Государственный капитализм с минимумом социальных гарантий

Теперь, когда я описал ситуацию, в которой, являясь представителями экспертного сообщества страны, находятся участники дискуссии и которая позволяет лучше понять причины определенной недоговоренности их суждений, есть смысл вернуться к базовому сюжету дискуссии. Прежде всего отмечу, что анализ природы российского государства и ресурсов его самоизменения представляется сегодня чрезвычайно актуальным и непосредственно связанным с состоянием экспертного сообщества. Если говорить о нынешней российской государственности, то я бы определил ее как государственный капитализм с минимумом социальных гарантий.

Что я подразумеваю под государственным капитализмом с минимумом социальных гарантий? Во-первых, это экономика, построенная на крупных монополизированных отраслях, прежде всего энергодобывающих, которые находятся под контролем высшего государственного топ-менеджмента. Во-вторых, это минимальные затраты на социальный сектор, на поддержание самых необходимых социальных программ. И нетрудно понять, почему дело обстоит именно так, а не иначе. Если государство ставит себе задачу создать высокоэффективную производительную экономику (а оно, на мой взгляд, такую задачу ставит), то для ее реализации нужна дешевая и мобильная рабочая сила. То общество, которое существует на данный момент в России (я говорю не только об элите, но о российском обществе в целом), для этого не подходит. Оно в целом слишком грамотное, у него слишком завышенные ожидания и стандарты обыденной жизни, завышенные нормативные представления о ее желательном качестве. Иными словами, для той успешной (настаиваю на этом!) модели государственной модернизации, которую ставит своей целью российская власть, такое общество категорически не подходит. Оно, как и интеллектуальная элита, досталось нынешней российской власти "по наследству" от прежнего периода. И перед сегодняшней правящей элитой действительно стоит весьма сложная задача: как Россию в ее нынешнем виде опустить до требуемого состояния, не допустив ее раскола и развала. К тому же, имея в виду, что общество вряд ли на это согласится.

Исходя из сказанного, понятнее становится и природа нынешнего российского персоналистского режима как определенной системы власти, сложившейся в стране. Он вполне органичен для реализации той модели развития, о которой идет речь. Все те действия власти, которые мы наблюдали в последние годы, все эти многочисленные реформы - и в области избирательного законодательства, и в сфере взаимоотношений центра и регионов - работают на осуществление именно данной стратегии. Сами разработчики этих реформ порой, возможно, даже не подозревают, каким долгосрочным целям на самом деле служат их проекты, инициируемые зачастую под конкретную избирательную компанию. Тем не менее все это полностью соответствует долгосрочной стратегии нынешней политической элиты и отвечает природе созданной ею властной системы. Все здесь вполне согласованно и непротиворечиво - все, кроме настроения общества, которое испытывает глухое раздражение и может в конце концов осознать,, что реализация подобной стратегии сопряжена для большинства его членов с отсутствием реальной перспективы улучшения своего положения.

Чем обусловлен такой выбор целей нашей политической элиты? На мой взгляд, тут сработали два фактора. Первый фактор - это базовый стереотип мышления советских руководителей: успешная экономика - это экономика промышленного производства, опирающаяся на крупные предприятия, которые производят современную промышленную продукцию. А второй фактор - это влияние глобализации и уже существующее в мире глобальное разделение труда, которое ставит нашу политическую элиту, как говорится, перед фактом. В структуре такого разделения труда в ряде ключевых отраслей Россия отстала навсегда и стать конкурентоспособной уже не может в принципе. Для того, чтобы изменить ситуацию, нужна совершенно иная страна и совершенно иная политическая элита.

Теперь - о стратегии поведения интеллектуальной элиты при допущении, что она способна адекватно оценить свою перспективу, которая, если называть вещи своими именами, связана с неотвратимой деградацией и встраиванием в логику развития третьего мира. При наличии способности к такой оценке элита освобождается от прежних иллюзий и получает возможность сформировать новую для страны повестку дня. Она может обратиться к обществу и к власти с прямым и нелицеприятным вопросом: а с какой стати мы строим капитализм с минимумом социальных гарантий и почему мы должны поддерживать такую модель развития, которая ведет нас к общественной деградации?

Ведь для того, чтобы вернуть себе общественную значимость, необходимо, как минимум, сказать вслух о тех болезненных проблемах, о коих все предпочитают умалчивать, боясь додумать их до их сокровенной сути. Все говорят об удвоении ВВП, о строительстве в России крупных производств, новых автомобильных заводов и транснациональных компаний, но никто не говорит о том, что это путь социальной примитивизации. Никто не говорит о том, что по такому же пути идут сегодня Бразилия, Перу и прочие успешные страны третьего мира. Мне скажут: ну и хорошо, пусть и у нас будет, как в Бразилии. Отвечу: "у нас" ничего хорошего из этого не получится.

Дело опять-таки в том, что качество российского общества существенно выше, нежели бразильского. И намного выше, чем в Китае. Китай сегодня подают нам как образец для подражания, умалчивая, как правило, о том, например, что в Китае нет пенсионной системы, что там старые люди целиком находятся на попечении своих детей и что государство о них вообще никак не заботится. А говорить об этом нужно. Как и о том, что нынешний пекинский курс успешного и эффективного экономического развития (а оно действительно таково, намеченные задачи будут последовательно реализованы) закономерно приведет Китай к общественной деградации. То есть, целенаправленно воспроизводя стратегию Китая или Бразилии, Россия может добиться экономического успеха, но при этом российское общество деградирует. Такова будет неизбежная цена этого успеха.

