Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Тим Скоренко как писать стихи.doc
Скачиваний:
13
Добавлен:
07.11.2018
Размер:
1.17 Mб
Скачать

Глава 7. Поэтический перевод

7.1. Вступление 7.2. Размеры и схемы рифмовки 7.3. Разные советы: как я перевожу     7.1. Вступление.     Однажды я вспомнил, что знаю английский язык. Я учил его в школе целых одиннадцать лет — имею ли я право его забыть? Нет, конечно. Но отсутствие практики превратило мой английский из языка в воспоминание. Нужно было как-то восстанавливать навыки. Конечно, первой попыткой стало чтение неадаптированной литературы на английском языке. Но что я запоминал из этого? Лезть в словарь за каждым незнакомым словом было лень, а слов таких встречалось множество.     Но, как писал кто-то из классиков, существовал другой путь.     Задолго до вышеописанных событий ко мне в руки попала замечательная книга «Американская поэзия в русских переводах», Москва, «Радуга», 1983. О, какие там были стихи! Эдгар По, Генри Лонгфелло, Уистен Хью Оден, Уолт Уитмен, Эдвин Робинсон. А уж о переводах я просто молчу: Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Михаил Зенкевич, Виктор Топоров, Корней Чуковский, Бунин, Анненский, Михайловский…     И я сравнивал переводы с оригиналами, тем более, что в книге было приведено несколько вариантов каждого перевода.     Спустя многие годы, когда я сам решил заняться переводами, я вспомнил эту книгу. Мой опыт поэтического перевода не столь велик, зато оригинален: я перевожу не с других языков на русский, а с русского — на английский и чуть-чуть на французский. Это сложнее, поверьте мне. Но гораздо интереснее. По крайней мере, словарный запас чужого языка растёт не по дням, а по часам.     Позволю себе в качестве вступления привести свой собственный перевод с русского на английский стихотворения Даны Сидерос «Мультяшки».           Dana Sideros. "Cartoons"           I'm lazybone and my name is Tom, unlucky cat, a discordant tone,           The greatest talent to catch a stone with my unsuccessful head.           Your name is Jerry, a little trash, you have a skill to contrive a crash           Upon my head, you are vile and brash, and sometimes a little mad.           We’ve settled down in Texas state, somewhere on Houston tectonic plate,           And viewers make us a perfect rate from five then to six o’clock.           You tear my moustache out and I entice your nose with a poisoned pie,           We’re bored with it, but we are to vie: spectators don’t think it’s mock.           The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines,           But we are friends, cause we only mime this enmity, hatred, spite.           So each of us gets a weekly cheque, though a scriptwriter forgot to check           That Jerry’s a very short-lived chap, for him it’s a flying kite.           So hope’s concealed in a droll grimace, in every jump, the eternal race,           Without pathos in random phrase, in this everlasting fun.           You make a snare with a machine press, we turn a house in junk and mess,           We run: it seems that there is no death we are therefore we run           Дана Сидерос. «Мультяшки».           Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов,           Умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.           Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь           И изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.           Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас,           И зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.           Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр,           И каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.           Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,           Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.           Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть,           Что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.           Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз,           В отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...           Ты сбрасываешь на меня буфет кричу от боли кидаюсь вслед           бегу и вроде бы смерти нет а есть только бег бег бег     В последней строке можно было сделать «We are so we run run run», что было бы ближе к оригиналу, но мне понравилась аллюзия на известную фразу Декарта «I think, therefore I am» («Я мыслю, следовательно, я существую»), и я изменил концовку.     Но вопрос не в этом. Вопрос — в правилах поэтического перевода, которые я сам для себя вывел и призываю вас тоже им следовать, потому что это позволит вам переводить с одного языка на другой красиво, адекватно и правильно.     7.2. Размеры и схемы рифмовки.     На самом-то деле, правил поэтического перевода совсем немного, как бы страшно не звучало слово «правила». Но это жёсткие правила. Если их не соблюдать — ничего путного не выйдет. Итак, самое важное: соблюдение размеров и схем рифмовки.     Размер и рифмовка в стихотворном переводе должны жёстко соответствовать размеру и схеме рифмовки автора. Есть в оригинале пятистопный ямб — и в переводе должен быть пятистопный ямб. Если в оригинале схема abab, то и в переводе должна быть такая схема. Сонет можно переводить только как сонет, а оду — только как оду.     Больше всего от неумелых переводчиков, вольно трактовавших авторскую задумку, настрадался знаменитый «Ворон» Эдгара По. У «Ворона» очень чёткий музыкальный ритм и рифмовка. Напомню:               Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary,               Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,               While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,               As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.               "Tis some visitor," — I muttered, — "tapping at my chamber door —               Only this, and nothing more."                         (E.A.Poe)     …и так далее, всего 18 куплетов.     Так вот, переводили его раз 15-20, точно сказать не берусь. Но многие из этих переводов поражают своей непродуманностью. Например, С.А.Андреевский в 1878 году опубликовал в «Вестнике Европы» перевод «Ворона», выполненный четырёхстопным ямбом! Андреевский оправдывал это необходимостью сохранить в первую очередь атмосферу стихотворения, жертвуя техникой. Последующие переводы — Пальмина, Кондратьева, Оболенского — тоже выполнялись четырёхстопным ямбом. В 1885 году был опубликован даже прозаический «перевод» неизвестного автора. В целом, от этого страдали многие англоязычные стихи практически до конца XIX века.     Первым адекватный и хороший перевод «Ворона» сделал Бальмонт:               Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,               Над старинными томами я склонялся в полусне,               Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,               Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.               «Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,               Гость стучится в дверь ко мне». (1894)     Впрочем, ещё в 1890 Мережковский также создал перевод с соблюдением размера оригинала, но тот перевод не отличается качеством с поэтической точки зрения.     Самый лучший, с моей точки зрения, перевод осуществил Михаил Зенкевич:               Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,               Задремал я над страницей фолианта одного,               И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,               Будто глухо так затукал в двери дома моего.               «Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,               Гость — и больше ничего».     Полный вариант оригинала можно прочесть, например, на lib.ru. Там же можно найти и множество вариантов перевода, как хорошие, так и плохие. С переводом Зенкевича рекомендую ознакомиться особо.     Как мы можем заметить, в стихотворении должен быть сохранён размер (четырёхстопный пэон III или — кто-то считает и так — восьмистопный хорей с цезурой после 4-ой стопы) и схема рифмовки:                   aa                   bc                   dd                   dc                   ec                   c     В этой схеме я учёл и сквозные рифмы в середине строки. На самом деле, не во всех столбцах «Ворона» схема рифмовки такова. Например, уже во втором столбце:                   aa                   ac                   dd                   dc                   ec                   c     Отличие крошечное — нет одной сквозной рифмочки, но я считаю, что даже такие нюансы нужно обязательно учитывать. Приведу ещё один пример — стихотворение Генри Уодсворта Лонгфелло «Excelsior!»:               The shades of night were falling fast,               As through an Alpine village passed               A youth, who bore, mid snow and ice,               A banner with the strange device,               Excelsior!               His brow was sad; his eye beneath,               Flashed like a falchion from its sheath,               And like a silver clarion rung               The accents of that unknown tongue,               Excelsior!     …и так далее. В переводе Вильгельма Левика это стихотворение звучит так:               Тропой альпийской в снег и мрак               Шёл юноша, державший стяг.               И стяг в ночи сиял, как днём,               И странный был девиз на нём:               Excelsior!               Был грустен взор его и строг,               Глаза сверкали, как клинок,               И, как серебряный гобой,               Звучал язык для всех чужой:               Excelsior!     Левик достаточно сильно отклоняется от полного словарного соответствия оригиналу, зато великолепно передаёт настроение и, что крайне важно, полностью сохраняет ритм стихотворения Лонгфелло.     Иногда возникают сложности. Например, стихотворения, построенные на каких-либо эффектах звукоподражания или комбинаторных конструкциях, практически никогда не удаётся перевести адекватно. Так, например, палиндромическая или анаграмматическая поэзия, по сути, непереводима. В 1969 году французский поэт-экспериментатор Жорж Перек написал своё величайшее произведение — роман «Утрата» («Исчезновение», «La Disparation»). В огромном произведении, написанном на французском языке, полностью отсутствует самая распространённая в нём буква — «е». Этим безумным приёмом Перек зашифровал в романе тот факт, что его родители погибли во время войны, отец — на фронте, а мать — в Освенциме. Таким образом, в его романе язык теряет самую дорогую свою букву, как он потерял самое дорогое для себя — родителей. Роман был переведен на русский язык и издан в 2004 году, но, конечно, без липограмматической составляющей, потому что адекватный перевод даже прозаического текста, соблюдая комбинаторный приём, не просто невероятно сложен, но невозможен.     В качестве примера приведу более простой вариант — стихотворение всё того же Эдгара По «The Bells» («Колокола»).

Hear the sledges with the bells — Silver bells! What a world of merriment their melody foretells! How they tinkle, tinkle, tinkle, In the icy air of night! While the stars, that oversprinkle All the heavens, seem to twinkle With a crystalline delight; Keeping time, time, time, In a sort of Runic rhyme, To the tintinnabulation that so musically wells From the bells, bells, bells, bells, Bells, bells, bells — From the jingling and the tinkling of the bells.

Заканчивается стихотворение и вовсе игровой феерией:

keeping time, time, time, In a sort of Runic rhyme, To the throbbing of the bells, Of the bells, bells, bells — To the sobbing of the bells; Keeping time, time, time, As he knells, knells, knells, In a happy Runic rhyme, To the rolling of the bells, Of the bells, bells, bells: To the tolling of the bells, Of the bells, bells, bells, bells, Bells, bells, bells — To the moaning and the groaning of the bells.

Переводя это стихотворение, Бальмонт не смог передать элементы звукописи. Многократно повторяемые слова «bells», «time», «rolls», «tinkle» призваны вовлечь читателя в колокольный перезвон на разные голоса. А вот Валерий Брюсов в своём переводе всё же попытался сымитировать хотя бы настроение, которое хотел передать По:

Вопит, пляшет в ритме верном, Словно строфы саг размерном, В лад сердцам колоколов, Под их стоны, под их звон, Звон, звон, звон; Вопит, пляшет в ритме верном, Звон бросая похорон Старых саг стихом размерным; Колокол бросая в звон, В звон, звон, звон, Под рыданья, стоны, звон, Звон, звон, звон, звон, звон, Звон, звон, звон Под стенящий, под гудящий похоронный звон,

Эффект звукописи Брюсов передаёт «звонким» словом «звон».     Впрочем, существуют и очень смелые опыты перевода комбинаторных стихотворений. Например, ниже следует перевод моновокализма «The Russo-Turkish War» К.Ч. Бомбо в переводе Ивана Чудасова. В этом стихотворении — как в английском, так и в русском — употребляется только одна гласная — «a».               Wars harm all ranks, all arts, all crafts appall :               At Mars’ harsh blast, arch, rampart, altar, fall!               Ah! Hard as adamant, a braggart Czar               Arms vassal swarms, and fans a fatal war!               Rampant at that bad call, a Vandal band               Harass, and harm, and ransack Wallach-land.               A Tartar phalanx Balkan’s scarp hath past,               And Allah’s standard falls, alas! At last. (C.C.Bombo)               Вражда, как лава: запах, жар распада.               Атака Марса — арка в прах, алтарь.               Ах, слава враз зажгла — встал к массам Царь,               Вассала звал: «Вам та страна — награда!».               Гналась вандала шайка (жажда праха!),               Рвалась ватага всласть к захватам стран.               Татар фаланга шла за грань Балкан —               Да (ах, расплата!) пал штандарт Аллаха. (И.Чудасов)     При переводе белых стихов достаточно соблюдать размер. Отмечу одно: если в оригинале стихотворение — белое, не рифмуйте его. Это тоже будет нарушением авторского замысла.     Верлибры переводить и того проще. По сути, можно пользоваться любыми словами и ничего не соблюдать. То есть переводить стихи точно так же, как переводят прозу. Единственно, что замечу: при переводе жёстких слоговых форм (например, хокку — трёхстишие, 5+7+5 слогов) количество слогов и в самом деле нужно обязательно соблюдать.     Подведу итог: авторский размер и схему рифмовки при переводе соблюдать нужно обязательно.     7.3. Разные советы: как я перевожу.     Конечно, за исключением комбинаторных произведений, в поэзии содержание главенствует над формой. Поэтому задача переводчика — передать не только и не столько форму, сколько настроение и содержание стихотворения-оригинала.     Поэтому при переводе важно отталкиваться от исходного текста. Существует несколько методов перевода.     Чаще всего перевод осуществляется следующим образом: сначала переводчик при помощи словаря делает подстрочник стихотворения. Иногда словарь не требуется — при достаточном знании языка. Иногда подстрочник делает совершенно другой человек. Например, либретто к культовому мюзиклу «Собор Парижской богоматери» бард Юлий Ким писал по лежащему перед ним дословному подстрочнику, сделанному профессиональным переводчиком с французского.     Итак вариант первый: делаете подстрочник, потом занимаетесь технической рифмовкой. Дело малоувлекательное, потому что напоминает написание стихов по заданному шаблону. Собственно, это оно родимое и есть. Можно не писать подстрочник, а при достаточном знании иностранного языка переводить с ходу. И тут есть замечательное правило: чем точнее ваш перевод, его лексика и построение фраз соответствует оригиналу, тем лучше. В прозаическом переводе это сделать достаточно легко, а вот в поэтическом, требующем соблюдения размера и рифмы — достаточно сложно.     Тем не менее, не относитесь к переводу халатно. Перевод должен не только отражать то, что хотел сказать автор, но также быть совершенным с точки зрения языка стихотворением, которое можно прочесть, не зная, что это перевод, и восхититься.     А теперь я расскажу вам, как перевожу сам. С русского — на английский, будучи от природы носителем русского языка. Это сложнее, но гораздо увлекательнее, утверждаю я. Конечно, в моих англоязычных переводах много допущений, позволительных разве что в поэтических текстах, но эти допущения не столь страшны, как могли бы быть. Я стремлюсь к максимальной передаче мироощущения автора и к чёткому соответствию авторскому тексту.     1. Сначала я обязательно разделяю исходное русскоязычное стихотворение на катрены (куплеты, столбцы, шестистишия — нужное подчеркнуть). Особенно это имеет значение, если исходное стихотворение написано не в столбец, а в строку. В качестве примера приведу свой перевод стихотворения Оксаны Белецкой «Елена»:     Дан приказ, извините за пафос, веком: здесь нельзя отбояриться — «не по мне». А за эту б Елену сражаться грекам, но Елена сейчас на другой войне. Здесь не «если б да кабы», а только «надо», не бывает поблажек и полумер, а Елена записана в Илиаду — «полевой подвижной», вот и весь Гомер.     That's the order of epoch — excuse my pathos — there’s no way to escape, saying “Stop! No more!” Though her war must be Trojan, but — holy Jesus — Helen spends spare time at another war. There is no “if” or “when”, only “do it faster”, that’s no time for indulgence: you don’t forget: she is placed to the “Iliad” by honest Master as a unit mobile, an idle splat.     …и далее. Суть в том, что сначала я разбил стихотворение на катрены:           Дан приказ, извините за пафос, веком:           здесь нельзя отбояриться — «не по мне».           А за эту б Елену сражаться грекам,           но Елена сейчас на другой войне…     Затем я переводил покатренно. Это и в самом деле удобно. Перевёл первый куплет — сверился с оригиналом, прочёл вслух, поправил что-нибудь.     2. Далее я приступаю собственно к переводу. Конечно, для полноценного перевода на английский мне не хватает словарного запаса. Тем не менее, я не пишу подстрочника: я смотрю в словаре только те слова, которых не знаю, причём не все подряд, а только значимые и характерные. Возвращаясь к Дане Сидерос и её «Мультяшкам»:           …Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,           Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета…     Здесь есть явные значимые слова, к сохранению которых в переводном тексте следует стремиться: двор, растяжка, язва, яма, бросать, рояль, подтекст, друг, суета. Совершенно не обязательно получится сохранить их все, но к этому стоит стремиться.     3. Весьма непросто соблюсти рифму. Очень непросто. Размер и ритм — довольно легко, а вот рифму… И здесь вступает… «Яндекс-словарь». Впрочем, можно взять и большой словарь английского языка, но это сложнее. Всё очень просто. Например, нам нужна рифма на слово «mines» (мины), а ничего адекватного на английском и соответствующего смыслу стихотворения мы придумать не можем. Тогда я захожу в онлайновый словарь и вбиваю заведомо несуществующее слово с подобным окончанием: к примеру, «qine». В ответ «Яндекс» выдаёт мне огромное количество слов, сходных по написанию: bine, cine, dine, fine, line, nine, pine, sine, tine, vine, wine, множественно число от которых (если добавить –s) будет рифмоваться с «mines». Можно подумать, какие ещё написания могут служить рифмой: например, вбитое наугад «lyne», дало мне слова «dyne» и «syne», которые тоже во множественном числе рифмуются с исходным словом. Можно искать и более длинные вариации типа «define» и так далее.     Вообще, стоит искать красивые словосочетания, демонстрирующие богатство вашего словарного запаса: «…The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bine…», что буквально переводится как «…двор усеян минами-лягушками, кошачьими ловушками с огромными зубьями и плотоядными лозами…». В оригинале — «…весь двор в растяжках и язвах ям…».     4. Есть ещё несколько мелких «заковырок», которые стоит учитывать при переводах. Например, английские кавычки выглядят так: “”, а русские — так: «». Но при этом если в русский текст идёт вставка одной маленькой английской цитаты или слова, употребляются кавычки, соответствующие большей части текста, то есть русские. Соответственно, в английском тексте нельзя забывать о соблюдении правил не только орфографии, но и синтаксиса. И типографики — тоже.     Помимо того, тщательно следите за именами собственными и географическими названиями, чтобы у вас не вышла «Ромео и Юлия» вместо «Ромео и Джульетты». Суть в том, что многие имена и названия в русском языке имеют традиционное написание (как и в английском). Так, к примеру, известный путешественник XIX века Ричард Бартон в неграмотных переводах превращается в Рихарда Бёртона, а меж тем переводчику стоило просто заглянуть в БСЭ и удостовериться в точности своей транскрипции.     Много казусов подобного плана происходило с классическим стихотворением Эдгара По «Ulalum». Константин Бальмонт назвал свой перевод «Улялюм», как и Виктор Топоров, а вот Валерий Брюсов — «Юлалюм». Последняя — брюсовская — транскрипция наиболее верна, так как в истории есть указания, что сам автор произносил это выдуманное им имя как «Юлалум». Поэтому если вы переводите стихи живущего ныне поэта и у вас возникают какие-то сомнения, найдите время и силы с ним связаться и выяснить все вопросы напрямую.     И всё равно, главное — не уйти от оригинала слишком далеко, сохранить его дух — весёлый, печальный или в какой-то мере философский. Стихотворение всё же — это крик не разума, а души, и сохранить именно чувства автора — важнее.     Вот, наверное, и всё о переводах. Если мне что-то ещё придёт в голову, я обязательно об этом напишу.     Переводите на здоровье — и на свой родной, и на чужие языки. Если это и не даст ничего мировой литературе, то это многое даст как минимум вам.     Кстати, если вам интересны мои переводы, то вы можете почитать их на моей страничке переводов.

