Mezhdu_Vostokom_i_Zapadom_2017

факт существования различий между скифским и сарматским искусством с этническими различиями междуэтиминародами.ВкачествеотличительныхчертсарматскогозвериногостиляРостовцевназывал полихромию (использование многоцветных вставок) и преимущественное изображение сцен терзания и борьбы животных (Rostovtzeff, 1929: 55–56).

Согласно превалирующей точке зрения, предметы «нового звериного стиля» оказались в Северном Причерноморьевместесочередной«волной»мигрантовсдальнихвосточныхтерриторий,какрезультат их «инфильтрации» в среду местного населения (Rostovtzeff, 1929: 106; Засецкая, 1980; 1989; Скрипкин, 1990). Основным методическим недостатком этой концепции является исходное положение, согласно которомупоявлениевматериальнойкультуреновыхкатегорийпредметовилипредметовновогооблика происходит вследствие миграций и этнических трансформаций. Не принимается во внимание возможность распространения предметов звериного стиля и их археологизации в виде ключевых элементов погребального ритуала под влиянием других факторов, в частности политического.

Врамкахэтническоймоделизвериныйстильсарматскоговремениобычнорассматриваетсякак«народное искусство». При этом практически все находки предметов сарматского звериного стиля обнаруженывпогребенияхэлиты(случайныенаходки,видимо,такжесоставляличастьподобныхкомплексов). В большинстве случаев они изготовлены из драгоценных металлов и очевидно являются предметами престижа. Связь с элитарной культурой делает предметы звериного стиля важным источником для изучения культурно-политических процессов в древних обществах Северного Причерноморья, поскольку элита разного происхождения играла наиболее активную роль в политической жизни любого общества. Этот информационный потенциал источника до сих пор не задействован. Поэтому представляется целесообразным использование для изучения феномена звериного стиля инструментария мир-системного анализакакнаиболееэффективногонасегодняшнийденьспособавыявленияихарактеристикисоциальных связей различного масштаба.

Мир-системный метод изучения объективной реальности впервые был сформулирован И. Валлер- стайномвначале70-хгодовХХв.(Wallerstein,1974),впериодповсеместногосближениягуманитарного

иестественнонаучногознания,нарядуспоявлением«новойархеологии»(Renfrew,Bahn,1991:34).Мирсистема – это совокупность одновременно функционирующих сетей взаимодействия социальных групп различногомасштабаистепенисложности.Приэтомсетивзаимодействия–этосистемыканаловсвязей, функционирующиечерезпосредствоотдельныхиндивидуумовиихгрупп.Подмир-системныманализом вширокомсмыслеподразумеваетсяспособпознаниясоциальнойреальности,прикоторомненациональные государства, но мир-системы являются базовой единицей социального анализа (Wallerstein, 1974, 2004; Chase-Dunn, Hall, 1997; Kardulias, Hall, 2008). Отмечается, что применение данного метода пре-

доставляет дополнительные возможности в изучении многокультурных систем и динамики социальной эволюции (Chase-Dunn, Hall, Turchin, 2007: 133).

Чейз-Данн и Холл утверждают, что разные виды взаимодействия различаются по своим пространственным характеристикам и степени значимости для функционирования мир-систем. Они выделяют нескольковидовсетей,различающихсяпомасштабу:(1)информационныесети;(2)предметыпрестижа;

(3)политические/военныесети;(4)товарымассовогопотребления(Chase-Dunn,Hall,1997).Помнению исследователей,крупнейшиесети–этоте,посредствомкоторыхосуществляетсяперемещениеинформа- ции.Обычноболееузкимявляетсясетевоевзаимодействие,основанноенаобменетоваровпрестижаили роскоши. Следующая по масштабу сеть включает политии, которые находятся в союзе или в состоянии войны друг с другом. Наиболее мелкие сети – это те, которые основаны на разделении труда в производстве предметов, удовлетворяющих основные повседневные потребности, таких как продукты питания

исырье (Chase-Dunn, Hall, Turchin, 2007: 135).

Сразу после выхода первых работ, в которых мир-системный подход был использован для анализа социально-экономическойсистемыновейшеговремени,сталопонятно,чтоэтотметодможетбытьтакже применен к ряду культурно-политических ситуаций древней истории (Ulf, 2009: 85). Базовые элементы мир-системного анализа практически сразу вошли в употребление археологов и историков древних обществ (см.: Kardulias, Hall, 2008: 573). Особенно плодотворным с методической точки зрения было объяснение причин появления аналогичных или сходных артефактов в различных культурах не следствием одностороннеговлиянияоднойкультурынадругую,акакрезультатсуществованиясистемысвязей.При этоммногиеположениятеориимир-системпоследовательноподвергалиськритикесостороныархеоло-

гов (см.: Feinman, 1999). В числе прочего отмечалось, что приверженцы этого метода концентрируются преимущественнонамоделяхширокогопространственногомасштаба,игнорируютрольнеутилитарных (престижных) товаров в создании системно значимых межрегиональных связей, уделяют слишком мало вниманияисследованиюразвитиявнутри«периферийных»обществ(Feinman,1999:53–54;Ulf,2009:85).

