- •10. Русская «неомодернистская» поэзия в 1950-е–1990-е годы.
- •11. Русская постмодернистская и авангардистская поэзия в в 1960-е–1990-е годы.
- •12. Деревенская проза как типологическая общность. Эстетика, философия и поэтика. Реалистическое и мифологическое начало в деревенской прозе.
- •13. Образы гулаГа в литературе 1960-х–1990-х гг. Исторические и экзистенциальные концепции «лагерной прозы»
- •14. Образы Великой Отечественной войны в литературе 1950-х – 1960-х годов.
- •15. Гротеск в литературе 1960-х–1970-х годов (в. Аксенов, в. Ерофеев и др.)
- •16. Поэтические объединения и “школы» 1960-х–1980-х годов («Филологическая школа», «Московское время», «Лианозовская школа» и др.)
- •17. Русская постмодернистская проза.
- •18. Творчество а. Солженицына в 1960-е годы.
- •19.Драматургия а. Вампилова. Художественно-эстетическая природа, проблематика. Типология персонажей.
- •20.Драматургия а. Володина.
- •21.Роман а. Битова «пушкинский дом».
- •22.Творчество василия шукшина в контексте «деревенской прозы». Изображение национального характера. Типология героев.
- •23.Виктор астафьев. Тематика и проблематика творчества. Судьба народа и национальный характер. Жанровая специфика прозаических циклов.
- •24.Валентин распутин как представитель «деревенской прозы». Нравственная и философская проблематика творчества.
- •25.Социально-психологическая проза ю. Трифонова. «дом на набережной»
- •26.«Мовизм» валентина катаева
- •27.Романы саши соколова
- •28. Поэзия а. Тарковского. Эстетические, поэтические, концептуальные характеристики.
- •29.Поэзия и. Бродского. Эстетические, поэтические, концептуальные характеристики.
- •30.«Москва-петушки» венедикта ерофеева. Концепция человека и мира. Жанровая, эстетическая, поэтическая специфика.
- •31.Проза 1990-х годов (в. Пелевин, в. Сорокин, т.Толстая и др.)
- •32.Драматургия последних десятилетий (в. Сорокин, л. Петрушевская, «новая драма»).
32.Драматургия последних десятилетий (в. Сорокин, л. Петрушевская, «новая драма»).
Л. ПЕТРУШЕВСКАЯ
Исследователи затрудняются в определении самой его направленности, относя его то к «особому типу реализма», «наивному», «магическому реализму», то называя «соционатурализмом», «прозой шоковой терапии», «чернухой», «примитивом», причисляя то к «другой», «альтернативной» прозе, то к «новой натуральной школе», то к «женской прозе», хотя сама писательница вообще отрицает существование женской литературы.
В 90-е годы Л.Петрушевская обратилась к постмодернизму, использовав открытия театра без спектакля, или миноритарного театра.
В пьесе «Мужская зона» (1994 г.) были использованы самые радикальные формы постмодернистского искусства. Л.Петрушевская деконструировала классические тексты (Шекспира, Пушкина) и образы реальных исторических лиц (Ленина, Гитлера, Бетховена, Эйнштейна), создав таким образом комедийно-абсурдистский бриколаж.
Постмодернизм Л.С.Петрушевской трансформирует присущую всей мировой литературе конца ХХ века универсальную оппозицию «хаос-космос», характерную для построения художественного образа мира. В «Мужской зоне» автор не только отвергает концепцию гармонии, не только никак не терминирует хаос, но и вступает с ним в диалог, осмысляя абсурдистский смысл бытия и бытийности.
В пьесах «Три девушки в голубом», «Любовь», «Лестничная клетка», «Бифем» чеховские традиции получают глубокое осмысление и развитие. Связь с классической традицией обнаруживается как на уровне жанровых особенностей, так и на уровнях хронотопа, мотива («мотив жертвенности»).
В. СОРОКИН
Наряду с использованием авторской и персонажной маски постмодернисты обращаются как бы к объективированному, но абсолютно безличностному типу письма, лишь имитирующему код авторского повествования, а на самом деле демонстрирующему явление "смерти автора". Данный тип письма избирает Владимир Сорокин.
Произведения Сорокина проникнуты отвращением ко всему в культуре, на чем лежит печать "советскости", олицетворяющей для него тоталитаризм, власть мнимостей, эстетический идиотизм. И в то же время какая-то неведомая сила влечет писателя "заглянуть в бездну", эстетически "переварить", "снять" этот социокультурный феномен, Соц-арт показал Сорокину, как можно обратить язык официальной культуры против нее же, и писатель предпринял эксперимент по его деконструкции, подвергая соцреалистический кич шизоанализу, — не только для расчета с официальной культурой, но и для выявления либидо исторического процесса советской эпохи.
Конкретно «Четыре»:
- Двоение, даже четверение персонажей
- Создание симулякров
- Собака – символ надежды на свободное будущее
- Перевернутые культурные коды, переосмысление
-Мертвые персонажи среди «живых трупов»(симулякров)
- В «Четыре» показана Россия, с помощью «отвратительной» эстетики, но это не значит, что автор чернит Россию
НОВАЯ ДРАМА.
Братья Пресняковы «Изображая жертву». Главный герой – Валя – всех убивает. Ровным голосом говорит следователю: «Ну, я точно не знал, отравятся они или нет. Раз так все получилось, я просто наблюдал, запоминал, ну, чтобы изобразить, воспроизвести все потом. Ну, потому что вам же надо будет узнать, как все это было…» Согласитесь, режет слух вот это его «изобразить». А оказывается, ничего особенного. Валя работает в милиции жертвой преступлений. На следственных экспериментах. Это даже не вакансия, а образ жизни: «на должность сотрудника требуется инфантильный мизантроп, циничный до безразличия, с чувством юмора и развитым интеллектом. Желательно подонок. Любовь к японской попсе приветствуется. Кандидатов без психических расстройств просьба не беспокоить». Экспозиция картины построена на антагонизме двух мужских характеров. Типичное шоу масок: Валя –пофигист и бездельник, его начальник – ответственный исполнитель и совестливый гражданин. Большая часть критики на фильм наперебой восхваляет глубокую эрудицию своих авторов, которые догадались, а может, просто где-то прочитали, что сюжет ленты – это калька с шекспировского Гамлета. Пресняковы решили не скрываться: Валя — Гамлет, Оля – Офелия. Папу Вали, как и в оригинальном сюжете, отравили. Кто – неизвестно. Но стремительно начавшие создавать ячейку общества жена и родной брат-близнец усопшего немедленно вызывают огонь сыновнего подозрения на себя. «Па, кто?» — вопрошает он призрака родителя, приходящего по ночам. Конечно, безответно. Главный герой имеет красивую и вескую причину стать жертвой происходящего и немедленно начать активно рефлексировать.