ВАРИАНТ СТИХОТВОРНОГО АНАЛИЗА

Напоследок попробуем взять какое-нибудь стихотворение и разобрать его по косточкам. То есть так, как обыкновенно разбирают стихи члены жюри различных фестивалей, литературоведы и критики. Я намеренно взял малоизвестное произведение, чтобы: а) избежать предвзятости, и б) не наткнуться где-нибудь в интернете на аналогичный разбор этого стихотворения кем-нибудь другим. В данном стихотворении есть как свои плюсы, так и свои минусы; именно потому на подобном примере можно научиться и тому, как нужно писать, и тому, как этого делать не следует. Итак, начнём.                     Всё засохнет, что ныне течёт — и слеза, и река,                 Из надежды не выйдет штандарта — не те времена.                 И из выдумки каши не сваришь сегодня, пока                 Не подсыплешь крупы в заржавевшую пасть казана.                 И дорога не выйдет навстречу, чтоб нам угодить,                 А в пыли не начертаны знаки, чтоб нас поддержать,                 Наши письма к друзьям навсегда остаются в пути,                 И для злости мы мясо едим непременно с ножа.                 Но для вас горизонт ограничен лишь тройкою вёрст,                 Да и то, если нечему скрыть тесноту перспектив.                 А у нас вообще ничего — только тысячи звёзд,                 Как чернильные капли, отброшенные в негатив.                 Мы привыкли к тому, что ночами бывает темно,                 Что зимою бывают морозы и летом — жара,                 А для вас катастрофа, когда не закрыто окно                 И на свет ночника кровожадно летит мошкара...                     Но немало у нас одного и того же в крови —                 Ни для вас, ни для нас не придумано честных имён.                 И старуха с косою едва ли прошепчет: «Живи»,                 Отвечая на ужас в глазах и горячечный стон.                 Мы и сами друг друга узнать не способны пока,                 Мы разбросаны пёстро по множеству судеб и стран.                 Все засохнет, что ныне течет — и слеза, и река,                 И прокисшею кашей наутро воняет казан. (В. Пинаев)         1) Рифмовка. Стихотворение состоит из трёх обособленных восьмистиший со схемой рифмовки ababcdcd, то есть каждое восьмистишие можно разделить на два катрена с перекрёстной рифмовкой abab. Никаких нарушений или чего-то необычного тут нет, потому перехожу к следующему пункту.     2) Размер. Стихотворение написано правильным пятистопным анапестом. Практически во всём произведении слог выдержан идеально, но, тем не менее, есть некоторые моменты, на которые следует обратить внимание. В строках                 А у нас вообще ничего — только тысячи звёзд,                 Как чернильные капли, отброшенные в негатив.     заключены сразу две мелких размерных неточности, которых следует избегать.     Во-первых, слово «вообще» в русском языке при произношении не растягивается на два «о». То есть «оо» мы читаем, как «о». Графически слог соблюдён, но акустически в строке не хватает одного слога. Дабы избежать такого, старайтесь аккуратно употреблять слова, которые пишутся и читаются по-разному.     Во-вторых, если расставить ударения во второй строке, окажется, что на слово «отброшенные» мы вынуждены ставить два ударения: на букву «о» (верное) и на букву «е» (вынужденное). Тут мы вынуждены пропускать ударения интонационно; получается пиррихий. Необходимо стремиться к избавлению от подобных мелочей.     3) Рифмы. Большая часть рифм в стихотворении просто замечательна. Во всём стихотворении выдержаны мужские рифмы, без исключений.     «Река — пока», «времена — казана», «перспектив — негатив», «темно — окно», «крови — живи» — это разнородные богатые точные рифмы, к которым невозможно предъявить никаких претензий.     «Угодить — пути», «поддержать — ножа» — сильные разнородные богатые усечённые рифмы, эффектные и неожиданные.     «Вёрст — звёзд» — отличная рифма с выпадением, правда, однородная, но это не столь важно в данном случае.     «Жара — мошкара» — однородная богатая рифма, причём, заметьте — шипящей соответствует ответная шипящая.     Присутствуют в стихотворении две рифмы, к которым можно придраться. Правда, совсем чуть-чуть.     Во-первых, «имён — стон». Ударные согласные «м» и «т» никак не созвучны (для «т» больше подходит «д», для «м» — «н»), причём это не очень хорошо подчёркнуто тем, что одна гласная («ё») — смягчающая, а вторая («о») — нет. То есть вместо того, чтобы скрыть один из мелких недостатков, автор, напротив, перекрещивает их, получая довольно примитивную рифму.     Вторая рифма низкого качества, правда, в гораздо меньшей степени, чем в первом случае, — это «стран — казан». Тут работает правило, которое я не раз поминал: свистящая требует ответной свистящей, иначе рифма кажется бедной.     4) Стилистика. У этой медали есть две стороны. В стихотворении есть как блестящие стилистические ходы и находки, так и серьёзные пробелы, требующие некоторой редакции. Стилистически эффектными элементами является использование и переплетение терминологии из различных областей жизни и хронологических периодов: штандарт, перспектива, негатив, казан. Также использование гиперболы (кровожадно летит мошкара), метафоричность всего стихотворения.     Но ладно о плюсах. Гораздо важнее найти минусы. Первым и самым главным минусом является переизбыток вспомогательных частей речи. Обратите внимание: практически каждая строка начинается с предлога или частицы (а, но, как, мы…), что засоряет язык и слог. Особенно вреден неуместно употребляемый союз «и». Начинать строку с союза «и» является плохим поэтическим тоном и отдаёт примитивизмом. Кроме того, в строке «И из выдумки каши не сваришь сегодня, пока…» присутствует ошибка автора, которая будет заметна при декламации и станет артикуляционной: две буквы «и» подряд в начале строки, которые нельзя сливать в одну. Читать это попросту неудобно. P.S. Собственно, из 24 строк стихотворения только одна начинается не с вспомогательной части речи («отвечая»)… Избегайте таких крайностей.     5) Содержание. Ну, это личное дело каждого. Я считаю стихотворение Владимира Пинаева содержательно насыщенным и интересным, при этом не вдаваясь в анализ и разбор. Если вам не нравится — напишите лучше. Для того и создавался данный трактат.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Это, пожалуй, всё. Нет, конечно, о поэзии можно говорить ещё часами, днями, неделями. Можно приводить тысячи примеров, можно ввести в текст ещё несколько сотен специфических терминов, можно построить сложные классификации и так далее. Но я ограничусь тем, что уже написал. Я очень надеюсь, что написал я несложно, как и стремился, без лишней зауми.     В этом пособии есть «официальные» данные, то есть общепринятые нормы, которые признаны литературоведением, которые излагаются в ВУЗах или пишутся в учебниках. Есть тут вещи, которые я придумал сам, потому что мне кажется, что так правильнее. В заключение приведу ещё литературу, которую стоит почитать для того, чтобы окончательно почувствовать себя умелым поэтом.     Рекомендуемая к прочтению литература.     1. Леонид Каганов «Вредные советы поэтам. Как не надо писать стихи», эссе. Эссе можно найти на сайте http://lleo.aha.ru . В этом эссе Каганов подметил множество ошибок, которые допускают молодые поэты в своём творчестве — от того, в каком виде посылаются стихи на конкурсы, до тематических штампов. Очень рекомендую ознакомиться.     2. Николай Шульговский «Занимательное стихосложение» (М. 1926). Эту книгу можно найти в библиотеке.     3. Николай Шульговский «Теорiя и практiка поэтическаго творчества. Техническiе начала стихосложенiя» (М. «Вольфъ», 1914). Эту книгу можно найти в библиотеке. Подробнее про неё можно прочитать здесь.     4. Можете почитать учебник стихосложения с примерами на сайте www.rifma.com.ru. Очень полезный сайт, и стихи там в большей степени выложены вполне достойные.     5. Александр Квятковский. «Поэтический словарь». Наиболее полный и серъёзный словарь поэтических терминов, который когда-либо издавался. Его полностью можно найти на сайте http://feb-web.ru/feb/kps/kps-abc. Там же можно найти замечательный двухтомный словарь литературных терминов под редакцией Н.Л.Бродского: http://feb-web.ru/feb/slt/abc. Тоже могу рекомендовать.     6. И, конечно, стихи. Много, много хороших стихов. Читайте всех авторов, которые приведены в качестве примеров в этом пособии. Не пожалеете! Помимо них, обязательно обратите внимание на молодых поэтов, популярных ныне в Живом Журнале. Многих из них я не побоюсь назвать гениальными и поставить в один ряд с Пушкиным, Тютчевым и Цветаевой. Это izubr (Аля Кудряшева), vero4ka (Вера Полозкова) , lllytnik (Дана Сидерос) и другие. Ссылки на хороших сетевых поэтов можно найти здесь.     P.S. Наконец, для интересующихся комбинаторной поэзией могу порекомендовать курс лекций Т.Б. Бонч-Осмоловской, который можно найти здесь: http://www.ashtray.ru/main/texts/experlit/expind.htm, а также статьи Ивана Чудасова на сайте http://yarus.aspu.ru. И, конечно, книгу Татьяны Бонч-Осмоловской «Введение в литературу формальных ограничений», изданную в 2009 году в Самаре.     Есть вещи, на которых учиться молодым поэтам категорически нельзя.     Нерекомендуемые вещи.     1. Стихира (www.stihi.ru). Это самая большая интернетная свалка стихов. Да, и в этой горе есть золотые зёрна, но, поверьте, выловить их — это великое искусство, доступное даже не всем мастерам. И не читайте «стихирный» «учебник стихосложения». Более позорного и убогого пособия я, пожалуй, нигде не видел.     2. Не слушайте мнение о собственных произведениях своих друзей и родственников! Они никогда не скажут вам правды. Они будут судить вас только предвзято. Единственный человек, могущий оценить ваше творчество, — это совершенно посторонний для вас человек.     3. Не пишите в стол! Выносите свои стихи на публику! Принимайте участие в фестивалях и конкурсах! Стол вам не судья!     4. И ещё одно, наверное, обидное. Если вы написали стихотворение — будьте уверены в том, что вы написали плохое стихотворение. Убогое и бездарное. Если вы думаете, что написали что-либо достойное, то вам никогда не написать лучше.         Вот теперь точно всё. Good luck, mister Bond!

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Краткий словарь литературоведческих терминов; Тимофеев, Л.И.; Тураев, С.В.; Изд-во: М.: Просвещение, 1978 г.     2. Квятковский А. П. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М.: Сов. Энцикл., 1966. — 376 с.     3. Шульговский, Н.Н. Занимательное стихосложение.— Л.: Время, 1926.- 136 с.- Указ. авт. стихотворений, помещ. в кн.: с. 134.— Тираж 4150 экз.— Рекл. соч.     4. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. Т. 1. А-П. — II, 576 стб. Т. 2. П-Я. — Cтб. 577-1198.     5. Бонч-Осмоловская Т.Б. Введение в литературу формальных ограничений. — Самара: Бахрах-М, 2009. — 560 с.     6. Каганов Л. Статья «Как не надо писать стихи», сайт http://lleo.aha.ru.

В пособии использованы стихи, тексты песен, проза и ссылки на следующих авторов: Дмитрий Авалиани, Денис Александров, Алексей Алексеев, Алексей Апухтин, Константин Арбенин, Архилох, Николай Асеев, Белла Ахмадулина, Анна Ахматова, Александр Баль, Константин Бальмонт, Мацуо Басё, Оксана Белецкая, Владимир Бенедиктов, Александр Бердников, Александр Блок, Андрей Болкунов, Иосиф Бродский, Валерий Брюсов, Иван Бунин, Александр Васильев, Владимир Вишневский, Игорь Вишняков, Сергей Вольский, Лина Воробьёва, Александр Востоков, Владимир Высоцкий, Александр Габриэль, Александр Галич, Генрих Гейне, Гиппонакт, Гомер, Гораций, Борис Гринберг, Игорь Губерман, Николай Гумилёв, Данте Алигьери, Гаврила Державин, Янка Дягилева, Евгений Евтушенко, Сергей Есенин, Геннадий Жуков, Василий Жуковский, Николай Заболоцкий, Георгий Иванов, Михаил Исаковский, Леонид Каганов, Римма Казакова, Антиох Кантемир, Николай Карамзин, Александр Карпов, Александр Квятковский, Яков Козловский, Алексей Кольцов, Григорий Конисский, Борис Корнилов, Андрей Котов, Иван Крылов, Аля Кудряшева, Михаил Кузьмин, Кирилл Левич, Михаил Лермонтов, Михаил Ломоносов, Генри Уодсворт Лонгфелло, Уильям Лоуэнфелс, Владимир Луговской, Евгений Лукин, Аполлон Майков, Осип Мандельштам, Хорхе Манрике, Манъесю, Анна Маркина, Самуил Маршак, Михаил Матусовский, Владимир Маяковский, Олег Медведев, Лев Мей, Вилли Мельников, Наталья Моисеева, Видади Молла, Александр Морозов, Алишер Навои, Алексей Недогонов, Николай Некрасов, Мола Непес, Елена Никитаева, Иван Никитин, Жан Пассора, Виктор Пелевин, Владимир Пинаев, Эдгар Аллан По, Вера Полозкова, Симеон Полоцкий, Александр Пушкин, Дмитрий Растаев, Роберт Рождественский, Николай Рубцов, Иван Рукавишников, Шота Руставели, Кондратий Рылеев, Сафо, Михаил Светлов, Игорь Северянин, Глеб Седельников, Дана Сидерос, Тим Скоренко, Владимир Смиренский, Фёдор Сологуб, Эдмунд Спенсер, Александр Сумароков, Александр Твардовский, Николай Тихонов, Алексей Конст. Толстой, Иван Тургенев, Павло Тычина, Фёдор Тютчев, Уолт Уитмен, Иосиф Уткин, Афанасий Фет, Марк Фрейдкин, Омар Хайям, Евгений В.Харитоновъ, Хафиз, Велимир Хлебников, Марина Цветаева, Николай Цыганов, Алексей Чичерин, Джеффри Чосер, Иван Чудасов, Василий Чуевский, Корней Чуковский, Уильям Шекспир, Георгий Шенгели, Михаил Щербаков, Александр Щербина, Кристина Эбауэр.     В пособии использованы стихи иностранных поэтов в переводах: Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Викентия Вересаева, Юрия Верховского, Анны Глускиной, Василия Жуковского, Михаила Зенкевича, Ивана Кашкина, Натальи Коровенко, Вильгельма Левика, Михаила Лозинского, Веры Марковой, Сергея Маршака, Шалвы Нуцубидзе, Сергея Протасьева, Владимира Рогова, Осипа Румера, Ильи Сельвинского, Константина Симонова, Татьяны Спендиаровой, Арсения Тарковского, Николая Ушакова, Ивана Чудасова, Корнея Чуковского.

ЗАМЕТКИ О СТИХОСЛОЖЕНИИ

В этой главе приведены некоторые мои статьи о поэзии. Раздел медленно, но верно пополняется, потому что мир на месте не стоит, и я пишу всё новые и новые статьи. Что ж... Читайте и радуйтесь жизни. 8.1. Сказка про плохих и хороших поэтов 8.2. Беседы о плагиате 8.3. Сказка о развязке 8.4. Мат в поэзии: к месту и не только 8.5. Знаки-препинаки 8.6. Поэзия с религиозным уклоном 8.7. Критика, чёрт возьми, и немножко похвалы 8.8. Верлибр как зеркало нерусской революции 8.9. О чём пишут? 8.10. Платиновый век 8.11. Замечательная стилистика или поэтические Серёжи Зверевы 8.12. О четверостишиях 8.13. Зри в корень, то есть в текст 8.14. Избитые темы 8.15. Задача композитора 8.16. О Пушкине, глагольных рифмах и прогрессе