Несмотря на сравнительно долгое существование мир-системного метода, он практически не применялся для исследования археологических культур Северного Причерноморья. В то же время именно этот регион мира идеально подходит для изучения мир-систем древности. Само его географическое положение обусловило его роль как медиатора во взаимоотношениях различных мировых цивилизаций

иэкономических систем Старого Света. На этой территории сосуществовали различные хозяйственнокультурныетипы.Здесьмироседлыхцивилизацийвпроцессеколонизации,видимовпервые,столкнулся смиромкочевников.ВдальнейшемСеверноеПричерноморьебыловключеновсферуинтересовРимской империи и стало частью созданной под ее гегемонией мир-системы. Для исследования археологических культурСеверногоПричерноморьявцеломиразработкиотдельныхвопросоввчастностимир-системный метод необходимо скорректировать.

Сети взаимодействия характеризуются определенными свойствами, а именно содержанием (выраженным через предмет взаимодействия), масштабом и длительностью.

Предметом взаимодействия могут быть вещи и идеи (мысленные прообразы каких-либо действий, предметов, явлений или принципов). Механизмы функционирования сетевого распространения вещей

иидей имеют некоторые различия. Так, для восприятия идеи необходимым условием является определенный уровень взаимопонимания между ее поставщиком и реципиентом. Идея не может быть принята, если она не разделяется, хотя бы частично, принимающей стороной. В случае с вещами это необязательно. Возможна ситуация, когда назначение и смысл предмета могут быть полностью перекодированы реципиентом.

Те четыре вида сетей, которые описаны в трудах по мир-системному анализу, были выделены, по всейвидимости,попредметувзаимодействия(см.:Chase-Dunn,Hall,Turchin,2007:135).Однакоэтасхе- ма, наверно адекватная для анализа обществнового и новейшего времени, не вполне применима к обществамдревности.Так,вколлективах,организованныхпотипу“segmentarysociety”и“chiefdom”(Renfrew, Bahn, 1991: 155), к которым относились, судя по данным письменных источников, «варвары» Северного Причерноморья(Мордвинцева,2016а),атакжевгреческихгородах-государствахинформационныесети типа масс-медиа отсутствовали. Их роль в определенной степени выполняли монеты как универсальное средствопропаганды(Абрамзон,1995),атакжепредметыискусства,вконцентрированномвиденесущие всебеидеологическуюинформацию.Представляется,чтопопредметувзаимодействияможновыделить три основных вида сетей, связанных с (1) повседневной жизнью, (2) военным делом и (3) властной/символической сферой (к которой относятся и средства пропаганды). Они базируются на коммуникации соответствующих социальных групп, которые определены Жоржем Дюмезилем как функциональная триада”Nährstand,Wehrstand,Lehrstand“(Dumézil,1977:25–30),т.е.рядовыеобщинники,воины,жрецы.

Такоеразделениевполнесоответствуетуровнюсложностиобществ,которыебудутподвергатьсяанализу. Под масштабом сети понимается географический диапазон ее функционирования в конкретный промежутоквремени.Поэтомупризнакуможноопределитьуровеньмежгрупповоговзаимодействия–от локального(врамкахлокальнойобщины)доглобального(собственно«мир-системного»).Очевидно,что сетилюбоговидамогутбытьразногомасштаба,взависимостиотфункциираспространяемогопредмета

истепени универсальности его возможного применения. Чем проще идея, чем универсальнее вещь, тем большим количеством смыслов он может быть наделен, и соответственно тем шире может быть сеть его распространения.

Длительностьфункционированияопределеннойсети–этопоказательстабильностисвязейсоциаль- ныхгрупп,которыеонаобъединяет.Соответственноконстатацияначалаипрекращенияфункционирования конкретной сети является знаком разрыва этих связей (особенно, когда одновременно прекращается взаимодействие всех или большинства сетей) или изменения их контента и/или паттерна.

Все перечисленные свойства сетей взаимодействия древних обществ отражены в археологическом материале. Масштаб сетей взаимодействия различных социальных групп посредством вещей / идей в определенном хронологическом диапазоне может быть зафиксирован с помощью картографирования их находок. Хотя идеи нематериальны, но некоторые из них, особенно относящиеся к идеологической

сфере, выражены в материальной культуре: изображениях на предметах, в элементах погребального обряда, организации сакрального пространства (например, святилищ и некрополей), конструкции зданий

ит.п. Поэтому идеи зафиксированные в форме определенных категорий изобразительного материала (от отдельных мотивов до стилей) и других форм реализации идей тоже можно картографировать и таким образом определить сеть их распространения. Сопоставление карт распространения вещей / идей

вразличные хронологические периоды позволит сделать предположение о начале, длительности и прекращении функционировании этих сетей. Это представление о содержании, масштабах, длительности

имеханизмахфункционированиясетейвзаимодействияможноприменитьдлявыявленияихарактеристики культурно-исторических процессов в Северном Причерноморье, в том числе на материале предметов сарматского звериного стиля.

