о своей половой принадлежности устанавливает­ся в раннем детстве, а сексуальная идентификация в основ­ном заканчивается к концу подросткового возраста. Физиоло­гическая зрелость тела вынуждает подростка вступить в важную стадию отделения-индивидуализации. Генитальная сексуальность влечет девушку к ее первому половому акту, который подтверждает ее права на собственное тело. Ей остается освоить более позднюю стадию родительства. Пер-

вая беременность позволяет женщине вступить в следую­щую стадию идентификации, укорененную в биологической почве. Она становится окончательно «как мама», физиоло­гически зрелой женщиной, беременной от своего сексуаль­ного партнера (партнера матери, в ее фантазии) и достаточ­но могущественной, чтобы самой творить-новую жизнь. От­сюда следует, что физические изменения во время бере­менности облегчают телесное переживание первичного един­ства беременной с ее матерью и в то же время позволяют приобрести опыт дифференциации от материнского тела, ко­торое когда-то вмещало собственное тело беременной. Ее влечет к следующему этапу отделения-индивидуализации.

Подобные телесные изменения неизбежно сопровожда­ются воспроизведением инфантильного эмоционального раз­вития. Молодая мать может осознать у себя первичные, ра­нее вытесненные фантазии и конфликты, выросшие из детс­ких сексуальных теорий о своем зачатии, внутриутробной жизни и рождении. Отсюда следует, что позитивные и нега­тивные аспекты Собственного Я и объекта могут быть спро­ецированы на недоступный взору плод, как если бы он был их продолжением.

Уникальное сочетание телесных и эмоциональных ощуще­ний во время первой беременности предоставляет молодой женщине альтернативное средство для разрешения психичес­ких конфликтов. Плод можно физически поддерживать, обе­регать и хранить его жизнь, но можно физически отвергать невынашиванием или абортом, когда мать отказывает плоду в жизни, а себе в материнстве. Таким образом, и на этом пути тело может быть использовано для выражения эмоциональ­ных состояний сознания, как это было на ранних стадиях инфантильного развития. Фантазии маленькой девочки о жизни плода, касающиеся ее сиблингов или ее самой, мо­гут усиливать либо ее ощущение всемогущества, либо бес­помощности. Подобные реакции основаны не только на соб­ственном раннедетском опыте (что такое младенец и что та­кое родители), но и на тех историях о деторождении, кото­рые она слышит дома. Если девочка слышала об амбива­лентных чувствах своей матери по отношению к ее зачатию, это должно, по моему мнению, осложнить ее окончатель-

ную идентификацию и заставить, в свою очередь, относиться к беременности амбивалентно.

ТЕЛО КАК АЛЬТЕРНАТИВНОЕ СРЕДСТВО ДОСТИЖЕНИЯ ОТДЕЛЕНИЯ ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ

Теперь я обращаюсь к отношению молодой женщины к своему телу, к Собственному Я, к своей матери как объекту и к ее опыту, физическому и эмоциональному, приобретенно­му в качестве объекта материнской заботы. Для своего ре­бенка мать - символ как взрослого человека, так и материн­ства. Ее физическое присутствие и эмоциональные установки по отношению к ребенку и его телу интегрируются с опытом ребенка и его сознательными и бессознательными фантази­ями. Внутренний образ матери, созданный таким путем, яв­ляется пожизненным образцом для ее дочери. С этим об­разцом она стремится идентифицироваться, но столь же силь­но стремится отличаться от него. Все, в общем, согласны с тем, что основа Собственного Я и отличение Собственного Я (самого себя) от объекта формируются путем интеграции телесного опыта с мысленным представлением (образом). Лишь в раннем детстве маленькая девочка может начать не только идентификацию с матерью, но также и интроецирова-ние ощущения их с матерью взаимного телесного удовлет­ворения. Я бы добавила, что если девочка на доэдипальной стадии не ощущала ни себя удовлетворенной матерью, ни что она удовлетворяет ее, то ей никогда не восполнить этой базальной недостачи первичного устойчивого чувства теле­сного благополучия и благополучного образа своего тела, не жертвуя своим нормальным влечением к позитивному эдипальному исходу. Нарциссическая рана, дающая нача­ло нарциссической уязвленности, зависти к матери и низкой самооценке, может быть болезненной и усиливать трудно­сти отделения.

На отделение-индивидуализацию ребенка влияют способ­ность матери радоваться своему взрослому телу женщины и ее отношения с отцом ребенка. Если мать удовлетворена своей жизнью, психологически симбиотическая стадия в жизни ее ребенка не будет неоправданно затянута. Атмос-

фера взаимного удовлетворения родителей друг другом и материнского наслаждения своим телом и Собственным Я не только предоставляет дочке удовлетворяющий объект для интернализации и идентификации, но и дает девочке надеж­ду на такую же судьбу и для нее.

Отсюда следует, что матери, недовольной собой как жен­щиной, не умеющей принимать отца как мужчину, трудно от­делить себя от ребенка, ибо она надеется жить в нем заново, наверстать все упущенное ею самой. Фантазии и реальность смешиваются для матери, если состояние слияния и симби­оза, в котором она находилась во время беременности, не прервано психологически. Фантазии и реальность смеши­ваются для ребенка, если поведение матери не дает ему опыта достаточно хорошего приспосабливающего материн­ства, в котором хорошее и плохое интегрированы, а не рас­щеплены. Это приводит к трудности отделения как матери от ребенка, так и ребенка от матери. Чувствует ли девочка, что ее тело и, позднее, ее мысли - несомненно, ее собствен­ные, или же они все еще слиты с материнскими, как это было с ее телом на первичных симбиотических стадиях, предше­ствующих дифференциации Собственного Я и объекта?

Биологический пубертат вынуждает девушку изменить об­раз своего тела: образ ребенка - на образ тела взрослой жен­щины, которая сама может родить. Девушка осознает свое развивающееся взрослое тело, и это не только оживляет пред­шествующие конфликты, касающиеся ее идентификации с матерью, но и усиливает телесные ощущения и возбуждение. Происходят взрыв эмоционально регрессивных тенденций и рывок к зрелости, и надо достичь компромисса между ними. Психологическая зрелость юной женщины и ее сек­суально отзывчивое тело не только устанавливают для нее статус взрослого человека, но также позволяют ей отщеп­лять и отрицать эмоционально болезненные состояния пу­тем их подмены телесными ощущениями. На этом пути мо­гут быть конкретно выражены чувства любви или ненависти к Собственному Я или объекту, избегнута депрессия и повы­шена самооценка. Отсюда следует, что половой акт, кото­рый кажется внешнему миру актом взрослой, генитальной сексуальности, может бессознательно стать средством

удовлетворения неисполненных догенитальных стремлений - к матери и к материнской заботе о себе.

По моему опыту, девушки-подростки, чересчур рано всту­пающие в гетеросексуальные связи, используют свое тело для того, чтобы вновь пережить первичный контакт матери и младенца. Им нравится прелюдия, но при интромиссии они обычно фригидны. Таким путем они пытаются установить объектные отношения, которые компенсировали бы им от­сутствие ранней интернализации приносящих взаимное удовлетворение отношений мать-младенец. Эти попытки обречены на неудачу, так как физическое проникновение или эмоциональное влечение к сексуальному партнеру реакти­вируют у девушки первичные страхи - перед поглощением или перед аннигиляцией Собственного Я, которые перво­начально возбуждали у нее отношения мать-младенец. Эти девушки не движутся к более зрелой идентификации с ма­теринским взрослым сексуально отзывчивым телом, способ­ным к сексуальному ответу на интромиссию, совершаемую отцом, и на беременность от него. Точно также неспособны они воспринимать своих сексуальных партнеров или другие объекты как реальных людей с эмоциональными потребнос­тями, так как все, чего они ищут - это возврат к инфантиль­ному всемогуществу младенца. Физическая зрелость, раз­витый интеллект и всемирный успех могут никак не сказать­ся и не повлиять на регрессивную фиксацию (на инфантиль­ной стадии) этого аспекта эмоционального роста. Зрелая объектная любовь (как взаимное понимание и удовлетворе­ние своих и объекта потребностей) так и не наступает, и рож­дение ребенка может стать катастрофой.

КЛИНИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ

Г-жа X., тридцатишестилетняя белая преподавательница, обратилась за помощью по поводу жестокой депрессии. За спиной у нее остались обломки брака и многочисленных свя­зей с чернокожими партнерами. В юности она страстно хоте­ла быть писательницей, но ощутила в университете, что ее интеллект блокирован, и потому вместо этого стала препода­вательницей и профессиональным литературным критиком.

Она всегда интересовалась сном и сновидениями. На пер­вых же сеансах анализа стало ясно, что ее депрессия нача­лась через девять месяцев после ее последнего аборта, к которому ее привели отношения с очередным черным лю­бовником. Она сознательно планировала этот аборт, без ко­лебаний или видимого чувства вины, так как приехала из страны, где запрещены межрасовые половые отношения. Никто бы не потерпел черного ребенка, особенно ее мать. После этого события г-жа X. бросила работу и приехала сюда, в Англию, со своим любовником, который заботился о ней и после аборта относился к ней особенно трепетно, словно она сама была утраченным ребенком. Г-жа X. наслаждалась своей зависимостью от него, словно и была его ребенком, до того момента, когда должен был бы родиться настоящий ребенок, а ей предстояло принять на себя обязанности ма­тери.