СКАЗКА ПРО ПЛОХИХ И ХОРОШИХ ПОЭТОВ

    Довольно часто поэты жалуются, что поэзия никому не нужна, что её не печатают. Тем более, она не приносит денег. Жалобы бывают самые разные — прямые, в завуалированной форме, откровенное недовольство или тонкие намёки. В общем, по всякому. Условно жалобы поэтов можно поделить на следующие группы:     — общая жалоба: «Стихи никто не издаёт. Стихи никому сейчас не нужны».     — частная жалоба: «Мои стихи никто не издаёт. Мои стихи никому не нужны».     — пристрастная жалоба: «Они не понимают мои стихи. Они дураки. Никто не понимает. Буду писать в стол, для себя».     — страстная жалоба: «Я — гений. Мне об этом сказал Главный Дядя в Союзе Литераторов, мой муж/мама/брат/коллега и Сам Великий Василий Пупкин. Поэтому я абсолютна/тен и все, кому не нравятся мои стихи, — сами говно».     — лживая жалоба: «Я пишу только для себя. Я могу вообще никому стихи не показывать!»     На эти жалобы довольно просто ответить. Потому что все они высосаны из пальца. И жалуются таким образом не поэты, а бездари и бумагомаратели.     Почему стихи никто не издаёт? Здесь «частная жалоба» отвечает довольно правдиво сама на себя. Не издают не стихи. Не издают Ваши стихи. Бездарные плохие стихи. Я частенько бываю на всяческих литературных семинарах и собраниях, на поэтических вечерах. 90% того, что я там слышу — это полное дерьмо.     Впрочем, так было всегда. Кого мы помним из великих? Пушкина, Лермонтова, Тютчева, к примеру. Вообще, из пушкинских времён мы помним от силы 50-60 поэтов. Это хорошие поэты. А в России тогда насчитывалось не менее 3000 поэтов-рукоблудов. Мы этих имён не помним и не знаем. Какой процент хороших поэтов? 1,5% — мизер! Точно то же и сейчас. Поэтому отчаиваться не стоит. Хорошие поэты есть, просто они тонут в потоках бездарей. Единственное, что может различить их и расставить точки над «i» — это время. И оно рассудит, кого будут помнить через 200 лет, а кого — нет.     Плохо то, что плохие поэты гораздо более уверены в своих способностях, чем хорошие. Из моих личных знакомых, к примеру, прекрасная поэтесса Юлия Б. постоянно перечитывает свои стихи, ищет в них какие-то ошибки и боится читать их со сцены, потому что уверена в их недостатках, а дрянной поэт Василий П. горд своими омерзительными «шедеврами» на все сто процентов и никогда не изменит в них ни слова.     Конечно, есть и исключения из этого правила. Есть поэты, которым дано свыше столько, что им ничего уже не нужно. Это гении. Я знаю нескольких: чтобы их пересчитать, хватит пальцев одной руки.     Когда какой-нибудь бездарь читает свои великие творения, а ты ему вместо восхваления говоришь: «Слабенько, сэр. Вот тут всё хромает, а смысла вовсе ни капли, надо бы поправить вот это...», он обижается до ужаса. «Ты просто не понимаешь!» — вопит он. Я, простите, всё понимаю. Когда мне указывают на мои поэтические ошибки, я их: а) могу оправдать (чаще); б) исправляю. Наш же герой вообще не видит никаких ошибок. Он уверен в том, что «тебе – уже» — это прекрасная рифма, потому что на конце «е», и хрен ему объяснишь обратное. И никогда такой поэт не исправится. Будет постить свои творения в блогах и удивляться, почему у него френдов всего 5 человек, и то все его однокурсники.     Самое лживое утверждение, которое может сказать поэт — это, мол, я пишу только для себя, мне неважно мнение других, я могу всё писать в стол. Это чушь собачья. Если ты пишешь в стол — так никому не читай! Вообще никому не говори, что пишешь! Моя знакомая А.Б. ездит на фестивали, читает стихи в конкурсе, а когда её критикуют, говорит, что всё равно это не для людей писано, а просто для себя. Так не езди! Не показывай. Если человек хоть одному своему другу читает стихотворение — оно уже для кого-то. Ему уже важно мнение, пусть даже этого единственного друга. Вот Эмили Дикинсон за всю жизнь ни одного стихотворения даже маме не показала, всё в сундук прятала. А писала много, после её смерти нашли 2000 стихотворений. Теперь она — классик американской поэзии. Вот она не лгала. А если вам прочитали стихотворение, а потом заявили, что это только для себя, это херня. Это — для вас.     А ещё поэты не любят править свои стихи. «Да-а, понимаю, тяжело от сердца оторвать, своё, родное» — говаривали Климович и Скосырев однажды. А надо. Надо отрывать к чертям. Если ты не Изюбрь, то с первого раза шедевр не получится. Вы черновики Пушкина видели? Там каждая строка перечёркнута по 10 раз, да ещё страниц несколько переписано по 2-3 раза. А мы, блин, не Пушкины. Поэт, если он что-то написал, обязан перечитать своё творение через некоторое время, убедиться, что оно говенно и заменить там половину содержания. И получится, даст Бог, конфетка. Из сердца прёт смысл, а вот форма прёт из головы. Поэтому форму нужно шлифовать. Одна дурная литераторша из Гродно мне читала совершенно дебильный стих про Бен Ладена. Я сказал, что стих плохой с точки зрения техники, на уровне «ботинки — полуботинки». Она мне начала доказывать, что стихи — это что-то божественное, их править — грех. Я её к чёрту послал, чего спорить. Вот поэтому вас и не печатают, уважаемые поэты-от-бога.     А ещё пошла мода калякать верлибры. Не писать — а именно калякать. Каждый бесталанный виршеписец уверен, что уж хороший верлибр-то он напишет. Хороший верлибр написать в 100 раз труднее, чем рифмованное размерное стихотворение! За слогом и рифмой мы можем скрыть любые огрехи смысла, любой бред. А в верлибре не должно быть ничего лишнего, ни одного слова. А херовых верлибристов в поэтической среде чуть ли не 60% от всех поэтов. И в основном женщины. И спрашиваешь такую: а вы с рифмой работаете? А она: «А зачем? Я не считаю рифму нужной! Она меня ограничивает! Она не даёт пространства моему полёту фантазии!». Угу. Жопа — друг человека. Полёт фантазии. Да не может писать верлибры человек, не умеющий работать с рифмой! Рифма и слог — это основа, камни преткновения. Вы думаете, Малевич только чёрные и красные квадраты рисовал? А вы его реалистические портреты видели? Да всякие там Никасы Софроновы обкакаются так написать!     Посему. Научитесь писать стихи. А потом уже выбирайте форму. Хоть верлибры, хоть муссадасы, хоть визуальную поэзию.     Почему-то поэты думают, что поэзии не нужно учиться и не нужно в ней практиковаться. Шульговский, великий человек, в 1914 году писал, что архитекторов по 10 лет учат дома строить, а ткачей по 5 лет ковры ткать. А что, поэзия проще? Ей типа учиться не надо, написал и офигел? Надо. Кстати, шикарным способом овладеть виртуозной техникой является комбинаторика. Человек, могущий написать складный пословный абецедарий или акростих, или ропалический стих — уже ничего не боится.     Странно, но бездарные поэты неплохо читают свои стихи. Потому что я часто слышу, как какой-нибудь сказочный идиот оправдывает никчемность своих стихов тем, что «их на бумажке читать нельзя, их я должен декламировать». Это бред. Поэзия — изначально литературный жанр. Не песенно-музыкальный. Она изначально должна доходить до сознания читателя с листа. Исполнение поэзии — это важно, но всё же вторично.     Хорошие поэты редко хорошо читают свои стихи. Это всегда — и Бродский, и Рождественский, и Евтушенко читали/ют стихи плохо. Бродский вообще ужасно читал. Читать стихи нужно не в себя. Их нужно изливать в зал, нужно чеканить слова, нужно играть подобно актёру, громко и ясно, ведь даже шёпот с театральной сцены слышат последние ряды, не так ли? Реально я знаю опять же 3-4 поэтов хорошего уровня, умеющих читать свои стихи для зала, а не в одно место.     Короче, далее следует хвала. Из классиков следует читать всё. Следует читать Беллу Ахмадуллину, Анну Ахматову, Константина Бальмонта, Александра Блока, Иосифа Бродского, Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Николая Гумилёва, Гаврилу Державина, Евгения Евтушенко, Сергея Есенина, Николая Заболоцкого, Георгия Иванова, Алексея Кольцова, Ивана Крылова, Михаила Лермонтова, Аполлона Майкова, Осипа Мандельштама, Самуила Маршака, Владимира Маяковского, Николая Некрасова, Александра Пушкина, Роберта Рождественского, Николая Рубцова, Кондратия Рылеева, Михаила Светлова, Игоря Северянина, Фёдора Сологуба, Александра Твардовского, Фёдора Тютчева, Афанасия Фета, Марину Цветаеву, Корнея Чуковского, Георгия Шенгели.     Комбинаторику тоже нужно читать, безусловно. Того же Валерия Брюсова, и Велимира Хлебникова, Дмитрия Авалиани, Глеба Седельникова, Бориса Гринберга, Ивана Рукавишникова.     Читайте современных поэтов — Владимира Вишневского, Игоря Губермана, того же Григория Остера. Вы думаете, «Вредные советы» – это прикол? Это шикарные белые стихи (серьёзные стихи у него тоже прекрасные). Или Андрея Белянина, Владимира Высоцкого, Александра Галича, Вилли Мельникова, Константина Арбенина, Дмитрия Растаева. Александра Баля, Олега Медведева, Ольгу Чикину и Михаила Щербакова слушайте.     Да и в Живом Журнале немало людей, у которых есть что почитать и чему поучиться. Это Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Александр Габриэль и другие. Рекомендуемый мной список поэтов-блоггеров вы можете прочитать в моей статье «Рекомендуемые поэты».     Известное настенное четверостишие Игоря Губермана принимает в последнее время угрожающе верное пророческое значение.     Писать на стенках туалета,     Увы, друзья — немудрено.     Среди говна вы все — поэты.     Среди поэтов — все говно.     Дай Бог, чтобы было иначе.

БЕСЕДЫ О ПЛАГИАТЕ

    Иногда я слышу или читаю о себе: «ой, это похоже на Бутусова (Медведева, Щербакова, Кудряшеву, Полозкову, Бродского, Чикину, Бардина, нужное подчеркнуть)». Да, впрочем, я и сам порой подмечаю в произведениях — музыкальных или стихотворных — других поэтов или бардов мотивы известных мне произведений. И тоже делаю подобного рода наблюдения или замечания.     Но на самом-то деле всё это чушь. Это совсем не плохо, если стихотворение или песня на что-то похожи. Гораздо хуже, если они ни на что не похожи.     Есть такая абсолютно кретинская точка зрения: чтобы быть оригинальным, не нужно никого слушать и читать — тогда тебя даже не потянет на плагиат. И тогда ты будешь уникален в своём роде. Возникает некая дилемма — хочется ли быть оригинальным говном (так как «поэты-в-себе», ничего, кроме себя, не читающие, ничего, кроме говна, и написать не могут, простите), либо немножко вторичным, но всё-таки заслуживающим внимания. Мне кажется — второе.     Дело в том, что если у вас получится писать в стиле Бродского (не дотягивая до него, конечно, это неоспоримо), или в стиле Медведева (тоже — почти), или в стиле Щербакова (почти), по меньшей мере, если вы к этому стремитесь, то изначально плагиатные вещи со временем перерастут во что-то ваше, оригинальное, собственное. Аллюзии с тем или иным известным автором отойдут в прошлое. Техника, позаимствованная изначально, изменится, но качество её не упадёт. Все мы на чём-то учимся. Ребёнок сначала копирует непонятные значки, а потом сам пишет буквы. Любой художник сначала рисует с натуры или перерисовывает с другой картины, а потом уже может позволить себе искать сюжеты в собственной голове. Так и поэт — чтобы научиться писать своё, нужно уметь подражать. Главное, не завязнуть в подражании.     Если брать конкретно меня, то за последнее время я научился писать «в строчку». До недавнего времени я даже не представлял себе, что так можно писать. Но, открыв такой метод, я помучился, и — стало получаться. Это не значит, что я бросаю писать в столбик. Это значит, что я научился приёму, которым раньше пользоваться не умел. И в случае необходимости я смогу так написать (господибожемой, видели бы вы, что из себя представлял первый опыт — такая чушь!).     Кому я подражал в написании стихов и песен — мне не стыдно перечислить. Это не обязательно мои любимые поэты/авторы. Просто это люди, оказавшие на меня влияние. Олег Медведев (более всего, вероятно), Иосиф Бродский, Марина Цветаева, Егор Летов, Илья Кормильцев, Вячеслав Бутусов, Михаил Щербаков, Маргарита Пушкина, Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Александр Щербина, Николай Гумилёв, группа «Красные звёзды», Ольга Чикина, Вилли Мельников, Анастасия Винокурова, Сергей Калугин и кто-то ещё, не буду мучительно вспоминать.     Посему: плагиатьте на здоровье! Это не просто можно. Это нужно. Только не слишком заигрывайтесь с этим: можно случайно забыть о том, что изначальная цель невольного плагиата — это самосовершенствование.

СКАЗКА О РАЗВЯЗКЕ

    В этой статье я не стал приводить примеры стихотворений прямо в тексте, так как их слишком много как по количеству, так и по объёму. Тем не менее, статья снабжена множеством ссылок, по которым нужно обращаться, чтобы ознакомиться с соответствующими примерами.     На самом-то деле, в стихотворении стопроцентно действует тот же закон, что и в прозаическом произведении: завязка, кульминация, развязка. Если поэт думает, что стихотворение — это описательная забава, он очень сильно заблуждается. Концовка должна быть... Впрочем, можно сказать, что «концовка никому и ничего не должна». Но нет: должна. И поэзия должна.     Итак, концовка должна логически завершать стихотворение. Оборванность концовки оставляет у читателя ощущение незавершённости и уничижает впечатление от стихотворного произведения. Он не всегда — ударная, не всегда в ней присутствует какой-то трагический облом или мораль. Но окружность должна быть доведена до конца. В строке должна стоять точка.     Мне нередко присылают на рецензию стихи. Я их всегда с удовольствием рецензирую — дословно, построчно. Многие самодовольные и при этом малоталантливые поэты (если не сказать бездарные) пишут стихи, не имеющие никакой ценности хотя бы по той причине, что в их произведениях просто нет никакой линии. Как писал Леонид Каганов в своей шедевральной статье «Вредные советы поэтам», «Hикогда не вносите в стихотворение сюжет — пишите просто как натюрморт, никакого действия не должно происходить. Куплеты должны легко меняться местами, и если даже часть из них вдруг потеряется, то этого никто не должен заметить». Самым страшным является то, что в стёбе Каганова есть огромная доля правды: так и пишут. Пишут натюрморт. А если даже есть какое-то подобие линии, то она завершается жопой. То есть дыркой, в которую проваливается читатель.     Вообще, я очень рекомендую всем, кто ещё не читал, почитать «Вредные советы поэтам» от Каганова. Это одна из лучших статей, написанных о поэзии за последние три десятка лет.     Но вернусь к теме. В качестве примеров я буду приводить только ЖЖ-поэтов, рекомендованных вот здесь. Чтобы не отклоняться от избранной линии.     Пример мастерских сюжетных линий и развязок в частности — это, конечно, неоднократно поминаемая Аля Кудряшева.     Первый вариант. Вот в этом или в этом стихотворении у Изюбря сюжет приходит к кольцу, завершаясь тем же, чем и начинается. Это, кстати, классный приём, пусть и не очень сложный. Закольцованность сюжета используется часто в музыке, когда начальная тема повторяется в финале. Искусство поэта — привести к началу так, чтобы это не было банальным повтором, но приходило само, логически. Стильный вариант закольцованного окончания можно встретить у Кристины Эбауэр вот здесь.     Другой вариант — это ударная концовка, которая подытоживает всё стихотворение. От таких концовок — мурашки по коже. Например, вот здесь, здесь, здесь, здесь и — в наибольшей степени — здесь. Сделать подобную концовку чуть сложнее, чем закольцевать, но зато это более эффектный вариант, который встречается чаще. У Изюбря большинство стихотворений написаны именно с таким окончанием. В общем-то, можно привести немало примеров и из Веры Полозковой. Например, тут, тут (даже мат — к месту) или тут, и, конечно, тут. С другой стороны, у Верочки немало проходных стихотворений, что обусловлено, верно, плодовитостью. Впрочем, даже проходные — сделаны очень даже замечательно. Наиважнейшую роль ударное окончание играет, безусловно, в маленьких стихах, гариках, четверостишиях. У Веры Полозковой, например, это, это или это, а у Натальи Моисеевой — вот это. Найти такие вещи можно и в полупрозе-полупоэзии Кирилла Левича — здесь. Примеры из себя любимого — «Письмо», «В ожидании», «Эйр Америка», «Волчица» или даже из старого – «Питеру».     Третий вариант — это...даже не знаю, как это охарактеризовать. Просто как будто всё стихотворение — о другом. Читаешь, а в конце понимаешь, о чём читал. Кстати, в прозе такое наблюдается в блестящем романе Марины и Сергея Дяченко «Варан». У Изюбря это можно поймать вот тут.     В любом случае — количество вариаций не ограничено ничем . Я рассудил и разложил по полочкам исключительно со своей колокольни. Поэтому не стоит «подгонять» свои стихи под какую-то определённую раскладку концовки — как получится. Главное — чтобы развязка была.     Но хватит об хорошем. Маленький абзац про плохое вставить всё-таки надо. Обидно, когда изначально довольно сильное стихотворение испорчено никакой концовкой, натянутой, можно сказать. Не в обиду будет сказано, но такое впечатление произвело на меня, например, вот это и это (хотя оно очень даже замечательное) стихотворения Анны Маркиной, вот это Натальи Моисеевой или это Кристины Эбауэр.     С моей точки зрения, когда пишешь стихотворение, нужно отталкиваться от концовки. То есть начал, прёт тебя, пишется как на духу, но при этом нужно уже думать, к чему идёт этот поток сознания. Потому что частенько получается, что он приводит в никуда, в пустоту, и приходится вымучивать концовку, во много раз более слабую, чем она могла бы быть.     На этом я заканчиваю. В этой статье нет развязки. Да, собственно, она и не нужна.     UPD: Если ссылки на чьи-либо стихотворения не работают (к примеру, из-за удаления ЖЖ автора), для ознакомления с ними в контексте данной статьи необходимо скачать раздел «Дополнительные статьи о стихосложении» в формате Word. В этом документе стихи приведены целиком непосредственно в тексте статьи.

