Vzaimodeystvie_organov_gosudarstvennoy_vlasti_pri_rassledovanii_prestupleniy_korruptsionnoy_napravlennosti_Problemy_i_puti_ikh

Также требуется законодательная регламентация обязанности органов государственной власти и местного самоуправления возмещать вред, причиненный коррупционными преступлениями лиц, занимающих государственные должности, а также коррупционными преступлениями государственных и муниципальных служащих;

Необходимость принятия Этического кодекса государственной и муниципальной службы в РФ, устанавливающего правила служебного поведения для всех категорий публичных служащих обусловлена, прежде всего, необходимостью упорядочения и устранения пробелов регулирования соответствующих правил, которые сегодня разрабатываются каждым министерством и ведомством1, а также потребностью унификации ответственности за дисциплинарные проступки, связанные с нарушением служебной этики.

По тем причинам целесообразно принять и федеральный Кодекс о дисципли-

нарных проступках или Дисциплинарный кодекс. Эти кодифицированные акты позволят создать дополнительные предпосылки не только для профилактики коррупционных преступлений, но и для совершенствования практики применения уголовного преследования за такие преступления.

Одним из ключевых направлений совершенствования национальных правовых основ с коррупцией, на наш взгляд, является приведение их в соответствие с международными стандартами.

Часть действующих нормативных правовых актов, содержащих антикоррупционные положения (УК РФ, КоАП РФ, ГК РФ и некоторые другие нормативные правовые акты) вступили в силу еще до принятия международных антикоррупционных конвенций. Однако, как показывают исследования ряда зарубежных и российских специалистов2, большая часть международных антикоррупционных стандартов была «предвосхищена» российским законодателем в июне 1996 г. А если учесть проекты законов о борьбе с коррупцией, первый из которых появился в июле 1992 г., модельные законы СНГ «О борьбе с коррупцией» от 3.04.1999 и «Основы законодательства об антикоррупционной политике» от 23.11.2003 (проекты обоих законов были предложены российской стороной), то наши собственно нормотворческие достижения в области разработки общих антикоррупционных стандартов во многих случаях могут оказаться более эффективными по сравнению с теми, о которых удалось договориться на международном уровне. Эта оценка, однако, не изменяет общего вывода о том, что правовое регулирование борьбы с коррупционной преступностью в России

продолжает оставаться недостаточно эффективным.

Ряд международных антикоррупционных стандартов уголовно-правового значения до сего времени не воспринят российским законодателем. Сравнительный анализ уголовного законодательства России и международных стандартов в части, относящейся к мерам ответственности за коррупционные пре-

1См., напр.: Приказ Федеральной антимонопольной службы от 25.02.2011 № 139 «Об утверждении этического кодекса государственных гражданских служащих Федеральной антимонопольной службы».

2См., напр.: Антикоррупционная политика. Материалы для парламентских слушаний в Государственной Думе Федерального Собрания РФ (21.12.2001). М., 2001.

101

ступления, позволил выявить пробелы и иные несоответствия, требующие законодательного разрешения со стороны России.

О пробелах в криминализации. УК РФ не предусматривает ответственности за: незаконное обогащение (ст. 20 Конвенции ООН против коррупции); обещание неправомерного преимущества лицу, которое руководит работой организации частного сектора или работает в любом качестве в такой организации (ст. 21 Конвенции ООН против коррупции);сокрытие или утаивание подлинного характера, источника, местонахождения, способа распоряжения, перемещения, прав на имущество или его принадлежность, заведомо представляющих собой доходы от преступлений (ст. 23 п. 1, «а», «ii» Конвенции ООН против коррупции) и сокрытие или непрерывное удержание имущества, заведомо полученного в результате совершения коррупционного преступления1 (ст. 24 Конвенции ООН против коррупции); обещание неправомерного преимущества с целью склонения к даче ложных показаний или представления доказательств в ходе производства по уголовному делу2 (ст. 25 Конвенции ООН против коррупции);коррупционные преступления, совершенные юридическими лицами (ст. 26 Конвенции ООН против коррупции).