Г-жа X, была старшей из двух детей - очень умных и красивых девочек. Когда г-же X. было пятнадцать лет, ее отец, пассивный и замкнутый, умер от карциномы полового члена, долго пролежав перед этим в больнице. Ее мать, энергичная, красивая женщина, немедленно после смерти отца вышла замуж за своего любовника. Перед смертью отец г-жи X. говорил девочке, что оставляет ей деньги на учебу в колледже, и она с горечью и виной осознавала в себе жела­ние, чтобы отец умер поскорее, ибо продление его страда­ний разоряло семью. Но после его смерти мать объявила дочери, что на «ее колледж» денег у нее нет, хотя было со­вершенно очевидно, что она много тратит, покупая на день­ги дочери (для нее и для себя) то, что улучшает физическую внешность; тряпки, побрякушки и косметику, считая, види­мо, эти вещи более необходимыми.

Это был далеко не единственный случай за всю их жизнь, когда личные, отдельные от материнских, эмоциональные и духовные потребности дочери не получили признания у мате­ри, хотя о теле дочери мать заботилась всегда. Г-жа X. все­гда чувствовала при этом, что ее красивое тело и внешность никогда не приносили матери удовлетворения, но как продол­жение материнских тела и внешности служили той лишь при­манкой для мужчин. Мать г-жи X. часто говорила ей, что отец

никогда не удовлетворял ее сексуально, и девочка улавли­вала подтекст - она тоже не удовлетворяет мать. Она знала, что мать продолжает тайно встречаться с любовниками, не­смотря на болезнь отца, и сердилась на него за вялое смире­ние с положением вещей и надвигающейся смертью. Она ни­когда не высказывала свой гнев, а потому оставалась хоро­шей девочкой, вот только стала плохо учиться: мысли ее так путались, что она просто ничего не соображала, не могла ду­мать.

Пубертат предоставил ей альтернативный путь выхода из болезненной ситуации. Пользуясь своим телом, она могла уйти от скорби по отцу и нарциссического гнева, который возбуждала в ней связь матери. Тело также позволяло ей вновь обрести регрессивное, первичное удовлетворение, присущее отношениям мать-дитя, в которых она искала уте­шения, так как мать никоим образом не успокаивала и не утешала ее. Мать г-жи X. злилась на попытки дочери отде­литься от нее и заставляла девочку чувствовать себя вино­ватой. Ситуация, в конце концов, стала настолько невыноси­мой, что г-жа X. совершила попытку самоубийства. Поли­цейский, который спас ее и отвел обратно к матери, грубо бранил ее, говоря, что до восемнадцати лет она - собствен­ность матери и у нее нет права убивать себя. Это подтвер­дило убеждение девочки, что ее тело принадлежит не ей самой, а ее матери.

Одно сновидение и ассоциации на него в курсе анализа позволили нам понять ее дилемму. Г-же X снилось, что она плачет и поворачивается за утешением к своему любовнику. В ответ он подходит к ней, стаскивает с себя фальшивую белую оболочку и предлагает ей свою черную грудь. Но грудь мужчины не дает молока, и г-жа X. остается голодной и в отчаянии. Мы проработали это сновидение и сопутству­ющий материал, и тогда г-жа X. осознала, что в каждом муж­чине она искала себе мать, и отношения даже с тем, кто так был физически непохож на ее мать, в своей основе были повторением эмоционально неутешительных отношений с матерью, когда она ощущала, что цепляется за кого-то, кто может отказать ей в жизни и в еде (как это было в сновиде­нии) в любую минуту. Сновидение обозначило момент внут-

реннего озарения, когда она не могла не увидеть ясно, что стремится к материнской груди, которую ей никогда не об­рести вновь.

Отношения г-жи X. с матерью, симбиотические и взаимно удовлетворяющие вначале, впоследствии, как только ребе­нок попытался начать эмоциональное отделение, резко из­менились. При любой такой попытке мать приходила в ярость, требовала беспрекословного послушания, угрожала. Она не­устанно расписывала дочери, какой она плохой ребенок, и со злостью повторяла, что с ней было не совладать, даже когда она была еще в животе, и что она фактически предпринима­ла попытку аборта. Г-жа X. никогда не проявляла открытого гнева на мать, как бы та ни провоцировала ребенка, но вы­росла с образом Собственного Я как плохого ребенка и с образом матери как убийцы.

Отношения г-жи X. с мужчинами строились по тому же образцу. Они всегда были бурными; г-жа X. провоцировала мужчину на бешеный гнев, сама гнева не проявляя совер­шенно и оставаясь жертвой. Отношения всегда развалива­лись, в основном их рвала г-жа X. Так она становилась (в фантазии) не только ребенком, который вынужден цепляться за мать-убийцу, чтобы остаться в живых, но также и матерью, в свою очередь вынужденной изгнать плод. Фантазия о цеп­ляний за жизнь, несмотря на попытки могущественной мате­ри абортировать ее, была основой нарциссической фантазии о всемогуществе, которую она отыгрывала, сама принимая решение жизнь/смерть для плода.

После работы со сновидением г-жа X. призналась, что за свою жизнь она сделала три заранее предусмотренных абор­та, каждый раз от соблазненного ею мужчины. Никто из этих мужчин не хотел детей. Вскоре после прерывания беремен­ности она рвала и с мужчинами, точно так, как она прервала две предыдущих попытки анализа. Еще в процессе анализа всплыло, что эмоциональная близость, в которой она искала и обретала первичное наслаждение от симбиотических, вза­имно удовлетворяющих отношений с матерью, также оживля­ла в ней первичный страх быть поглощенной, ибо мать не соглашалась признавать ее как эмоционально отдельное су­щество со своими потребностями и позволить ей самой, в свою

очередь, отделиться от нее. Следовательно, беременность для г-жи X. была конкретным доказательством, что она обла­дает собственным телом и является самостоятельной жен­щиной, но эмоциональное отделение от матери так и не было достигнуто. Если бы плод развивался и превращался в мла­денца у ее груди, она бы никогда уже не смогла снова эмоци­онально стать младенцем, а это-то и было нестерпимо. Она страстно желала вернуться к инфантильному всемогуществу и слиянию с матерью. Как только беременность подтвержда­ла ее сексуальную идентичность и отдельность от материнс­кого тела, она могла абортировать плод, будто ничего не зна­чащую часть своего тела. И однако г-жа X. помнила, когда должен был родиться каждый ребенок, и сколько ему те­перь было бы лет.

В курсе анализа г-жа X. пришла к мысли, что пользова­лась своим телом, чтобы отомстить подавляющей ее мате­ри. Она получала наслаждение от секса с мужчинами, кото­рых ее мать не одобряла, и не дарила матери внуков на замену себе. Мы поняли это так: прерывая беременность, отношения и предыдущие попытки анализа, г-жа X. чувство­вала себя даже более грандиозной и всемогущественной, чем плохая мать - убийца и агрессор, с которой она себя идентифицировала. А плод представлял собой и ее как не­желанного, трудного ребенка (каким она была по словам матери), и саму мать - агрессора и убийцу. В ней не было жизнеспособной альтернативы идентификациям с плохой ма­терью и плохим ребенком.

Это нашло отражение и в ее переносе. Г-жу X. направил ко мне ее соотечественник и мой коллега. Когда мы встрети­лись, у меня не было вакансии для нее, и я хотела отослать ее к другому аналитику. Когда я сказала ей об этом, она, несмотря на свою депрессию, заявила, что сможет рабо­тать только со мной и подождет. Вскоре у меня образова­лась неожиданная вакансия, и мы начали совместную ра­боту. Г-жа X. уловила на первой же встрече мой интерес к ее рассказу о ее первой беременности и аборте, так как бере­менность является особой областью моих профессиональ­ных интересов. Ее ответ на мое затруднение в поиске ва­кансии для нее - она упорно этой вакансии дожидалась -

был проявлением переноса на меня ее базисной фантазии: она цепляется за амбивалентную мать и улещивает-соблаз­няет ее на то, чтобы дать ей (г-же X.) жизнь.

С самого начала г-жа X. пыталась установить амбива­лентный контрперенос, в котором мы бы воспроизводили са­домазохистские отношения. Часто она задерживала плату и никогда не придерживалась установленных выходных. Это была попытка превратить меня в жадную, требовательную, злобную фигуру, которая заставит ее почувствовать себя ви­новатой за отдельное существование. Улечься на кушетку г-жа X. не могла, но выносила на анализ множество сновиде­ний, которые на этом этапе были богатыми и красочными. Она записывала их в тетрадку, которую приносила с собой на каждый сеанс, и читала их странно невыразительным го­лоском маленькой девочки. Она и толковала их очень умно, не оставляя места для моего собственного творчества. Моей ролью было смотреть с восхищением, какая она умненькая и как умеет держать под контролем ситуацию - быть паци­ентом и аналитиком сразу. Это было воспроизведением ее семейной легенды. Она была первым ребенком и внуком, которым все восхищались. Ее мать часто повторяла, что считала ее, ребенка, умнее самой себя. Так повторялась ситуация детского всемогущества и беспомощности. Умнень­кий ребеночек в начале анализа служил прикрытием для чувства тревоги. Сновидения были полезным, плодотвор­ным продуктом, но она не могла рискнуть выслушать мои интерпретации: они могли оказаться критическими напад­ками, от которых рассыпалось бы на части ее хрупкое Соб­ственное Я.

Проверив мою способность быть терпеливой, выдержи­вать и выносить ситуацию, не превращаясь в деструктив­ную и контролирующую родительскую фигуру, чего она ожи­дала от меня, надеясь все же, что этого не произойдет, г-жа X. смогла улечься на кушетку и позволить себе регресс в аналитической ситуации. Многочисленные случаи садизма ее любовника и его контроля над нею потекли передо мной. Она выкладывала их все тем же ровным голоском, а я мол­ча кипела от гнева и жалости к ней, беспомощной жертве его жестокости, и удивлялась - как ей удалось выжить. Со-

здавалось впечатление, что мы вместе заново проходим первичную психологически симбиотическую стадию отно­шений мать-младенец, в которых невербальные пережива­ния ребенка опосредуются не только материнским ответом данному ребенку, но и ее предшествующим жизненным опы­том, и ее настоящим. С этой точки зрения мой контрперенос - в основе которого был мой ответ данной пациентке, а так­же и моя жизнь - должен был стать самым тонким инстру­ментом, доступным мне для анализа г-жи X.