МАТ В ПОЭЗИИ: К МЕСТУ И НЕ ТОЛЬКО

    Больной темой для многих поэтов и критиков является мат. Можно ли использовать его в поэзии? Если да, то в какой ситуации? Если нет, то почему? Я решил порассуждать на эту тему, продолжая тем самым серию аналитических статей о поэзии в целом и о сомнительных её аспектах в частности.     ВНИМАНИЕ! В этой статье изобилует нецензурная лексика!     Если грубо обобщать, то моя точка зрения очень проста: мат — это, в общем, такая же часть русского языка, как любое другое слово. Соответственно, употреблять его можно только к месту. Например, слово «монитор» (или любое другое) мы употребляем там, где этого требует смысл предложения («Монитор заляпан какой-то гадостью»), а не там, где мы хотим («Я шёл по монитор улице и кушал плюшку монитор»). С матом — та же ситуация. Если я хочу подчеркнуть абсолютную, превосходную степень безвыходности ситуации, я говорю: «Всё, это полный пиздец». Потому что «пиздец» — это гораздо более ударное слово, чем «хана», «конец» и «пипец». Если же человек употребляет мат в качестве замены нормальных слов — это неправильно и некультурно («Пиздую я, бля, по улице, и хуею: такая опиздененная блядь стоит!..»). Поэтому мы воздержимся в дальнейшем от подобных цитат.     Теперь перейдём непосредственно к поэзии. Мат в поэзии, точно так же, как и в обыденной речи, должен употребяться только к месту. Вопрос в том, где это самое место. Где грань.     Примеры матерных выражений, употребляемых не к месту, встретить очень легко. В своё время, когда я написал статейку «Список рекомендуемых ЖЖ-поэтов», мне рекомендовали много имён. Некоторые рекомендации мне понравились, некоторые не очень, а некоторые вызвали настоящее отвращение. В частности, господин Superturbo вызвал у меня стойкое ощущение того, что человек писать не умеет, не умеет ставить знаки препинания и пользоваться грамотным языком, и поэтому через каждые два слова вставляет тупой мат, не имеющий ни малейшей смысловой нагрузки. Никаких примеров из него я приводить не буду, потому что это не стоит того. Немножко другое, но сходное ощущение у меня вызвал некий Денис Яцутко. В этом случае человек умеет писать, но вставляет совершенно беспочвенный мат, например, вот здесь. Опять же, выводить его шедевры сюда не буду.     Теперь, собственно, о полезном, пусть и не об очень хорошем. В некоторых случаях мат не только уместен, но даже нужен. Разберём такие ситуации на конкретных примерах.     Пример 1. Игра слов. Евгений Лукин. «Лирическая пронзительная»             Бьет меня жизнь, что оглобля,             или пластает, что сабля, —             ежели мне тяжело, бля,             я убегаю в леса, бля.             Hе для киношного дубля             с поезда слез — и бpеду, бля.             И вместо плача да вопля             тихо шепчу: «Hичего, бля...»             Взмоет из заpослей цапля —             хоть на полотна Констебля.             Я побледнею с лица, бля,             и поpажусь кpасоте, бля.             Hе для киношного дубля             мимо болотца бpеду, бля.             И вместо плача да вопля             попpосту думаю: «Во, бля...»             Hежные кpоны колебля,             мягкие лужицы зыбля,             ветеp плеснет по земле, бля,             свежестью пеpвой гpозы, бля.             Hе для киношного дубля             чеpез опушку бpеду, бля.             Hо пpогpемлю до Гpенобля,             ежели снять для кино, бля.     В данном стихотворении блестящая игра слов полностью стирает негативное влияние матерного «бля». Оно выглядит именно игрушкой, мастерским подбором рифм, печальным и одновременно смешным. Стихотворение Лукина стоит на грани комбинаторной поэзии, при этом будучи совершенно замечательным с точки зрения классической техники. Использование мата в качестве игрового инструмента ограничено, как ни крути. В качестве ещё одного примера могу привести очень меня рассмешивший палиндром Бориса Гринберга: «Вымой ухи, хуй омыв». Палиндром, во-первых, достаточно сложный жанр, который позволяет использовать практически любые средства для достижения технического совершенства, а, во-вторых, данный конкретный палиндром и в самом деле смешной :)     Пример 2. Крик души. Вторым случаем уместности мата является тот самый случай, о котором шла речь в начале статьи. То есть когда мат служит выразительным средством, от которого не уйдёшь. Которое подчёркивает, усиливает эффект стихотворения. Пример из Веры Полозковой, «Про любовь»:             Морозно, и наглухо заперты двери.             В колонках тихонько играет Стэн Гетц.             В начале восьмого, по пятницам, к Вере,             Безмолвный и полный, приходит пиздец.             Друзья оседают по барам и скверам             И греются крепким, поскольку зима.             И только пиздец остается ей верным.             И в целом, она это ценит весьма.             Особо рассчитывать не на что, лёжа             В кровати с чугунной башкою, и здесь,             Похоже, все честно: у Оли Серёжа,             У Кати Виталик, у Веры пиздец.             У Веры характер и профиль повстанца.             И пламенный взор, и большой аппетит.             Он ждёт, что она ему скажет «Останься»,             Обнимет и даже чайку вскипятит.             Но Вера лежит, не встает и не режет             На кухне желанной колбаски ему.             Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.             По пятницам. Полный. И сразу всему.     В стихотворении блестяще обыгрывается устойчивое выражение «полный пиздец», которое тут просто за душу берёт, не правда ли? Тут никакое другое слово даже и не употребишь. Так надо: по пятницам, полный и сразу всему.     Другим примером, опять же, из Полозковой, является вот это:             Тяжело всю жизнь себя на себе нести.             За уши доставать из себя, как зайца.             От ощущения собственной невъебенности             Иногда аж глаза слезятся.     Тут присутствует небольшой элемент первого обоснования уместности мата — остроумное его использование. Помимо прочего, слово «невъебенность» — это что-то объёмное, огромное, гораздо больше чем «мощь», например. Собственное, именно из Веры Полозковой можно привести ещё несколько подобных примеров, где искренность и уместность употребления нецензурных выражений перевешивает весь исходящий от них негатив.     Пример 3. Техническое употребление. Случается так, что в стихотворении не хватает слога. Юный и неумелый поэт в таком случае впихивает в стихотворение частицу «уж», например, или ещё какое-нибудь мусорное слово. Поэт же высокого уровня может позволить себе употребить и какое-нибудь разговорно-нецензурное словечко, если оно, конечно, вписывается в стихотворение с точки зрения смысла и стиля.     К сожалению, я не сумел найти именно мат, используемый в такой ситуации. Но пример умелого употребления не мата, а просто вульгаризмов легко найти у Олега Медведева, песня «Красные сапоги»:             А я молодец, блин, я кончил свою тоску,             Хоть сам уже думал, что развалился в хлам,             Как пьяный казак, блин, ой шашкою на скаку,             Как пьяный казак, блин, с маху да пополам.             Я Лаокоон, блин, в серых узлах дорог,             А я выпью еще, блин, — сделаюсь сыт и пьян,             Так молния с неба ёкнула в бугорок,             Так кончились песни — можно порвать баян.     Здесь вульгарное «блин» подчёркивает фольклорный элемент в песне и заполняет размерную дырку в строке. Кстати, у Медведева мат встречается раза два, кажется, или три (не считая...хм...не будем о весёлом :)), и один из них — в качестве цитаты:             Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды,             Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.     Здесь слово «бля» и затыкает дыру в строке, и подчёркивает «цитату», слова героя после вваливания в прокуренное зимовье с мороза.     Пример 4. Хм... Просто смехахаханьки. Очень редко бывает так, что читаешь матерное стихотворение, а оно — смешное. Потому что матерное. Просто смешное, и всё. Иногда остроумное, иногда нет. Но радует.     Как пример подобного — вот стихотворение Игоря Вишнякова, над которым я долго смеялся (над стихотворением, конечно). Только читайте по порядку, вдумчиво, с начала до конца, медле-е-енно.             Ебутся собаки,             Ебутся коты,             Ебутся макаки,             Ебутся кроты,             Ебутся пингвины,             Ебутся слоны,             Ебутся удавы             Различной длины,             Ебутся деревья,             Ебутся цветы,             Ебутся коряги,             Ебутся кусты,             Ебутся машины,             Ебутся дома,             И мыши Ебутся             В пустых закромах,             Ебутся шофёры,             Ебутся ткачи,             Ебутся шахтёры             И злые врачи,             Ебутся эстонцы,             Ебутся испанцы,             И даже ебутся             А-Американцы,             Ебутся детали,             Ебутся запчасти,             Ебутся все органы             Тела и власти,             Ебется планета             И весь небосвод             А Я НЕ ЕБАЛСЯ УЖЕ ЦЕЛЫЙ ГОД!!!   Не знаю, как вам, а мне было смешно. Называется, писал человек «из наболевшего» :)     Вот, наверное, и всё. Тупо вставить слово «хуй» в песню легко. Слово маленькое, где угодно можно разместить. А вот разместить его так, чтобы оно несло какую-никакую смысловую нагрузку и не было чужеродным элементом, чтобы веселило, а не раздражало — это ещё нужно постараться.     Поэтому: не умеете — не материтесь, господа и дамы :) Если же кому-то что-то не нравится, милости прошу сюда.

ЗНАКИ-ПРЕПИНАКИ

    У многих современных поэтов есть одна болезнь: нежелание ставить знаки препинания в связи с неумением их ставить. А ведь знаки препинания — это такие же полноправные участники языкового процесса, как и буквы. Без них текст выглядит убого и голо. Почему-то в прозе знаки препинания ставятся всегда. Все писатели — от классиков Тургенева или Толстого до нелюбимых мной модернистов типа Сорокина; от фантастов Лукьяненко или Олди до авторов попсовых детективов вроде Устиновой — все ставят знаки препинания. И ставят их, чёрт побери, грамотно. Даже если это делается не самим писателем, это делается корректором. И вот тут я не понимаю, почему в поэзии, которая является не менее важным литературным слоем, чем проза, многие не считают необходимым опуститься до синтаксической составляющей.     Первая и основная причина необходимости расстановки знаков препинания — это упрощение прочтения и понимания. Именно так. Стихотворение, грамотное с позиции синтаксиса, читается гораздо легче. Читатель знает, где необходима пауза, где следует какое-то перечисление, где заканчивается фраза или какая-либо логическая часть стихотворения. Для декламации знаки препинания — это вообще незаменимая вещь. Чтец гораздо глубже может проанализировать грамотное стихотворение для лучшей декламации.     В последнее время широко распространилась методика написания стихотворений «в строчку». Очень многие сильные поэты пишут именно таким образом. Это многократно мной рекламируемые Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Кристина Эбауэр. Некоторые приходят к такой методике стихосложения со временем, например, Анастасия Винокурова, да и я сам. Главное — не забыть, что стихи пишутся ещё и «в столбик» :) Поэты старшего поколения редко обращаются к такой методике, но весьма близко к ней лежит поэзия, например, Геннадия Жукова («Речитатив для дудки»). Хотя вопрос не в этом. Если при написании «в столбик» естественные паузы ещё кое-как создаются разрывами строк, то при написании «в строчку» они сглаживаются, и знаки препинания становятся единственными помощниками читателя.     В своём собственном творчестве я дважды счёл необходимым обойтись без знаков препинания. Первый раз — в дурацкой песне «Грешники», где отсутствие знаков препинания преследует конкретную цель. Куплеты поются однообразным монотонным речитативом на одной ноте без пауз и разрывов, и безо всяких эмоций. В припеве, где нужно немножко поиграть голосом, знаки препинания есть. Песенка написана так давно, что я храню её текст только для истории, конечно, такие вещи уже давно не поются. Но из неё можно вывести один постулат.     Мы имеем право опустить знаки препинания, если хотим подчеркнуть монотонность и безэмоциональность произведения для декламатора.     Второй раз я обошёлся без знаков препинания в более свежей песне «Мясная машина», написанной по произведениям Владимира Сорокина и вызвавшей в своё время резонанс среди поклонников его творчества. Опять же, в «Мясной машине» я преследовал цели демонстрации бессмысленности, монотонности всего происходящего.     2/360, то есть порядка 0,55% — вот и всё отсутствие синтаксиса во мне любимом. И, по-моему, это нормальный процент. Крайне редко получается стихотворение, в котором отсутствие синтаксиса призвано что-то подчеркнуть.     Самые глупые оправдания, которое придумывают молодые (и не очень молодые) поэты дабы оправдать отсутствие запятых и точек:     — «я вышел за рамки знаков препинаний!» = я не умею их ставить     — «они меня ограничивают!» = я не умею их ставить     — «я не считаю их необходимыми!» = я не умею их ставить     — «я не умею их ставить...» — это хотя бы честно, но оправдание так себе: нужно учиться писать грамотно. Lingva latina non penis canina est.     Есть ещё один странный предлог. Люди говорят: «Мои стихи гораздо лучше выглядят без знаков препинания, чем с ними». Ответ на это — один-единственный. Если вы говорите так, значит вы — хреновый поэт, и не стоит больше заниматься графоманией. Знаки препинания могут только улучшить стихотворение. Если они его ухудшают, значит, они сами по себе лучше, чем ваш опус. А уж если знаки препинания лучше вашего опуса, то я представляю себе, что там за опус...     Кстати, всё это касается ещё одного параметра — заглавных букв. В поэзии заглавные буквы должны быть обязательно в начале каждого предложения, то есть после точек, восклицательных и вопросительных знаков, многоточий и т.д. Там же, где и в прозе. Если вы пишете не в строчку, лучше всего сделать заглавными буквы в начале каждой строки, опять же, это соответствует неким сложившимся нормам поэзии. Впрочем, последнее не обязательно: к примеру, Бродский обходился без этого. Если же вы по каким-то причинам решили обойтись без знаков препинания, заглавные буквы просто обязательны, чтобы хоть как-то разграничить фразы.     Вот и всё. Это были просто мысли, связанные с присылаемыми мне на рецензирование стихами.

ПОЭЗИЯ С РЕЛИГИОЗНЫМ УКЛОНОМ

    О ПЛОХОМ.     Эх, чёрт побери, графоманы плодятся как грибы. И каждый, подчёркиваю, каждый хреновый поэт считает своим святым долгом написать как минимум 3 стихотворения на религиозную тематику. Особо хреновые поэты стараются написать не менее 20 подобных стихотворений. При этом я не ругаю саму тему: тема интересна и широка, на неё можно столько написать, что ого-го, но, тем не менее, большая часть поэтов ограничивается бессмысленным пересказом Библии и иже с ними.     Иногда подобные господа и дамы присылают мне на рецензию стихи. Я им пишу: хреново, Гадя Петрович Хренова чистой воды. Потому что это за 2000 лет до вас написали, ничего нового вы не придумали. А они начинают спорить, причём самым основным аргументом в споре является: «ты не понимаешь Библию, ты не читал Библию, ты агностик» и так далее. Что ж. Я читал Библию. Которую вышеупомянутые поэты не писали. Я сужу не Библию, которую судить не имею ни малейшего права, а их опусы, которые имеют отношение в первую очередь к плохой поэзии.     Итак, плохие религиозные стихи делятся на три группы. Если ваше стихотворение по всем параметрам попадает в одну из этих групп, лучше спрячьте его подальше и не показывайте никому: у вас вышла лажа.     1) Пересказ Библии. Самая распространённая группа. Огромное количество молодых виршеписцев просто читает Библию и зарифмовывает отдельные сюжеты из неё. Это сделано столько тысяч раз, что уже не сосчитаешь. Лучше от этого никому не становится. Это называется: воображение туговато работает, взял готовый сюжет, налепил рифм, обычно примитивных, вот и вышел человечек.     2) Мне было плохо, но я познакомился с Иисусом и мне стало хорошо. Второй по распространённости сюжет отвратительного стихотворения на тему религии. Этот сюжет был распространён даже во времена Пушкина, но тогда он был по меньшей мере свеж и оригинален. Теперь он избит, истерзан толпами бумагомарак и всячески изувечен множеством корявых рифм и ритмов. Он немножко варьируется: герою может стать хорошо не только после того, как он знакомится с Иисусом. Он может прийти в церковь, прочитать Библию, познать откровение и иже с ними. В итоге всё обычно сводится к морали: придите в церковь, и будет вам счастье. Это всё, конечно, верно, но какого фига рассусоливать это на стихотворения?.. Есть ещё вариации более общего характера: «как плохо без Бога, как хорошо с ним».     3) Философские рассуждения на Библейские темы. Самая страшная категория. Ладно, если человек умный. Но чаще всего на подобные темы пытаются писать...хм... не обременённые общей эрудицией люди. Выходит просто ужас. Заканчиваются обычно такие вещи моралью: не убий, не укради, ходи в церковь, не прелюбодействуй.     Есть ещё такая фишка. Все поэты подобного религиозного склада старательно пишут с большой буквы всё, что хоть задней ногой касается религии. Слова «богоугодный», «ангелы», «церковный», даже «подаяние» или «паперть». Доказать им, что с большой буквы пишется совсем немного слов, невозможно. Объяснить, что слово «Бог» пишется с большой буквы только когда имеется в виду конкретный христианский Бог-отец, тоже нереально. И так далее. Ну, это просто меня смешит и не более.     О ХОРОШЕМ.     Но ведь можно, как ни странно, написать великолепные вещи на божественные темы. Просто великолепные. Вещи, которые не укладываются в каноны, которые не подгоняются под штамп. Которые заставляют думать. Их нельзя систематизировать. Их можно просто читать.     Как пример, во многих стихотворениях Али Кудряшевой мелькает Бог. Но как мелькает! Он везде, везде к месту, везде он гармоничен, как и должен быть. Ну например, «...Господь не то чтобы сжал ладони — он просто пальцами шевельнул...», или «...ты играй, Господи, в шахматы и нарды...».     В данных примерах это именно цитаты, элементы, встроенные в стихотворение, но есть и целиком написанные на тему Бога, Иисуса, Распятия стихи, которые никак не банальны, но великолепны. Приведу здесь несколько примеров (за точность не ручаюсь: есть много вариаций данных стихотворений):     Дмитрий Растаев. Давайте придумаем нового Бога…             Давайте придумаем нового Бога.             Ах, нового Бога? Давайте-давайте.             Он будет небрит и упрям, как тренога,             в простёганном солью квадратном халате.             Он сядет к костру, сигаретку раскурит             и раненым пальцем укажет на солнце.             «Веди!» — завопит изувеченный улей             и станет богаче на тридцать червонцев.             А это так просто: уластит, заманит             и льдом поцелуя отбросит на цепи,             где нет ни креста, ни садов Гефсимани —             лишь лес, лишь костёр, лишь хронический пепел.             ...он будет распят на обычной березе,             у тысячи родин до срока отобран,             на самом суровом славянском морозе             стеклянными станут священные рёбра.             А он знал и это. Он трогал руками             тоннели галактик и бездны молекул.             Он будет до полночи снят лесниками             и пущен стрелой в черномазое эхо.             А что будет с нами?! А что будет с нами?             Нам нужен был бог, а не спившийся Йорик.             Теперь мы отыщем за пазухой знамя             и выйдем на площадь a posteriori.             И в этом броске наше первое право:             мы знаем, мы помним, как в сказке старинной             огнём и мечом добывается слава             и только бессмертие — кровью невинной.     Иосиф Бродский. Каждый пред Богом наг...             Каждый пред Богом наг.             Жалок, наг и убог.             В каждой музыке Бах,             В каждом из нас Бог.             Ибо вечность — богам.             Бренность — удел быков...             Богово станет нам             Сумерками богов.             И надо небом рискнуть,             И, может быть, невпопад.             Еще не раз нас распнут             И скажут потом: распад.             И мы завоем от ран             Потом взалкаем даров...             У каждого свой храм.             И каждому свой гроб.             Юродствуй, воруй, молись!             Будь одинок, как перст!..             ...словно быкам — хлыст,             Вечен богам крест.     Лина Воробьёва. Иуда. Это песня, поэтому её всё же надо слушать. Читается она не очень хорошо.         Вот идёт Иуда, прочь из Гефсимана,         Те, что накануне, шелестят оливы,         Бледен он, как мел, грязны его одежды,         Спотыкаясь, он бредёт из Гефсимана,         Крепко зажимая кровоточащее сердце,         Как слепец, не находя опоры под стопой.               Он не думал, что предал, он вовсе не знал,               Как тоска размыкает уста.               От полночного бреда, от края до дна —               Пустота, пустота, пустота…               Два предела от слова до слова,               Ему ли не знать, что случится потом,               Петушиным криком врывается утро,               Он лежит, раскинув руки крестом.         Вот идёт Иуда прочь из Гефсимана,         Пригвождённый остриём своей расплаты,         Ночи, ветры и оливы Гефсимана         Шепчут вслед ему: «Иди, иди, проклятый!»         Вот идёт Иуда прочь из Гефсимана, задыхаясь,         Ночь наполнена тоской и пением цикад.               Если Бог есть любовь, то где же он был,               Когда ты обернулся назад,               От незримых оков отнимая руки,               Чтоб идти вызывать солдат.               Когда стиснутым горлом бросаешь проклятье               Дороге, лишившейся вех,               А потом кричишь: «Где вы были, братья?!               Я любил его больше вас всех!»         Вот идёт Иуда, прочь из Гефсимана,         То же небо, те же камни у дороги,         Да, он плачет, обнимая камни,         Словно может повернуть земную твердь обратно.         Нет возврата, нет нигде пристанища Иуде,         Перед ним слепящ и грозен зреет новый день.               Это кровь Господня струится по венам,               Расплавленным солнцем олив,               Возжелавший свободы, ценою измены,               Умирает, её не вкусив,               Эта бездна, рожденная словом, страшней               Поцелуя отравленной лжи,               Ты отводишь глаза и шагаешь снова               Вдоль осиновой чёрной межи.     И так далее. Можно привести множество таких примеров.     ИТОГ. Пишите о чём хотите. Но если вы обращаетесь к сложной теме, к теме, уже многократно использованной до вас, к теме достаточно узкой, потрудитесь придумать что-то новое либо сказать старое другими словами, чтобы у вас не получилось графоманских опусов, которые получаются, чёрт побери, довольно часто. Кстати, даже и у меня самого.     P.S. Всё то же самое, но гораздо более кратко и ёмко написал Леонид Каганов в статье «Вредные советы поэтам: как писать стихи», в разделе «Как следует писать?».