Поскольку предметы звериного стиля украшены изображениями, то они одновременно относятся

ик сфере вещей, и к сфере идей, а их распространение так или иначе было связано с идеологической сферой,вкоторойонимогливыполнятьрольсредствпропаганды.Вкачествеидеиупотреблениесюжетов

имотивов, традиционно относимых к звериному стилю, зарождается на Ближнем Востоке, в частности

вискусстве Шумера и Аккада третьего тысячелетия до н.э. Как отмечал М.И. Ростовцев, «однажды появившись, звериный стиль никогда не умирал в Месопотамии и Малой Азии. Ассирийское искусство перенялоегоиразвиловсеегоособенныечерты…Тожесамоеотноситсявбольшейстепеникперсидскому искусству, особенно к персидской торевтике и ювелирному искусству» (Rostovtzeff, 1929: 8). Однако к началу исследуемого периода предметы звериного стиля были распространены уже на обширном про- странстве,втомчисленатерриториидревнихгосударств–вИране,Бактрии(кладОкса),Китае,авсреде варваров–встепнойилесостепнойЕвразии.Общийхудожественныйязыкэтихизделий,хотявозможно по-разному понимавшийся в различных частях этого пространства, тем не менее объединил в одну сеть несколько центров цивилизации и периферийных зон. Наличие такой обширной сети является, видимо, свидетельством того, что кочевники степного пояса Евразии могли быть своеобразными посредниками

вконтактах между двумя великими цивилизациями древности – Ираном и Китаем. В эпоху Средневековья этот феномен получил название Великого шелкового пути. При этом известно, что кочевников Северного Причерноморья объединяло с древним Ираном также языковое и культурное единство, что, несомненно, облегчало их взаимодействие.

Помимо сферы идей предметы звериного стиля относятся также к сфере вещей. Все эти вещи изготовлены из драгоценных материалов, обнаружены в погребальных комплексах элиты и являются предметами престижа, позволявшими взаимодействовать обладателям властных полномочий.

Престижные вещи могут быть отнесены к двум категориям: (1) предметы, подчеркивающие высокий социальный статус, и (2) предметы, выражающие высокий социальный статус, или символы власти.

Предметы первой группы можно, в свою очередь, подразделить на (a) редкости (диковинные, необычные в данной культуре и вследствие этого ценные вещи); (b) ценности (такие как импортная посуда

идрагоценные украшения), которые непосредственно не относились к определенному социальному статусу; (c) «неутилитарные» вещи (предметы, сделанные специально для ритуальных целей); (d) утилитарные вещи, но представленные в необычно большом количестве (нем. «Überausstattung»).

Предметы второй группы – символы власти или инсигнии. В широком смысле, термин «инсигнии» обозначает институализированные предметы, символизирующие право на осуществление должностных полномочий (Бак, 2003).

Распространениепогребенийэлиты,содержащихсходныесимволывласти,можетявлятьсяотражением существовавшей в то время сети политических контактов. Такая работа была мной представлена

вдокладе, прочитанном в мае в Оренбурге (Мордвинцева, 2016б). Повторю здесь основные выводы.

Большая часть предметов звериного стиля в разные периоды сарматской эпохи относилась к инсигниямвласти.Ихпоявление/исчезновениевварварскихконтекстахСеверногоПричерноморьявероятнее всего было связано с изменением сетевых контактов политических элит.

Так,послепрекращенияфеноменаскифскогозвериногостиляновоепоявлениепредметовзвериного стиляприходитсянакон.II–нач.Iв.дон.э.,т.е.напериодправленияМитридатаЕвпатора.Этотпотомок династииАхеменидовприсоединилБоспорскоецарствоксвоейимперииивпоследнийпериодегожизни имелрезиденциювПантикапее.Скореевсего,онприбылнаБоспорсосвоимдвором,т.е.спридворными, челядью, ремесленниками. Интересно в этой связи, что большинство золотых гривен с зооморфными

окончаниями обнаружено в пределах Азиатской части Боспора, в курганах боспорской знати (Ахтанизовская, Буерова могила, Анапа, Артюховский курган). Возможно, появление двора понтийского царя на Боспоре подкрепило иранскую идентичность восточных и северо-восточных соседей Боспорского царства, что отмечал и М.И. Ростовцев. На Нижней Волге и в Прикубанье в этот и более поздний период отмечается практика изготовления собственных инсигний власти, выполненных в зверином стиле. Тен- денцияиспользоватьзооморфныеобразывдекореинсигнийещеболееусиливаетсявI–1-йпол.IIв.н.э., когда комплексыс такими предметамиконцентрируютсяна границах Боспорского царства– на Нижнем Дону / междуречье Волги и Дона, и в верховьях Кубани (поздние комплексы Зубовско-Воздвиженской группы и «Золотое кладбище»). Со 2-й пол. II в. н.э. в погребения элиты перестали помещать инсигнии, выполненные в зверином стиле. Их заменяют предметы другого облика, близкие формам, известным

всеверо-восточных провинциях Римской империи. Не исключено, что стремление быть включенными

всеть политических связей, сформированных в рамках такой мощной мировой империи как Рим, сделало неактуальным использование некоторых символов, указывающих на близкое родство с иранским Востоком, с которым Рим находился в этот период в состоянии перманентной войны.