Исходя из нашего понимания аналитической ситуации, большая часть последующей работы была сосредоточена на потребности г-жи X. в эмоциональном слиянии с мате­рью, несмотря на противоположное желание - быть отдель­ной и свободной личностью,. С детства она рассказывала о всех своих проблемах с родителями своим друзьям и по­ступала в соответствии с их суждениями, так как ей не оста­вили возможности научиться судить обо всем самой. «У меня такое чувство, будто во мне нет сердцевины меня са­мой»,- сказала она. Мы поняли, что ее неспособность про­должать вынашивать свои беременности была симптомом глубинного ощущения потребности оставаться пустой и мер­твой.

По мере того как развивался лечебный союз, г-жа X. все сильнее приходила в соприкосновение со своими чувства­ми. Теперь она боялась собственных сновидений, так как позволила мне толковать их, чтобы я могла ей помочь; но утрата контроля и инфантильного всемогущества была труд­но переносима для нее, равно как и углубление нашей бли­зости. Ее депрессия и горе (не только из-за потери положе­ния умненького ребенка в аналитической ситуации и в отно­шениях с любовником, но также из-за утраты ее профессио­нальной идентичности как умного критика, своей критикан­ке-матери) были вербализованы и дали возможность горе­вать и о своей последней беременности. Но что любопытно, она не выражала никакой вины по этому поводу. Тем не ме­нее, за каждой сессией, на которой мы понимали друг друга и углублялось ее самопонимание, следовала или негатив­ная терапевтическая реакция, или усиление садомазохист­ских аспектов ее отношений с любовником.

Было похоже, что установление взаимно удовлетворяю­щих отношений между нами было слишком приятным и слиш­ком целительным для нее. Интерпретации, которые показы­вали ей, что я ее понимаю, возбуждали в г-же X. страх пе­ред слиянием со мной, и она опять использовала свое тело, чтобы отделиться, совершая сношение с любовником пе­ред каждым аналитическим часом. Тем самым возбужде­ние от хорошей эмоциональной близости со мной и страх поглощения рассеивались путем физического переживания оргастического слияния с мужчиной. Мы поняли, что на глу­бинном уровне каждого мужчину история г-жи X. провоциро­вала на ненависть к ее матери и желание вырвать г-жу X. из ее лап. Связи с чернокожими партнерами служили г-же X. для того, чтобы, используя свое тело как продолжение ма­теринского, утонченно унизить мать этим путем. Мать часто критиковала и упрекала ее, говоря: «Как может твое тело, которое когда-то было во мне, чувствовать что-нибудь к муж­чине, которого я не выношу!» Мать г-жи X. очевидным обра­зом разделяла фантазию дочери о том, что мать владеет ее телом и нераздельна с ним. Выбирая себе таких незавид­ных мужчин, г-жа X избегала страха перед материнской за­вистью. На взрослую женщину давили последствия ее силь­нейшей детской зависти к своей красивой матери. Эта за­висть повторилась и в подростковом возрасте, а в переносе проявлялась в завистливых нападках на нашу совместную работу. Мы не должны были быть взаимно удовлетворены и возбуждены сотворением совместного живого опыта, пере­живания, но должны были зачать ребенка, которого г-жа X. потом абортирует. Это отражалось и в творческих способно­стях г-жи X.: она могла раздавать свежие, яркие, живые и будоражащие идеи своим студентам, но не могла разви­вать их сама. Ее неспособность писать лишь дополняла неспособность произвести на свет живого ребенка, так как она проецировала свои деструктивные желания на окружа­ющий мир, где каждый читатель был критиканкой и садист­кой матерью, с которой она ощущала себя слитой воедино. Наша аналитическая работа была теперь сосредоточена на проецировании садистских импульсов: на мать - изна­чально, на аналитика - при переносе. Г-жа X. теперь уже

могла воспринимать свой собственный садизм. Сперва она говорила: «Я делала только то, чего хотела мать». Позже она плакала: «Я убила этих детей». Интерпретация, что г-жа X. неспособна признать хорошую мать в своем анали­тике, в своей матери или в самой себе, помогла ей расска­зать о фантазии, которая тайно владычествовала над ней в детстве и никогда не была вытеснена. Согласно этой фан­тазии не было такого времени, когда ее не существовало. Она просто была Яйцом, сокрытым в материнской утробе и ожидающим оплодотворения спермой отца. Фантазия де­лала ее участницей родительского соития и собственного зачатия. Отсюда следует, что эта фантазия не только дела­ла ее причиной рака полового члена, от которого скончал­ся отец, поскольку она кусала его член при интромиссии (известное неразличение рта и вагины), но еще и поддер­живала первичное единство матери и ребенка, так что ста­новилось неясно: она - это она или собственная мать. Любая беременность г-жи X., таким образом, угрожала вы­полнить эдипальное желание, которое не было вытеснено. Оплодотворенное яйцо, плод внутри ее тела, можно было реально изгнать, не ощущая вины: плод представлял со­бой как опаснейший рак, убивший отца, так и садистские аспекты ее Собственного Я, слитые с теми, которые она проецировала на свою мать.

Теперь мы разглядели катастрофу, которая грозила, если ей станет лучше от анализа. Если она сможет принять своих родителей как хороших и способных приносить друг другу удов­летворение (аналогично тому, как ей нужно и невозможно было принять аналитика и себя как хороших и способных к взаимно удовлетворяющим отношениям), тогда ей придется столкнуть­ся с глубочайшим чувством вины за всемогущественную фан­тазию, разрушившую их брак. Отсюда следует, что в своей всемогущественной фантазии она разрушала также свой соб­ственный анализ. За эту садистскую фантазию, которую она никогда не подавляла, она платила своей жизнью. Сознатель­но желая достичь взрослых отношений, биологически зрелой женской идентичности, академических успехов, она могла бороться за выполнение своего желания, но сама себе отка­зывала в этих достижениях. Она еще могла оставаться в

живых, но не позволяла себе ЖИТЬ, так как чувствовала, что и ее мать никогда ей этого не позволяла.

Стало ясно, что невытесненная инцестуозная сексуаль­ная фантазия (принадлежащая доэдипальной и эдипальной фазе) владела и распоряжалась жизнью г-жи X. Садистское наслаждение, содержащееся в этой могущественной фан­тазии и в удовольствии от того, что она вредила матери в утробе и причиняла ей боль, влекло ее к выбору чернокожих сексуальных партнеров, физически непохожих на отца, при­чем таких, которые не хотели детей. Этим путем она разре­шала свои амбивалентные желания, возлагая ответствен­ность на партнеров. Таким образом, она могла абортировать нерожденного ребенка, который, кроме вышеназванного, тайно представлял собой эдипального партнера - покойного отца, больного раком, которого она могла абортом разру­шить вновь. Сновидение и ассоциации на него, последовав­шие за анализом этого материала, открыли нам следующий аспект ее дилеммы. После нашего совместного решения завершить анализ за год (так как г-жа X. должна была вер­нуться в свою страну) ей приснилось, что она решила сде­лать аборт. Это было тем более примечательно, что наяву она более не желала ни забеременеть, ни сделать аборт. И вот ей снилось, что после аборта врач показывает ей плод и дает его кровь для теста на родительство. Это выглядит ужасно, но врач делает это, чтобы помочь ей. В ее ассоци­ациях проявилось, что плод был раковой опухолью, внут­ренним представителем отца, которого она не могла опла­кать и позволить ему уйти, упокоиться с миром. Ни один сексуальный партнер не мог заменить его, так как эмоцио­нальное отделение от отца подтвердило бы его разрушение, аналогично тому, как отделение от матери было бессозна­тельно уравнено со смертью. Плод, который можно было разрушить абортом и заменить новым, был конкретным те­лесным представителем обоих родителей, которых она и лю­била, и ненавидела. Начиная с этой точки своего анализа, г-жа X., размышляя о смерти своего отца, поняла, что раньше она думала: отец так никогда и не отделился от своей мате­ри, и в ее фантазии его смерть равнялась возвращению в

утробу матери. Таким образом, смерть и внутриутробная жизнь до рождения были бессознательно уравнены.

Анализ позволил г-же X. оплакать покойного отца. Всплыли прежде вытесненные воспоминания о временах, когда все было хорошо между ее родителями и между нею и родителя­ми. Она опять начала писать; в этом ей помогло ожившее воспоминание о покойном отце как о любящем родителе, ко­торый о ней заботился - для него она и писала. Она пришла к более взрослым отношениям с матерью и смогла сказать ей: «Если бы отец был жив, моя жизнь сложилась бы иначе». А мать тоже в первый раз позволила себе заплакать о своем первом муже. После этого они разделили и ее скорбь о по­койном втором муже, оплакав его. Г-же X. снятся до сих пор беременность и аборты, но у нее нет больше потребности отыгрывать их. Она думает о том, чтобы закончить не прино­сящие удовлетворения отношения со своим любовником и ощутить себя отдельной, самостоятельной личностью. Она встретила человека, с которым, как она считает, у нее сло­жатся более подходящие отношения. То, что она приняла свои садистские желания, так же, как и свои любовные чувства к отцу и скорбь о нем, позволило ей выбрать между выжива­нием и жизнью.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выводы, которыми я завершаю эту статью, покоятся не только на анализе г-жи X., но и на моем клиническом опыте работы с другими пациентками. Первая беременность - важ­ный этап продвижения в задаче, которую всю жизнь решает женщина' отделение от своей матери и индивидуализация. Беременность дает женщине возможность вступить на дальнейший, основанный на биологической почве этап эмо­циональной идентификации с доэдипальной матерью. Ощущение от ребенка внутри ее собственного тела также позволяет женщине отличить свое тело от материнского, из которого она сама явилась на свет. Конкретное физическое переживание симбиоза матери и плода (теперь внутри ее взрослого тела) идет параллельно эмоциональному симбио­зу. Мать и ребенок на этой стадии считают себя единым объек-

том - Собственным Я. Женщина, беременная в первый раз, должна достичь новых рубежей адаптации в своем внут­реннем мире и во внешнем объектном. Внутренняя иден­тификация со своей матерью как объектом и нарциссичес-кая идентификация с плодом как с Собственным Я усили­ваются нормальной регрессией, которую испытывает бе­ременная.