О пробелах в пенализации. Как уже отмечалось, действующий УК РФ не предусматривает за совершение коррупционных преступлений такого вида наказания как конфискация имущества (ст. 2 и 31 Конвенции ООН против коррупции, ст. 2, 12-14 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, ст. 19 Конвенция СЕ об уголовной ответственности за коррупцию)3. Сегодня конфискация как уголовное наказание применяется в большинстве государств Европы, в частности, в УК Австрии (§20b-20с УК), УК Голландии (раздел II-А), УК Дании (§75-79), УК Франции (ст. 131-10), УК Швейцарии (ст.58-59), и ряде других. При этом необходимо иметь в виду, что в части зарубежных стран данный вид наказания применяется не только к физическим, но и к юридическим лицам (например, во Франции), охватывает широкий круг преступлений и предметов.

Внастоящее время в РФ конфискация имущества, которое было приобретено

врезультате совершения коррупционного преступления, либо было орудием или средством его совершения, осуществляется в соответствии со ст. 81 УПК РФ не в форме наказания, а в форме иной меры уголовной ответственности (гл. 15.1 УК РФ), а также в форме признания соответствующего имущества веще-

1За исключением сокрытия и непрерывного удержания имущества, которые могут преследоваться по ст. 316 УК РФ «Укрывательство преступлений».

2Обещание совершить соответствующее действие как форма приготовления к совершению деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 309 УК РФ «Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу», не является преступлением в силу ч. 2 ст. 30 УК РФ, т.к. является преступлением небольшой тяжести.

3До 8.12.2003 УК РФ содержал ст. 52, которая позволяла предусматривать в статьях Особенной части УК конфискацию всего (за исключением лишь самых необходимых предметов) или части имущества лица, совершившего корыстное преступление, вне связи с тем было ли это имущество получено в результате совершения преступления, послужило орудием или средством совершения преступления или нет.

102

ственными доказательствами. Согласно ч. 1 ст. 81 УПК РФ к вещественным доказательствам относятся предметы, которые: 1) служили орудиями преступления или сохранили на себе следы преступления; 2) на которые были направлены преступные действия; 3) иные предметы и документы, которые могут служить средствами для обнаружения преступления и установления обстоятельств по уголовному делу.

Таким образом, УПК РФ не позволяет конфисковать то имущество, которое не было выявлено и арестовано на момент проведения расследования или вынесения обвинительного приговора.

Существенные терминологические несоответствия. Определение понятия

«государственное должностное лицо», содержащееся в ст. 1 Конвенции СЕ об уголовной ответственности за коррупцию, шире по содержанию понятия должностного лица, которое определено в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, поскольку последнее не охватывает государственных служащих, не относящихся к числу должностных (обслуживающий и технический персонал органов власти, государственных и муниципальных учреждений и организаций и т.п.).

Предметом подкупа государственных (публичных) должностных лиц и лиц, выполняющих управленческие функции в частном секторе по смыслу ст. 2-11 Конвенции СЕ об уголовной ответственности за коррупцию, ст. 15, 16 и 21 Конвенция СЕ об уголовной ответственности за коррупцию и ст. 8 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности) может быть любое неправомерное преимущество, в том числе неимущественного характе-

ра. Согласно, например, статьям 204, 290, 291 УК РФ предметом подкупа могут быть лишь деньги, ценные бумаги, иное имущество или выгоды имущественно-

го характера, а не любые преимущества неправомерного характера.

Анализ сложившейся на сегодня в России практики внедрения международных антикоррупционных стандартов показывает, что сама по себе ратификация соответствующих актов не гарантирует достижение более высокого уровня эффективности борьбы с коррупцией по многим причинам. Практически все антикоррупционные международные договоры лишены официальных мультиглоссариев, подобных тем, которые уже сегодня используются в практике ООН и Совета Европы применительно к иным сферам регулирования. Решение этой проблемы позволит соединить или как минимум сблизить этапы ратификации и имплементации международных антикоррупционных договоров.

Устранение пробелов правовых основ борьбы с коррупцией, разумеется, является не панацеей от этой социальной болезни, а лишь необходимой предпосылкой эффективности такой борьбы.

Д.В. Мирошниченко

Пределы противодействия коррупции

Проблема пределов уголовно-правового воздействия, как и в целом правового воздействия в науке, является актуальной и широко обсуждаемой. Действительно, право должно иметь свои границы для того чтобы не допустить произ-

103

вола и идеализации правовых средств, когда они становятся уже не регулятором, а дезорганизатором общественных отношений. Это является следствием чрезмерной этатизации общественной жизни, что не может не свидетельствовать об определенном кризисе государственно-правового регулирования.