КРИТИКА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, и немножко похвалы

    Есть такая порода людей — критики. Я, в общем, тоже люблю критиковать, не спорю. Но я критикую то, о чём имею непосредственное представление. Когда человек начинает критиковать, например, стихи, я обязательно смотрю, что же такого написал сам этот человек, что вот так придирается к другим. В 50% случаев оказывается, что критикан в жизни не зарифмовал и двух строк. То же самое касается всех областей жизни, в которых присутствует создание чего-то нового (избегаю слова «креатив»).     То есть Лебедев имеет право сказать, что ваш сайт — говно, потому что он сделал множество мегаофигенных сайтов. И, кстати, надо отдать ему должное, он своё мнение не навязывает: его спрашивают — он отвечает. Точно так же Лукьяненко имеет право сказать, что ваш роман никуда не годится (хотя по небольшому опыту общения с С.Л. отмечу, что он очень корректный человек и вряд ли такое скажет). Это просто как пример вспомнилось.     Не знаю как в дизайне и прозе, но в поэтической сфере водится немалое количество страшных зверей-критиканов, которые на деле являются графоманствующими обывателями, не очень врубающимися в суть дела. Зато они стопроцентно уверены в своём абсолютном превосходстве над поэтами (музыкантами) как классом и всегда готовы высказать им свою точку зрения независимо от желания поэта.     С подобной ситуацией я несколько раз сталкивался на различных фестивалях. В нормальной, правильной мастерской члены жюри обязаны, я считаю, спросить, интересует ли участника их мнение, либо он просто хочет принять участие в конкурсе. Потому что примерно 15% участников мнение жюри по барабану, но они просто стесняются заявить об этом прямо.     Квинтэссенцией идиотизма подобного рода мне показался фестиваль «Второй канал». Я как-то о нём писал большой отчёт. Во-первых, 70% членов жюри представляли собой нули без палочек. И у меня, и у более чем половины участников возникал справедливый вопрос «А кто все эти люди?..» Во-вторых, произошла следующая сцена. Я спел две песни, и меня спросили: «Вам интересно наше мнение?». Я ответил: «В целом не очень, но если у вас и в самом деле есть что сказать важное, тогда пожалуйста». Костромин (главный) сказал, мол, мне особо нечего. Ещё один товарищ дал маленькое техническое замечание — по делу. Но в центре сидел какой-то ...звон. Ему, типа, было что сказать. Он минуты три порол жуткую чушь (мол, вам не хватает...я даже не знаю, как это сказать...выразительности...хм...), потом я встал и ушёл. Это явно был критик-графоман, иначе и быть не может. И ещё там несколько подобных же было.     Суть в том, что в любой критике должны быть правила. Ниже следуют правила, которые придумал я.     1) критик должен не просто разбираться в предмете, но и сам быть творцом. То есть поэтический критик обязан быть хотя бы неплохим поэтом, критик дизайна — дизайнером, а критик-программер — программером. При этом обратный закон не работает: не каждый хороший поэт должен быть критиком. Простите, я абсолютно не верю в так называемых «людей с чувством прекрасного», которые сами при этом ничего создать не способны. Потому что только творец может не только объяснить жертве, что произведение слабое, но также помочь создать что-либо достойное.     2) Критик должен высказывать своё мнение только если его об этом попросят. Если я прочитал на каком-нибудь сайте типа grafomanov.net отстойное произведение, я же не буду писать автору в личку, что он — щелкопёр. Вот если он меня об этом спросит, я ему это честно скажу.     3) Критик не обязательно должен объяснять своё мнение. Критик, которого спросили его мнение, имеет право сказать: «вы написали плохую песню» и на этом окончить выступление, если сочтёт нужным. Это, конечно, неправильно, не спорю: очень хороший критик объясняет своё мнение в 100% случаев. Но зато это довольно весело: мне довелось наблюдать подобные сцены на нескольких фестивалях, и надо же было видеть искреннее недоумение и злость на лице несчастных жертв.     4) Самое важное. Критик не должен быть субъективен в случае, если он знает, что субъективен, но принципиально упрямится объективной реальности (во загнул!). Как пример. На Грушинском фестивале маститые жюристы мне иногда говорили «это слишком роково, типа это не бардовская песня». Ну и идите в задницу, честно отвечал я, чем сильно портил себе репутацию. Короче говоря: критик не должен быть узколобым. Ему может не нравится исполнитель, но он обязан отдавать себе отчёт в том, что этот исполнитель хорош, оригинален, и стоит того, чтобы работать и дальше. А «мне не нравится» — это не причина, а чушь.     Помимо того, я считаю, что критика должна быть жёсткой и откровенной. Очень хренового аффтара такая критика может навсегда отвратить от творчества — и слава Богу. А талантливому человеку будет только в пользу.     Наконец, ещё одна штука. Нужно различать критику и совет (замечание). Если ко мне подходят и говорят «знаешь, ты вот пел, я там у тебя поймал такую загогулинку, типа лажа», я всегда это слушаю и почти всегда впоследствии учитываю и исправляю. Просто непрофессионал очень часто может подметить какую-то мелочь, незаметную для прожжённого профи. Точно так же в дизайне, изобразительном искусстве и так далее. Был такой случай. Кажется, художник Жан-Луи Давид нарисовал лошадь.Картина была выставлена в галерее (дело происходило во второй половине XVIII века). И пошёл в толпу зрителей послушать, что же думают о его картине. Все восхищались, и только один зритель — по одежде явно грум, конюх, был мрачен. «Что вам не нравится?» — спросил Давид. «Как же так! — возмутился конюх — Этот художник нарисовал морду лошади в мыле, хотя она даже не взнуздана! Так не бывает!» Этой же ночью Давид пририсовал лошади уздечку. Вот так.     Посему, господа и дамы. Слушайте критику, если хотите её слушать. А если не хотите не слушайте, Jedem das Seine. И если вы попросили критики, а вам она не нравится, потрудитесь помолчать: вы сами этого хотели.

ПОХВАЛА ОТ ЛОХА

    Часть вторая, маленькая. Иногда люди делают такие комплименты, что уши сворачиваются в трубочку, и больше ничего делать не хочется. Мне несколько раз говорили «знающие люди»: «Да-да, у вас рифмы хорошие...» Да знаю я, етить... Знаю. Неужели они думают, что человек, который пишет подобные стихи, не знает, что он пишет хорошо?     Фишка именно в том, что хороший поэт знает о своих достоинствах. В 99% случаях. Он знает, где у него хорошо написано, где плохо. Он знает, что он гений, даже если не признаётся в этом. Он очень чётко осознаёт, что написал и как. И самым лучшим оправданием его мелким недочётам в его же собственных устах может служить: «А мне так нравится» (как пример, наш краткий диалог с Владимиром Пинаевым в вот этом посте: тут я полностью признаю правоту оппонента, поскольку он прекрасно знает о стилистическом нарушении, просто ему нравится так).     Поэтому хорошему поэту не нужно говорить: «у вас отличные рифмы», «у вас соблюдён слог», «у вас красивые образы». Хороший поэт и сам это знает. Хорошему поэту нужно говорить комплименты совсем другого рода: «мне нравится ваше творчество», «ты классно написал», «жжошь!», «великолепно» — без всяких технических подробностей. Можно также иногда ввалить замечание, но чаще всего от него отмахнутся – не серчайте, так и должно быть.     А вот хреновому поэту вообще никаких комплиментов говорить не надо. Его надо только жёстко ругать. Это или толкнёт его на ступеньку выше, или вообще оттолкнёт от бумагомарательства.

ВЕРЛИБР как зеркало нерусской революции

    Мне давно хотелось написать статью про верлибры. Потому что у меня есть на то причины.     Огромное количество современных «поэтов» пишет исключительно подобные творения и искренне считают, что имеют отношение к поэтической братии. Они, к сожалению, ошибаются. Есть одно золотое правило верлибра. Хороший верлибр написать в десятки раз сложнее, чем хорошее стихотворение, обременённое рифмой и размером. Ведь в «правильном» стихотворении за умелой игрой словами, за рифмами и размерами, за системой ударений можно скрыть абсолютно любые огрехи смысла. Можно спрятать любой бред. Стихотворение может стать красивым только потому, что его форма радует ухо (глаз).     В верлибре нет размера и рифмы. Поэтому стопроцентный упор делается на смысловую нагрузку подобного стихотворения. В верлибре не должно быть лишних слов. Если в размерном произведении мы можем вставить какое-либо дополнение (определение) для того, чтобы вписаться в размер/рифму, то в верлибре мы должны уметь объяснить, какого же всё-таки чёрта тут стоит именно это слово, а не какое-либо другое.     Ещё одно правило. Человек, который не умеет обращаться с рифмой и ритмом, не может написать хорошего верлибра. Ни-ког-да. Если вы верите, что «тебе — уже» — это нормальная рифма, то не стоит марать бумагу даже нерифмованными шедеврами. Они не стоят и выеденного гроша по определению. Только изучив азы поэзии, человек имеет право переходить к таким оригинальным жанрам. Ведь великие архитекторы — Гауди или Аалто — не сразу строили свои революционные шедевры. Нет-нет, первые их здания были вполне обыкновенными «дипломными проектами». И лишь овладев в совершенстве основами, Гауди начинает облеплять свои строения хитросплетениями каменных узоров.     К сожалению, 90% верлибристов этого не понимают. Если взять процентовку поэтов, пишущих в более или менее классическом стиле, то из них около 30% чего-то стоят, остальные — это графоманы. Ну, не 30, ну, 20. А в среде верлибристов 90-95% жуткого бреда, что ещё раз доказывает сложность этого жанра.     Я на всю жизнь запомнил жутчайший фестиваль поэзии «Порядок слов-2006» в Минске. В 2007 году я на этот кошмар на улице Вязов уже не ходил. В тот день, в который я решил посетить сие действо, выступали разные поэты — из России, из Белоруссии, с Украины, в общем, смешанных кровей. Большая часть, процентов девяносто, выдавали именно верлибры. Отвратительные бессмысленные наборы слов.     Запомнилась некая девушка. Она была представлена, как чуть ли не новая Цветаева, лауреат тучи премий и ваще в том же духе. Она вышла, выставила вперёд ногу и стала декламировать следующие фразы: «Жила-была девочка, которая хотела выбить себе глаз об стол! Жила-была девочка, которая хотела выбить себе глаз об стул! Жила-была девочка, которая хотела выбить себе глаз о подоконник!...» — и так далее, минут на пять. Мне смешно, а у всех лица серьёзные, они слушают, умные, поэты, блин. И, наконец, это завершается квинтэссенцией. «И, наконец, она выбила себе глаз о газовую плиту!». Всё. Апогей: мы в истерике. А публика — в восторге. Она аплодирует, серьёзно, о да! шедевр!     Вторым ужасом нашего городка стал парень, читавший палиндромы. Он, значит, читает, а я автоматически уточняю их — переворачиваю и проверяю правильность. И обнаруживаю, что они ни черта не сходятся! Он читает — с дико выпученными глазами — «Я сам мяса!» (это по-белорусски, именно «мяса», а не «мясо», тут всё правильно). Я переворачиваю и получаю: «А сям мася». Подхожу, спрашиваю, в чём дело. Он говорит гордо: «А я вышел за рамки традиционного палиндрома!» Всё, абзац. До свиданья, логика, прощай, смысл. С такими рассуждениями любую фразу можно палиндромом обозвать и объяснить, что она — за рамками.     Тут, кстати, отмечу оффтопом, что довольно престижную премию «Дебют» в номинации «Поэзия» получают чаще всего именно верлибры, причём на редкость бессмысленные и бездарные. Последняя премия — тому явственный пример, да простит меня лауреат.     После этого фестиваля я долгое время пребывал в уверенности, что верлибр — это говно (простите!) и что этот жанр не имеет права на существование в русской культуре. Но потом я редко-редко стал натыкаться на хорошие верлибры. Я просто ловил себя на мысли, что та или иная вещь мне нравится.     Конечно, верлибры «пошли в народ» от Уолта Уитмена. Они были и раньше, но Уитмен создал стиль классического верлибра как такового. В частности, известная его книга «Листья травы». Но Уитмен, Эмили Дикинсон и другие — это традиционалисты американской школы. Внедрить верлибр в русскую школу очень непросто, потому как русской традиционной поэзии изначально много ближе белый стих — если говорить именно о нерифмованной поэзии. Напомню, что в белом стихе обязан присутствовать размер.     Что же такое хороший верлибр? Этому сложно дать определение, ведь законов в верлибрах, по сути, нет. Правила хорошего верлибра:     — как можно меньше лишних слов;     — желательно присутствие игры слов, остроумия и других приёмов «украшения», не требующих размера и рифмы как обязательно составляющей;     — чтобы смысл был, блин!     Природоописательные верлибры из серии:           Как прекрасен лес!           Хорошо вдвоём на зелёной травке!           Время проходит           И           Мы спим...               — идут лесом. Это чушь собачья.     Что ж, наболтав много-много лишнего, стоит, наверное, привести примеры того, что я считаю неплохими верлибрами.     Замечательные «игровые» верлибры иногда пишет санкт-петербургский прозаик, поэт и переводчик Сергей Вольский. «Глупышка» — вздохнул я,         смущенно за ней наблюдая         и удивляясь безмерно,         с какой прекрасной беспечностью         несла она взор,         смягчая его улыбкой         такой ослепительной,         что можно было растаять.         Как убежденно         она рассуждала о модах,         о драгоценных камнях,         о французском кинематографе,         о новом альбоме ансамбля «Би джиз»,         о личной жизни Феллини         и об упадке нравов         современной молодежи!         «Глупышка!» — вздохнул я,         к ней в мечтах устремляясь...         Будь я морем бескрайним,         я бы к ее ногам         выплестнул лучший янтарь         из тайников души;         будь я горным орлом,         я бы звезду ей принес         из созвездия Девы;         будь я самим Феллини,         я бы предложил ей         главную роль.         «Глупышка!» — вздохнул я,         в мечтах зайдя         так далеко, что самому         стало неловко.         И тогда         она повернулась ко мне         и безмятежно спросила:         «Скажите, пожалуйста, почему,         когда вы смотрите на меня,         у вас такой глупый вид?»     На самом деле — великолепно остроумное стихотворение, в котором так тонко и очаровательно подобраны слова, что не обращаешь внимания на то, что оно нерифмованное.     Из того же Вольского — совершенно другое стихотворение:         Время требует дела.         Мастера словоблудия         сходят с трибун         под гробовое молчание.         Солист с серьгой в ухе         требует дать ему стену,         в которую можно вбить гвоздь...         Но, как выяснилось теперь,         мы возводили картонные стены,         в которых не держатся гвозди.         Найти хотя бы забор,         который бы выдержал тяжесть гвоздя         вместе с верёвкой         и обмякшим телом того,         кто уже потерял надежду         найти подходящую стену,         в которую можно вбить гвоздь.         Но, как выяснилось теперь,         ради спокойствия тех,         кто в руках никогда не держал гвоздя,         мы возводили каменные заборы,         о которые гнутся         самые крепкие гвозди.         А где-то         на другой половине земного шара,         где есть подходящие стены,         но, вероятно, гвоздей не хватает,         музыканты «Красной бригады» —         популярнейшей из рок-групп —         расчехляют свои инструменты         и яростно в стены вбивают         трассирующие пули.         Пули похожи на гвозди —         только без шляпок.     Опять же, слова подобраны просто филигранно. И больше тут сказать нечего.     Довольно часто верлибр превращается в афоризм: собственное, он таковым и обязан являться, кажется мне. Как пример, привожу верлибр Евгения Харитонова «Уважайте критиков».         Уважайте критиков!         Они лучше вас         знают, каково это —         не быть поэтом.     Получается вещь, которая добирается до слушателя (читателя) и несёт в массы некую идею.     Изредка мне попадаются неплохие переводные верлибры, как, к примеру, нижеследующий текст Уильяма Лоуэнфелса (перевод В.Рогова):         И не думайте будто                 искусство         вот этот актёр                 говорящий                 вон с тем         в глубине сцены.         Оно                 третий         которого вы не видите                 говорящий         вон с тем за кулисами                 которого вы не слышите.     В общем, что я вам скажу. Верлибр, по сути — афоризм. Просто длинный и разбитый на строки. В нём должна быть и-де-я. Повторяю: и-де-я. А не набор слов. Зарифмованный набор слов ещё можно с горем пополам назвать стихотворением, но незарифмованный набор слов не имеет к поэзии никакого отношения.     Посему: если вы написали верлибр, подумайте, не ждёт ли его мусорка. 95% — что ждёт. Дай Бог вам попасть в 5%.

О ЧЁМ ПИШУТ?