Если маленькой девочке становится известна амбива­лентность матери по отношению к ее зачатию, это может впоследствии исказить ход первой беременности молодой женщины, так как в это время в первый раз достигается биологическое основание для идентификации со своей матерью. Плод внутри тела беременной теперь представ­ляет собой хорошие и плохие стороны ее Собственного Я и объекта, и она может не дать ему позволения жить, если считает, что и ее мать этого ей не позволяла. Амбивалент­ность беременной к своему нерожденному ребенку может отражать ее более раннюю напряженную амбивалентность к своей матери, результатом которой явились трудности диф­ференциации Собственное Я/объект и дальнейшие трудно­сти отделения-индивидуализации. Слабые отношения с от­цом, никак себя не проявляющим, отнюдь не помогают девочке отделиться от матери и не способствуют взгляду на себя как желанного и любимого обоими родителями ре­бенка, одаренного своей собственной жизнью. Всепоглоща­ющее чувство вины за выживание вопреки материнской амбивалентности к зачатию может породить у девочки про­блему: решив, что ей дано право только оставаться в жи­вых, как она сможет жить полной жизнью? Гордость за свое выживание вопреки могущественной матери - убийце и аг­рессору, может также стать у ребенка источником всемогу­щественных фантазий и оправданием для садистских фан­тазий, воплощаемых в более широких объектных отноше­ниях. Отделение становится бессознательным эквивален­том смерти Собственного Я или объекта. Трудность в при­ятии матери как хорошей матери может привести к тому, что женщине будет трудно принять творческие и жизнеда-ющие аспекты Собственного Я.

БЕРЕМЕННОСТЬ, ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЕ РОДЫ И АБОРТ

Несмотря на растущий интерес к психоаналитическому пониманию беременности, все еще нет литературы по само­произвольным выкидышам и недонашиванию, хотя абортам и уделяется некоторое внимание. Анализ пациенток, у кото­рых был выкидыш*, часто открывает - много лет спустя пос­ле этого события - чувство утраты, долгое горе и не нашед­шую выхода скорбь (продолжительную депрессию), поте­рю самоуважения и ненависть к своему женскому телу, ко­торое не родило живого ребенка, как родило тело их матери. Выкидыш наносит урон представлению о самой себе.

Здесь я буду говорить и о выкидыше, и об аборте, и об их психологических предпосылках и последствиях. В обеих ситу­ациях молодая женщина беременеет, вступает в нормаль­ный этап дальнейшего развития жизненного цикла, но не спо­собна выносить беременность и стать матерью, даровать миру живого ребенка. Таким образом, нормальной первой беременности нередко угрожает выкидыш. Причины этого врачу зачастую трудно бывает установить и устранить, и они вовсе не обязательно повторятся в последующих беремен­ностях. Большинство выкидышей случается в первой трети беременности, когда женщина сознательно ощущает раз­вивающийся плод как часть Собственного Я. Ее сновиде­ния могут раскрыть другие стороны бессознательной фанта­зии и тревоги, например, о том, кого представляет собой плод и кто именно на эдипальной стадии девочки стал отцом ее ребенка в запретном, нагруженным виной половом акте.

При анализе женских сновидений на меня произвело силь­ное впечатление влияние физиологических телесных измене­ний на душевную жизнь. В сновидениях могут найти отра­жение даже гормональные изменения в теле женщины во время менструального цикла. Как в ежемесячном, так и в жизненном цикле развития женщины, психические и теле­сные изменения влияют друг на друга, и тесная связь меж-

* Следует отметить, что каждая четвертая из первых беременно­стей заканчивается выкидышем.

ду ними позволяет женщине бессознательно использовать свое тело в попытках избежать психического конфликта. Моя практика работы с пациентками, страдающими невынаши­ванием, заставила меня задуматься о возможности суще­ствования некоторых бессознательных причин для выкиды­ша. Психоанализ, при котором бессознательные причины невынашивания будут осознаны пациенткой, поможет ей сохранить беременность и родить живого ребенка.

Первая беременность, рывок от дочернего состояния к материнскому,- время эмоционального и психологического переворота. Однако, несмотря на эмоциональный кризис, ко­торый она провоцирует, это нормальная фаза развития и дра­гоценное время для эмоциональной подготовки к материн­ству. Во время беременности, особенно первой, оживают конфликты предыдущих этапов развития, и молодая жен­щина вынуждена разрешать их внутренне и внешне новым путем. Мы можем, таким образом, рассматривать первую беременность как кризисную точку в долгом поиске женс­кой идентичности, как точку, из которой невозможен возврат. Беременность - важный этап решения задачи отделения от матери и индивидуализации, задачи, которую женщина ре­шает всю свою жизнь. Как мы это видели в главе 6 («Влия­ние особенностей психического развития в раннем детстве на течение беременности и преждевременные роды»), детс­кое желание идентифицироваться с первичным объектом (могущественной доэдипальной матерью) можно наблюдать в играх и фантазиях девочки задолго до реальной возмож­ности стать матерью.

Когда в юности девушка вступает в свою собственную сексуальную жизнь, она подтверждает тем самым свои права на свое тело и ответственность за него, отдельное от мате­ринского. С этого времени слабеет власть матери над телом дочери. Однако беременность позволяет женщине вновь пе­режить первичное единство с матерью и одновременно нар-циссически идентифицироваться с собственным плодом как с Собственным Я в глубине материнского тела. Подобное симбиотическое состояние будущей матери может активи­ровать у нее напряженно амбивалентные чувства как к сво­ему плоду, так и к своей матери. Для молодой женщины,

чья мать была достаточно хорошей, временный регресс к первичной идентификации с щедрой жизнедающей матерью и к идентификации с Собственным Я в качестве собственного ребенка - это приятная фаза развития. Для других женщин, у которых амбивалентность к матери не получила разреше­ния или даже преобладают негативные чувства к Собствен­ному Я, сексуальному партнеру или важнейшим фигурам прошлого, неизбежный регресс беременности облегчает про­ецирование этих негативных чувств на плод. Таким обра­зом, ребенок задолго до своего появления на свет может обладать для матери негативной пренатальной иден­тичностью.

В период первой беременности перед молодой женщиной лежат два пути разрешения психического конфликта. Она может удерживать плод внутри себя, защищая его и позво­ляя ему месяц за месяцем расти и созревать, или же она может физически отвергнуть его выкидышем или абортом. Таким образом, мать может содействовать жизни плода и собственному материнству или разрушить и то и другое. Незавершенная беременность и отказ от рождения живого ребенка (по бессознательным мотивам или в силу сознатель­ного решения сделать аборт) для каждой женщины имеют индивидуальное значение. На эмоциональный исход бере­менности влияет взаимодействие фантазии и реальности в сознании беременной. Некоторые женщины, как только уз­нают о своей беременности, начинают мечтать и фантазиро­вать о своем ребенке, его образ возникает в их сновидени­ях или же в их бессознательных фантазиях, иногда даже с его собственной сексуальной идентичностью. Эти женщины предвкушают свое достаточно хорошее материнство, какое они пережили со своими матерями. Выкидыш для них- болез­ненная утрата, потеря полноценного ребенка, смерть которого требует оплакивания.

Другие женщины относятся к плоду как к части собствен­ного тела, без которой легко можно обойтись. Их сознатель­ное желание забеременеть вовсе не имеет своей конечной целью материнство. Беременность для них может быть бес­сознательным средством подтверждения женской сексуаль­ной идентичности или взрослости, физической зрелости.

Плод представлен в фантазиях, сновидениях или реаль­ности не как ребенок, а, скорее, как аспект плохого Собствен­ного Я или как плохой внутренний объект, который следует изгнать. Анализ таких пациенток открывает нам их раннедетс-кие отношения с матерью: они до предела заполнены фруст­рацией, гневом, разочарованием и виной. Утрата плода в результате выкидыша или аборта для них, скорее, облегче­ние, а не потеря. Внутри них словно продолжает сидеть пло­хая мать и не разрешает своей дочери самой стать мате­рью. Возможно, что бессознательная тревога беременной, связанная с фантазией о плоде как представителе плохих и опасных аспектов ее Собственного Я и ее партнера, вносит вклад в стимуляцию изгоняющих движений матки, которые и приводят к выкидышу. Аналитик в этих случаях восприни­мается при переносе как злонамеренная внутренняя мать. Анализ этих аспектов душевной жизни может помочь жен­щине сохранить беременность и стать матерью.

Главенствующая установка Фрейда на материнство состо­яла в том, что первенец для матери служит продолжению ее нарциссизма; таким образом, ее амбивалентность к живому ребенку получает позитивное разрешение. Ребенок стано­вится любимым и желанным. Любовь к ребенку вызывает у нее вину за негативные к нему чувства и желание эту вину загладить. Однако Фрейд также признавал материнскую ам­бивалентность и то, что матери трудно иметь выжившего, но нежеланного ребенка. «Как много матерей, нежно любящих своих детей, даже, может, чересчур нежно, неохотно зача­ли их и хотели иногда, чтобы живое существо внутри них не развивалось бы дальше?».

