![](/user_photo/2706_HbeT2.jpg)
- •10. Русская «неомодернистская» поэзия в 1950-е–1990-е годы.
- •11. Русская постмодернистская и авангардистская поэзия в в 1960-е–1990-е годы.
- •12. Деревенская проза как типологическая общность. Эстетика, философия и поэтика. Реалистическое и мифологическое начало в деревенской прозе.
- •13. Образы гулаГа в литературе 1960-х–1990-х гг. Исторические и экзистенциальные концепции «лагерной прозы»
- •14. Образы Великой Отечественной войны в литературе 1950-х – 1960-х годов.
- •15. Гротеск в литературе 1960-х–1970-х годов (в. Аксенов, в. Ерофеев и др.)
- •16. Поэтические объединения и “школы» 1960-х–1980-х годов («Филологическая школа», «Московское время», «Лианозовская школа» и др.)
- •17. Русская постмодернистская проза.
- •18. Творчество а. Солженицына в 1960-е годы.
- •19.Драматургия а. Вампилова. Художественно-эстетическая природа, проблематика. Типология персонажей.
- •20.Драматургия а. Володина.
- •21.Роман а. Битова «пушкинский дом».
- •22.Творчество василия шукшина в контексте «деревенской прозы». Изображение национального характера. Типология героев.
- •23.Виктор астафьев. Тематика и проблематика творчества. Судьба народа и национальный характер. Жанровая специфика прозаических циклов.
- •24.Валентин распутин как представитель «деревенской прозы». Нравственная и философская проблематика творчества.
- •25.Социально-психологическая проза ю. Трифонова. «дом на набережной»
- •26.«Мовизм» валентина катаева
- •27.Романы саши соколова
- •28. Поэзия а. Тарковского. Эстетические, поэтические, концептуальные характеристики.
- •29.Поэзия и. Бродского. Эстетические, поэтические, концептуальные характеристики.
- •30.«Москва-петушки» венедикта ерофеева. Концепция человека и мира. Жанровая, эстетическая, поэтическая специфика.
- •31.Проза 1990-х годов (в. Пелевин, в. Сорокин, т.Толстая и др.)
- •32.Драматургия последних десятилетий (в. Сорокин, л. Петрушевская, «новая драма»).
13. Образы гулаГа в литературе 1960-х–1990-х гг. Исторические и экзистенциальные концепции «лагерной прозы»
По нашему мнению, впервые термин "лагерная тема" был выдвинут В. Т. Шаламовым. В своем манифесте " О прозе " он пишет: "Так называемая лагерная тема - это очень большая тема, на которой разместится сто таких писателей как Солженицын и пять таких писателей, как Лев Толстой" ("О прозе"-17, 430).
Несомненно, что "лагерная проза" имеет свои особенности, ей одной присущие. В своей статье-манифесте "О прозе" В. Шаламов провозгласил принципы так называемой "новой прозы": "Писатель - не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник не в писательском обличье, не в писательской роли.
Плутон, поднявшийся из ада, а не Орфей, спустившийся в ад.
Выстраданное собственной кровью выходит на бумагу как документ души, преображенное и освещенное огнем таланта" ("О прозе"-17, 429).
По определению В. Шаламова, его "Колымские рассказы" - яркий пример "новой прозы", прозы "живой жизни, которая в то же время - преображенная действительность, преображенный документ" ("О прозе"-17, 430). Писатель считает, что читатель потерял надежду найти ответы на "вечные " вопросы в беллетристике, и он ищет ответы в мемуарной литературе, доверие к которой -безгранично.
Писатель также замечает, что повествование в "Колымских рассказах" не имеет никакого отношения к очерку. Очерковые куски там вкраплены "для вящей славы документа" ("О прозе"-17, 427). В "Колымских рассказах" отсутствуют описания, выводы, публицистика; все дело, по мысли писателя, "в изображении новых психологических закономерностей, в художественном исследовании страшной темы" ("О прозе"-17, 427). В. Шаламов написал рассказы, неотличимые от документа, от мемуара. По его мнению, автор должен исследовать свой материал не только умом и сердцем, а "каждой порой кожи, каждым нервом своим" ("О прозе"-17, 428).