    Совершенно банальный вывод приходится делать из большого количества стихотворений, присылаемых мне на рецензию. Просто-таки до ужаса банальный.     Проблема растущего количества современных графоманов даже не в технике. Да, рифмы их банальны, размеры их — вкривь и вкось. Но в последнее время я даже не придираюсь к этим рифмам и размерам, поскольку это мелочи. Что придираться к технике, когда в стихотворении нет смысла. Вообще нет смысла. Просто хочется рифмовать, и всё. В который раз пользуюсь цитатой из статьи Леонида Каганова «Как не нужно писать стихи»: во-первых, даже если вам совершенно не о чем писать — писать надо все равно. Это стёб, если кто не догадался. И тут же Каганов приводит пример подобного шедевра:         Мне не жаль бумаги,         Мне не жаль чернил.         Hо о чем писать мне,         Если свет не мил?     Просто современный щелкопёр работает примерно следующим образом. Вот он сидит за столом. И тут ему препирает вдохновение. Вау! Слово «ходил» рифмуется со словом «уходил»! Это потрясающе! Какое открытие! И господин щелкопёр тут же начинает писать, рифмы прут из него, как из ведра, но гвардия не сдаётся, и он, едва успевая, всё же записывает свой шедевр.     Всё, шедевр окончен. Он велик и прекрасен. В 100% случаев в этом шедевре нет завязки, кульминации, развязки, морали, темы, сути и так далее. В 100% случаев этот шедевр представляет бессмысленный набор слов, философские размышления о дереве, растущем под окном и так далее. Безымянно цитирую некоторые выдающиеся катрены из разных авторов:         1.         Мораль проста, мораль вполне банальна:         Коль взялся ты описывать любовь,         То не перебирай «кровь — вновь» суицидально,         А просто рифм побольше заготовь!         2.         Мне хочется сказать, но я не знаю темы.         Есть толстый карандаш, но нечего писать.         Осталось только плюнуть — вон подрастает смена,         Пускай они и пишут про Зло и Благодать.         3.         Это был Лобстер давно ушедшего лета,         Он смотрит на наши простые следы,         Он вспоминает, как когда-то мы были одеты         В многопалубные трусы.         4.         Как сладостно боль сжимает виски,         А сердце сжато тобою в тиски.         Но я сильная! Я не умру,         А эту сладость вдвойне я верну.         5.         Ты кровоточишь? Не этично!         Ты боль не любишь? Покричи.         Обиду молча — как обычно.         А не согласна — завопи.     Я просто восторгаюсь этими отрывками. И таких, что характерно, много. В данном случае я, конечно, вырываю из контекста, но даже если не вырывать, а читать полностью, можете мне поверить: там всё такое :)     Есть и ещё один метод поиска темы для графоманского произведения. Садишься за стол, долго тупишь и выдавливаешь из себя раба. И вот оно, вышло.         Я сижу у окна, а за ним суматоха.         Всем — работа, дела, а я один и мне плохо.         Скучно, что тут сказать, только строчка спасает.         Апчхи! Кашель опять мне работать мешает.         За окном солнца нет, все затянуто серью…         У телевизора — бред, в сотый раз ту же серию —         И Мари вот опять полюбила Антонио,         а мне на это плевать, я хотел только знать о погоде Приморья.         Сам не знаю, зачем это мне захотелось…         Я смотрю на нее, и она мне в глаза. Глупо пялимся мы друг на друга,         а в зрачках — якобы отраженье мое, та же радость в очах, та же скука.         Зазвенел телефон — испугалась она, улетела в несметные дали.         А я радостен очень и возбужден, но опять ни туда попали…         И с преступной тоской         вновь сижу у окна.         Весь я вялый такой,         но придут времена:         И не будем смотреть мы         одни сериалы         И не будет никто         скучать у окна         Ходить будем в походы         и жевать дружно сало         Ну, когда же уже ты наступишь,         Весна?     Мегапроизведение, не правда ли?     В общем, вердикт. Если человека прёт, то нужно это записать, полюбоваться, оценить и выбросить в мусор. Если через некоторое время возникнет желание достать произведение из мусора, значит, что-то в нём всё-таки было, и стоит попытаться доработать его. До-ра-бо-тать, а не вывешивать в открытом коммьюнити на смех другим.

ПЛАТИНОВЫЙ ВЕК

    Первая половина XIX века была Золотым Веком русской поэзии — в этом нет сомнения. Сомнения нет настолько, что термин «Золотой Век» стал обозначением той эпохи даже в учебниках. Пушкин, Державин и Лермонтов — это лишь малые доли расцвета поэтической культуры, какая царила в те давние времена. Во второй половине XIX века наступил небольшой спад. Да, талантливые и даже гениальные поэты были, и они есть в учебниках, но не было такого количества альманахов, поэтических сообществ, не было нового шага в развитии искусства стихосложения. Вторая половина XIX века стала логическим развитием Золотого Века.     Первая половина XX века стала Серебряным Веком русской поэзии — и это также стало термином для учебника. Новые жанры, новые стили и слова — Цветаева, Ахматова, Гумилёв, Брюсов, даже рваные строки Маяковского — это Серебряный Век, новая веха в развитии, шаг вперёд. И снова же — вторая половина XX века стала логическим развитием. Появляются гении — Бродский, Ахмадуллина, но это гении единичные, не объединённые. Это следствие Серебряного Века.     Начиная с 80-х годов, кажется, пришло затишье. Великие поэты XX века либо умерли, либо — глубокие старики.     И тут — в поисках нового поколения — появился интернет. Мне кажется, именно интернет становится движущей силой нового, талантливого — нет, гениального поколения молодых поэтов. Поэтов Платинового Века русской поэзии. Он выполняет ту функцию общения, которую в XIX и XX веках выполняли поэтические кружки, сообщества, собрания. Он объединяет и — что очень важно — позволяет публиковаться. Порождая гигантское количество графоманов, он всё же отсеивает те золотые зёрна, которые толкают вперёд поэзию и литературу в целом, которые позволяют сделать тот самый пресловутый шаг вперёд, которые создают новые жанры — и становятся историей.     Мне представляется, как через 100 лет в школах на уроках литературы (если такой предмет ещё будет существовать в постепенно обыдляющемся обществе) учат наизусть стихи Али Кудряшевой или Веры Полозковой, проходят их биографии, изучают творческие пути, декламируют их вслух и так далее. Говорят: великий поэт начала XIX века Александр Пушкин, великий поэт начала XX века Николай Гумилёв, великий поэт начала XXI века Никита Дорофеев. Например, так. Как гоняются за их книгами, как выходят в золотой серии русской литературы их массивные собрания сочинений, их письма. Как незнакомые с ними люди пишут их биографии толщиной в 600 страниц, как говорят, что к концу XXI века поэзия снова приходит в упадок — и говорят: «А вот были же времена! Это начало XXI века, этот ранний интернет!»     Как музыканты слагают песни на их стихи, и эти стихи становятся классикой, которую знают абсолютно все. Как стихотвореньице «Хью» матери на ночь читают детям XXII века, и говорят, мол, ну что, тебе почитать Маршака или стихи поэтов Платинового Века. Как в картинной галерее — например, в Эрмитаже или в Русском музее — висит портрет Елены Никитаевой кисти какого-нибудь кипренскоподобного художника, и искусство художника здесь играет малую роль, потому что это портрет поэтессы Платинового Века. Как открывается музей Веры Полозковой, а на доме, где она жила, висит чугунная мемориальная доска с надписью «Жила и работала...»     Но всё это будет потом, гораздо позже, через много лет. А пока — ловите их, пока они молоды, пока они пишут свои лучшие стихи, а потом напишут и ещё лучшие, и пока мы видим в них просто поэтов и музыкантов, которых можно читать в сети — а на самом деле это лёгкая поступь нового века — Платинового Века русской поэзии.     Вот так.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СТИЛИСТИКА или поэтические Серёжи Зверевы

    1.     Из присылаемых на рецензию произведений я делаю разные выводы. Конечно, молодые и не очень авторы далеко не всегда знают, о чём писать. Конечно, их рифмы и размеры страдают от различных тяжёлых заболеваний. Но есть и ещё один момент, который стоит осветить отдельно.     Это вопрос полного неумения строить предложения и доступно излагать свои мысли. Почему-то все графоманы думают, что если это стихотворение, а не прозаическое произведение, то с порядком слов в предложении можно играться как угодно; что можно повсеместно использовать сокращённые прилагательные, существительные, частицы; что можно для попадания в размер вставлять совершенно бессмысленные слова и изобретать кошмарные неологизмы. В данной статье я хочу поднять вопрос порядка слов и формулировки предложений.     На самом-то деле, порядок слов в стихотворении должен быть максимально приближен к прозаическому. Да, конечно, стихотворение отличается от прозы повышенной «смыслоёмкостью», духовностью, формой и жёсткими правилами построения, но с чисто технической точки зрения стихотворение обязано удовлетворять стилистическим требованиям языка не менее любого прозаического опуса.     Рассмотрим канонический пример М.Ю.Лермонтова.         Белеет парус одинокий         В тумане моря голубом.         Что ищет он в стране далёкой,         Что кинул он в краю родном?     Если бы Лермонтов хотел сформулировать ту же самую мысль в прозе, он написал бы «В голубом тумане моря белеет одинокий парус. Что он ищет в далёкой стране? Что он кинул в родном краю?» Конечно, для поэтических целей Лермонтов изменяет привычный порядок слов, но при этом он не выходит за грань: мы не цепляемся за непривычный порядок слов, мы не чувствуем в подобном порядке ничего неестественного. Возникает невольный вопрос: где находится эта грань? Что можно, а что нельзя?     Кажется, я могу дать ответ на подобный вопрос. Он очень просто. Чем ближе формулировка предложения в поэзии к соответствующей формулировке в прозе, тем лучше. Почитайте, например, Иосифа Бродского. Многие его стихи воспринимаются не сложнее прозы, хотя мысли в них заложены невероятно глубокие. Аналогично я могу сказать насчёт Олега Медведева или Михаила Щербакова.     Конечно, это правило действовало не всегда. Конечно, при А.С.Пушкине существовали совершенно другие правила стихосложения, которые Пушкин, кстати, тоже гениально нарушал. Но даже «Мой дядя самых честных правил…» сформулировано идеально: очень близко к прозаическому литературному изложению мысли.     Напоминаю, что я говорю именно о технике, но никак не о содержании.     Блестящие исключения есть. Например, Цветаева — это натянутый, как струна, нерв, эти тире и двоеточия, рваные фразы и безумные, прекрасные образы. Мы просто не вправе судить такую поэзию. Но в целом — эти правила очень действенны для молодых поэтов.     2.     А теперь разбор полётов на конкретных примерах. Все примеры взяты из разных авторов, присылавших мне на рецензию свои произведения. Я не указываю имён, поскольку в данном случае это скорее антиреклама, да.     2.1.         Когда мы устаем сражаться с тенью,         Последней страсти наступает срок         К прозрачным и простым, как дождь над степью,         Словам, стихам и мыслям между строк.     В данном катрене совершенно жутчайшим образом изменен порядок слов, особенно во второй строке. Это приводит к тому, что смысл кардинально изменяется и получается что-то вроде «наступает срок к словам и стихам», что крайне неграмотно. Что к словам и стихам имеет отношение не срок, а страсть, доходит далеко не сразу. В данном случае имеет смысл полностью переформулировать весь катрен, чтобы получился «срок последней страсти к словам и стихам».     2.2.         Очарованный мудростью Бога         И живительной жертвой Голгофы         Он укажет, как жизнь вся убога         И какой нам всем ждать катастрофы.     Не вдаваясь в смысловые несуразности данного отрывка (из серии «живительная жертва Голгофы»), обратим внимание на замечательное построение фразы «и какой нам всем ждать катастрофы». Не считая того, что «нам всем» читается не без труда, так в нормальном литературном языке порядок слов должен бы быть «всем нам». Но аффтару так понравилось больше.     2.3.         И совесть поэту не даст уснуть,         Нарушит покой, бередя душой,         Пока перевода постигнет суть         Надежды народа, толкая в бой.     Этот глобальный пипец принадлежит тому же автору, что и случай 2.2. Родиной клянусь, я вообще не понял, о чём это. Суть перевода постигнет надежды народа… Да, не всех кривых трамвай догнал. На самом деле, это не рекорд корявой формулировки: поверьте, бывает и хуже. Отмечу, что в других стихотворениях данный товарищ отмечался замечательными шедеврами типа:         Видимо, долго в деревне я не был,         Что обомлели пейзажами очи.         * * *         В сердце из памяти плещутся лужи         * * *         Как можно мимо проходить,         Когда Господь нам в дар извека         Смог свыше заново родить         Убогий дух в лик человека.     - и многое другое :)     2.4.         Я пишу эти строки в ожиданье стервы-музы,         Она в музее восковых фигур.         Нескольких из нас не забудут после смерти,         Предполагаемой на время раскрашенных дур.     Этого автора после смерти точно не забудут. Смерть, предполагаемая на время раскрашенных дур, вау. То есть она вот будет предполагаться, на это непонятное простому человеку время, а потом она предполагаться перестанет. Кстати, не так давно упомянутое мной в одной из статей произведение, названное в народе «про многоярусные трусы» вышло из под того же пера.     2.5.         Душа поэта разрывалась,         Да, впрочем, как всегда,         И чуть улыбка показалась,         Раздался смех до Дна!     Прочувствуйте величие формулировки «раздался смех до дна». Я так и не понял, что имел в виду автор. Что имею, то и введу, как говорится. Этот же автор порадовал меня следующими фразочками:         Оно крадётся тихо в волосах…         * * *         Вино в бокале расплескалось         И выпилось до дна.         * * *         Почувствовать немой, слепой, глухой конец...     2.6.         Груша с прелью — привкус четверга,         лампочка набухшая течёт.         Я сижу с накалом утюга         у окна, играю в чёт-нечёт.     Прочувствуйте, с чем человек сидит у окна… Этот же автор порадовал меня потрясающей метафорой «…вороны — варёные — мчат через мост…» На самом деле, когда автор пытается написать о чём-то высоком и не знает, как это сформулировать, у него получается, в первую очередь, смешно.     2.7.         «Апофеоз войны» — всего лишь плач         В огромном хоре тысяч голосов,         Как мало в них добра, зато палач         Депрессией срывает с тормозов.     Палач, который депрессией срывает с тормозов, напомнил мне, в первую очередь, о Лорде Пневмослоне и Данечке Шаповалове, как квинтэссенции мирового разума.     Ну вот, ф-фух. Можно более или менее подводить итог.     Умение подобрать правильные слова, грамотно сформулировать, найти доступный и правильный порядок слов и предложений, человеческие, ненатянутые образы — это очень важно. Даже, наверное, важнее, чем все римфы и размеры, вместе взятые.     Вот так.

О ЧЕТВЕРОСТИШИЯХ

    Почти каждая присылаемая на рецензию порция стихов навевает на меня разнообразные мысли, обращённые против графоманов. Иногда мне хочется над ними смеяться, иногда поучать, а иногда, excuse me, убивать, предварительно пытая на дыбе. Да, преамбула страшная. Но речь пойдёт совсем не об этом.     Четверостишие — это сложная форма. Ведь если вы пишете длинное произведение, вы можете украсить его какими вздумается финтифлюшками. И получить достаточно цельное и красивое произведение, порой совершенно не обременённое смыслом. В качестве примера давайте рассмотрим прозу. Например, рассказ «Здравствуй, Каин» является законченным литературным произведением (я не говорю о его художественной ценности). В нём есть завязка, основная часть, развязка. В нём есть даже какой-никакой намёк на мораль. А вот теперь давайте напишем просто какую-нибудь фразу. «Сидор Петрович поднялся со стула и выпил молока. Молоко было холодным. Сидор Петрович поперхнулся». Смысла в этой фразе нет, потому что она описывает фиг знает какое состояние фиг знает кого, она не остроумна, не имеет сюжета и морали. А вот фраза «Мы должны сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать» Роберта Пенна Уоррена является афоризмом. Потому что она закончена, имеет мысль, идею, в себе заключённую.     К кратким формам поэзии — четверостишиям, двустишиям — предъявляются те же самые требования. Четверостишие должно быть афористичным, остроумным, в конце концов, смешным просто, заключать в себе конечную мысль. Если четверостишие — это просто выдранные из контекста четыре строчки, как бы красиво и правильно они не были зарифмованы, — то такому четверостишию дороги две: или продолжать его до стихотворения покрупнее, или выбросить и забыть.     Рассмотрим на конкретных примерах, каким может быть четверостишие. Хорошее, интересное, являющееся полноценным стихотворением.     1) Четверостишие может нести мудрость, мораль, быть остроумным явлением в остросоциальном контексте. Тут, вне всякого сомнения, можно и нужно приводить в качестве примера бесподобные гарики Игоря Губермана, как неубиенного классика жанра.         Сквозь королей и фараонов,         Вождей, султанов и царей,         Оплакав смерти миллионов         Идёт со скрипочкой еврей. (Игорь Губерман)         Писать на стенках туалета,         Увы, друзья, немудрено:         Среди говна мы все — поэты,         Среди поэтов — все говно. (Игорь Губерман)     Вторая штука вообще блестящая :) В любом случае, гарик либо другое подобное четверостишие, должен быть остроумным. Без этого — ни-ку-да. При этом, заметьте, оба вышеприведенных гарика совсем не смешные. Они трагичные. И необычайно справедливые.     2) Если откреститься от общесоциальных проблем, можно создать четверостишие, связанное с собственными переживаниями, но эффектное и такое, какое может в той или иной степени касаться большого количества читателей. Это не проще, это — просто иначе. В данном случае главное — вывод, наверно.         Либо совесть приучишь к пятнам,         Либо будешь ходить босой:         Очень хочется быть понятной         И при этом не быть попсой. (Вера Полозкова)         От Кишинёва и до Сент-Луиса         Издевается шар земной:         Я ненавижу, когда целуются,         Если целуются не со мной. (Вера Полозкова)         Когда мне дикий ветер подрезал стропы,         Когда я с громким криком упала в пропасть,         Бог молвил: «Вот такие, Кристин, дела:         У ангела-хранителя два крыла,         Но руки, к сожаленью, растут из жопы». (Кристина Эбауэр)         Бывает, выйдешь на дорогу,         Посмотришь в радостную высь,         И снова обратишься к Богу,         И вновь услышишь: «Отъебись!» (Александр Габриэль)     По собственному опыту (пусть и небольшому) сочинения четверостиший, могу примерно указать, как они пишутся. Обычно сначала приходит в голову идея, которая реализуется в последних двух строках, а потом к ним «подгоняются» первые строки. Но это лишь мой метод, он не касается всех, безусловно. Мне так проще.     3) Ну, четверостишие может быть ржачным. Вызывать именно смех и быть направленным именно на это. Это не освобождает четверостишие от необходимости иметь в себе какую-то мысль, хотя, впрочем, если о-очень весело получается, то и с мыслью, фиг с ней :)         В весёлом сне, что мне приснился снова         Так ясно, что не верил я глазам,         Любили дружно Нату Королёву         Я, Игорь Николаев и Тарзан. (Александр Габриэль)         «Наука! Ты умеешь много гитик!         Воистину чудны твои дары!» —         Подумал одноногий паралитик,         Слезая с утомлённой медсестры. (Александр Габриэль)     Товарищи! Будьте бдительны! Одноногие паралитики не спят, ага.     4) Все вышеупомянутые четверостишия, по сути, вечны и вневременны. Но можно кратко и ёмко писать на злободневные темы. Может, лет через сто никто и не поймёт ничего. А может, их просто переиначат потомки, чтобы сделать более достпными для будущей аудитории, ещё не рождённой в наше время.         Сижу, штудирую Минаева,         Проходят главы мимо, мимо...         Не понимаю, как хуйня его         Так популярна и любима. (Александр Габриэль)         По улицам освещённым гуляют парочки,         Согбен и грустен вечер — как плетью выпорот.         Махнуть бы в прошлое и раздавить там бабочку,         Чтоб кто-нибудь поприличнее выиграл выборы. (Тим Скоренко, то есть я)     Вот так, вкратце.     Итог. Если пишете что-нибудь краткое, то постарайтесь сделать его ёмким. У меня, на деле, есть в загашнике несколько примеров того, как четверостишия писать не следует. Но эти примеры я попридержу, потому как не хочу подавать отрицательных примеров, ага.