Клинический опыт заставляет нас признать, что амбива­лентность, скрытая или явная, присутствует во всех отноше­ниях ребенок-родитель и во многом зависит¹ от отношений между самими биологическими родителями и их установкой на будущего ребенка. Библейский миф о Моисее, греческий миф об Эдипе и кельтская легенда о Мерлине - детях, выбро­шенных родителями после рождения, показывают нам уни­версальность этой темы. Клинический опыт подтверждает также универсальность искушения быть физически или эмо-циональн жестоким к беспомощному, требовательному

младенцу или трудному, растущему ребенку. На эту уни­версальную родительскую дилемму могут пролить яркий свет наши чувства контрпереноса, возникающие, когда поведе­ние пациента противоречит нашим личным нормам нравствен­ности. В подобных обстоятельствах, особенно с перверсны-ми пациентами или садистами, аналитику особенно трудно удерживаться на позиции нейтральности. Аналитику прихо­дится отслеживать свою позицию, чтобы противостоять иску­шению принять на себя роль родителя-судьи, который уста­навливает моральные нормы для упорствующего ребенка.

Я попытаюсь иллюстрировать мои взгляды на универсаль­ность дилеммы материнской амбивалентности и различные пути ее разрешения, представив три клинических случая. Первая пациентка была жертвой концлагеря, и пережитые испытания привели к неоднократным выкидышам. У второй пациентки были чрезвычайно нелегкие отношения с мате­рью; анализ открыл ее бессознательную амбивалентность к плоду (несмотря на сознательное желание иметь ребенка) и помог выносить беременность. Третья пациентка прервала три беременности и почувствовала облегчение, когда при­близилась менопауза, и она больше не могла забеременеть.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 1

Г-жа А. выжила в концлагере. Через неделю после нача­ла ее первой менструации она была отправлена в Аушвитц. Ее родители там и погибли. После освобождения из лагеря г-жа А. эмигрировала в Англию и вышла замуж. Ее менст­руации бьши нерегулярны. Она страстно желала забереме­неть и дать новую жизнь новому миру, где больше не царят садизм и смерть. Для нее, как для многих из уцелевших при Катастрофе, дети являли собой возвращение к нормальнос­ти из мира психоза и восстановление семейной жизни. Бес­сознательно будущие дети г-жи А. призваны были заменить ее погибших родителей. Г-жа А., которой так нужен был ре­бенок, с радостью беременела несколько раз, но каждый раз происходил выкидыш. Каждый раз это было нестерпи­мо физически. Ей требовалось много времени, чтобы по­правиться, и она часто подолгу лежала съежившись в сво-

ей постели в затемненной комнате.

Г-жа А. жила как в настоящем, так и в прошлой реально-сти Аушвитца, где столько времени провела, прячась под тряпьем в кровати. Ее прошлое не было слито с настоящим, скорбь по убитым не излилась наружу. Ей необходимы были два жизненно важных аспекта эмоциональной идентифика­ции при беременности: идентификация с собственной мате­рью и идентификация с плодом как с Собственным Я. Хотя г-жа А. видела тело своей погибшей матери, она не могла позволить ей умереть в своем сознании и потому не могла оплакать ее, ибо скорбь включала вину дочери за то, что пережила мать, оставшись в живых. Идентификация с пло­дом, представляющим ее Собственное Я, была тоже невы­носимо травматичной. Ее желание забеременеть включало бессознательное желание родиться вновь, с новым Собствен­ным Я, но в ее сознании не было жизнеспособной альтерна­тивы убитой матери и травмированному ребенку. Таким об­разом, в то время как беременность удовлетворяла ее же­лание стать матерью, невынашивание давало возможность избежать судьбы своей матери и уберегало нерожденное дитя от ее собственной участи. Анализ помог г-же А. начать оплакивать свое прошлое и бороться за право выжить эмо­ционально. Она приняла своего аналитика (при переносе) как сильную жизнедающую мать, и это дало ей силы пода­рить новую жизнь более безопасному миру. В конце концов в семье г-жи А. родилось трое детей, но она никогда не забы­вала, сколько лет было бы теперь ее утраченным детям, если бы им удалось выжить.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 2

Г-жа В. вышла замуж поздно и сознательно стремилась осуществить желание своего детства - иметь ребенка - в то короткое время, которое еще оставалось у нее до менопау­зы. Она была дочерью женщины, которая прежде всего цени­ла свою профессию, а не свою женственность или женствен­ность своей дочурки. Своих двоих сыновей (старше девоч­ки) она обожала и постоянно хвалила их физические каче­ства и достижения в учебе, тогда как достижения г-жи В.

оставались, казалось ей, незамеченными. Отец г-жи В. был болезненным и замкнутым, так что идентификация матери с сыновьями сказалась на разрешении Эдипова конфликта у ее дочери. Г-жа В. помнила, что в детстве все время хотела быть мальчиком, чтобы добиться материнской любви, как ее братья. Ее способности позволили ей завоевать высокие на­грады за академическую успеваемость, которые и вызвали, в конце концов, восхищение матери, но г-жа В не была сча­стливой женщиной и не получала удовольствия от своего тела, так как мать никогда не ценила ни собственной, ни доч­киной женственности. Однако в детстве, в течение несколь­ких лет тайные отношения с младшим братом (взаимная мастурбация) позволили ей наслаждаться тем, что она при­носила сексуальное удовольствие и получала его от лица мужского пола, и это подняло ее самооценку. Тем не менее, оставляющие более глубокий след младенческие отноше­ния с матерью, в которых (в данном случае) удовлетворе­ние не приносилось и не получалось ни одной из сторон, привели к непрочности, нестабильности базального ощуще­ния благополучия и к нарциссическим проблемам, которые г-жа В. пыталась разрешить в ряде гетеросексуальных от­ношений. Они были физически удовлетворительными, но эмоционально болезненными. Ее первый возлюбленный был немолодым и мягким человеком, как ее отец; те, кто после­довал за ним, были моложе и обращались с ней плохо и пренебрежительно, как ее братья.

В начале анализа я видела, что г-жа В. проецирует на меня ужасную могущественную мать ее внутреннего мира, которая ни дает, ни принимает любви, но в курсе анализа чувства, ко­торые пациентка переносила на меня, женщину-аналитика, очень изменились. Из этого проистекли более теплые и лег­кие отношения с матерью и с аналитиком. Г-жа В., став спо­собной давать и принимать любовь, нашла ласкового и внима­тельного партнера, вышла за него замуж и забеременела. Сознательно она была в восторге, однако по мере увеличе­ния срока беременности, становилось ясно, что она оста­лась бессознательно амбивалентной к будущему ребенку. Она не следила ни за своим здоровьем, ни за здоровьем плода (УЗИ показало, что это мальчик). Всплыли старые кон-

фликты и проблемы, которые, казалось, были уже прорабо­таны в курсе анализа, словно новая идентичность пациент­ки (будущая мать) угрожала старой. Мать не обрадовалась беременности дочери. У г-жи В. бывали кровотечения, но она не желала лежать, как следовало бы, чтобы сохранить ребенка. Ее конфликты обнажило сновидение, которое по­сетило ее после того, как я отменила три сессии. Ей присни­лось, что она гуляет с матерью и чувствует, что ей угрожает выкидыш. Мать говорит, что ничего, мол, не поделаешь, но г-жа В. понимает, что немедленно должна попасть в больни­цу, а там уж врач поможет спасти ребенка. Мать говорит, что это ни к чему, и никак не помогает ей - не позволяет ей родить живого ребенка. Г-жа В. толковала свое сновидение так: врач - это аналитик, чей позитивный ответ на ее беремен­ность подкрепил подтверждение ее женственности со сто­роны мужа. Анализ показал ей, что с прошлым можно все-таки многое сделать, и она с нетерпением ждет возвраще­ния аналитика. Выкидыша и на самом деле не случилось. Когда ребенок зашевелился и подтолкнул ее к новой идентификации, серия сновидений обнажила новое, непрео­долимое возвращение тем ее анализа. В первом сновиде­нии она обзаводилась новым паспортом; во втором она была в плавательном бассейне, где большие мальчишки грубо об­ращались с маленьким, сталкивали его в воду, топили. Ка­кая-то женщина прыгнула в воду и спасла малыша, и г-жа В. с облегчением увидела, что он жив. В своих ассоциациях на это сновидение г-жа В. вспомнила, как ее когда-то вот так же топили братья, а наблюдавшая сцену женщина прикрик­нула на них и заставила прекратить это. Г-жа В. была напу­гана, что даже в ее сновидениях ее ребенка спасает анали­тик, а не она сама, словно она идентифицирует себя с мате­рью, которая не спасла ее самое. Она почувствовала облег­чение от того, что аналитик может спокойно принять ее ам­бивалентность; ее бессознательное чувство вины вошло в сознание, и она нормально доносила беременность. В дру­гих сновидениях на первый план выступала детская зависть г-жи В. к братьям. Ей снилось, что она гермафродит, и она позволила себе вспомнить, что когда была маленькой, ду­мала о себе, как о слабоумном маленьком мальчике. Этот

новый материал помог дальнейшей проработке ее амбива­лентности по отношению к мальчикам вообще и к нерожден­ному еще сыну в частности. Наконец стало ясно, что для нее он - эдипальный ребенок, и тем самым свидетельст­вует о ее вымышленных инцестуозных отношениях с бра­том. Избавление от столь тяжкого груза бессознательной вины во время беременности помогло впоследствии г-же В. стать хорошей матерью своему мальчику, с которым она тесно идентифицировалась.

КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ 3

Мой последний случай - молодая женщина, которая не смогла преодолеть во всем объеме трудности развития при переходе от отрочества к юности. Несмотря на брак с моло­дым человеком, которого она любила, г-же С. было трудно эмоционально отделиться от матери и взять на себя ответ­ственность за свое отдельное существование, тело и сексу­альность. Анализ вскрыл, что ее проблемы настоящего вре­мени начались еще в детстве, когда ей трудно было при­нять свою женственность и свое женское тело. Поскольку мышление г-жи С. было блокировано давней инфантильной фрустрацией и застарелым гневом на родителей, которые ей возбранялось выражать, а также виной за свою инфан­тильную сексуальность с ее вытесненным телесным воз­буждением и сексуальными фантазиями, то она бессозна­тельно отыгрывала свои эмоциональные проблемы - посред­ством своего тела. До замужества г-жа С. сделала три абор­та и предпринимала попытку начать анализ. Но эта попытка тоже была прервана - неожиданным необходимым переез­дом мужа (в связи с его профессией) в Лондон, где она и появилась на приеме у меня.

Г-жа С. происходила из южноамериканской католичес­кой семьи, получила образование в строго католической школе у монахинь. Там ей вдолбили, что сексуальность - не для удовольствия, а для деторождения. Из-за подобной «на­уки», даже став взрослой женщиной, она не могла пользо­ваться контрацептивами. Семейная легенда о том, что роди­тели полюбили друг друга с первого взгляда и с тех пор

жили исключительно счастливо, тоже оказала свое воздей­ствие. В фантазии маленькой девочки их сексуальная жизнь началась после брака, в котором они и зачали четверых детей. Мать твердила ей, что они хотели, чтобы дети увен­чали их счастье. Г-жа С. была младшей и единственной девочкой, и ее тело подвергалось строжайшему материнс­кому контролю. Когда она была грудной, ее кормили строго по часам, а не по ее потребностям, приучение к горшку тоже было очень жестким, навязывалось ребенку.

Она была угрюмой, непокорной девочкой, пока ее рассер­женные родители не пригрозили, в конце концов, отослать ее в интернат. С тех пор она сделалась шелковой. Часть своего гнева ей удавалось выражать, приводя свою комнату в ужас­ный беспорядок. Отец сердился на это поведение, которое мы поняли во время анализа как провокацию виноватой де­вочки, желавшей, чтобы отец наказал ее за вытесненный гнев. Однако многочисленные служанки быстро все убира­ли перед его приходом, так что бессознательное желание наказания вечно поддерживалось, но никогда не осуществ­лялось. Беспорядок в комнате был для г-жи С. символом беспорядка а ее сознании, где должны были находиться толь­ко мысли ее матери и не было места для собственных мыс­лей, которые приходилось отщеплять и вытеснять.

Мать г-жи С. продолжала контролировать тело и внешний вид дочери, одевая ее так, как считала нужным, и забивая ей голову строжайшими правилами поведения. А вот к на­чалу месячных она дочь не подготовила. Первая менструа­ция стала шоком для девочки, чем-то грязным и постыд­ным, словно она снова не смогла проконтролировать свой сфинктер, как это случалось с ней в детстве в постели.

В пубертате ее тело развилось гораздо раньше, чем у под­руг. Увеличивающиеся груди, чей рост она не могла контроли­ровать, и появление вторичных половых признаков развива­ющегося тела заставляли ее стыдиться. Она прятала их; она не носила купального костюма, а находясь на пляже с семьей по выходным - заворачивалась в полотенце. Она стала уп­рямо молчаливой с матерью, чтобы не дать выплеснуться своему гневу и не позволить проникнуть в себя словам ма­тери. Она стала плохо учиться и ее образ Собственного Я

стал скверным во всех отношениях. Возрождение сексуаль­ности (на этот раз во взрослом теле), которое обусловил пу­бертат, предоставило г-же С. альтернативный способ вос­становить самооценку - ее ценность отражалась в глазах настойчивого поклонника, не дававшего ей прохода. Через него она смогла увидеть себя как красивую девушку, а не грязную девчонку, которой она ощущала себя. Так как она была неспособна сама думать за себя, а католическое вос­питание не позволяло ей предохраняться, то она ответила взаимностью на страсть молодого человека, ни о чем не задумываясь и не осознавая риска, которому подвергается. Бессознательно она ожидала, что взрослым будет он и возьмет на себя ответственность за нее и ее тело, как это всегда делала ее мать. Беременность и последовавший аборт повергли ее в отчаяние, так как она ожидала, что он будет любить ее так, как ей говорили, отец любил ее мать, и они заживут счастливо, как гласила семейная сказка. Сек­суальная страсть дозволялась только при условии романти­ческой любви.

Хотя г-жа С. неосознанно чувствовала, что ее любовник не намерен брать на себя ответственность за нее или же­ниться на ней, она возобновила отношения с ним, и опять никто из них не соблюдал предосторожности. Она снова за­беременела и снова прервала беременность. Позднее, в курсе анализа, мы поняли, что ее вторая беременность была компульсивным трагическим возмещением за прерывание первой беременности, а не следствием желания иметь ре­бенка. Она также была символом глубинной душевной про­блемы - принятия на себя взрослой ответственности за себя и свое тело, так как она ничего не думала о том, как будет отвечать за реального ребенка. Нормальная нарциссичес-кая идентификация женщины со своей матерью толкала ее к беременности - завершающей стадии телесной идентифи­кации с нею. Ее собственное состояние эмоционального развития, однако же, оставалось на уровне зависимого ре­бенка. Она не могла доверить себе вырасти во взрослую женщину, которая станет матерью и примет на себя ответст­венность за беспомощного зависимого младенца.

Любовник г-жи С. бросил ее, как только узнал, что она опять беременна, и у нее не было выбора - ей пришлось сделать второй аборт. Последовала глубокая депрессия, с которой ее уложили в больницу, где в состоянии глубокого регресса она лежала не вставая, так что ее приходилось мыть и кормить как ребенка. Она поправилась, когда про­шел срок, в который мог бы родиться ребенок. Она была красавицей, но ощущала себя уродиной, которую никто не сможет полюбить, пока не встретила молодого человека, который влюбился в нее и выразил желание жениться на ней. Отражаясь в его любящем взоре, она ощутила, что ею восхищаются и она достойна любви. Был назначен день для пышной свадьбы в ее родном городе.

И опять она предалась страсти со своим будущим мужем не предохраняясь, забеременела и абортировала плод. Ее словно что-то толкало, причем не только к беременности, но и к аборту. С этого времени г-жа С. опять впала в депрессию, и после пышного венчания ее брак оказался асексуальным, так как она не могла позволить мужу проникнуть в нее. И так продолжалось несколько лет. Она наказывала себя и мужа, не позволяя ни себе, ни ему испытать взаимное сексуальное удовлетворение. Было похоже, что она не могла определить себя ни как взрослую сексуальную женщину, ни как хоро­шую девочку. В ее душевной жизни не было жизнеспособ­ной альтернативы абортированию ее зависимого плохого мла­денческого Собственного Я, но избавляясь от него, она те­ряла и хорошие стороны Собственного Я.

Мы начали анализ, сознавая, что новый переезд за ру­беж мужа г-жи С, в связи с его работой, может прервать нашу совместную работу. Весьма возможно, что бессозна­тельно г-же С, чтобы она рискнула начать анализ и войти в новые отношения, нужно было знать - она не будет поймана навеки в эту ловушку. Это, несомненно, отражало ее дилем­му в деторождении, так как она боялась, что будет чув­ствовать себя пойманной в ловушку новыми отношениями с ребенком, как она это чувствовала в своих отношениях с матерью, мужем и аналитиком.

Сперва г-жа С. была так же молчалива со мной, как с матерью и мужем. Моя интерпретация, что она не может по-

зволить мне проникнуть в ее сознание, как мужу - в ее тело, помогла ей заговорить. Она утешала себя за стыд и униже­ние от того, что раскрывает передо мной свои мысли, напо­миная себе, что платит мне за анализ. Таким образом, при переносе я стала одной из служанок, которым в ее детстве платили, чтобы они убирали ее комнату. Она заговорила о своем стыде за то, что ее тело осквернено добрачными абор­тами, после того как ее сновидения открыли нам ее страх: муж бросит ее, как угрожали сделать родители в детстве. И это тоже было бы наказанием, так как она любила мужа и чувствовала себя зависимой от него. Когда этот материал был проработан, депрессия г-жи С. стала спадать, и они с мужем принялись отделывать свою спальню (до той поры это дело было брошено на° полдороге). Тем не менее, снови­дения продолжали раскрывать ее вину за то, что ее жизнь улучшилась, и ее постоянную потребность в наказании. Они обнажали и ее тревогу о том, что, возможно, им с мужем придется переехать в Европу, а это прервет ее анализ.

Одно сновидение отразило и ее взросление в процессе анализа, и ее страх, что наступит регресс, если придется пре­рваться. Ей приснилось, что ее новую мебель увозят в ее ста­рую комнату в доме родителей. Она боялась, что если вер­нется обратно с свою страну, ловушка родительского дома опять захлопнется и не отпустит ее строить собственную жизнь с мужем. Она боялась, что депрессивные мысли матери о женской жизни и ее гнев против мужчин снова начнут управ­лять ее рассудком. Однако она считала, что повзрослела за время анализа, и может теперь жить своим умом, а не ма­тушкиным. Она чувствовала себя виноватой за то, что стала гораздо счастливей, несмотря на то, что знает теперь о глу­бокой депрессии матери.