Я не говорю уже о том, что и сам успех такой стратегии отнюдь не гарантирован. Вовсе не обязательно, что Россия в результате этих преобразований станет еще одним эффективным цехом единой фабрики мира. Но если даже и станет, то, повторяю, ценой неминуемой общественной деградации. Вот о чем должна со всей определенностью заявить российская интеллектуальная элита. И, соответственно, предъявить обществу в качестве новой повестки дня следующую задачу: как спасти себя и все общество от угрозы деградации в случае реализации нынешнего курса российской власти? Что необходимо для этого изменить в стране?

И тут я, рискуя разочаровать читателя, обращусь к весьма банальным рецептам, о главном из которых сегодня говорят все, включая нынешнего президента: необходимо развивать структуры гражданского общества. Как хорошо известно, гражданское общество - это сетевой ансамбль общественных ассоциаций, которых, следует признать, на данный момент в России практически нет. Поэтому ее политическая система "провисает", не находя себе адекватной точки опоры. Власть, не обнаруживающая границ своего произвола в институтах гражданского общества, оборачивается самовластьем.

На вопрос, из кого создавать гражданское общество, ответ не менее банален: из тех граждан, которые есть в России. С тем, что такие граждане со своими интересами в стране существуют, тоже никто не спорит. Причем большинство из них проживают в крупных городах и характеризуются достаточно высоким образовательным цензом. Условия для формирования общественных ассоциаций фактически идеальные. Есть граждане с четким осознанием своих гражданских интересов, испытывающие неудовлетворенность материальным уровнем своей жизни и при этом достаточно образованные. Проблема, на мой взгляд, состоит лишь в некотором переформатировании их жизненных установок. Необходимо помочь им объединить их личные, безусловно существующие интересы с личными интересами других людей. Чтобы эти их интересы, оставаясь личными, стали бы одновременно коллективными.

Почему до настоящего времени, как справедливо констатируют многие наблюдатели, это не удается? Вряд ли по тем причинам, на которые указывают некоторые участники нашей дискуссии, ссылаясь, например, на якобы заложенную в глубинных основах психики русского народа неспособность к добровольному коллективному действию. Про "глубинные основы" я говорить не буду, потому что эти рассуждения скорее в логике доктора Геббельса; я в таком ключе рассуждать не готов по своим мировоззренческим установкам. А не удается соединить личный интерес с коллективным, думаю, потому, что людям в нашей стране до сих пор не было предложено проекта, в ходе реализации которого они могли бы реально своими собственными усилиями изменить собственную жизнь. Предложить же такой проект может лишь интеллектуальная элита страны.

Но предварительным условием этого является то, о чем я уже говорил: чтобы обрести способность инициировать формирование гражданских ассоциаций хотя бы внутри самой себя, интеллектуальная элита должна решиться на то, чтобы адекватно оценить свое нынешнее драматическое положение. Здесь очевидна некоторая логическая проблема, как бы замкнутый круг, который не разорвать, поскольку нет столь необходимого центра кристаллизации общественных перемен.

Однако все не так безнадежно, как кажется. Дело в конкретных деталях. Вот я для себя решил, что с готовностью буду заниматься проблемами собственников жилья, поскольку прекрасно понимаю, что меня эти проблемы коснутся непосредственно: никто не придет и не отремонтирует текущий кран в моей квартире, если я сам не займусь этой проблемой совместно с жильцами моего дома. Так что я с готовностью хожу на собрания, вдумчиво изучаю все документы, которые нам предлагают, анализирую надежность управляющих компаний, которые стали вдруг предлагать свои услуги: выяснилось, что такие компании есть, и их не так уж мало. Это - реальные, осязаемые вещи, которыми нужно конкретно заниматься. Наши граждане, особенно представители интеллектуальной элиты, заниматься ими не хотят, полагая, что все как-нибудь само собой организуется. К тому же существует устойчивая традиция уповать в такого рода вопросах на государственные структуры. Но при таком уповании социальный организм нашей страны деградирует окончательно. И если наша интеллектуальная элита рассчитывает прожить только в качестве интеллектуальной обслуги государственного интереса, то у нее нет будущего. Для нынешнего государства она в этом качестве слишком сложна и многочисленна.

Времени на раздумья и ожидания у интеллектуалов нет. Наше общество поставлено сегодня перед необходимостью безотлагательного решения-выбора: взять на себя функцию самоуправления и определенную долю ответственности за собственное будущее или предпочесть инерционное движение к неизбежному коллапсу. Возвращаясь к жилищно-коммунальной сфере, замечу: коллапс означает в самом ближайшем будущем отказ от центрального водоснабжения, канализации, горячей воды, тепла. Если мы готовы жить в таких условиях, с печками-буржуйками, то можем позволить себе не брать ответственность непосредственного управления всем этим хозяйством. И так во всех прочих аспектах нашего гражданского бытия.