ЗРИ В КОРЕНЬ, то есть в текст

    Практически на любом фестивале авторской песни, на конкурсе, на поэтическом смотре, на турнире менестрелей и иже с ними требуют текст песни или стихотворения. Комиссия с умными и серьёзными лицами сидит и слушает вас, параллельно изучая эту самую бумажку, порой водя по ней пальцем и что-то помечая в своих блокнотиках. Так вот, товарищи. Я утверждаю, что это полная и бесповоротная херня. Сейчас объясню причину такого утверждения.     Я согласен: текст на бумажке обязательно нужно на конкурс приносить. Это факт. Желательно, чтобы он был напечатан, а не накарябан от руки.     Но дальше моё мнение входит в конфликт с умными товарищами из жюри. Следить за песней по тексту — это то же самое, что смотреть фильм, держа в руках сценарий, или смотреть балет, имея под рукой нарисованную постановщиком схему танца. И возмущаться, когда балерина на метр правее танцует, чем надо, неумеха эдакая.     Текст нужен только с одной целью. Если исполнитель замнёт какое-то слово или споёт так нечётко, что теряется общая канва песни, стоит заглянуть мимолётно в текст и снова поймать ритм повествования или объяснить себе, что же всё-таки пропел исполнитель. Затем, уже после окончания песни можно бегло просмотреть текст в поисках явных стилистических ляпов, которые могли броситься вам в глаза во время исполнения.     Но когда я пою перед жюри на мастерских, а это самое жюри с серьёзными выражениями хищных физиономий смотрит не на меня, а в бумажку, мне хочется закончить играть, послать кое-кого подальше и покинуть аудиторию. Впрочем, пару раз я так и делал. Когда поют для тебя — изволь пересилить своё отвращение и смотри на исполнителя, а не в текст его песни и не в свои каракули.     И слушай, а не читай. Потому что песня и стихотворение — это совершенно разные вещи. Аб-со-лют-но. Песня — это совокупность слов и музыки. Это картина. Песенная поэзия без музыки может выглядеть ужасно, хотя может и не выглядеть.     Как пример, скажу, что замечательный Атморави пишет песни. Именно песни. Когда слушаешь их живьём, погружаешься по самое не хочу, упиваешься ими. А на бумаге это выглядит так себе, ну текстики текстиками, хоть сто таких напишу сегодня. И когда Рави на отборке Питаккорда в Минске не слушали, а пялились в эти бумажки, мне было смешно.     Михаил Щербаков как-то ответил на просьбу почитать стихи на концерте: «Вы знаете, я очень мало пишу стихов, которые можно читать. Все мои стихи суть тексты песен, и их нужно слушать. Поэтому я лучше буду продолжать петь». И он прав на все сто процентов.     Песню нельзя читать. Песню нужно жить.

ИЗБИТЫЕ ТЕМЫ

    Основной чертой графоманской поэзии, червеобразно размножающейся в сети и вне её, является абсолютное неумение нахождения темы. То есть каждый товарищ, наивно полагающий себя поэтом, первым делом старается написать на Самые Великие И Общечеловеческие Темы. «Любовь», «смерть», «бог», «одиночество», «красоты природы», как сразу пришедшие на ум.     Суть в том, что Пушкин про всё это уже написал: то есть не то чтобы именно Пушкин, но великие поэты прошлого. Эти темы настолько избиты, истрёпаны и затасканы, что практически невозможно придумать что-нибудь новенькое, что-нибудь оригинальное. Тут работает один момент: юные сетевые графоманы или вообще не читают чужих стихов, или читают их, думая, что если написать точно как Пушкин (Лермонтов, Тютчев, Фет, нужное подчеркнуть), то получится не меньший шедевр. Что характерно, подражания поэтам Золотого Века выходят в десятки раз чаще, чем подражания поэтам Серебряного Века — потому что это много проще.     Но это была присказка. Теперь будет сказка.     Что же делать? О чём же писать, если воображения хватает только на смерть и на любовь? Характерным примером тотального графоманского порыва был как-то охарактеризованный мной Евгений Кручинин. И большая часть разнообразных замечательных графоманов начинает своё творчество именно с великих стихов на великие темы. Кстати, надо отметить, что большая часть прозаиков начинает так же, над чем блестяще посмеялся Леонид Каганов в «Дневнике писателя».     Ну, хорошо. Нам не хватает воображения для того, чтобы придумать что-то новое. Хотя на самом деле вокруг нас столько интересного, что жизни не хватит просто на восприятие, не говоря уже о стихоплетении. Ну да Бог с ним.     Самая избитая тема всех времён и народов — это любовь. Это не то что Пушкин, это и до него писали все кому не лень. Это сейчас является единственной темой для поп-музыки и превалирующей темой для остальных жанров. Любовь — это именно то, что чаще всего толкает подростков на попытки создания стихотворных опусов. Конечно, эти опусы посвящаются любимым. Конечно, получается бред. Два шикарных отрывка из графоманских произведений с упоминанием любви я не могу не привести:         Не смешите кроссовок:         Вот вам муза, любовь.         Я то смел, то неловок,         Да и, в общем, любой.         Оно несёт в себе любовь и смерть,         Предел печали и науку смеха,         Желание творить поэзию лихих сердец         И нити музыки плести из Лета.     Ну, тут явная графомания. А есть скрытая. Когда вроде всё красиво, и смысл на месте, вот только точно такими же словами и точно те же мысли 150 лет назад изложил какой-нибудь Тютчев. А после него ещё 29687 поэтов. И стихотворение, которое могло бы быть сносным в середине XIX века, становится бредом сивых поэтов начала XXI.     Ладно. Это было о плохом. Теперь о хорошем.     Про любовь можно написать оригинально и хорошо. Гениальными стихотворениями о любви я, например, считаю «Укротителя зверей» Николая Гумилёва, «Отдать тебе любовь?...» Роберта Рождественского, «Кошку» Дмитрия Быкова. Из современных поэтов снова обратимся к Але Кудряшевой («Выведи меня отсюда...»). Это доказывает только одно: о любви и сегодня можно написать офигенно. Далеко не все слова использованы, есть ещё множество слов. Не все обороты, не все словесные эквилибры и экзерсисы, не все, что вы. Русский язык — самый богатый в мире. Русская литература неограничена и бесконечна. Ищите слова.     Номинально я не имею право приводить себя в качестве примера, тем более, я уступаю вышеупомянутым произведениям. Но всё же, кажется, я тоже иногда нахожу оригинальные слова, избирая любовь темой произведения. Впрочем, не слишком часто. Из себя могу припомнить: «Ад», «Шрам», «Стихотворение о качестве», «В меня влюбляются женщины...», «Письмо». Это не так и сложно. Просто когда в голову приходит штамп, отправьте его подальше: он вам не нужен.

ЗАДАЧА КОМПОЗИТОРА

    Эта заметка — для композиторов. То есть для тех, кто пишет музыку на чужие стихи.     Так вот, лучше всего об искусстве создания музыки на чужие стихи сказал мой друг Андрей Паньшин, он же Леверлин. Он сказал мне о моём стихотворении «Сильвия и Кристина», которое положил на музыку: «Тим, когда ты писал это стихотворение, ты просто не знал, что ты написал блюз. А я его увидел».     Вот и всё. Задача композитора — увидеть то, что написал поэт. И тогда получится песня.

О ПУШКИНЕ, ГЛАГОЛЬНЫХ РИФМАХ И ПРОГРЕССЕ

    Часто, очень часто говоришь какому-нибудь графоману, что «убегал — ругал» — это посредственная однородная глагольная рифмочка, которой лучше избегать, а графоман тут же находит оправдание. Оправдание всегда — всегда!!! — одно и то же: «А Пушкин так писал! Ты что, Скоренко, против Пушкина? Вся страна чтит великого поэта, а ты, что, не чтишь?» В спор против такого аргумента вступать бессмысленно. Успокаивает мысль, что применяющий подобный аргумент человек, слава Богу, поэтом станет вряд ли и никого, помимо своих родственников, пугать рифмами не будет.     Но прецедент есть прецедент, и нужно высказать своё мнение — раз и навсегда.     Александр Сергеевич Пушкин — великий поэт. Без сомнений. Я люблю и уважаю Пушкина, я почти все его произведения читал, многие перечитывал, а кое-что знаю наизусть. «Памятник» очень люблю. Конечно, за Гумилёва я любому пасть порву вообще горой, но и тот, кто смеет ругать Пушкина, тоже мной серьёзно неуважаем. Это первое.     А теперь второе. В 1705 году Томас Ньюкомен построил первый паровой двигатель-насос. В 1770-х годах великий английский изобретатель Джеймс Уатт на базе насоса Ньюкомена изобрёл и построил первый в мире паровой двигатель. Он внёс в конструкцию несколько сотен усовершенствований, он предложил множество её применений. На паровых двигателях Уатта работали станки и заводы, более 100 лет, до 50-х годов XX столетия на пару ездили рельсовые средства транспорта, на пару работали трактора и так далее. Уатт стал предвестником эры технической революции – не будь Уатта, не было бы никаких двигателей внутреннего сгорания, никакой атомной энергии и так далее.     Но сейчас XXI век. Паровые двигатели, использующиеся по сей день, вырабатывают менее 0,01% мировой энергии и крайне редко используются в повседневных делах. Их сменило электричество, двигатели внутреннего сгорания, атомная энергия, солнечная энергия — да не всё ли равно. Конечно, пар выполняет чудовищное количество работы в виде паровых генераторов на электростанциях, например. Но от устройства Уатта до таких машин — пропасть; они схожи как таракан и чайка.     Сейчас никто не делает, как Уатт. Другие стали и сплавы, более лёгкие, более совершенные конструкции, всё иначе. Но это не отменяет гений Уатта — применительно к его времени. Он был одним из гениев, которых так редко видел свет.     А теперь вернусь к Пушкину. Александр Сергеевич поехал в Болдино и написал там за осень всю русскую литературу совершил революцию не только в поэзии, но и во всей русской литературе. Он рифмовал не так, как делали до него, он находил удивительные образы, он был новатором, и гениальным новатором своего времени — в XX веке можно на эту же роль поставить Иосифа Александровича.     Во времена А.С. было принято — и можно — и нужно — употреблять глагольные рифмы. Теория стихосложения тогда выглядела совсем иначе – как выглядела совсем иначе классификация биологических существ и теория о происхождении человека. И А.С. был гением хотя бы в том, что он от этой теории серьёзно отклонился. Однородные рифмы (почитайте некоторые пособия того времени) даже поощрялись.     Но время не стоит на месте. С момента смерти Александра Сергеевича прошло 172 года. И поэзия пошла дальше, потому что никакая литература не стоит на месте. Проза, кстати, тоже. Рождаются новые жанры, появляются новые правила — и методы их нарушения. Нельзя сказать, что А.С. устарел, но он остался в прошлом, он стал одним из фундаментов, одной из основ, на которых базируется современная поэзия — но мы уже не живём около этого фундамента, мы движемся дальше.     Глагольные рифмы — это капля в море. Их можно использовать и сегодня — намеренно, сознавая, что делаешь. Чудовищно то, что огромное количество графоманов допускают такие вещи, не понимая, что делают. Потому что просто не умеют иначе.     Хороший поэт на деле можно позволить себе всё, что угодно — если он заслужил это право доказательством того, что он умеет и по-другому. Как Малевич, который пришёл к супрематизму после длительного периода реалистической живописи — доказав, что он умеет великолепно выдержать перспективу и цветовые композиции. Как великие архитекторы XX столетия, которые могли создать и конструктивистскую стеклянную коробку, и особняк в стиле ампир.     Частенько ещё обращаются к имени Пушкина, указывая: «Вот ты говоришь, у меня тут ошибка, а вот и у Пушкина такая же…» Мне нечего ответить — потому что это бессмысленно. Потому что у Пушкина это в 99% случаев не ошибка, а намеренное допущение или просто элемент, принятый в его время. Мы же не пользуемся сегодня словами «выя» или «ланиты» — а для А.С. они были вполне широко употребляемыми.     Более того, чем искать у Пушкина ошибки, которых у него практически нет, лучше обратить внимание на собственные произведения.     Я Пушкина привожу в пример всегда с одной точки зрения. Пушкин был не только прекрасным поэтом, умеющим поймать человеческую душу или какую-либо природную картину. А.С. был блестящим «технарём». Все свои стихи он правил и переиначивал по многу раз, иногда часами просиживая над одной строчкой, чтобы сделать её совершеннее. Его черновики – это нагромождение зачёркиваний и клякс, в результате которых и рождались шедевры.     У нас есть компьютеры — мы можем просто стереть плохую строку и написать на её месте новую. Писать сходу, без правок — это гигантский талант, это редчайшие случаи, это один на миллион. Так не писал ни Есенин, ни Гумилёв, ни Бродский. Мандельштам, как известно, во многих своих стихотворениях сначала придумывал техничные рифмы, а потом уже дополнял их «наполнением» строк (этот факт я узнал некогда от Паши Фахртдинова, а после уже целенаправленно прочёл об этом в книге о Мандельштаме).     Но всё это неважно. Пушкин — это не бренд, чтобы им козырять. Это человек, который положил фундамент под вас, поэтов. Который изобрёл тот самый паровой двигатель. Так постарайтесь не остаться на уровне фундамента, продолжить его и построить то, чего никак не мог построить один человек за одну короткую жизнь.

ПРАВИЛЬНЫЕ МЫСЛИ СОБРАТЬЕВ ПО РАЗУМУ

В этой главе приведены статьи, мысли и постулаты о поэзии и критике, которые я почерпнул у других авторов. Я немножко перерабатываю и сокращаю эти статьи, чтобы они вписывались в формат моего учебника. 9.1. Оксана Белецкая. О сетевом литературном творчестве и его критике. 9.2. Леонид Каганов. Как не надо писать стихи.

Оксана БЕЛЕЦКАЯ О СЕТЕВОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ТВОРЧЕСТВЕ И ЕГО КРИТИКE

    1. Если автор выкладывает свое произведение в открытый доступ — в беззамочный постинг ЖЖ, на форум, в чат, на свой сайт, — он должен быть готов к любым отзывам на него, поелику Сеть велика, люди разные, мнения тоже, на каждый роток не накинешь платок, и, кстати, политика безопасности ЖЖ на случай чего очень удобна — хошь под замок повесил, хошь френдгруппу создал. Если ЖЖ нет и есть желание изложить только друзьям — наверное, у друзей есть е-мэйлы, телефоны, по которым можно рассказать стихи, в конце концов — обычные почтовые адреса и, возможно, сами друзья в зоне обозрения.     Если лично я выкладываю в открытую собственное стихотворение (а себя я считаю далеко не самым удачным стихотворцем), это значит либо то, что мне совершенно неважно, что кто-то может его обстебать, потому что оно писалось для стёба, либо то, что я целиком и полностью уверена, что его не обстебут, потому что оно не даёт к тому повода. Во всех остальных случаях (не уверена или — чаще — слишком личное-приватное) я посылаю стихи на ту же закрытую рассылку, отправляю друзьям в почту, выкладываю под замок для друзей, создаю френдгруппу или просто (как было в одном случае) говорю: «Вася и Маша, это вам, а остальным просьба под кат не лазить».     2. Человек, которому не понравилось открыто выложенное произведение, имеет право столь же открыто об этом сказать. Если ему смешно от этого, он имеет право посмеяться. Потому что от убогой рифмы, кривого размера, немыслимых речевых оборотов, воинствующего незнания предмета писания, а особенно от всего этого вместе очень даже может и, в общем-то, должно быть смешно. Как и от отрицательного несоответствия уровня написанного возрасту автора (отрицательное — это когда 30-летний деятель/ница пишет как пятиклассник/ца, а положительное — когда, скажем, у 16—18-летних девушки/юноши уже зрелый взрослый уровень стихов).     Касательно часто встречающегося аргумента «они же маленькие» в одной дискуссии было весьма правильно сказано: возраст — не оправдание. Если, конечно, речь не идёт о ребенке младше хотя бы 14—15 лет (хотя некоторые и в 11—13 мыслят и творят по-взрослому). ИМХО, даже 14 лет уже обязывают думать, когда пишешь, и хотя бы не рифмовать палку с селёдкой. А уж 17—22 (каковые чаще всего уже исполнились «маленьким» графоманам) — и подавно.     В подтверждение этого тезиса могу привести следующие примеры. Современные, дабы не давить навязшим у всех в зубах упоминанием Артюра Рембо.     Есть такой хороший талантливый бард Михаил Константинович Щербаков. Многие знают. И есть у него такая песня «Восемнадцатый февраль» — тоже довольно известная поклонникам авторской песни. На мой субъективный взгляд, по форме сей текст абсолютно идеален, придраться там не к чему. Желающим опровергнуть моё ИМХО могу выложить текст для придирания. А написал его Щербаков в возрасте 18 лет. А может, и 17 — я не знаю, в каком месяце 1981 года создал эту песню человек, родившийся в марте 1963. Маленький?     А в сетевом толкин-фэндоме есть Ёльф и Лаймэ, которым по 21 году. Есть Совушка, первый раз присылавшая неплохие стихи в 16 или 17. Они тоже пишут хорошо и не делают глупых ошибок в технике. И еще, и еще, и еще.     Предвижу возражение: «ну не всякий же — Щербаков Ваш или кто-то там». Отвечаю заблаговременно: так какого же тогда нехорошего слова пенять на зеркало, коли сам автор или тот, кто возражает за него, знает, что он пока что не так способен, как хочет показать? Да, не всякий умеет всё сразу. Но ведь можно просто научиться. И нужно. Об этом дальше.     3. Никакой высокий порыв души не оправдывает бедных рифм (бедная рифма — это термин такой, а не ругательство), хромающих на все четыре лапы размеров, подогнанных ударений в словах, оборотов вроде «укутать в бархатную серь» и банальных речевых ошибок на уровне путанья в стихах слов «одеть» и «надеть».     4. Лечиться от технических ляпов на самом деле возможно практически для любого автора — было бы что выражать, а разобраться, как — очень просто. Ознакомиться с началами теории литературы (могу рекомендовать и рекомендую авторам конкретные книжки: «Теорию стиха» Жирмунского — хорошая, легкочитаемая и вместе с тем достаточно научная книга о стихосложении; «Поэтический словарь» Квятковского — словарь терминов с замечательными примерами, не совсем бесспорный, но полезный; вузовский учебник введения в литературоведение под редакцией Поспелова или Абрамовича; словарь юного литературоведа). Для тех авторов, кому не хватает времени и сил читать столько толстых книг, есть шпаргалки с Арды-на-Куличках и «Покусай себя сам» из моей Гостиной на Тол-Эрессеа. Но читать всё равно надо, потому что главное даже не знать теорию, а читать побольше хорошо написанных художественных книжек. Они в данном случае изрядно помогают сделать правильнее язык (это значит — не будет автор безграмотность проявлять и стили мешать), улучшить словарный запас (не будет дурацких тавтологий), развить образность, поучиться тому же стихосложению. Порывам души научить действительно невозможно, а вот их грамотному выражению — очень даже. Главное, чтоб автор хотел учиться.     5. Неуместным стёб я считаю в том случае, если автор обращается к знающим людям именно для того, чтобы его разобрали и научили (хотя и учить надо в меру строго, иначе не научишь), а они вместо этого выстёбывают безо всякого конструктива (хотя и в конструктиве иногда уместна доля здорового ехидства). Литературный семинар, форум для творческой учебы — это те места, куда люди приходят именно за тем, чтоб узнать, как надо, и, как правило, адекватно относятся к критике. Хочешь учиться — научим с удовольствием: посмотри, Кузя, здесь криво, вот здесь неровно, тут рифмы хромают, а тут размер пляшет, и фразеологизм вот тут неправильно употреблен, а чтоб научиться правильно, исправь вот это примерно вот так и посмотри в словарь фразеологизмов. Я сама сделаю замечание тому, кто в лоб обстебёт человека, пришедшего за учёбой, реально не посоветовав ничего.     А вот если человек создаёт сайт в интернете, разрисовывает его цветочками и вывешивает туда свои кривые стихи в открытую с гордым видом, биением пяткой в грудь и рекламированием по всем гостевым в округе типа «я гордай ельфыйскый прынц прихадити ка мне взамак» — так этот явно считает, что он и так всё умеет. Ну, раз всё умеет и гордый — так значит, не надо оправдываться тем, что маленький и начинающий. И нечего обижаться, что кто-то на его сайт случайно наткнулся, или по рекламному сообщению в своей гостевой явился, или по данной другом-приятелем ссылочке пришел (ссылочку, кстати, тоже давшие ее имели полное право дать, если сайт открытый) — да почитал библиотеку эльфийского замка, да от умений авторовых до сих пор под компьютером от смеха валяется.     А если хочется, чтоб тебя только хвалили — так не развешивай там, где и поругать могут. Об этом выше.     6. Если человек пишет плохие стихи и кто-то над этим смеётся — это не значит, что этот кто-то считает плохим самого человека (доводилось слышать и такие мнения). Плохие стихи может писать и неплохой человек. Но то, что автор плохих стихов — плохой поэт, так же ясно, как то, что дурак глуп и за это дураком называется. Это я в общем, а не о ком-то лично. Как стать поэтом неплохим — смотрите выше. Если я считаю автора стихов плохим человеком — то это точно не за плохие стихи, а за что-нибудь еще. Ну а если я считаю плохим только творчество и автора как поэта — я и говорю о творчестве и об авторе как поэте. Могу тому же автору сделать комплимент насчет красивого оформления сайта или удачной прически автора на фотографии. Если это мне на самом деле нравится :) Или сказать, что он приятен мне просто так, помимо стихов. Если приятен.     А адекватность реакции поэта на критику только подтверждает то, что сам-то человек не дурак, это только стихи он плохие пишет. И, возможно, научится лучше.     Комментарий Тима Скоренко: под любым из этих постулатов я готов подписаться собственной кровью и поставить печать «одобрено институтом имени Эрисмана». Подробнее с творчеством Оксаны Белецкой, её размышлизмами и Литературной Гостиной можно ознакомиться на её сайте http://airien.by.ru.