Г-жа С. признала, что они стали гораздо ближе с мужем и что она отходит от образца своих отношений с матерью, где она всегда чувствовала себя зависимым ребенком. Это про­движение отразилось на переносе - она начала говорить со мной по-английски, а не на родном языке, как мы говорили с ней до того. Тем самым, ее чувства и мысли получали выра­жение на новом языке, который она делила со мной, а не с матерью. Теперь, кроме конфликтной идентификации со ела-

бой и депрессивной матерью у нее появилась возможность идентифицироваться со мной, какой она меня видела,- уве­ренной и независимой женщиной.

Г-жа С. снова почувствовала сексуальное влечение к мужу и на этот раз позволила себе подумать о необходимости кон­трацепции. Она сходила к гинекологу. Однако ее старый страх потери контроля над телом примешивался к ее сексуально­сти, и она опять не смогла позволить партнеру интромис-сию. Было похоже, что ее взрослое Собственное Я опять подвергается атакам зависимого Собственного Я, которое наказывали за утерю контроля над сфинктером. Г-жа С. вспомнила, что ей случалось в детстве испачкать постель (о чем я уже говорила выше), но служанки помогали ей из­бежать наказания, которому родители непременно бы ее подвергли. В таком виде у взрослого человека ожили детс­кие трудности контроля над сфинктером. В этот момент муж г-жи С. получил назначение в Европу. Это прерывало курс лечения, но г-жа С, подумав о своем положении и о том, что она теряет, решила для продолжения анализа остаться одна в Лондоне еще на несколько месяцев. Она боялась жить одна в квартире, но, несмотря на это, не прекращала нашей совместной работы, а к мужу ездила по выходным. Г-жа С. мучительно переживала свои аборты за то, что была не в состоянии позволить своим детям вырасти. Она увидела, что переживала первичное всемогущество, прини­мая решение о жизни или смерти плода. Казалось, она ощу­щала, что мать абортировала ее Реальное Я, и она продол­жала как-то функционировать посредством соглашательского Фальшивого Я, которое заняло собой все ее внутреннее пространство, откуда было изгнано ее Реальное Я. Всю свою жизнь г-жа С. переедала, ибо ей всегда было «так пусто внут­ри». Кроме того, г-жа С. поняла, что во время полового акта, не давая партнеру проникнуть в свое тело, она контролирова­ла тем самым его сексуальность. Она боялась, что интро-миссия сделает ее беспомощной. Контролируя сексуальность мужа, она сохраняла контроль над собой.

Мы договорились о сроке окончания анализа. День этот приближался, г-жа С. горько плакала, и ей приснилось, что она беременна, но не может сохранить ребенка. Она боялась,

что новое младенческое Собственное Я, которое зародилось в ней в курсе анализа, будет абортировано, когда произой­дет отделение от аналитика. Прорабатывая фазу окончания анализа, она поняла, что беременела не для того, чтобы ро­дить живого ребенка, а для того, чтобы утвердиться в своей телесной отдельности от матери; плод представлял собой ненавистную мать, контролирующую ее тело, которую она и изгоняла из себя (в фантазии), делая аборт. Она призналась, что наслаждалась после каждого аборта тем, что ее тело опять принадлежит ей самой, зная, на другом уровне, что любит мужа и хочет от него ребенка.

Через несколько месяцев после отъезда из Англии г-жа С. написала мне, что они с мужем возобновили сексуальные от­ношения и она подумывает о беременности. Было похоже, что только реально покинув плохую мать своего внутреннего мира и ту хорошую мать, которую она обрела в аналитике, побудившей ее расти и отделяться, она смогла наконец войти в новый физический и эмоциональный статус взрослого.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Женщины, страдающие невынашиванием или сознатель­но прибегающие к аборту, возможно, бессознательно зат­рудняются идентифицироваться с образом щедрой матери, способной к материнству, потому что вскормившая их мать -для них двуличная фигура: могущественный, щедрый, пи­тающий и жизнедающий объект и полная его противополож­ность - злая ведьма, убийца, несущая возмездие дочери. Трудность объединения этих двух полярных аспектов мате­ри и ее материнства в одну достаточно хорошую мать мо­жет привести, скорее, к негативно амбивалентным отноше­ниям между матерью и дочерью, к трудностям в эмоцио­нальном отделении от матери, к идентификации с матерью-убийцей и инфантициду, чем к идентификации с надежной матерью-кормилицей, которая дает жизнь своему ребенку. Часто у таких женщин отец умер, отсутствует или эмоцио­нально далек от дочери и неспособен вмешаться в трудные отношения матери и дочери. Видимо, эти женщины бессоз­нательно соматизируют эмоциональные трудности своего детства, используя свое тело так, чтобы избежать осозна-

ния аффектов и фантазий, которых Эго маленького ребенка не выдерживало. Для некоторых женщин, следовательно, раннедетское желание родить ребенка (идентифицируясь со своей фертильной матерью) становится трудновыполнимым, так как ее ранние сексуальные желания и фантазии относят­ся к запретному объекту - сексуальному партнеру матери. В психической реальности данного ребенка эдипальные желания оказываются столь травматичными и нагруженны­ми виной, что остаются бессознательными, непонятыми и неразрешенными в дальнейшей взрослой жизни. Они, сле­довательно, не выполняются и во взрослых гетеросексуаль­ных отношениях, хотя всепроницаюшее, нездоровое чувство вины за них может привести к бессознательной потребности в наказании, таком, как, например, мазохистское подчине­ние партнеру-садисту или самонаказание невынашиванием страстно желанной беременности. Нормальная амбивалент­ность беременной к плоду и к тому, кого он собой представ­ляет, усиливается неосознанными и неразрешенными жела­ниями маленькой девочки, направленными на запретный сексуальный объект - сексуального партнера матери. Выки­дыш как отказ плоду в жизни может послужить психосома­тическим решением этого психического конфликта. Если пациентка проходит психоанализ во время беременности, то в некоторых случаях анализ ее конфликтов поможет ей сохранить беременность и родить живого ребенка.

М.Д. Марконе

БЕРЕМЕННОСТЬ И СНОВИДЕНИЯ*

«...Мне период моей беременности запомнился как один долгий прекрасный сон... и в этом сне столько разных эпи­зодов, сколько их было в моей жизни в течение этих девяти месяцев... и многочисленные повторяющиеся сны, запол­нившие мои ночи... но не те бессонные ночи, о которых мне столько говорили, бесконечные следующие одна за другой ночи во время последних "месяцев, когда нелегко лечь по­удобнее и отдохнуть... нет, это те отдохновенные ночи, ког­да совершался этот бесконечный путь прямо к самой моей сущности, моего ребенка... путь, дававший мне новую энер­гию для того, чтобы жить на следующий день...»

Так говорит Мария о своей беременности во время сеан­са микропсихоанализа.

Но говорить о своей беременности как о сне - это не только чувствительный образ, в котором хотелось бы запе­чатлеть память о безмятежном времени. Это гораздо боль­ше. Это означает установить связь между двумя психобио­логическими процессами, имеющими основное значение в жизни, причем эти процессы проникают друг в друга, прони­зывают друг друга: один преимущественно соматический -беременность, другой преимущественно психический - сон.

При сравнении состояния беременности со сном стано­вится понятным, что и беременность позволяет осуществить различные желания. Наиболее очевидным из них является желание продолжить свой род. Ему, в свою очередь, сопут­ствуют еще два желания: желание иметь член и желание воспроизвести себя. Это последнее свойственно каждой жи­вой клетке и потому присуще как мужчине, так и женщине. Оно является выражением порыва к жизни, который пытает­ся уравновесить порыв к смерти и даже самое смерть.

* М.Д. Марконе. Девятимесячный сон. - М. 1993.

Однако во время беременности осуществляются и такие желания, которые связаны с порывом к смерти, а также же­лания, относящиеся ко всем стадиям онтогенетического раз­вития:

- начальная стадия, выявленная микропсихоанализом и предшествующая зависящим от этой начальной стадии ста­диям классическим - оральной (ротовой), анальной, фалли­ческой. Во время начальной стадии зародыш-эмбрион внутри своей матери находится в теснейшем контакте, сливается ощущениями (страхи, радости, тревоги) и реакциями мате­ри, а также с ее сексуальной деятельностью. И мы знаем, что никто из беременных женщин не отказывается от поло­вой жизни из уважения к ребенку, которого она в себе носит. При этом половая жизнь понимается как любая форма эро­тического удовольствия с партнером либо без него, и эта форма необязательно связана с пенетрацией (проник­новением члена). Поэтому каждое человеческое существо неизбежно испытывает и чувство покинутости, и чувство стресса. И эти чувства еще не раз воскреснут в многочис­ленных ситуациях его детской и взрослой жизни

- оральная стадия, от рождения и примерно до года жиз­ни. Характеризуется поляризацией агрессивности-сексуаль­ности в районе рта и на функции питания. Для этой стадии типичны взаимоотношения с хорошей (плохой) грудью, ко­торые устанавливаются у ребенка, а также ощущения обла­дания (отталкивания и слияния), потерянности, которые он испытывает по отношению к матери

- анальная стадия, от одного до трех лет жизни. Характеризуется поляризацией агрессивности-сексуальнос­ти в анальной области и на функции сфинктеров, которая рас­пространяется на мускулатуру всего тела. На протяжении этого этапа ребенок отходит от слияния, характерного для начальной и оральной стадий, и устанавливает первые и последние предметные связи

- фаллическая стадия. Характеризуется поляризацией агрессивности-сексуальности в области гениталий и на реп­родуктивной функции. Член и его психобиологические экви­валенты (грудь, экскременты, ребенок, подарок, деньги) со-

ставляют единственную реальность как для мужчины, так и для женщины. Для этой стадии типичен эдилов комплекс.