ЛИТЕРАТУРА

Абрамзон, М.Г. 1995. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М.: Москва. Бак, Я. 2003. Словарь средневековой культуры. М.: Российская политическая энциклопедия.

Засецкая, И.П. 1980. Изображение «пантеры» в сарматском искусстве. Советская археология. № 1: 46–55. Засецкая, И.П. 1989. Проблемы сарматского звериного стиля. Советская археология. № 3: 35–47.

Мордвинцева, В.И. 2016а. Формирование концепции культурно-исторических процессов в варварском мире Северного Причерноморья в III в. до н.э. –сер. III в. н.э. История и археология Крыма. 3: 178–199.

Мордвинцева, В.И. 2016б. Предметы звериного стиля как инсигнии (на материале погребений варварской элиты Северного Причерноморья III в. до н.э. –сер. III в.н.э.). Материалы IX Международной научной конференции «Проблемы сарматской археологии и истории». Отв. ред. Л.Т. Яблонский, Л.А. Краева. Оренбург: 189–196.

Скрипкин, А.С. 1990. Азиатская Сарматия. Проблемы хронологии и ее исторический аспект. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та.

Толстой, И., Кондаков, Н. 1890. Древности времен переселения народов. Русские древности впамятниках искусства. Вып. 3. СПб.: Типография Министерства путей сообщения.

Chase-Dunn, C., Hall, Th.D. 1997. Rise and Demise: Comparing World-Systems. Boulder, CO: Westview Press. Chase-Dunn, Ch., Hall, Th.D., Turchin, P. 2007. World-Systems in the Biogeosphere: Urbanization, State Formation and

Climate Change Since the IronAge. The World System And The Earth System. Global Socioenvironmental Change And Sustainbility Since The Neolithic. Hornborg,A., Crumley, C. L. (eds.). Walnut Creek: 132–148.

Dumézil, G. 1977. Les dieux souverains indo-européens. Paris: Gallimard.

Feinman, G.M. 1999. The Changing Structure of Macroregional Mesoamerica: The Classic-Postclassic Transition in the Valley of Oaxaca. World-Systems Theory in Practice. Leadership, Production, and Exchange. Kardulias, P.N. (ed.) Lanham; Boulder; New York; Oxford: Rowman & Littlefield: 53–62.

Kardulias, P.N., Hall, Th.D. 2008.Archaeology and world-systems analysis. World Archaeology. 40, 4: 572–583. Renfrew, C., Bahn P. 1991.Archaeology. Theories, Methods and Practice. London: Thames and Hudson. Rostovtzeff, M.I. 1929. TheAnimal Style in South Russia and China. Princeton; London: Princeton University Press.

Wallerstein, I. 1974. The Modern World-System I: CapitalistAgriculture and the Origins of the European World-Economy in the Sixteenth Century. New York.

Wallerstein, I. 2004. World-SystemsAnalysis:An Introduction. Durham, NC: Duke University Press. Ulf, Ch. 2009. Rethinking Cultural Contacts. Ancient West and East. 8: 81–132.

V.I. Mordvintseva

WORLD-SYSTEM APPROACH IN ARCHEOLOGY: FOCUSING ON ANIMAL STYLE OF SARMATIAN TIME IN EURASIAASAN EXAMPLE

The article analyzes possibilities of applying the world-system approach in archeology. There is given a definition of interaction networks, their main properties are examined: content (expressed through the object of interaction), scale and duration. On the example of objects of the Sarmatian animal style, the possibilities of using the world-system approach as an interpretational model for archaeological material are shown. In particular, patterns of distribution of these things in the burial complexes of the Northern Black Sea region of several chronological periods most likely reflect the interaction networks of political elites and their development.

Key words: world-system approach; emblems of power; interaction networks; political elites;Animal Style.

женной жерди, упал на землю, и плита переломилась пополам» (Там же). Тем не менее две половины плитыдоставилипароходомвКрасноярскипервоначальноположили«передвходомвМузейнапомосте параднойгалереиздания»,откуда«ученикинародныхучилищ,помещающихсяводномсМузеемздании, одну половину плиты сбросили с галереи вниз и разбили ее на две части; по счастию, отломилась часть, находившаяся в земле на месте первоначальной установки плиты и не содержащая надписи», после чего куски были помещены «в одну из зал Музея» (Там же: 92, 93). С глубоким сожалением исследователь пишетотом,что«несумелиобойтисьсэтимдрагоценнымпамятникомдревностистойбережливостью, к какой он обязывает» (Там же: 93).