А в более высоком смысле любой рассказ всегда документ - документ об авторе, и это-то свойство, замечает В. Шаламов, и заставляет видеть в "Колымских рассказах" победу добра, а не зла.
Критики, отмечая мастерство, своеобразие слога и стиля писателей, обращались к истокам русской «каторжной прозы», к «Запискам из Мертвого дома» Достоевского, как это делает А. Василевский. Он назвал Достоевского «знаменитым каторжанином», а его роман определил как «книгу, положившую начало всей русской «лагерной прозе» (44, 13).
К сожалению, о романе О. Волкова «Погружение во тьму», мало работ.
Среди них, прежде всего, хотелось бы отметить статью Е. Шкловского «Формула противостояния». Критик особо выделяет лирическую мягкость романа, в котором не присутствует «ни шаламовская ожесточенность,. ни сжимающая душу трагедийность солженицынского «Архипелага». В ней -тонкое, подчас нескрываемо лирическое приятие жизни - вопреки судьбе! Прощение ей» (148, 198). По мнению Е. Шкловского, повествование, несомненно, смягчает отсвет порядочности, душевности, бескорыстия встреченных О. Волковым людей там, где тьма готова была сомкнуться над головой, его собственное умение радоваться небольшим удачам, посланным Судьбой, ценить их. В этом видит критик «формулу противостояния» патриарха нашей современной литературы О. В. Волкова.
Произведения о лагерях XX века перекликаются с XIX-м в изображении каторги (лагеря, ссылки, тюрьмы) как «Мертвого дома», земного ада. Эхом отзывается мысль о мироподобии лагеря (каторги, ссылки), слепка «вольной» жизни России.
Через все произведения красной нитью проходит мысль Достоевского о задатках зверя, существующих в каждом человеке, об опасности опьянения властью, данной одному человеку над другим. Эта мысль в полной мере нашла свое отражение в «Колымских рассказах» В. Шаламова. Спокойным, сниженным тоном, который в данном случае является художественным приемом, писатель раскрывает нам, до чего могут довести «кровь и власть», как может низко пасть «венец творения» природы, Человек. Говоря о преступлениях, совершаемых врачами в отношении больных, можно выделить две категории - преступление действием («Шоковая терапия») и преступление бездействием («Рива-Роччи»).
Произведения писателей-«лагерников» являются человеческими документами. Установка В. Шаламова о том, что писатель - не наблюдатель, а участник драмы жизни, во многом определила как характер его прозы, так и характер многих других произведений писателей-«лагерников».
Если Солженицын ввел в общественное сознание представление о ранее табуированном, неведомом, то Шаламов привнес эмоционально-эстетическую насыщенность. В. Шаламов избрал для себя художественную установку «на грани» - изображение ада, аномалии, запредельности человеческого существования в лагере.
О. Волков, в частности, замечает, что власть, избравшая своим инструментом насилие, отрицательно действует на психику человека, на его духовный мир, кровавыми расправами погружает народ в страх и немоту, разрушает в нем понятия добра и зла.
Итак, то, что было начато в русской литературе «Мертвым домом», было продолжено литературой, получившей название «лагерной прозы». Хочется верить, что у русской «лагерной прозы», если понимать под этим повествования о безвинных политзаключенных, есть только одно будущее - вновь и вновь вспоминать страшное прошлое. Но тюрьмы были и будут всегда, и всегда будут люди, в них сидящие. Как справедливо заметил Достоевский, есть такие преступления, которые везде в мире считаются бесспорными преступлениями и будут считаться таковыми, «покамест человек останется человеком». А человечество, в свою очередь, за свою многовековую историю так и не нашло иного (если не говорить о смертной казни) способа защиты от посягающих на законы человеческого общежития, хотя исправительное значение тюрьмы, как мы видели из вышеизложенного, очень и очень сомнительно.
И в этом смысле у «лагерной прозы» всегда есть будущее. Литература никогда не утратит интереса к человеку в неволе виновному и безвинному. И «Записки из Мертвого дома» - с их отчаянной верой в возможность спасения - останутся надежным ориентиром для многих, очень разных писателей.