Пределы уголовно-правового воздействия, по нашему мнению, необходимо понимать как меру государственного вмешательства в лице законодателя и правоприменителя в сферу общественных отношений, путем криминализации ка- ких-либо социальных явлений, в том числе носящих негативных характер.

Бесспорно, что коррупция, являясь как социальным явлением, так и правовым, нуждается в противодействии правовыми средствами, одно из приоритетных мест среди которых занимает уголовное право. Однако как это не парадоксально на сегодняшний день законодатель так и не определился с термином «коррупционное преступление», который остается в большей мере криминологическим, а не юридическим понятием. Однако в последнее время указанный термин все чаще используется, в том числе в подзаконных актах нормативноправовых и официальных актах.

Например, 9.07.2013 в самом названии Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 24 появилось это словосочетание «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях»1. Таким образом, толкование правовых норм постановления свидетельствует, что в термин «коррупционные преступления» входит не только взяточничество, но и иные коррупционные преступления.

Более того, Перечень 23 преступлений коррупционной направленности, утвержденный Указанием Генеральной Прокуратуры РФ и МВД России от 11.09.2013 № 387-11/2 «О введении в действие перечней статей УК РФ, используемых при формировании статистической отчетности»2, содержит Перечень статей УК РФ, предусматривающих преступления коррупционной направленности.

В соответствии с данным Перечнем норм об ответственности за собственно коррупционные и непосредственно связанные с ними преступления довольно много. Если допустить, что законодатель объективно оценил природу коррупционных преступлений, связанных с использованием служебных полномочий в личных целях, то число видов этих преступлений достигнет нескольких десятков (порядка 30-35 составов) преступлений, которые бессистемно расположены в разных главах и разделах УК РФ.

Таким образом, существует необходимость определиться с пределами уго- ловно-правового воздействия на коррупцию сквозь призму законодательного определения коррупционных составов преступлений, что позволит, во-первых, не только вести строгий государственный их учет, но и, во-вторых, осуществ-

1Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» // СПС «КонсультантПлюс».

2Указание Генпрокуратуры РФ и МВД России от 11.09.2013 № 387-11/2 «О введении в действие перечней статей Уголовного кодекса Российской Федерации, используемых при формировании статистической отчетности» // СПС «КонсультантПлюс».

104

лять контроль за распространенностью коррупционной преступности, что позволит подойти к решению данной социально-правовой проблемы. Любая неопределённость, может привести к перегибам и произволу в отношении применения правовых средств воздействия

Определяя коррупцию в уголовно-правовом смысле, на наш взгляд, следует руководствоваться этимологическим критерием, беря за его основу значение «подкуп». Благодаря последнему коррупция обретает смысловую связанность. Вот, например, мнение Н.А. Лопашенко: «При определении сути коррупции нужно, на мой взгляд, руководствоваться традиционным значением этого слова. Термин «коррупция» происходит от латинского corruptio, чаще переводящегося как подкуп. Именно подкуп, который оборачивается продажностью подкупаемых, характеризует содержание коррупции»1.

Однако анализ научной литературы позволяет говорить о непростой картине, свидетельствующей о проблеме соотношения узкого и широкого толкования коррупции. Для представителей широкого толкования коррупционными являются практически все составы управленческих преступлений. В свою очередь, не смотря на то, что доминирующим подходом в доктрине является так называемый узкий подход, в основании которого лежит понятие подкупа (способный унифицировать определение уголовно-правовых норм как коррупционных на основании объективной стороны преступления)), строгой приверженности данному подходу среди ученых – представителей узкого подхода не наблюдается.

При операционализации коррупции на уровне уголовно-правовой материи возникает своего рода гибридность, нечто среднее между широким и узким пониманием коррупции, которое выражается в следующем. При совершении преступления должностным лицом или иным лицом, обладающим управленческими функциями в коммерческой организации, основанием которого послужили взятка или коммерческий подкуп, действия лица следует оценивать по правилам совокупности преступлений. В связи с этим совершение действий (бездействия), запрещенных уголовным законом и функционально примыкающих к «типично коррупционному» составу, каковым по единодушному мнению ученых является взяточничество (ст. 290 УК РФ), иначе говоря, действий, мотивированных взяткой, дает повод многим авторам говорить о коррупционности таких преступлений.