ОдинизфрагментовТугутюпскойплитыисегодняможноувидетьвэкспозицииКрасноярскогокраевогокраеведческогомузея(второйнаходитсявфондохранилище),темнеменеедолгоевремяпамятник непривлекалвниманияспециалистов.Первый,ктораспозналвэтойплитенаходкуА.В. Адрианова,был Л.Р. Кызласов(Кормушин,1997:129),хорошознакомыйсархивнымиматериаламиэтогоисследователя. В научный оборот памятник был введен практически одновременными публикациями И.Л. Кызласова (1979)иД.Д. Васильева(1981:53–57),получивобозначениеЕ 120(Васильев,1976:75;1983:44,124).При этом И.Л. Кызласов представил не только знаки на сохранившихся в музее фрагментах, но и прорисовку всей надписи, сделанную А.В. Адриановым на месте обнаружения плиты (Кызласов, 1979). Позднее,

входе исследования енисейских эпитафий, к надписи на Тугутюпской плите неоднократно обращался И.В. Кормушин (1997: 129–133; 2008: 162, 163). Несмотря на различия в чтении и переводе надписи, все исследователи единодушны в том, что на плите представлена эпитафия, каких довольно много среди енисейской рунической письменности (Васильев, 1981: 56; Кызласов, 1979; 1994: 181; Кормушин, 1997: 132; 2008: 163).

Вторая тюркская руническая надпись в этом районе была обнаружена в 1982 г. сотрудником Минусинского регионального краеведческого музея Н.В. Леонтьевым на утесе Городовая Стена во время полевых разведочных работ (Мухарева, 2016: 145). Необходимо отметить, что это местонахождение, расположенное на правом берегу Енисея, почти напротив с. Новоселово, – один из первых памятников наскального искусства Сибири, привлекших внимание исследователей. Крашенные рисунки Городовой Стены дважды в ходе поездки (18 февраля и 26 сентября 1722 г.) были осмотрены участниками Первой академической экспедиции после того, как они «услышали, что на “Городовой Стене”, т.е. на возвышенном и крутом берегу Енисея, вырезаны разные языческие надписи» (Мессершмидт, 1888: 17, 18). Но тогдаобнаружитьнадписинеудалось.Участникиэкспедиции,«прибывтуда…увиделитольконесколько изображений…»,темнеменее,18февраляхудожник«КарлШульмансрисовалих»(Тамже:15),а20мая рисункиэтибылиотправленывПетербург(Тамже:18).Однако,несмотрянаинтересучастниковПервой академической экспедиции к рисункам на Городовой Стене, а также краткие упоминания о Новоселовской писанице в работах исследователей XIX в. (Дэвлет, 1996: 31, 37, 43), впервые наиболее полно были исследованынаскальныерисункинаутесеГородоваяСтенатольков1983 г.(Боковенко,Леонтьев,1985).

Помимо копирования разновременных наскальных изображений особое внимание в ходе работ было уделено раннесредневековой рунической надписи, вырезанной двумя горизонтальными строками на одном из скальных выходов утеса. Позднее, в 2003 г., все материалы, оставаясь неопубликованными, были переданы Н.В. Леонтьевым в фонды музея-заповедника «Томская Писаница», где хранятся по настоящеевремя (Научно-вспомогательный фонд № 7929–7937), тогда какобнаруженная им надпись быстро становится предметом внимания специалистов. Практически сразу прорисовка рунической надписи Н.В. Леонтьева и соответствующая ей транслитерация текста, получившего обозначение «Е 144. Новоселово», были изданы Д.Д. Васильевым (1983: 46, 81), который несколько позднее вновь возвращается

кпрочтению теперь уже новой «самой северной рунической надписи на Енисее» (1986). И.Л. Кызласов

втом же 1983 г. самостоятельно копирует надпись (1985, 2013: 272), в дальнейшем также неоднократно обращаясь к этому тексту (1985, 1994: 191–193; 2013).

Вмае–июне 2004 г. Городовая Стена была осмотрена сотрудниками лаборатории археологии Красноярского педагогического университета им. В.П. Астафьева в рамках исследований петроглифов правогоберегаКрасноярскоговодохранилищаврайонес.Новоселово(Заика,Дроздов,Макулов,2005:159). Помимо общего описания скального массива и копирования наскальных изображений, было уделено внимание рунической надписи (Там же: 159, рис. 1), однако опубликованы были лишь предварительные результаты работ (Там же).

Вчтении и переводе рунического текста на утесе Городовая Стена, а также в определении его характера, между специалистами существуют разногласия. Так, Д.Д. Васильев предлагает историческое

ныеимногочисленныепалимпсесты.Предварительныйанализкомпозициипозволяеттакжесоотносить время ее создания с эпохой раннего Средневековья.

