Конфлюэнтный период первичной интроекции (от рождения до 7-9 лет)

В начале описания этого этапа поясню его название. Слово «конфлюэнтный» отсылает нас к специфическому способу организации контакта, характеризующему данный период в развитии self, а указание на интроекцию позволяет учесть центральный для этапа механизм, определяющий развитие self. Начнем с описания развития отдельных функций.

Первоначально у младенца ни одна из функций не развита в достаточной степени, обеспечивающей хоть сколько-нибудь независимое устойчивое психическое функционирование. Поведение определяется некоторым незначительным набором инстинктивных способов организации контакта – плачем, хватанием, сосанием. Именно поэтому self остро нуждается в доноре, которым первоначально выступает мать. Впоследствии список доноров расширяется до ближайшего окружения – отца, родственников, воспитателей и т.д. Поясню, что я подразумеваю под донором. Поскольку функция ego у младенца не развита, для подержания своей жизни он нуждается в людях, которые бы обеспечили наличие контакта за счет своего присутствия. Тем не менее, ввиду отсутствия способности к выбору у маленького ребенка, определяемой его функцией ego, отношения могут строиться лишь по модели конфлюэнции. Исполняя роль протеза, или костыля, для зарождающейся функции ego, окружение в свою очередь посредством интроекции формирует первичные ego-модели, являющиеся прообразом полноценно развитой функции.

Развитие функций id и personality также целиком основывается на отношениях с донором. Ребенок первоначально не имеет ни малейшего представления о том, как называется то недифференцированное возбуждение, которое он испытывает. Лишь по ходу развития в течение первых лет жизни это возбуждение постепенно начинает маркироваться как желания и чувства [2, 3, 4, 11]. Соответствующие же названия недифференцированного до этого возбуждения появляются лишь посредством родительской интроекции по принципу социального наследования^[2]. Этот же механизм лежит в основе появления первых представлений о себе и окружающем мире. При этом стоит отметить еще одну немаловажную особенность этого этапа. С одной стороны, интроецированные чувства и желания, а также идентификационные представления ввиду отсутствия ясно сформированной границы контакта со средой не могут быть в полной мере ассимилированы, с другой же – оказываются чрезвычайно устойчивыми и резистентными по отношению к более поздним влияниям.

^[2] Под принципом социального наследования я подразумеваю способ передачи содержательной и процессуальной информации, относящейся к self. Ребенок принимает в наследство от родителей их способы организации контакта в поле с соответствующими им чувствами, желаниями, представлениями о себе и окружающем мире, а также способами обращения со всеми этими проявлениями. На начальном этапе своего развития self со всеми его функциями ограничен соответствующим личным опытом родителей с релевантными ему деформациями и моделями психических проявлений. Например, ребенок не имеет возможности маркировать возникающее возбуждение как нежность или гнев, если в рабочем лексиконе родителей эти слова отсутствуют, так же, как и отсутствует соответствующий опыт обращения с лежащим в основе этих переживания возбуждением. Подробнее об этом феномене и механизмах, лежащих в его основе можно прочитать в более ранних работах автора [2, 3, 4].

Проблема власти в поле, как уже становится очевидным, разрешается посредством ее локализации в окружении. Сначала дисбаланс власти носит тотальный характер, с течением же времени радикальность смягчается за счет зарождающейся функции ego. Тем не менее, «контрольный пакет акций self» в этот период развития по-прежнему остается за окружением, которое и определяет специфику прохождения этапа, а также ядерные функциональные образования.

Несколько слов относительно взаимодействия функций на этом этапе. Все три функции оказываются в это время под сильным интоксицирующим влиянием среды, определяющим не только их развитие, но и взаимодействие. Так, например, инроецированные формы поведения и организации контакта поддерживают соответствующие проявления чувств и желаний (имеющих также интроективную природу), подтверждая в итоге имеющиеся интроецированные представления. Верно и обратное – интроецированные образы себя и среды инициируют адекватное им поведение и совершаемые «выборы», сопровождаясь более или менее неконфликтным образом соответствующими эмоциями и чувствами, подтверждая «правильность» удовлетворяемых потребностей. Так выглядит «гладкий» вариант self-динамики на этом этапе. Гармоничность такого функционирования определяется как внутренней непротиворечивостью self доноров, так и согласованностью их действий.

Дисгармоничность же отношений доноров, а также внутренняя расщепленность их self создают, как правило, значительный конфликт, регулируемый уже не соответствием и взаимоподдержкой функций self ребенка, а значительно выраженной, а иногда и разрушительной тревогой. Пожалуй, именно в этом коренится клиническая проблематика большой психиатрии. На этом этапе ввиду зависимого положения self он оказывается чрезвычайно уязвимым к переживаниям тревоги, которую регулировать пока не в состоянии. С другой стороны, деформирующим и препятствующим развитию фактором может выступить также self-ригидность доноров. В этом случае любое отклонение от «рекомендованных» self-проявлений насыщается также значительной тревогой, мотивирующей возвращение в self-стандарт. Поддерживающие этот механизм стыд и вина могут хронифицироваться, затормозив процесс дальнейшего развития self или деформировав его до депрессивного, аддиктивного или нарциссического функционирования. Кроме того, собственная self-нестабильность доноров, провоцирующая их функционирование в режиме осознаваемой или неосознаваемой, но всегда неконтролируемой и некупируемой тревоги, также с неизбежностью дестабилизирует self-процесс ребенка, затормаживая процесс дифференциации функций self. Думаю, не стоит даже упоминать о деструктивном для ребенка значении отчуждения доноров. В этом случае формирующийся self вообще оказывается лишенным источника питания, фиксируясь в депрессивном или шизоидном состоянии. Отказ же в донорской поддержке по ходу развития этапа чреват преждевременной сепарацией и изоляцией функции ego от функций id и personality, что может привести к формированию способа организации контакта по нарциссическому типу.

Что касается ресурсов, необходимых для развития на этом этапе, то они неизбежно вытекают из вышесказанного. Формирующийся self нуждается в стабильном, открытом контакту и достаточно гибком донорском окружении. Во-первых, родитель должен быть достаточно чувствителен и открыт к пока еще недифференцированным проявлениям ребенка. Несмотря на возможность ошибки доноров в интерпретации желаний и переживаний ребенка, коренящейся в собственном родительском несовершенстве, учитывая естественный интроективный характер начального развития, следует отметить, что именно родители помогают ребенку называть его переживания. При этом важно быть открытым для обратной связи ребенка и вытекающей из нее возможности коррекции своего влияния. Во-вторых, важнейшим условием развития является стабильность раннего окружения ребенка, позволяющая использовать неизбежно возникающую тревогу у ребенка для творческих, а не деструктивных целей. И, в-третьих, поскольку родители выступают моделью способов организации контакта со средой, важнейшей составляющей процесса развития является трансляция ребенку возможности быть в близких отношениях, которая (как, я надеюсь, станет ясным из описания дальнейших периодов развития) венчает процесс развития здорового полноценного творческого self.

И, наконец, немного о перспективах в развитии, уже заложенных в виде потенций и интенций на этом этапе. Итак, развитие естественным образом должно разворачиваться в направлении дальнейшей дифференциации функций, смещения локуса власти в поле с окружения к себе, творческого экспериментирования в применении self к внешней по отношению к семье среде, а также постепенной переориентации с иерархических отношений на партнерские.