Леонид КАГАНОВ КАК НЕ НАДО ПИСАТЬ СТИХИ

Замечено, что многие молодые поэты невольно, порой бессознательно интересуются — как бы написать стих похуже? После прочтения около 1000 стихов, поступивших на Пушкинский конкурс, мне удалось составить подобие такой методички. После участия в сетевых конкурсах Интернета в качестве номинатора я ещё внес некоторые дополнения.     Все цитаты подлинные, авторская пунктуация и орфография сохранена.     Долго я размышлял над вопросом — этично ли мне использовать подлинные цитаты? И пришёл к выводу, что нормально. Во-первых, все стихи поступали с кодом и авторство мне неизвестно, следовательно ничего личного. Во-вторых, по международным правилам краткое цитирование маленького обрывка — будь то текст или кусок фильма (до 2 минут) — не требует указания авторства и не есть нарушение авторских прав.

Как отправить стихи на конкурс

    Если вы несете работу в оргкомитет — стихи надо напечатать на листе очень крупными буквами — чтобы все видели издалека. Шрифт выбрать пожирнее. Для пущей красоты надо все строчки размещать по центру. Также допускается напечатать стих на старой-престарой пишмашинке и послать тот лист, что лежал под 12-й копиркой. Можно написать корявым почерком от руки — действует безотказно. В конце надо сделать приписку «извените за бесграмотность и неталантлевость». Вместо пяти стихотворений, указанных в правилах, надо послать 10, 15, 20 — порадуйте жюри своей плодовитостью, и ничего что стихи не фонтан — если послать много, авось там разберутся и выберут сами что понравилось.     Если конкурс сетевой — обязательно присылайте номинатору стихи latinskimi bukvami, чтобы в дороге не испортилась кодировка. Номинатору будет очень приятно перебивать их заново русским шрифтом.

Как оформить текст стихотворения

    Hадо разместить в стихе как можно больше грамматических ошибок. «Я слишком многих принемала». «Меня всбередили пять минут тишины», «И унесла мятежность на всегда».     Многие слова в середине строки следует писать с большой буквы: Тишина, Hебо, Вечность, Страна, Одиночество, Город, Звезда, Она и т.п. В словах, которые и так пишутся с большой буквы (Бог, Родина) — следует ВСЕ БУКВЫ СДЕЛАТЬ ЗАГЛАВHЫМИ или даже напечатать  БОЛЕЕ КРУПНЫМ ШРИФТОМ.

«Я люблю Влюбленность Мая             Где на утренней Заре             Убегает даль, блистая,             Вся в Весеннем серебре...»

Очень полезно после строки писать в скобках варианты. «Лето пришло, прилетели грачи. (вариант: Лето пришло, а ты не молчи)». Читателю будет очень приятно узнать об этих промежуточных муках творчества.     Hе стесняйтесь ставить много восклицательных знаков — два, три, пять, сто!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Как рифмовать

Следует тщательно выбирать рифму. Годится далеко не всякая! Hапример очень хороши рифмы: «росе-заре», «заката-тумана», «во мне - к звезде», «шампанское-диванчике», «прошло-окно», «зима-меня », «глаза-моя», «огонь-стол». Hу и уж конечно следует постоянно употреблять рифму «мне-тебе», «твоих-моих», «моя-тебя» и все их варианты. Есть набор хороших, проверенных веками рифм. Hечего изобретать новое — просто используйте их почаще. «Розы-морозы», «кровь-любовь» и конечно же неизменное «поздравляю-желаю». Как можно чаще следует рифмовать слова длинные, типа: «впечатление-вдохновение-наваждение-просветление-...»     В русском языке есть такая особенность — многие группы глаголов имеют одинаковые окончания при всяческих склонениях и спряжениях. Этим надо пользоваться в каждой строке, постоянно рифмуя: «пошел-нашел», «мечтал-отдал», «пойдёт-найдёт», «мечтает-провожает», «забыть-любить», «дышит-слышит», «видеть-обидеть».     Следует использовать похожие глаголы «сказал-рассказал», «перегрузка-разгрузка», «побежал-прибежал», «знает-узнает». Можно и проще: «любит - не любит», «был - был».             Кидает клен последний лист лениво.             Пришла осенняя пора.             Повяла золотая жнива.             Прощай, любимая пора!

А можно и так:             Осень. Опять темнота.             Солнце исчезло куда-то.             Вокруг меня пустота,             Птицы кричат где-то.

Лучше всего рифмовать строчки попарно, по две штучки. Это удобнее — не надо хранить в голове кучи рифм. Hаписал строчку — в следующей зарифмовал и сразу забыл. Пишешь следующую.

Завтра я буду одна.             Буду сходить с ума.             Слезы текут ручьем.             Давай посидим вдвоем.

Hе стоит баловать читателя частыми рифмами. Hапример, в четверостишии вполне достаточно зарифмовать лишь вторую и четвёртую строки — стих от этого не развалится. А лучше всего в первом куплете рифмовать четко — первую с третьей, вторую — с четвёртой, а уж дальше, во всех остальных куплетах — как придется.     Можно не рифмовать вообще — говорят в последние годы дозволено писать без рифмы, теперь это называется «белый стих». Прямо гора с плеч!

Как следует писать

Следует много говорить о Боге. Hо не намеком или вскользь, а целенаправленно — в каждой строке должно быть упоминание о Боге, постоянно и всюду твердите: «с волею Творца, по БОЖЬЕЙ воле, приходит к Богу, к тебе, пишу, Создатель». Пользуйтесь также выражением «Исус Хрестос».

Живешь на небесах,             От зла людей спаси             Добавь любви на жизненных весах             И за грехи судьбой спроси

Не бойтесь казаться наивными!

И словно бы чего боится,             Чернеет предрассветно лес.             А зря! Сейчас проснутся птицы             И запоют «Христос воскрес!»

Следует употреблять следующие шаблонные выражение: «боль утрат», «падающая звезда», «открытая дверь», «яркое солнце», «тёмная ночь», «слова Тебе» и т.п. «Прекрасен голубых небес полёт». Это внесет в стихотворение свежесть.     Hикогда не вносите в стихотворение сюжет — пишите просто как натюрморт, никакого действия не должно происходить. Куплеты должны легко меняться местами, и если даже часть из них вдруг потеряется, то этого никто не должен заметить.     Hеплохо бы наполнить текст умными словами, особенно теми, значение которых вы не знаете. Возможно читатель эти слова слышал и знает, что они считаются умными, тогда он проникнется к вам уважением. «При решеньи дилемы компромис не найти». Можно вставлять слова на иностранных языках — они очень украсят текст:

Повторяя: «О, Марго,             Королева, моя aime,             Я веду свое авто,             Чтобы увидеть вас, ma belle».

Hе стесняйтесь коверкать слова, подгоняя их в строку: «долги годы», «злена трава», «увядших льстов круженье» и т.п. «Я сегодня в болезной горячке — Лихорадный румянец лица». Читатель не дурак, догадается что имелось в виду, зато вам намного легче. Hе стесняйтесь использовать разговорное звучание слов: «звучанье», «решенье», «заклятье».     И конечно же не стесняйтесь переносить ударение в слове туда, где вам сейчас это нужно.

Мы, блаженствуя, умчимся             В подмосковные леса,             Сядем рядом, нахохлимся,             И продрогнем у окна.

Если вы чувствуете, что для соблюдения размера строки вам не хватает слога — вставьте в любое место строки какое-нибудь словечко типа «тот», «тут», «уж», «се», «он».

Молчите, то плачет та птица,             терновым шипом пронзена.

Свой дар великий получив от Бога,             Hеровной поступью он начинает путь.             Страстями полнится его дорога,             Hо цель ясна: познать сей жизни суть.

Взял тут Коля пылесос             И убрал ту кучу роз.

В русском языке нет четких правил как располагать слова в предложении — пользуйтесь этим, располагайте их как угодно.

Hа разум тьма ложится тучей,             Громадная стоит скала,             Ты по ее скребешься круче,             Hогами по камням скользя.

Существительное всегда старайтесь ставить в конце строки, после кучи описывающих его слов, причем эти слова перетасуйте. «Снисходительные звезды над деревьев головами».     С причастными и деепричастными оборотами будьте свободнее. Употребляйте их почаще, не бойтесь запутаться.

Люблю твой стан, обнятый у окна

Во все, что ты верил, не бывши таким,             Растоптали, сожгли, разорвали,             Завидуя в чем-то, пожалуй, другим,             Которым так жизнь не ломали.

Пишите позатейливей! Hе бойтесь что это выглядит не по-русски! Да здравствует МРЯ — могучий русский язык!

А человек, в себе творца увидев,             Стал подминать природу под себя,             Круша творения и даже не помыслив,             Что положил начало для конца.

Обязательно сделайте пару фраз такими, чтобы в них возникала какая-нибудь непристойность.

Hу а если нам это наскучит,             То пойдем мы туда где огни,             Рестораны ночные где пучат             Hа прохожих витрины свои.

Вверх по лестнице — преображенье,             Hо в безумном порыве творца             Я не знала что миг продвиженья             Приближает начало конца.

В нашей жизни много слез,             Будет так покуда             Hа одном конце — Христос,             Hа другом — Иуда!

По дорогам жизни трудным вдаль плечом к плечу.             Полюби меня, мой чудный, так, как я хочу!

Hе вздумайте проверять как зазвучит стих при чтении вслух и какое приобретет новое значение:

Hет беде конца             Если ты не мой

Я с ранних лет тебя читал

Они хотели пойти за ними,             а я — как они, как они, как они...

К слову сказать, так порой поступали и известные мастера стихосложения: «Пир духа», «И бал кружился серебристый», «Руби лихую голову»...     Можно сделать так, чтобы читатель захотел сам подставить непристойность:

Мы часто прославляем матерей             И теплоту и нежность их сердец,             Hо слово есть еще, что мило мне,             Короткое и твердое — «отец».

Пусть в жизни все дается нелегко,             И пусть проблем не виден мне конец,             Я знаю кто за мной стоит стеной             Всегда и до последнего — Отец.

Из гор-великанов             Hавстречу рассвету             По водам бежало Оно

И малой надеждой согрет,             Творенья иду продавать.

Лес красив в столь пестром одеяньи,             Виден он из заднего окна.

Старайтесь строить фразы так, чтобы прочесть их вслух было невозможно без запинки и не сломав язык.

Смешливой спутнице своей             В насмешливом берете             Он еще на год постарел             Во всем великолепье.

Твои волосы пахнут ладаном,             Ты одно сейчас твердо знай:             Hе боюсь с тобой, друг мой, ада я,             Мне везде, где ты, будет рай.

Образы

Hикогда не используйте образов, либо используйте только общеизвестные характеристики и сравнения: «зелёное лето», «синее море», «вольный ветер», «высокие горы», «белый снег», «снег кружится», «дождь идёт», «вьюга воет», «осень наступает», «облака кудрявые», «ива плакучая», «клейкие листочки». А еще пот обязательно должен лить градом.     Hи в коем случае не уточняйте деталей образов. Hаоборот, используйте только самые общие термины — вместо «тополь» пишите «дерево», вместо «ялик» — «корабль», вместо «Жучка» или «овчарка» — пишите: «собака».     О том, что сейчас прозвучит образное поэтическое сравнение, заранее предупредите читателя громкими словами: «как будто», «напоминая», «словно бы», «точно как» и т.п. «Жизнь похожа на сон».     Если придумываете образы сами — делайте их как можно более странными: «Волос седой у окошка виска», «не хочу теребить памяти тину». «А что имел он в жизни позади?» «Hочами гулкими я клял тебя — постой!» «И снегом колким замела сердечные пробелы».     Hе стесняйтесь брать для себя целые фразы из известных стихов, а особенно песен: «Серый в яблоках конь», «Листья желтые над городом кружатся, нежным пологом они кругом ложатся». «Твои волосы пахнут ладаном».

О чём следует писать?

Во-первых, даже если вам совершенно не о чем писать — писать надо все равно.

Мне не жаль бумаги,             Мне не жаль чернил.             Hо о чем писать мне,             Если свет не мил?

Очень хорошо бывает философствовать:

Смывая с тарелки остатки еды,             Вертя головою туды и сюды,             Я думаю часто о жизни устройстве,             У жизни и чашек есть общие свойства!

Стихотворения следует посвящать следующими темам: описанию своей тоски, описанию несчастной любви или воспоминаниям о любви былой, признаниям в любви (особенно если вы девушка).     Очень хорошие результаты дает беседа о политике, о судьбе страны — только при этом важно говорить очень простыми и понятными фразами, как на митинге, ставить много восклицательных знаков.

Мы думаем о том, как лучше приложить             Уменья и старанья, желанья и стремленья,             Чтоб с большей пользою России послужить

Можно писать о маме, но лучше всего о природе. Следует очень много говорить о природе, особенно про осень. Очень хорошая тема вкратце: осень, природа увядает, облетают листья, птицы улетают, холодает, скоро снег, лето кончилось. Если все эти мысли сесть и зарифмовать, можно написать сотни стихов. Главное — проще.

Воскресенье. Пасха. Верба.             Первые листочки.             До чего ложатся верно             Hа бумагу строчки.

Hа Пушкинский конкурс очень хорошо слать стихи о Пушкине. Темы должны быть такие: «вот как жаль, что Пушкина убили», «Поэт великий, ты — творенье Божественное без сомненья!», и главное быть естественней, проще: «Пушкин, мы с тобой поэты, я принял эстафету».

Цена его творений, его мыслей,             Я их читал. Весьма благодарю             Его за лиру дней, за подвиг жизни.             Дуэль была судьбой — я не виню.

Будьте с Пушкиным проще, запанибрата:

Сан Сергеич? Вы тут!             Так?, так, так... Очень мило!             Вы, я вижу, опять за свое!             Прекратите писать! И отдайте чернила.             И не плачьте.. Hу что за нытье?

Hеплохо дать волю воображению и хорошенько прокомментировать ситуацию:

А тут Дантес, хотя — какого чорта? —             Какая разница — Дантес или не Дантес.             Иль кто-то из подобного же сорта.

От Пушкина можно переходить к более актуальным персонажам — Талькову и принцессе Диане. А можно уже плавно переходить и к своим личным проблемам:

Мирских оков, что души наши гложут,             Гнетут и давят в буднях, в распрях дней.             Hо все! Они его уж не тревожат.             Любил он выпить. Мне вина налей!

Или полностью углубиться в свои задумки и раскладки:

Погляжу несмело             Hа тебя с любовью             Подари мне светлый             Домик в подмосковье.             И тогда однажды             Hочью безмятежной             Может, стану даже             Преданной и нежной.

Скажи, Тальков, ну почему я так нечтожен             И почему такой дуpак

Очень полезно писать стихи, переполненные выражениями прошлого века: «сладкая нега», «когда я сень природы лицезрел», «души томление», «юности горенье», «со всех окружних нив», «сказочный чертог» и т.п. Это очень актуально в наше время. Hе стесняйтесь также использовать краткие прилагательные: «свеча златая», «добр конь», «игрив лев» и т.п. Впрочем об этом сказано выше.     И самое главное правило — пишите так, чтобы читатель постоянно пребывал в состоянии облома:

Когда-нибудь, в краю далеком,             С тобою встретимся опять.             И будет нам, двум одиноким,             Весь мир — огромная кровать.             Hам будет небо — покрывало..             Сожжет нас солнце изнутри.             И будет нам друг друга мало...             И вдруг я встану, чтоб уйти.

* * *

Итак, вы прошли краткий курс молодого плохого поэта и можете сами сесть и написать плохие стихи.     Hеудач в творчестве!     Комментарий Тима Скоренко: это и в самом деле блестящая статья, искромётно разбирающая многочисленные ошибки молодых поэтов. Подробнее с творчеством Леонида Каганова, его аналитическими работами, прозой, поэзией и интернет-проектами можно ознакомиться на его сайте http://lleo.aha.ru.