Вцелом, в раннее Средневековье рунические надписи нередко наносили на те же поверхности, что

инаскальные рисунки. Сопровождаемые надписями раннесредневековые композиции неоднократно были зафиксированы на памятниках региона (Сулекская писаница) и сопредельных территорий (Кал- бак-Таш, Туэкта, Кургак, Саргол, и мн. др.). Как правило, нанесение рисунков предшествовало текстам, на что указывают такие признаки, как размещение рунических знаков между изображениями или «огибание» последних, вследствие чего менялось направление строки. Это подтвердилось и при очередном обследовании рунической надписи на утесе Городовая Стена, предпринятым нами в июне 2016 г. На плоскости с надписью, наряду с ранее известными выбитыми изображениями, было выявлено одно гравированное, а также многочисленные прочерченные линии, не складывающиеся в фигуры. Вероятнее всего, текст был нанесен уже в последнюю очередь, с учетом хорошо заметных выбитых изображений

иигнорирования гравированных.

Входедокументированиямногофигурныхраннесредневековыхкомпозицийируническихнадписей навышеуказанныхпамятникахнамииспользоваласьметодикафотосъемкибольшихплоскостейотдельными фрагментами с последующим монтажом полученных кадров в единое изображение. В результате того что такие изображения имеют высокое разрешение и превосходят реальные размеры плоскости в несколько раз, в дальнейшем по увеличенному фотоизображению становится возможным выявление мелких деталей и получение цифровой прорисовки высокого качества (см. рисунок).

Данную работу планируется продолжить, поскольку рунические тексты, включенные в состав наскальных композиций, не только способствуют хронологической атрибуции последних, но и позволяют глубже проникнуть в их семантику. К настоящему времени накоплен значительный корпус текстов енисейской письменности, а также опыт их расшифровки. Вместе с тем обнаружение еще одной надписи в северной части Минусинской котловины не только открывает новые перспективы для дальнейшего поискаиизученияраннесредневековыхруническихтекстов,ноидемонстрирует,чтораннесредневековое население региона, в равной степени владевшее письменностью, было активно вовлечено в общеисторические процессы.

ЛИТЕРАТУРА

Адрианов, А.В. 1906. Писаницы Енисейской губернии. Томск. (Архив музея археологии и этнографии Сибири ТГУ. Д. 55).

Боковенко, Н.А., Леонтьев, Н.В. 1985. Обследование петроглифов на юге Красноярского края. Археологические открытия 1983 года. М.: Наука: 192.

Васильев, Д.Д. 1976. Памятники рунической письменности азиатского ареала. Советская тюркология. № 1: 71–81. Васильев, Д.Д. 1981. Древнетюркская эпиграфика Южной Сибири. II.Тюркологический сборник 1977 года. М.: 51–62. Васильев, Д.Д. 1983. Корпус тюркских рунических памятников бассейна Енисея. Л.: Наука.

Васильев, Д.Д. 1986. Самая северная руническая надпись на Енисее. Turcologica 1986. К восьмидесятилетию академика А.Н. Кононова. Л.: 53–56.

Дэвлет, М.А. 1996. Петроглифы Енисея. История изучения (XVIII–начало XX вв.). М.: ИА РАН.

Заика, А.Л., Дроздов, Н.И., Макулов, В.И. 2005. Новоселовские писаницы (итоги археологических исследований 2004 г.). Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск: 159–161.

Кормушин, И.В. 1997. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М.: Наука. Кормушин, И.В. 2008. Тюркские енисейские эпитафии: грамматика, текстология. М.: Наука.

Кызласов, И.Л. 1979. Тугутюпская стела с древнехакасской эпитафией. Советская тюркология. № 5: 90–96. Кызласов, И.Л. 1985. Институт отшельничества вДревнехакасском государстве (Енисейские надписи нового жанра).

Вопросы советской тюркологии. Тезисы докладов и сообщений. Ашхабат: Отд-ние лит-ры и языка Академии наук СССР: 352–354.

Кызласов, И.Л. 1994. Рунические письменности евразийских степей. М.: Восточная литература.

Кызласов, И.Л. 2013. Енисейская руническая надпись с иранским заимствованием. Труды Государственного Эрмитажа: [Т. 62]: Согдийцы, их предшественники, современники инаследники: на основе материалов конференции «Согдийцы дома и на чужбине», посвященной памяти Бориса Ильича Маршака (1933–2006). СПб.: 266–294.

Мессершмидт, Д.Г. 1888. Извлечение из путевого дневника Д.Г. Мессершмидта.Радлов, В.В. Сибирские древности. Т. 1. Вып. 1. (Материалы по археологии России. № 3). СПб.: 9–19.

Мухарева, А.Н. 2016. Писаница на утесе Городовая Стена: история изучения и современное состояние. Археологическое наследие Сибири и Центральной Азии (проблемы интерпретации и сохранения). Кемерово: Кузбассвуз­ издат: 144–147.

A.N. Mukhareva

EARLY MEDIEVAL ROCK INSCRIPTIONS IN THE SURROUNDING AREA OF THE NOVOSELOVO VILLAGE (KRASNOYARSK REGION): THE STUDYAND PICTORIAL CONTEXT

The article concerns the Turkic runic inscriptions found near the Novoselovo village (Krasnoyarsk region) in the north of the Khakass-Minusinsk basin, where the runic sites are rare. First epitaph was found on a free-standing stove in 1904 and in the same summer it was exported to the Krasnoyarsk Regional Museum by A.V. Adrianov. It was published relatively recently, and in several years N.V. Leontiev found a new rock runic inscription on the cliff Gorodovaya Wall. Another runic inscription was discovered in the summer of 2016 during the inspection of Tagar mound to the south-east of the lake Intikol, on one of the fence boards.The rock surfaces of the sites GorodovayaWall and stone fences ofTagar mound except inscriptions contain images, some of which relate to the early MiddleAges.