Другой фактор размывания коррупционного преступления происходит, когда в основание определения коррупционности как вместе, так и по отдельности кладутся некоторые догматические категории: «подкуп», «корыстная или иная личная заинтересованность», «должностное лицо», «лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации».

Если рассматривать подкуп в качестве основного критерия коррупционности, объект преступления теряет свое значение, поскольку подкуп является конструктивным признаком объективной стороны разнородных составов преступлений (ст. 204 УК РФ – интересы службы в коммерческих и иных организаци-

1 Лопашенко Н.А. Противодействие российской коррупции: обоснованность и достаточность уголовно-правовых мер. URL: http: sartraccc.sgap.ru.

105

ях, ст.ст. 290-291 УК РФ – государственная власть; ст. 184 УК РФ – общественные отношения в сфере реализации принципов экономики). Таким образом, данная ситуация не согласуется с одним из основных признаков коррупции, признаваемых многими авторами – корыстное использование публичного статуса. Когда критерием коррупционности преступлений служит лишь объект, на основании которого производится операционализация, то в этом случае нарушается согласование со способом совершения, которым традиционно считается

подкуп. Полагая в качестве критерия корыстную и иную личную заинтересо-

ванность госслужащего, то коррупционное преступление становиться формализованным (коррупционным, но искусственно), поскольку личная заинтересованность свойственна практически всякому умышленному преступлению.

Еще одна проблема операционализации коррупции заключается в том, что как и любое преступление, коррупционное посягательство сопряжено с воздействием на иные объекты уголовно-правовой охраны, кроме основного, т.е. на дополнительные и факультативные. В этом случае коррупция приобретает расширение на уровне объекта преступления. В связи с проблемой операционализации коррупции, основанием которой является дискуссия между представителями узкого и широкого подходов в ее (коррупции) толковании, широкое распространение имеет классификация коррупционных деяний на «типичные» и «нетипичные», «прямые» и «косвенные», «основные» и «дополнительные».

Так, например, А.И. Мизерий разделяет коррупционные составы на «прямые» и «косвенные» (факультативные). Под «прямыми» автор понимает составы при наличии таких признаков, как подкуп должностных лиц с целью совершения ими законных либо незаконных действий в пользу подкупающего, а также за покровительство или попустительство по службе, использование служебных полномочий вопреки интересам службы (государственной, муниципальной, коммерческой) как для себя, так и для других лиц с корыстной или иной личной заинтересованностью. В частности, автор выделяет следующие прямые коррупционные составы: ст. 285 УК РФ, ст. 289 УК РФ, ст. 290 УК РФ, ст. 291 УК РФ, ст. 292 УК РФ, ст. 201 УК РФ, ст. 202 УК РФ, ст. 204 УК РФ, ст. 184 УК РФ, п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ, ч. 1 ст. 309 УК РФ, п. «в» ч. 2 ст. 160 УК РФ.

Косвенные коррупционные составы преступлений, по мнению автора, могут быть квалифицированы собственно как коррупционные только в совокупности с основными1.

Таким образом, позиция сторонников широкого толкования коррупции, вполне обоснованно подвергается критическим замечаниям относительно по сути отождествления коррупционных и должностных преступлений, поскольку принимая такой подход уголовно-правовое воздействие теряет объект своего приложения.

Понятие подкупа же определяет механизм совершения коррупционного преступления и в таком случае коррупцию можно определить как принятие долж-

1 Мизерий А.И. Уголовно-правовые и криминологические аспекты борьбы с коррупцией в органах власти: дис. ... канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2000. С. 29-30.

106

ностным лицом, государственным или муниципальным служащим, не являющимся должностным лицом, вопреки законным интересам общества и государства выгод в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера для себя или для третьих лиц, либо добровольное незаконное предоставление таких выгод указанным лицам другими физическими лицами.

Помимо понятия коррупция, которое таким образом охватывают понятие взяточничества (ст.ст. 290, 291, 291.1 УК РФ) необходимо законодательно закрепить также понятие – иные злоупотребления служебным положением.

Под иными злоупотреблениями служебным положением следует понимать использование лицом своего должностного или служебного правового статуса вопреки законным интересам общества и государства, совершенное из корыстной или иной личной заинтересованности.