Что касается беременности как удовлетворения желания, Мария говорит: «...Давно уже мне хотелось ребенка... я бы даже сказала, что мне этого всегда хотелось, и даже не од­ного, а много-много... я была девочкой и меня спрашивали, что я буду делать взрослой, и я отвечала: «Я буду мамой четырех детей!»... мне хотелось быть мамой, чтобы быть похожей и даже такой же, как моя собственная мама... мне хотелось быть мамой, чтобы окружить своих детей всей той заботой, которую мне хотелось бы видеть со стороны моей матери...

Маленькой мне не нравилось играть в куколки... мне боль­ше нравились пупсы... куколки были все такие расфуфы­ренные, у них были кружейные платьица, волосы с завитуш­ками... а вот мой отец подарил мне пупса, и насколько же он был красивей!., пухлый, волосиков мало, но они такие бе­ленькие и курчавые... звали его Дарио, совсем как моего мальчика из детсада...

Когда моя мать была беременна мной, ей хотелось маль­чика... как она была разочарована, что я родилась девоч­кой... говорила, что хотя я и была замухрышкой, а все же стала бы соперницей, стала бы претендовать на любовь и интерес ее мужа, и пришлось бы им делиться... да-да, сколь­ко раз она мне повторила, что когда я родилась, то была прямо-таки уродиной... да как же можно сказать о своем собственном ребенке, что он урод?., да и вряд ли это было на самом деле так... уж на фотографиях я видела... скажу больше, вот я тут просматривала их на сеансе, так мне даже жалко стало эту девочку, которой когда-то была я сама... пухленькая, светленькая, хотя и почти без волосиков... я всегда мечтала о таком же ребеночке, но только о мальчи­ке... мальчике, не девочке, и тогда бы у меня вышло то, что не получилось у моей матери... и была бы лучшей матерью, чем моя мать для меня... ребенок, мальчик, пусть он станет тем, кем не стала я... и. пусть у него будет мать, которая принимает его гораздо больше, чем моя мать...»

С точки зрения микропсихоаналитической ядерная кон­струкция всех желаний, которые бессознательно осуществ-

ляются благодаря сновидениям, заключается в возврате к своим корням, то есть в попытке «вернуться туда, откуда мы, к тому времени, когда мы еще не были людьми».

Это желание осуществляется и благодаря беременнос­ти. В этой связи возникает тяга к воде. Чтобы было много воды... воды, чтобы напиться, воды, чтобы в нее погрузить­ся, воды, чтобы сидеть в ней долго-долго, не вылезая... была на море, так всегда сидела в воде... кто-то обратил на это внимание и сказал: «Может, тебе хочется быть рыбкой, а не человеком?»... а что, ведь в утробе ребенок он как рыбка... рыбка, только вместо великого океана - маточные воды... да и после рождения на какое-то время что-то от рыбки у него остается... как раз на этом и основаны последние экс­перименты советских врачей по родам в воде... невероят­но, всего несколько месяцев, а здесь наша жизнь, жизнь человеческих существ, которые произошли от тех, кто жи­вет в воде...»*

И действительно, девять месяцев беременности как бы повторяют в краткой форме те основные этапы, которые про­шел в своем развитии от животного человек. И это касается не только зародыша-эмбриона, но и самой беременной жен­щины. Она вновь переживает все то, что уже испытала ког­да-то во чреве матери, то есть в ней вновь оживают ее же­лания внутриутробного и детского периодов.

У многих женщин это возрождение переживаний, кото­рые испытал когда-то зародыш, выражается в обострении органов чувств. На продолжительных микропсихоаналити­ческих сеансах как раз и выявляется связь между темой «Запахи» и внутриутробным существованием. Выявляется, что во время пребывания в материнском чреве зародыш проходит стадию появления обоняния. Другими словами, зародыш, по-видимому, умеет при помощи обоняния опре­делять молекулярный состав маточных вод, которыми он постоянно омывается и питается. Зародыш, по-видимому, замечает все нормальные и ненормальные изменения в со­ставе этих вод, и благодаря этому он узнает о настроении

* Испытуемая говорит здесь об опытах Игоря Марковского и Д. Джабинаеы, сведения о которых приводятся в книге Э. Сиденблада «Дети и вода» (Париж, издательство Лаффон).

матери, а через настроение узнает и об обстановке в окру­жающем мире. Со своей стороны, он увязывает изменения в составе маточных вод с испытываемыми им ощущениями удовольствия/неудовольствия.

Вот некоторые типичные высказывания беременных жен­щин: «...я поняла, что беременна, тогда, когда заметила ка­кую-то совершенно особую чувствительность по отношению к некоторым запахам. Особенно к запаху кофе, я его прямо-таки терпеть не могла...»; «...с тех пор как я забеременела, я стала «чувствовать» запах помойки за несколько кварта­лов...»; «...во время беременности мне иногда совершенно внезапно доводилось ощущать аромат цветов...»; «...когда я была беременна, то не переносила некоторых запахов, наподобие запаха мебели у меня дома... но этого запаха никто, кроме меня не чувствовал...»

Итак, общим в беременности и сне является попытка воз­вращения к корням. Но есть и еще одно, что роднит оба этих явления, а именно тот факт, что ни беременность, ни сон не принадлежат субъекту.

В частности, сон полон конкретными желаниями, состав­ляющими саму его ткань и принадлежащими к внутриутроб­ному и детскому периоду существования. И тем не менее в конечном счете сон осуществляет всеобщее, универсаль­ное, свойственное всем периодам желание вернуться к наи­более нейтральному с энергетической точки зрения со­стоянию и к пустой конструкции, рамке чего бы то ни было. «Сон представляет собой воспоминание о наших корнях, о нашем начале, и у него нет никаких ограничений - ни се­мейных, ни личных, ни племенных. Это способ общения между тем, что мы собой представляем, и тем, что было до нас. Другими словами, сон, совокупность снов, составляю­щая нашу жизнь, нам не принадлежит».

То же самое можно сказать и о беременности. У бере­менной женщины очень часто возникает ощущение, что не она живет в каком-то состоянии, а какое-то состояние вла­деет ею и что у нее нет ни малейшей возможности повлиять на это состояние. Именно поэтому так часто говорят, что надо «управлять своей беременностью», а не только планировать ее. Все это защита от вышеуказанного ощущения. При этом

заоывают, что и встреча яйцеклетки со сперматозоидом, и нормальное течение либо прерывание беременности боль­шей частью зависят от бессознательных факторов, а на них повлиять невозможно.

Я приведу некоторые типичные фразы беременных жен­щин. По-моему, они весьма показательны для такого поло­жения дел: «...я смотрю в зеркало и спрашиваю себя, какой я буду через несколько месяцев... и мне кажется невозмож­ным, что пройдет совсем немного времени, и мой силуэт переменится, и я буду толстеть, и у меня будет расти живот, а я ничего с этим не смогу поделать...»; «...хочу я того или нет, а живот у меня растет и шевелится, и не тогда, когда того хочу я, а тот, кто там у меня внутри...»; «...мне кажется это невероятным, но когда-нибудь, и независимо от моей воли и желания, все и начнется... лопнут перегородки, а я должна буду пассивно смириться с тем, что произойдет воп­реки мне...»; «...мы с одной моей подругой договорились забеременеть в одно и то же время... у нее обычно месяч­ные идут точно в срок, так у нее ничего не вышло; а у меня месячные примерно шесть раз в год, так я забеременела сразу, как хотела...»; «...мы пытались родить ребенка целых восемь лет, и анализы делали, и чем только не лечились... и уж совсем решили жить без детей... и совсем уже переста­ли об этом думать, и тут-то я вдруг забеременела...»; «...пер­вого ребенка мы задумали родить сознательно, и он сразу же получился. А вот второго ждем, и ждем уже давно, а его все нет и нет. А ведь по всем анализам и у меня, и у мужа все в порядке...»; «...я выяснила, что беременна, когда была уже на пятом месяце. А до этого я ничего не замечала, даже задержки менструации. Да, менструации у меня были по­стоянно и во время беременности...»; «...у меня еще не было задержки, а я уже была уверена, что беременна: пусть ни­каких особых признаков не было, я это чувствовала...»; «...мы так долго хотели родить ребенка, несколько месяцев... а потом решили предохраняться, потому что собрались в дальнюю дорогу. И как раз тогда я забеременела...»; «...пока мы предохранялись и не хотели детей, проблем у нас не было. Едва я поставила спираль, сразу забеременела...»

Это ощущение, что «беременность тебе не принадлежит», отражает биологическую реальность. Оплодотворенное яйцо

спускается по трубам в матку, устраивает себе гнездо в ее стенке и остается там. Но яйцо соприкасается с маткой не непосредственно, а через трофобласт. Из последнего разви­вается плацента, которая в течение всего периода беремен­ности будет своего рода передаточным звеном между ма­терью и ребенком. Благодаря плаценте осуществляется связь кровеносной системы матери и кровеносной системы плода, но смешение крови не допускается. Благодаря на­личию плаценты через особые специфические механизмы обмен между материнским организмом и зародышем, а так­же между зародышем и материнским организмом осуще­ствляется наиболее выгодным для них обоих образом. Та­ким образом, имеет место наличие такого временного орга­на, который прекращает функционировать по прошествии девяти месяцев. Действительно, он более не нужен ни мате­ри, ни ребенку и потому отбрасывается. Беременная жен­щина и зародыш - это шкатулка и то, что в ней находится. Но хотя одно находится внутри другого, между ними как это ни странно, нет непосредственного контакта. Этот контакт осуществляется при помощи такого органа, который не принадлежит ни матери, ни зародышу. И благодаря этому, как становится понятным, беременность протекает для беременной женщины и для зародыша параллельно. Такая ситуация и та­кие взаимоотношения между матерью и ребенком получили в микропсихо-анализе название «синапса зародыш-мать»*.

СНЫ НА ТЕМУ: СУМАСШЕДШАЯ ЖЕНЩИНА