Key words: Turkic runic inscriptions, rock carvings, Khakas-Minusinsk basin, the early MiddleAges.

КОЧЕВНИКИ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА: ЭТНОКУЛЬТУРНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО И ВЗАИМОВОЗДЕЙСТВИЕ (XIII–ХV вв.)

Е.И. Нарожный

Непубличное акционерное общество «Наследие Кубани», Краснодар

Северокавказские кочевнические комплексы документируют присутствие здесь половцев и кочевников СевероВосточного Причерноморья, еще с хазарского времени оставивших под одной насыпью погребения 1–2 лошадей, сопровождавшихся кремациями в сосудах и ингумациями в простых ямах и в каменных ящиках. События первой трети XIII в. кардинально меняют ситуацию. Несколько элитарных комплексов времени «поколения внуков Чингисхана» реально связывать с «монголами» конца 1230-х гг., когда распространяются и другие: центральноазиатские, дальневосточные, южносибирские кочевые группы. В 1260-х гг. здесь расселяются и кочевники из Пруто-Подне- стровского домена Ногая и Поросья (черные клобуки). Погребения в «сырцовых оградках», неправомерно атрибутируемые как «мазары», «склепы-мавзолеи» или «мавзолеи», не являются таковыми, так как это сугубо наземные надгробия. «Оградки»–подкурганные «склепы», распространение которых связано с использованием кирпича

впогребальной практике, а также с использованием кирпичных сооружений на городских некрополях Золотой Орды. Одобрение использования кирпича в погребальной практике первой пол. ХIV в., принятое исламскими законоведами, лишь попытка упорядочить уже сложившуюся практику. С ХIV в. связан и отказ от традиционных ориентировок погребенных, замененных на «всеобщую» и единообразную западную ориентировку погребенных, что совпадает с другой новацией эпохи. Известно, что часть половецких каменных изваяний простояла на изначальных местах вплоть до ХIХ в. Некая их часть была «скрыта» в курганах. Подавляющее количество изваяний (традиционно-семантический образ «первопредка» (?)) подвергается «ритуальному захоронению» символа (?). Инновации могли стать востребованными лишь той частью кочевого населения, которое родилось и выросло

вреалиях Золотой Орды, испытав и восприняв мощное государственное (?) воздействие, в т.ч. в процессе исламизации государства, что и определило указанные изменения.

Ключевые слова: средневековые номады, Северный Кавказ, Золотая Орда, центральноазиатские кочевники, чжурчжэни Дальнего Востока, южносибирский этнокомпонент, половцы, исламизация.

Развивая ранее высказывавшиеся наблюдения относительно этнокультурного представительства кочевых групп населения на территории Северного Кавказа в ХIII–ХV вв. (Нарожный, 2005б, 2007б: 204–212;Дружининаидр.,2011иср.:Spinel,2014:332–335;Нарожный,Охонько,2011;Нарожный,2011а: 164–169;2012:138–142;идр.),отметимследующее.Актуальностьподобныхисследованийсправедливо подчеркнул В.А. Иванов: «дисперсность … публикаций по археологии кочевников Золотой Орды не формирует цельного информационного поля по культуре этого населения, что, в свою очередь, формирует несколько односторонний образ Золотой Орды/Улуса Джучи» даже «в обобщающих исторических исследованиях» (Иванов, 2015: 16).

Фиксируемый состав «домонгольского» населения в регионе представлен не только половцами, археологические комплексы которых относят ко времени не ранее ХII в. В Северо-Восточном Причерноморье еще с хазарского времени обитали многочисленные кочевые группы, вплоть до золотоордынского времени, характеризующиеся устойчивыми признаками погребальных обрядов – захоронения в курганах малого диаметра, насыпанных из грунта с каменными набросками над округло-овальными или квадратно-подпрямоугольными оградками из булыжника либо же без них. Внутри конструкций – скелеты 1–2 лошадей на боку, нередко с саблей между конечностями. Единичны случаи обнаружения столбика-коновязи в центральной части подкурганного пространства. Сопровождались они кремациями

вразнотипных керамических сосудах, нередко сосуществовавших под одной насыпью с ингумациями