Данная потребность обусловлена, во-первых, тем, что коррупция, являясь собственно разновидностью злоупотребления, создает мотив для последующих злоупотреблений, которые в науке названы как преступления, «связанные с коррупцией» или «косвенные, нетипичные коррупционные преступления», отличающихся от коррупции по механизму их совершения; во-вторых, современное определение коррупции, содержащееся в ФЗ «О противодействии коррупции», если рассматривать его сквозь призму сделки между участниками коррупционного отношения, фактически сводится к взяточничеству. Однако противодействие должностным злоупотреблениям также необходимо в комплексе с противодействием коррупции. Введение в закон понятия иные злоупотребления служебным положением способно значительно расширить сферу законодательного противодействия данного рода преступности и создать в этих целях единый механизм, механизм противодействия должностной преступности в целом.

Ю.П. Оноколов

Латентные преступления коррупционной и корыстной направленности, совершаемые военнослужащими во время боевых действий, необходимо уметь выявлять и расследовать

К родовым признакам, общим для всех преступлений, совершаемых военнослужащими в военное время и в районах вооруженных конфликтов, следует отнести, помимо иных преступлений, значительное количество преступлений корыстной и коррупционной направленности.

В Первую мировую войну, как заметила профессор Е.С. Сенявская, часто возникали коммерческие инициативы у солдат, приторговывавших выданным казенным обмундированием. Солдаты брали себе развалившиеся сапоги, а потом заявляли, что его сапоги износились и нужны хорошие. Продавали все подряд: и сапоги, и палатки, и шинели. В тылу почти все крестьяне носили сапоги казенного образца, а юбки у крестьянок были сшиты из солдатских палаток. При этом армия столкнулась с проблемами в плане вещевого доволь-

107

ствия1. Этому, бесспорно, способствовали криминальные деяния коррупционной направленности соответствующих воинских должностных лиц.

Во время Великой Отечественной войны хаос и неразбериха в прифронтовой полосе, а в некоторых случаях и в глубоком тылу, благоприятствовали развитию мошенничества, должностных злоупотреблений, взяточничества, реализации широкомасштабных акций по расхищению государственного имущества. За совершение корыстных преступлений в годы Великой Отечественной войны были осуждены судом военного трибунала 15% военнослужащих от общего числа осужденных военнослужащих. В 1985 г. (в этом году активность боевых действий была значительной), по сравнению с 1984 г., количество корыстных преступлений, совершенных военнослужащими в Афганистане, возросло на 333%, причём их основными побудительными мотивами являлось стремление к обогащению2.

То есть не только несвоевременное обеспечение питанием и материальнобытовые затруднения, связанные с боевой обстановкой, а в основном желание обогатиться, являлось главным мотивом преступлений корыстной и коррупционной направленности в боевой обстановке и во время Великой Отечественной войны, и в Афганистане, и во время ведения боевых действий на территории РФ, и в ходе обеих «чеченских кампаний».

Последнее обстоятельство подтверждается следующими сведениями об учтённых органами военной прокуратуры преступлениях корыстной и коррупционной направленности, совершённых военнослужащими РФ в боевой обстановке и во время межнациональных конфликтов (1995-2002 гг.)3 (табл. 1)

Согласно таблице 1 из 456 зарегистрированных преступлений корыстной и коррупционной направленности в суд направлено лишь 161 уголовное дело, то есть 35%, что подтверждает большую искусственную латентность названных преступлений в боевой обстановке, а также то, что следователям необходимо научиться выявлять и расследовать анализируемые латентные преступления. Из корыстных преступлений больше всего совершалось хищений, незаконных передач и сбыта именно оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ (310, то есть 68%). Из преступлений коррупционной направленности больше всего совершалось присвоений и растрат военного имущества (17, то есть 3,73%), однако из 17 выявленных растрат лишь 9 дел было направлено в суд.

Причём в 1995-1996 гг., то есть во время «первой чеченской кампании», не было выявлено и учтено совершёнными в боевой обстановке ни одной взятки, присвоения либо растраты военного имущества, кражи, вымогательства, разбоя, мошенничества. Это свидетельствует о высокой естественной латентности

1Новоселова Е. В окопах Большой войны // Российская газета. 2014. С. 1, 9.

2Маликов С.В. Расследование преступлений в районе вооружённого конфликта: моногра-

фия. М., 2005. С. 72.