вгрунтовых ямах или каменных ящиках (Нарожный, 2012: 138–142). Попытки идентификации захоро- ненийс«касаками»,«кашаками»и«каогами»К. Багрянородного(Пьянков,2001:199–213)недостаточно убедительны. В конце раннего Средневековья (Виноградов, 1980: 6–10) или же в более позднее время (Трепавлов, 2002: 20, 61–62) фольклорно-этнографическое наследие региона зафиксировало неких тю- рок-«борганов», название которых является «прозвищем», а не этнонимом (Нарожный, 2004: 193–201), нынеобъясняютспозицийтюркскихязыков–«ходивший,передвигающийся»(Виноградов,1980:6–13), что позволяет рассматривать их в едином историко-культурном контексте с «бродниками» письменных источников,фиксировавшихихнетольковПриазовье,ноивдругихрегионах,т.к.название«бродников» ныне связывают со спецификой их жизненного уклада, определяемого глаголом «бродить» (Князький, 1996: 61–65). Если упоминания «бродников» перестают встречаться после их участия в битве на Калке, то северокавказские «борганы» продолжают играть активную роль не только в золотоордынское время, ноигораздопозднее.ДокументальныеисточникиХVI–ХVIIIвв.хорошознают«Брагунскоекняжество» (Магомадова, 2010: 142–144) с центром в «Брагунской деревне» (совр. сел. Брагуны в Чечне).

События 1222 г., связанные с первым вторжением монголо-татар на Северный Кавказ, противостояние им со стороны алано-половецкого альянса и последовавшее разъединение вчерашних союзников, вместе с дальнейщей погоней за половцами, тем не менее не затронули основной территории региона (Нарожный, 2008а: 70–75). Предположительный их маршрут движения наглядно отражает картографическая сводка половецких каменных изваяний Северного Кавказа (Нарожный, Соков, 2016: 225–231). Уход монголо-татар на Калку с территории Северного Кавказа способствовал кратковременному возрождению прежних социально-экономических и политических отношений, например, с Закавказьем (Нарожный, Цуциев, 2016: 247–268). Ситуация изменилась после окончания второй военной кампании конца ­1230-х гг. Разгром основной части региона способствовал и изменению этнокультурной ситуации (Нарожный 2007б: 204–212). С этого момента фиксируется приток центральноазиатского кочевого компонента и сопутствовавших им кочевых племен.

Центральноазиатскиекочевники.Этоединичныеивосновномпогребальныекомплексы(Крама-

ровский, 1995: 193–195; Горелик и др., 2010: 97–100; Нарожный, 2010а: 101–104; и др.), сопоставляются

сэлитными захоронениями «поколения внуков Чингисхана» (Крамаровский, 1995: 193–195) или же приближены к «сороковым–семидесятым годам XIII в.» (Крамаровский, 2001: 65). Другие погребения,

ссеверной (при наличии сезонных отклонений) ориентировкой, бытуют вплоть до XIV в., датируются, например, металлическими зеркалами, широко употреблявшимися в Золотой Орде и пр. (Миллер, 1941: 242; Пиотровский, 1941: 2 47–248; Басов, Нарожный, 2005: 199–215; Нарожный, 2005а: 226–243; 2011а: 164–169; и др.). Сопутствующие им археологические материалы немногочисленны, но четко указывают на свое изначальное происхождение. Среди них выделяется небольшая коллекция предметов дальневосточного (чжурчжэньского) происхождения (Нарожный, 2007а: 60–67). Недостаточно полно документированные – поясная пряжка, детали поясной гарнитуры, пара брелоков-нэцкэ, наконечник копья с боковым крюком и пр. (Нарожный, 2003б: 261, рис. 9, 2, 3; 2007а: 63, рис. 3, 1–4) – пока не дают твердыхоснованийдляихувязкисобиходомсобственночжурчжэньскихвоинов,увлеченныхмонголами в их движении на Северный Кавказ еще в 1222 г. Вероятнее, что находки – «трофеи» монголов, привнесенные на Северный Кавказ (Нарожный, Соков, 2016: 233, прим. 6 и ср.: Rogers, 2012: 233). В числе иныхпривнесений,распространившихсянетолькоздесь,ноинадругихтерриторияхЗолотойОрдыуже после 1222 г., были наконечники копий (Басов и др., 2003: 105–111, 110, рис. 1, 2–6), имеющие прямые аналогии в раннесредневековых захоронениях киданей в Монголии (Худяков, Цэвээдорж, 1988: 22–28). Распространение на Северном Кавказе чжурчжэньских по происхождению копий с боковым крюком (Нарожный, 2003: 261, рис. 9, 2, 3; 2007а: 63, рис. 3, 1–4) происходило посредством монголов, что иллюстрирует П. Карпини. По его свидетельству, «у некоторых из них (монголов. – Е.Н.) есть копья, и на шейкежелезакопьяониимеюткрюк,которым,еслимогут,стаскиваютчеловекасседла»(Путешествия, 1957: 31). Судя по уточненной датировке находок китайских монет с Северного Кавказа (Петров, 2013: 197, прим. 2), они также являются «трофейными» привнесениями на территорию региона (Нарожный, 2015: 64–68); к ним тяготеют и деревянные подражания некоторым типам металлических ковшей с разными вариантами оформления «драконообразных» ручек (Нарожный, 1996: 13–22) из высокогорной Ингушетии,которая,однако,всистемуполитико-экономическогодиктатаЗолотойОрдытакинепопала

(Нарожный Е.И., Нарожный В.Е., 2009: 353–367).