3Таблица составлена автором на основании сведений Главной военной прокуратуры, содержащихся в диссертационном исследовании Кудинова М.А. (см.: Кудинов М.А. Теоретические и правовые основы уголовной ответственности за преступления против военной службы, совершаемые в военное время и в боевой обстановке: дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 195-208).

108

данных преступлений в боевой обстановке, а также о том, что следователи плохо умеют выявлять упомянутые латентные преступления.

Табл. 1

Распространенным способом обмана, к которому прибегали в ДРА должностные лица в целях образования излишков материальных ценностей для последующего расхищения или в целях покрытия имеющихся недостач, была выдача имущества по нарядам и накладным без веса и без счета, завышение километража маршрутов в путевых листах. Например, таким путем похищались в боевой обстановке горюче-смазочные материалы (ГСМ) в авиационных, танковых и автомобильных частях: заправка автомобилей ГСМ производилась «наглаз», причем в баки заливалось неполное количество ГСМ, а получатель, который в условиях боевой обстановки часто торопился и не проверял полноты заправки, расписывался в ведомости за полное количество. В целях образования излишков или сокрытия недостач продовольствия искусственно завышался или занижался вес тары, использовалось неисправное весовое оборудование или применялись самодельные гири (коробки спичек, куски мыла, обоймы патронов). Была распространенной и практика, когда командиры подразделений, с целью образования излишков продовольствия и создания неоприходованных фондов, подавали после боя в штаб части «завышенные» строевые записки, из которых не исключали убитых или раненых и уже убывших в госпиталь военнослужащих. Таким же образом за счет «текучести» раненных и больных, рас-

109

хищалось продовольствие в медико-санитарных батальонах (МСБ) дивизий, пунктах первой медпомощи (ППМ) полков и эвакогоспиталях. Хищению продовольствия также способствовали небрежное оформление командировочных предписаний, халатное отношение к выдаче и хранению бланков продаттестатов и печатей, что облегчало возможность фабриковать подложные продаттестаты и по ним получать в продпунктах большое количество продпайков на несуществующие команды военнослужащих. Сравнительно часто в следственной практике встречались случаи составления подложных коммерческих актов на якобы «недостачу» имущества, поступившего по железнодорожному или водному транспорту. Широкое распространение получил и такой способ хищения, как составление подложных актов о гибели крупных партий имущества в связи с боевыми действиями (при налете авиации противника, от артиллерийского обстрела и т.п.) и списание этого имущества за счет боевых потерь, путем выдачи инспекторских свидетельств1.

Большому распространению преступлений корыстной и коррупционной направленности в Афганистане и в Чечне способствовало направление для обеспечения и участия в боевых действиях большого количества офицеров с девиантными отклонениями, о чём свидетельствует высокий уровень судимости лиц командного состава.

Так, в 1984 году число офицеров-участников преступлений, по сравнению с 1980 годом, увеличилось более чем в два раза. Среди участников преступлений 32,5 % составляли лица командного состава. Среди совершённых ими преступлений наибольшее распространение получили корыстные преступления, связанные с хищениями, контрабандой, различного рода злоупотреблениями служебным положением. В ряде случаев изъятые у задержанных лиц деньги и ценности не сдавались в установленном порядке в финансовые органы, а присваивались. Многие хищения государственного и военного имущества связаны с незаконным сбытом похищенного афганским гражданам, что нередко сопровождалось пьянством. Хищения государственного имущества в Афганистане возросли в 1985 г. более чем в 2 раза, а недостачи военного имущества составили около 3 млн. руб. Стремление к стяжательству способствовало активизации контрабандных проявлений2.

В Афганистане среди военнослужащих не было преодолено стремление к стяжательству и наживе, на почве которых совершались преступления корыстной и коррупционной направленности. Любая активизация работы контрольноревизионных служб приводила к выявлению многочисленных фактов хищений, недостач, утрат имущества. В 1986 г. только в частях Хайратонского гарнизона было выявлено утрат и недостач военного имущества на сумму более 1 млн. руб.3 Однако по основной части утрат и недостач в суд уголовные дела направлены не были.

1Розенблит С.Я. Расследование дел о хищении и разбазаривании военного имущества должностными лицами. М., 1948. С. 8-25.

2Архив Главной военной прокуратуры. Наряд № 8. Оп. 2698. С. 242.

3Там же. С. 264-267.

110